Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
Галя и Саша вернулись из Ростова. Он переживал, что не работает, но в беседе со мной сказал: «В Пятигорске работать не буду, попробую устроиться в Ростове».
Не будь невеждой, не сиди на шее у отца,
Трудом и знаньем превзойди любого молодца! (Джами)
Галя была согласна иметь при себе 29-летнего сыночка до его пенсии даже неработающего. Любил он разговоры о политике, чего мать психологически не выдерживала, чуманела, начинала болеть голова, уходила из комнаты и ложилась. Курил Саша много, правда, на балконе. Наступил жаркий июнь, я и Саша поехали в Ростов, остановились у Ольги. Утром я поехал в Промзону, расположенную за заводом «Ростсельмаш», подыскивать работу Саше. Полдня по пыли в жару ходил по предприятиям, когда, наконец, в автобазе комбината строительных материалов согласились взять Сашу на работу автослесарем.
Вернулся домой усталый, потный и грязный. Приняв душ, позвонил знакомой по студенческим годам женщине, чтобы узнать, где можно найти жильё для Саши. К счастью, она на пенсии стала работать комендантом рабочего общежития. Мы встретились, пошли туда; на пятом этаже была свободная комната; договорились, что Саша может там жить. Так вопрос с жильём был решён. Я понимал, что неопытный сын не смог бы решить без моей помощи эти вопросы, сидел бы на шее у Ольги. Вернулся я домой, Денис и Саша обедали. Оказалось, Саша, ничего не сказав мне, отправился утром в район центрального рынка, возле которого находился разрекламированный пункт для желающих работать в Москве. Он подал документы и завербовался в фирму по ремонту автомашин. Мне было обидно, что сын не предупредил об этом заранее. Я сказал ему: «Зачем же я, как дурак, потратил силы и время, подыскивая тебе работу и жильё». Саша промолчал, даже не извинился. С другой стороны, я понимал Сашу, его желание жить самостоятельно, оторваться от опеки бабушки и родителей, как когда-то сделал старший брат Кирилл.
Мы вернулись в Пятигорск, Саша собрал вещи, через несколько дней поехали в Москву, нагружённые продуктами и едой, приготовленные мамой в дорогу. Ехали хорошо, но была «проблема сбыта», надо было всё съесть. В Туле на платформе в киоске купили большой печатный пряник с вкусной сладкой начинкой, съели его за чаем. В Москве Кирилл нас встретил. Саша устроился на работу автослесарем, поселили в общежитии.
Однажды из Братска позвонила 78-летняя тёща, сказала, что хочет приехать с мужем в Пятигорск, и хорошо отдохнуть в санатории. Я, используя свои связи в туризме, оформил две путёвки в самый лучший санаторий «Родник». Тёща приехала с последним мужем Кузиным, мы их встретили. Ехали они в купе бесплатно – это была льгота для ветеранов ВОВ, её хотелось им использовать (не пропадать же добру). Старики поселились у нас в большой комнате, спали удобно на широком раскладном диване. В честь их приезда мы купили большой торт из мороженого, украшенный свежими ягодами; вкусно и всем он понравился.
Я оплатил путёвки, они отдыхали и лечились в санатории, расположенном на склоне Машука рядом с Провалом, где самый целебный горный воздух. Как-то в выходной приехали к нам, тёща стала говорить, что питание оставляет желать лучшего. Но мы-то знали: питание там очень хорошее. Как-то в разговоре Галя что-то сказала негативное о коммунистическом прошлом в стране; преданный компартии пенсионер Кузин, который до последних лет жизни (в отличие от моей расчётливой тёщи) платил членские взносы, от возмущения чуть ли не вскипел. «Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде – даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения». После этого случая мы зареклись не вступать в разговоры о коммунистах. Всё-таки лечением старики остались довольны. В это время к нашему счастью приехали из Ростова в Железноводск родственники, Нина и Саша Лукаш; посетив нас, мы все вместе сфотографировались на память.
