полная версия

Анатолий Модылевский
Жизнь и судьба инженера-строителя

Евтушенко ещё раз приезжал в Братск, выступал в том же клубе посёлка ЛПК, но был он немного грустным, задумчивым. После своего визита в ФРГ и стычки с генсеком Хрущёвым, он, будучи в опале («поэт, я знаю, суеверен, но редко служит он властям»), приехал на свою родину к матери на станцию Зима Иркутской области, чтобы повидаться, успокоится и плодотворно поработать; посетил Братск, где впервые читал уже завершённую поэму «Братская ГЭС», чтобы получить отзывы строителей, и они с воодушевлением приняли поэму. В это опальное для поэта время он крепко выпивал, ушла жена, а в Братск он приехал с молодой девицей; после описанной мною встречи расслабился, выпил много и потребовалась помощь, в т.ч. и моя, чтобы затащить его в непотребном виде в автомашину и отвезти, но не в гостиницу (позор!), а на квартиру к нашему активисту, инженеру техотдела Спартаку Губайдулину, где поэт отсыпался.

Прошло очень много лет, я давно уже был на пенсии и мне посчастливилось ещё раз встретиться с Евгением Александровичем в мае 2014г. Я приехал в Москву на 50-летие сына Кирилла, которое отмечали в ресторане доме литераторов; часов в восемь в зал зашла группа человек десять и среди них Евтушенко; прихрамывая, шёл он с тростью, но бодро; я знал из прессы, что недавно ему сделали операцию на ноге; его я сразу узнал: самый высокий из всех, стройный, в ярком цветастом пиджаке, белой рубашке и пёстром галстуке – не скажешь, что ему 80 лет; компания уселась за длинным столом, расположенным в конце зала далеко от нас и ужинала; Е.А. часто отвлекался, когда к нему протягивали книги для автографа; у меня нахлынули воспоминания о встрече с поэтом в Братске, но я не собирался общаться с ним, мешать своим присутствием; через некоторое время, возвращаясь из туалета и проходя мимо их стола, я увидел Е.А. вблизи и в этот момент он, отставив еду, подписывал очередной автограф; я подошёл к нему, назвался строителем Братска, проживающим на пенсии в Пятигорске, и он пожал мою руку, пригласил сесть рядом; я напомнил ему эпизод встречи поэтов в клубе «Юность», назвал их имена, он вспомнил, заулыбался, затем сказал: «Так вышло, что я всю жизнь мечтал посетить в Пятигорске лермонтовские и пушкинские места, но не смог приехать»; я сказал, что у нас крупнейший в России лингвистический университет и все будут рады принять его; Е.А. взял листок бумаги и написал свой электронный адрес, телефоны в Москве и США, где он преподаёт в университете русскую поэзию, назвал имена своих помощников, сказал, что очень хочет летом приехать в Пятигорск и просил меня передать эти его координаты ректору ПГЛУ; во время нашего разговора Кирилл сфотографировал нас, а я сына представил Е.А. и сказал, что Кирилл родился в 1963 году; Е.А. посмотрел и сказал: «А этого мальчика я узнал»; позже Кирилл и я поразились такой цепкой памяти поэта – оказывается, когда в 1989 г. сын работал в Иркутской студии кинохроники помощником оператора, они как-то в Москве снимали сюжет с Евтушенко. Вернувшись в Пятигорск, я передал просьбу поэта ректору ПГЛУ Горбунову, который заверил, что обязательно свяжется с Е.А. и поблагодарил меня.

