Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
– Церковь отстроили, – говорил Елтофьев будто сам себе, – дабы силу нечистую прогнать от места этого! Наконец-то дождался я! Наконец-то, может быть, души неупокоенные оставят меня! Хорошо-то как становится, Господи Боже мой! Легко как становится… Прогонит звон колокольный всю тутошнюю нечисть, все зло! Ой, как хорошо то… Господи Боже мой! Иисусе Христе и Матерь Божья!
Бум! Бум!!! БУМ!!!
С каждым очередным ударом колокола тело Жуя выгибалось в конвульсиях, кровь сильно пульсировала в такт колокольному звону. Он, шатаясь, выбежал из комнаты в коридор с выломанными или распахнутыми дверями с одной стороны, и с рядом окон в деревянных рамах – с другой. Споткнулся о кучку старых плакатов, рассыпал все под ноги. Не видя ничего перед собой, Жуй в панике бегал по коридору, ища выход и забыв, что может выпрыгнуть в окно. Оставляя после себя крупные густые капли выделяемой жидкости, он кричал на все здание, визжал и закрывал уши ладонями. Как он выпрыгнул на улицу он даже не понял, но оказалось, что улица совсем не спасение – тут колокольный звон слышался еще сильнее. Сделав несколько шагов по грязи, Жуй упал на землю и зашёлся брызжущей пеной. Тело его конвульсивно задергалось, шерсть задымилась, кровь заливала уши и глаза, она уже шла из пятачка и пасти, смешиваясь с воняющей пенистой жидкостью из самого его нутра. Хвост изгибался змеей. Сознание Андрея затмила боль и паника.
Бум! Бум!!! БУМ!!!
Внезапно колокольный звон стих, но физические страдания не утихали, жуевское тело ломало от боли, голова разрывалась, один глаз выскочил из глазной впадины. Он лежал ногами на заросшей высокой крапивой клумбе, торсом на бордюре, а головой на заасфальтированной тропинке. Неподалеку росло четыре осины и стоял покосившийся щиток с полустершимися словами: «Веди нас, великий…» (дальше было не прочесть, но едва различимое изображение смотрящего в даль мужчины в фуражке подсказывало, что речь идет о Сосо Джугашвили). Андрей лежал, распластавшись и боясь сделать даже малейшее движение, даже дыхание причиняло ему боль. Выпученный глаз не мог шевелиться и закрыться и Жую приходилось смотреть им на верхушки осин и темную тучу. Ему бы собрать крохи сил и попытаться доползти хотя бы до мотоцикла. Но эффект от колокольного звона был подобен налету бомбардировщиков, Жуй так и лежал оглушенный и контуженный. Он чувствовал, что не сможет преодолеть себя и двинуться даже если его будут кусать крысы. По мере истечения времени, его и без того густая кровь быстро свертывалась, покрывая рожу и вывернутые ладони черной коркой, очень похожей на пригоревший жир.
Четыре осиновых верхушки дружно качались под порывами ветра, небо над ними мрачно затянулось плотной тучей из которой хлестал дождь. Жуй не мог моргнуть вытаращенным глазом и ливень заливал глазное яблоко прохладной водой. Андрей не двигался, он не мог пошевелиться. Он медленно умирал…
Он медленно проваливался в беспросветную черноту, тонул в ее вязкости как в трясине. Время и пространство перестали для него существовать, он уже не ощущал ничего, ни своего тела ни своих ощущений.
