Илья Вячеславович Колдин
Тайник Лешего
Безусловно, именно поддержки Алисы ей в данный момент катастрофически не хватало. Та умела воодушевить, да так, что можно было рожать здесь и сейчас. Никто из знакомых Даши не был настолько убедителен в своих высказываниях, как Карпова, которой Бурова верила и к которой действительно прислушивалась.
– Вы по домам? – пробилась сквозь полотно мыслей реплика Дена, адресованная обувающимся товарищам.
Взяв на руки шпица, Даша молча подошла к своему парню и прильнула к его широкой спине.
– Да, и так припозднились, – кивнул Азикиве, перевязывая шнурки на ботинках.
– Надо торопиться. Иначе не успеем мимоходом лоснящуюся рожу папиному сынку надраить, – как-то слишком серьёзно ответил Коля, пропихивая ногу в кроссовок с помощью рожка.
– Эй, хвостатый, тормози, – попытался остановить друга качок. – Что ещё за синдром пятиклассника? Не позорься!
– Расслабься. Я просто не удержался. Кончик языка зудит, сил нет, – печально улыбнувшись, объяснил красноволосый и выпрямился.
– И отчего стало так беспокойно? – задалась вопросом Бурова.
– Не раздувайте. Пусть себе куличи месят, – с фальшивым безразличием отмахнулся Беляков. – До Пасхи, как ни освящай, заплесневеют.
– Том, проследи-ка за ним, а то наломает ещё дров, – попросила девушка чернокожего одногруппника.
– Нам с ним не по пути, – отказал афроамериканец.
– Прозвучало так, словно ты меня отшил, – хохотнул Коля. – Скажи, у меня ещё есть шанс?
– Отстань, – вяло буркнул Азикиве. – У меня нет сил тебе отвечать. Я от слабости собственного тела не чувствую…
– Был чёрный горький, стал сладкий молочный? – сквозь смех уточнил Беляков.
– Чё ты несёшь вообще?! – прошлёпал губами нервный Томас и обратился к парочке. – Видали? Пусть сам топает.
– Да пускай, – согласился Маслов и пояснил. – Главное, чтоб без последствий.
– Ты сам только что по балконам лазал, оратор, – напомнил парень с хвостиком.
– Кстати об этом, – откашлявшись, влезла Даша. – Впредь, Денис, Николай и Томас, никаких пьянок!
– Любимая, горячиться – последнее дело, – включил режим дипломата качок.
– А я совершенно спокойна, альпинист ты мой ненаглядный, – заверила парня Бурова, добавив. – Только Колю с Томом, у которых при себе обнаружится алкоголь, я теперь к тебе и на километр не подпущу.
– Больно хотелось, – закатил глаза красноволосый. – Я с ним сам пить не буду. На добровольной основе.
– Обидно, – промычал Маслов, заговорщически подмигнув товарищу.
– Я серьёзно, Ден, – не поддержал инициативу конспиратора Беляков и, просветлев, в шутку сказал. – Целым ты хотя бы на лепёшку не похож.
– Ладно, спасибо за организованную вечеринку, – поблагодарил качка Азикиве и на прощание пожал ему руку, после чего то же проделал и Коля. – До завтра! Пока, Даш!
– Вам спасибо, ребят! Бывайте! – любезно открыв дверь, проводил товарищей Денис.
– Пока! – помахала поскакавшим по ступеням одногруппникам девушка. – На парах увидимся!
28
ТУДУХ! – рухнула на пол технично выбитая секьюрити дверь, по которой проскрипели тяжёлые ботинки под характерное жужжание механизмов сковавшего немощные ноги экзоскелета.
Лысая кошка спрыгнула с дрогнувших коленей хозяйки и трусливо забилась под гарнитур, вытаращив глаза. “О, нет…” – будто током прожгло голову экстренно прервавшей запись аудио Нины, захлопнувшей крышку телефона и трясущимися руками отложившей его на стол.
Незваный гость в плаще поверх рубашки с красно-белыми полосками и брюк с кожаными подтяжками на карабинах неспешно прохромал до кухни, нагнетая атмосферу глухим постукиванием по стене деревянной лакированной фалангой указательного пальца. По мере его приближения, отчётливей слышалось и хрипящее дыхание, разъедающее напряжённую тишину.