Жарким летом мы несколько раз ездили к Провалу, откуда вниз извергался небольшой водопад горячей целебной минеральной воды; там устроили из камней маленькую ванну, я и Кузин вместе с другими желающими лечили суставы ног.
Машук, податель струй целебных;
Вокруг ручьёв его волшебных
Больных теснится бледный рой;
Кто жертва чести боевой,
Страдалец мыслит жизни нить
В волнах чудесных укрепить,
Кокетка злых годов обиды
На дне оставить, а старик
Помолодеть – хотя на миг.
Теперь этой ванны нет, убрали из-за антисанитарии. Иногда мы ходили в рощу, расположенную за озером; собирали с ничейных деревьев абрикосы, ели дома, варили компот. В общем, пребыванием в Пятигорске старики остались довольны. Перед отъездом мы все вместе пошли на вокзал за билетами, купили хорошие нижние места. На следующий день в кассовом зале прогремел взрыв, это был крупный теракт с большими разрушениями. Вокзал закрыли, его несколько месяцев ремонтировали, даже программа «Время» рассказывала об этом. В день отъезда пришлось садиться в поезд на ст. Лермонтовская. Приехали старики в Братск, но и на том пути, и на обратном пути бабушка не заехала в Москву повидаться с Кириллом и Сашей, наверное, денег пожалела, а льготой это не оплачивалось.
В августе грянул дефолт. Деньги за проданную квартиру Саши в Братске хранились у нас; на кухне мы заложили их в жестяные банки, засыпали сахаром, банки ставили сверху шкафов под потолком на кухне (это от квартирных воров). Деньги были в рублёвых купюрах, Саша не соглашался обменять их на доллары. Какие же мы были дураки, что послушались его. При дефолте вмиг рубли обесценились почти в три раза. Я позвонил Кириллу, он сказал, что надо быстрее купить валюту, дальше будет с рублём ещё хуже. В Пятигорске курс обмена был грабительский, но однажды мне повезло. В центральном сбербанке мужчина предложил купить доллары по наиболее выгодному курсу; мы потеряли только 50% денег. Чтобы не нарваться на обман, я в присутствии этого мужчины положил доллары на книжку. Всегда, будучи на пенсии и храня деньги в ненадёжном российском банке, мы оставляем наличные деньги на чёрный день, помня, как в 90-е годы у людей вмиг пропали в сберкассах все сбережения. Друг Дениса, который хотел ехать в Италию с нами, не успел собрать денег и обменить, как сделали мы, до дефолта. Теперь денег не хватило на покупку путёвки, не повезло.
До отъезда в Москву я занялся домашними делами. Однажды встал на две табуретки, чтобы достать в антресолях вещи, расположенные далеко в глубине; верхняя табуретка выскользнула из-под ног, я упал на пол. Падая сверху, зацепил шеей гвозди, на которых висела шторка из бамбука. Горло разодрал в кровь, сам порядочно испугался; хорошо, что Гали дома не было. Обработал рану, заживала она долго; до сих пор виден небольшой красного цвета шрам.
Подошло время поездки в Италию. Денис, Галя и я встретились в Москве на Казанском вокзале, днём гуляли по центру, а к вечеру вылетели в Римини. Поездка наша удалась, правда, имел место один неприятный эпизод, когда туристам пытались испортить настроение. В нашей большой группе россиян были 15 школьников из Москвы, с ними руководительница, крикливая и беспардонная, она была всё время недовольна, часто портила туристам настроение, но не мне. Я знал, чтобы ни предпринимали недоброжелатели, надо относиться ко всему скептически. Улыбаться. Не слушать и не воспринимать дурное. В противоположность, говорить: «Доброе утро, благодарю вас, как интересно». Слава Богу, в Риме они отделились от нас и всё пошло нормально (см. в книге «Мои зарубежные путешествия»).
