bannerbannerbanner
полная версияЧеловек-Черт

Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт

Дальше память вообще ничего не сохранила. Следующий эпизод в его жизни – он стоит в кабинете, где много книг. Пахнет незнакомым табаком и еще чем-то. Было очень тихо, только стрелочные часы на лакированном столе чуть слышно отсчитывают секунды. В кресле в тени сидит шикарная рыжеволосая женщина, держит бокал красного вина и молчит, не сводя с Кризоцкого пристального взгляда ярких зеленых глаз. Александр стоял как вкопанный и дрожал, а перед ним задумчиво попыхивая трубкой туда-сюда прохаживался ОН. Именно такой, каким его изображают на портретах, и даже еще прекрасней! ОН прохаживался, держа левую руку чуть согнутой в локте. ОН что-то говорил с легким грузинским акцентом, но Кризоцкий от страха так обомлел, что не мог связать отдельные слова и уловить общую мысль. Только кивал.

– Выпейте воды, – произнес ОН, посмотрев на собеседника.

– Что? – пролепетал Кризоцкий.

– Выпейте воды, – повторил ОН.

– Что?

Тогда ОН самолично взял со стола графин и наполнив его водой до краев, протянул его Александру.

– Пейте, – ровным голосом произнес ОН, и Александр Герасимович залпом осушил целый стакан. ОН принял пустой стакан и поставил его на место. – Вы нервничаете. Не нервничайте. Итак, товарищ Кризоцкий, вам все ясно?

Молодой человек кивнул.

– Точно? Вы не задавали вопросы.

– Мне все… ясно… – Саша первый раз за все время подал голос, на что ОН с прищуром посмотрел на собеседника, затянулся трубкой и произнес:

– Можете идти.

Кризоцкий кивнул.

– Идите, товарищ Кризоцкий, – сказала женщина.

Кризоцкий кивнул опять.

– То-есть, вы вообще ничего не поняли? – Петров вел автомобиль одной рукой и глядел на Александра в зеркальце. Кризоцкий отрицательно покачал головой. – Потрясающе! Сам товарищ Сталин поручил ему стать заведующим экспериментальной клиникой, а он ни понял ни одного слова! Потрясающе!

– Какой клиникой-то? Когда.

– Строительство уже заканчивается. Победа над немцами не за горами. Первоначально, хотели открыть после завершения войны, но было решено не дожидаться. Стране стало полегче, товарищу Сталину не терпится.

– Какой клиники-то? – у Кризоцкого кружилась голова.

– По указу товарища Сталина началось возведение новой психиатрической лечебницы закрытого типа. – капитан Петров умудрился одной рукой закурить папиросу, салон наполнился голубоватым дымом от которого у некурящего Кризоцкого защекотало в горле. – Указом гениралиссимуса вы назначены заведующим. В этой больнице будут содержаться осужденные, приговоренные к высшей мере наказания, но к которым эта мера не может быть применена в силу различных обстоятельств. Прежде всего – личного распоряжения товарища Сталина. И вы, Александр Герасимович, обязаны будете пробовать на них свои идеи, – не снижая скорости, автомобиль свернул на право. – Ваша задача – взращивать это племя, пропагандировать свои учения среди умов заключенных. Это экспериментальная клиника, она должна показать истину ваших теорий, товарищ Кризоцкий. Вот, все что вы писали в своих тетрадках – вы будете объяснять заключенным.

– Да?

– Товарищ Сталин возлагает на вас большие надежды, товарищ Кризоцкий. Не подведите его.

– Я не спросил у него…

– Спрашивайте у меня, – разрешил Петров.

– Какова цель…

– Цель? Это информация засекречена, но я думаю уж вы-то должны знать. Странно, что ОН даже от вас скрыл. ОН готовит себе новое поколение строителей коммунизма. Из наиболее достойных ваших заключенных будут отбираться… новые вожди, ведь ОН не вечен. Вы меня понимаете?

– А… А… Как он узнал про мои тетради?

– Тетради? Э… – Петров не отрывал глаз от дороги. – Не знаю.

– Точно! – кивнул Александр Герасимович. – Точно! Это силы Сатаны! Магия Дьявола!

Федор Федорович поперхнулся табачным дымом и чуть не отпустил руку от руля.