Женщина горгульей замерла за столом. Она побледнела, покрылась холодным по́том и в ожидании чего-то неизбежного уставилась на кухонную арку, откуда вынырнула тень, а вскоре и кряжистая фигура в капюшоне.
Он грянул подобно грому среди ясного неба – без приглашения. Такая модель поведения вошла у него в привычку и всегда служила мужчине главным козырем. Ведь чем внезапней было его появление, тем больше правды ему удавалось выбить из человека, в чьём арсенале при подобных обстоятельствах не находилось вызубренных наскоро отговорок и отыгранной перед зеркалом фальшивой мимики. На первый план выходили эмоции, и далеко не у каждого получалось их обуздать. Неосознанно, люди оголяли свою истинную сущность и выдавали подлинные намерения.
Глаза, сверкающие в прорезях рельефной позолоченной маски, которая скрывала лицо, сузились. Они пристально осмотрели Нину, собрав в своих уголках пучки морщинок, затем округлились и загорелись маниакальной ухмылкой.
– Плоха та хозяйка, что вросла в стул и не спешит попотчевать гостя чаем, – донёсся из-под литой физиономии гнусавый голос с металлическим оттенком.
– В Вашем случае его придётся пить из носика чайника, – заметила Нина, боязливо посмотрев на загородившего проход человека с механической конструкцией на талии и отходящими от неё каркасными подтяжками для ног.
– Хах, очень забавно, голуба, – оценил мужчина и смахнул с головы капюшон, оголив уродливую шелушащуюся макушку с редкими волосяными барашками, бугром выступающую над его железным лицом. – Однако мне на мгновение показалось, что ты не рада видеть старого друга.
– Я отошла от дел и больше не хочу иметь к ним никакого отношения, – призналась женщина.
– В монашки подайся. Вдруг отмоешься, – гоготнул человек в плаще, почесал своё пузцо заменяющим фалангу протезом, крепящимся к кисти перекрёстными ремешками, и прошёл к холодильнику, откуда достал сырое яйцо. Он бесцеремонно разбил его о крепкий лоб железного слепка собственного лица, следом залив тягучее содержимое в вырез для рта и выпив.
– Мне не о чем сожалеть, Фараон. Я принимаю своё прошлое. Но хочу жить настоящим, – поделилась с бывшим начальником Нина.
– Никак на дверь мне указываешь? – с недовольством уточнил мужчина, сжав пустотелую скорлупу в крепкой руке и покрошив её осколки на пол.
– Мою дверь вынес твой дуболом из фан-клуба Гринюка, хотя я, кажется, никого не ждала, – напомнила женщина, тем самым выведя гостя из состояния равновесия.
Его остервенелые глаза, чьи белки раздулись и, чудом не лопнув, выкатились из прорезей маски, налились кровью, а зубы нервно залязгали.
– Никого?? Неужели?! – яростно взревел он и, подлетев к столу, резким движением перевернул тот вместе со стоящей на нём посудой, после встречи с паркетом шумно разлетевшейся осколками по всей кухне. – Овца ты недорезанная!!! – орал и плевался Фараон, в бешенстве расшвыривая стулья и свирепо фыркая через ноздревые отверстия блестящего золотым напылением носа.
– Что-то случилось? – полюбопытствовала с виду невозмутимая Нина, смиренно сидящая на месте.
Мужчина наклонился к ней и, приблизившись в упор, процедил:
– Я тебе, паскуда, мозги вышибу, если не прекратишь притворствовать! Какого рожна тот легавый делал у тебя дома?!
– Следите за мной? – поинтересовалась женщина, ощущая каждой складочкой лица отдающее смертью дыхание из-под маски.
– Ещё бы за тобой не следить! – выпрямившись, пробасил словно в медную трубу Фараон. – Думаешь, у меня есть к тебе доверие?
– Вообще-то, да, – гордо заявила Нина и возмутилась. – Неужели Вы забыли мои заслуги и не уважаете то, что я для Вас делала и на какие жертвы шла?