Вернулись мы в Москву и в Бузланово встретились с Сашей; несколько дней побыли там, гоняли на велосипедах по дороге вдоль совхозного поля. Тогда я ещё мог с больными коленными суставами крутить педали, но это было, к сожалению, последний раз. Я общался с Кириллом и Ниной, наблюдал их уклад жизни и замечал изменения во взрослом сыне. С Галей мы понимали, что естественный ход вещей меняет любого человека. Нам было жаль Кирюшу, прежнего молодого шалуна, который со временем сделавшись степенным и порядочным человеком, потерял присущую ему мягкость, любезность и отзывчивость, стал менее ласковым и более холодным. Хотя всему есть объяснение, ведь его становление пришлось на очень непростое время перестройки, когда надо было в прямом смысле выживать среди возникшего «русского» бизнеса. «Сын мой! Отдай сердце твоё мне, и глаза твои да наблюдают пути мои» (притча Соломона). Из Москвы ехали в разных купе (билетов не было), но хорошо общались, вспоминая большое интересное путешествие; в Ростове попрощался с Денисом и Галей, поехал в Пятигорск. В Кодаке сделали много красивых фотографий для моего альбома. Лучшую фотографию, где Денис с Галей, увеличил, поместил в рамку со стеклом и позднее в Ростове подарил. У Дениса тоже несколько фото в рамках украсили книжный шкаф. Поездка им очень понравилась. Но вот как бывает: через несколько лет в Ростове я услышал от Дениса: «Ну что итальянцы, так, ничего интересного», прибавил ещё что-то негативное об Италии. Я промолчал, это было его мнение, но совершенно противоположное прежнему. Ведь я помню, с каким интересом он общался (немного по-английски) с итальянским пенсионером на пляже в Римини. Я ещё ранее составил себе итальянский словник, мне было достаточно для общения с людьми на их языке. Всегда и по сей день вспоминаю с удовольствием эту поездку, да и общение с итальянцами.
Теперь в каком-то смысле Пятигорск стал плацдармом для расширения моих географических горизонтов. О многих странах мы читаем, но хочется увидеть своими глазами. Для этого нужны деньги, их надо зарабатывать и собирать для поездок. Я ценил деньги, как любой другой, но я хотел, чтобы моя жизнь вместила в себя куда больше, стала бы глубже, шире, важнее. Я подумал: «Мне уже 62 года, может я уже старый?». Но теперь, когда я пустился в большое плавание по разным странам, это чувство как рукой сняло. «Блажен лишь тот, кто суеты не ведая…» (Гораций). Заранее, составляя словники, приезжая в разные страны, старался говорить с людьми на их языке. Стал активнее заниматься агитацией клиентов, разработал собственную памятку с предложениями.
«Овца и волк по-разному понимают
слово «свобода»; в этом сущность
разногласий в человеческом обществе».
(Авраам Линкольн)
С 1985 года прошло уже 12 лет, «Перестройка», начатая с 1985г. ещё продолжалась, оставляя шрамы в душах людей и облике городов. Мы жили теперь уже не в том красивом цветущем городе-курорте, в котором я лечился и отдыхал в 1986 г. целый месяц. Город потерял свою прелесть: стал грязным, неухоженным; по Цветнику ветер гонял и разбрасывал неубранные мусор и обрывки газет, упаковок. Чему было удивляться, если мэр Васильев озаботился только своим будущим. Деньги из городского бюджета уходили неизвестно куда, а мэр отстроил великолепный особняк на набережной Подкумка в месте, названном жителями «Васильевский остров». Главная городская газета «Пятигорская правда», в каждом номере которой было фото Васильева, стала карманной газета мэра. Украв деньги из бюджета города, добавив к ним крупные взятки от московских, краевых и местных бизнесменов, Васильев за 50 миллионов долларов купил себе место в Государственной Думе; председатель Грызлов за такой жирный куш для своей партии поставил бывшего нашего мэра во главе бюджетного комитета, имевшего особый статус.
