Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя
К слову, часто характеризуя строителей, я употребляю слово оптимистичный, но ведь настоящие строители – это всегда оптимисты, иначе невозможно работать в условиях стройки; однако общаясь на протяжении своей жизни с разными людьми других профессий, знал много пессимистов, и среди них нескольких строителей, которым не нравилась работа; я им говорил: «Если тебе не нравится работа – полюби её»; а, вообще-то, это трагедия для человека: развивается пессимизм, начинается нытьё, а уж если совсем невмоготу, надо менять работу.
Я по-прежнему занимался нашими бригадами и с ИТР субподрядчиков, а Владимир Николаевич, как никто другой, умел быстро решать сложные вопросы общего порядка; по его подсказке мы организовали соревнование бригад каменщиков по результатам ежедневной выработки с фиксацией их на специальном стенде, поскольку ближайшей задачей было завершение кладки всей коробки здания и раскрытие фронта работ субподрядчикам; теперь при Давыдове я с Королёвым на объекте здоровался, но не более того; только однажды утром примерно в 7-30, когда от остановки трамвая я подходил к объекту, услышал громкий голос управляющего: «Модылевский, почему не выставлены под кран ящики для раствора?»; замечание, хотя и выражено криком, было справедливым, т.к. рабочие в конце второй смены не спустили ящики с подмостей на землю; вообще-то, Королёв был человеком необычайно сложным, не всегда корректным в словах и поступках, болезненно самолюбивым. О нём мы, молодые специалисты, слышали, что он успешно работал на стройках Дальнего Востока, кажется, в Комсомольске-на Амуре; это был статный красивый мужчина с чёрными усами, ходил размашистой походкой, хозяин; член горкома партии, руководил лучшим трестом города, хороший оратор, безусловно, прекрасный организатор строительного производства, энергичный, смелый, требовательный, порою жёсткий и резкий; упомянутый эпизод с ящиками был единственным в общении с ним и впечатления на меня не произвёл, мало ли начальников делали мне замечания, надо дело делать – это для меня главное; кстати, позже, когда усилилось трудовое напряжение на участке, Королёв приставил к нам от треста пожилого нетерпеливого и нервного Петухова, который, не зная объекта, часто надоедал мне вопросами и давал дурные советы, сам заблуждался и вводил в заблуждение мастеров; обещал наши просьбы о снабжении передавать в трест, но не выполнял, обманывал нас; однако я забыл постулат: «Будь внимателен к чужому мнению, даже если оно неверно»; был контролёр обидчив, каюсь, что не всегда тактично с ним общался, поскольку некогда было вести пустые разговоры и, вероятно, был он обо мне определённого мнения, которое и передавал в трест. Будь внимателен к чужому мнению, даже если оно неверно. Позже, по доходившим до меня сведениям, работники аппарата треста: Петухов и другие замы управляющего, Шаркевич – начальник отдела снабжения, его жена Шаркевич – начальник ПТО и др., они, будучи недовольными «возбудителями спокойствия» из СУ-1из-за повышенного внимания руководства треста к цеху М 8, вовсю стали сплетничать по отношению, в частности, ко мне; особенно после того, как я весной 1961 г. отверг притязания девицы из ПТО нашего управления (родственница Шаркевичей, Рита) выйти за меня замуж; позже она вышла за прораба Володю Макаренко, сменившему меня на Берёзовской стройке.
V
Теперь стало ясно, что наш объект очень важен, его стали часто посещать городские и краевые руководители – Ломако, Бизяев, Воробиевский и др.; в Москве на самом высоком уровне определили срок сдачи объекта – 1961 год, и работа велась под контролем правительства: стройку посещали первый зампредседатель правительства СССР Косыгин, зампредседателя по оборонной промышленности Устинов и председатель Красноярского совнархоза Ломако; руководители треста Королёв, Абовский, Нестеренко, Синегин были предупреждены, что, не сдав объект в директивный срок, они могут лишиться партбилетов, а это в те времена означало конец карьеры; часто проводились планёрки, на которых присутствовал Давыдов, а затем мы вместе планировали выполнение пунктов протокола; в то время я не знал, что Абовский ещё с августа 1960 г. работал уже не в нашем тресте, а в Управлении строительства совнархоза, но для меня это не имело значения, поскольку он был и всегда оставался главным координатором действий всех строительных организаций на важнейших стройках.