– Прежде всего, я ценю верность! – обозначил гость. – И если ты выдала про меня хоть какую-то информацию, то обесценила все свои прежние достижения.
– Меня не тянет за решётку, – отрицательно помотала головой женщина. – Сдай я Вас, сама бы попала в переплёт.
– И всё же, отныне, я не могу позволять себе небрежности. Однажды я уже прислушался к тебе… – вспомнил мужчина.
– Вы считаете небрежностью, что когда-то сохранили Галине жизнь?? – искренне поразилась Нина.
– А как тебе угодно называть подобный жест, если он мог выйти мне боком? – не понял Фараон.
– Милосердием… – пояснила дама.
– Твоя подруга осталась жива лишь потому, что ты для меня являлась слишком важной фигурой. Я бы выстрелил в неё далеко не снотворным, не вставь ты свои пять копеек, – растолковал железнолицый и резко зажмурил глаза от заколовшей физиономию боли. – Ч-ч-чёрт…
Незамедлительно взгромоздив свой зад на кухонный гарнитур, и пришпорив его деревянные дверцы пятками свисших ног в тяжёлых конструкциях, Фараон выудил из кармана брюк похожий на пистолет автоинъектор. Он закатал рукав и, слегка откинув голову назад, ввёл заправку прибора себе в предплечье путём нажатия курка.
ПШ – коротко шикнул гаджет, опустошив ампулу с бирюзовой жидкостью.
Натужно прохрипевшего мужчину тряхнуло. Его шея, по которой изо рта потекли струйки пены, напряглась и покраснела. Рука непроизвольно задёргалась и смахнула с поверхности гарнитура подставку со столовыми приборами.
Спустя несколько мгновений инъецированного отпустило и он, с хрустом повращав головой, вернул устройство обратно.
– Вы до сих пор колите эту дрянь? – скуксилась Нина.
– Между прочим, на флёанирине4 сидит уже половина города, – похвастался Фараон. – Разработанный персонально для меня, он возымел успех в массах, и мы поставили его на поток. Ему я обязан своей Империей. Это моя гордость! Уникальный препарат!
– А ещё очень сильный наркотик, – напомнила женщина.
– Обычные обезболивающие уже давно перестали мне помогать. Я готов ширяться чем угодно, лишь бы облегчить муки, – поделился мужчина.
– Даже тем, что может повлечь за собой летальный исход?
– Он вызывает сильную зависимость, но не убивает. Смерть наступит лишь при условии, если прекратить его приём.
– Тем хуже.
– Наоборот, сия особенность стимулирует людей к его покупке, делая флёанирин незаменимым товаром и единовременно оружием тотальной манипуляции.
– От него у Вас помутнел рассудок?
– Мой рассудок всегда трезв.
– Тогда откуда в Вас взялось столько свирепости и злости? Может, дело в обретённом могуществе? Ведь пока Вы не обладали таким влиянием, Вы были совсем другим…
– Я многое стерпел, прежде чем моё имя стало значить хоть что-то в этом городе. И сейчас, когда моя цель сделалась по-настоящему осязаемой, я не собираюсь прогибаться.
– Клянусь, я не выдала офицеру ничего касаемо Вас и Ваших планов. Осуществляйте задуманное, не мне преграждать Вам путь. Только, пожалуйста, не трогайте нас с племяшкой.
– Тебе прекрасно знаком закон, что с повышением ставок растёт и цена ошибки.
– К чему Вы клоните? – насторожилась Нина, приподнявшись со стула.
– К тому, что я не навещаю кого-либо лично без тяжёлых последствий… – ледяным голосом проговорил Фараон и, раскрыв плащ, достал из-за пояса пистолет “Грач” с глушителем.
29
Вова, как и подобает истинному джентльмену, вызвался проводить объект своего вожделения до дома, который находился ровно в противоположном направлении относительно ОВД “Магнитного”, куда отправились Павел и Алексей, получившие отказ на своё предложение подбросить молодых людей до нужного места.