Но вот во тьме показался какой-то объект, весь заросший шерстью. Уродливее Андрей не видел. Вылупленные глаза как две плошки с кипящим ядом. С губ свисают сырые кишки. Вот полуобнаженная девушка с прекрасными грудями, но без ног, зато с рыбьим хвостом. Она манила его пальчиком и плотоядно улыбалась, высовывая алый язычок. Вот другое – приземистое, плечистое, с выступающими клыками, большими рогами и хвостом. Вот старушка с птичьими лапами вместо ног. Вот иссохший монстр с кошачьей пастью и длинными пальцами. Вот, укутанное во что-то, кривоногое существо с водянистой коричневой кожей. Циклопное лицо его было омерзительнее чем у летучей мыши. Вот получеловек-полумедведь с кровавыми клыками. И еще всякие-всякие…
Те, кто полгода назад приходил к нему ночью в спальню в доме на пересечении проспекта Обуховской обороны и улицы Надежды Крупской. То была нечистая сила – домовые, водяные, полевые, лешие, кикиморы, русалки, ночницы и другие твари без души и совести. Андрюша Жуй осознавал себя одним из них, частью одной большой семьи, где ему представлялась почетная роль пусть не главы, но кого-то на кого возлагаются большие надежды и от кого зависит фамильное благополучие. Жуй находился в окружении своей родной семьи, она тянула к нему руки, трогала его, гладила, рты и пасти бормотали что-то оживляющее, глаза смотрели на него с ожиданием чуда или даже спасения. Юная рок-звезда ощущал себя будто в родном доме, где ему всегда рады…
К нему прильнула русалка и принялась нежно-нежно ласкать его заросшее тело и нашептывать что-то очень приятным голосом, в одно мгновение Андрей почувствовал, что ближе и родней этой русалки у него нет никого. Еще какой-то полузверь притронулся к нему лапой и испустил что-то вроде энергетического заряда.
– Отрок наш родименький, – любовно шептала подошедшая старуха на птичьих ногах, – нелегко тебе, соколик, да? Видим, не легко… Знаем, родненький наш, все знаем… Потерпи, недолго изводится осталось… Потерпи, родненький наш. И никого не слушай, ни на кого не смотри… Сам все делай… И все будет правильно. Не подведи нас, золотенький наш, не подведи сестер и братиев твоих…
Русалка заботливо вытерла Жую слезы и очень ласково заговорила. Ее нежный голос действовал на Андрея как душевный эликсир.
– Братец наш ненаглядный, – говорила она, приглаживая Жую растрепанный чуб между рожками, – свет наш, зарница наша, пойми-же, что не стоит стращаться никаких божков. Никаких, понимаешь. Звон колокольный не страшен тебе, ни водица чудотворная, ни слова молитв разных не угрожают тебе. Все придумано. Ты только не поддавайся…
– Хотят тебя людишки грязные подчинить верам своим воображаемым, – птиценогая старушка дала Жую что-то попить из неровной миски, – да не смотри ты на них, родненький. Не слушай. Придумали они все, сами запутались в сказках своих причудливых. Да только тебя это не касается, понимаешь, родненький ты наш. Пущай они говорят, а ты не слушай… Сам говори! Язычок то у тебя вон какой длиннющий вырос! Любого заговоришь!
– Девка эта, что охомутала тебя, – продолжала русалка, – силам иным служит. Не ведает она, кто ты есть, не хочет понять…
– Ну ступай, родименький, – старушка поцеловала его в лоб, русалка в губы, некоторые монстры обняли его, – ступай, пора тебе… И помни – только ты прав, а вокруг тебя все глупые и бедные… Ступай… Ступай в мир… А мы тебя здесь подождем… Не время тебе возвращаться к нам, не время, дело у тебя в мире земном. Ох, какое дело! Ступай, родненький…
И все…
Андрей со стоном приоткрыл второй глаз. Неужели он живой? Спасительный холодный дождь вернул его к жизни, размочил запекшуюся кровавую корку на морде, принес прохладу. Жуй пошевелился, лежать спиной на выступающем бордюрном камне было неудобно и больно. Он был еще слишком слаб, словно после тяжелой болезни, все его тело ломило от боли. Сколько он пролежал на улице под сенью осин? Было темно, вечернее небо сплошь закрывала бескрайняя туча, пряча за собой и луну и звезды.