Ещё о В.Н. Давыдове. Мне нравилось, как он разговаривает с людьми и я у него учился; знакомясь с бригадирами, он всегда улыбался, приглашал человека сесть и начинал разговор с общих, чисто житейских вопросов; смотрел новому собеседнику в глаза и быстро определял некоторые качества: оптимист или нет, понимает ли юмор, открытый человек или нет и прочее; это было нужно, чтобы постараться правильно вести беседу, т.к. его речь часто была наполнена шутками-прибаутками, даже весельем, а это не всем может понравиться; он умел слушать и вникал в проблему, которая смущала собеседника, и тот это чувствовал, в итоге, бригадир уходил от него окрылённым, с полным доверием. Работала у нас бригадиром штукатуров-маляров Людмила Мануйлова, симпатичная высокая молодая женщина, Герой Труда (или награждённая орденом Ленина, не помню точно), разумная, энергичная и волевая, но иногда резкая и вспыльчивая; однажды она ворвалась в прорабскую, и с гневом начала что-то громко говорить Давыдову, но было не понять, чем она возмущается; я наблюдал, как он умел «тушить пожар» – открыл свой огромный рот, поднял обе руки вверх и громко сказал: «Людмила, продолжай говорить, но, пожалуйста, сядь на стул»; она села, немного успокоилась, сделала паузу, а В.Н. своей ладонью погладил её по руке, сказал, что понимает её взволнованность и готов выслушать; оказалось, что во встроенной в здание тесной трансформаторной подстанции, электромонтажники в обеденный перерыв нагло выбросили козлы, с которых женщины вели штукатурку, затащили в помещение бухты с кабелем, тем самым остановив работу бригады штукатуров; В.Н. сказал спокойно в тон Людмиле: «Они сволочи, сейчас Анатолий Борисович пойдёт и всё выкинет, а если надо, то наши ребята им начистит морды; подмости ваши плотники восстановят, а в следующий раз ты не кричи, тихо на ушко шепни прорабу, и он наведёт порядок»; Мануйлова совсем успокоилась, даже заодно поинтересовалась у нормировщицы, как дела с нарядами; с ней за полчаса мы ликвидировали конфликт, и работа возобновилась, а бригадира электриков я отправил к Давыдову для разговора. Кстати, нам часто приходилось просить рабочих задержаться или даже поработать ещё половину второй смены, выполняя какую-то срочную работу, и в основном проблем с этим не было, поскольку они быстро поняли, что за согласие поработать, я всегда откликался на их просьбы: кому-то нужен был отпуск на один-два дня, или устроить ребёнка в садик, или предоставить материальную помощь и т.п. Однако женщин из бригады Мануйловой трудно было оставить на вторую смену – большинство торопились забрать детей из яслей, садиков, да и дома дел полно; но всё равно, я знал всех «безотказных» рабочих, их было немного, выделял их, берёг особенно, как нашу опору в работе, ведь работая ранее с зэками в Берёзовке это исключалось: в 17 часов съём, построение и марш в жилзону; опыт на М8 очень пригодился в Братске, и хотя там действовал скользящий график постоянной трёхсменной работы, всё же приходилось иногда просить нескольких рабочих продлить вторую, дневную смену – первой там называлась ночная смена, второй – дневная, а третьей – вечерняя; конечно, так работать было удобнее.
Многому пришлось учиться у В.Н., даже чему-то «нехорошему», например, однажды на планёрке, где мы оба присутствовали, Абовский выругал электромонтажников за срыв монтажа оборудования подстанции, на что их главный инженер ответил, что это нельзя было сделать, т.к. там ведется окраска; Давыдов встал и сказал, что ещё неделю назад всё окрасили, электрикам в протоколе поставили на вид; уходя с планёрки, я сказал В.Н. , что это обман, мы действительно не побелили, т.к. стены ещё не просохли, но он победоносно взглянул на меня и заговорчески произнёс: «На всех планёрках меня и тебя ругают, а субподрядчики обманывают нас, можем мы с тобой хоть раз их обмануть?»; затем попросил, чтобы я поставил двух человек с краскопультом и пусть они во вторую смену всё побелят, это будет подтверждением нашей правоты, а что касается влажных стен, то побелить надо за два раза, а через месяц, когда всё высохнет, мы спокойно побелим ещё раз окончательно. Работать с В.Н. было легко и постепенно мы сдружились; он учил меня в частности, никогда не принимать серьёзных решений, не имея за душой, по крайней мере, два варианта. Прошло много лет, и когда мы последний раз в 1980-х годах случайно на несколько минут встретились возле треста «Красноярскпромстрой» (я выходил из здания вместе с управляющим Сергеем Климко ), то вспомнили работу на цехе М8, обнялись и сказали друг другу какие-то тёплые слова; и ещё я замечал, что все мои коллеги, работавшие на строительстве цеха М8 и с которыми удалось встретиться через много лет (Войткевич, Давыдов и др.), говорили с чувством гордости, вспоминая то время; я подумал: значит, не один я могу гордиться, что внёс свой вклад в общее дело.
