Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
Жуй откинул планшет.
Олеся Левит все слышала. Если кто-то и понимал, с кем черт имел разговор, то, пожалуй, только она и еще Ламия, которая во время того, как ее суженый-ряженый смотрел в глаза ненавистной ей соперницы, шипела и рычала сквозь сжатые зубы. Если бы не чертова магическая сила, приковавшая ее к кирпичной кладки Кремлевской стены, она бы своей магической силой превратила планшет в горсть сухой пыли. А если бы не строжайший запрет трогать ряд лиц, включающих и Надю Грикову, то ведьма давно бы уже расправилась с девушкой. Но, к величайшему ведьминому счастью наконец возникло долгожданное мгновение, когда Ламия осклабилась в широкой белозубой улыбке – ее соперница больше ей не соперница. Все. Беспокойство было напрасным. Теперь все решилось и Ламии остается только победоносно рассмеяться.
А Левит поникла головой.
А что же Андрюша? Как бы Олеся Нахимовна описала его состояние?
С минуту он стоял в полном обездвижении, не шевелился даже кончик хвоста. За это время Ламия отлепилась от стены и плавно воспарив в ночной воздух, ликующе приблизилась к супругу, подобно пламени. Она дотронулась до его плеча и черт вздрогнул. Однако ответной нежной реакции со стороны Жуя Ламия не получила. Даже не поворачиваясь на ту с кем был повенчан силами Темного начала, человек-черт с размаху влепил женщине такой сильный удар по лицу, что та отлетела назад на три метра и остановилась, только тогда когда налетела на ноги совершенно остолбеневших «черных одежд». Красивый невинный лик четырехсотлетней женщины окрасился кровью, почему-то сверкающей в лучах неона и электричества, будто это была флюоресцентная краска. Кровь струилась из носа и уголка рта, заливая подбородок и тонкую шею. Прошипев проклятья на незнакомом Олеси Нахимовне языке, ведьма утерла нос, сплюнула кровавую слюну и тяжело дыша, взглянула на жениха взглядом, полным одновременно удивления, ярости и страха. Боязнь уже третьего проявления агрессии со стороны молодого муженька притормозила ее желание повторно приближаться к Жую. Она оттолкнула помощь «черноодежечников» и поднялась с мраморных плит сама.
Андрей же, соединив хищные брови, смотрел под ноги. Левит не могла представить какие ураганы бушуют в его голове, какие циклоны и протуберанцы кипят в его сером как зола сердце. Что происходит в душе черта, когда обрывается последняя тоненькая нить, связывающая его с миром людей? Честно говоря, Левит совершенно не желала это знать, ей не нравился уже только один вид страшного человека-черта. Ох, как бы она не хотела сейчас быть на его месте и испытывать те чувства, что полыхают у него внутри. Его хвост делал медленные напряженные синусоиды, подметая кончиком землю за копытами. Пятачок сморщился, обнажив желтые клычки.
А глаза! Красные, немигающие. Налившиеся внутренней ненавистью ко всему человеческому, готовые прожечь зрачками все живое, на что попадет взгляд теперь уже не человека-черта, а черта самого полного, без даже крохотной доли чего-то людского.
Хвост щелкнул. Черт будто ожил, он мотнул головой, прошипел что-то нечленораздельное и бешено подскочил к Евгению Стрекачеву.
– Старик! Верни мне силы! – зарычал он слепому. – Верни, по-хорошему требую!
Но пожилой язычник не подчинялся.
– Верни, дурак! – шипел ему Жуй. – Для вас, человечек, все равно все кончено, а для меня только начинается! Не мешай! Больше ты не нужен!