Все еще лежа на бордюре, Жуй медленно полез в карман грязных джинс и, нащупав там мобильник, поднес его к выпученному глазу. Это был тот самый айфон, что он позаимствовал у одного из тех, кто гонялся за ним по пензенским улицам и стрелял из ружья. Сейчас панелька треснула и айфон был сильно исцарапан по бокам. Часики в уголке монитора показывали 23:28. Гром прогрохотал прямо над головой, но Жуй был несказанно рад этому оглушающему звучанию, хоть он и заставлял тело вибрировать, но по сравнению с колокольным звоном, это было как нежнейшая мелодия скрипки. Без сомнения звук грома был для Андрюши ближе и роднее. Следующим нажатием клавиши, Андрей высветил все входящие звонки. Их было совсем немного – лишь один-единственный. В этом телефоне стояла прежняя SIM-карта Андрюши Жуя, чудом сохранившаяся из его старого мобильника. Номер звонившего был Жую не знаком, но он и не запоминал одиннадцатизначные номера, у него вообще была слабая память на цифровые сочетания. А это мог быть номер кого угодно, но самым последним именем в списке потенциальных владелец данного набора цифр стояла Ламия по одной-единственной причине – она презирала мобильную связь, никогда не разговаривала по телефону и не владела мобильником. И вдруг, Жуя как током стукнуло! Это же номер Надьки Гриковой! Звонила она и, судя по времени входящего звонка, она пыталась поговорить с ним не далее как тридцать минут назад – в 23:02.
В небе взорвалась молния, а когда Жуй лихорадочно перенабирал звонивший номер, атмосферу разрядил сильнейший раскат грома. Остатки старого асфальта под головой Жуя слегка завибрировали.
– Да, алё? – услышал он в трубке. Голос был женский.
– Алло! – прохрипел Жуй и закашлял. Все это время он лежал с полуоткрытым ртом и язык пересох и распух. – Алло! Ты меня слышишь?
– Алё? Да, я слышу…
– Послушай! – Жуй не узнавал своего голоса. – Только не клади трубку! Не клади, хорошо! Дай мне сказать!!!
– Не кладу…
– Я… Надя… Я… Надя, прости меня!
– Э… Ведь это…
– Не перебивай, Надя! – Жуй вновь закашлялся, когда поток дождевой воды залился ему в пасть. – Надя, у меня сложное положение! Очень сложное! Трудно объяснить… Я… Я хочу тебя видеть, Надя! Мне тебя не хватает… Только…
– Послушайте, Андрей, вы, должно быть, ошиблись номером. Я не Надя, меня зовут Светлана.
– Какая Светлана? – у Жуя пропал голос.
– Я ваша поклонница, вот узнала ваш номер телефона, решила позв…
Андрей с воем треснул телефоном о бордюрный камень, на котором так неудобно лежал. И в этот момент в крайнюю осину ударила молния. Сильнейшая вспышка, взрыв искр и осина с обреченным треском упала на заросшие газоны. К слову сказать, она росла в трех метрах от того места, где распластался Андрей Жуй и упала так, что прямым как корабельная мачта стволом прищемила Жую кончик хвоста.
Минуту Жуй лежал недвижим как мертвый, лишь выпученный глаз таращился в небо. Он приходил в себя. Если бы осиновый ствол упал на полметра правее, паренька раздавило бы стволом в лепешку, а если бы молния ударила на три метра ближе – молодого человека мгновенно испепелило бы!
Наконец, собрав всю волю в кулак, Жуй постарался приподняться. Взглянув на то, что сжимал в правом кулаке, он тупо поморгал глазом – остатки мобильника. Задняя стенка, удерживающая аккумулятор, отлетела, мониторчик растрескался, но внутренности выглядели целыми. Андрей поправил аккумулятор и, придерживая его пальцами, попытался включить айфон не особо, впрочем, надеясь на чудо. Но маленькое чудо произошло и ему удалось оживить гаджет, однако аккумулятор неумолимо разряжался, а у Жуя не было зарядного устройства и что бы продлить жизнь айфону, он вынул аккумулятор. Вставит когда будет надо.
Всю территорию бывшей психушки захватил сильный ливень с молниями и грозами, от расщепленного осинового пня пахло древесным углем. Неподалеку виднелся разбитый монумент товарищу Сталину, рядом рос незамеченный ранее куст сирени. Корпуса психушки со своими разбитыми окнами и облупившейся штукатуркой наводили уныние. Где там сейчас Елтофьев Константин Владимирович? Сидит ли за столом или уже упал на бок? Может, очнулся? Его велосипед лежал на боку.