Да, воровали все, особенно, по-крупному люди на высоких должностях, потому что – СВОБОДА! «Богатство не уменьшает жадности» (Саллюстий). Этой болезнью были поражены все властные структуры; недаром в мировом рейтинге по уровню коррупции Россия заняла призовое место. Не помню, кто сказал: «Если я усну и проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют…». В такое же смутное для страны время в начале двадцатого века были написаны эти строки:
С Россией кончено…На последях
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О Господи, разверзи, расточи,
Пошли на нас огонь, язвы и бичи,
Германцев с запада, монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
(Максимилиан Волошин)
Многих простых людей охватила безысходность, выразившаяся в безверии, в безразличии; например, по отношению к выборам депутатов. Люди голосовали «ногами», т.е. не приходили на избирательный участок, поскольку не верили в честность «государственных мужей». В Пятигорске все знали, что один из руководителей Минэнерго, депутат Дьяков, купил (в широком смысле слова) себе звание почётного гражданина Пятигорска, а Дума благополучно утвердила. У меня с Дьяковым были личные встречи, когда ради небольшого заработка, я, поверив ему на слово, участвовал в компании по выдвижению его в мэры города. Он хвалил меня за хорошую работу, но после неудачи на выборах, поступил, как мелкий жулик. Избежал встречи со мной, поскольку запретил своему штабу выплатить мне деньги. Обманщик приказал своему секретарю не соединять по телефону меня с ним. О какой справедливости можно было говорить.
В этом мире не вырастит правды побег.
Справедливость не правила миром вовек.
Не считай, что изменишь течение жизни,
За подрубленный сук не держись, человек.
(Омар Хайам)
СМИ и реклама внесли свою лепту в моральное разложение общества. «Из всех искусств опиумом для народа является телевидение» (М. Веллер). Как говорил герой одного телесериала своей матери: «Нынче, маменька, и без мужа всё равно, что с мужем живут. Нынче над предписаниями-то религии смеются. Дошли до куста, под кустом обвенчались – и дело в шляпе. Это у них гражданским браком называется».
Реклама тоже стала своеобразной. Крупными буквами печатались слова совершенно несущественные, а всё существенное изображалось самым мелким шрифтом. Поначалу в Москве наружную рекламу писали крупно по-русски и мельче по-английски. Но не прижилось, а зря. Безработица захлестнула регионы: «Кто поумнее, в торговлю идут, остальные – в покупатели».
В сентябре начался новый учебный год. Я вёл занятия, хорошо пополнив их материалами, привезёнными из Москвы. Но в октябре при получении зарплаты обнаружилось, прибавки после дефолта нет, ни на рубль. А ведь со студентов за учёбу Страусов брал оплату в 3-4 раза большую, поскольку рубль обесценился. Страусов не предлагал повысить оплату за часы занятий, это была такая его тактика, которая внушает мне презрение – так я и сказал ему, не выбирая выражений. Если говорить относительно самой возможности и перспективы сотрудничества со Страусовым, то обычно человек неискушённый понимает это следующим образом: поскольку его действия были неблаговидными, то, естественно, и все его друзья тоже являлись подлецами. Я переговорил с ректором, сказал, что это несправедливо. Он видимо считал, что преподавателям некуда деться, потерпят. Дома подумал: зачем буду заниматься методической работой, тратить время на подготовку, ехать в институт трамваем через весь город, дополнительно работать с отстающими студентами – и всё это за 300-400 рублей в месяц. Да я больше заработаю в туризме и фотографированием. Оставалось только одно – уволиться и я решил проработать начатый семестр, принять зачёты и экзамены у студентов, и уволиться в январе следующего года. Может, это и не самый храбрый образ действия, но, во всяком случае, самый эффективный. Я продолжил вести занятия. Студенты, чьё материальное положение после дефолта ухудшилось, стали подрабатывать, естественно, пропускали занятия. В аудитории часто присутствовала половина группы. Страусов набрался наглости, упрекнул меня за неполную явку студентов; но я знал, что во всех вузах страны посещение занятий должно беспокоить администрацию. Но ректора не интересовало качество выпускаемых специалистов, главное для него было получить личную прибыль.
