Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
Однажды А.И. не стал визировать моё командировочное удостоверение, несмотря на то, что меня временно заменял преподаватель, т.е. не нарушался учебный процесс; это была научная командировка, и А.И. не объяснил своего отказа, проявил себя как начальник; я вышел от него, сильно разозлившись; пришёл к ректору, не стал ему ничего объяснять, он сходу подписал удостоверение. А.И. побоялся возражать, проявив трусость, а я после этого случая перестал зависеть от него, добился свободы делать то, что хочу; в дальнейшем он, зная, что могу обойтись без его визы, всегда доверял мне и без лишних слов подписывал научные командировки.
Конечно, моё и его состояние были разными, но и он и я, как и другие люди, хотели счастливой жизни и спокойной продуктивной работы, однако часто амбиции А.И. были безмерными. Когда-то прочитал: «…Все мы думаем о том, как бы по возможности оградить себя от боли и страданий; мы узнаём тогда, что лучшее, чего можно ждать от жизни, это – беспечальное, спокойное, сносное существование; им мы и ограничиваем наши притязания, чтобы тем вернее достигнуть его. Ибо надёжнейшее средство, чтобы не быть очень несчастным, это – не требовать для себя большого счастья. Поэтому нужно научиться умерять свои притязания на наслаждения, обладания, ранг, честь и т.д. – до самых скромных пределов, ибо именно стремление и погоня за счастьем, блеском и наслаждением сопряжены с большими несчастьями. Но этот совет опытных людей уже и потому полезен, что быть очень несчастным крайне легко; обладать большим счастьем не только что трудно, но и совершенно невозможно. Если захотеть оценить состояние человека с точки зрения его счастья, то надлежит спрашивать не о том, что его тешит, а о том, что его огорчает, ибо, чем ничтожнее последнее, взятое само по себе, тем человек счастливее; я считаю, что счастье, хотя бы временное, – это отсутствие несчастья». Отмечая негативные черты заведующего кафедрой, я понимал коллегу и проявлял терпимость к его недостаткам – это служило основой хорошего взаимопонимания и уважения друг к другу.
Я люблю общаться со студентами, часто расспрашиваю их о трудностях в учёбе, да и вообще о студенческой жизни; иногда рассказывал о собственном насыщенном досугом студенческом времени; заметил, что Братские студенты, которые живут в общежитии или в семьях, не имеют в маленьком Энергетике хорошего досуга; здесь не было, как в РИСИ, традиции проводить факультетские весёлые вечера с самодеятельными концертами и танцами, профсоюз не организовывал выездных мероприятий в театр или ещё куда; в общем, молодёжь уныло проводила вечернее время и выходные дни; предложил Полевскому, по примеру кафедры ТСП в РИСИ, которая шефствовала над своими иностранными студентами и проводила с ними раз в две недели вечерние встречи за чашкой чая, организовать нечто подобное у нас на кафедре, и он меня поддержал; первый раз мы пригласили студентов в шесть часов вечера в кафедральную аудиторию, чтобы посоветоваться, как лучше проводить «посиделки»; сначала я показал свои наиболее интересные слайды, рассказал о работе и традициях в РИСИ; доцент Перетолчина поведала об архитектурных шедеврах Ленинграда; Полевский – о Новосибирске, где он учился; послушали его, исполнившего несколько песен Высоцкого под гитару, студенты и преподаватели дружно подпевали; в конце наметили программу следующей встречи, к которой преподаватели и студенты хорошо подготовились. Я рассказывал о недавно вышедшей книге Гинсбурга, работавшего министром по строительству в СССР в годы войны; в книге приводились примеры героизма строителей, которые на Урале и в Сибири в кратчайшие сроки возводили цеха по выпуску продукции для фронта; показал слайды уникальных строительных объектов в Красноярске; Полевский исполнил под гитару песни Визбора, студенты подготовили несколько весёлых номеров, которые всем понравились; было организовано чаепитие с тортом и конфетами; короче, дело пошло и студенты, особенно приезжие, которые были оторваны от дома, получали удовольствие от этих полезных встреч.
