Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
Сталин скончался раньше предполагаемого времени, он не довел начатый эксперимент, не дождался «созревания» членов общины, не подержал на руках малютку, которой мог бы передать мировой трон. А община продолжала жить своей жизнью, все еще на что-то надеясь. Одурманенный Кризоцкий отказывался верить в отсутствия своего бога, в его смерть и продолжал тянуть лямку, готовя своих подопечных к второй стадии, а именно к размножению, при том, что в общине все еще напрочь отсутствовали постоянные женские особи и обещанное Сталиным их прибытие уже ждать не приходилось. Община по инерции продолжала жить, изолированный культ развивался своим чередом, но строй-то в стране изменился. Все кончилось, не было больше «сталинизма», к власти пришел другой человек и вероучение вновь, пусть не кардинально, но поменялось. Новый человек не догадывался о замыслах Сталина в отношении своих будущих взращенных от социал-ублюдков потомков и послал в «учреждение» человека, чтобы тот выяснил, что там, собственно, происходит.
Профессор Леон Джабирович Галиев и выяснил. За что поплатился жизнью, а приготовленной им доклад уничтожен.
Некоторое время «учреждение» еще худо-бедно было на плаву, но уже никому кроме самих обитателей было не нужно, эксперимент завис. Новые государственные власти разобрались с Эггельсом, потом естественной смертью скончался и сам Александр Кризоцкий, а без главврача ни о каком продолжении лишившегося смысла эксперимента и речи быть не могло. «Учреждение» жило на автопилоте, назначались другие главврачи, но, разумеется они не подходили под сложившийся уклад. Их уничтожали сами обитатели, им не подходил никто кроме Кризоцкого. Все держалось только на нем, он был костяком, опорой всему. Главным идеологом и первым жрецом.
Община не могла жить и развиваться и, в конце концов, прекратила свое существование. Всех оставшихся обитателей уничтожили или раскидали по психушкам, а сам комплекс зданий фактически почти сравняли с землей. Со временем с исправительно-психиатрическим поселением закрытого типа, известного также как «Сталинский Храм» окончательно разобрались и его полностью ликвидировали. «Только куда делись «санитары в черных халатах?», – задал Жуй вопрос сам себе и сразу нашел ответ, – Они или их потомки теперь вертятся вокруг меня! Теперь я их новый эксперимент! Я то, что добился Кризоцкий, совершая свои ритуалы! Пусть я не сын Иосифа Эггельса, но я его какой-никакой родственник, хоть и дальний!»
Андрей Жуй осторожно встал с постели и покинул спальню. В длинном широком коридоре был полнейший беспорядок, на дорогом паркете что-то пролито, шкаф повален, пахло экскрементами. Найдя ванну, Жуй сделал несколько жадных глотков прямо из крана над раковиной. Взглянул на себя в зеркало, долго смотрел и вышел, споткнувшись о что-то проволочное. Поднял из-под ног проволочный масажер для головы «Мурашка Антистресс», хмуря брови, стал использовать ее по назначению. Он думал и думал. Массажируя голову и пребывая в глубочайшей задумчивости, он перешагнул через целую кипу всяких разбросанных бумаг среди которых были толстые каталоги мебели и межкомнатных дверей. Все каталоги были только одной фирмы, а взглянув на документы, Жуй узнал, что минувшей ночью занимался содомией с зятем хозяина этой фирмы. Среди каталогов валялись разноцветные образцы ламината, которым обклеивали мебель и двери. Много-много квадратиков разных цветов и оттенков, преимущественно под дерево. Эти разноцветные квадраты навели Жуя на некоторые размышления, он присел на корточки, убрал в сторону древесные оттенки и взял пачку пленки для кухонных гарнитуров. Выбрал несколько – ярко красный, бледно голубой, желтоватый, серый…потом, подумав – черный, цвет слоновой кости, коричневый, бежевый. С этими образцами он зашел в первую попавшуюся комнату чтобы побыть одному, но оказалось, что во-первых здесь было разбито окно и пол устилали осколки стекла, а во-вторых – работал телевизор и показывал шоу «Comedy Woman» на канале ТНТ4. Пульта не было.
