полная версия

Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя

Я вспоминаю только один случай воровства, но это было уже летом, когда мы ходили на работу в пиджаках; к тому времени бригада Шелегии построила маленькую прорабскую непосредственно в рабочей зоне, поскольку нам надоело терять время, и каждый раз выходить из зоны за чертежами и прочим в контору, кроме того, не было большого желания работать с бригадирами в их вонючих балках (ударение на второе а), часто прокуренных наркотиком (гашиш, план и др.), хотя самого понятия наркотик еще не существовало. В новой прорабской было удобно работать, проводить планерку с бригадирами, укрываться от дождя и пр.; когда в полдень было очень жарко, мы вешали свои пиджаки на гвоздь и шли работать в летних рубашках; но однажды в конце дня обнаружилась пропажа: исчез пиджак Гены, а рабочих уже увели в жилую зону, спросить некого; о старом пиджаке Гена особенно не жалел, больше сокрушался о металлическом складном метре (дефицит!), который был в кармане; о пропаже мы никому не сказали, ибо уже знали, что даже за более легкий проступок, зэк мог попасть в шизо, и там ему предстояло мучиться, жить лишь на хлебе и воде; на другой день бригадир Шелегия поинтересовался и мастеру пришлось сказать о пропаже; мы продолжали работать как ни в чем ни бывало, а через неделю на гвоздике уже висел пиджак, вычищенный, выглаженный и с метром в кармане; Шелегия не стал нам рассказывать подробности их зэковского собственного расследования, поскольку об этом нам знать не обязательно.

XIII

О нарядах. Начиная работать с бригадами, мы выписывали наряды на выполняемые работы, делали их подробное описание, а Тихон расценивал, пользуясь Единым государственным нормами и расценками (ЕНиР), умножал числа на стареньком арифмометре, записывал сумму и отдавал нам; я имел небольшой опыт составления нарядов для бригад на строительстве сахарного завода на Кубани во время производственной практики в 1958 году; тогда впервые научился пользоваться счетами с костяшками (калькулятор тех времен), но проверяла там расценки тоже нормировщица; здесь Тихон самовольно урезал расценки и бригада недополучала денег; в зону к бригадирам он не ходил, боялся, и начались у нас первые конфликты с бригадирами; они ведь были опытными строителями, построившими за многие тюремные годы сложные промышленные объекты, умными, эрудированными, грамотными, часть из них была с незаконченным среднетехническим и даже высшим образованием; большие психологи, они пользовались заслуженным уважением рабочих не только своей бригады, но и всех зэков; ведь от правильного руководства бригадой и умелого составления нарядов (вместе с мастером) зависел заработок каждого рабочего; то время (до введения нового кодекса в 1961 г.) после соответствующих вычетов из зарплаты, на руки зэкам выдавалась часть заработка, они могли отовариваться в магазине, который находился в жилой зоне; сам бригадир (на языке зэков, «бугор»), при условии выполнения норм выработки бригадой более 100%, имел 10%-ную надбавку к своему заработку, т.н. бригадирские, поэтому к нарядам отношение было очень серьезное, поскольку, как выражались сами зэки, бугор был их кормильцем. Получив от Тихона наряды, мы приносили их бригадирам на подпись, они знакомились с расценками и, естественно, высказывали нам свое недовольство жульничеством; бригадиры разбирались в расценках не хуже Тихона, у некоторых в личной библиотечке были сборники ЕНиР, точно такие же, какими пользовался нормировщик; мы были согласны с бригадирами, возвращали Тихону наряды, возражали, и он со скрипом нехотя исправлял часть расценок; стали мы замечать, что наши сослуживцы недолюбливали зэков, особенно Тихон (раньше про таких говорили «сам с ноготь, борода с локоть»), который считал их людьми низшего сорта и поучал нас: «Это же з/к (он так пренебрежительно со злостью всегда называл зэков), поэтому нечего с ними цацкаться». Такие люди, как Тихон, долго кряхтя под лямкой, пройдя многие степени подчинённости, вдруг оказавшиеся благородными, они преувеличивают понятие о своём значении: разумеется, только относительно подчинённых; перед начальниками они по-прежнему в подобострастии; но относительно зэков они становились чуть ли неограниченными повелителями. А ведь эта нахальность самовозвеличения, это преувеличенное мнение о своей безнаказанности рождает ненависть в самом покорном человеке и выводит его из последнего терпения. Это однажды и случилось с бригадиром Маховым, но об этом случае расскажу позже.

