Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
Одновременно с «Искрой» я купил кинокамеру с узкой плёнкой 2х8мм; такие камеры появились совсем недавно и мой выбор пал на «Неву» с вращающейся турелью, на которой были укреплены три объектива; кроме того, внешне камера была очень красива. Купил её в ЦУМе и начал снимать, но выяснилось, что турель имела заводской брак, и я поехал в уивермаг; когда рассказывал директору о проблеме, зазвонил телефон, это был торговый агент ЦУМа, находящийся в командировке в Норильске. Я ожидал конца их разговора, когда услышал: «Как идёт охота на уток?», директор выслушал агента и в заключение посоветовал: «Ты смотри, «утки» бывают разными, не привези чего-нибудь нехорошего». В ЦУМе «Невы» в наличии не было и мне предложили купить любую другую камеру; я выбрал «Кварц-2», в которой хотя и не было турели с дополнительными объективами, но она имела хороший встроенный оптический экспонометр с фотоэлементом, позволяющим автоматически определять диафрагму в зависимости от освещённости объекта съёмки. Это была удачная покупка, я всю жизнь снимал, начиная с маленького Кирюши и Максатовых и далее – всех родных и друзей; плёнку сначала проявлял самостоятельно, затем появились фотолаборатории и можно было за небольшую плату сдавать на проявку. Дома показывал кино с помощью кинопроектора «Луч», брал его на несколько дней в пункте проката. Во время перестройки, когда плёнка 2х8мм исчезла, я в Москве в фотолаборатории на ул. Солянка нашёл человека, который у себя дома переснял все мои старые плёнки на видеокассету, а уже в Пятигорске я составил продолжительный фильм «Модылевские», в котором можно видеть на экране и уже ушедших из жизни, и ныне живущих; сделал копии фильма и подарил всем родственникам; теперь фильм имеется и на диске DVD.
С новым фотоаппаратом «Искра» я полетел на выходные дни в Иркутск, передал премиальные деньги Матрёне Сергеевне и, испытывая чувство радости, сделал хорошие фотоснимки, которые позже выслал в Иркутск.
X
Накануне 1 мая в честь праздника наш профсоюз организовал коллективную поездку на природу; в автобус набилось много народу: бригадиры, ИТР, многие с супругами и детьми; приехали на берег реки Маны, выбрали поляну и расположились, а через некоторое время начали прибывать из города такие же группы отдыхающих, которые заполнили всю большую поляну и ближайшие перелески. Началось весёлое застолье, песни под баян… Погода была хорошая, люди любовались природой, отдыхали, играли в футбол, волейбол и бадминтон. Некоторые, в том числе, я и Вася пытались рыбачить, но в конце апреля это оказалось бесплодной затеей. Во многих компаниях продолжалась обильная выпивка, пьяные шатались по поляне, мешая играть детям; в общем, обычный «отдых» на природе. Когда мы начали собираться уезжать, сожгли весь мусор, а банки-склянки закопали, но поляна представляла жалкий вид: люди уезжали, оставив после себя неубранный мусор, а пьяных с трудом заталкивали в машины. Через несколько дней в майском номере журнала «Крокодил» на первой странице обложки была изображена картина типичного «отдыха» горожан нашей необъятной страны на природе и внизу подпись: «Ничто так не спаивает коллектив, как совместная поездка на природу». Лихо!
Однажды на наш участок направили практикантку из монтажного техникума Валентину Чащину, которая собирала материал для дипломной работы; это была красивая девушка и довольно скоро она обратила на меня внимание, а я недолго раздумывал, и мы некоторое время проводили вместе – гуляли по городской набережной, ходили в кино; это было минутное счастье или несколько минут счастья, но я отдавал себе отчёт в том, что, в конце концов, придётся устраивать личную жизнь, и хорошо понимал своё положение («Нет лучшего учителя, чем несчастье». Дизраэли.) – сыну нужна достойная мать. Влюблённость – это одно, но как будущая мать девушка не подходила.