Старик отрицательно покачал головой, а черт, хоть и очень хотел, но никак не мог даже прикоснуться к язычнику. Тогда внезапно черное поросшее шерстью существо улыбнулось и произнесло, ощерив все свои острые зубы:
– Глупцы! Вы все глупцы, людишки! – он развернулся, что бы ему было видно всех и Левит, в том числе. – Неужели вы думали, что сможете остановить меня? Вы всерьез полагали, что обладаете какими-то возможностями? Никто! Никто не может одолеть силу, накопленную за десятки и сотни тысяч лет! Никакими средствами! Никто и никак не может перехитрить черта! Ты, иудейская шлюшечка, – теперь черт обращался только к Олесе, – надеялась покорить меня с помощью моей ахиллесовой пяты? Ты что, правда, думала, что Надька еще может ко мне вернуться? Ко мне? И как это должно было произойти? И что должно было быть дальше? Как можно любить черта, женщина? Да я все знал с самого начала, дурочка! Я все знаю! Я издевался над вами, я смеялся и потешался, видя как ты, старая потаскушка, терзалась надеждами. Я мог бы сказать тебе об этом сразу, еще там под озером Виви, когда ты вела милые ностальгические беседы с тем кретином, вообразившим себя мудрецом неимоверным, но обстоятельства сложились так, что я вдруг передумал и благодаря моей чертовой сущности решил немного позабавиться над тобой. Забавно, не правда ли?
– Не смешно, – тускло возразила Левит.
– А для меня очень весело! Я шутник, видишь-ли! Как написано в википедии – дух шалости, похоти, озорства! Это у меня в крови.
– Не обольщайся, Андрей, – произнесла Олеся Нахимовна, вставая с колен. – Ты не всесилен. Стрекачев тому подтверждение!
– Кто? Этот доходяга? – черт ткнул длинным корявым перстом прямо в бледное лицо старца. – Этот тщедушный мученик, который от слабой психики рехнулся и посчитал, что самое лучшее, что он может сделать для спасения мира – зашнуровать свои моргалы и хлебало? – черт расхохотался. – Он и сам понимает, что его стародревний Перун мертв. Не правда ли, Женя?
Стрекачев из бледнолицего превратился в краснокожего. Руки его задрожали,
– Он не говорил тебе своего имени, – воскликнула Левит.
Язычник заплакал, слезы просочились через швы.
– Ты лжешь, черт! – кричала Олеся. – Ты всегда лжешь! Всегда! Замолчи! Кроме ядовитого языка у тебя сейчас ничего нет, ты бессилен! И потому ничего не можешь, кроме как изгаляться во лжи и клевете! Добро тебя уничтожит…
Поставив лапы на пояс, черт расхохотался и весело кивнул кому-то в стороне. Когда Левит нашла взглядом того, кому предназначался этот короткий кивок, полный уверенности и в то же время беспечности, было уже поздно. Прежде чем она увидела человека, в поле ее зрения мелькнуло что-то маленькое и быстрое. Серебристое, отражающее электрический свет прожекторов и ламп. В тот же момент старик Стрекачев дернулся, что-то слабо промычал и упал животом на крышку одного из вскрытых гробов. Проскользив по гладким доскам, он сполз на землю. В ягодице пожилого человека торчала рукоять ножа.
– Ты?!! – закричала Олеся. – Что ты наделал? Что ты натворил?
Алеша Меткий некрасиво улыбнулся, а женщина вспомнила когда уже видела эту улыбку на широком бандитском лица. Ухмыляясь именно так, он трахал ее в уборной придорожного кафе, а потом сидел с ней в автомобиле и… Однако, ведь Меткий был нормальным человекам, Левит доверилась ему, ведь там на берегу озера Виви бандит просто не мог врать! Не мог! Что-же случилось с мужчиной, боявшийся черта Жуя совершенно по-настоящему и искренне стремившийся избавить мир от этого существа? Почему и когда произошел переломный момент?
Не снимая с физиономии кривую самодовольную улыбу, Меткий хрустел пальцами и докладывал общественности:
– Малая арканзасская зубочистка! – заявил он, весьма довольный собой не только энциклопедическими знаниями о холодном оружии, но и проделанной работенкой во имя своего нового кумира с козлиными рожками и взлохмаченным чубом между ними. – Сто пятьдесят два миллиметра углеродистой стали. Всего двести грамм. Обоюдоострый. Производство фирмы Ренделла, основан на модели «Зубочистка» времен Гражданской войны в США.