Мы не дискутировали с Тихоном по поводу зэков, это было его мнение, а сами поняли, что если к ним относиться строго по делам и доброжелательно, но без заискивания, то взаимоотношения будут нормальными; стали более внимательно изучать нормы и расценки, сами расценивали наряды, советовались с Тихоном, давали наряды ему на проверку, спорили и добивались справедливых расценок; сначала он противился этому, но после того, как Корженевский стал на нашу сторону, Тихон сдался и подписывал наряды; он также смекнул, что работы у него будет значительно меньше и уступил нам, имея возможность больше подремать в рабочее время; конфликтов с бригадирами по поводу расценок больше никогда не было. К слову, когда Тихон что-либо говорил, у него была смешная присказка «паш, так…», которая обозначала «понимаешь, так…».

Пусть хоть что-то останется в памяти читателя, поможет ему избежать подобных ситуаций; вообще-то, мы, постоянно работая с большой массой заключённых, со временем всё больше и больше убеждались, что зэки – это те же люди, что и мы, только когда-то оступившиеся или совершившие различные преступления, вплоть до убийств; но находясь под стражей, они вели себя всё-таки по-людски, подавляющее большинство из них – это такие же рабочие, как и те, что на свободе; короче, без них, как говорил писатель Платонов, «народ неполный»; и нас сначала просто удивляло неприязненное к ним отношение Тихона и Корженевского, но постепенно, когда у нас наладились с рабочими хорошие производственные контакты, нам было уже противно видеть озлобленность против них наших старших коллег. Известно, что идеального народа не существует, но это наш народ, и, не идеализируя части его, зэков, должно же быть в душе уважение и сострадание; к слову, настоящий русский писатель никогда бы не позволил себе пренебрежительных высказываний о своем народе, но вот даже большой поэт Некрасов однажды нехорошо высказался:

«Вот опять из Кенигсберга

Приближаюсь я к стране,

Где не любят Гутенберга

И находят вкус в г…не;

Выпил русского настоя,

Услыхал: «Е…на мать!»

И пошли передо мною

Рожи русские плясать».

А вот как-бы в противовес этому писал Афанасий Фет:

«Поэт! Ты хочешь знать, за что такой любовью

Мы любим родину с тобой?

Зачем в разлуке с ней, наперекор злословью,

Готово сердце в нас истечь до капли кровью.

По красоте её родной?»

В первый год работы мы ещё не умели хорошо разбираться в людях, естественно, часто обманывались, принимая чёрное за белое; но не только мы в начале пути были «слепыми»; Михаил Сперанский в своё время, в другую эпоху русской истории, в ином общественном положении, нёс бремя такой же проблемы; в письме дочери он писал: «Наука различать характеры и приспособляться к ним, не теряя своего, есть самая труднейшая и полезнейшая в свете. Тут нет ни книг, ни учителей; природный здравый смысл, некоторая тонкость вкуса и опыт – одни наши наставники».