Жуй сел за компьютерный стол прямо перед разбитым окном, осенний ветер беспощадно задувал в комнату, а юмористическое шоу мешало сосредоточится, но, используя массажер «Мурашка», Жуй постарался не замечать внешние раздражители и разложил разноцветные квадратики на столе. Подумав, он выбрал четыре – коричневый, серый, красный и черный, остальные отложил в сторону.
Итак, к какому выводу он пришел? Жуй переводил взгляд с одного квадратика на другой. Оставив «Мурашку» на голове между рожек, он взял со стола маркер. Открыл колпачок. Из телевизора послышалась остроумная шутка, зал разразился смехом, но Жуй лишь сильнее нахмурил брови и постучал маркером по подбородку. Вывод такой: разрабатывая и практикуя свою новую религию товарищ Александр Герасимович Кризоцкий совершил всего лишь одну-единственную ошибку. И даже «люди в черном» пропустили его оплошность и заблуждались так же как и главврач. Только одну. Смешивая в одном флаконе три самых ужасных учения (социализм, фашизм и сатанизм) Кризоцкий влил туда еще одно – язычество. В итоге получилось «что-то с чем-то».
Жуй выбрал коричневый квадрат и написал на нем: «Гитлер, Мусоллини и др», на черном квадрате он написал: «Люцифер, Воланд, Мефистофель, Ламия, де Монпелье и др.», на красном – «Сталин, Мао, Ленин и др». Итак… Кризоцкий думал, что главный среди всех – Сталин (Жуй подчеркнул), «люди в черном» пребывают в уверенности, что Люцифер (тоже подчеркнул), кто-то может предположить что Гитлер (подчеркнул). Все по своему могут быть правы. Но никто не мог представить, что выпочковавшийся из этой невероятной смеси Андрей Жуй не будет принадлежать ни к одному их этих цветов.
Молодой человек медленно взял квадрат серого картона и написал на нем лишь одну букву: «Я». Так и есть. Жуй ни красный, ни черный, ни коричневый, он не принадлежит ни к одному из этих направлений. Он выбрал свой цвет, пусть этот цвет будет серым и символизировать собой пусть будет славянское язычество. Вот почему он не идет на поводу у «людей в черном» и упирается перед Ламией, вот почему на него не действуют средства защиты от демонов и бесов (он взял бледно голубой кусочек и написал на нем «Христос», потом на бежевом написал «Конфуций», на желтоватом «Хиппи», а на последнем – на кусочке цвета слоновой кости: «Будда», все их он подвинул в сторону, сейчас речь ни о них, они только для примера), вот почему он с безразличной ненавистью относится ко всем цветам (причем в последнее время темные цвета он презирает такой же лютой ненавистью как и светлые, чего раньше не было). Потому что он не принадлежит ни к одному из них. У него свой цвет – серый – ни никто кроме него этого еще не понял.
Что-ж…
Жуй сорвал «Мурашку» и швырнул ее в экран включенного телевизора.
Потом он разбросал все квадратики по полу, растоптал их копытцами, плюнул на них. Но серый квадратик он держал в ладони и смотрел на жирно написанное «Я». Кризоцкий ошибался, все ошибаются! Жуя породили совсем не те силы, которым служат «чернорубашечники» и Ламия, и не те, которым поклонялся Кризоцкий и перед которыми притворялся Эггельс, и тем более не те, которые позволяли некоему австрийскому полузверю испепелять планету. А по сему – пропадите вы пропадом! Жуй расхохотался! Он смеялся как не смеялся никогда! Он разгадал тайну, он раскусил орешек и теперь для него все стало на свои места. Он не тот за кого его все принимают! Он серый квадратик! Серый!!!