Алиса шла, погружённая в себя, а парень, тихо бредущий рядом, не решался заговорить, сравнивая по хрупкости нынешнее психологическое состояние подруги с фарфором. Шокирующие признания тёти и вылившаяся в беседе с друзьями грязь подавили бойкую девушку, и в её меланхолии Трофимов по объяснимым причинам винил именно себя.
Районы серых унылых кварталов и пустырей постепенно сменились полосой оживлённых улиц. Большие массы людей суетливо носились по тесным тротуарам, и чем ближе к центру города подбиралась парочка, тем больше становилась концентрация народа.
Незаметно для парня, Карпова прижалась к нему и вплела свою ладонь в его. Тогда он заглянул ей в глаза, полные тоски и разочарования, и увидел в них слёзы.
– Я не хочу домой… – прохлюпала Алиса и, уткнувшись в плечо стиляги, заплакала.
– Разве у тебя есть выбор? – в смущении оглядевшись по сторонам, где всюду сновали деловые жители Гродска, поинтересовался Вова и, поколебавшись, неуверенно прижал девушку к себе.
– У меня есть ты, – ответила Карпова и с надеждой посмотрела на Трофимова.
– Ну…в принципе…отец сегодня как раз на дежурстве, квартира свободна, – почесав затылок, сказал парень. – До утра можем творить любую дичь.
– Прости, если разочарую, но…романтический вечер у нас сегодня вряд ли выйдет. Надеюсь, ты меня поймёшь и поддержишь, – оправдалась Алиса и, шмыгая носом, объяснила. – Я хочу абстрагироваться от всех хотя бы на день, дабы в спокойствии обмозговать случившиеся в последние часы потрясения. Осуществить это с тётей, особенно сейчас, у меня однозначно не получится, так что…
– Может, ты её хотя бы предупредишь? – предложил Вова. – Думаю, она поднимет на уши всю округу, если ты не сообщишь, где находишься…
– Конечно, – согласилась девушка и, достав сотовый, набрала родственнице. После терпеливого ожидания, она положила трубку. – Не отвечает…
– Как увидит, перезвонит, – подбодрил Трофимов.
– Да. У неё, наверное, опять телефон на беззвучке, – предположила Карпова и спросила. – Нам в какую сторону?
Вова молча обозначил направление жестом руки и, заботливо подтерев своей возлюбленной солёные капельки на щёчках, повёл Алису к себе в гости.
30
Хвойный лес занимал внушительную часть здешних земель и заканчивался лишь за холмом. Там, на усыпанном шишками затяжном склоне, ели и сосны постепенно редели по мере приближения к подножию, где раскинулась территория, использующаяся для выпаса крупного рогатого скота, а также для сенокоса – обширный луг, в летний период пестрящий разнообразием цветов и трав.
Подмываемая родниковым ручьём просёлочная дорога, пролегающая вдоль этих угодий, служила чертой, за которой расположилась крайняя улица Малых Дуко́в, чья кривая цепь домиков со скудными огородами повторяла изгибы виляющей колеи.
Одним из таких пограничных сооружений в центре ближнего к лугу ряду была изба бабушки Якова. Самая узнаваемая ввиду своего относительно сносного вида, выбивающегося из общей концепции полуразваленных построек, она всё-таки не избежала болячек, поразивших другие жилища: провалы в крыше, покосившаяся дымоходная труба, трещины в срубе и просевший фундамент. Как бы Ашуров не прикладывал к ней руки, за всем он угнаться не мог. Целый ворох забот при отсутствии свободного времени не позволял парню полновесно заняться домом и вернуть его к состоянию, хотя бы отдалённо напоминающему первозданное.
Красная “семёрка” с разбитым правым фонарём и без заднего бампера добралась до данного здания ещё засветло. Она выпрыгнула из глубокой неряшливой колеи на жухлую траву и, обтерев об неё намотавшие грязь колёса, остановилась напротив ветхого крыльца.
– С забором беда…у фасада его вообще не осталось, – прокомментировал свесивший руки с руля Джафаров и, обернувшись на пассажиров, спросил. – Тачку загонять будем?
– Надо бы. Лишняя осторожность не помешает, – решил Тимофей, вглядываясь на пару с Лавринайтис в заросший сухой травой огород, за которым присматривало пугало, чей жуткий силуэт с колыхающимся на ветру пиджаком и расставленными в стороны руками навис над грядками.