XIV

Опытные бригадиры очень скрупулезно вели ежедневный учет всех работ, включая мельчайшие, на которые надо было выписывать отдельные наряды; поэтому даже для одной бригады требовалось подготовить множество описаний работ и расценить каждую; мы, ввиду большой загруженности при обслуживании бригад и проверкой качества в рабочее время, а также вечерами, работая дома с чертежами и подготавливая задания рабочим, не успевали писать наряды и разрешали бригадирам это делать самим, предварительно сверив их описание работ со своими учетными записями; конечно, этого делать нельзя, но другого выхода у нас не было; этим грешили и наши молодые коллеги, работавшие так же с зэками на своих стройках в Красноярске. И вот однажды пришла расплата за это нарушение; ранее я уже отмечал, что во время визита Хрущева в начале октября, два дня зэки не работали и в жилой зоне находились под усиленной охраной; все думали, что эти дни будут актированные, т.е. оплачены, как вынужденный простой, однако пришел приказ эти два дня отработать в выходные дни, т.е. в воскресенье, поскольку в те времена в СССР субботы были рабочими днями; тихое недовольство было, но пришлось отрабатывать, в т.ч. и нам; в конце октября наряды были написаны, подписаны всеми на участке и утверждены главным инженером, а в начале ноября меня вызвали в бухгалтерию стройуправления, показали один наряд, написанный рукой бригадира, и спросили: «Это ваша подпись?»; я подтвердил и когда начал читать описание работ, услышал за спиной хихиканье сотрудниц бухгалтерии; бригадир честно описал работу и, выражая свое недовольство, добавил: «…отработка за…Хрущева…» (опускаю нелицеприятные прилагательные и обращения); было очевидно, что я в спешке не проверил описание, хотя вся арифметика и итоговая сумма были правильными; выслушал я только устный выговор главбуха, хорошо еще, что не протянули в стенгазете; пишу об этом, потому что вспоминаю слова Л.Толстого о себе: «Только такая биография, как не стыдно мне будет писать её, может иметь настоящий и плодотворный интерес для читателей». Хочу ещё отметить, что как водится, виновником за любое притеснения народа, особенно заключенных, всегда является царь, в данном случае – Хрущев; сегодня известно, что миллионы невинно осужденных при Сталине узников ГУЛАГа желали его смерти и в марте 1953-го эти миллионы сказали: «Наконец-то, сдох!»; однако, когда надо обратиться с просьбой об уменьшении срока, то писали прошение только на имя царя; в связи с этим вспоминаю комичный случай с зэком Беляевым, дневальным нашей прорабской; он был немного странным: возле крыльца соорудил будку, чуть просторнее собачьей, и в ней отдыхал, что-то писал; мы неоднократно просили его убрать это строение и перейти в помещение, но он отказывался, наконец, мы плюнули и перестали обращать внимание; однажды Беляев попросил нас проверить ошибки в его писанине, и, не посмотрев, что там было написано, мы взяли рукопись домой, хотя этого делать не разрешалось; после ужина начали читать вслух, это было письмо Хрущеву с просьбой скостить срок, оно было написано без знаков препинания витиеватыми фразами, вызывающими у нас улыбку, а то и смех, но главное не в этом; Беляев утверждал, что его, невиновного, посадили и дали большой срок, когда он «лишь нарушил правила дорожного движения»; он с компанией выпивал в ресторане Ачинска, а когда они вышли на улицу, то решили прокатиться и влезли в чужую «Победу», а пьяный Беляев сел за руль; поехали и сбили насмерть пешехода, т.е . он «лишь нарушил правила дорожного движения»; исправлять ничего в письме мы не стали, а утром вернули его автору. И еще о другом «невинно осужденном»; как-то в рабочей зоне во время внезапного ливня я стал под козырек кровли одного здания, где уже спрятался от дождя незнакомый мне молодой мужчина; довольно долго шел дождь, и я спросил новичка, как он к нам попал; его простодушный рассказ потряс меня; работал он в деревне, женился, родился ребенок, жили счастливо до тех пор, пока теща не стала настраивать дочь против мужа; сначала он терпел, а когда стало совсем невмоготу, зарубил ее топором; «Виноват же не я, а теща» закончил он свой рассказ.