XI
Лето было в разгаре, я, благодаря ежедневной загруженностью работой, постепенно стал отходить от последствий стресса; инициативу в отношениях с женщинами не проявлял, но, не скрою, были встречи с несколькими; однако с ними никаких серьёзных планов не строил. Сергей предложил мне принять участие в сплаве на плотах по таёжной реке Мана до её устья, и я сразу согласился, потому что компания почти вся была мне знакома.
К сплаву по реке на плоту мы готовились загодя и тщательно; ведь все работали на стройках, поэтому подготовить скобы, трос, топоры и пр. не было проблемой. Это было чудесное путешествие с двумя ночёвками; группа из 12 человек доехала на грузовике до Базаихи (западной) и оттуда шли пешком в быстром темпе, поскольку надо было прийти к месту ночёвки засветло; Сергей всех вёл по тропе к месту начала сплава; но идти пришлось сквозь высокую траву, а комаров и слепней было так много, что приходилось всё время обмахиваться берёзовыми ветками; по прибытию на место мы раздевались догола, вытряхивали и осмотрели друг у друга одежду, внимательно проверяли видимые, а также все укромные места человеческого тела, снимали клещей, которые ещё не успели впиться глубоко в тело. Этот медосмотр был запечатлён на плёнку. Далее, как обычно: поиск сучьев, костёр, установка палаток и ужин; некоторые пробовали рыбачить, но без результата; все выкупались в тёплой воде таёжной речки и крепко уснули на опушке леса у берега.
Утром началась работа; пока женщины готовили завтрак, мы выловили десять толстых брёвен для плота; технология этого дела простая: двое входят в воду по грудь, отлавливают подходящее по размеру и плавучести бревно, толчками сопровождают его к «верфи» и передают ребятам, они якорят бревно и вырубают топорами глубокие зарубки, в которых будет помещаться трос, скрепляющий все брёвна плота; затем все брёвна последовательно скрепляют скобами, обматывают концы плота тросом, прочно стягивают его при помощи ваги и фиксируют трос скобами; всё делается на совесть, чтобы во время движения от удара о подводные камни, плот не развалился. Работали часа три, но поскольку все, кроме Галкина, были на своих стройках начальниками, произносились непонятные никому указания, что делать и как лучше делать – это вызывало бурную реакцию у прораба Саши Галкина, который громко смеялся над «руководителями» (притча Соломона: «Весёлое сердце благотворно, как врачество, а унылый дух сушит кости»). Затем плот устелили берёзовыми ветками, а сверху – толстым слоем травы, получилось мягкое сиденье. Когда плот был готов, хорошо позавтракали на берегу и поплыли; погода хорошая, солнечная и тёплая, можно загорать; поскольку река неглубокая, необходимые маневры делали при помощи шестов, а хороший плот сам плыл по небыстрому и спокойному течению. Все отдыхали, любовались великолепными пейзажами, которые то и дело сменялись при повороте реки. С удовольствием плыли весь день; ещё было светло, когда наш плот и другие плоты туристов стали приближаться к самому коварному месту, где испытывается прочность плота; мы увидели, что русло реки сузилось и скорость значительно увеличилась, а впереди показались камни, вокруг них «кипели» мощные буруны и даже был небольшой водопад; предстоял водный слалом. Мы еще не приблизились к этому опасному месту, как заметили стоящую на этих камнях посреди реки группу мокрых ребят, чей плот разбился вдребезги; потерпевшие крушение размахивали рубашками, чтобы кто-нибудь их взял к себе на плот, но это было невозможно, поскольку из-за большой скорости все проплывали мимо. Конечно, этим ребятам наверняка пришлось бы делать новый плот или идти пешком домой по лесным тропам. Мы стремительно приближались к порогам, сыграли тревогу, все мужчины стали у бортов с шестами, а женщины