VII
В своих лекциях я часто повторял студентам слова Ибсена: «Образование – это способность справляться с трудными положениями, в которые ставит тебя жизнь»; поэтому в институте и во время производственных практик, всегда подчёркивал, что они должны научиться самостоятельно решать возникающие проблемы. Я старался организовывать студенческие производственные практики на крупных стройках страны; по телефону договаривался с главными инженерами трестов, они присылали в институт согласие принять студентов из Братска; непросто было решать финансовые вопросы с бухгалтерией, но помогал ректор, учитывая мои заслуги в строительстве учебного корпуса. Когда началась перестройка, стало очень трудно; поэтому, поторговавшись с главным бухгалтером, часть расходов я брал на себя, оплачивая их своими хоздоговорными средствами.
В начале каждого лета наступала пора студенческих практик; в 1985г. я отправил несколько человек в Комсомольск-на-Амуре, где строилась крупнейшая на Дальнем Востоке ТЭЦ и другие важные промышленные объекты. Приехав в командировку для проверки, на строительной площадке нашёл прилежную красивую студентку Акимову Наташу, работавшую мастером; она рада была моему приезду, показала свой участок, познакомила с прорабом; сообщила о том, что в первые дни было трудно разбирать многотонные завалы арматурных сеток и каркасов; бирки у многих отсутствовали, но с помощью бригадира разобралась; теперь изделия хранились в полном порядке. Мне понравилось, как она быстро отшила бригадира, здорового мужика, который обратился к ней, прервав наш разговор: «Вы что, не видите, я разговариваю со своим руководителем, не мешайте нам!», бригадир ретировался; начальник участка был доволен энергичной и толковой студенткой, похвалил её; со второй недели распорядился начислять ей зарплату мастера; я подумал, что таких любимых мною студентов, вероятно, мало хвалил, поскольку не склонен к этому от природы.
После посещения студентов на других объектах города, мы собрались вечером в общежитии; я проверил, как устроились практиканты, жалоб не было, все довольны. Ещё на стройплощадке обговорил с ними темы индивидуальных заданий, а теперь записал их в журнал-дневник по практике; сказал, что желательно сделать фотографии, иллюстрирующие технологические процессы – это будет учитываться в институте при защите отчёта по практике. Имея за плечами такую биографию, которая даёт моральное право на некоторые назидательные советы будущим строителям, я в беседе с подопечными отметил, что мастера и прорабы составляют подлинную квинтэссенцию и именно они выражают дух всей системы строительства; им приходиться в течение каждого дня решать проблемы, обслуживая работу бригад; и ещё сказал: «Очень важен настрой бригады, поэтому здравый смысл диктует необходимость тщательно прислушиваться к тому, что говорят бригадиры, даже и тогда, когда это вам не нравится».
VIII
.