В одной московской турфирме, расположенной на Полянке, мне указали на сотрудника, который за несколько дней у себя дома переписал со многих моих киноплёнок 2х8 мм семейное видео, которое снимал кинокамерой КВАРЦ-2, начиная с 1960-х годов. Теперь у меня, а также у родственников (копии мне сделали в отделе ТСО лингвистического института) есть диски DVD с большим фильмом «Модылевские».
Несколько раз в Москве встречался с Сашей. Однажды он после работы приехал в Юнион, где мы в кафе ужинали. Мне понравилось, как старшая официантка, невысокого роста симпатичная 40-летняя женщина, кроме заказанного нами, подкладывала Саше, жалея рабочего человека, вкусные пирожки. Перед отъездом в Пятигорск Саша провожал меня на поезд. Мы на Таганке зашли в кафе торгового центра и хорошо поужинали. Затем поехали на вокзал; я купил еду в дорогу, снабдил Сашу продуктами и деньгами. Мы сели в зале, поговорили. Саша сильно похудел, был простужен, кашлял, часто отлучался на улицу покурить. Он перестал ухаживать за руками, ходил нестриженый, лохматый. Я сказал, как и ранее в Иркутске, что не заботится он о своём здоровье, добавил: «так можно и загнуться»; он махнул рукой, да, ладно. Мне стало его жаль, ведь став взрослым, ребёнок ведёт себя так же, как родители или один из них, потому что считает подобное поведение правильным. Что я мог сделать, такой уж у него характер. Мы попрощались у вагона, я сел в поезд, Саша поехал на метро в общежитие. До самого сна я не мог успокоиться.
В Пятигорске поговорил с Галей, рассказал о Саше, погоревали. В декабре несколько раз Гале вызывали скорую; врачи уколами приводили в порядок сердечную аритмию и давление. Однажды у Гали неожиданно сместилась грыжа, но, слава Богу, молодой врач из скорой помощи сумел поставить её на место; не каждый это умеет делать, а перевозить в больницу нельзя, по дороге возможен летальный исход. По этой причине врачи не рекомендовали Гаде далеко отлучаться из дома; в зарубежных поездках я всегда был один, не особенно приятно, но что поделать. Так окончился 1998 год, насыщенный событиями.
1999 г.
I
В январе я принимал экзамены у студентов, требовал знаний по программе курса; у многих было много пропусков занятий и на экзамене обнаружилось отсутствие знаний. Я не ставил неуд, разрешал ещё раз подготовиться, используя учебник и чужие конспекты. Помню, одна студентка из Владикавказа часто пропускала по целой неделе, оставалась дома у родителей. Знаний даже на тройку не было, спросил её: «Зачем Вы приехали учиться, ведь не хотите учиться?». «Папа велел учиться, чтобы был диплом». В другой раз парень, который признался, что пропускал занятия из-за работы на производстве, отвечал на вопросы билета совсем плохо. Я ему советовал подготовиться, прийти ещё раз, чтобы получить хотя бы тройку. «Мне тройка не нужна, я хочу получить красный диплом», – сказал он и протянул мне зачётку с купюрой в 500 рублей; я выгнал его и больше мы не встретились. Возможно, он «сдал» экзамен другому преподавателю. Никогда не брал деньги у студентов; такая «система» ни по мне. Я подписал экзаменационную ведомость и написал заявление об уходе по собственному желанию; некоторые преподаватели и декан советовали продолжать занятия, но я уже всё решил, уволился. Через год филиал Страусова закрылся, студентов перевели доучиваться в колледж, расположенный в Ессентуках.
