Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
В Падуне мне указали на одного молодого русского парня, воевавшего в Афганистане; он теперь торговал японскими телевизорами-двойками (со вставленным видеомагнитофоном), спрос на которые был огромным, поскольку в магазинах Братска их не было; я видел, как казах привозил их с вокзала и затаскивал на склад этого «афганца»; познакомился с предпринимателем, провёл беседу, заинтересовал его, он дал согласие застраховаться; разговорившись, стал рассказывать мне, незнакомому человеку, о своих криминальных подвигах после прибытия из Афганистана в Россию, захватив с собой оружие; сообщил, что и сейчас возит его в своей машине на всякий случай; я стал заполнять договор, он принёс из спальни нераспечатанную пачку немецких марок, мы пересчитали на курс доллара, денег, к его удивлению, не хватило, он удалился, принёс ещё деньги; когда я спросил, кого записать наследником, он сказал, что развёлся с женой, детей нет, о своих братьях и сёстрах ничего не знает; тогда я спросил о родителях; он сообщил, что они живут, кажется, в Челябинской области, но, ни адреса их, ни года рождения не знает; пришлось мне не по правилам заполнить договор вымышленным наследником; когда прошёл год, я напомнил ему, что надо продолжить страховку и внести очередной взнос; он сказал, что дела идут плохо и отказался платить; я ему напомнил правило, что при неоплате второго взноса, он полностью лишается первой тысяче долларов; «Ну и чёрт с ней» – последовал его ответ. Точно так же поступил и предприниматель из Энергетика по фамилии Мороз; он тоже махнул рукой на свою тысячу долларов, «пусть пропадают»; когда я попросил его написать заявление о продлении договора в пользу нашего Саши, который внесёт следующий платёж, Мороз отказал, «сам не гам, и другому не там».
Молодой парень из Падуна, занимаясь продажей автопокрышек и огнетушителей, обещая застраховаться, ждал кредита из банка в 90.000 рублей; застраховался, оплатил годовой взнос, а когда через месяц я пришёл отдать ему квитанцию, мне сказали, что он, бросив семью, с деньгами исчез; объявлен был милицией в розыск, но так его и не нашли. Однажды я зашёл в один из кабинетов в помпезном здании Братскгэсстоя к успешному предпринимателю, который вёл бизнес в Запорожье, но его не было на месте, уехал в командировку; я представился, его коллега спросил меня, зачем он мне, преподавателю вуза, понадобился; я сказал, что он у меня в списке на страхование; тогда сотрудник произнёс замечательную фразу: «А.Б., вы коллекционируете богатых людей?»; это было правдой, ведь бедного не застрахуешь на 1000 долларов в год.
Были моими клиентами молодые ребята из центрального Братска Володя Бердников и его друзья; они занимались недвижимостью, мечтали купить жильё в Испании; были грамотными, уважительными; когда я объяснил, что после оплаты второго взноса, их деньги не пропадут, даже если потом перестанут платить, они поняли и отдали мне деньги за второй год страховки.
Иной раз зайдёшь по пути в незапланированный офис и удивишься: сидят за письменными столами, уставленными разной едой, пивными бутылками и пачками сигарет молодые «бизнесмены»; всё время разговаривают и пьют, покуривают, едят, едят, жуют, жуют постоянно. Вспоминается: «Esse oportet ut vivas, non vivere ut edas» (Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть); да и Сократ замечал: «Иные люди живут, чтобы есть, а я ем, чтобы жить».
Так вышло, что деньги, застрахованных мною людей в марте, апреле и мае, я отправил крупной суммой в Москву, она была оформлена маем месяцем; я не знал положения, что фирма премирует сотрудников, которые добиваются лучших результатов в течение одного месяца; в июле позвонили из Москвы и сообщили, что меня наградили часами, а когда был в Москве в командировке, присутствовал на одном из местных семинаров, мне вручили красивые, в 15 карат золота, швейцарские часы RAYMOND WEIL (Geneve) с маленьким бриллиантом на циферблате; на лицевой стороне было нанесено гравёрам Modylevski Anatoli; это было приятно, часы стоили примерно 400$; надел их только один раз, когда фирма проводила торжество в московском ресторане «Будапешт».