Большое нервное напряжение мне приходилось испытывать во время строительства главного корпуса института; затем последовали научные командировки, следом опять стрессовое состояние при организации похорон деда; всё это периодически вызывало боль в желудке, которую я гасил лекарствами; в ноябре стало совсем плохо, боль не проходила; поехал в медсанчасть БЛПК и обратился к терапевту Светлане Ивановне, которая после осмотра направила меня на ФГС (эндоскопическое обследование желудка при помощи современного японского зонда); делал это опытный Вторушин, он зафиксировал помимо язвенной эрозии на стенках пищевода, две больших дыры в 12-перстной кишке и посоветовал немедленно лечь в больницу; я упросил врача съездить домой за вещами и заодно передать дела на кафедре; вернулся в медсанчасть, меня положили в 9-местную палату гастроэнтерологического отделения; там, в основном, лечились молодые 30-летние мужчины, работающие на БЛПК; врач выписала лекарства, назначила диету (жидкий без жира супчик с сухарями и печёные яблоки), дала рекомендации по режиму, в частности, разрешила делать по утрам зарядку; по телефону-автомату я позвонил домой и попросил привезти учебную литературу по ТСП, писчую бумагу и книгу Виктора Астафьева «Царь-рыба», которую давно хотел прочесть. Начались больничные будни, а лечиться надо было минимум 24 дня; больница медсанчасти была в хорошем состоянии, но ежедневно мыть пол в палате пациенты должны были сами по очереди; никто не возражал – всё-таки какое-то разнообразие; врач предупредила меня, что если буду соблюдать режим, то лечение окажется успешным; это она сказала не зря, поскольку мужчины нарушали режим: жёны им приносили запрещённую жирную еду, вплоть до пирожных и напитков; когда меня посещала Галя или приезжали лаборанты кафедры, я ничего не брал – яблоки, печенье и прочее они увозили обратно; я ненавижу болеть, надеялся на быстрое выздоровление, чтобы покинуть больницу как можно раньше. В перерывах между приёмами лекарств и капельницей обновлял конспекты лекций по ТСП, поскольку за прошедшие годы в строительстве появилось много современных механизмов и прогрессивных методов работ, требующих внедрения новых технологий; кроме этого, необходимо было написать конспекты по спецкурсу для дипломников; его я должен был читать, начиная с весеннего семестра; в этом мне очень помогло учебное пособие доцента Пищаленко, которое я привёз из КИСИ; пациенты в палате старались мне не мешать, читали газеты и журналы, не шумели, не спорили, даже, когда играли в карты; когда я уставал писать, то, немного отдохнув с закрытыми глазами, читал Астафьева; этим большим талантливым произведением, написанным хорошим русским языком, я так увлёкся, что, бывало, читал весь вечер, а когда гасили свет, уходил читать в холл.
По утрам выходил в коридор делать зарядку, чтобы чувствовать себя бодрым и работоспособным; однажды в палату положили крупного мужчину, он не стонал, лежал тихо, а через три дня его перевели в престижную двухместную палату, она была напротив нашей; когда я утром вышел в коридор, чтобы сделать зарядку, увидел своего врача, стоящей возле распахнутой двери этой палаты; в ней весь пол почему-то так сильно был залит кровью, что она вытекла даже в коридор и санитарка убирала её; оказалось, что переведённый от нас мужчина ночью умер; на меня увиденное произвело гнетущее впечатление, поскольку вид крови, да ещё в таком количестве, я видел впервые; мне захотелось, как можно быстрее, покинуть это заведение. Больничные будни не обходились без смешных историй; например, по вечерам в процедурном кабинете нам всем делали последний за день укол, заходили мы сразу по нескольку человек; однажды, когда я уже подготовился, т.е. опустил штаны, в кабинет вошла ещё одна медсестра и, увидев меня, громко сказала: «Здравствуйте, Анатолий Борисович!»; я, стоящий с голой задницей, оторопел, оказалась, что это была моя студентка-заочница; все ребята хохотали, а я чуть не сгорел от стыда.
В палате среди пациентов был сварщик, работавший в РММ БГС и проживающий в Энергетике; худющий мужчина лет сорока, высокого роста, молчаливый; однажды все завели разговор об отпусках и любимых местах отдыха; каждый рассказывал и все с интересом слушали; дошла очередь до сварщика, он сообщил, что отпуск всегда проводит дома, никуда не ездит; это было необычно, всех заинтересовало, посыпались вопросы; сварщик сказал, что экономит деньги, у него уже на книжке 60 тысяч, а поездки – это пустая трата денег; начали спрашивать, на что он тратит деньги; оказалось, что за всю жизнь никто из семьи не был в путешествии, на курорте, не посещали родителей и родственников в других городах – копил он деньги. Всё это раззадорило парней, один спросил: «Хорошо, ты не ездил, но хоть один раз отправил жену и детей отдохнуть?», ответ был «нет»; этот человек экономил деньги до скаредности, не понимал, что у другого человека могут быть иные потребности. Самое интересное, что в 90-е годы он, как и многие, потерял все деньги, которые лежали в сберкассе; случайно встретив его в магазине, я узнал об этом несчастье.