– Птица!!! – воскликнула Олеся Левит, пораженная до глубины души. – Это ты, черт, был птицей! Так с тех пор значит…
– Все, Алешенька, – ласково проворковал черт, – можешь быть свободен. Присоединяйся к толпе, веселись и отрывайся!
Бандит радостно покинул место развивающихся событий, оставив после себя лишь невидимое облачко кишечных газов, ауру левитовской ненависти и раненого в ягодицу старика. Справляясь с болью, Любосвет был вынужден ослабить влияние на черта, а вскоре и вовсе освободить его от своих сил.
Нечистая сила вновь окружила своего рогатого брата, обойдя его со всех сторон, защищая, помогая, давая силы. Кикимора, леший, полевые, русалки, водяные и другие. Все вернулись. Никто кроме черта их не видел, они были в потустороннем мире, но все же они были. Черт запрыгал по вырытым могилам, по поваленным гранитным бюстам, он заверещал и заголосил. Копыта его отбивали треск и стук, соприкасаясь к холодным камнем и потревоженными костями усопших. Больше его ни сдерживало ничего. Совершенно ничего!
В какой-то момент на его пути появились кто-то из «черных одежд», черт, замедлив время, обскакал всех представителей этой черной касты и уже через несколько минут безумного мельтешения среди них, Жуй волчком запрыгал по экскаватору, по одной из кремлевских башен, по кремлевской стене и по молодым елям. А «черные одежды» как-то резко изменили свое поведение. Из абсолютно безэмоциональных особей, выполняющих свои строгие только им знаемые функции, они стали разнузданными остолопами. Сопровождаемые дикими фразами на французском, английском, русском и других языках, они поскидывали свои черные одежды, содрали нижнее белье и, оставшись лишь в собственном кожном покрове, заголосили что-то нецензурное и устремились вслед за Лешей Метким в толпу таких же разнузданных представителей человечества.
Олеся Левит не знала что думать. Зато ведьма Ламия, взлетев в воздух, заверещала на высоких тонах и с изуродованном яростью лицом, вцепилась в черта Жуя, не боясь испачкать свои милые розовые ладошки с идеальной кожей юной красавицы о грязную вонючую шерсть своего мужа.
– Что ты делаешь? – кричала она, тряся Андрея. – Ты ополоумел! Это мои люди! Они с нами!
Семейная драма ведьмы и черта стала развиваться в совершенно непредсказуемом для Олеси Нахимовны русле. Левит с сильным недоверием относилась к институту брака, однако даже для нее становилось поразительным то, чему она была невольным свидетелем, а именно то, как обращался молодой супруг со своей женушкой, неземной красотой которой мечтали, наверное, обладать многие-многие девушки, даже самые красивые. Как бы негативно Левит не относилась к ведьме, но даже такая насквозь прожжённая рокерша никогда не отрицала красоты жуевской избранницы и признавала, что, как ни крути, но Ламия фору даст и Нади Гриковой с ее раскосыми северными очами, и другим девчонкам и девушкам. Как правило мужчины стараются беречь такую красоту, но Жуй был не наделен такими качествами как нежность и доброта. Так подумала Олеся, увидев как Андрей поступил со своей супругой, по другому она подумать не могла. Ибо прямо на глазах у Левит, Жуй сперва стряхнул с себя ведьму как тряпичную куклу, а когда опять поднявшаяся с земли Ламия с лицом, искаженным отчаянием и непониманием, опять кинулась к своему дорогому Андрюшеньке, тот остановил ее одним движением кривой ладони. Каким-то образом во второй его лапе появился его золотой трезубец, который Левит хорошо запомнила еще с того момента, когда сходила с ума под стеклянным куполом-пентаграммой под озером Виви и видела то самку глубоководного удильщика устрашающих размеров, то вообще падающий на дно военный вертолет «Ночной Охотник». Да. Трезубец был именно тем самым, еще он много раз попадал на видео- и фотосъемки черта Жуя, выложенные в многосотенных количествах в бескрайнем интернете. На этом трезубце, чуть измененную под электрогитару, он играл музыку на мавзолее.