XVIII

В первой декаде мая Братск посетила кубинская делегация во главе с команданте Фиделем Кастро Рус, вождём кубинской революции – символичное и наиболее значимое событие; известно, что этот визит в СССР поначалу был тайным из-за опасения очередного покушения, организованного ЦРУ. Делегация прилетела на ТУ-114 (беспосадочный перелёт из Гаваны) 27 апреля в Мурманск, и поскольку там было холодно, теплолюбивым кубинцам моряки выдали тёплую одежду, в т.ч. зимние ушанки с символическим «крабом». В Москве Фидель стоял на трибуне мавзолея среди членов правительства во главе с Хрущёвым во время военного парада и первомайской демонстрации. Затем кубинцы посетили ряд городов, в т.ч. Волгоград, Самарканд и Иркутск. В вузах Казахстана, и Узбекистана училось много кубинских студентов и к приезду своего руководителя все они собрались в Самарканде. Корреспондент «Правды», который сопровождал делегацию, позже рассказал в Братске об интересном случае в Самарканде. Утром в номере гостиницы охрана не обнаружила Фиделя. Это было ЧП – похищение или…? Начали поиски, хотели даже доложить в Москву, но кто-то предположил, что Фидель мог вечером сбежать к студентам; охранники нагрянули в вуз и в спортзале им предстала картина: на полу среди пустых бутылок и кружек спали студенты, а в центре расположились спящие Фидель и несколько его помощников, естественно, эти сведения в прессу не попали. Из Иркутска делегация поездом отправилась в Братск. Известно из печати и по фотографиям, что на полпути таёжной трассы возле избушки обходчика поезд остановился и Фидель зашёл в дом. Спросил, знают ли его? Хозяин ответил, что знают по газетам и радио. Путейский обходчик подарил Фиделю медвежонка, но он, к сожалению, в тёплом климате кубы не прижился. На станции Зима, родине поэта Евтушенко, рабочие, узнав, что по железной дороге будет проезжать лидер Кубинской революции, перекрыли движение. Фидель вышел на мороз в летнем армейском мундире, став на подножку вагона. Откуда-то из глубины толпы к нему поплыла над головами передаваемая из рук в руки телогрейка. «Здесь Сибирь, наденьте», – один из рабочих, стоявших у вагона, протянул её Фиделю. Тот в знак благодарности передал ему несколько сигар. Раскурив, рабочие стали передавать сигары друг другу. Фидель был тронут, глаза его заблестели. Непосредственность простых сибиряков в выражении братских чувств к лидеру далёкой страны в этом эпизоде, не единожды рассказанном переводчиком Н. Леоновым.