– И первым вашим клиентом будет один убийца. – сменил тему капитан Петров. – На его счету несколько жертв. Он каннибал. Людоед, которого не жалко. Но при этом истинный фанатик социализма. Такой-же как вы, товарищ Кризоцкий. Только в нем будто сам черт сидит. Фамилия его – Эггельс. Иосиф Ильич… Вот уж кто настоящее животное…

– Можно еще вопрос? – Александру Герасимовичу не хватало воздуха, он с трудом растегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Даже нужно. Задавайте.

– Кто была та женщина?

– Какая женщина?

– Та… В ЕГО кабинете. Кто это?

– В его кабинете не может быть женщин, – строго ответил Федор Федорович Петров. – Это рабочий кабинет.

– Но там была женщина… Простите, может быть я лезу ни в свое дело, но…

– Вы лезете ни в свое дело и там не было женщины. У вас есть еще вопросы?

С тех пор прошло вот уже четыре года.

Отгоняя воспоминания Александр Герасимович Кризоцкий потер переносицу и встал из-за стола. Сложил все листы дела в папку, поправил выступающие уголки, завязал тесемочки и ровно уложил в верхний ящик стола. Закрыл ящик на ключик, но, тут же спохватившись, вновь открыл ящик и проверил, точно ли папка с делом Кособокова лежил в ящике ровно, ведь Александр Герасимович захлопнул ящик немного сильнее чем обычно и от этого резкого движения папка могла сместиться и лежать не параллельно стенкам ящика. Ну так и есть! Главврач поправил папку и мягко задвинул ящик. Еще раз погладил сукно своей столешницы и велел сидящему на табуреточке угрюмому здоровяку следовать за ним. Кособоков нехотя встал, половица под его ножищами скрипнула. Кризоцкий вывел его из кабинета и повел по коридору, с одной сторону которого были прямоугольники выходящих на хозблок окон, с другой редкие двери процедурных, между которыми висели сталинские агитплакаты. У них было около десяти минут времени и главврач неоропился, давая Кособокову украдкой бросать взгляды на сталинские лики и наблюдая его реакцию. Любопытство, озабоченность, напряжение… скепсис… Все эти эммоции Кризоцкий без труда прочитал на почти недвижимом лице Афанасия. Ну ничего-ничего… Скоро во взгляде кровопийцы останется только одно выражение – почитание.

Преодолев коридор, они свернули налево и поднялись на этаж выше. Тут на лестнице к ним присоедились пара местных обитателей, тоже спешащих туда же куда Кризоцкий вел Кособокова. Обитатаели с заинтригованностью смотрели на новенького. В следующем коридоре Афанасий остановился и вопросительно взглянул на главврача, но Александр Герасимович подтолкнул его дальше и, сложив руки за спиной, здоровяк потопал вперед, постоянно крутя головой и пялясь на окружающую обстановку и очень чудных, с его точки зрения, обитателей, с которыми, похоже, ему предстоит провести оставшиеся годы своей жизни. В сопровождении дюжины перешептывающихся между собой местных сидельцев они вошли сперва в узкий коридор с портретами социалистов, а потом распахнули одну из двух дверей и оказались в большом зале. Вот тут у Кособокова отвисла челюсть. Улыбаясь, главврач стал знакомить его с другими пациентами, а Афанасий Тихонович не мог не насмотреться на обстановку в которой оказался. Зал был достаточно большой, высокий, но без поддерживающих потолок колонн. Стены задрапированны красными знаменами, всюду золотые пятиконечные звезды, серпы и молоты. На стенах портреты товарища Сталина. У дальней стены что-то типа подиума, Кризоцкий объяснил что это жертвенный алтарь. А еще, не переставая улыбаться искуственными зубами, главврач сказал товарищу Кособокову, что если тот хочет жить, то ему следует выучить устав поселения и неукоснительно его соблюдать. И первое чему обучил Александр Герасимович Афанасия Тихоновича – это звездному крещению. Пальцы правой руки сперва касаются левого плеча, затем паха, затем правого плеча потом левого бока и, наконец, правого бока.

– Ничего, – сказал Кризоцкий, – научишься. Я все тебе объясню. Все расскажу. Здесь с нами ты будешь в безопасности.