Черт взмахнул трезубцем и приковал Ламию к кремлевской стене. Опять! Ламия заверещала и выпустила из себя поток сквернословья. Да уж… Олеси оставалось только поразиться супружеским взаимоотношениям этой парочки, и, пожалуй, впервые она проявила жалость к ведьме. Конечно, ведьма была сильна, она могла многое, но, как выяснилось, относительно Жуя она была никем и ничем. Она имела сильнейшее влияние на мужа, но когда он действительно чего-то хотел, он совершенно без труда отстранял Ламию от себя. Пришпиленная к каменной кладке Ламия пыталась вырваться из чертовых чар, кричала какие-то свои колдовские заклинания, стараясь перебороть силу супруга, однако все было бесполезно, ей не удавалось даже двигать головой, затылок будто был прикручен длинным болтом.
– К тебе у меня особый разговор, ведьма! – хищно зашептал Жуй прямо в лицо ошарашенной от боли и предательства Ламии. – Я тебя не люблю и никогда не любил! Ты тоже мне больше не нужна!
– Как? – едва прохрипела колдунья.
– Ты глупая! – шептал Жуй. – Ты решила связать свою жизнь с чертом, не ведая кто я есть на самом деле! Ты, сама того не ведая, всю свою жизнь исполняла чужую волю. Не буду говорить чью, ты и так знаешь! Ты была рождена и прожила больше четырех столетий только для одной цели, и ты ошибалась, если полагала, что эта цель – мировой трон. Нет, девочка моя! – черт расхохотался. – Ты нужна была только для того, чтобы совершить ритуал бракосочетания. Я мог стать истинным чертом только после венчания с ведьмой. Это произошло. Ты научила меня многому, а я тебя еще большему, но больше ты мне ни к чему!
– Нет! – у Ламии задрожали губы.
– Я открою тебе маленький секретик. Очень маленький, – В жуткой улыбке Андрей обнажил кончики желтых клыков. – Я не тот кого вы ждали. Вы все ошибались, заблуждались. И ты, дурочка, и придурок по фамилии Кризоцкий, и другой придурок, взявший себе французское погоняло. Как его? Монпасье? Монпелье? Вы играли в игру, вам она нравилась, но результат оказался не совсем тот на который вы рассчитывали. Ваша шайка думала что я восставший из ада бес. Демон во плоти! Приспешник того кому ты, ведьма, уже четыре сотни лет лижешь зад. – Жуй разразился смехом. – И ты, и все эти черные идиоты думаете, что благодаря Кризоцкому и Эггельсу, которые проводили некие черные мессы, всякие грязные ритуалы и тому подобный кал, на белый свет родился дьявольский посланник. Типа Мефистофеля? Или Воланда? Только и тот и другой – вымышленные персонажи, их никогда не было! Ваша секта замутила что-то невероятно неразборчивое, смешав воедино несколько вероучений, примешав к ним еще и древнее язычество. Да, в итоге, как это ни странно – получился я! Дождались, да? И тебя, ведьма, не удивляло почему я так сопротивлялся вашим внушениям? Почему я не слушал никого из вас, почему я упирался. Да потому что я с вами разных цветов – вы красно-коричнево-черные, а я серый. Когда я был неопытен и вообще мало что понимал, я еще мог поддаться и тебе и де Монпелье, но чем я мудрел и набирался сил, тем все больше отстранялся от вас. Поначалу у вас еще было влияние на меня, я даже прислушивался к Эггельсу, приходящему ко мне во снах, я даже женился на тебе, ведьма, я стал бояться и ненавидеть христианство. Но лишь потому, что на подсознательном уровне вы мне внушили, что христианство несет угрозу сатанизму, социализму и отчасти фашизму. Ваши ритуалы наделили меня страхом перед Христом, но я быстро поумнел и сообразил, что для меня все нипочем. Я ни ваш, ведьма. Я ничей. Я сам по себе и играю по своим правилам. А вы заварили такую кашу, рецепт которой придумали сами и в итоге получилась бурда! Вы думали что я бес, да? Вы наделяли меня качествами демона, да? Я использовал тебя, а теперь выбрасываю как палочку для чистки зубов. Мой тебе совет, глупая девочка, – говорил ей Жуй. – Не связывайся с чертом! Никогда! Я шутил и с тобой и со всей вашей шайкой фанатиков! Придурки! Вы думали, что я послан в этот мир Сатаной? Так вы думали? Что я прислужник вашего кровавого бога? Да пошел ваш Дьявол к черту! О, идиоты! Какие же вы идиоты! Я играл с вами со всеми! У черта не может быть друзей! У черта не может быть врагов! Я – один! Только я тут хозяин, это мой праздник! Мое время!!! Ни Дьявола, ни Иисуса! Они только в ваших мифах, а я… Я настоящий!!! Я рожден древними прасилами и они готовили эту ночь многие сотни лет. Все что вы называете прошедшим историческим адом нужно было для этого праздника! Для моего торжества! Для торжества древней силы! – черт громко щелкнул хвостом. – Я новая звезда!!! Я новый кумир!!! Я новый идол!!!