Он играет по языческим правилам, заведенным еще много-много тысяч лет назад, когда другие цвета еще просто были не придуманы. Вот это ему нравится! Вот это ему было по душе, потому что кроме своего имени он не мог вспомнить ни кого, кого бы мог вписать в серый квадратик! И это было как раз то, что ему нужно! Он сам по себе и подчиняется только своей необузданной дерзости, а над ним… Жуй был совсем не против, что бы кто-то был над ним, пусть… Почему нет? Даже если и есть какие-то заведенные кем-то когда-то правила игры, Жуй вовсе не против поиграть в нее! Совсем не против! И готов играть! И будет играть! Будет плыть по течению, но по своему течению!
Обратившись ветром, он вылетел в разбитое окно.
Ну теперь-то уж он наиграется!!! Теперь его не остановит никто, ибо у всех цветов видимого спектра есть цвета-негативы (зеленый-красный, желтый-фиолетовый, белый-черный и т.д.), а единственный цвет у кого негатива не может быть – серый. Серый может быть темнее или светлее, может иметь какой-то оттенок, но он всегда остается серым. У Жуя нет антипода, нет негатива.
По округе еще долго слышался хохочущий ветер.
Глава 31
Птица черная
Россия.
6 октября 2017 г.
После многих часов безостановочной гонки по Нижегородской области обессиленная Олеся почти слезно попросила сделать остановку в Муроме, у нее болела голова, она хотела спать (дело было поздним вечером). Меткий согласился и они, въехав в тихий город, нашли по туристическому буклету относительно нормальную гостиницу, ввалились в фойе и схватили ключи от первого предложенного номера. Еще в городе Туре Меткий где-то украл два паспорта, один на мужчину, даже отдаленно не похожего на самого бандита, другой на шатенку (прежде чем показывать этот паспорт, Левит одевала на нос купленные по дороге очки с неудачно подобранной сильной диоптрией и мучая больной глаз, щурилась над росписью в журнале регистрации). Номер был двухместный и Олеся уснула едва содрав с себя одежду и положив голову на халапфайдерную подушку. Как же ей надоели гостиницы! Как ей надоели чужие постели с неуютными одеялами и непривычными матрасами на которых неизвестно кто делал неизвестно что. Как она устала от долгой поездки! Как она вымоталась, как она хочет отдохнуть! Кто бы знал! Меткому не спалось, когда она закрывала глаза, он сидел и кипятил воду в электрочайнике, намереваясь заварить крепкий чай и обдумать предстоящий план. А ее сознание окунулось в какое-то видение с рыдающими ангелами. Ангелы рыдали высокими звенящими голосами от которых нутро вибрировало и грудь сжималась. И вдруг, когда ангельские песнопения достигли своего высшего уровня и Левит зарыдала с ними в унисон, ее разбудил отчаянный крик. То кричал Алеша Меткий, он лежал рядом и находился во власти какого-то ночного кошмара, метался на простынях будто одержимый. Жаркий пот выступил на его теле, Меткий стонал и перепуганная не только его бешенством, но и своим собственным кошмаром, Олеся растолкала своего партнера. Тот распахнул глаза и уставился на женщину безумным взглядом.
– Сон, – сказала Левит. – Просто сон.
– Это… Это был не просто сон… – Некоторое время Меткий осматривался вокруг, тяжело дышал и тер глаза, а потом попрыгал на одной ноге в уборную, где его вырвало. Левит не стала спрашивать, что ему снилось. Вряд ли тематика была эротической.
– Который час? – громко спросил Меткий из уборной.
– Четверть шестого.
– Утра?
– Угу.
– Собираемся. Я не могу больше ждать.
– Рано, Леш. Есть время поспать.
– Нету времени!