Теперь я поведу правдивую речь о почти не известном читателю событии без фантазий и преувеличений, ибо, как писал Рабиндранат Тагор: «Чистый вымысел принуждён всегда быть настороже, чтобы сохранить доверие читателя; а факты не несут на себе ответственности и смеются над неверящими». Утром 13 мая руководители Братскгэсстроя Наймушин и Гиндин показывали Фиделю Кастро Братскую ГЭС, проведя его по эстакаде через всю плотину. Накануне приезда кубинцев в Братск люди были извещены о том, что состоится митинг в Падуне на стадионе «Труд». В БГС этот день объявили нерабочим; мы на участке были радостно возбуждёны и рано утром организовали две МАЗовских машины-будки, чтобы желающие могли поехать на митинг (20 км). Треть футбольного поля была уже заполнена народом, нам повезло расположиться недалеко от трибуны (фото 8). У меня был с собой фотоаппарат, и сейчас смотрю на фотографии и описываю достоверно. Трибуна была оформлена заранее: два бортовых КРАЗа с откинутыми бортами состыковали в длину; на них установили фанерный барьер, покрытый красной материей, и на ней во всю длину крупная надпись: «Да здравствует советско-кубинская дружба!» и большие портреты Ленина и Хрущёва; установлены микрофоны, а вокруг всего поля – громкоговорители, звук был отличный. Позади трибуны установили портрет Ленина в окружении знамён. Трибуна начала постепенно заполняться народом: делегация кубинцев, человек десять, высокое начальство из Москвы и Иркутска, фотокорреспонденты и др. Трибуна из двух машин была такой большой площади, что на ней разместилась много народу. По бокам её стояли ещё самосвалы-КРАЗы, кузова которых были также заполнены людьми с фотоаппаратами, чтобы запечатлеть прибытие Фиделя. Между трибуной и людской массой, заполнившей всё футбольное поле, было оставлено свободное двадцатиметровое пространство, и в целях безопасности перед толпой стояла цепь из милиционеров и солдат. Шло время, проверялся звук, люди ожидали прибытия Фиделя, которому показывали плотину. Вдруг я услышал какие-то крики, ничего не понял, пока не увидел дворняжку среди толпы, которая, видимо, приплелась за хозяином на стадион; чтобы не было конфуза во время митинга, толпа расступилась, давая дорогу собаке, а люди начали её гнать и громко кричать вслед, называя собаку именем свергнутого кубинского диктатора: «Батиста, прочь! Прочь Батиста отсюда!»; люди хохотали и это веселье оживило и согрело толпу. Слава Богу, стояла солнечная безветренная погода, градусов восемь тепла. Вдруг раздались крики: «Едут!». Я стоял почти в первых рядах и всё хорошо видел, фотографировал. К трибуне подъехала открытая правительственная «Чайка»; можно или, лучше сказать, невозможно представить себе, что за сцена воспоследовала: в машине стоял Фидель, одетый в меховую куртку и зимнюю шапку, на руках тёплые перчатки (на плотине утром ещё холодно). Команданте был в защитного цвета брюках, заправленных в армейские ботинки, тысячи людей впились глазами в Фиделя. Он снял шапку, бросил её на заднее сиденье машины, затем правой рукой вынул из заднего кармана брюк тёмный кубинский берет со звёздочкой, надел его на голову, сдвинул вправо и, только после этого вышел из машины, широким шагом направился к трибуне. Первое появление двухметрового стройного тридцатишестилетнего Фиделя, красавца с чёрными, как смоль, цыганскими бровями, вызвало искреннее восхищение у людей и над стадионом раздались аплодисменты. Фидель подошёл к центру трибуны, где были установлены микрофоны, поднял руку, чтобы поприветствовать и успокоить овации, но не тут-то было, ведь чистосердечно хвалить добрые дела – значит, до некоторой степени принимать в них участие. Прошло минут десять, пока не установилась тишина. Речь его была чёткой, эмоциональной, страстной. Фидель никогда не писал своих речей, с пылом импровизировал, по ходу речи выстраивая мысли. Аргументы, эмоциональные пассажи последовательно и убедительно, подчиняя их неотразимой внутренней логике. Не прошло и получаса, как люди совершенно поддались его обаянию; я решительно не в состоянии описать и объяснить, в чём именно заключалось то своеобразие, бесспорное обаяние, которому невольно подчинялся каждый из тысяч людей на стадионе; я думаю, было бы совершенно невозможно объяснить это человеку, самому не испытавшему чего-либо подобного; ведь основа красноречия – суть страсть, люди начали открывать для себя волшебную силу фиделевских выступлений. Его постоянный советский переводчик Леонов, проработавший с ним на Кубе около двух лет, почти синхронно переводил с испанского во время кратких остановок оратора, «работали» они в паре прекрасно, речь много раз прерывалась аплодисментами. О чём же говорил вождь Кубинской революции и что запомнилось? Первое – это его впечатление от посещения строящейся ГЭС; он сказал, что был потрясён тем, что люди в глухой тайге, среди скал при больших морозах сумели выстроить такое сложное сооружение. «В понимании кубинца – говорил он, – если в комнате из форточки высунуть руку на мороз в 40 градусов, можно лишиться руки». Действительно, сильное чувствование и живое воображение для оратора необходимы совершенно и эти дары зависят от природы, потому-то, собственно говоря, ораторы рождаются столь же редко, как и поэты. Говорил он много о Кубе, о революции. Преклоняясь перед подвигом братских строителей, он посетовал на то, что кубинцы в своей массе не горазды так же трудиться, и это является большой проблемой в подъёме экономики. На этом он подробно остановился, объясняя нам то, о чём не писала советская пресса. Выступал Фидель более двух часов, интересно, вдохновенно и мы получили большое удовольствие от общения. Не припоминаю случая в мировой истории, чтобы молодой деятель возглавил революционное движение и в возрасте 32 лет успешно его завершил. Когда являешься свидетелем чего-то необычного, тем более участником исторического события, которое происходит за пределами твоего повседневного окружения, то это необычное воспринимается столь эмоционально, что надолго или навсегда остаётся в памяти.