на всякий случай держали рюкзаки в руках; нас вынесло на камни, шестами стали упираться и отталкиваться; плот дрожал, скрипел, разворачивался – несколько секунд большого напряжения, и мы, слава Богу, миновали это коварное место без потерь. Прогремело «Ура!», каждый из нас испытал удовлетворение то того, что участвовал в постройке надёжного плота. Теперь русло реки стало шире, течение ослабло; и вскоре мы приплыли к огромному затору, где на берегу решили заночевать. Одни ставили палатки, другие пошли за сучьями для костра; углубившись в чащу, я хотел разломать пополам толстую сосновую ветку и увидел сухой ствол обломанной осины метровой высоты, со всего размаха ударил по нему, ветка сломалась надвое. Но что это? Меня окружили осы, одна больно ужалила в бровь; оказалось, что я разрушил осиное гнездо, которое было в сухом стволе; быстро побежал к реке, промыл ранку и боль немного утихла; но к утру бровь распухла, глаз ничего не видел. Мы пошли вдоль берега к посёлку Усть-Мана и прибыли туда к вечеру; подождали проходящий тепловоз, машинист любезно разрешил нам подняться на боковые площадки и довёз до станции Енисей, откуда все разошлись по домам. Поздно вечером я добрался домой, а утром Вася сказал: «Посмотри в зеркало»; я ужаснулся: за ночь бровь распухла, гл́аза почти не было видно; вид страшный, а на работу идти надо; в поликлинике кое-что сделали, но не буду описывать подробно реакцию наших рабочих и высказывания о бурно проведшей ночи их начальника; самой безобидной фразой была: «Так весело он провёл выходные дни, что жена поставила фонарь под глазом!». За неделю с помощью разных примочек, опухоль сошла.
XII
Летом работали мы на корпусе № 2, а Василию было поручено заниматься остеклением наклонных боковых проёмов уникального большепролётного гаража с вантовым покрытием; он увлёкся этой работой, применил несколько удачных новшеств и был доволен.
Приближался День Строителя, мы решили не участвовать в традиционной большой пьянке, а посетить строящуюся Саяно-Шушенскую ГЭС; в субботу рано утром прилетели самолётом в Шушенское и сразу пошли осматривать село; на главной площади впереди солидного по тем временам двухэтажного здании традиционно находился большой памятник Ленину. Затем мы посетили дом купца Зырянова, где Ленин жил в ссылке; мы были единственными посетителями, всё осмотрели и разговорились с сотрудницей музея, от которой узнали много интересного; в частности, когда Ленин на пароходе «Святитель Николай» прибыл в Шушенское в сопровождении жандарма, никто из жителей не брал на постой государственного преступника, уговорили лишь Зыряного, который имел большой дом и сдавал несколько комнат; в одной из них, маленькой угловой, жил Ленин, а питался он у хозяина за деньги, которые ему присылала мать; по вечерам он писал «Развитие капитализма в России», совершенно не обращая внимания на пьяные крики и брань, доносившиеся из большой комнаты, где почти всегда веселились гости. Днём ссыльный часто нанимал проводника и ходил на охоту, а летом много времени проводил на природе и купался в реке.
Шушенское расположено на юге Красноярского края, южнее Абакана; лето здесь очень жаркое, до плюс 40 градусов, и мы с Васей это почувствовали даже в августе; недаром в этих краях расположены известные санатории и пансионаты; здесь вызревают арбузы, дыни и помидоры необыкновенного вкуса; так что Ленин жил в обстановке, мало отличавшейся от его любимой Швейцарии. Люди относились к нему очень плохо, т.е. как к преступнику, и дела с ним никто не имел. Жандарм периодически приезжал из Минусинска, а нелегально Ленин два раза зимой выезжал на сходку ссыльных товарищей и в Минусинскую библиотеку за книгами. С приездом Крупской они поселились в доме Петровой и жили там до конца ссылки.