Не терпя возражений, Леша, ковыляя, вернулся из уборной, быстро оделся, проверил, не забыл ли он чего и сказал, что будет ждать Олесю на улице. Пока она будет собираться, он разогреет двигатель «Патриота» и перевяжет ногу. Олеся не стала спорить. Но она не была мужчиной, не сидела срок на зоне, не работала в ночную смену и не служила в армии, поэтому подняться с постели и выбежать на улицу за три минуты, как это сделал Меткий, она была не в силах. Зная, что у нее есть некоторое количество минут, она засеменила в душевую кабинку, потом, выйдя, решила выпить кофейку и выглянула в окошко, выходящее на широкий переулок, заросший столетними деревьями. Время было слишком ранее, до рассвета было далеко, переулок был пуст, хотя то и дело за вековыми деревьями проносилось что-то грохочущее и коптящее. «УАЗ Патриот» уже поджидал ее точно под окном и Левит с сожалением отказалась от кофе. Пора. Почти отвернувшись от окна, Левит успела увидеть как Леша Меткий вышел из автомобиля. Не закрывая дверцы и не доставая свой проклятый костыль, он встал у капота. Встал и стоял. И смотрел не по сторонам и не вперед, и не еще куда-то, а строго на капот. А точнее – на сидящую на капоте птицу. Было еще темно и птица казалась черной как черная клякса на черной бумаге. Левит заострила на ней внимание, птица показалась ей необычной. Это была не ворона, не сорока, хотя похожа. Галка? Слишком уж крупная для обычной птички, но для семейства орлиных слишком некрасива и неблагородна. В какой-то момент птица взмахнула крыльями и Олеся заметила какие у нее острые щетинистые перья. И, о Нептун, женщина могла поклясться, что птица, щелкая кривым клювом, что-то произносила. Со стороны казалось, что между нею и Метким шел диалог.
Несколько пораженная Левит сглотнула ком в горле и тут птица резко повернула голову точно на ее окно и гаркнула так пронзительно, что было слышно даже через оконный стеклопакет на втором этаже. Олеся отпрянула от окна и схватилась за сердце. Ей нельзя волноваться, мотор начинал будто икать, Олеси совсем не нравилось эта реакция. Она уже не раз пожалела, что не долечилась и не прошла весь курс реабилитации, только какое уж там было лечение, коли в больничные стены проник вирус Андрея Жуя! Она приняла необходимые лекарства и подумала, что надо приобрести еще и какое-нибудь дополнительное успокоительное средство, говорят, оно спасает человека от тревог и взвинченности, а Олеся уже так сильно прикипела мыслями к демонизму, что начинает галлюцинировать и видеть черную магию там, где ее нет. Если уж обычная дворовая галка вызывает у нее чувство глубочайшего и преувеличенного страха, то что же будет дальше? Она будет напускать в трусики от собственной тени? Совершенно точно, что ей нужно отвлечься от чертовщины, думать о чем-то другом. Вчера был секс, он помог. Сегодня она заткнет уши сочным роком, закачает из интернета группу «Психея». Ладно, пока Леша Меткий будет рулить «Патриотом», она покопается в сети и, быть может, позырит комедию.
Но, выходя на свежий воздух еще темного утра, мысли о комедии у Левит испарились. Гадкая птица все еще сидела на капоте «Патриота», а саратовский бандит все еще смотрел на нее. Левит замерла на пороге гостиницы и чуть не выронила спортивную сумку с вещами. Удивленно наблюдая как Меткий и птица, одновременно несущая в себе черты ворона, галки, сороки и еще кого-то несимпатичного, глядели друг на друга и при этом темное теплокровное яйцекладущее смотрело на Алексея строго прямо, ее черный заостренный клюв был направлен точно на бандитский нос. Левит не занималась орнитологией, но в силу своего возраста знала, что из-за особенностей строения черепа, птичье зрение хоть и с большим полем, но монокулярно и им часто приходиться поворачивать голову каким-либо глазом вперед. Сидящая на капоте «Патриота» птица точно была не из отряда совиных, но голову держала строго прямо.
У Олеси Нахимовны появилось предположение, что между человеком и птицей существует какая-то связь на уровне экстрасенсорики или что-то того, иначе как еще можно было бы объяснить окаменелость лицевых мышц саратовского бандита, мучной цвет его лица, остекленевшие глаза и тонкую струйку слюны из уголка рта?