Вернувшись из Москвы в Братск, продолжил заниматься страхованием, даже съездил в Иркутск и Красноярск, но случилась одна неприятность; как обычно я переслал в Москву 5325$, но пять квитанций, которые я должен был через месяц отдать клиентам, Волынчиков не прислал; позвонил в Москву, он сообщил, что всё в порядке, квитанции будут; но их всё не было, я позвонил руководителю Зинченко, который сказал, что деньги не получал; тогда я понял, что Волынчиков мне врёт, что делать? Позвонил ему домой и сказал, что если завтра он не передаст Зинченко деньги, я буду вынужден сообщить клиентам (он знал от меня о биографиях некоторых из них), которые часто по делам бывают в Москве, его телефон и домашний адрес, а уже с каким оружием они придут к нему на квартиру, меня не касается; назавтра Волынчиков позвонил мне и сказал, что все деньги уже у Зинченко, а вскоре я получил квитанции; позже узнал от Нины Белорусовой, что этот её родственник деньги моих клиентов нагло использовл для ремонта квартиры своего сына – вот такая неприятная история.
Однажды улетая из Москвы мне надо было поменять оставшиеся рубли на 200 долларов, поскольку в те времена (да порой и сегодня) обменный курс в столице был всегда лучше, чем в провинции; самолёт в Братск улетал в час ночи и дождливым вечером я стал искать в центре обменный пункт, но они были или уже закрыты, или не было валюты; возле одного из них ко мне подошёл худощавый парень и предложил поменять рубли по нормальному курсу; мы зашли в ближайший магазин на Петровке, он показал 100-долларовые купюры и я обменял рубли; мы оба продрогли под дождём и не торопились, парень оказался из Одессы, я его поблагодарил, положил сложенные купюры в нагрудный карман рубашки, мы вышли из магазина и пошли в разные стороны. Вернувшись из поездки домой, я снял рубашку и вынул из нагрудного кармана деньги, развернул купюры и … кровь бросилась мне в лицо – обе купюры были по одному доллару; я сидел на стуле и тупо смотрел на них, понятно, какие чувства меня одолели; подумал: «Как же такое могло произойти?», долго не мог успокоиться, и начал постепенно вспоминая, прокручивать в голове всю сцену злосчастного обмена; понял, как одесский «специалист», используя свои навыки и ловкость пальчиков, меня обманул: он прекрасно знал, что я, увидев 100-долларовые купюры, потеряю бдительность, а когда я отсчитывал свои рубли и не смотрел на его доллары, он быстро поменял купюры на однодолларовые, которые я, довольный обменом, сложил вдвое и положил в карман; конечно, обидно быть обманутым, но постепенно я успокоился, иногда вспоминая одессита, который дал мне платный урок на будущее, ведь «зелёные» купюры имеют одинаковый размер и цвет, как будто специально созданные для обмана; в дальнейшем я никогда не пользовался услугами частника, поскольку твёрдо уверен, что существуют десятки разных способов обмана.
В Братске застраховал сына бизнесмена Владимира Ганжи Алексея; мы осенью полетели на семинар, чтобы он для своей успешной работы по сетевому маркетингу послушал лекции о программе; в номере отеля жили вместе, нас сразу предупредили, что два канала ТВ, которые поздно вечером показывали эротические и порнофильмы, платные; удержать молодого парня не было возможностей, Лёша смотрел кино после полуночи, когда я уже спал; правда, оплачивал исправно; когда мы собрались уезжать и спустились в вестибюль, мне передали счёт за международные переговоры, которые я не вёл; спросил парня, он сначала отказывался, но когда я его пристыдил, сознался, что в моё отсутствие разговаривал с Братском, пришлось заплатить; в принципе, хороший был юноша, жаль его; о том, что его убили, я уже писал; мы в аэропорту ждали посадки, венгры рассказали нам о случае, который произошёл накануне; в Москву должен был возвращаться Жириновский; явился с большим опозданием, когда самолёт уже начал выруливать к взлётной полосе; поднял скандал, пригрозил венграм, что если его, депутата Госдумы РФ, не посадят в самолёт, он всё сделает, чтобы их наказать; что вы думаете, диспетчер велел экипажу остановиться и забрать пассажира; остановили самолёт, подали снова трап и Жириновский с коробками купленных в Будапеште вещей, прошёл через поле к самолёту, и улетел.