Где-то

29 октября 2017 г.

Андрюша Жуй в образе уродливого крыса выкарабкался из-под земли на поверхность. Он был в осеннем лесу, освободившемуся от листвы и приготовившемуся к зимним морозам. Было темно и мрачно, как раз так как нравилось Жую. Вокруг не было никого, только холодный октябрьский ветерок играл опавшей гниющей листвой, моросил дождичек, превращая землю в непролазную грязь. Жуй долго принюхивался своим крысиным носиком, косил подслеповатыми желтыми глазками и попискивал от голода и жажды. Мимо прошмыгнула какая-то лесная тварь, но она была до того мелкая, что Жуй проигнорировал ее. Он был слаб гоняться за юрким зверьком, а его мяса ему все равно не хватит для насыщения, да и голод его был совсем иного рода. Жую нужен был человек. Живой розовый улыбающийся человек, а если быть еще более точным – его душа.

В этом холодном лесу людей не было, а у Жуя совсем не оставалось сил. Тяжело дыша крыс упал на бок и потерял сознание.

Глава 24

Под пентаграммой

Где-то.

29 октября 2017 г.

Еще не придя в себя ее организм отреагировал на нашатырь и послал мозгу сигналы. Она отвернулась от едкого запаха. Левит замотала головой и замычала, но нашатырь продолжал раздражать ее рецепторы ровно до тех пор, покуда она не открыла глаза. Ее уже когда-то будили таким образом, но это было пять лет назад и в те разы она переусердствовала с алкоголем и кокаином. С кокаином она завязала, да и насчет спиртного ей казалось, что она уже знает свою норму. Проклиная всех и вся, она заморгала слезящимися глазами и ощутила себя лежащей на чьих-то руках. «Трахнуть хотят, суки!» – вспыхнуло у нее в голове и она забрыкалась и выпустила ногти. В памяти вспыли еще совсем свежие воспоминания о группе разгоряченных гнусных хулиганов на автозаправочной станции.

– Только попробуйте прикоснитесь! – зарычала она. – Вмиг откушу яйца! Второй раз со мной этого не пройдет!

Ее поставили на ноги и удержали, чтобы она не упала. Только тогда Олеся увидела, что она в обществе двух человек в черных рясах. Один, тот, что помоложе, сказал что-то ей по-французски и выставил открытые ладони – мол, мы не желаем тебе плохого. Второй – тот, что постарше завинчивал колпачок пузырька с нашатырным спиртом и прятал его в карман. Он тоже что-то сказал по-французски, но Левит, конечно ничего не поняла. Тогда второй попробовал употребить родной для Олеси язык:

 

– Что… Как? Ви? Хорошэ? Плохэ? – он делал ударение на «э».

– Мерзавцы! – кричала женщина окончательно высвободившись от мужчин. – Вы кто? Куда вы меня притащили?

В ответ она услышала только французскую речь, но тот, что постарше успокаивающе похлопал ее по плечу. Второй указывал рукой в сторону. Только тогда Олеся Левит осмотрелась и кровь ее похолодела в венах. Она находилась в подземелье. Мрачном, сыром, с прескверным запахом плесени от которой пощипывало легкие и хотелось высморкаться. Земляной пол и земляные стены. Балки, поддерживающие бревенчатый потолок были грубо выструганы в то время, когда еще не было придумано ни лесопилен, ни, уж тем более, деревообрабатывающих станков. Два факела, прикрепленных к стене тускло освещали только тот пятачок, на котором стояли люди, Левит могла видеть только две стены узкого коридора, а куда он вел – неизвестно.

– Elle s'est éveillée!14 – крикнул тот, что постарше кому-то вдалеке.

Один из сопровождающих Олесю вручил ей ее сумочку, которую она немедленно и проверила, задержавшись подле одного из факелов. Все на месте. Тем временем французы громко разговаривали с кем-то чьи шаги приближались к ним.

Ни понимая ни единого слова Левит хлебнула воды из поллитровой бутылочки и бросила в рот подушечку «Дирола». Сейчас бы чего посерьезней. Чашечку кофе, черного как мазут и крепкого как доза герыча! Или грамм сто вискаря для прочистки сосудов головного мозга, ибо Олеся ни как не могла собраться с мыслями.