Не приближаясь ближе, Левит тихо расстегнула молнию спортивной сумки и достала то, что лежало сверху. Полиэтиленовый пакет с двумя купленными позавчера блузками.
– А ну кыш пошла! – крикнула Левит и запустила пакетом в птицу. Блузки не попали по птице, но, по крайней мере, пернатая тварь взмахнула крыльями и раскрыла клюв. Ее неподвижные круглые глазки, переполненные агрессией, укололи женщину как две вязальные спицы. Левит приготовилась к нападению, но птица, громко и противно гаркнув, хлопнула крыльями и тяжело поднялась в воздух. Несколько мгновений – и она скрылась в предрассветных сумерках, будто поглощенная самой темнотой, ни оставив после себя ни перышка. Только раскаленный наэлектризованный воздух, готовый, казалось, сгенерировать шаровую молнию.
Левит подобрала пакет с рассыпанными блузками, старательно не останавливая взора на нескольких царапинах на капоте автомобиля, оставленных не иначе как птичьими когтями.
– Сука! – прорычала Левит во след исчезнувшей воронообразной птицы, чувствуя ее монокулярный взгляд откуда-то с темных голых ветвей старых деревьев. Женщина распахнула заднюю дверцу, швырнула в салон сумку и залезла сама. Леша Меткий влез за руль через минуту. – Как нога? Точно сможешь давить педальки?
Ответом был рев движка и резкое выруливание «Патриота» на трассу. «Думаю, все в порядке», – посчитала Олеся Нахимовна. Путь их простирался до подмосковного села Любославля, где всего в ста десяти километрах на северо-северо-восток от Москвы, проживал самый известный язычник Евгений Стрекачев, взявший себе имя «Любосвет». Решение ехать к Любосвету было принято уже давно и другого варианта ни у Меткого ни у Левит не было, они оба уже плотно занялись этим стариканом, зашившим себе веки и рот (было много фото в интернете) и, хотелось им этого или не очень, но были вынуждены довериться ему. Любосвет, так Любосвет… У кого-то есть идеи лучше? Нет? Тогда не разглагольствуем и рулим в Любославль. Саратовский бандит уже несколько дней в автомобиле тратил на поиски язычника (в интернете был адрес, но не было контактного телефона) и от нетерпения успел несколько раз послать искомого человека по матушке. Однако, продолжал мучить знакомых, знакомых знакомых и просто людей чьи номера ему советовали, но все-таки вышел на одного мужика, который смог помочь Алексею и дал нужный телефон. Номер оказался какого-то московского паренька, сильно увлекающегося древнеславянской мифологией, но не до такой степени, чтобы в пользу нее отказываться от христианства. Паренек оказался необъяснимо упертым и, имея контактный телефон кого-то из Любославля почему-то не собирался делиться этой, как оказалось, засекреченной информацией с каким-то бандитом, несколько раз отключал связь и грозился обратиться к помощи полиции. Доводы о том, что по России гуляет самый настоящий черт и что у Леши Меткого есть предположение как попробовать приостановить начавшиеся беды, паренька не убедили вовсе. Меткому пришлось применять угрозы и подробно рассказать любителю славянской культуры о различии турецкой формы клинка от клинка с ниспадающим острием и о нюансах нанесения смертельных ран кинжалами ударного действия в область сердца со стороны спины. Это произвело эффект, Алексей Меткий заполучил-таки номер человека, непосредственно представляющего главного любославльского язычника. Это была его родная племянница, живущая вместе с ним. Ее звали замечательным именем – Чаруша. Превосходно! Дозвонившись до нее лично, Меткий израсходовал тысяча девятьсот девять рублей семьдесят шесть копеек (гребанный межгородской трафик!), потратил около сорока минут и трижды сажал телефон на автомобильную зарядку, но добился-таки того, что Чаруша выслушала его мольбы и обещала перезвонить сама.
Она перезвонила через четыре минуты тридцать две секунды и, истерично рыдая и крича в трубку, умоляла приехать к ним как можно скорее.