Через некоторое время, когда я начал кое-что понимать, поскольку вокруг было много обмана, задумался: почему мой договор со страховой компанией был в одном экземпляре и его у нас забрали; т.е. у меня на руках ничего не осталось; это меня сначала смутило, но поскольку комиссионные приходили регулярно, не стал волноваться; когда позже, в Пятигорске, работа застопорилась из-за слабого контакта с незнакомыми горожанами, мне перестали пересылать деньги за ранее застрахованных клиентов в Братске; Зинченко объяснил, что оплата возобновится, если я продолжу работу; однако в договоре не было пункта о приостановке оплаты и, таким образом, это был явный обман сотрудников, поскольку мои заработанные 500 долларов имелись на моём зарубежном счёте; я их не получил из-за хитрых уловок
фирмы; сделал я ещё одну глупость: написал доверенность на Зинченко получать мои оставшиеся деньги непосредственно в зарубежном банке, он их получал и присваивал; будучи в Москве, хотел его найти, но мне сказали, что по старому адресу (дом возле гостиницы «Белград», где я раньше получал деньги) он уже не живёт; да и вообще, дела у бывшего гэбэшника стали аховыми из-за какого-то мошенничества, так что искать я его прекратил. Через 15 лет минул срок моей страховки; зарубежный банк перевёл мне деньги в Пятигорск 4000$ и прибыль в сумме 65$ за использование этойсуммы в течение 15 лет; эти 65$ были насмешкой, ибо прибыль, которую на семинарах в Будапеште указывали лекторы на графиках, была в десять раз больше; они врали нам, а мы автоматически врали своим клиентам, которых застраховывали. К таким лекторам можно отнести слова Монтеня: «Вовсе не требуется всегда говорить полностью то, что думаешь, – это было бы глупостью, но всё, чтобы ты не сказал, должно отвечать своим мыслям; в противном случае это – злостный обман». Ленин, живший десятки лет в Швейцарии, отмечал: «… русский человек, имеющий дела с европейцами, всегда будет обманут ими…».
LII
Ранней весной поехал я в небольшой город Железногорск-Илимский, в котором находится гигантский и самый крупный на востоке страны Коршуновский горно-обогатительный комбинат (ГОК); он выпускает железорудный концентрат – основное сырьё для выплавки стали на металлургических предприятиях в Новокузнецке; это железорудное месторождение пригодно для разработки открытым способом; я побывал в карьере, откуда возят на расположенную рядом обогатительную фабрику рудную породу, содержащую свыше 25% железа! Действительно, взял я несколько небольших, но тяжёлых кусков породы, чтобы привезти их нашим институтским геологам; окончив свои дела на РБУ, пошёл на станцию, чтобы сесть на поезд и уехать в Братск; ждать пришлось долго, я углубился немного в лес. Был конец апреля, солнце грело сильно, но в лесу, где я сидел на повалившейся сосне, было ещё прохладно, пришлось застегнуть тёплую куртку; воздух чистейший, дышалось легко, и я наблюдал пробуждающуюся природу: на ветвях деревьев таял ночной снежок и капала вода, а на земле между старыми листьями и хвоей бежали маленькие ручейки; где-то стучал дятел, чирикали первые весенние птички; по сосне, на которой я сидел, ползали первые букашки; мне никуда не хотелось уходить, так было приятно находиться среди этой красоты; подал сигнал приближающийся поезд, я побрёл на станцию, а пробуждающаяся таёжная природа и сейчас стоит перед глазами. В жизни есть моменты неповторимые и моё краткое пребывание в весеннем лесу один из таких моментов – драгоценное воспоминание. Значительно позже я снова вспомнил о нём, когда прочёл у Гиляровского (дядя Гиляй): «… Стояла