Еще одно наблюдение. В самом начале нашей работы, когда обустраивалась рабочая зона, привозили бревна для строительства забора и рабочие их разносили на плечах к местам установки; я обратил внимание на двух зэков, уж совсем разные они были: один рослый высокий мужчина, другой маленький, щуплый, совсем мальчик и именно ему достался толстый конец тяжелого бревна; согнулся он под тяжестью, и, казалось, может вообще упасть; мне стало его жалко, я подумал, что он может от такой работы вообще загнуться, но вмешаться не имел права, возможно, они по очереди менялись местами; позже я спросил парня, сколько ему лет и как сюда попал; он был из Ростовской области, и как-то, отмечая с друзьями в ресторане свой день рождения, напившись, вонзил вилку официанту в живот; дали ему три года; через неделю этого парня на работе не видел, возможно, куда-то перевели или освободился.

XV

Поскольку разговор зашел о личностях, то стоит упомянуть самого толкового бригадира Сулико Шелегия, который работал на объектах Гены; я завидовал, что он был не у меня; попал Сулико в тюрьму с 3-го курса тбилисского политехнического института вместе с большой компанией друзей; преступление их было «красивое», если не сказать талантливое, но никого они не убивали и не грабили, а зарабатывали сотни тысяч; эти молодые ребята подкупили летчиков «Аэрофлота», выполнявших рейсы Ташкент – Норильск, и организовали воздушный мост по снабжению овощами и фруктами северян; их осудили на 15 лет и за эти годы Шелегия (ему оставалось сидеть еще три года) стал опытным строителем, возводил КрасТЭЦ и сложные промышленные объекты; однажды по договоренности с МВД руководители ТЭЦ увезли Шелегию (под охраной), чтобы он показал, где расположены некоторые подземные инженерные коммуникации, чертежи на которые были утеряны; Сулико умно руководил большой комплексной бригадой, которая всегда перевыполняла нормы, хорошо зарабатывала, не было никакой нужды придумывать объёмы «выполненных» работ (писать туфту) норму до 100%, как это бывало у других; был он всегда оптимистично настроен, деловит, хорошо играл в шахматы и когда однажды бригада временно работала у меня, то во время закрытия нарядов, шутя, предложил: «Давайте сыграем в шахматы на объемы», но шутка есть шутка и мы оба это понимали. Был он также опытным психологом и нас поразил один случай, когда в бригаду прислали нового зэка, молодого красноярского рецидивиста, с гонором, который в свой первый рабочий день заявил: «Работать ни хочу и не буду», на что Шелегия сказал: «Хорошо, сядь вон там и сиди, никуда не ходи, отдыхай»; бригада работала у новичка на виду, укладывала бетон; прошел день, ему никто ничего не сказал, и так продолжалось три дня; однажды он хотел погулять по стройплощадке, но рабочие его не пустили и пригрозили, сказав, чтобы он сидел и отдыхал; по правилам, его бригадир не мог вычеркнуть из табеля, т.е. ему шла зарплата за безделье и рабочие это знали, но они также знали метод Шелегии; на третий день новичок не выдержал и попросил бригадира дать ему работу; в этом и заключался метод – психически нормальный человек не может долго ничего не делать и смотреть, как работают другие, психика не выдерживает; за этим эпизодом мы наблюдали с интересом и не вмешивались, не наше дело, а рабочий этот позже стал вкалывать, не отставая от других. Летом к нам из Норильска поступил еще один грузин Насрашвили, руководивший бригадой плотников-бетонщиков; был он высокого роста, угрюмый, но исполнительный, грамотный, основательный человек; работать с ним было приятно. Как и другие заключённые, они были личностями. Где-то я прочёл: «Личностью является каждый – на том лишь основании, что он сотворён по образу и подобию Бога. Иного основания не требуется. Любой человек достоин называться личностью, любая жизнь имеет право именоваться историей»

XVI

В один из дней, это было в первых числах февраля, я утром вошел в зону, бригадир сказал: «Поздравляем вас, гражданин прораб»; я ответил, что я мастер, и давайте начинать работать, он заулыбался и подтвердил – не мастер, а прораб, и отправился на своё рабочее место; действительно, вечером в управлении мне показали приказ от 1 февраля о назначении прорабом с окладом 180 рублей; конечно, земля слухами полнится, но было очень странно, как зэки могли узнавать раньше, чем ИТР участка? Позже мы не раз поражались, хорошо поставленной их развединформацией – где-то же зэки раздобыли сведения о моём назначении прорабом; узнав о повышении из приказа, мы с друзьями отметили это событие, Гена стал прорабом чуть позже.