Это было вчера по дороге в Муром, где они по ворованным паспортам заночевали в гостинице.
Итак, теперь госпожа Левит подвела некоторые итоги: они благополучно преодолели путь через половину России, они успевают, новостные выпуски пока не сообщали о том, что Жуй в столице. Сегодня день выступления, но до полуночи когда жуй должен будет выскочить на сцену у них есть еще целый день. Да-да, Жуй выступает в полночь! Ни часом ранее и ни каких разогревающих коллективов. До этого часа у них еще есть время, можно будет не торопиться. Если верить карте, то до Любославля они доберуться вечером, а от Любославля до Москвы – по быстрому – не меньше часа. Еще часа два у них будет, чтобы преодолеть расстояние до самого центра столицы и вот в этом Левит была сильно неуверена. Город Москву она знала не очень хорошо, столица была значительно крупнее по площади ее родного Питера. На Меткого надежды не было, он был в Москве два раза в жизни. Скорее всего ей придется связываться с местными ребятами-байкерами, чтобы те их встретили. Потом пересаживаться на мотоциклы и гнать за ними. Только вот куда девать слепого язычника Любосвета? Неужели сажать на байк?
– Чаруша больше не звонила? – спросила Левит у Меткого лишь бы не молчать, ибо она стала замечать что мужчина неважно выглядит и уже не первый час пути молчит как рыба и даже не читает свои молитвы. Он отрицательно покачал головой и отвернулся на дорогу с таким лицом, что у Олеси отпало всякое желание продолжать диалог. Видимо, у Меткого скверное настроение, вызванное ночным кошмаром или болью в ноге или еще чем-то, а по опыту Левит знала, что в таких случаях самое лучшее – не лезть, не раздражать, позволить мужику переварить самого себя самостоятельно. Но даже не смотря на плохое настроение, Меткий вообще выглядел как-то странно, будучи закрытым и колючим, он то и дело начинал хихикать, будто ему перышком щекотали тестикулы, и поглядывать на свою спутницу взглядом, который она расценивала не иначе как корыстолюбивым. В обед, где-то между полуднем и началом первого, когда бледное как луна солнце чуть выглянуло из-за плотного облачного покрывала, они въехали в город Владимир. Остановились у закусочной. Начиналась ее очередь рулить баранку, но перед этим она вознамерилась как следует перекусить, она жутко проголодалась.
Второй раз Алеша Меткий поимел Олесю Нахимовну в вонючей уборной этой самой закусочной. Поимел молча, только самовлюбленно ухмыляясь и насаживая женщину с таким остервенением и в такой замысловатой позиции, что, как только его горячая сперма потекла по груди Левит, женщина сообразила, что целых девять минут добровольно участвовала в легкой форме извращения. Помочившись прямо при женщине и застегнув брюки, Меткий, стуча костылем, покинул уборную, оставив Левит пребывать в одиночестве в этом грязном и тесном общественном клозете. «Что это было?» – ошарашенная женщина наскоро приводила себя в порядок, в промежности еще саднило от грубости и жесткости садистского секса. Странное двоякое ощущение бурлило в ней, с одной стороны – ей не привыкать, с другой – это уже слишком! Дело было не в самом факте секса, а в том, как это произошло. Это было как то… скороспешно? Низко? Ее изнасиловали или, все-таки, нет? Левит не могла подобрать определения, но смущение уже заливало ее лицо ярко алой краской.
Когда она вышла в зал закусочной, Меткий уже расплачивался с кассиром за купленную еду.
– Мы не будем есть здесь? – спросила она, кивая на пустующие круглые столики в уютном зале салатово-зеленых тонов.
– Нет времени, – ответил Меткий, даже не соизволив повернуться к ней.
– Я хотела перекусить. Мне за руль.
Но Меткий уже прихрамывая шагал к выходу, минуя свободные столики и нисколько не думая о своей компаньонке.
– Дружок, а ты ничего не хочешь мне сказать? – крикнула ему Левит.
– Чего сказать?
– Что с тобой случилось?