Один из людей в черном потянул Олесю Нахимовну за плечо, она вырвалась и ударилась запястьем об одну из балок, поддерживающую потолок. Ей было так больно, что она удивилась и постучала по балке костяшками пальцев.

– Камень! – подсказал ей тот самый голос, который говорил по-французски из недр подземелья. – Минерализация древесины произошла сверхбыстро, я сам поражен этим феноменом.

Потирая запястье, Левит озлобленно взглянула на говорящего. Тот был в застегнутом алом плаще, под подбородком в свете рыжего факела блистала золотом брошь-пентакль. Лицо выше носогубного треугольника было скрыто капюшоном, заслоняющим его глаза от факельного света и взгляда разъяренной Олеси Нахимовны Левит, готовой растерзать этого окаянного мага. Подбородок неизвестного не выделялся ни чем особенным – ни бороды, ни щетины, ни даже усов. Губы нормальные, ни толстые, ни тонкие. Заметив, что Левит разглядывает его, человек отвернулся в сторону, словно свисающая с потолка бархатная плесень интересует его гораздо сильнее, чем какая-то тетка, неведомо как образовавшаяся в этом загадочном подземелье.

– Maintenant, ce que nous faisons avec elle, monsieur? Pourquoi avez-vous besoin? Lamia dit de la laisser tranquille. Croyez-moi, de la volonté Meager seule question. Très grande difficulté, monsieur.15

– Lamia est pas ici. Elle est pas un pour vous, ne l'oubliez pas. Et ne pas oublier également que vous êtes sous mes ordres.16

– Excusez-moi, monsieur. Mais cette femme est la dernière personne qui peut voir le rituel. Elle ne peut pas juste.17

Человек в плаще полез куда-то в складки своего одеяния.

– Les gars, vous pardonnent vraiment moi, mais maintenant vous ne voyez pas ce qui va arriver. Ni voir ni savoir.18

– Pourquoi?19

– По кочану! – произнес человек с брошью-пентаклем и резко коснулся шеи того, что постарше каким-то блестящим предметом. Раздался электрический треск и мужчина упал на земь. Мгновением после второй мужчина повалился рядом. Убрав блестящий предмет, человек в капюшоне достал два шприца с уже приготовленным содержимым. Сняв защитные колпачки, он сделал по одной инъекции каждому.

– Détendez-vous.20

Олеся Левит стояла и напряженно ожидала, что будет дальше. На всякий случай она перевесила сумочку на левое плечо, чтобы освободившаяся правая рука могла действовать свободнее. Ее ногти уже были готовы к бою. Сердце разогнало кровь, туман в голове развеялся, сейчас она была готова к защите и нападению. Пусть только этот ведьмаг попробует протянуть к ней свои грязные руки!

– Когда же вы оставите меня в покое, – прорычала Левит. – Почему вы не можете запомнить, что я уже не имею с вашим Жуем никаких дел! Он давно сам по себе!

– Но ты ему помогла, когда он тебя попросил, – сказал человек в капюшоне, одевая колпачки на шприцы и убирая их во внутренние карманы черного одеяния.

– Вы знаете?

– Естественно.

– И что теперь? Ну помогла! Только не говорите, что за это меня ждет наказание в виде ритуального убийства! Предупреждаю, старый козел, что я тебе без боя не дамся!

– Не говори глупостей. Олеся, прежде всего остынь, я тебя не трону. Сперва я хотел побеседовать с тобой по хорошему, но ты сорвала это невинное желание и ударила по голове моего человека, который всего лишь добросовестно выполнял мое распоряжение. А ведь я совершенно не желаю, тебе, Олеся, ничего дурного. Только разговор, однако очень важный. День был потерян и потому мне пришлось пойти на такие крайние меры и привести тебя сюда ко мне против твоей воли. Прошу прощения, я бы никогда так не сделал, не будь на то действительно очень важная причина.

Он назвал ее по имени! Это обескуражило Олесю Нахимовну. Она убрала ногти.