Нехватка времени для оформления нарядов приводила к тому, что иногда нам приходилось работать с бригадирами в жилой зоне, и, поужинав у стариков, мы шли туда; начальник лагеря майор Алексеев относился к нам хорошо, даже по-отцовски, понимая, куда мы 23-летние попали сразу после института, разрешал многое, в т.ч. приходить в жилую зону (хотя это правилами запрещалось) после работы закрывать наряды, садиться за стол вместе с бригадиром, беседовать с интересными зэками-интеллектуалами (бывшими «троцкистами» и бывшими при Берии «шпионами»), разрешал даже брать на прокат коньки и кататься на катке, который соорудили для себя зэки, этой возможности мы не имели, живя в Зерногородке; в 20-00 мы уезжали домой вместе с офицерами охраны, которые по приказу командира дивизиона, доставляли нас прямо к дому. Бывая у бригадиров, в здании бывшего тепловозного депо, переоборудованного под жилье для зэков, мы видели двухэтажные нары, но все бригадиры – привилегированная часть общества, располагались внизу; у некоторых были самодельные деревянные тумбочки, этажерки с книгами и даже маленький столик, стул, чего у рабочих не было; свежие газеты доставлялись регулярно и в большом количестве (наверное, с надеждой перевоспитания), и мы также ими пользовались, в зоне находилась хорошая библиотека; кормили зэков хорошо, про их магазин в зоне я уже упоминал – так что жить в этих «санаторных» условиях можно было нормально и этим некоторые пожилые зэки, которым некуда было идти, пользовались: в конце срока они совершали незначительные преступления (например, ложную попытку побега и др.) и судьи добавляли им срок; все эти житейские привилегии в жилой зоне окончились в 1961 г., когда был принят новый кодекс и новые жесткие правила содержания в связи с большим числом убийств, в т.ч. массовых; в стране был установлен новый максимальный срок 15 лет вместо 25 и введен расстрел. Я упомянул о «троцкистах»; в жилой зоне мы заметили худеньких стариков, читавших свежие центральные газеты; бригадир Шелегия пояснил: «Это бывшие троцкисты, вечные зэки, которых когда-то посадили за политику»; им из тюрьмы идти некуда, из-за небольшого преступления, судьи добавляли срок, что их устраивало, т.е. теперь они становились уголовниками; с одним из них мы поговорили, и он сказал, что сидит согласно теории генпрокурора СССР А.Я.Вышинского о политическом преступлении, рассказал нам анекдот: «Сидят в камере медведь, волк и петух, рассказывают о своих преступлениях; медведь говорит: «Я корову загрыз», волк: «Я овцу зарезал», петух: «А я политический, я пионера в задницу клюнул».

XVII

С началом нового 1960 г. началась массовая укладка бетона в тело плотины Красноярской ГЭС и наверху было принято решение об ускорении строительства Березовской фабрики; к этому времени на стройке имелось все, только бетон приходилось возить из города, поэтому в январе, когда на стройку была подана электроэнергия, было поставлена задача построить свой растворобетонный узел (РБУ) своими силами, и поручили это делать мне; никакого проекта не было, как строить я не знал, начальник участка по памяти набросал на листке бумаги эскиз деревянного РБУ и сказал, что в нем должны стоять две мешалки для бетона и раствора, подавать песок и гравий следует скиповым подъемником, а цемент – ведрами вручную; съездил я на стройбазу треста и посмотрел центральный РБУ, а начальник Володя Лепнев познакомил меня с техпроцессом. Забегая немного вперёд, хочу сказать, что знакомство с этим замечательным человеком сыграло свою положительную роль в дальнейшей моей работе; Лепнёв оказался молодым жизнерадостным с открытым лицом и удивительно приятной улыбкой мужчиной, доброжелательным, вежливым и готовым помочь; он всё мне показал на РБУ и рассказал об особенностях работы, в том числе и о применении химдобавок; как-то сразу у нас возникла взаимная симпатия, мне Володя очень понравился: оптимистичный, энергичный, серьёзный и с хорошим чувством юмора, а в дальнейшем никогда не отказывал мне в помощи; не знаю, можно ли его любить, но не замечать такого человека нельзя.