весна. Кое-где в тайге белелся снег, осыпанный пожелтевшими хвоями, а на пригорках, меж зеленоватой травы кое-где выскакивали из-под серого хвороста голубоватые подснежники. Верхушки мелких сосёнок пустили новые ростки, светло-зелёные, с серыми шишечками на концах, заблистали бриллиантовые слёзки на стволах ели, сосны и кедра. Молодая берёзка зазеленила концы своих коричневых почек, а на окраинах и вся покрылась изумрудным убором, рельефно отделяясь от тёмной стены старых елей и сосен и ещё черневшихся лиственниц. Тайга оживала: птицы кричали без умолку на разные голоса. Самый воздух, согретый яркими лучами солнца, был полон весеннего аромата сосны и берёзовой почки, полон расцветающей жизни, полон могучей силы. Никогда не бывает так прекрасна тайга, как весной! И чем дальше человеческое жильё, чем тайга глуше, тем она прекраснее, величественнее и тише. В самой глуши никто не нарушит её тихой жизни, никто не мешает её концерту, её гармонии. Каждая птичка поёт сама по себе, дятел сердито стучит в дерево, ловя червячков, проделавших удивительные ходы в древесине, плачет кукушка, ветер гудит, стонут от него косматые головы седых великанов. Всякий звук сам по себе, а дирижёр – сама тайга – все эти раздельные звуки сливает в одно, и выходит концерт поразительный. Человек заслушается этого весеннего, дикого и очаровательного таёжного концерта, так заслушается, что всю жизнь тайга будет ему мерещиться, и живо будет вставать в памяти».
Однажды в Иркутске проходило зональное совещание по проблемам зимнего бетонирования; я присутствовал там, было приятно общаться с Крыловым, Лагойдой и другими учёными из НИИЖБа, которых всегда вспоминаю с благодарностью; в свободное время решил пойти в музей, где были представлены полотна Николая Рериха, причём в таком большом количестве, что можно было любоваться в течение почти всего дня – большая удача, редко такое бывает в провинциальных музеях. В другой мой приезд, снова повезло мне побывать в Иркутском музее на большой выставке картин Ильи Глазунова; к этому времени им уже были исполнены огромные полотна, посвящённые истории России, а также картины по мотивам произведений Достоевского; поразила меня картина «Стена»: серая кремлёвская стена занимала полностью большое полотно; в его самом низу изображён человечек – обычный московский прохожий, проходящий по снегу – очень символично показано унизительное отношение кремлёвских хозяев к простому жителю России. Большое впечатление произвели реалистические картины, рассказывающие о жестокостях времён революции и Гражданской войны.
LIII
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
(А.С.Пушкин)
В 1990 г., т.е. за три года до выхода на пенсию, я договорился с заведующим кафедрой Люблинским, что буду работать на 1,5 ставки доцента, чтобы увеличить размер пенсии; в 1993 г. оформил пенсию на три года раньше положенных 60 лет, в зачёт работы в районах, приравненных к Крайнему Северу. Как-то с Галей шли на дачу, она в чём-то несправедливо упрекнула меня, я ответил, но ей не понравилось; пришлось сказать: «К сожалению, мы с годами лучше не становимся»; она молчала, я почувствовал, что ей с этим фактом трудно было согласиться.
Я продолжал работать на кафедре. В начале 1990-х годов Минвуз начал переходить, подражая западной системе вузовского образования, на новую систему подготовки специалистов: готовить бакалавров и инженеров; курс ТСП читался бакалаврам, количество часов сильно сократилось – выпускали недоучек, которых строители не охотно брали на работу; инженерам я читал спецкурс ТСП, часы на который тоже сократили.