– Это вы мне звонили по телефону? – спросила она. Мужчина медленно кивнул, губы его растянулись в скупой улыбке человека, улыбающегося редко. – Чего вам от меня надо? Я смертельно устала от вашей секты! Вы забрали Андрюшу и теперь хотите и меня заманить в свои темные делишки? Не выйдет, я не поддаюсь на гипноз! Даже сам Андрюша пытался влезть мне в душу, но и у него ничего не вышло.

Вместо ответа мужчина кивком позвал ее за собой и она пошла. Что ей оставалось делать? Стоять как дура? Она и так была в нелепом положении.

Идя за мужчиной и прислушиваясь к появившимся, будто из ниоткуда булькающим звукам, Левит размышляла что это, все-таки за человек. Ей казалось, что от него исходит какая-то близкая ей по духу аура, но, естественно, она имела в виду не его вероисповедание, а что-то немного другое. Может быть, от мужчины исходили незаметные, но чувствительные волны протеста против общества, схожие с левитовскими, а может быть речь идет о чем-то другом. По крайней мере, Олеся Нахимовна чувствовала, что ей будет нетрудно найти общий язык с этим мужчиной с чуждым нормальным людям мировоззрением. Вроде бы ничего общего и близкого, но Левит все равно не испытывала к незнакомцу негативной реакции, какая у нее резко проявлялась при виде, к примеру, Ламии, которую она на дух не переносила. Левит предположила, что, может быть, они с мужчиной родственники. Все может быть, но не факт, что будучи родственниками, даже близкими, люди обязательно должны испытывать друг к другу тягу.

Как бы то ни было, голос этого человека (и по телефону и сейчас) пробуждал в ней что-то из далекого прошлого, даже из детства.

– Будьте любезны, – заговорила она, обращаясь к золотому пентаклю на алом плаще до пола. – Не соблаговолите-ли снизойти до объяснений. Что это все значит? – она кивнула назад на лежащих мужчин.

Но мужчина не произносил ни слова, он затушил трескучий факел, но вопреки ожиданиям госпожи Левит, они не погрязли во мраке. Впереди она увидела слабое освещение ламп дневного света и даже не поверила своим глазам. Неужели это подземелье не из средневековья, или даже не из античной эпохи, как могло бы показаться, а из нашего современного времени. Странное ощущение – подземелью точно не одна тысяча лет (так казалось), а трубчатые лампы дневного света, прикрученные к потолку были из современности. Они давали голубоватое свечение, придавая всему вокруг синей бледности. Сделав еще несколько шагов, Левит чуть не завизжала, когда наткнулась на статую отвратительнейшего создания с телом уродливой обезьяны и с мордой настоящего демона.

– Я слышала про вас, – сказала Левит мужской спине. – Вы главарь всех сатанистов, что заманили в свои сети Андрюшу Вставкина. Он упомянул вас однажды… Вас называют Пелье?

– Де Монпелье, – поправил мужчина. – Федерик-Этьенн де Монпелье.

– И вы главный сатанист?

Мужчина остановил шаг и задумался.

– Сатанист? – переспросил он.

– Ну а кто? Шаманист? Дьяволопоклонник? Как вы сами-то себя обзываете? Дьяволист?

– Олеся, – мягко проговорил Федерик-Этьенн, – называй нас как хочешь. Можешь даже назвать нас сектой, если тебе так нравится. Это совершенно не имеет значения, а объяснение будет слишком долго. Но открою маленький секрет: все что ты сейчас перечислила, включая сайентологию, масонство, сталинизм, гитлеризм, готику, даже новое религиозное течение, основанное на виртуальной реальности сети Интернет и прочие антиавраамические леворадикальные воссоединения были придуманы, разработаны и созданы нами с одной только целью – отвлечь на них внимания от нас. В итоге про них знают все, а мы всегда в тени. Даже в интернете о нас нет ничего, а те, кого ты имеешь в виду под понятием «сатанисты» – лишь безмозглые лоботрясы, исказившие саму сущность Сатаны до карикатурного состояния. Они смешат нас.

– Ну и кто вы?

– Тайна должна остаться тайной, Олеся, – произнес мужчина с грустью и печалью, видно было что груз ответственности тяжёлым бременем лежит на его плечах, скрытых под длинным алым плащом с золотым пентаклем. – В одном ты права – на сегодняшний момент главный я. Верховный, так сказать, магистр.