VI
В начале работы на объекте я не знал и не интересовался назначением цеха М8, да и самим заводом, его продукцией, поскольку меня занимали только строительно-монтажные работы; теперь же я волей-неволей стал узнавать о важности цеха, который мы строили; он находился в системе министерства цветной металлургии СССР и выпускал золото высшей чистоты, 9999-й пробы, и ряд редкоземельных металлов, в т.ч. платиновой группы для нужд промышленного производства и обмена на инвалюту; ещё в довоенные годы постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 апреля 1939 года было предусмотрено строительство аффинажного завода в Красноярске с целью переработки норильских шламов, богатых драгоценными и редкоземельными металлами; строители нового предприятия были, естественно, узники ГУЛАГА, работавшие в зоне под бдительным оком стрелков на вышках; свою первую продукцию завод выпустил в 1943 году, когда была получена платина, палладий, рутений и осмий. Легенда гласит, что со дня основания производства инженерами работали осуждённые в 1930-х годах и сосланные в Сибирь «враги народа» – классные специалисты и авторы многочисленных технических и технологических изобретений, без чего невозможно было бы создать такое уникальное производство.
Забегая вперёд, расскажу, что сам видел. Летом 1962 г. наш участок возводил небольшой объект на территории третьей зоны завода рядом с азотным цехом; из-за нехватки ИТР мне пришлось во вторую смену находиться с монтажниками на объекте и примерно в 23-00 мы увидели, как охрана открыла восточные ворота, и на завод был подан железнодорожный состав из четырёх пассажирских вагонов, что нас удивило; из вагонов вышли солдаты и под руководством офицеров стали перегружать деревянные ящики на автокары, которые отвозили груз во вторую зону завода; наш пожилой бригадир, который был на смене и многие годы работал на строительстве завода, сказал мне, что в ящиках находится «песок» из Норильска, сырьё для завода и его охраняют очень тщательно; за полчаса разгрузка была окончена, и состав под покровом ночи покинул завод; бригадир рассказал также, что по легенде старых заводчан, в начале 1950-х годов на заводе случилось ЧП: было похищено около семи килограмм чистого золота и после этого установили три спецзоны на территории: 1-я самая секретная, 2-я менее секретная и 3-я, та, где на реконструкции некоторых цехов мы работали; новый же цех М8 строился за пределами этих зон; одновременно был установлен жёсткий порядок вывоза с завода чего-либо (свалка отходов была на территории); с этим порядком я ознакомился, когда нам потребовалось 300 кубометров шлака из котельной завода для утепления и звукоизоляции кровли и междуэтажных перекрытий; я начал оформлять пропуск на это количество шлака, однако подписать его должны были три независимых друг от друга руководителя, которые подчинялись разным ведомствам в Москве; директор завода и комендант подписали, а начальник охраны – нет; он мотивировал тем, что даже при тщательной проверке щупом шлака в самосвале можно вывезти запрещённую вещь, поэтому ничего со шлаком не вышло, пришлось нам возить его из котельных городских лагерей для заключённых, но это была заслуга всё знающего в городе и умеющего договариваться Давыдова; что касается охраняемых зон на заводе, так у меня и ИТР были пропуска только в 3-ю зону, где была столовая, мелкие наши объекты и заводоуправление; начальник ОКСа завода Рычков предлагал оформить мне пропуск и во 2-ю зону (вероятно, с намёком, чтобы мы выполняли там некоторые работы по просьбе завода), но я категорически отказался, мотивируя 100%-ной занятостью рабочих на М8; на самом деле мне претило быть с этим пропуском под колпаком КГБ.