Вновь Жуй рассмеялся и делал это так долго и отталкивающе, что Олесю Левит вырвало от мерзостных звуковых волн. А, отсмеявшись, черт подпрыгнул как блоха, завертелся, закружился и приземлился на одной из земляных куч, оставленных после выкопки одной из могил. Вновь пронзительный смех наполнил пространство, Левит мало что слышала отвратительней этих звуков. Смех был особенный, люди так никогда не смеются. Люди просто не могут смеяться так, даже если бы специально тренировались и меняли голос, тембр и вибрацию с помощью компьютерных программ. У Левит по спине побежали крупные мурашки, возникшие не только от предчувствия вещей еще более страшных, но еще и от внезапно ощущения холода по всему телу.
Предчувствие не обмануло женщину, не даром же тут выкопали захоронения. Под неудержимый смех черта началось что-то душераздирающее, но что именно – Левит еще не понимала. Она переводила взгляд с одного скелета в гробу на другой, однако пока не происходило ничего такого, чтобы шокировало ее более прежнего. Черепа усопших покоились на посеревших раздавленных временем подушечках, но Левит все равно пронзал озноб от которого холодели руки и дрожали колени.
Черт не переставал смеяться. Совершенно растерянная Олеся Левит, с трудом превозмогая сильное желание плюнуть на все и убежать хоть куда-нибудь от этого места, испуганно посмотрела на лежащего старца Любосвета (тот морщился и с шумным свистом всасывал воздух через маленькую щелочку меж зашитых губ), на лежащую без сознания Чарушу, на несколько обездвиженных тел «черных одежд», так и оставшихся в горизонтальном положении после кратковременной схватки с разъяренной женщиной. Левит не понимала откуда ей ждать угрозы, пока не повернулась на ведьму Ламию. Та выглядела так, словно смотрела в глаза самому Сатане, душащему ее своими сильными руками. Что-то рядом с примагниченной к кремлевской стене ведьмой… Какое-то движение…
Левит нахмурилась и заморгала.
Нет… Что это? Прямо из стены будто дымок выплывали какие-то тени, по мере выхода из камня, принимающие очертания человеческих фигур. Причем – в натуральную величину. «Что это такое, мать вашу? Что это за очередные фокусы проклятого черта?» – мысленно ругалась она. Суровая музыка со сцены стала будто громче и еще мрачнее, и под аккомпанементы музыкальных инструментов площадку за мавзолеем наполняли матовые полупрозрачные человеческие фигуры, выплывающие прямо из Кремлевской стены. Левит, уже не помня себя от бесконечного страха, могла рассмотреть каждое лицо появляющихся фигур. Это были грустные люди разного возраста и пола, несчастные, вымученные долгими годами заточения в камне. Многие встречались взглядом с Левит и тогда женщина чуть ли не вскрикивала. Лица фигур были вытянутые, с несчастно приоткрытыми ртами.