В 1993 г. в институт перешёл из Братскгэсстроя, к.т.н. Садович, примерно моего возраста бывший сотрудник отдела исследования строительных материалов; организовали снова кафедру ТСП, его поставили заведующим; относился он ко мне нормально, но при распределении нагрузки 1994-95 учебный год, из-за отсутствия у него учебных часов, он забрал у меня спецкурс себе; стал вести его по своей тематике, а моя нагрузка ещё более уменьшилась.
В связи со значительным естественным сокращением поступающих в вуз, уменьшилась нагрузка для преподавателей всех кафедр; я чувствовал, что обстановка очень изменилась, вскоре стал вопрос о сокращениях. Кого сокращать? Конечно, в первую очередь, пенсионеров, причём, даже молодых вне зависимости от богатого опыта и качественной работы; по возрасту я был таким первым кандидатом на увольнение; правда, у меня был контракт на последующие пять лет и мог бы работать на кафедре и в колледже. Однако, поразмыслив, мы стали готовиться к переезду в Пятигорск – отправили контейнер с резервными вещами. Многие коллеги и друзья советовали нам не спешить с отъездом, приводили аргументы; но как говорится, если на пути к цели вас что-то отвлекает, даже что-то важное, вы выслушайте это важное, но закончите путь к цели; в 90% случаев игра стоит свеч; будем на всю жизнь спокойны и уверенны в том, что не упустили чего-то важного из-за того, что мечемся от кормушки к кормушке. Да и понятно: одному лишь разуму, как мудрому попечителю, должно вверять всю жизнь. Помнил я и совет Якокки: «Правильное решение, принятое с опозданием, является ошибкой».
Зимой 1995 г. в Пятигорском технологическом институте я договорился о работе доцентом, начиная с 1995-96 учебного года; в Братске сделал прощальные снимки. Закончив учебный год, 1 июля подал заявление на увольнение с переводом в Пятигорский институт, стал отрабатывать положенные по закону две недели; это, страшная вещь, после 12 лет счастливой и очень плодотворной работы, должно было случиться: рано или поздно. Мы обменяли свою четырёхкомнатную квартиру на довольно большую двухкомнатную квартиру в 14-этажном доме на 7 этаже; в ней прописали Сашу. Отправили в Пятигорск контейнер с оставшимися вещами, который сами же встретили уже в Пятигорске.
За несколько дней до увольнения я пришёл к ректору попрощаться, и не только; вспомнил, как мы вместе в течение двух лет ежедневно интенсивно работали, помогая строить главный корпус института; я решил попросить на прощанье хоть какой-нибудь материальной компенсации своего продолжительного бесплатного труда; безусловно, он помнил о многочисленных моих инициативах, которые способствовали завершению строительства корпуса на год раньше срока; поэтому, набравшись смелости, я заготовил проект приказа о вознаграждении премией в размере (моя рука не дрогнула) 1 млн. 200 т.р. (примерно, 1200 рублей); Олег Петрович не возражал, дал поручение главному бухгалтеру; 11.07.1995г. вышел приказ: «За значительный вклад в дело подготовки специалистов Модылевский А.Б. награждается денежной премией…» (так записано в трудовой книжке). Этот приказ многих «поставил на уши», ведь в истории института при увольнении сотрудника такого ещё не было. Мне выдали трудовую книжку с записью поощрений за годы этого замечательного для меня времени:
1983г. – благодарность ко Дню Строителя.
Декабрь – почётная грамота за НИРС.
1984 – почётная грамота за строительство, октябрь.
Ноябрь – почётная грамота за строительство учебного корпуса.
1985 – май, благодарность Минвуза РФ.
Март, почётная грамота за научную работу, ВОИР.
Сентябрь, премия Минвуза РФ за ввод в эксплуатацию учебного корпуса.
1986 – почётная грамота за организацию студенческих практик.
Почётная грамота за сотрудничество с редакцией газеты «Инженер Севера».
1987 – благодарность за научную работу.
Благодарность за работу в приёмной комиссии.
1988 – участник ВДНХ СССР.
Почётная грамота по итогам конкурса НИРС.
Благодарность за научную работу.
Премия за исследовательскую работу.
1989 – благодарность за активную работу со студентами.
1990 – звание и медаль «Ветеран труда».