В те времена, когда СССР находился в состоянии «холодной войны», технологическое отставание от США было значительным, несмотря на наличие в нашей стране атомных и водородных бомб, впервые в мире запущенного на орбиту спутника земли и полёта в космос Ю. А. Гагарина; началась космическая гонка вооружений и соперничество с США в области дальней космической связи, электронным управлением ракет и другими космическими объектами, которые являются идеальными для нанесения ядерного удара по противнику; но всё упиралось в налаживание эффективной системы электронного обеспечения, которая в США уже была создана, а наши ракеты, например, «земля-воздух» были неэффективны; как позже рассказывал мне, доценту РИСИ, коллега по кафедре в РИСИ, отставной полковник Пётр Васильевич, стоявший у истоков создания ракетно-космических войск, что во время войны во Вьетнаме из 30 наших ракет в американский самолет попадала только одна, остальные шли мимо цели; компьютерное отставание от США было огромным, и, чтобы его сократить, необходимо было освоить сложное производство по созданию металлического сверхчистого германия и кремния – основы для производства микросхем с самыми лучшими характеристиками, применяемых в радиоэлектронике для обеспечения дальней космической связи, а также в компьютерах, радарных установках, системах наведения и прицелах ракет, картографирования земной поверхности со спутников. На Урале была единственная в стране, но маленькая опытная установка для получения сверхчистого германия и кремния, имеющих совершенно исключительное стратегическое значение, поэтому правительство приняло решение о срочном строительстве крупного цеха на заводе п/я 121 по выпуску важнейшей продукции в необходимом количестве; для этого, как мне рассказывал во время пуска цеха один из заводских инженеров, некоторые материалы и специальное оборудование приходилось с помощью наших разведчиков и специалистов Внешторга нелегально доставать через третьи страны (ЧССР, ЮАР и др.), поскольку США запрещали торговать с СССР стратегическими материалами. Теперь стройка была под контролем ЦК КПСС и СМ СССР и руководителей края и города предупредили об ответственности; всей информацией я в то время, естественно, не имел, но важность объекта понимал, и в душе росло чувство гордости и счастья, что мне доверено такое нужное для страны дело; это оказывало влияние на меня, было бы странно, если бы это было иначе.
VII
В зимнее время возникла серьёзная проблема: надо было срочно предоставить фронт работ для сантехников, чтобы они могли смонтировать систему отопления и дать тепло во все помещения цеха; для этого в многочисленных местах прохождения стояков системы отопления, на кирпичных стенах нужно было установить маяки из раствора, которые бы фиксировали расстояние, т.е необходимый по нормам зазор, от стояка до оштукатуренной в будущем стены; кроме этого, требовалось оштукатурить на морозе стены в многочисленных местах установки отопительных трубчатых регистров большого размера; на еженедельной планёрке, которую вёл Абовский, нам в протоколе записали жёсткие сроки установки маяков под стояки и оштукатуривания фрагментов стен под регистры; объём работ был значительным, но главное – как штукатурить на морозе, поскольку раствор замёрзнет, а весной развалится – брак, и его исправить после установленных регистров будет невозможно. Что делать? И тут пригодился опыт, полученный на Берёзовке: я поехал на РБУ стройбазы треста к Володе Лепнёву и договорился об изготовлении для нас штукатурного раствора с противоморозной добавкой хлористого натрия нужной концентрации; дело пошло и мы радовались, что удалось решить эту проблему, не допустив брака в зимней штукатурке; однако из-за большого количества маяков и фрагментов стен (несколько сотен!), которые надо было срочно штукатурить, меня постоянно на планёрках Абовский подгонял, и эти «маяки под стояки» долгое время сидели у меня в печёнках.
А вот с кровлей зимой пришлось повозиться; пока кровельщики наносили битумную изоляцию по ж/б плитам покрытия, на участок прибыли из Дивногорска два самосвала с глыбами пенобетона и разгрузили их прямо на землю; я подошёл и ужаснулся: глыбы были объёмом почти с полкуба, и их надо было пилить ручной пилой на плитки толщиной 22 см. – бригадир кровельщиков Степанов и я были в шоке: во-первых, это большая потеря времени, а во-вторых, люди ничего не заработают на ручном труде; я сказал Давыдову, что так дело не пойдёт и отправился к Синегину, он согласился со мной, что надо ехать на завод: «Обещай всё, что угодно, пусть напилят плиты по нужной толщине»; мне повезло, молодой начальник цеха в Дивногорске оказался отзывчивым, и мы договорились, что он эту работу включит в стоимость пенобетона; обещал с завтрашнего дня посылать только распиленный пенобетон, показал мне оборудование, и оказалось, что один из больших станков был приспособлен именно для этого; при мне распилили глыбу быстро и качественно; теперь Степанов был доволен и работа на кровле пошла.