Жуй, сильно шатаясь, побрел назад к главным воротам. Оставаться тут дальше он не мог ни физически ни психологически, его грязная душа боялась повторного колокольного звона, а он обязательно будет. Теперь он будет здесь постоянно. Вставляя назад выпученный глаз, Жуй как смог умыл рожу дождевой водой. От слабости он чуть не падал, копыта плохо держали шатающееся тело, особенно на размокшей земле. Где-то у входа его должна дожидаться его преданная «Ямаха», а впереди у него выступление в Саранске. Крошечные телефонные часики перед выключением айфона предупредили, что у него в распоряжении осталось около семи часов.
Но он был разбит и плохо себя чувствовал. Ему надо было отлежаться. Отъехав на байке как можно дальше от бывшего ИППЗТ, Андрей остановился, спрятал мотоцикл в кустах лесопосадок, а сам,устроившись прямо на земле, не на долго погрузился в сон.
Глава 19
Я обреку Саранск
Пенза
28 октября 2017 г.
Дело происходило в каком-то баре-караоке, заштатном, но оформленном весьма со вкусом, видно было что хозяева не жалели денег ни на дизайн, ни на зарплаты работникам и работницам. Видеокамеру держала девушка, она сидела за двумя составленными в пару столиками, забитыми едой и легкой выпивкой. Компанию ей составляли еще пятеро молодых красавиц и двое парнишек и оба в достаточно качественной и стильной одежде. Молодая и веселая компания сидела почти в самом центре бара, пила пиво, закусывала, общалась между собой, все было хорошо и радостно, разве что один подвыпивший мужчина за кадром не самым красивым голосом пытался петь в микрофон «Господа Офицеры» Олега Газманова.
Олеся Левит пока еще не понимая для чего рыжеволосая Ламия показывает ей этот милый праздник неизвестной ей компании молодежи, но мысленно сравнила то уютное заведение, где проходило мероприятие и эту рыгаловку «Трактир на Космодемьянской», где она заливала свое нутро крепким спиртным.
– Смотри дальше, – посоветовала красивая девушка, продолжая держать перед лицом взрослой рокерши планшет.
Левит без интереса смотрела, как компания выпила разливную «Балтику», как одна из девушек звонко произнесла тост «За сдачу этой жестяной физкалойдной химии, пропади она пропадом!». Олеся потянулась за сигаретами. Тем временем две другие девчонки (с короткими волосами и с волосами средней длины) листали меню караоке-песен и, наконец, позвали официантку и заказали ей выбранную. Когда с двух больших плазменных экранов зазвучала знакомая мелодия и появились первые строки песни Григория Лепса «Самый лучший день», Олеся Левит слегка поморщилась и выпустила струю сигаретного дыма. Неужели Ламия хочет показать как две незнакомых девочки неумело поют «Самый лучший день», ведь эту песню поют во всех караоке-барах? Девочки запели, голос у них был яркий сильный, но песня уже настолько приелась, что не вызывала ни у Олеси Нахимовны ни у компании за столиками должного эффекта. Ну поют они и поют, Левит сделала очередную затяжку. Уже минут пять прошло с начала видео, а она не видела ничего заслуживающего внимания и у нее начало складываться подозрение, что эта рыжая сучка к которой она испытывает сильнейший негатив, просто издевается над ней и тратит ее время впустую. Желание швырнуть планшет Ламии в лицо было довольно сильным и если в ближайшую минуту на экране не произойдет чего-то хоть мало-мальски интересного, Левит поддастся этому искушению и сделает это с таким же сладострастным удовольствием, как когда-то вышвырнула в окно восьмого этажа всю одежду очередного любовника, который вывел ее из себя. В конец потеряв любопытство пьяная Олеся Нахимовна посмотрела на сидящую рядом Ламию, которая интересовала ее куда больше поющих в каком-то караоке-баре незнакомых девчонок. Левит даже потрогала Ламию – та позволила ей прикоснуться к себе, но не надолго. Когда нетрезвая Олеся принялась шарить по ее одежде и щипать за руки, Ламия резко огрызнулась и велела смотреть видео. Но очевидное пребывание убитой ею девушки перед ее взором не укладывалось в нетрезвой голове Олеси Нахимовны. Она продолжала подливать себе водки и глотать ее, стараясь вместе с воспоминаниями о детстве залить и галлюцинации с мертвецами. Честно говоря, Олеся еще не совсем уверилась в том, что к ней подсела живая женщина, а не призрак. Пользуются ли призраки планшетами? Да, давненько у нее не было «белочки»! Перед ней сидела девушка, которой она собственноручно разорвала трахею, а потом сбросила окровавленный труп в канализационный люк. Левит до сих пор не могла отделаться от ощущения разрываемой плоти, от теплоты заливаемой ее руки крови, от предсмертных агонизирующих хрипов жертвы. Она и ушла в глубокий запой только для того, чтобы утопить в спиртном всю память. А тут на тебе – живой и как будто невредимый мертвец подсаживается к ней за столик и сует под нос планшетный компьютер с какой-то ничего не значащей видеозаписью. И живым человеческим голосом требует посмотреть до конца! И Левит послушно смотрит. Бред в бреду! Только сильным усилием воли Олеся Нахимовна заставляет перевести свой пьяный взгляд обратно на монитор планшета.