Как-то утром в палату вкатили каталку, на которой под простынёй лежал мужчина с опухшим и побитым лицом пьяницы; мы заметили, что санитарки, которые его привезли, презрительно на него смотрели, а когда подвезли к кровати, окриком скомандовали, чтобы он вставал и ложился на койку; мы увидели его совсем голого, а одежду ему не привезли; мужик проспал полдня, а когда проснулся, стал у нас просить тапочки сходить в туалет, но никто ему не дал; пришлось, завернувшись в простыню, босиком выйти из палаты; через час санитарка бросила на его койку одежду и положила на пол чьи-то забытые в больнице шлёпанцы; в коридоре она рассказала нам, что это муж санитарки из другого отделения; дома он решил опохмелиться, и ещё не протрезвев, ошибочно выпил почти полную бутылку уксуса; от сильного ожога стал кричать, поскольку говорить не мог; жена вызвала скорую и в больнице ему делали промывание желудка; как нам позже сказала врач, в подобных случаев смерть неминуема, но у этого алкаша так был закалённый пищевод, что всё обошлось, везёт же, людям!
Моё лечение шло нормально благодаря лекарствам, частичному голоданию и физкультуре; иногда нас посещала старшая медсестра; она видела, что я пишу конспекты и однажды попросила меня зайти к ней в кабинет; спросила, не могу ли я написать доклад (что-то из марксизма-ленинизма), который она должна прочесть сотрудникам; я сказал, что попробую, взял у неё литературу, через несколько дней всё сделал, она меня отблагодарила: заметил, что по вечерам мне единственному кололи какую-то красноватую жидкость на ночь – это было болгарское очень эффективное и дефицитное лекарство, вероятно, для блатных, и прописанное мне в благодарность за доклад. Салют!
После 20-го декабря врач направила меня на ФГС к Вторушину, он убедился, что дыры в 12-перстной кишке полностью затянулись; перед выпиской Светлана Ивановна вошла в палату и всех предупредила, чтобы в новогодние праздники не злоупотребляли алкоголем и жирной закуской, иначе придётся ещё долго лежать; я спросил, можно ли в новогоднюю ночь немного выпить «под защитой болгарского Альмагеля»; она ответила: «Только маленькую рюмочку водки, а шампанского, вина и пива нельзя, и от этого надо воздержаться несколько месяцев»; впоследствии вплоть до переезда из Братска, при назначении терапевтом своей поликлиники каких-либо лекарств, я всегда по телефону советовался со Светланой Ивановной по поводу их приёма, слушал её рекомендации, чтобы не нанести себе вреда. Закончив в палате беседу со мной, она обратилась к мужчинам из БЛПК и поставила меня в пример, поскольку за двадцать дней я ни разу не нарушил режим питания; они же попали в больницу раньше меня, и теперь им предстояло ещё лежать и залечивать язвы. Перед тем, как покинуть больницу, я спросил Вторушина, где лучше всего закрепить лечение, и он назвал Ессентуки или Пятигорск; однако достать в институте путёвку или хотя бы курсовку было нереально (путёвки в санатории были, но только для блатных); мне пришлось весной звонить в Пятигорск к своим однокашникам по учёбе в РИСИ; они сообщили, что устроить в санаторий летом не смогут, а с курсовкой обещали помочь.
После больницы необходимо было дома закрепить лечение, а рекомендация врача была краткая: надо перейти на мясную диету, но обязательно, чтобы мясо было свежее и лучше – парное; но где его купить, если в магазинах не было, а рынка ещё не построили? В начале января я пошёл в гостиницу «Турист», в ресторане которой кормили в т.ч. иностранцев; поговорил с шеф-поваром, рассказал о своей болезни, попросил продать немного парного мяса; слава Богу, женщина оказалась отзывчивой, тут же отрезала только мякоть килограмма на три без жира, я был спасён; теперь дома все ели вкусный бульон, а мне Галя давала ещё и отварное мясо, что позволило за месяц поправиться после болезни.