Кое-кто казался Олеси знакомым. Иногда у нее возникало чувство что некоторые фигуры выплывали не только из холодного кирпича Кремлевской стены, но еще и из далекого прошлого… Словно бы Левит могла кого-то из них знать, видеть хотя бы мельком. Хотя бы разок… В какой-нибудь газете, что-ли… Или еще где-то… А когда в одной из дымовых фигур Олеся распознала одного военачальника, о котором она видела документальный фильм, женщина оцепенела. Будь она проклята, если проплывшая мимо нее личина не представляла собой… Героя Советского Союза – Георгия Жукова! Уж Жукова то она видела и хорошо представляла себе его лицо. Это был он! А вон еще одно знакомое лицо, опечаленное, изможденное… Худое, с бородкой клинышком… Матерь Божья, да ведь это Дзержинский!!! Феликс Эдмундович! И еще один смутно знакомый, но имени и роли в истории не припоминается… Кажется, какой-то революционер… И еще один… А вон того, Левит точно видела в учебнике истории за шестой класс. В параграфе о революционном движении.
А вот сам Юрий Гагарин! Гагарин! Уж этого-то первого в мире космонавта знали все в лицо! Когда-то, когда Левит была еще маленькой и жила с матерью в УССР, у них на стене висел небольшая вырезанная журнальная фотография героического космонавта, ее маме он очень нравился. И конечно Олеся Нахимовна не могла не узнать его чистое доброе лицо. Дух Юрия Алексеевича плавно выплыл из своего многолетнего заточения в Кремлевской стене (где покоился его прах) и воспарил ввысь с легкостью человека, рожденного небом. С ним вверх взметнулись еще несколько духов: Жданов, Луначарский, Шмидт и другие.
Олеся Левит вращала головой, перескакивая взглядом с одной невесомой фигуры на следующую, а духи (если их можно было так назвать), выплывая из Кремлевской стены, не отвлекаясь на женщину и вообще на что-то вокруг, единой массой двигались за мавзолей Ленина в сторону московской толпы, к этому времени уже недовольно урчащей и требующей продолжения почему-то приостановившегося шоу. Толпа ни сном ни духом не ведала что происходило за мавзолеем-сценой, ей это было совершено невдомек, она заводилась от исполняемой зомбическими участниками рок-группы музона, дрыгала конечностями от плясок восставшего со своего места товарища Ульянова-Ленина и терпеливо ожидала возвращения на сцену их кумира Жуя. Приготовленный для них сюрприз от черта в виде десяток бестелесных человеческих образов наполнил толпу ликующими криками и диким ревом удовлетворенных представлением отдельных человеческих особей. А духов становилось все больше и больше, Левит казалось, что они никогда не кончатся, сперва они выплывали прямо из кирпичной стены, но чуть позже стали появляться из-под земли перед стеной. От туда, где были небольшие ухоженные газоны и росли ели дорогих сортов. Левит уже не старалась узнавать в них кого-то из исторических персонажей времен СССР, она не так хорошо была знакома с историей этого периода и в лицо знала только самых харизматичных. Духи были не только мужского пола, тут собирались и женщины и даже маленькие дети.
Великая печаль владела всеми ими. Грусть, усталость, безвыходность, горе.
– Ничего, – проскрипел Жуй, озверело скаля клыки. – Сейчас я всех развеселю!
– Андрюша, – Олеся захлебывалась своим судорожным дыханием. – Кто это? Что происходит?
Черт снизошел до объяснений:
– В самой кремлевской стене замурованы десятки урн с прахом людей. Ты об этом не знала? А вон там, там и еще во-о-он там у тех елок располагаются массовые захоронения, братские могилы. Это же некрополь, кладбище! Души усопших во имя советской революции до поры ожидали этого часа, все они ждали меня! Своего нового кумира!!! Чтобы устроить великий шабаш, какого еще не видела история этой карамельной планеты!
– Андрюша, – взмолилась Левит не своим голосом. – Не делай этого. Пожалуйста!
– О, мать, это только начало! Только прелюдия! Сейчас тут соберутся все!