По уложенному утеплителю из пенобетона требовалось по проекту сделать цементно-песчаную стяжку толщиной два сантиметра и на неё клеить мягкую кровлю из пергамина и рубероида; стяжку, естественно, на морозе не сделаешь, замёрзнет и весной рассыплется, кровля окажется бракованной; такая мягкая кровля при хорошем ветре слетит и бывали такие случаи, о них мне рассказывал прораб Владимиров, работавший по соседству на корпусах «Красмаша»; асфальта для устройства стяжки в городе не было, он появился только в 1964 году, когда асфальтовый завод реконструировали, и он стал выдавать асфальт в большом количестве для устройства кровли корпусов электролиза КРАЗа. Что делать? Ждать весны и наблюдать, как кровлю с утеплителем занесёт снегом, не хотелось; стал думать и вспомнил, что в январе 1959 г. я был на преддипломной практике на заводе «Запорожсталь», где строился первый в СССР крупный цех гнутых профилей и кровельщики при 10-градусном морозе укладывали тонкие плитки цементной стяжки по утеплителю, заливали швы и клеили мягкую кровлю; я заинтересовался, нашёл здесь же возле цеха место, где прямо на морозе изготавливали эти плитки, армированные дранкой, и зарисовал на будущее в своём блокноте форму в виде кассеты на 30 плит; форма стояла на небольшом вибростоле, уложенный в неё раствор обогревался методом электропрогрева от обычного сварочного трансформатора, а поскольку объём раствора был небольшим, то электродами служили стенки металлической формы; через сутки прогрева форму разбирали, откидывали её борта, снимали перегородки и готовые отформованные плитки шли в дело; этот блокнот я взял с собой в Красноярск, и теперь, по аналогии с запорожским опытом, вычертил хороший эскиз и отправился к Синегину, чтобы он дал добро и распорядился в мастерских ОГМ изготовить с моим участием форму с кассетой; рабочие быстро справились, и бригада Степанова сама стала изготавливать сборную стяжку и укладывать ее на кровлю, а я был горд тем, что моё предложение нашло применение; в ПТО мне сказали, чтобы оформил рацпредложение, я всё сделал, но никакого денежного результата не последовало.
Как и при возведении корпуса дробления на стройке в Берёзовке, я вычертил на миллиметровке планы всех этажей протяжённого цеха М8 с многочисленными помещениями, а также всех этажей бытового корпуса; получились длинные и узкие ленты, которых я складывал как детскую книжку-раскладушку и всегда носил в кармане; такие планы нашим ИТР не требовались, поскольку они имели конкретные задания по нескольким помещениям, а мне они нужны были все и сразу; конечно, у каждого прораба для этого имеется своя личная «производственная лаборатория», мне же было удобно работать с такими планами; я чертежи знал наизусть, поэтому имея с собой «карманные» планы с нужными пометками, разговаривая с бригадирами, мастерами, начальством, отвечая на их вопросы, не надо было терять время, чтобы лишний раз ходить в прорабскую за чертежами и графиками работ.
VIII
Ранней весной Красноярск ожидал визита Хрущёва и стало известно, что он посетит шинный завод, завод КПД и, возможно, п/я 121, поскольку о важной нашей стройке свита знала и могла рассказать непредсказуемому в поездках правителю; на всякий случай высокие руководители распорядились навести на стройплощадке порядок, и в один из дней к нам пришла техника: колёсный экскаватор, мехлопата на базе трактора, бульдозер, самосвалы; началась тотальная уборка вокруг цеха: горы снега, мусора, отходов от опалубки и пр.; за два дня всё было вычищено, поставлен забор и въездные ворота – объект стало не узнать, и я был очень рад такой помощи; Хрущёв к нам не заехал, но теперь работать в чистоте стало всем приятно и продуктивно; дома я на большом листе миллиметровки вычертил стройгенплан, как учили нас в РИСИ, наметил места складирования материалов и изделий своих и субподрядчиков, повесил этот лист на стену в прорабской, порой подводил к нему бригадиров и ИТР, требовал, чтобы придерживались стройгенплана и многие это понимали; были и неприятные для субподрядчиков случаи, когда я заставлял под угрозой обесточить их сварщиков, привезённое и разгруженное где попало оборудование переложить на указанное в стройгенплане конкретное место, и конечно особенно точно устанавливались штукатурные станции, ящики с крупным заводским оборудованием и сборный железобетон; здесь отмечу, что на Берёзовке такого сделать не получалось, были причины. Я всегда помнил об этом благодатном мероприятии по очистке территории цеха М8 и на следующих своих стройках требовал от прорабов соблюдать «стройгенплан объекта в натуре».