Наступил 1986 год. После выздоровления я приступил к работе на кафедре; к февралю окончил и напечатал тексты методических указаний (МУ) к курсовым проектам по выполнению работ нулевого цикла и монтажу надземной части зданий. Почти 30 лет не видел своего школьного друга Виталия Мухи; в 1985 г., во время юбилейных торжеств в Москве, хотя он не приехал, я узнал его координаты и теперь в Братске, оформив командировку, прибыл в Новосибирск; это была радостная встреча, я подробно рассказывал о ней ранее; сообщил Виталию о предстоящем юбилейном сборе наших одноклассников летом этого года в Рубцовске; он обещал постараться приехать, хотя отлучиться с крупнейшего в стране военного завода, где он работал директором, в намеченные сроки будет не так просто; завод имел свою типографию, Виталий вызвал начальника и передал ему рукописи моих методических указаний, чтобы их изготовить; через месяц я получил посылки с МУ, которые были присланы из Новосибирска в упакованных пачках; для каждого курсового проекта теперь имелось 300 экземпляров хорошо оформленных пособий с плотной обложкой, которые я сдал в библиотеку; сразу позвонил Виталию и поблагодарил его; не скрою, в институте я был горд тем, что все студенты, включая сотни заочников строительного факультета специальности ПГС и ЭОС, перестали пользоваться устаревшими пособиями, работали с новыми, изданными с помощью моего друга; теперь каждый был обеспечен не только учебником по ТСП, но и МУ, что помогало качественно выполнять курсовые проекты, защищать их и хорошо сдавать зачёты и экзамены; но и мне стало легче работать: когда студент приходил с готовым проектом, я сверял его содержание с МУ и если объём был неполным, отправлял проект на доработку, после чего разрешал защищать. До сих пор я с радостью вспоминаю этот период моей жизни в Братске: в атмосфере доверия и признания мои силы как бы удесятерялись; я работал с энтузиазмом и добивался прекрасных результатов.
Однажды я решил посетить его, оформил научную командировку в Магадан и на Билибинскую АЭС; зимой вылетел из Братска прямым рейсом Ростов-Братск-Магадан; полёт на ТУ-154 длился ровно четыре часа; погода была морозная, солнечная и безоблачная; с высоты 9000 метров хорошо просматривался весь путь: горы, хребты, заваленные искристым на ярком солнце снегом, маленькие посёлки в горах, куда можно добраться только самолётом. В Магадане переночевал в гостинице для шоферов, выполняющих рейсы по колымской трассе на Север; спал в большой комнате на десять человек, но людей было лишь трое; на ночь конверт с деньгами засунул в наволочку и крепко заснул; утром после завтрака быстро вышел на улицу и пошёл к стоянке грузовиков; вдруг вспомнил, что не вынул деньги из наволочки, ужас; кровь ударила в голову, чуть не потерял сознание; ведь горничная могла сменить постель, выбросить или забрать конверт со всеми моими деньгами (Магадан всё-таки!); бегом рванул обратно, слава Богу, всё оказалось на месте, проснувшиеся шофера брились и умывались; с деньгами я спокойно пришёл на стоянку, договорился с шофёром, который вёз металл в Черский, заплатил ему, и мы выехали на трассу; что интересно: Магадан – приморский город, расположенный на побережье Охотского моря; поэтому здесь температура редко опускается ниже 15-20 градусов; но как только мы оказались в 40км от города на плоскогорье, температура уже была около 40 градусов.
Погода стояла тихая, безветренная; в кабине тепло, мы говорили о разном, в основном, я расспрашивал шофёра; однажды увидели у обочины обгоревший остов грузовика; шофёр объяснил, что это бывает на дороге, особенно ночью; если машина заглохнет или поломается, помощи ждать не от кого; чтобы совсем не замёрзнуть, шофёр поджигает кузов и греется до утра, пока его не спасут.