– Кто же еще? – выдавила из себя Левит сдавленным от ужаса голосом, но отвлеклась от ответа, случайно повернувшись ко все еще прикованной к Кремлевской стене Ламии. От ведьминой красоты ничего не осталось, теперь это было пока еще живое тело лицом напоминающее крупный тернослив, а туловищем – размокшую в воде мумию. Каждый очередной появляющийся дух усопшего, чье кремированный прах был замуровано в нишах кремлевской стены или тело захоронено в ямах, вырытых вдоль, прежде чем воплотиться в визуальный образ и обрести некую физическую плотность, забирал у ведьмы часть ее силы. Высасывал из нее энергию, поддерживающую ее жизнь в том замечательном прекрасном теле, которое, теряя волшебные силы, тухло как севший аккумулятор. Душа ведьмы слишком крепко привязалась к привычному телу за более чем четыре сотни лет, она наотрез отказывалась освобождать его от себя. Ведьма боролась, не сдавалась. На глазах превращаясь в черные едва не рассыпающиеся от сквозняка мощи, Ламия все-таки не теряла надежду. Глаза ее еще жили, они моргали, вращались, выпучивались. За несколько минут ведьма постарела на четыре столетия и, судя по ее взгляду, она прочувствовала каждый год своей долгой жизни и каждую секунду своей быстрой смерти.
Левит не могла смотреть на несчастную. Когда от ведьмы отвалилась одна ладонь, за минуту превратившись из ухоженной женской ручки до обтянутой чем-то черным и рвущимся сгустка косточек, скрюченных, полуистлевших, изуродованных временем, Олеся Нахимовна отвернулась. К ее счастью она не видела и не хотела видеть выражения глаз своей неприятельницы в момент, когда ее душа все-таки покинула то, что несколько минут назад было телом принцессы красоты.
Глава 35
Умершие для радости
Москва. Красная Площадь
Ночь с 6 на 7 ноября 2017 г.
Стоя на кремлевской стене, черт громко и пронзительно засвистел на всю Красную Площадь и каркающе прокричал:
– Внемлите мне! Узрите меня! Ради ожидания вашего я – черт истинный – был послан сюда! Веселья ради всеобщего и безграничного я воскрешу бога вашего, телеса ради которого вы покинули, заблуждаясь в безответной преданности к богу вашему богохульному! И закружится мир ваш, и вихри веселого безудержного грехопадения и разврата вознесут вас туда, где законы правят иные, подвластные низменным порокам да веселью видов всяких, даже тех о коих вы и не догадывались, и во снах своих даже смелых самых и пьяных, и в грезах потайных представить не смели! Поверьте мне: муки прижизненные, смерти мгновения и терпение лет многих и зим, вдоволь окупятся тем праздником, что устраиваю я – черт истинный – для вас и тех, чьи души еще урчат в телесах физических!!! Празднуйте!!! Празднуйте!!! Празднуйте!!!
– Бога! – услышала Олеся Левит, в предобморочном состоянии. – Бога! Бога предъяви!!! Бога нашего!
– Готовы ли вы принять в праздник наш тех, чьи телеса насильно были богом сим сожраны?
– Они с нами должны, – хлынуло в ответ со всех сторон. – С нами!!!
– Много их! – предупредило рогатое существо с трезубцем. – Счета нет им!
– Всех сюда! Всех! И бог наш пусть потешит нас теперь!!!
– Истинно желаете? – кричал черт.
– Истинно!!!
– Да будет так!!! Празднуйте!!! А я уж постараюсь на славу! Все сделаю, ради чего был послан в мир сей розово-сладенький, но говном попахивающий! Уж я устрою тут свистопляску!!! Эге-ге-е-е-ей!!!
И вновь убийственный по своей мощности свист разнесся чуть ли не по всей Москве. У Левит из одного уха появилась капелька крови. Она рыдала.