В конце митинга были краткие хвалебные выступления наших деятелей, а когда митинг подходил к концу, людям захотелось быть поближе к трибуне, к замечательным кубинцам. Началось естественное движение толпы вперёд, чтобы всмотреться и сделать на память хорошие фотоснимки. Мне это удалось, повезло. Уходя утром из дому, я из книги о Хемингуэе (серия ЖЗЛ) вырвал лист с фотографией, на которой изображена встреча писателя с молодым Фиделем (снимок был из газеты «Революсьон» за 3 июля 1961 г.) в надежде получить автограф. Когда толпа начала волнами раскачиваться вперёд-назад, вплоть до самой трибуны, я пытался через стоящих впереди меня людей передать этот листок на трибуну и во время очередной «волны» удалось это сделать – мой листок передали на трибуну седовласому члену кубинской делегации, который, вероятно, пристально наблюдал за моими попытками передать листок, он взял листок и посмотрел на нас. Я поднял руку и жестом попросил передать листок Фиделю, но кубинец также жестом, чуть подняв ладонь, ответил, что это сделать неудобно, и я его понял. Затем он достал из бокового кармана авторучку, написал несколько слов, расписался и указал дату. Листок возвратился ко мне чуть порванным с угла, но всё же с автографом, ведь каждому хочется погреться в лучах чужой славы

Непреднамеренное раскачивание многотысячной толпы было чревато – неуправляемая она могла снести трибуну, ни дай Бог были бы жертвы. Милиция и солдаты всеми силами старались сдержать людей, которые каждый раз приближались к трибуне почти вплотную. Стоящий там первый секретарь Иркутского обкома КПСС Щетинин, естественно, обеспокоенный ситуацией, стал неистово кричать солдатам: «Осади! Осади!». Слава Богу, всё обошлось, митинг закончился, люди стали расходиться со стадиона. Я подошёл к нашим машинам, встретился с Рыхальским. У меня и у него в ушах стояло это грубое нечеловеческое, а скорее скотское «Осади!». Неужели, сказал я в сердцах, Щетинин не нашёл другого слова, кроме этого «осади», которым пользовались царские жандармы, разгоняя народ. Мы, конечно, понимали, что это наше родное советское отношение местного царька к народу, но всё равно было неприятно и нисколько партийному боссу не прибавляло авторитета.

Дома я отпечатал 15 качественных фотографий, которые долго хранились в альбоме; корреспондентами было сделано много фотографий, в том числе официальных, которые представляют историческую ценность; но, когда ты сам снимаешь, в этих фотографиях отражается и твоя история. Через много лет, когда я уже был на пенсии, мне посчастливилось побывать в Мексике. Все фотографии давно уже качественно отсканированы и находятся в моём компьютере. Я подумал, если буду на Кубе, подарю подлинники кубинцам. Однако прямой путь на корабле через пролив в Мексику запрещён кубинским правительством. И вот находясь в Мехико в Национальном музее, я, покупая сувениры, познакомился с директором огромного сувенирного магазина при музее и подарил ей свои сибирские фотографии Фиделя. На обороте каждой фотографии я указал по-испански место встречи кубинцев в Братске и дату. Когда она рассматривала фотографии, то я наблюдал за её глазами – за тем, с каким интересом она всматривалась в детали. Очень обрадовалась подаренному ей раритету, я понял, что люди в Латинской Америке искренне любят кубинского революционера. Директриса поблагодарила меня, сфотографировались на память, я тоже не ушёл без подарка – огромный буклет с раскладывающейся картой, на которой в цвете изображены эпизоды из истории Мексики и современные достопримечательности. Заканчивая о приезде Фиделя, напомню, что этот день встречи был для всех строителей выходным днём. Через год точно такое же мероприятие начальство организовало в связи с приездом главы венгерской компартии Яношем Кадаром. С нашего участка желающих поехать на встречу не было, люди просто отдыхали в объявленный выходной. Однако этот день всех заставили отрабатывать в ближайшее воскресенье, и людям, вспоминая приезд Фиделя, было обидно. Я вспомнил Берёзовку, когда мне и Геннадию пришлось работать с зэками в воскресенье, поскольку в день посещения Хрущёвым п/я 9, наших зэков на работу выводить опасались, держали их в жилой зоне под пулемётами, установленными на вышках; меня и Гену Ковалёва в то утро начальник участка отпустил домой и мы шлёпали 12 км по мокрому от растаявшего снега асфальта до Красноярска, а в середине пути повстречалась «Чайка», заляпанная грязью, в которой сидел Хрущёв; мы стали на обочину, машина проехала в двух метрах от нас, хмурого генсека хорошо рассмотрели: он сидел рядом с шофёром, шляпу была надвинута и закрывала весь лоб.