– Прекрасно. Вот вы мне и объясните.

– Позволь, Олеся, для начала я поясню где мы находимся. Мы в Красноярском крае…

– Уже дико… – вздохнула Левит.

– Тебе что-нибудь известно об озере Виви?

– Как?

– Виви.

– Виви?

– Если я повторю четвертый раз это название, это будет выглядеть немного глупо. – Де Монпелье поправил плащ. – Тем не менее озеро Виви является географическим центром Российской Федерации.

Пока велся диалог, женщина встала в сводчатом зале и задрала голову на потолок, поддерживаемый несколькими многогранными колоннами. Балки перекрытия составляли на потолке огромную пентаграмму, из центра которого опускалось что-то вроде хрустального, наполняющегося алой жидкостью, колодца до самого пола. Лучи пентаграммы были из стекла или хрусталя, или из какого-то прозрачного как стекло и крепкого как бетон материала и Олеся Нахимовна немало поразилась, увидев, что сквозь этот прозрачный материал синеет темная вода. Темная-темная. Рыбы плавали над головой госпожи Левит, такого она своими глазами не видела. По телевизору она ловила передачу про какой-то аквапарк, где люди смотрят на рыб из глубины моря, защищенные от воды крепчайшей стенкой из специального стекла, изготовленного по самым последним современным технологиям. Но по всему было видно, что подводному залу, где они сейчас беседовали не менее двух тысяч лет, а Левит подозревала, что даже намного больше, ведь насколько она понимала, окаменение древесины происходит не за один год, а за многие-многие миллионы лет.

 

Левит осмотрелась по сторонам. По периметру круглого зала стояли скульптуры отвратительнейших созданий. Полулюдей-полузверей с вывернутыми конечностями, с изуродованными мордами. Ни в одной самой извращенной компьютерной игре Олеся не видела ничего подобного. Каменные демоны вызывали физиологическое отторжение, Олесю знобило от одного их присутствия, она старалась избегать смотреть на них.

– Мы под этим озером? – догадалась Левит, задрав голову на синюю воду озера Виви.

– Совершенно верно. Над нами почти двести метров воды.

– Я хочу уйти, – потребовала Левит.

Федерик-Этьенн де Монпелье, шурша алым плащом, приблизился к прозрачному колодцы в центре зала. Колодец шел не просто из озерной воды, он спускался с самой поверхности озера. Красная жидкость лилась откуда-то сверху и заполняла колодец. Магистр задумчиво прислонил к колодцу руку.

– Олеся, я приказал доставить тебя сюда не для того, что бы сразу же и отпустить. Увы, но тебе продеться выслушать меня. – На это Олеся Левит ничего не ответила, она лишь нахмурила брови и взглянула на говорящего старика другими глазами. – Сейчас там на поверхности озера происходят страшные вещи. Там наверху вершиться судьба человечества и скоро этот зал останется единственным безопасным местом.

Хмуря брови, Левит решила снять сумочку с плеча, она мешала ей. Женщина поставила ее на стол с каменной столешницей, весившей как надгробная плита и выглядевшая, примерно, так же. Мимоходом она обратила внимание на вполне современный раскрытый ноутбук фирмы «ASUS», чей монитор светился голубизной и, разумеется, Левит заглянула в него. Там на экране была отсканированная страница какого-то древнего талмуда. Запись была от руки, выполнена чернилами или чем-то подобным, перо было толсто, слова лежали ровно. Левит попробовала прочитать латинские буквы, но ничего не поняла.

– Если ты не владеешь латынью, – услышала она за спиной, – то кроме картинок ты не найдешь здесь ничего интересного. А картинки посмотри.

Олеся нажала на стрелку, листая страницы.

– Отвратительно… – пробормотала она. – Что это за мерзость? Демоны… Черти… Какие-то уроды рожают других уродов… Еще уродливее.

– Тебе включить другие книги, где режут головы, выпускают кишки, насилуют детей? Ты догадываешься, что происходит с планетой?

– Что вы имеете в виду? Что происходит?