Осмотрев эти интересные дома-музеи, мы пошли купаться на живописный берег реки Шуша; вода в ней удивительно прозрачная и тёплая; отдыхая, перекусили и затем отправились в музей-заповедник «Шушенское»; территория его огромная и окружена высоким бревенчатым забором; пройдя ворота, очутились на главной улице старого сибирского зажиточного села времён начала XX века; сразу присоединились к экскурсии, осматривали дома, шинок, магазин, в котором мне почему-то запомнились детские игрушки и самодельные тряпочные куклы, такие же, какими играла моя сестра Оля с подружками в первые послевоенные годы в Рубцовске; поражала достоверность всего, что было там представлено, а мы с Васей особый интерес проявили к деревянным постройкам; это был лучший музей-заповедник из тех многих, которые я посетил! Во второй половине дня мы переплыли на пароме Енисей и, нагружённые тяжёлыми рюкзаками, двинулись по левому берегу на юг к строящейся Саяно-Шушенской ГЭС, до которой было около 20 км. Вечером стали искать место для ночлега и заметили огромный трёхметровой высоты валун, скатившийся, вероятно, в далёкие времена с горы; расположились рядом с ним, испекли на костре картошку, открыли консервы, достали припасённую в честь праздника бутылку водки и поздравили друг друга с Днём Строителя; выпили за друзей-строителей и, хотя было совсем темно, решили наудачу без вспышки сфотографироваться при свете костра с секундной выдержкой при полностью открытой диафрагме; к счастью, фото получились прекрасные – что значить камера «Искра»! Спали мы на надувных матрасах, было тепло, но знали, что ночью у воды будет прохладно, поэтому надели всю нашу одежду; спать не хотелось, смотрели на тёмное небо, полное ярких звёзд.
Утром умылись речной водой, поели и в путь; шли берегом, а когда взошло солнце и стало жарко, поднялись выше метров на 50 и пошли лесом сквозь заросли папоротника, высотой он был более двух метров; по дороге встречались родники, мы утоляли жажду вкусной водичкой. Набрели на малинник и долго с удовольствием лакомились пахучей и сладкой лесной ягодой; идти по лесу было приятно, делали привал, вскоре мы увидели внизу на пляже деревенских мальчишек, играющих в футбол; мы крикнули: «Далеко ли до Черёмушек?», оказалось около трёх километров; дети, посмотрев на наши парусиновые кеды, сказали, что в лесу много змей, мы мигом спустились на пляж; ребята также сообщили, что медведей теперь нет, поскольку на стройке постоянно взрывают скалу и от грохота медведи ушли дальше в тайгу. Через час услышали шум моторов – это работали бульдозеры на отсыпке насыпи для автодороги; мы поднялись к деревне и узнали, что во время весеннего разлива Енисея старую дорогу, которую возводили несколько лет, полностью снесло водным потоком и теперь заново отсыпают насыпь чуть выше; нам сказали, что идти на ГЭС не имеет смысла: во-первых, шагать надо по отсыпанному вязкому щебню, во-вторых, на стройке идут только подготовительные работы и ничего ещё не возводится. Мы спустились к реке и решили искупаться; у берега течение было совсем слабое, надули матрасы и плавали, греясь на солнце; что интересно: если смотреть с берега, то вода в реке кажется чёрной из-за отражения тёмного леса, растущего на берегах; но когда плаваешь, видишь абсолютную прозрачность чистейшей воды; вдали на стремнине всплески на бурунах красиво серебрятся на солнце, а на правом берегу высятся живописные отроги Саянских гор.
Прошли мы немного вверх, а позже, спустившись с берегового крутояра, увидели: две длинные лодки (енисейские «пироги»); мужчина загружал их скошенной за день травой; рядом ожидала жена с двумя маленькими дочками; мы договорились помочь с погрузкой и нам разрешили плыть с ними вниз по течению до парома; на первой лодке разместилась семья, а мы сидели на второй, высоко на траве; лодка тихо двинулась вниз по течению, и сразу берега Енисея охватили нас своей тихой, задумчивой и сумрачной красотой; плыли недалеко от берега, где течение слабее, но травы нагружено было так много, что осадка лодки была критическая; мы боялись перевернуться, поскольку на поворотах течение усиливалось, но, к счастью, всё обошлось. Любовались пейзажем: на правом берегу были видны высокие отроги Саянских гор с причудливыми скалами, которые я фотографировал и теперь с удовольствием просматриваю снимки.