Если я в жизни был чем-нибудь, так только строителем и преподавателем. Этому призванию был предан безраздельно. У меня не было никакого побочного пристрастия, никакого заострённого вкуса к чему-нибудь другому. Правда, я любил фотографировать, но не профессионально, а если делал фотографии, так только для родных и друзей. Даже мою большую любовь к старинной архитектуре я считаю только отголоском моей страсти к строительству, поскольку архитектурные шедевры достигаются талантом и духовной глубиной. Я думал, да и сейчас думаю, что профессии строителя, преподавателя – самые благородные и дают большое удовлетворение. Преподаватель открывает перед молодыми людьми мир строительства, учит их пользоваться своими умственными способностями и всячески готовит их к жизни, к строительной деятельности. Ещё раньше я знал, что сумею преподавать, если получу в этом деле достаточное самообразование, и я хотел взять на себя именно такую ответственность. К сожалению, в Пятигорске не было строительного вуза или колледжа.
II
Зимой поехал в Москву по делам своих клиентов в турфирму «Холидей» по поводу тура в Европу. Поезд пришёл рано утром, я сразу поехал в общежитие к Саше; поднялся на этаж и зашёл в комнату. Была суббота, парни спали на трёх кроватях, одна была пустая. На верёвках под потолком были развешаны вещи; на полу по всей комнате разброшена обувь и носки; стол завален грязной посудой и остатками еды; форточка закрыта, в воздухе вонь – в общем, бардак. Я немного посидел на стуле, затем разбудил Сашу; он показал в коридоре, где находится туалет, который был несколько дней не убран, полон нечистот, смрад, дышать нечем, канализация забита. В умывальной комнате мы привели себя в порядок, я передал Саше гостинцы, предложил поехать завтракать, поскольку здесь даже чай пить было бы неприятно.
В кафе плотно поели и на метро приехали на станцию «Университет». Ещё из Пятигорска звонил Лиде Роман, спросил разрешения приехать с Сашей к ней. Мы возле метро купили продуктов (тогда вся Россия была завалена «ножками Буша»), солений, фруктов, соков и пр. Через час пришли к Лиде, она хорошо нас встретила. Попили вместе чаю с морозца; у Лиды был диабет, сладости особые, без сахара, зато для гостей – много конфет, печенья, сахар и пр. К ней довольно часто приезжали её коллеги из Якутска и Красноярска; останавливались в большой двухкомнатной квартире. Лида сообщила нам, что её пожилая соседка несколько дней назад умерла, квартира пока пустая, ключ у неё. Предложила Саше посмотреть большую стопку книг, забрать, что понравится. В квартире между рамами находилось много чистых охлаждённых продуктов. Саша наполнил ими большую тяжёлую сумку, в т.ч. с любимой им гречкой; отобрал себе пару интересных книг. Лида сварила вкусный обед, мы поели, немного втроём выпили и попрощались. Саша повёз поклажу в общежитие, а я посетил несколько турфирм. На следующий день встретился с Кириллом, пообщались и я поехал в Пятигорск; в этот раз ехал долго с большими остановками, поскольку недавно началась 2-я Чеченская война, наш поезд пропускал воинские эшелоны.
III
Человек может избежать несчастий,
ниспосылаемых небом, но от тех
несчастий, которые человек
навлекает на себя, нет спасения.
(Восточная пословица)
Примерно через месяц Саша сказал по телефону, что привезённые от Лиды продукты с удовольствием ел целый месяц. Позже позвонил и сообщил, что фирма, в которой работал по договору, заключённому в Ростове, закрылась; пришлось покинуть её общежитие и снять угол в одной из городских квартир. Пока был без работы, попробовал заняться расклейкой объявлений, но неудачно; норма большая, уставал от ходьбы по домам, вскоре бросил эту работу, которая ему не нравилась. Как известно, коренные причины неудач заключены в характере, а не в судьбе.