Благодарность за общественную работу.
1995 – денежная премия за… см. выше.
Да, успех приходил, но честно говорю, что никогда я не добивался никаких наград (не считая спортивных в молодости), ибо от природы не страдаю повышенным честолюбием, а ещё меньше – тщеславием. Как писатели, не умирают окончательно, пока люди их цитируют, так учителя и преподаватели не умирают окончательно, пока трудятся их выпускники на благо Отечества.
LIV
Мы выехали из Братска поездом; в летнее время смогли достать билеты только в разные купе; пассажир согласился перейти на моё место, таким образом, мы оказались в купе вместе; один из проводников, всегда выпивший, забыл в своём планшете с карманчиками переложить билеты после обмена местами; это привело к скандалу в Тайшете, когда появился контролёр; он обнаружил несоответствие мест, а проводник, к этому времени уже сильно поддатый, об обмене забыл, заплетающимися словами ничего не смог объяснить; контролёр возмущался, но добиться объяснения от проводника не было возможности; тогда мы спокойно рассказали об обмене, который совершили с разрешения проводника, контролёр успокоился. На другой день дежурил сменный проводник, всё было нормально, пассажиры, стоя в проходе, любовались природой за окном. Когда первый проводник отоспался, он снова выпил и так до самой Москвы не просыхал. Все заметили его необычную привычку; пассажиры стояли в проходе и смотрели в окна, естественно, раздвигали шторки; этот подвыпивший, в общем то, безобидный мужичок, проходя неоднократно в течение дня по проходу, каждый раз, когда люди отходили от окон, снова сдвигал шторки, но не со злости, просто это был у него такой бзик; пассажиры вновь раздвигали шторки, чтобы смотреть в окно, посмеивались, но проводник не реагировал, продолжал своё дело – так и ехали до Москвы с этим развлечением.
В Москве жили несколько дней у Кирилла в квартире на Климашкина; все были рады, утром вместе завтракали, затем Кирилл уходил на работу, а мы прогуливались невдалеке от дома. Запомнился эпизод, который часто вспоминаем; как-то во время завтрака мы ели бутерброды с паюсной икрой; брали её из 300-граммовой металлической банки, деликатно намазывали икру тонким слоем на хлеб с маслом – очень вкусно! Кирилл остался дома поработать до обеда, а мы отправились по Большой Грузинской улице, которая была наполнена продавцами, приехавшими из Белоруссии; это был большой стихийный базар, чего там только не было: качественные недорогие сыры, овощи, другие продукты и изделия; Гале понравился красивый набор посуды, мы купили; шли домой, мечтали полакомиться вкусной икрой. Но не тут-то было. Пустая банка лежала в мусорном ведре, а Кирилл вечером рассказал: пришёл Максим, сел за стол и выжрал всю икру; вот так мы пролетели, пожалели, что утром деликатничали.
Кирилл купил нам билет на поезд, оплатив все места в купе, сказал, что будете ехать с комфортом – всё купе ваше; отвёз на вокзал, мы зашли в купе и на верхних полках разложили коробки с покупками и подарками; были очень благодарны сыну, только заметили ему, что не стоило так тратиться. Отъехав от Москвы, и на первой же остановке проводник поселил в наше купе мужчину, объяснив, что людей много, а билетов в кассе не было; мы сказали, что купе полностью оплачено, да и он сам знал это; затем разрешил пассажиру устраиваться на верхней полке; конечно, мы понимали, что с него деньги проводник взял себе в карман; спорить не стали, тем более, поднимать скандал – таковы реалии жизни; ехали нормально, и 21 июля 1995г. благополучно прибыли в Пятигорск. Дальнейшая 26-летняя жизнь в Пятигорске подтвердила правильность нашего решения переехать из Братска.
Часть II
1995 год
I
Итак, в июле 1995 г. мы прибыли поездом в Пятигорск, правда долго стоял поезд в Минводах, пропуская воинские эшелоны, идущие в Грозный; шла 1-я Чеченская война (1994 – 1996). На вокзале временные жильцы нашей квартиры вместо благодарности за 4-х летнее бесплатное проживание, выразили недовольство: им пришлось оплатить доставку контейнера с товарной станции (1,5 км) к нашему дому, прибывшего из Братска на несколько дней раньше нас.