Дорога была хорошо накатана, наша машина, сильно нагруженная, шла нормально, хотя и не быстро; во второй половине дня при свете фар (полярная день короткий) я заметил, как дорогу перебегают куропатки – небольшие, беленькие; и хотя в кабине было ружьё, прикреплённое к потолку, шофёр не стал останавливаться, чтобы пострелять птиц; объяснил: останавливаться вообще рискованно на пустынной дороге, чтобы, не дай Бог, машина не заглохла. Деревьев по обе стороны дороги совсем не было, только редкие кустики высотой с метр.
К вечеру мы прибыли в посёлок, расположенный на берегу реки; здесь, на середине колымской трассы водители ужинали и отдыхали; в просторной столовой, интерьер которой мне понравился, мы плотно и вкусно поужинали; шофёр решил отдохнуть и предложил поспать до утра; легли не раздеваясь, на свободных диванах (бесплатно) – это чтобы не ехать ночью в сильный мороз; утром продолжили путь и к полудню прибыли в Черский; поблагодарил водителя, мы оба были рады, что обошлось без приключений. Я устроился в двухместном номере гостиницы, принадлежащей геологам; из почты позвонил домой, что всё в порядке, затем обошёл этот небольшой полярный посёлок; утром посетил воинскую часть, договорился с командиром, чтобы Сашу отпустили на сутки со мной; первым делом мы позвонили в Братск, мама услышала голос сына, была очень рада; пошли в гостиницу, там Саша хорошо поел привезёнными мною продуктами и сладостями; мы легли на кровати, поговорили об армейской жизни; рассказал Саша, что служба лафовая: никакой строевой подготовки, сидим всю смену под землёй в тепле, смотрим на экраны локаторов (позже в Братске он понял, от чего рано полысел), всё время гоняем чаи, отдыхаем. Рассказал, что неоднократно видели, как американские самолёты-разведчики нагло делают облёт нашего побережья; командир части сообщает о нарушителях в штаб ПВО, расположенный в Якутске; штаб отвечает: «послать перехватчики не можем, нет керосина»; безусловно, американцы, базирующиеся на Аляске, знали об этом, (перестройка!).
Мы переночевали в гостинице, позавтракали, вышли на улицу, я сделал несколько снимков. Сашу проводил в часть, на обратном пути посмотрел, как живут семейные офицеры: их длинный деревянный барак почти полностью занесён снегом, только окна и двери очищены; а ведь каждое утро дети идут в школу, а матери до работы должны отнести малышей в ясли и садик – ужасные условия проживания офицерских семей. В казарме и посёлке отопление в основном углём; в/ч имела дизельный движок, на котором одно время работал Саша старшим дизелистом
XII
Кирилл, когда сам будет в преклонных годах, напишет свои воспоминания; здесь я расскажу лишь о некоторых эпизодах. Саша учился в школе, Кирилл был в армии и служил в Свердловске; авиационная воинская часть располагалась в военном городке на окраине аэропорта «Кольцово»; однажды зимой я поехал в деловую командировку в Иркутск и затем решил посетить сына в армии; остановился у Матрёны Сергеевны, которая подготовила передачу для любимого внука, и я прямым рейсом вылетел в Свердловск; пришёл в военный городок, нашёл Кирилла, мне надо было договориться с его командиром насчёт увольнительной; написал заявление и пошёл к командиру, но мне сказали, что сначала надо идти к его заместителю; было время обеда, мне указали квартиру, я позвонил и дверь открыл настолько пьяный офицер (и это в рабочее время), что только с третьего раза до него дошло, что надо подписать моё заявление и разрешить увольнение сына на два дня; сначала он отрицательно замотал головой из стороны в сторону; но, когда я сказал, что пойду к командиру части, написал резолюцию и велел отнести бумагу в канцелярию, что я и сделал; секретарь зашла к командиру и он подписал увольнительную; мы пришли в аэровокзал, где в отдельной пристройке помещались автоматические камеры хранения и была моя тяжёлая сумка; разместившись у подоконника, Кирилл ел присланную бабулей курочку, а я жевал бутерброд, я спросил: «Курочка вкусная?»; аппетитно поглощая мясо, он ответил, что в армии солдат курочками не кормят. Мы поехали в город и на наше счастье в гостинице получили маленький, но тёплый номер; близился вечер, при помощи кипятильника приготовили чай, ужинали пирожками, запивая чаем с вареньем. Утром пошли завтракать в пельменную, расположенную в центре города; народу там было много, мы поднялись на второй этаж в большой зал, взяли по три порции пельменей, сметану и чай; в общем, наелись так, что выйдя на улицу, нам стало жарко, хотя стоял неслабый морозец, а Кирилл был в