XIX

Пока Света была в Иркутске я проводил много времени на стройке, а по воскресеньям с Рыхальскм иногда на стадионе смотрели футбол или прогуливались вдоль берега Братского моря; однажды посетили клуб накануне дня рождения Ленина, где перед киносеансом выступил невысокого роста толстенький дяденька, который рассказал, что в молодости работал в Кремле и видел Ленина (своего рода «diluvii testes» – свидетели потопа, т. е. глубокой древности); Володя, посмотрев на его пышущее здоровьем розовое лицо цвета молочного поросёнка, заметил со свойственным ему сарказмом: «Дядя хорошо сохранился, наверное, в Кремле работал поваром» – в этом был весь Рыхальский. Однажды Володя предложил мне поехать в Падун на концерт самодеятельности; в небольшом автобусе-газике разместились участники смотра от коллектива УСБЛПК; мы в ДК смотрели концерт, но в антракте, когда гуляли на улице, Володя попросил меня не заходить в зал, когда он будет исполнять «Реквием» Моцарта, видимо, он стеснялся; пришлось мне побыть одному, а когда ехали домой, я посчитал неприличным спрашивать его о выступлении.

Постепенно, ближе узнав друг друга, мы подружились, ведь и вне работы у нас оказалось много общего; я познакомился с его молодой женой Ритой, которая пока не работала и нянчила недавно родившегося сынишку Андрея; несколько раз был у них дома и обратил внимание на заботливую супругу. Культурный и тактичный Володя был откровенен со мной, доверие между нами росло, мы часто беседовали на разные темы, как говорится, больше всего оживляет беседы не ум, а взаимное доверие; вот вычитал у Шопенгауэра: « Как легко и скоро сказывается в беседе между людьми однородность или разнородность их ума и сердца: она даёт себя знать во всякой малости; если даже разговор касается самых посторонних, самых безразличных вещей, то между лицами, существенно разнородными, почти каждая фраза одного более или менее не по душе другому, а иная прямо возбуждает в нём досаду; люди же однородные тотчас во всём чувствуют известную солидарность, которая при значительной однородности скоро слагается в полную гармонию, даже в унисон». Это был период нашей дружбы, когда мы недавно познакомились и с интересом всматривались друг в друга, одновременно и, узнавая себя в другом и, понимая, насколько всё-таки были непохожими наши натуры; при всём этом характеры были у нас разные: несмотря на внешнее спокойствие, он, когда чем-то возмущался, проявлял свой несколько холерический и иногда необузданный темперамент, но сдерживал его, подавляя волевым усилием; унижения Володя от кого бы то ни было, не терпел, мог и в морду дать, и мне иногда приходилось остужать его взрывной характер, чтобы зря не кипятился – у нас хватало недоброжелателей.