Мы зашли в квартиру, увидели сваленные в кучу и разбросанные по комнате вещи, разгруженные из контейнера. Позже, когда стали наводить порядок в квартире и разбирать вещи, Галя обнаружила, что многих комплектов нового постельного белья не хватает, она сильно расстроилась. Ведь помимо денежных затрат, в Братске ей приходилось подолгу стоять в очередях, чтобы делать последние покупки в магазинах.
Через несколько дней, поговорив с соседями, мы узнали многое о прежних жильцах. Квартирант Стрельцов, глава семейства, плотник по профессии, оказался пьяницей, сильно пил, избивал жену и шестилетнюю дочь; они кричали на весь подъезд и люди несколько раз вызывали милицию. Однажды этот пьяница случайно захлопнул дверь и потом открывал её с помощью топора, взятого у соседей. Мы, живя в Братске, естественно, этого не знали, думали, что их родители, мои институтские друзья, прекрасные интеллигентные люди, и дети их будут такими же. Родители в квартиру ни разу не приезжали, не знали об этих безобразиях. Похищенные вещи, наш запас на старость, пьяница продавал, чтобы были деньги на водку. Стали приводить в порядок квартиру; и вот как бывает – беда приходит, откуда её совсем не ждёшь.
За годы проживания, по моей просьбе, жильцы наклеили обои, но не смыли побелку, как это положено, а клеили прямо на известковую окраску. Через два года обои в спальне полностью отклеились, и одномоментно сползли. Это произошло ночью, мы оказались под обоями, засыпанные известковой пылью. Пришлось приглашать мастера, заплатили ему, выполнил работу качественно.
Оконные переплёты для лоджии и балкона квартирант принёс откуда-то, явные б/у; плохо закрепил, пришлось мне переделывать. Через несколько лет их заменили и поставили европейские окна.
II
В институте я, молодой пенсионер, был доброжелательно принят деканом факультета, который доложил обо мне ректору Казначееву. Увидев в трудовой книжке, что я работал в Братске на строительном факультете, ректор предложил в летние каникулы поработать на реконструкции бывшей лечебницы, чтобы переоборудовать её в учебный корпус института. Пришлось организовывать и руководить студентами, занятыми реконструкцией старинного здания бывшей лечебницы. Ежедневная работа, довольно пыльная, поскольку в подвалах находились склады сыпучих материалов: цемента, извести, песка и пр. На объекте переодевался и вместе со студентами готовил помещения для будущего учебного корпуса института. Мой заведующий кафедрой, худой и болезненный, любитель крепко выпить в рабочее время, не интересовался моей работой, зная, что я выполняю задание ректора напрямую. Приходил к ректору по делам часто, он относился с пониманием, знал, что зря беспокоить не буду; был доволен моей результативной деятельностью, поддерживал все полезные инициативы.
При частых встречах с ректором, о котором сначала никакой информации не имел, наблюдал за ним. Это был внешне совершенно невзрачный человек, среднего роста пенсионер. Планёрки вёл нормально. Но я сразу обратил внимание, что к молодому и симпатичному мне немногословному проректору по АХЧ он относился грубо, постоянно был недоволен его работой, грозил увольнением. Однажды Казначеев переговорил со мной наедине, предложил должность проректора по капитальному строительству и хозяйственной деятельности, я ответил, что подумаю. Из предвыборной рекламы знал о нём, посвятившим всю свою жизнь комсомольской и партийной работе, о его высоком бывшем статусе руководителя Ставропольского края. Однако ранее, работая в Братске, Красноярске, Ростове, я дал себе зарок по возможности не сотрудничать \ с высокими партийными деятелями. К тому же мне не хотелось кем-то руководить, перед кем-то отчитываться. Сыграло свою роль и то, что за последние 15 лет я был «избалован» свободой, поскольку? продуктивно работая в Братске, был на 90% независим от начальства. Как и положено, любой партийный руководитель всегда был погонялой для производственников, которые ясно понимали, что исключение из партии грозило стать завершением карьеры. На другой день, ценя свободу, отказался от лестного предложения ректора, сославшись на возраст и недомогания, но заметил его недовольство.