Кирилл помог устроиться в муниципальную фирму по ремонту грузовиков, в основном больших мусоровозов. Он неоднократно предлагал Саше перейти работать в автосервис легковых машин – и чище, легче и заработок больше. Саша не соглашался, считал, что в грузовиках хорошо разбирается, а в легковых – нет. Где-то я прочитал: «Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора». Причина его «упёртости» (выражение Кирилла) заключалась ещё и в том, что он всегда боялся ругани механика за брак в работе, как это было на автобазе в Братске; это издержки слишком послушного воспитания; а ведь известно выражение Абрахама Брилла: «Слишком послушные сыновья никогда не достигают многого». Хотя Саша отказывался перейти в автосервис, я знал, что у него были альбомы по обслуживанию легковых машин; он хорошо разбирался, но знаний недостаточно, требуется применить их в деле. Может его пугала работа с иномарками, не знаю.
В новой фирме Саша подружился с парнями, с которыми трудился вместе, ремонтируя грузовики. Однажды они, идя с работы, были остановлены милицией. У Саши не было с собой паспорта, оставил дома; его отвезли в участок, но дали позвонить брату, который всё уладил. Сашу отпустили, велели оформить регистрацию, т.к. прежняя окончилась. Кирилл договорился о фиктивном браке Саши с работницей Юниона Шалевой Ниной; В ЗАГСЕ расписались, Саша продолжил усердно работать; механик был им доволен.
IV
Я выехал из Пятигорска и к 10 апреля приехал в Краматорск, где все мы отметили 70-летие Виктора. Присутствовали Боря с Наташей, Денис с Галей, Сергей прилетел из Канады. Из Краматорска я поехал в Москву, оттуда началось путешествие по Европе (см. в книге «Мои зарубежные путешествия»). В Москве пробыл несколько дней, общаясь с сыновьями. Снова завели разговор с Сашей о переходе в автосервис, мои и Кирилла попытки переубедить его не увенчались успехом; видимо, наши доводы были «не в коня корм». Саша большей частью отмалчивался, но я чувствовал, что он боялся не справиться с работой. Он продолжал работать в фирме, зарабатывал, копил деньги и мечтал снять небольшую квартиру.
V
Я возвратился в Пятигорск и дополнил свой «европейский» фотоальбом снимками нового путешествия по Европе: Чехия, Австрия, Бавария. Из Карловых Вар привёз Гале и Кириллу с Ниной гостинец – «Карловарские вафли», изготовленные с применением целебной минеральной воды. В Пятигорске находится крупное предприятие по производству мороженого АО «Холод». В это время на нём запустили новый цех, в котором по итальянской технологии начали выпускать разные виды вкусного мороженого; оно стало на юге России очень популярным, как и минеральная вода региона Кавказских Минеральных Вод. Я подумал, хорошо бы по примеру Карловых Вар выпускать вафли с местной минеральной водой в красивой упаковке с цветным рисунком Старого Пятигорска времён Лермонтова. Обратился к директору АО «Холод» Соломко, показал ему картинку, которую извлёк из моего фотоальбома. Рассказал о посещении Карловых Вар, о купленных вафлях и о своём предложении. Идея ему, патриоту Пятигорска, очень понравилась, пообещал дать задание дизайнерам подготовить эскизы и организовать выпуск вафель на минеральной воде Машука. Мою картинку оставил у себя. Сообщил также, что только что вернулся из Чехии, даже широким жестом вынул из бокового кармана пиджака несколько купюр чешских крон. Вызвал технолога, который по моей просьбе показал предприятие, в т.ч. вафельный цех. Прошло полгода, но ничего не было сделано. В это время я купил свой первый компьютер, небольшой нотбук, и необходимо было научиться его использовать. У меня были две книги по компьютерам; по объявлению в газете нашёл преподавателя, проживающего в Горячеводске в частном доме. Калитку открыла мне женщина и провела в комнату; на кровати лежал молодой худенький её сын Николай, мы познакомились. Он был студентом 2-го курса института, попал в аварию, сильно повредил позвоночник, мог только лежать (как и Борис Фертман), стал инвалидом. Его мама сказала, что калитка и дом всегда не заперты, затем ушла на работу. Первое занятие (я писал конспекты) длилось один час; договорились: занятия два дня в неделю и каждый раз буду приносить 15 рублей.