– А что со мной случилось?
– Сейчас меня трахал не тот, кто трахал до этого. Понимаешь о чем я?
Кассир не сдержался и довольно громко хихикнул. Левит поспешила выйти из закусочной на холодную улицу. Опять начался ветер, приносящий в лицо то ли мокрую пыль, то ли снежинки.
– Садись, – приказал Меткий. – Если хочешь успеть, пожрешь во время езды.
Такого хамства Левит не терпела, чаще всего неотесанный обладатель грубого языка получал по заслугам и Олеси Нахимовне очень сильно захотелось выплюнуть Меткому порцию проклятий и посоветовать тому попридержать свой дрянной характер в узде. Но она проглотила обиду. Что-то сдержало ее.
Сердце. Опять боли в области груди. Олеся побледнела как полотно.
Долго смотрев как Меткий укладывает пакет в салон «Патриота», закуривает и садиться на заднее сиденье. «Так вот ты какой, сволочь! – процедила женщина, выходя вслед за ним из-под тени козырька закусочной. – Ну хорошо… Ты еще пожалеешь! Если бы не общий план, я б тебя…» Женщина поежилась и села за руль.
– Эй! – толкнул ее в плечо Меткий, когда она переключала скорость с третьей на четвертую передачу. – Слышь?
– Ты чего! – возопила Олеся. – Никогда больше так не делай! Я за рулем, не видишь?
– У-гы-гы!! Че, очконула, красотуля?
– Чего?
– Да ладно, остынь! Лучше скажи как называются челы, которые зверей еб…?
– Зоофилы.
– А которые зверям дают?
– Что за вопросы? Тебе это зачем?
– Да в интернете ищу… Тут, оказывается, можно все найти!
Забыв затормозить, Левит резко обернулась. Леша Меткий сидел на заднем сидении и жевал ливерную колбасу. Штаны его были приспущены до колен. В одной руке – эрегированный член, другая хозяйничает на экране планшета.
Следующие полдня Левит заткнула уши вакуумными наушниками и слушала музыку со своего телефона. Ей было неприятно разочароваться в Метком, она думала, что это человечный мужчина, пусть и бандит. Ведь он фактически спас ее. Они помогали друг другу, разработали план действий, вместе выполняют его, так что с ним случилось? Почему еще вчерашний культурный мужчина, с приличными понятиями о жизни, сейчас ни грамма не смущаясь, гоняет лысого прямо у нее за затылком и вкушает все прелести сексуальных извращений, за приверженность к которым можно попасть на учет в психдиспансере? И почему Левит не сопротивляется этому? Почему она, вытраханая как последняя шмара и даже не получившая ответного вознаграждения, терпит это безобразие?
Олеся не знала ответа. Она была немало огорошена.
Отгоняя размышления о Леши Метком, она смотрела на дорогу. Автомобильное движение на трассе было плотным, и чем ближе к столице они подъезжали, тем ей приходилось жать на педаль тормоза. Уже не получалось поддерживать ту скорость, с которой они начинали свое возвращение в европейскую часть России. «УАЗ Патриот» послушно исполнял все выверты госпожи Левит, но женщина все равно скучала по своему родному красному «Эклипсу», что ждал ее возвращение в Санкт-Петербурге. А вернется ли она в этот город, основанный Петром Великим? Вообще что будет наступающей ночью? Встретит ли она завтрашнее утро и будет ли оно таким как сегодня? Планшетник сообщал, что в Москве уже неспокойно. Народ уже собирается на Красной площади, несмотря на то, что до обещанного выступления еще много часов, люди начинают собираться в центре и вести себя вызывающе. Перед обедом, когда у Левит было время, она узнала что первые ручейки массового безумства просочились в Москву из Владимирской области, где прошедшей ночью побывал черт Жуй. Он был в Муроме и, как это ни вероятно, они разминулись с ним совсем чуть-чуть. Судя по новостям, он ворвался в город сразу после того, как его покинули Левит и Меткий. Жители Владимирской области, приехавшие в Московскую область, почему-то избегая задержания, призывали прохожих к насилию и какому-то бунту, изрисовывали фасады зданий надписями «ЖУЙ» и «Толпе!», чертили пентаграммы, черепа, всяких злыдней и даже попали в городские новости. Сам город Владимир был оцеплен военными и туда были брошены солдаты-срочники из некоторых ближайших воинских частей. По центральному телевидению почти ничего не сообщалось, а интернет же утверждал, что в городе не работает городская телефонная связь, по телевидению и радио кто-то включил (и не выключает) порно ролики и поздние песни группы «Толпе».