Де Монпелье вытянул руку к клавиатуре и, сделав несколько команд, вывел на экран отсканированное изображение гадкой твари. Это был рисунок, выполненный много-много сотен лет назад, сейчас так не рисуют. На экране плясало существо с телом козла или собаки, на копытах. Морда имела одновременно черты нескольких животных – собаки, свиньи, козла, человека. Рога, хвост. Глаза, горящие хитрым неистовством. В одной костлявой руке существо держало человеческое сердце. На следующей картинке похожее существо летело на перепончатых крыльях. На третьей множество черных существ толпились подле повешенного на дереве человека. На четвертой – отвратительное темно зеленое существо насилует женщину на могиле. Рисунки были выполнены в разное время, разными людьми в разной стилистике. Какие-то были корявенькими, а какие-то изображены вполне профессионально. Объединяло их одно – черное, зеленое или красное гадкое существо с рогами и копытами. Олеси не стоило объяснять кто был на них. Андрюша Жуй угадывался на всех картинках.

Олеси Нахимовны Левит захотелось выпить водки. Водки не было, тогда она полезла в сумочку за сигаретами, но не нашла их. Ее руки дрожали, она ковырялась в сумочке, но не понимала, что видит. Оттолкнув сумочку, она сделал глубокий вдох.

– Наверное ты уже поняла, что Андрюша Жуй превращается в чудище, – прошелестел де Монпелье.

– Поняла. Что с ним? Он демон?

– Понятие «демон» пришло к нам из греческой мифологии. Сейчас речь идет о славянизме. Он становиться чертом, Олесь. – Мужчина сделал шаг и встал так, что оказался на уровне прозрачного колодца с красной водой. Левит смотрела на него через эту окрашивающую все в алый цвет жидкость, а Федерик-Этьенн де Монпелье, ссутулившись, говорил: – Жуй не носит никаких масок, как ты думала.

– Андрюша одержим бесом?

– Если бы так, все было бы не так печально. История человечества знает множество примеров одержимости злыми духами. Это давно не новость. Наш орден пребывает в уверенности, что Андрюша Жуй первый и единственный бес во плоти. Душа-то у него пока остается человеческой. Орден полагает, что впервые Сатана, от лица которого выступает Жуй и резидентом которого являюсь я и члены ордена добился своего и создал свой образ и подобие. Впервые. Орден ждал этого много-много тысяч лет. И вот наступил день… Ты представляешь, Олеся, к чему это может привести? – Левит покачала головой. – Орден знает, что за всю историю человечества не было ни единого доказательно подтверждающего факта существования ангелов и бесов. Предположений много. Еще больше мифов, сказок и легенд. И вот – настоящий бес! Настоящий! Не ангел, а бес! А раз у Сатаны получилось создать беса, то он сможет создавать на земле и других своих приспешников. Бесенок – это еще самое безобидное создание. Так полагает орден.

– Безобидное? Будет конец света?

– Будет ад, Олеся. Enfer21. Не такой какой был в тридцатых-сороковых годах двадцатого века, когда одержимые бесами люди сидели на тронах и миллионами перекручивали людей через мясорубку. И не тот средневековый ад, когда из-за якобы миролюбивой религии с живых детей сдирали кожу, а на кострах на сырых поленьях сжигали человека только за то, что он симпатичней других. Ад будет настоящий. Такой, каким его рисовали на гравюрах. Орден считает, что теперь Сатана в полную силу развлечется!

– Когда это случиться? – Левит почувствовала как у нее в горле застрял морской еж.

– Когда этот колодец полностью наполниться кровью, – ответил де Монпелье.

– Кровью? – женщине вмиг стало дурно, тошнота подступила к горлу. – Это кровь?!!

– Да. Но пока рано пугаться. Пока это кровь животных.

– Пока?

– В это сложно поверить, да?

– Еще сложнее представить… – у женщины закружилась голова. – Что это будет?

– Время Сатаны! – Федерик-Этьенн усмехнулся. – Начало конца уже запущено, остановить его не может никто, даже я. Все силы мира, кроме, разве что, божественных, не в состоянии что-либо изменить. Поздно.

– Так почему бы Богу не вмешаться. Если уж на то пошло, я думаю, что сейчас самое время.

– Le moment est venu22, – согласился де Монпелье. – Но я не могу говорить за Бога. Я представляю иную силу. Почему, например, он не вмешался когда твой трехлетний братик упал с борта прогулочного катера?