Уже темнело, когда мы приплыли к парому, переправились на правый берег и заночевали в какой-то хате; утром подошли в «кругу», откуда идёт автобус, а рядом стоял вагончик – маленькая столовая; несмотря на ранний час, нас накормили горячими котлетами, хлебом и молоком. Приехали в Шушенское и пошли к аэродрому; рейс в Красноярск в 14-00 и у нас имелся целый час свободного времени.
Побывали в селе, затем вышли на окраину села и увидели вдали деревянное здание аэровокзала, на лётном поле стоял наш самолёт, прибывший рейсом из Красноярска. Ещё было полчаса до вылета, мы шли спокойно, как вдруг самолёт разогнался в нашу сторону и стал взлетать; мы бежали, размахивали руками, показывали лётчикам на часы, но тщетно – самолёт набирал высоту. Взволнованные, мы подошли к кассе и спросили, почему самолёт улетел раньше времени; в ответ услышали: «Лётчики накупили на базаре яичек и вернулись, пассажиры сели, чего же ждать?». Мы очень расстроились, рейсов больше нет, а в понедельник на работу; нам посоветовали быстрее ехать в Абакан; вышли мы на трассу и на попутке доехали да Абакана, но выяснилось, что из аэропорта ушёл на Красноярск последний рейс. Мы представляли себе, что будет утром на участке в отсутствии обоих прорабов. Переночевали в зале ожидания, сидя на скамейках, и первым рейсом прилетели в Красноярск; на работу пришли только во вторник и написали объяснительные, но в связи с тем, что после Дня Строителя на всей стройке наблюдалось «неприятные последствия бурного празднования», нас не наказали выговором.
XIII
К этому времени в самом разгаре велись работы по монтажу ж/б конструкций двух дымососных, ИТР не хватало, Николай Попов ещё был в отпуске (я его отпустил, чтобы помочь родителям, проживающим на Урале, заготовить сено), заменял его Вася. Мы, бывало, задерживались допоздна, работая на монтаже часто под дождём во вторую смену; что ж удивительного, мы возводим объекты нужные людям, родине – ради этого мы трудимся и живём – такие вещи не забываются. Я был для Василия другом и помощником, а иной роли для себя и не мыслил; правда, иногда молодой Вася не выдерживал и часов в семь, говорил мне, что в гробу видал эту работу, и я отпускал его, оставался с монтажниками; возвращался домой усталый и голодный и был доволен, что Вася приготовил хороший ужин. Обычно мне нравилось оставаться за мастера, работая с монтажниками, домой не тянуло, отвлекало от тяжёлых мыслей; и вот однажды, работая во вторую смену, я спросил Васю, какое сегодня число: «30 сентября» – ответил он; я вдруг вспомнил: «Ёлки-палки, ведь это же мой день рождения!». Мы быстро приехали домой, взяли деньги и на такси рванули в город; был уже десятый час, все заведения закрыты и только на Красной площади работало захудалое кафе, но выбора не было; купили в гастрономе вина, и при минимальном выборе блюд перед закрытием кафе, отметили именно тот день, когда мне исполнилось 29 лет; после чего долго на перекладных под дождём добирались домой в Рощу; вот она, жизнь строителя – можно смеяться над нами, но иногда можно и пожалеть. Конечно, это была не жизнь, или вернее, жизнью назвать её можно с большой натяжкой; вторая моя жизнь началась через два года, когда мы втроём, я, Галя и Кирюша, приехали снова в Красноярск.