Невероятно! Жуй наступал Олеси и Леши на пятки! Или он специально играл с ними? Что было бы если бы они чуть задержались в дороге?
Неужели и Москву ожидает что-то подобное тому, что происходило и происходит в Туре, Красноярске, Кемерово, Томске, Новосибирске, Омске, Тюмени, Екатеринбурге, Челябинске, Уфе, Самаре, Ульяновске, Нижнем Новгороде, Муроме, Владимире, а до этого в Санкт-Петербурге, Рязани, Тамбове, Саратове, Пензе, Саранске? И еще десятки небольших городков и поселков. Олеся боялась, что предстоящий кошмар будет в разы катастрофичней, ведь до сего дня Жуй посещал города не с какой-то конкретной целью, а просто ради собственного самоудовлетворения. Натура его чертовская требовала беснования! Он набирался сил, развлекался, разминал косточки, готовясь выступить в Москве. И это должно быть не простое выступление, но самое грандиозное, самое чудовищное и безумное, самое эффектное шоу, которое будет толчком к падению страны в пропасть. В жуевский ад. Многие города уже там.
Благодаря интернету Олеся знала, что на готовящуюся на Красной площади феерию придут очень многие московские чиновники, люди из правительства, члены партий и их лидеры, министры и замы, председатели и уполномоченные, многие иностранные гости, премьер-министр РФ уже выложил в инстаграмм фото, где он в футболке с бородатой мордой Жуя и с флажком с пентаклем и кровавым словом «Толпе». Будучи в Великобритании президент Российской Федерации официально заявил, что добился переноса одного важного саммита, а сам сегодня же вылетает экстренным рейсом в Москву. Для чего именно он так сделал, он ответил весьма уклончиво, но самому глупому дурачку было понятно, что господин президент хочет почтить своим присутствием кое-какое нескромное мероприятие в центре столице, как раз через забор от того дома, где он регулярно занимается своими прямыми рабочими обязанностями.
Неужели население не понимает всей угрозы, исходящей от этого шоу, от группы «Толпе» и от Андрюши Жуя лично? Скорее всего за всем этим сумасшествием стоят люди магистра Федерика-Этьенна де Монпелье (женщина продолжала именовать его привычным для себя именем – Вася Подпердюльник), они какими-то своими методами (электрошокеры, деньги, гипноз, психическое манипулирование, устрашение и еще чего-нибудь эдакое) добились не просто разрешения этого шоу в высших инстанциях, но и заманили на него практически всю верхушку руководства страны, включая премьер-министра и самого президента. Невиданное до селе дело! То-есть, этот концерт проходит на правительственном уровне! Лишенные своего лидера, но не цели, люди в черных одеяниях выкупили все рекламное время на нескольких радиостанциях, заполонили телевидение, не оставив места даже для самого безобидного сиропа от кашля и зубной пасты. Поздние песни Жуя гоняли по всем музыкальным волнам, хоть они и не вписывались ни в один разрешенный к публичной трансляции музыкальный формат. Если бы Андрей успел снять больше клипов, то и их бы гоняли, а пока музыкальные каналы передавали концертные выступления с разных площадок. На них Жуй был в обличии получерта – с бородкой, рогами, хвостом. Прыгал и кобенился на сценах, цокая ритм обувью, похожей на копыто (теперь Олеся знала, это была не обувь, Жуй выступал босиком). Тексты песен были сногсшибающе омерзительными.