XX

В дружеских отношениях между мною и Рыхальским мы никогда не завидовали друг к другу, ведь давно известно, что настоящая дружба не знает зависти, а самое дорогое для нас – наша искренность и серьёзность; оба были убеждены в правильности выбранного пути и цели, что особенно важно для строителя; это наше убеждение – действительно убеждение, наша вера – действительно вера, которая всё проникает, а «не сидит в доме на чердаке, как заблудшая, чужая кошка». Таким образом, знакомство с Володей не замедлило перерасти в многолетнюю искреннюю дружбу; я всегда ценил нашу общность взглядов и эстетического воззрения.

Я ждал сообщений из Иркутска о рождении ребёнка и чувствовал по вечерам, что лихорадочное нетерпение снедает меня; через две недели 28 мая на работе получил по телефону от главного диспетчера строительства сообщение о рождении сына Кирюши; из Иркутска был звонок с указанием веса и длины родившегося ребёнка. На участке была общая радость и, конечно, поздравления. Тут же отправили на машине гонцов в ближайший посёлок лесорубов Порожский за спиртным (в комсомольском Братске был сухой закон, а у них нет) и отметили событие. Имя сыну дали сразу, об этом договорились со Светой заранее, а если бы родилась девочка, была бы Машей. В один из дней пошёл к начальству и сказал, что жену с грудным ребёнком я не отправлю на Щитовые; пообещали дать квартиру в новом почти уже готовом доме.

XXI

Монтаж каркаса СКиЩ подходил к завершению и теперь пришла поры возводить фундаменты под опоры большой и протяжённой транспортёрной галереи № 5 от ДПЦ к СКиЩ. Фундаменты были неглубокого заложения, и мы решили, что быстрее и экономичнее будет разрабатывать грунт и готовить котлованы не экскаватором, а бульдозером в паре с рыхлителем (это такой же бульдозер, но у него вместо обычного широкого отвала, смонтирован узкий отвал с тремя мощными зубьями, которыми можно рыхлить полускальный грунт). И здесь нам повезло с бульдозеристом, молодым Наймушиным, сыном начальника Братскгэсстроя. Фамилию присланного на участок бульдозериста мы узнали лишь после того, как он принёс подписать наряд на уже выполненную работу. Ни о чём его не расспрашивали, зачем? Парень был скромным и работал старательно. Когда он окончил рыть первый котлован, мы оценили мастерство и точность его работы: отметка днища котлована точно соответствовала проектной, нашим рабочим не было необходимости, как часто бывало, дорабатывать грунт вручную, только немного подчистить поверхность грунта. Я просил начальника тракторного участка УСЭТР Шугалея направлять к нам только этого бульдозериста, поскольку он всего за несколько дней выкопал все котлованы с отличным качеством. За эти дни его работы на участке наши ИТР прониклись к талантливому бульдозеристу искренним уважением. Мне позже рассказывали, что когда-то в Падуне надо было выполнить планировку стадиона «Труд», поручали эту работу молодому Наймушину, который чувствовал машину, как никто и относился к работе с огромной ответственностью. Были слухи, что он со своим отцом не ужился.

При сооружении фундаментов подземной части пятой галереи нам потребовалось завезти из карьера около 100 кубов дресвы мелкой фракции. Принимала и учитывала рейсы самосвалов точковщица Люба Константинова. С ней произошёл несчастный случай у меня на глазах. По прибытии очередного самосвала, она, присев неподалеку на корточки, стала отмечать в журнале рейсы и не заметила, как в её сторону со спины машина сдавала задом. Ни водитель, ни бригадир, который стоял впереди машины и руководил разгрузкой, не видели Любы. Самосвал наехал на неё, свалил с ног, но в этот миг рабочие громко закричали, водитель остановил машину. Девушка лежала на земле скорчившись, но сознания не потеряла; я хотел закрыть глаза или загородиться рукой, чтобы не смотреть на это – ещё мгновение и могла бы произойти трагедия. Мы все бросились к Любе, осторожно перенесли в кабину и отвезли в больницу. Хотя ушиб был большой, но переломов не было. Почти ежедневно я посылал кого-нибудь с участка проведать Любу, а когда она вышла на работу все облегчённо вздохнули. Первое время она была на «лёгком труде». Конечно, она была виновата, что проявила неосторожность, примостившись на дороге по пути машины, но и водитель с бригадиром проявили беспечность, не проверив путь. Слава Богу, что всё обошлось.