XIV
В первых числах октября в СУ-49 был объявлен конкурс между участками и службами на лучшую рационализаторскую работу; помимо положенного вознаграждения за рацпредложения, были предусмотрены призы победителям: премии за внедрение и поездка в Москву на ВДНХ и на всесоюзную строительную выставку; возможность такой поездки была весомым толчком моего активного участия в конкурсе. На участке я собрал рабочих, бригадиров и ИТР и предложил включиться в соревнование, поскольку и ранее нами было внедрено много хороших придумок, без оформления рацпредложений; теперь почти ежедневно посыпались рацпредложения, вплоть до фантастических; ИТР помогали рабочим в расчётах и описании, а я в ПТО с помощью Гали Хорошиловой оформлял поступившие рацпредложения, которых к декабрю скопилось более тридцати. Конечно, большинство было без экономического эффекта, т.к. не было методики расчёта эффективности предложений, улучшающих качество, облегчающих труд рабочих, экономящих время и т. п.; но, главное, все наши предложения внедрялись в производство и, оглядываясь на прошлое, понимаю, что в этом был большой смысл в том плане, что ИТР и рабочие приняли участие в конкурсе, создали полезные новинки. Особенно гордились мы внедрением конструкции «самолёта», позволившей без нарушения техники безопасности монтировать сотни стеновых панелей не демонтируя уже уложенных карнизных плит, что могло задержать устройство кровли; «Самолёт» представлял собой специальную крестообразную траверсу с длинным «хвостом»; за крючья передних «крыльев» цепляли стеновую панель, а к «хвосту» крепилась длинная верёвка, монтажник, стоящий на земле, мог легко регулировать и точно подводить панель к нужному месту, не задевая тросами крана уже установленную карнизную плиту.
Для успешной расшивки швов между стеновыми панелями мы самостоятельно изготовили мобильные леса в виде металлической башни 4-х метровой ширины, которая передвигалась по тем же рельсам, что и башенный кран. В итоге наш участок занял первое место в конкурсе по всем показателям; рационализаторы получили вознаграждения и премии, а меня премировали недельной поездкой в Москву; я прилетел в Иркутск, записал со слов тёщи, что надо купить для Кирюши в «Детском мире». В Москве жил у родственников и за три дня успел побывать на ВДНХ, строительной выставке, расположенной на Фрунзенской набережной, и всё купить в Детском мире. Слетал в Ростов повидаться с родителями и сестрой Ольгой; но повидаться с семьёй брата Виктора в Краматорске времени уже не было.
XV
Приближался новый 1966 год, я и Василий снова решили не оставаться в городе и не участвовать в праздничных вечеринках, а поехать на Север в село Казачинское, расположенное чуть южнее Стрелки (место впадения Ангары в Енисей); заранее подготовили лыжи, я попросил у Климко ружьё и патроны, поохотиться на зайца. На рейсовом кукукузнике (ПО-2) мы 30 декабря вылетели; погода была морозная, но ясная; наш самолёт не столько летел вперёд, сколько падал в воздушные ямы и затем снова взбирался ввысь; это происходило благодаря солнцу, прогревающему восходящие потоки воздуха; хотя лететь было всего несколько часов, но я зарёкся больше на таком самолёте летать. Из пассажиров запомнился дед с двумя козами, купленных в Красноярске. Через окно самолёта было интересно наблюдать: пролетели Большую Мурту, и далее внизу стоял сплошной лес; по времени уже должна быть посадка, но аэродрома нигде не было видно; вдруг самолёт пошёл на снижение, мы увидели среди леса белое пятно, поляну; самолёт немного проехал на лыжах и остановился; дверь открыли, нацепили, сваренный из железных прутьев, трап, все вышли и увидели маленький автобус ПАЗик, высокую мачту с «колбасой», никакого аэровокзала не было. Мы были в лыжных ботинках и поднабрали в них снега, который доходил до колен; цепочка пассажиров потянулась к автобусу; я оглянулся; увидел в проёме самолёта стоявших двух лётчиков, на ногах которых были лёгкие туфли-корочки и подумал, как же они пойдут по глубокому снегу? Но это не потребовалось – взяв пару пассажиров, самолёт развернулся и взлетел над лесом.