Самая большая проблема у нас была: как разогревать смерзшиеся инертные заполнители – песок и гравий; Корженевский предложил под складом инертных проложить регистры из труб и нагревать их огнем из форсунок, вспрыскивающих солярку; сразу отмечу, что из этого ничего не вышло, мучились до весны, а потом все и так растаяло. РБУ строила бригада Володи Кривина и отличались его зэки тем, что сроки у них были 20 – 25 лет (25 – это максимальный за убийства, в т.ч. неоднократные, в то время расстрел в стране был отменен); естественно, рабочие имели большой опыт строительства и после того, как привезли заказанное мною, все необходимое, дело пошло; довольно быстро возвели из бревен и досок здание, смонтировали мешалки; теперь оставалось изготовить накопительные раздаточные бункера, из которых бетонная смесь должна поступать в кузов самосвала; мне надо было рассчитать и запроектировать эти металлические бункера емкостью один куб бетона (раствора); в строительных справочниках готовых таблиц не было, и я сам запроектировал усеченную пирамиду бункера на один куб бетона, заказал снабженцам очень дефицитный листовой металл, а когда его привезли на объект и нужно было разрезать листы по моим эскизам, а затем собрать бункер и заварить наклонные угловые швы, я засомневался в правильности своих расчетов; до того, как отдать эскизы бригадиру, показал их Гене, который неуверенно сказал, что вроде все правильно; на другой день я впервые встретился с бригадиром металлистов Павлом Алексеевым, которому с дрожью в сердце (я понимал, что если по моим эскизам будет сделан брак, а металл, который с большим трудом для нас доставали, уйдет в металлолом, то позор будет на весь трест) я протянул эскизы, по которым надо было вырезать восемь листов трапецеидальной формы для бункеров; вероятно, заметив мою неуверенность, Павел спросил: «Гражданин прораб, на какой объем бетона должны быть бункера?», и я ответил: « На один куб приготовленной бетонной смеси»; тогда бригадир, не взяв у меня эскизы, велел рабочим разложить на земле 6-метровой длины широкие полосы металла; после чего он мелом по линейке начертил линии, по которым надо резать и дал команду бензорезчику притупить к работе; мне Павел сказал: «Не волнуйтесь, все будет нормально»; когда первые четыре листа были готовы, я велел их поднять и приставить друг к другу; действительно, стороны оказались точно подогнанными, т.е. бункер получился таким как надо, можно было заваривать швы, а меня покинуло беспокойство; да, подумал я, у этого парня руки растут из правильного места; позже я ближе узнал Павла, этого молодого круглолицего, широкоплечего, улыбчивого мужчину; как-то спросил (вообще-то, нам не рекомендовали вести разговоры не на производственные темы, но и не запрещали), откуда у него такая уверенность в работе с металлом? И он рассказал кратко о себе; он ленинградец, в 14-летнем возрасте попал в тюрьму, по глупости совершил побег, добавили срок и до сих пор сидит; все зэки звали его Пашей, любили парня, не знающего еще ни жизни, ни женщин, не имеющего опыта – большой доверчивый ребенок; в тюрьме окончил 10 классов школы и всегда работал с металлом, а в 26 лет стал бригадиром; на нашем РБУ его бригада выполнила все работы по монтажу, и однажды он попросил меня написать справку о перевыполнении норм (такие справки мы писали и другим), которая нужна была судье для досрочного освобождения, и справку я с удовольствием написал; месяцев через пять он сообщил мне, что получил досрочное освобождение и на днях его выпустят; показал мне письмо, которое получил от старшего брата, работающего в Ленинграде руководителем крупного завода, где их отцы и деды трудились металлистами; тогда я и подумал, не гены ли определили его способность так легко и умно работать с металлом, имея ввиду, его безошибочное решение моей проблемы с бункерами. Брат очень подробно расписал все действия, после выхода Павла из зоны на свободу: ни с кем не разговаривать, не ввязываться в ссоры и драки, одному без друзей надо прибыть на вокзал в Красноярске, дать телеграмму и доехать до Москвы, где его встретят, несколько раз повторил, что пить только чай и без компании; письмо меня удивило, а его смысл я понял несколько позже; Павел попрощался со мной, весело, по-ребячьи, сказал: «Приезжайте к нам в Ленинград на танцы», а я его попросил следовать точно по инструкции брата, он кивнул и ушел; одновременно освобождение получили около двадцати зэков, которых отпустили в одну из пятниц; придя на работу в понедельник, мы увидели нескольких человек из них, которые снова были на работе; бригадиры нам объяснили: нет в этом ничего удивительного, т.к. после долгого тюремного заключения, получив свободу, человек впадает, как бы сейчас сказали, в эйфорию, ему хочется немедленно получить все, насладиться, напиться и в результате, набуянить, подраться, а затем милиция и снова зона; вот тогда я и понял смысл письма, которое получил от брата Павел.