– Но должен же быть хоть какой-то вариант! – воскликнула Олеся. – Для чего-то вы меня сюда вызвали. Не просто же прочитать лекцию о вреде нечистых сил! Или погордиться тем, что ваш хозяин одерживает победу, а вы, уважаемый колдун, станете, наверное, царем-императором мира? Не боитесь в аду сгореть, товарищ предатель?

Де Монпелье надолго замолчал.

– Ты обратила внимание на особенность моей речи? – спросил он у Левит.

– То что вы вставляете в русские предложения французские слова…

– Нет, не то. Я о другой особенности. Если ты внимательно меня слушала, ты могла бы заметить, что я постоянно упоминаю наш орден. Когда рассказываю о предстоящем конце света, то всегда подчеркиваю, что так считает орден. Что орден в этом уверен. Наш таинственный орден, – де Монпелье усмехнулся. – Орден… Но не я! Je ne suis pas le!23 Ты не заметила, что всегда как бы отделяю себя от ордена.

– Э… вот теперь замечаю.

– Потому что я знаю то, что ордену неизвестно. И это дает мне основания не соглашаться с мнением ордена. Иметь свою собственную точку зрения, которой я хочу с тобой поделиться.

– Я слушаю.

– Возникла очень большая трудность, – наконец произнес он. – Проблема, которую члены нашей общины не хотят замечать. Я говорю о том, что к моему ужасу Андрей Жуй становится не тем, кого ожидал орден. Он становится чертом, Олеся.

– Да, вы мне это только что сказали.

– Не бесом, – повторил верховный магистр. – Чертом.

– Есть разница?

– «Черт» – понятие дохристианское, – тихо произнес де Монпелье.

– Не понимаю.

– Понятие «Сатана» или «Бог» появились значительно позже понятия «черт». Они не могут иметь к нему никакого отношения. Со временем возникшее на Руси христианство слилось с давно уже существовавшим идолопоклонничеством, заимствовав из него черта и превратив его сначала в беса, а после под влиянием западной католическо-протестанской культуры – в демона. Наша организация возникла во времена православия, когда уже вместо чертей были бесы. Долго объяснять, но, похоже мы и сами запутались и смешали все в один клубок. Но факт остается фактом – Жуй не бес и не демон, он истинный черт. Он злое, похотливое, игривое и озорное существо. Он не кровавый упырь, как мы надеялись. Он не терзает людей, не глотает их души, не разрывает их на части. Он превращается в некоего шутника, действующего от некоей высшей силы, о которой мне ничего не ведомо. Гаденького, противненького монстрика. Считается, что разные нечистые злые духи – водяные, лесные, домовые, полевые и другие – на Руси смешиваются в образ одного персонажа – как раз черта, просто имена им дают разные, в зависимости от места и времени встречи с ним. Такой обобщающей фигурой перекрывающий многообразие почти всех мужских демонических образов является как раз черт, как воплощение всей нечистой силы. Основное предназначение черта – искушать человека, толкать его на дурные поступки, на низменные инстинкты, склонять к лени, жадности, злобе, похотливости и прочим порокам и грехам.

– То-есть, некая всеобъемлющая сила сыграла с вами злую шутку, – Левит попробовала улыбнуться, – подсунула вам не того, кого вы ждали. Не палача, а шута?

14– Она очнулась! (фр.)
15– Что теперь нам с ней делать, мсье? Зачем она вам понадобилась? Ламия велела оставить ее в покое. Поверьте, от этой мигеры будут только проблемы. Очень большие неприятности, мсье. (фр.)
16– Ламии тут нет. Она никто для вас, не забывайте. И не забывайте, также, что вы в моем подчинении. (фр.)
17– Простите, мсье. Но эта женщина последняя, кто может видеть ритуал. Ей точно нельзя. (фр.)
18– Вы уж меня извините, ребята, но теперь вам не следует видеть, что будет дальше. Ни видеть, ни знать. (фр.)
19– Почему? (фр.)
20– Отдохните. (фр.)
21Ад (фр.)
22– Сейчас самое время. (фр.)
23– Не я! (фр.)
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51 
Рейтинг@Mail.ru