Теперь для разрядки комический эпизод. После посещения Хрущёвым шинного завода, в газете «Красноярский рабочий» на первой странице поместили фотоснимок, сделанный, очевидно, после посещения генсеком цеха сажи; жители города, получив газету, увидели знакомое круглое лицо, но это был «чёрный гость из Судана», хохоту, в том числе и в нашей компании, было много; власти заметили курьёз и уже фотография визита на завод КПД, где Хрущёв разговаривал с директором И.П.Нестеренко, была сделана более качественно; конечно, ничего хорошего в этом нет, когда народ надсмехается над своим руководителем, да и по правде сказать, громкое имя не возвеличивает, а лишь унижает того, кто не умеет носить его с честью.
IX
Я помню, что В.П.Абовский в период работы сначала в тресте, а затем в Главкрасноярскстрое всегда старался быть справедливым и создал систему, которая способствовала быстрому продвижению талантливых и одарённых производственников по карьерной лестнице; это отразилось в судьбе большинства молодых специалистов с Шёлковой: они быстро росли, независимо от места работы – в Красноярске, Ачинске или на других стройках Главка. Вскоре начальника СУ-5 Головко поставили управляющим треста «Красноярскпромстрой», а на его место решили перевести Давыдова; встал вопрос, кто будет начальником участка на М8? В.Н. позже мне рассказывал, что Абовский советовался с ним и В.Н. сказал: «Думать нечего, никто не знает объекта лучше Модылевского, он вёл все работы и приведёт дело к завершению, а я ему здесь был только помощником»; и вот 10 апреля вышел приказ о моём назначении, к чему я отнёсся очень спокойно, стал работать, как и до этого, а через месяц получил зарплату 240 рублей вместо 180, неплохо.
Будучи молодым специалистом-строителем, я упорно работал на стройке, как и большинство моих товарищей, не думая о карьере. Но судьбой мне было уготовлено – и за это я её очень благодарен – работать именно на линии, прорабом, находясь в гущестроительных проблем. Особенности эпохи, несомненно, отражаются на поведении и характере любого человека. На него влияет не только общественная атмосфера, но и крупные события: война, жизнь в эвакуации, возрождение промышленности в стране, освоение целинных земель, крушение СССР и зарождение нового общественного строя в стране. В моём случае это связано с избранной профессией строителя; ИТР такой же труженик, как и рабочий строительной бригады.
Конечно, становление моего внутреннего «я» способствовали и многие другие факторы: это и воспитание в родительском доме, учёба в школе и особенно спорт, получение высшего образования и путешествия в студенческие годы. Но самая значительная веха на моём жизненном пути – работа начальником участка на строительстве цеха оборонного значения предприятия п/я 121; а далее – строительство сибирских гигантов Братского ЛПК и Красноярского алюминиевого завода.
Вернусь к цеху М8. Как-то Давыдов пришёл в контору СУ-1 за расчётом и заглянул к нам в прорабскую, поинтересовался делами, а я его спросил о новой работе в СУ5; он сказал мне: «Ты не поверишь, Анатолий, с чем мне сразу пришлось столкнуться; к 9 часам утра в контору ещё никто не приходил, на работу в отделы люди подтягивались в течение часа, а в рабочее время отлучались на час-полтора, вот такая дисциплина; пришлось мне сразу повесить в приёмной на стену табель и обязать секретаря отмечать фактическое время работы служащих». В этом был весь Давыдов.
Приобретённая ранее самостоятельность (в т.ч. работая бригадиром на Целине, дублёром мастера на строительстве сахарного завода на Кубани и в должности прораба на стройке в Берёзовке при пьяницах начальниках) и ответственность за результаты работы сыграли свою роль здесь на М8, где я, по признанию Давыдова, Абовского, Нестеренко и Синегина стал основным ИТР-ским исполнителем на стройке; а пройдя школу Берёзовки и М8, приобрёл склонность упразднять из жизни какую бы то ни было неясность, идти до конца в критические моменты, руководствуясь в любой ситуации только собственными соображениями.