Я продолжал работать на объекте, много усилий потребовалось для организации отделочных работ, привлечения субподрядчиков, монтирующих освещение, связь, отопление и др., участвовал в планёрках у ректора, требовал от деканов регулярного выделения студентов для работы. За два месяца трудоёмкой ежедневной работы с тридцатью студентами и субподрядчиками удалось закончить все работы и ввести новый учебный корпус в строй. Об этом своём успехе недавно назначенный ректор Казначеев доложил вышестоящим инстанциям в Ставрополе и Москве. В Пятигорске при посещении института ректором Ставропольского политехнического института Синельниковым (наш филиал входил в этот институт) был торжественно принят новый учебный корпус; при этом я не присутствовал. Ректору корпус понравился, все лавры достались естественно Казначееву, обо мне не упоминалось.
III
Начался учебный год, завкафедрой поручил мне вести занятия у студентов 4-го курса по тематике, не связанной со строительством (общественное питание). С первых дней я заметил его неприязненное отношение ко мне, причину которого я узнал из разговора с коллегой. Оказалось, что ректор хотел, и не скрывал этого, расстаться с доцентом-пьяницей, и тот почувствовал угрозу. Мы переговорили, я сказал, что на заведование не претендую. Однако шеф не поверил (ведь я был новый человек, которого он не знал ранее) и выразился в довольно грубой оскорбительной форме. Да ещё добавил, что вакансии доцента на кафедре нет. Я понял, что работать со злостным типом не придётся, написал заявление об увольнении и передал в отдел кадров. Через несколько лет узнал, что пьяница умер.
Друзья! Я во веки веков не видал,
Чтоб сеющий злое, добро пожинал.
Пословица правду гласит, а не ложь:
Лишь то, что посеешь, на жатве сберёшь!
(Саади)
Когда я пришёл в бухгалтерию за расчётом, оказалось, что мне начислили только 50% зарплаты доцента. Обратился к ректору, он, словно забыв о приказе, объяснять ничего не стал, лишь пожал плечами. Пришёл домой злой, не люблю, когда меня нагло обманывают. Вероятно, это была месть за отказ работать его замом. На другой день вспомнились стихи:
Знаю, легче всего память носит грехи,
Знаю, даже во сне бередят неудачи.
Разве только из них состоит наша жизнь?
Сколько раз всё бывало иначе.
IV
Вернусь на месяц назад. В крае начиналась компания по выбору губернатора, Казначеев включился в предвыборную борьбу. Были отпечатаны рекламные материалы, в т.ч. биография кандидата. Из неё я узнал о жизненном пути и деятельности партийного руководителя советского времени. Любопытны фрагменты биографии. Казначеев, 1935 г.р., село Солёное Ставропольского края. В 23 года окончил Ставропольский педагогический институт. О работе в течение последующих пяти лет данных нет. В 28 лет – первый секретарь Ставропольского краевого комитета ВЛКСМ, работал в течение семи лет. За это время окончил Ростовский институт народного хозяйства (заочно). В 35 лет при краевом генсеке Горбачёве Казначеев сначала был первым секретарём Пятигорского городского комитета КПСС (глава города), а позже – первый секретарь Ставропольского городского комитета КПСС (глава Ставрополя). Затем – второй секретарь Ставропольского краевого комитета КПСС до 1985 г. В 1985 г. Горбачёв стал генеральным секретарём ЦК КПСС (глава СССР), и теперь Казначеев работает в Москве: 1985—1988 гг. – председатель Государственного комитета РСФСР по профессионально-техническому образованию (хотя ранее никогда не был связан с преподавательской деятельностью). На этой должности никак себя не проявил, и его через два года назначили министром социального обеспечения РФ.