Воплощенные в полупрозрачный концентрированный материальный туман, души умерших покидали свои каменные заточения, где прах их кремированных тел покоился в специальных урнах, замурованных прямо в Кремлевскую стену. Души терпели многие-многие годы, сменялись поколения, менялась власть и вот уже больше четверти века как существование советской эпохи, ради которой жили эти люди и во имя которой они положили свои жизни, осталось в памяти уже не молодых людей и на страницах учебников и энциклопедий. Советский Союз развалился как трухлявое дерево. Как только появилась возможность, почти все Советские республики моментально отделились, отвернулись и с превеликим облегчением заявили о своей независимости, которую и получили. Кое-кто из наиболее смелых предъявил к новой России претензии и обвинил ее в многолетней оккупации, сравнимой с нацистской.
Воздух над Красной Площадью наводнялся печальными человеческими фигурами. Возможно их грусть была вызвана именно тем, что их борьба и смысл жизни были ложными, напрасными. Что великая честь быть упокоенным на самой Красной Площади, в Кремлевской стене, за спиной самого Ильича, теперь обратилась в бремя современного времени. В обычную туристическую точку, наряду с собором Василия Блаженного, Царем-пушкой, ГУМом, Историческим музеем и караулом у Вечного Огня. Все смешалось в центре столицы!
Или быть может грусть умерших исходила от многолетнего заточения, от слишком долгого терпения. Возможно, умерев, люди переходили в какое-то иное измерение и познавали первичную истину, которая совершенно ни как не сходилась с идеей, которой они отдали свои судьбы.
Мысленная демагогия Олеси Левит прошла, когда она вспомнила, что сама плохо представляет себе ради чего умирали те, чьи души сейчас воспаряли ввысь и двигались над головами многотысячной толпы разгоряченный москвичей. Лично она была против Советской власти, никак не разделяла той идеологии и радовалась, что родилась уже в конце того времени, которое принято называть «совок». Честно говоря, ей было жаль всех этих людей. Искренне жаль, страх и трепет сменился грустью за тех, кто медленно парил мимо нее. Теперь она знала, что это были генералы, министры, герои и просто преданные до конца своих дней люди. Среди них были и настоящие таланты и гении своего дела, и просто лизоблюды, подхалимы, бездари и неприкрытые маньяки-садисты, но оказавшиеся в нужном месте и в нужное время.
Их всех уровняла смерть, кремлевская стена и черт.
Фигуры в полном молчании воспаряли в небо и присоединялись к живым людям на Красной площади. Группа «Толпе» продолжала греметь жаркие и в то же время депрессивные ритмы, народ куражился в полудиких свистоплясках, полупрозрачные фигуры заколыхались в такт музыки.
Черт забыл про единственную оставшуюся свидетельницу, разум которой не затмился от массовой истерии – про Левит Олесю Нахимовну. Женщину – стерву, потаскуху, рокершу, матершиниицу, бунтовщицу с потребностью в алкоголе, табаке и запрещенных УК РФ препаратах. Видимо Жуй махнул лапой на бывшую солистку панк-группы «Лезвие», на бывшую финансовую директрису его группы «Толпе», на человека, с которым его связывала не только работа но и доверие во всех отношениях. Ведь не так давно это было. Андрей советовался с Левит по всем вопросам, касающиеся творчества «Толпе», а Олеся старалась направить его на правильный путь. И это взаимовыгодное сотрудничество вывело и самого Жуя и «Толпе» на очень неплохие высоты, поставив группу в десятку популярных российских рок-групп. Теперь Жую не было до Левит никакого дела, став чертом он не смог заполучить власть над женщиной, а сама Олеся не смогла спасти Жуя. Каждый остался при своем. Получилась ничья и они разошлись в разные стороны. Черт ускакал от Левит, оставив ей только возможность быть наблюдателем. А ей ничего другого не оставалось как только смотреть и трепетать в ожидании еще более страшных моментов, покинуть Красную площадь у нее не получиться, как бы она этого не хотела. Ее затопчут и раздавят как только народ сообразит, что железные ограды уже не контролируются «людьми в черном», совсем скоро они сметут ее в одно мгновения, с одной стороны уже кое-кто пробирался к кремлевским елкам. Толпа сжимала пяточок за мавзолеем.
Олеси не удастся вырваться из живого многотысячного окружения ей предстоит быть свидетельницей этого праздника до самого конца.