X
К нам на участок прибыл мастер Петрович, ни имени, ни фамилии его не помню, но все звали его, и я в том числе, просто Петрович, он меня – Борисович. О нём надо сказать отдельно; откуда он пришёл не знаю, но сдаётся мне, что его пригласил Нестеренко, помня по прежней совместной работе; это был выше среднего роста очень худой мужчина, явно пенсионного возраста, но энергичный, инициативный и добросовестный; отличало его вежливое обращение к людям, такт и уважение. Был он спокойным, очень разумным, честным, не болтливым, энергичным и волевым, безотказным в работе и всегда готовым оказать реальную помощь бригаде; правда, был он неулыбчивым, возможно, личные невзгоды и некоторая «пришибленность» сделали его лицо как бы замученным, может судьба у него была тяжёлая, не знаю; но только теперь, вспоминая его, понимаю, что под этой внешней оболочкой, не совсем-то приятной для посторонних, скрывалась правдивая и благородная душа, способная преодолевать трудности, что он и доказал своей работой на пусковом объекте; а вот поговорить с ним я не успел: к сожалению, из-за нехватки времени не удалось ни разу побеседовать с Петровичем о жизни, жалею об этом. Когда-то прочёл у А.Герцена: «Кажется, будто жизнь людей однообразна, – это только кажется: ничего на свете нет оригинальнее и разнообразнее биографии неизвестных людей». После сдачи цеха М8 Петровича уже не было на участке, жалею об этом; он был строитель от Бога, не выделялся, быстро разбирался в ситуациях, в разговоры ни к кому не лез, был скромен, тих, но работу знал досконально, и было заметно, что прошёл он большую жизненную школу; я поручил ему мелкую, но очень сложную работу по подготовке оснований в помещениях для раскрытия фронта работ бригаде плиточников Виктора Соляника и монтажникам «Сибтехмонтажа»; во многих помещениях устраивали узкие бетонные каналы для прокладки коммуникаций, небольшие фундаменты под оборудование, и всё это надо делать одновременно с субподрядчиками, которые «мешали» нам, а мы «мешали» им; я удивлялся, как Петрович умел находить с ними общий язык, договариваться, а не ругаться; рабочие, бригадиры и мастера субподрядчиков уважали его за понимание их проблем, и лишь в редких случаях, когда сталкивались в каком-то пространстве интересы сразу нескольких организаций, он подходил ко мне и говорил: «Пойдём, Борисович, разрешим вопрос вместе»; я замечал, что когда Петрович приходил ко мне со своим предложением выполнить работу особым способом, его лицо преображалось, становилось каким-то просветлённым, и излагал он проблему, всё время поглядывая на меня, как бы ожидая поддержки, и я быстро схватывал суть его предложений, всегда был ему благодарен; на послеобеденной планёрке, которую мы проводили в прорабской, скромный Петрович внимательно слушал и если у кого-то из мастеров возникали трудности, он высказывал свои, как правило, разумные суждения, этим помогая молодым. Хорошо помню, как в одном из помещений корпуса необходимо было построить из монолитного железобетона большую рентгеновскую камеру и, главное, покрыть её стены и потолок пятислойной защитной баритовой штукатуркой, с чем я встретился впервые, но оптимистичный Петрович сказал: «Чепуха, Борисович, сделаем»; завезли порошок бария, приготовили из него раствор и бригада Михаила Медведика вместе с Петровичем выполнили работу на отлично; да и в более сложных случаях ему удавалось прекрасно показать знание дела, а чем было ближе к сдаче цеха, тем больше сложностей возникало, но Петрович справлялся с ними безукоризненно до самой сдачи корпуса заказчику; думаю, что на таких людях и держится строительство.
Пишу эти воспоминания и стараюсь с объективностью, окрашенной только совершенно естественными эмоциями, описать с возможной последовательностью все факты, свидетелем которых я был; конечно, с течением времени может меняться понимание фактов, изложенных мною, их анализ и интерпретация; ведь мышление – не застойно; поэтому читатель сам сделает свой вывод из прочитанного. «Фактура» же написанного мною изменению не подлежит.