Вдруг камера в руках у снимающей девушки повернулась в сторону ко входу в уютный зал. Там у барной стойки стояла личность, увидев которую, Олеся Нахимовна Левит, вцепилась в планшет, рискуя длинными ногтями поцарапать экран. То, без сомнения был Андрюша Жуй, только практически полностью изуродованный своей новой нечеловеческой внешностью. При его появлении посетители бара поочередно замирали разинув рты, ибо такое чудо-юдо им, должно быть, приходилось видеть разве что в кино. Наверное, кто-то узнал в зашедшем монстройдном человеке фронт-мена нашумевшей в последнее время рок-группы «Толпе». Продолжая таращиться на него, посетители начали осторожно перешептываться. Две поющих девушки еще не повернулись ко входу и продолжали петь «Самый лучший день», следя глазами за окрашивающимися зеленым цветом строки песни на плазменных экранах, но девушка с камерой уже потеряла к ним интерес, в центре ее внимания стал Андрей.
Тот же, стоя на полусогнутых ногах и на самых настоящих копытах, и, растопырив лапы внимательно осматривал помещение, двигая самым настоящим кабаньим пятачком. Хвост делал нервные петли. Блестя в неоновом свете желтоватыми клыками, Жуй что-то произнес вылупившемуся на него лысоватому мужчине-администратору, тот неуверенно кивнул. Жуй облизал длинным языком сухие губы и поймал взглядом поющих девушек. Те уже замолчали, но музыка продолжала звучать. Андрей Жуй, грубо оттолкнул стоявшую у него на пути официантку с подносом, двинул кого-то в плечо, пнул копытом стул с высокой спинкой и вырвал микрофон у поющих. Девушки только обомлевши переглянулись.
– Э… – мужчина-администратор поправил узел полосатого галстука. – Молодой человек, я попросил бы вас покинуть помещение. – На это требование Жуй искоса взглянул на человека и хлыстнул хвостом.
– Это еще почему?
– Вы не проходите по дресс-коду. Боюсь, я вынужден настаивать, иначе с вами будут иметь дело охранники. Прошу вас, покиньте зал.
Жуй оскалил клыки, некоторые девушки взвизгнули.
– Только одна песня! – прорычало звероподобный человечек, цокнув копытом. – Не усложняйте, я все равно добьюсь своего. Ставь «Толпе».
– «Звездоград»? «Тропинка на море»? Или что-то еще?
– Ты прикольнулся, доходяга? – но в этом караоке-баре не было других композиций, кроме двух перечисленных и Жуй приказным тоном потребовал включить минусовку новой композиции «Грязище», загрузив ее через интернет.
Мужчина-администратор, чувствуя, что пожалеет о содеянном, нехотя кивнул пареньку, исполняющему обязанности ди-джея или кого-то там, кто включает нужные мелодии. Через минуту из динамиков загрохотал музон и Жуй начал петь.
Он буквально кричал отвратительный текст, падая на колени, в исступлении закатывая глаза. Никто в зале не перебивал Жуя, все сидели смирно, не решаясь притронуться к еде. Девушка с камерой продолжала снимать поющего лидера группы «Толпе».