Жил Николай вдвоём с мамой бедновато; когда она уходила, дом оставался открытым; домофона, чтобы сообщить пришедшему человеку, как открыть калитку и где лежат ключи от дома, не было. Я решил попытаться чем-то им помочь, вспомнил о директоре Соломко. Осенью он выставил свою кандидатуру на выборы в Думу Ставропольского края; решил принять участие в сборе подписей в его поддержку. Это ему понравилось, поблагодарил меня. Рассказал ему о молодом инвалиде, студенте, и о домофоне, попросил купить. Директор ответил, что обязательно поможет. Прошли выборы, Соломко вошёл в состав Думы, я напомнил ему об обещании купить для инвалида домофон. Директор послал меня к начальнику своего предвыборного штаба, тот просил подождать с матпомощью. В итоге, эта мизерная для предприятия сумма в 1000 рублей так и не была выделена. «Хотелось бы, чтобы каждый мужчина понимал, что от ценности сказанного им слова и зависит его звание – мужчина. Если ты говоришь, а потом не можешь этого сделать, то вырви себе язык, или не называй себя мужчиной. Если ты обещаешь, а потом делаешь вид, что забыл, а сам трясёшься, чтобы не напомнили, то твоя душонка не стоит ничего. Либо говори и делай, во что бы то ни стало, либо молчи». Такое характеризует многих начальников.
VI
Однажды из Братска позвонила тёща, попросила забронировать путёвки в санаторий; я занялся этим делом, долго уговаривал менеджеров Курортного Совета, но позже тёща отменила поездку. Мне было стыдно сообщить об отмене, пришлось извиняться. Дома сказал Гале, что больше хлопотать о путёвках и позориться не буду. Летом я успешно занимался турбизнесом. Как-то позвонил Кирилл, предложил отдохнуть на даче, построенной (или купленной) в Крыму. Я согласился и провёл несколько недель на море.
VII
2 августа вечером у нас зазвонил телефон; я взял трубку, Кирилл сказал, что Саша умер, и сразу добавил: «Нет, его не убили, умер сам». У меня в голове помутилось. Стал валиться на пол, Галя перепугалась, едва меня удержала и посадила на стул; стала разговаривать с сыном, он звонил из Германии; ему о трагедии сообщила по телефону Лена, секретарь Юниона. Галя разрыдалась, сказала, что мы вылетим в Москву. Когда немного пришли в себя, стали решать, что делать. Было уже поздно, ночных авиарейсов не было. Мы обратились к соседу Володе, отцу двух сыновей; он посочувствовал нам, сказал, что в пять часов утра доставит нас на своей машине в аэропорт. Конечно, ночь почти не спали, собрали вещи. Утром прибыли в аэропорт Минводы, билетов не было. Рассказали начальнику смены о трагедии, она распорядилась продать билеты из резерва. Во время полёта в голове был сплошной туман. В Москве нас встретил шофёр Юниона и отвёз к месту работы Саши. Мы расспросили парней, которые с ним работали. «Мы занимались все вместе ремонтом грузовика, который стоял на яме. Саша вышел из гаража покурить, его долго не было. Когда мы вышли, увидели его, лежащего на земле без сознания. Вызвали скорую, врачи констатировали смерть. Потом Сашу увезли в морг больницы Склифосовского». К нам вышел главный инженер, выразил соболезнование, сказал, что о Саше у всех самое благоприятное мнение; записал наш адрес в Пятигорске. Парни принесли нам куртку Саши и его чистую одежду. Судьба: «Словно ясное утро и печальный закат».