Устроились мы за символическую плату в комнате на шесть человек, расположенной в большом бараке; выяснилось, что это жильё предназначено для сосланных из столичных городов тунеядцев (таксисты, свободные художники, безработные, калеки и пр.); чем люди занимались мы так и не поняли, но в эти праздничные дни они отдыхали: играли в карты, домино, читали книги: недалеко была столовая и маленький ДК, где крутили кино; мы осмотрели село, на окраине которого проходила лесовозная дорога, а за ней – сплошная тайга.
Утром решили пойти на лыжах поохотиться в лес; снег был рыхлый и глубокий, наши узкие лыжи проваливались, идти было тяжело; прошли с километр, заячьих следов не было и, побродив немного, вернулись обратно. Когда мы у дороги снимали и чистили лыжи, к нам подошёл мужчина из местных, шофёр лесовоза; он сказал, что за зайцем надо идти в лес километров двадцать, т.к. работающая на лесных делянках техника зверей отпугивает; также сообщил, что в этом году из-за лесного неурожая, изрядное количество медведей стали шатунами, чтобы прокормиться; они многому научились у людей, в лесу надо быть осторожными; услышав это, мы побоялись и отменили все свои планы. Рассказал нам о том, что совсем недавно сам сильно перепугался: «Обычно каждый шофёр в кабине возит ружьё, закреплённое на потолке кабины, но в этот раз его у меня не было. В сумерках я ехал на лесовозе, гружённом брёвнами; не доезжая села увидел на обочине дороги стоящего на задних лапах большого медведя; руки вцепились в руль и была только одна мысль, чтобы мотор не заглох, ибо голодный зверь мог легко разбить стекло и загрызть меня». Его рассказ произвёл на нас сильное впечатление, молча побрели мы к бараку, высушили одежду и обувь, а вечером сходили в кино. Утром отправились на автостанцию, поскольку из-за пурги самолёт не летал; нам удалось купить последние два билета на заднее сидение автобуса, расположенное над мотором – самое моё нелюбимое место из-за запаха выхлопных газов. При посадке в суматохе я забыл свои лыжи, оставленные в зале ожидания и вспомнил об этом только, когда уже отъехали далеко, но о потере сильно не переживал; ехали целый день и прибыли в Красноярск к полуночи; но об этом путешествии мы не жалели – много узнали нового, интересного.
XVI
Второго января в первый рабочий день всех потрясло известие о трагедии, которая произошла в последний день работы, 30 декабря, когда я и Вася уже ушли домой; днём рабочие и ИТР, наши и субподрядчиков, получили новогодние премии и решили отметить, проводить старый год, а как строители это делают всем понятно; я велел монтажникам бригады Зубова разойтись по домам и не уходил, пока все рабочие участка не закрыли на замок свои бригадные вагончики и покинули объект; рядом с нашей прорабской располагался вагончик рабочих «Строймонтажа», где уже начали отмечать праздник. Как мне рассказывал позже их прораб и мой хороший товарищ Слава Селезнёв, к вечеру температура резко упала; уже в темноте один молодой рабочий, недавно прибывший пограничник, вероятно, сильно пьяный, вышел оправиться, опустился в снег и заснул; никто его не хватился, а утром сторож обнаружил труп.
XVII
Однажды в конце января меня вызвал Иванов и сообщил, что надо привезти из Иркутского филиала ВАМИ десять комплектов чертежей корпусов № 2 и № 1, поскольку во время работы госкомиссии по корпусу № 3 были проблемы со сдачей заказчику полного комплекта техдокументации; в ПТО мне дали письмо с официальным запросом и список нужных чертежей, сообщили координаты ВАМИ; сказали, чтобы я зашёл в бухгалтерию и взял в подотчёт 300 рублей для оплаты за изготовление чертежей; командировку мне оформили на неделю; думаю, что отправить меня, где жил Кирюша, это была добрая инициатива Сергея Климко; обрадованный, я бросился к кассам Аэрофлота за билетом на ближайший самолёт.