После последних гитарных аккордов Жуй швырнул микрофон в плазменный экран, разбил его, шлепнул на барную стойку десять пятитысячный купюр и развернулся, чтобы покинуть заведение. Однако, вдруг остановился, поймал глазами мужчину-администратора и некоторое время осматривал его с ног до головы, как коня на ярмарке. Особенное любопытство вызвало у него область «ниже пояса», Жуй даже велел мужчине повернуться к нему спиной и критически осмотрел его зад, скрытый за дорогими деловыми брюками и опоясанные ремнем из настоящей телячьей кожи. Андрей, взял с барной стойки одну из только что брошенных им же пятитысячных купюр, пальцем запихал ее в нагрудный карман белой мужской сорочки и произнеся: «А ты, мой сахарный крольчонок, пойдем-ка со мной!», куда-то увел мужчину за полосатый галстук.
На этом видеозапись кончилась.
– Это было снято три часа назад, – пояснила красивая девушка, в которой Левит распознавала Ламию. – Видео сразу же было закачено во всемирную сеть, и почти немедленно мне доложили о появлении этой записи. Андрей жив, ведь только он может так себя вести.
– Не верю, – покачала головой Левит. – Костюм может надеть кто угодно. Это постановка.
– Но ведь на самом деле ты видишь все своими глазами. Ты же понимаешь, что это Андрей.
– Ну хорошо, это он, – сдалась Олеся, ибо совершенно очевидно, что никто иной никогда не скопирует Жуя в таком виде, какой он сейчас. Это поведение и внешний вид присущи только Андрею, хотя Левит слышала, что многие весьма ловко пародируют Жуя именно в образе беса. Сейчас это становилось модно, но существо (у Левит не поворачивался язык назвать личность в кафе – человеком) было хорошо знакомо Олеси Нахимовне. Это, без всякого сомнения, был Андрей Яковлевич Жуй. Живой! Такой же живой, как проклятая Ламия! – Где было это снято?
– Мордовия. Саранск. Он уже там, – Ламия очаровательно улыбнулась. – Выступление через сорок семь минут. Он ждет тебя и свою группу.
Олеся с тяжелой озабоченностью вздохнула и вернулась взором к действительности. Она продолжала торчать в этом тухлом заведении, которому хозяева дали поэтичное название «Трактир на Космодемьянской». Здесь было принято обязательно пить только дешевое спиртное и курить сигареты, стряхивая пепел на пол. Если ты к наступлению темноты еще не пьян, то тебя считают чужаком и персоной, которую стоило бы как-нибудь обмануть на деньги. Стоял гам от местных забулдыг разного пошива – от худосочных пэтэушников до убеленных сединою на висках пропойцев. Роднило всех многое – неисчерпаемая от безделья страсть к пиву и водке, немытые волосы, поношенная одежда и непреодолимые трудности с получением секса по любви. Среди представителей мужского пола, Левит приметила кроме себя еще пару-тройку дам, одной едва ли было двадцать, второй глубоко за пятьдесят, третья – сидела напротив.
Может гражданка Левит все еще спит, лежа на деревянной скамейке, заменяющей тут стулья и красавица напротив, что показала ей совершенно невозможную запись на планшете – лишь продолжение полусна-полувоспоминания, в котором маленькая Олеся сидела в гараже украинского города и наслаждалась исполнением рока Василием Дюлько по прозвищу Вася Подпердюльник? Странные и неожиданные переходы из одной темы в другую преподносит ей этот угарный пензенский вояж. Погоня за юрким существом по ночным пензенским улицам, безжалостное убийство Ламии, бардак в спортивном комплексе «Zapad», Подпердюльник и Перечай в ностальгическом Луганске, двухдневный запой без просыхания, ожидание ореста за убийство, мертвец с планшетом, поющий караоке Андрюша Жуй… Что дальше? Не слишком ли много для двух дней? А теперь Ламия, восставшая одновременно из мертвых и из канализационного люка, ни сколько не смущаясь абсурдности произносимого, утверждает, что до начала выступления в Саранске осталось сорок семь минут, при том, что столицу Мордовии от административного центра Пензенской области – Пензы – отделяют, на вскидку, не меньше 250 километров, а за сорок семь минут они едва ли успеют пересечь границу Пензы, даже если немедленно сядут в авто и рванут на пятой скорости. Нет, это точно сон! Бред! Последствие некачественного спиртного!