XVIII

Когда РБУ вошел в строй, я выдал рабочим таблицу дозировки цемента, песка, гравия и воды на замес бетона и раствора, и Кривин начал отпускать раствор для каменной кладки и немного бетона, почему немного? Мелкие конструкции удавалось прогревать, а, например, для обогрева ленточных фундаментов стен, а также фундаментов под колонны, электроэнергии на стройке не хватало. Однажды наш главный инженер сообщил, что по распоряжению Абовского каждую среду все молодые специалисты должны быть с 14-00 в тресте на занятиях; Корженевскому это не нравилось, но отпускал нас; первый раз мы с Геной приехали в трест, где в кабинете главного инженера за длинным столом собрались около двадцати таких же, как мы мастеров и прорабов; Абовский сообщил, что нам всем надо научиться грамотно применять холодный бетон с добавкой поваренной соли, который не замерзает на морозе и хотя и медленно, но твердеет нормально; затем он удалился, а занятие продолжали вести главный технолог Корнев и зав. лабораторией Елена Горбач; мы усваивали положения новой инструкции НИИЖБа о применении холодного бетона (лаборатория С.А.Миронова и А.В.Лагойды), писали конспект; получили таблицы плотности солевого раствора разной концентрации для затворения им бетонной смеси в зависимости от температуры наружного воздуха и краткую инструкцию по применению холодного бетона; стало ясно, что именно такой бетон нужен особенно на нашей стройке, чтобы возводить конструкции без применения электроэнергии, которой не хватало; настала пора внедрять холодный бетон на РБУ; бочку с водой, чтобы не замерзла ночью, грел на костре дежурный из вольных, а бочку для солевого раствора поставили на перекрытии рядом с бетономешалкой, завезли соль; поначалу требовалось мое постоянное присутствие, пока не научил рабочих растворять соль в воде, проверять ареометром концентрацию солевого раствора и доводить ее до требуемой, а также дозировать нужное количество приготовленного раствора с добавлением воды на замес бетона; теперь мы начали нормально возводить все бетонные конструкции в хорошем темпе и обеспечивать каменщиков раствором, ведь до этого им приходилось ждать, пока его с большим опозданием привезут из города; из треста прибыла с проверкой Горбач и лаборантка, и мы впервые увидели, как охраняют в зоне женщин: с ними шли два конвоира с оружием и опер; на РБУ зав. лабораторией треста все осмотрела, проэкзаменовала рабочих на предмет определения концентрации раствора соли, дозирования, при ней изготовили бетонную смесь с противоморозной добавкой, замечаний не было; бригадир был доволен, и я поблагодарил рабочих. Хочу особо отметить, что трест КПХС был одним из первых в стране, где успешно применялся холодный бетон с химдобавками; быть всегда первым – это отличительная черта в деятельности Абовского, который уделял внимание обучению молодых специалистов и большое значение придавал их мотивации; через много лет, уже работая в НИИ, я, вспоминая это, не жалел своего времени, обучал своих лаборантов, что в итоге привело всю нашу группу к успеху. Да, когда общаешься с людьми такого масштаба, как Абовский, не только получаешь уроки профессионализма, стойкости, порядочности – невольно начинаешь правильно оценивать свои собственные проблемы.