шинели; решили погулять по центру, посмотреть достопримечательности, а затем наведаться в гости к Гонионским; нас встретили хорошо, со всей семьёй сели за обеденный стол; впервые после окончания института я встретился с однокурсницей Женей Флеккель, её мужем Валерием (он учился вместе с Борисом Фертманом), мамой Жени, которая работала в Рубцовске на АТЗ вместе с моим папой, дочерью Жени и Валеры Викой – она училась в университете; хорошо посидели, пообедали и пообщались; Валерий предложил поехать на его машине, чтобы показать город; теперь выглянуло солнце и потеплело, я делал хорошие памятные снимки (№№ 14р-14щ); посмотрев самые красивые места, мы поблагодарили друзей и отправились в гостиницу, а рано утром поехали в воинскую часть; я сделал там несколько снимков, попрощался с Кириллом и решил зайти к командиру поблагодарить за помощь; командиром части был симпатичный подполковник, который хорошо меня принял, спросил, как мы провели время, я его поблагодарил и беседовали мы можно сказать дружески; перед уходом поделился с ним впечатлением о пьянстве офицера в рабочее время, на что он ответил: «Знаю всё это, но меня скоро переведут под Варшаву и наводить здесь порядок, наказывать, о чём станет известно наверху, мне не резон, могут отменить мой перевод»; я пожелал ему осуществления мечты и отбыл в аэропорт.
Через несколько лет я получил приглашение на Всесоюзное совещание по проблемам зимнего бетонирования, которое проходило в Челябинске; прямого рейса из Братска не было и я вылетел в Свердловск, где снова посетил Женю и Валерия Гонионских; после внезапной смерти сына-первокурсника, которая произошла во время операции из-за ошибки врачей, оставаться жить в Свердловске родители не желали, решили переехать в Израиль; поскольку Валерий, кандидат наук, работал на режимном заводе «Химмаш», ему предстоял годовой карантин; перед отъездом они последний раз посетили могилы предков в Рубцовске (родители Валерия и отец Жени там похоронены); в Израиле Валерий работал на крупном предприятии, за своё изобретение и научную работу получил правительственную премию, что позволило купить хорошую квартиру в г. Беер-Шева; Вика, которая в Свердловске окончила университет, работает преподавателем в техникуме, водит свою машину, вышла замуж; её сын от первого брака Борис (имя дали в память об отце Жени) окончил школу, отслужил в армии и работает, однако русский язык слабо понимает, а говорить совсем не может; в семье старшие говорят на русском; я и сегодня общаюсь с Женей и Валерой по Интернету.
Весной 1985г. Кирилл окончил службу и прилетел в Братск; все были рады, но его физическое состояние вызывало у нас беспокойство: очень худой, нервный, апатичный. Мама старалась накормить его калорийной вкусной пищей, и он постепенно поправлялся. Я попросил у ректора «Волгу», показал сыну Братск, съездили в Лукоморье, а в выходной день втроём пошли в поход на одну из самых высоких сопок, расположенную за Осиновкой; пыхтя, забрались на самый верх, перед нами открылась панорама города и окрестностей; немного спустившись, на поляне развели костёр, перекусили и стали отдыхать; ребята веселились, дурачились; я их фотографировал – очень хорошо провели день
Зная заранее, что летом предстоит встреча одноклассников в Рубцовске, я договорился по телефону с главным инженером треста о практике моих студентов на реконструкции завода АТЗ. После окончания весенней сессии отправил трёх студентов в мой родной Рубцовск (у меня три родных города: Харьков, Рубцовск, Красноярск); напутствовал их перед отъездом: «На строительной площадке окончательно проверяется правильность выбора специальности, подводится итог тем годам жизни, которые они провели в институте; определяется ценность того багажа знаний, которые можно взять с собой, прослушав лекционный курс, сдав кучу зачётов и экзаменов; ваш неформальный подход к практике обязательно поставит эти вопросы, правильность ответов на которые определит сама дальнейшая жизнь». Студентов хорошо устроили в общежитии, поставили на интересные строительные объекты. Через неделю, сдав в институте годовой отчёт, я отправился в путь: самолётом до Новосибирска и поездом в Рубцовск; на АТЗ посетил практикантов, выдал индивидуальные задания, поговорил с их руководителями. Затем встретился с одноклассниками, многие из которых после окончания школы разъехались по городам и странам; могу сказать, перефразируя стихи поэта:
Я вернулся в Рубцовск,
Что давно меня звал…
Тридцать лет не бывал,
Где прошло моё детство
и школьные годы.