Ох, скорей бы уже за Олесей Нахимовной пришли менты, повязали бы ее за убийство и прекратили это сумасшествие! Олеся устала ждать и боятся, она уже готова сама идти с повинной в ближайшее отделение или звонить «02» и вызывать ментов прямо в «Трактир на Космодемьянской», пусть забирают ее от сюда, а заодно избавят от присутствия ожившего призрака убиенной ею девушки.
– Что тебе от меня нужно? – спросила Левит, плохо шевеля языком.
– Время идет, – ответствовала Ламия. – Если мы не поторопимся, мы можем опоздать.
– Ты соображаешь, что говоришь? – Олеся откинулась на спинку скамейки и только теперь поняла как смертельно устала. Устала от всего того липкого и нелогичного бреда в котором вынуждена жить и в котором она начинала терять собственный разум. – Мы не в Саранске.
– Мы в Пензе, – кивнула девушка напротив.
– Вижу, что этот факт тебя нисколько не смущает… Что-ж… – Левит налила себе рюмку того, что здесь называют водкой, выпила и закусила чем-то с пластиковой тарелочки. – А если я скажу, что никакого выступления не будет хотя бы еще и из-за того, что я его уже отменила?
– Я знаю о твоем звонке организаторам. Но твое решение уже не играет роли, Олесенька. Выступление будет, уж поверь мне. Допивай и пошли. У нас сорок одна минута.
– Это же смешно. Это бред! Это глюки, да? Ты мертва, ты всего лишь призрак? Оставь меня.
Вдруг их, попахивающий с точки зрения Олеси Нахимовны нелепицей, диалог прервала человеческая рожа, принадлежащая одному из посетителей сего чудесного заведения. Мужчина, давно нуждающийся в мыльной воде, мятной жвачке, зубной пасте и бритвенном наборе, уселся с торца прямоугольного столика и оскалил в улыбке ротовую полость. С собой он для чего-то захватил четыре бутылки местного пива «Самко» и со звоном поставил их на стол.
– Милые дамы! – заговорил небритый, поочередно переводя взгляд с Олеси на Ламию и обратно. – Я наблюдаю за вашей милой беседой и догадываюсь, что вашу прелестную компанию следует разбавить мужитятиной. Вы не против будете, если я составлю вам компанию? Такие очаровательные девушки не могут быть в одиночестве, а кто тут кроме меня может развлечь столь прелестных особ? Давайте знакомиться – меня Станиславом зовут, но для вас можно просто Стасик. А вас?
Левит взглянула на Стасика как на кусок дерьма, этот подвыпивший гражданин был сейчас за этим столом настолько лишним на сколько может быть лишним таракан в и без того невкусном супе. Она уже прицелилась глазом к одной из принесенных Стасиком «Самко», чтобы одним взмахом руки расколошматить бутылку о мужскую голову, но ее намерения спутала Ламия, которая, неожиданно для Олеси, откинулась на спинку лавки и широко улыбнулась, сияя превосходной эмалью, о которой Стасик не мог даже и мечтать.
– Ты, жук навозный, спрашиваешь, как нас зовут? Лично мне при рождении дали имя Хелен, а от отца мне досталась фамилия – Гаттенрайше. Но в силу того, что у меня особый статус и жизнь моя не входит в рамки общепринятой, то зачастую люди могли меня знать под именами: Жаннета Рауди, Кьяра Мигель-Арни, Паталемия Сарон д'Олид, Кларисса Эрлинг, Любовь Кузнецова, Бинди Кобургская, Эеридайк Костосис, Рита Фарг, но ты, мой дорогой, можешь звать меня Ламией. Так чем ты хотел нас удивить?