XIX

Несколько слов о рабочих на РБУ, но в своем описании ограничусь лишь главным; Володя Кривин руководил бригадой, как я ранее отмечал, состоящей из зэков с максимальными сроками заключения; сам он был образованным, умел четко организовать работу, но особенно поражала меня его правильная русская речь, хотя он был полубурятом; когда работа на РБУ была налажена, мне дополнительно поручили еще объекты, а на РБУ пришел новый мастер Шкаберда, мужчина средних лет; через месяц у него произошел неприятный конфликт с рабочими, причину которого я не знаю; однажды он испуганный выбежал из зоны и сказал Корженевскому, что его хотели убить, возможно, он сам был в чем-то виноват, или не было у него опыта работы с зэками, не знаю, но только больше он в зону не ходил, был переведен куда-то или уволился; с этим случаем в зону пришел разбираться начальник режима, которого я раньше не видел, да и не слышал о нем; это был невысокого роста с очень широкими плечами, большой физической силы человек; меня поразили его руки – кулак размером с голову, и один из бригадиров объяснил мне, что опер – это гроза для зэков, с ним не связывались, мог изувечить любого. И еще одно наблюдение; летом в июле стояла жара под 40 градусов (наверно температура уравнялась с суровой зимой) и однажды перед концом смены я шел мимо РБУ; возле него сделали настил из досок, на котором стояли голые рабочие бригады Кривина и принимали душ; глядя на их тела, я получал эстетическое удовольствие: таких художественно выполненных татуировок никогда прежде не видел: куда там Третьяковке, тематика от и до, все со вкусом, качественно, с юмором, отменные детали; я стоял и смотрел зачарованный, зэки крутились под душем, гоготали от удовольствия, приветствовали меня, приглашали к себе; вечером посоветовал Гене, чтобы он тоже все это увидел.

С РБУ связана еще одна история. Как-то в конце августа, когда зэков после работы увели в жилую зону, мы зашли к старикам попить чайку перед тем, как отправиться на дачу Нестеренко, где мы временно жили; через некоторое время вместе со стариками мы вышли из дома; ИТР уже уехали домой, в округе никого не было, и вдруг наше внимание привлекла группа женщин цыганского вида, она выходила из рабочей зоны через вахту, которая была открыта, чтобы сторож мог делать обход; мы удивились, откуда взялись здесь женщины, а старики заулыбались и сообщили, что они приходят из Березовки рано утром, свободно входят в зону и проводят в укрытии весь день, тайно общаясь с зэками; на следующий день мы все узнали: оказалось, что когда бригада Кривина зимой строила РБУ, то незаметно от меня, сделали часть задней стены значительно шире, чтобы там образовалось хоть и узкое, но достаточное для нескольких человек свободное пространство; там проститутки и принимали за хорошие деньги зэков, после чего вечером возвращались из зоны домой; однако не все зэки пользовались их услугами; мудрый Шелегия как-то сказал нам: «В этом деле важен процесс, а не результат, полученный при минимальном количестве времени (очередь ждёт!); через несколько дней я из любопытства пришел на РБУ посмотреть тайник; с бригадиром поднялись на перекрытие и он показал «убежище», но оно уже было все разворочено и ложная стена ликвидирована, что было сделано по приказу лагерного начальства, которое узнало о пришельцах из Березовки.