Ранее я уже упоминал об особенностях грунта алевролита (разборная скала). У него есть ещё одно негативное свойство: при намокании поверхность постепенно становится рыхлой; поэтому, зачистив прочное грунтовое основание, надо как можно быстрее уложить на него бетон. С этой проблемой мы столкнулись при бетонировании фундаментов под опоры галереи № 5. Была уложена нижняя арматурная сетка на прочное основание, устроена опалубка и заказан бетон; но случилось так, что его не привезли и бетонирование перенесли на следующий день. Ночью пошёл дождь со снегом и утром пришлось убрать снег, который быстро таял, приподнимать тяжёлую сетку и снова очищать основание. При этом было замечено, что грунт разрыхлился на глубину до 5 см и укладывать на него бетон недопустимо. Пришлось демонтировать арматуру и опалубку, убирать рыхлый грунт и сразу укладывать на него бетонную подготовку толщиной 10-12 см, и только на следующий день опалубка и арматура были установлены на затвердевший бетон. Поскольку этой бетонной подготовки не было в смете и надо было решать с дополнительной оплатой, мы пригласили на место представителя ГРП, он подтвердил актом правильность нашего решения; в дальнейшем предварительное устройство бетонной подготовки стало обязательным, а проектировщики Ленинградского Промстройпроекта внесли коррективы в сметы всех новых объектов БЛПК. Другая сложность при возведении этих фундаментов заключалась в том, что в них выставлялись по шесть мощных анкеров, к которым должна крепиться база металлической колонны. Эти анкера с верхней резьбой должны быть установлены с высокой точностью и не должны быть случайно смещены при бетонировании. Они устанавливались по разметке, нанесённой на щиты опалубки, и надёжно прикреплялись к арматурному каркасу. Работу вёл молодой специалист Валерий Фомин, прибывший к нам по распределению. Большим усердием он не отличался, и было замечено, что мастер всегда вместе с рабочими первой смены в 17-00 спешит уехать домой, не дождавшись рабочих второй смены, чтобы уточнить им задание. Однажды я и Рыхальский, идя домой с РОЦ, проходили мимо галереи № 5, направляясь в диспетчерскую, увидели, как бетонщики со сварщиком укрепляют анкера, а проконтролировать точность установки некому, мастера нет. Почему-то в первую смену работа не была окончена, хотя проблем у мастера не было, иначе он бы нашёл меня на РОЦ. В итоге бетонирование сорвалось, я был возмущён; мы шли по дороге к диспетчерской молча, меся грязь сапогами, думая о том, что опять заявимся домой вечером к неудовольствию своих жён, находящихся с маленькими детьми Кирюшей и Андрюшей; мы понимали, что так жить нельзя, а по-другому мы не умеем.

На другой день утром пришлось серьёзно поговорить с Фоминым и даже крепко разругать его вплоть до «такого мастера нам не нужно!». Он не оправдывался, стал работать чуть лучше, энергичнее, но мы видели, что особого стремления в работе не проявлял. В общем, считали мы, кадр не перспективный. Невольно вспомнил свою работу на Берёзовке сразу после окончания института и никак не мог понять причину апатии в молодом парне. В дальнейшем я потерял его из вида, поскольку уехал жить и работать в Красноярск.