Мужик заморгал, а Ламия, не дожидаясь ответа, встала из-за стола и двинулась к выходу, кивком головы, посоветовав Олеси Левит шевелиться за ней. Левит даже опешила от такой наглости, еще никому никогда она не позволяла себе обращаться с ней как с теленком, которого вести куда угодно, повесив любую веревку на шею. Чаще всего для водимого это заканчивалось печально, Олеся резко пресекала даже намеки на то что бы кто-то руководил ее действиями. Однако что ей оставалось делать? Продолжать сидеть и пить тут в этом насквозь прокуренном баре? Может быть даже завести милую беседу со Стасиком? Или даже продаться ему за две бутылки местного пива, на что, по-видимому, и рассчитывает недалекий мужик.
Олеся встала с лавки, прихватила сумочку и сильно шатаясь заковыляла к выходу, то и дело спотыкаясь на высоких каблуках. Ее колготки были безнадежно изорваны, грязные волосы заставляли голову чесаться, во рту была настоящая винокурня. Ее подташнивало. Стасик проводил ее унылым молчанием.
Улица встретила пьяную женщину сильнейшей грозой и ледяным октябрьским ливнем. Было темно, тяжелая туча, походившая на мокрую вату затмевала все небо от горизонта до горизонта. Ливень сопровождался совсем близкими всполохами молний, но удивительное дело – выйдя под дождь, Ламия совершенно не намокала, даже ее рыжие волосы оставались сухими и держали прическу, хотя волосы Олеси за десять секунд впитали полведра воды, а одежда промокла насквозь. Пять человек встретили ее статичными неживыми фигурами, от них сильно пахло гнилью и затхлостью, рваная грязная и мокрая одежда вызывала жалость. Олеся остолбенела не только от их внешнего вида, но прежде всего от самого их появления. Не без отвращения Левит признала в неживых манекеноподобных людях участников коллектива «Толпе» – Ярмагаева, Рикардо, Евсеенковой, Коромысла и Пистона. Ламия повела их в сторону, где на пустом тротуаре их ожидал темный джип-минивен. Как только Ламия подошла к автомобилю, из салона вышли двое – оба в черных одеяниях. Они поговорили с Ламией на французском языке, кивнули и достали из салона минивена семь метел.
На вид это были обычные метла, которыми дворники метут улицы.
– Садитесь! – приказала Ламия и все пятеро участников рок-группы приняли метлы и зажали их между ног. – Ты тоже, девочка моя!
– Издеваешься? – Левит брезглива крутила в руках поданную ей метлу. – Это балаган! Я не желаю в этом участвовать! Идите вы все на х…! – и бросила метлу на мокрый асфальт. Увидев такое невежественное обращение с метлой, Ламия протянула руку и пошевелив пальчиками сказала три непонятных слова. Тут же валяющаяся метла вздрогнула, шевельнулась и плавно поднялась примерно на полметра над поверхностью земли.
– Садись! – велела Ламия Олеси. – И держись крепче, полетим с ветерком!
– Это… как?
– Не вникай. Просто садись.
– Нет. Не сяду.
– У нас все меньше времени.
– Это какой-то бред! Идите вы все в п…!
– Садись! – четко произнесла Ламия, садясь на свою метлу и дальше для Олеси Нахимовны Левит мир расфокусировался и расплылся как масляное пятно на воде. Она оседлала метлу и воспарила в воздух прямо под плотную тучу, ливень хлестал ее в лицо, от стремительного полета у нее захватывало дух и ее рвало вниз. Глотая капли воды, она кричала матом, судорожно сжимая метлу между ног и так сильно вцепившись в ее руками, что болели пальцы. Разумеется она боялась упасть, а летящая рядом на точно такой же метле рыжеволосая Ламия лишь весело смеялась и поддразнивала Олесю Нахимовну. Пятеро участников летели за ними. Пенза быстро исчезла из-под их метел, их компания с ошарашенной Левит неслась на север да так быстро, что им позавидовал бы даже вертолет. Вознесясь в небо Олеся боялась даже взглянуть вниз. Она не верила в этот кошмар, вмиг протрезвевший разум судорожно искал логическое объяснение. Галлюцинация? Кошмарный сон? Бред? Белая горячка? Можно было долго и мучительно искать объяснения, но как бы то ни было их полет продолжался и был он вполне реальным, что подтвердила, например, какая-то птица, врезавшаяся в Олесю Нахимовну и чуть не сбившая ту с метлы.