В Иркутске жил у Максатовых, хорошо общался с Кирюшей, которому было уже почти два года. Конечно, эта поездка с одной стороны способствовала пробуждению воспоминаний, тяжким грузом давивших на меня, а с другой была радостной благодаря встрече с сыном, тёщей и тестем. На второй день я пришёл в институт, но лишних экземпляров чертежей там не было, а чтобы печатать, надо стать в очередь и ждать месяц; я спустился в подвал, где был печатный отдел и напрямую договорился с исполнителями за 300 рублей изготовить в течение четырёх дней все чертежи, указанные в списке.
Теперь у меня было много свободного времени, я проводил с Кирюшей; посещали стадион, где сын учился ходить на лыжах и скатываться с маленькой горки, падал, конечно, но сам забирался снова наверх; посетили мы красочное дневное представление в цирке, где особенно ему понравились клоуны, которые смешили детей и после Кирюша сказал бабушке, что хочет стать клоуном в цирке; в антракте мы встретили его дружка по детскому саду, они пили ситро, ели пирожное, бегали по фойе, дурачились. Дома, а также гуляя по городу, я фотографировал сына, бабушку и дедушку; естественно, каждый свой приезд, я посещал могилу Светы на кладбище, расположенном во втором Иркутске.
Хоть память и твердит, что между нас могила,
…………………………………………………….
Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной. (А. Фет)
Матрёна Сергеевна, с которой у меня были всю жизнь доверительные и откровенные отношения, интересовалась моей личной жизнью, понимала меня; она заменяла для Кирюши мать и, безусловно, её беспокоило будущее моё и внука, но пока я работал в Красноярске, всё оставалось по-прежнему. В конце недели я забрал изготовленные качественно чертежи и улетел в Красноярск, а снимки, сделанные в Иркутске, мы с Васей отпечатали, отличные фото я разослал в Иркутск и Ростов.
Через месяц в СУ-49 проходило общее профсоюзное отчётно-выборное собрание, на котором присутствовали рабочие и ИТР. Когда отчитывалась ревизионная комиссия, я, среди прочего, услышал: «… материальная помощь в размере 300 рублей была оказана Модылевскому…»; какая матпомощь, подумал я, ведь моя зарплата была больше, чем у моих рабочих и мне стало стыдно, что такая глупость была объявлена на собрании; сначала я ничего не понял, но когда до меня дошло, что именно эти деньги были заплачены за чертежи, решил с начальством объясниться; правда, тогда я ещё не знал, что означает «взять деньги в бухгалтерии в подотчёт», не ведал о том, что придётся отчитываться; кто-то за меня отчитался за эти 300 рублей, как за материальную помощь; после собрания я сказал Климко, что возмущён этой подставой, мне стыдно перед рабочими, но я не стану никому ничего объяснять, а в будущем «в гробу я видел такой «подотчёт».
XVIII
Февраль оказался относительно тёплым, и на корпусе № 2 началась сдача «Строймонтажу» первых захваток под монтаж электролизёров; а на корпусе № 1 нормально работали наши бригады и монтажники «Стальконструкции». В погожие воскресные дни я с друзьями (Вася не был спортивным, желания не проявлял и отдыхал дома) ездили на электричке в Сорокино кататься на лыжах, где была хорошая лыжня, укатанная горожанами, которые каждый выходной приезжали кататься в Сорокино, Маганск, Камарчагу и др. Особенно нравилось нам съезжать с высокой горы, когда мы, выстроившись в шеренгу, сцепляясь за руки и поддерживая друг друга, весело скатывались без падений отдельных, даже неопытных лыжников. В дальнейшем мы стали кататься и на санках; это было очень здорово, а накатавшись вдоволь, разводили костёр, закусывали своими припасами, запивая еду горячим и сладким какао, сваренным в большом ведре; в город возвращались в переполненной электричке, довольные отдыхом и зарядкой на предстоящую рабочую неделю.