Прошло 20 лет, много воды утекло, и вот, приехав в Братск в командировку, я узнал, что Валерий Фомин работает начальником огромного управления экскаваторно-тракторных работ (УСЭТР) и дела на этом поприще идут хорошо. По отзывам моих прежних коллег, он активен, ответственен, трудится, не считаясь с личным временем, коллектив его передовой. И я подумал, что у этого грамотного молодого парня, работавшего на нашем участке, просто душа не лежала к общестроительным работам, не нравилось это ему, и всё-таки нашёл он своё призвание в другом деле, так бывает. Как говорится: «Не важно, кем ты был, важно, кем стал». Я боялся, учитывая моё к нему, хотя и справедливое, но резко выраженное негативное отношение, что при теперешней встрече с ним буду чувствовать себя неловко; однако я ошибся: при встрече через два десятка лет Валерий ко мне отнёсся очень доброжелательно, так что мои опасения были напрасны.

XXII

В августе я получил двухкомнатную благоустроенную квартиру, расположенную в посёлке ЛПК на улице Мира (будущий центр города Братска), с балконом на втором этаже пятиэтажного кирпичного дома. Купил мебель, детскую кроватку и коляску. Света с Кирюшей приехали в Братск. Она была ещё в декретном отпуске, кормила Кирюшу грудным молоком. С самого первого дня сына окружала любовь и нежность, сначала в Иркутске, затем в Братске. Был он спокойным ребёнком, улыбчивым, с каштановыми волосами, свободно шёл на руки к нашим друзьям, все его баловали. Ежедневно Света гуляла с ним на окраине посёлка в лесу на чистом воздухе, зимой возила на санках. Я приходил с работы поздно, поэтому гулял с сыном по выходным. Дома в свободное время мы ставили стол на середину комнаты, раздвигали его, прикрепляли сетку и играли в настольный теннис. На этом столе однажды положили Кирюшу на живот и сделали первый его фотоснимок. К зиме купили тёплый меховой конверт на молнии, в котором сыну было тепло и комфортно. В нём же на балконе проходил послеобеденный сон. Иногда по вечерам после купания укладывали сына в кроватку, он выпивал через соску целую бутылку молока и сразу засыпал, не ворочался и не просыпался до утра. Мы осмелели (обнаглели) и бегали в кино на последний сеанс, но всё обходилось благополучно. Когда Кирюша подрос, Света пошла на работу инженером в плановый отдел управления «Гидропромстрой», сооружавшего дамбу и причальные сооружения БЛПК. Кирюшу определили на день к тёте Даше Тихоновой, одной из немногих братских бабушек, которая жила этажом выше и смотрела за четырьмя малышами. Поскольку молодых семей было много, а бабушек мало, они были самыми высокооплачиваемыми «инженерами» в Братске.

Со Светой в СМУ ГПС работала Лида, тоже молодой специалист, невысокая и милая девушка; её муж Павел, светловолосый со стройной спортивной фигурой парень был рабочим-механизатором; он очень любил рыбачить и, часто, работая в вечернюю смену, уходил утром с удочкой на Братское море; именно в этот период времени стали выпускать мальков и разводить рыб различных пород – хищным щукам было раздолье, они расплодились и отлов их приветствовался; придя после работы домой раньше меня, Света обнаруживала на балконе крупную щуку, заброшенную щедрым Павлом, когда он в полдень возвращался с рыбалки; а вкусно приготовленную женой рыбу мы с удовольствием ели на ужин.

XXIII

Ещё в июне наш участок ввели в состав нового СМУ «Леспромстрой» (СМУ ЛПС), но поначалу на работе это никак не отразилось. 40-летний начальник Москаленко прибыл из Падуна: наружность у него была необыкновенно сладостная: круглаяфигура, большой живот, маленькая голова, сизый нос и добродушные глаза, светившиеся любовью к ближним; когда он сидел в кресле, сложив пухлые руки на животе, вращая большими пальцами, и с тихой улыбкой глядел на собеседника, – его можно было бы принять за олицетворение спокойной совести; в действительности, как мы узнали позже, это был опасный хищник. Главный инженер Четверик, недавно прибывший из Украины, был высоким стройным средних лет энергичным мужчиной; оба они почти не посещали наш участок, который работал нормально и стабильно выполнял план.