В начале августа, выполняя рекомендации врачей, я прилетел в Минводы; уже спускаясь с трапа самолёта, заметил, что дышать здешним воздухом стало необычно легко; правда, не мог выразить, в чем состояла особенность лёгкого дыхания, но уже тогда ясно понимал, что с воздухом Братска у него нет ничего общего; что, может быть, это и не воздух даже, а нечто иноприродное – густое, ароматное, не столько вдыхаемое, сколько испиваемое. У меня с собой была большая кета и баночки с икрой, привезённые из Сахалина; в Пятигорске друзья направили меня к заместителю начальника Курортного совета, заранее договорившись с ним; передал ему презент и он направил меня за курсовкой в курортную поликлинику; купив её за наличный расчёт, сдал анализы и прошёл ЭКГ; кардиограмму снимали в большой комнате, в которой стояли четыре кушетки и работали одновременно четыре женщины-операторы; когда я лёг на кушетку, услышал разговор операторов: одна из них сказала, что, судя по диаграмме, её пациент мёртв; этот мужчина обернулся к ней, вытаращив глаза; тогда оператор вышла из комнаты и привела ремонтника, он быстро определил неисправность аппарата; этот эпизод вызвал у всех пациентов улыбку, но не более. Моим лечащим врачом была симпатичная среднего возраста женщина, которая провела обследование, дала направление в БФО, и я отправился за талонами на процедуры; первые несколько дней прожил у друзей, затем стал подыскивать жильё с помощью Курортного бюро; сначала неудачно переночевал в маленькой комнате на трёх человек, но мне не понравилось соседство с мужчиной из Донецка и его маленьким больным сыном; я за один день по объявлению нашёл адрес частного дома в центре города, в котором проживала семья из трёх человек – старушка и её взрослая дочь с сыном; устроился в отдельной комнате, где был ещё один отдыхающий, армянин из Эчмиадзина по имени Либкнехт. К сожалению, я только в Братске, когда мне уже стукнуло 50 лет, по-настоящему задумался о своём здоровье. Вот мнение Артура Шопенгауэра (1850 г.). «Здоровье стоит настолько выше всех внешних благ, что поистине здоровый нищий счастливее больного царя. Обусловленный полным здоровьем и счастливой организацией спокойный и весёлый нрав, ясный, живой, проницательный и быстро схватывающий ум, умеренная, кроткая воля, дающая чистую совесть, – вот преимущества, которых не может заменить никакой ранг, никакое богатство. Ибо то, что есть индивид сам по себе, что остаётся наедине с ним и чего никто не может ему дать или у него отнять, имеет, очевидно, для него более существенное значение, нежели всё, чем бы он не обладал и чем бы он ни был в глазах других. Человек с богатым внутренним миром, находясь в совершенном одиночестве, получает превосходное развлечение в своих собственных мыслях и фантазиях, тогда как тупицу не оградит от смертельной скуки даже постоянная смена компании, зрелищ, прогулок и увеселений. Добрый, умеренный миролюбивый человек может быть доволен и в бедности, тогда как алчного, завистливого и злого не удовлетворит никакое богатство».