– Тогда давай за руль, а я сарай открою, – распределил обязанности Забит.
– Сам не заедешь что ли? – удивился Рябов.
– Не получается у меня после скутера к габаритам твоего тазика привыкнуть, – оправдался азербайджанец и вдогонку добавил. – Если не хочешь остаться без зеркал или, что ещё хуже, с мятой бочиной – милости прошу в рулевую рубку.
Тимофей закатил глаза, вылез из автомобиля и сменил друга на водительском месте. Пока тот плёлся к соседствующему с курятником сараю и мимоходом силился разглядеть в тёмном чердачном окошке под крышей что-нибудь знакомое по играм из детства, Олеся подалась вперёд и, высунувшись между передними сиденьями, вкрадчиво спросила:
– За какие провинности тачку от всех прячете?
– В страховку не вписались, – отшутился Рябов.
– Я ведь вправе потребовать от Вас объяснений, – напомнила рядовая. – К примеру, откуда на обшивке Вашего транспортного средства взялись следы от пуль.
– Мне кажется, сейчас это должно волновать Вас в последнюю очередь, – прикинул парень.
– Покрестись, раз кажется, – съязвила Лавринайтис. – Я отвечаю за безопасность граждан, поэтому…
– Если к утру положение дел усугубится, мне станет абсолютно фиолетово до того, каким местом жизнь ко мне повернётся. И вот тогда-то я сам Вам сдамся. Вот увидите, – пообещал Тимофей.
Одна створка ворот сарая была приоткрыта и Джафаров, распахнув вторую, отошёл в сторону, чтобы освободить проезд. Рябов подкатил к деревянному строению, после чего тихонько, на одном сцеплении, провёл “семёрку” внутрь вплотную к правому краю и, мягко уткнувшись передним бампером в тюки сена, уложенные друг на друга по периметру помещения, заглушил.
Оставив автомобиль в гордом одиночестве, прибывшие отправились в дом. Сначала они оказались в сенях. Оттуда по левую руку имелся вход в тесную кухню, где стояла настоящая русская глиняная печь с шестком, по правую – дверь в кладовую, а по центру – в первую из трёх последовательно расположенных комнат, куда и вошла троица.
В этом безоконном мрачном помещении скрипучий облезший пол сильно “гулял” по высоте, напоминая понтоны во время шторма. По вздувшимся стенам периодически проползали чёрные как смоль тараканы, которые сливались с тенями и исчезали в образовавшихся со временем щелях.
Тимофей щёлкнул вывалившимся из гнезда старым выключателем, и тёмное пространство слегка осветила бледная лампочка на изогнутом шнуре, позволив лучше разглядеть пару шатких шкафов с расхлябанными дверцами и старинную кованую кровать.
В той же комнате, за тонкой перегородкой, имелась прикрытая шторкой каморка. Она служила покоями бабушке, чьи ноги отнялись чуть больше года назад, приковав женщину к койке.
Рябов осторожно заглянул в комнатушку и его сердце непроизвольно сжалось. Нынешний вид старушки поверг парня в шок. Он запомнил её неунывающей энергичной хохмачкой с румяными наливными щеками, а теперь лицезрел перед собой осунувшуюся бледную лозину с болезненными кругами под разъеденными от слёз опухшими глазами. Будто пустившая корни в ложу, она застыла в одной позе. Из отверстия во рту между сухими потрескавшимися губами вылетало тяжёлое свистящее сипение, дающееся больной с огромным трудом.
Протиснувшиеся в тесную каморку следом за Тимофеем рядовая и Забит скуксились от концентрированной вони, пробившей в нос. Несло испражнениями: говном вперемешку с мочой. Очевидно, женщина сходила под себя уже не один раз и была вынуждена терпеть.
Бабушка медленно повернула голову на парней с девушкой и сглотнула вставший в горле ком. Она физически не могла плакать, так как за день исчерпала весь запас слёз.
– Это мы, Любовь Варфоломеевна, – силясь разглядеть просветление в глазах старушки, с печальной улыбкой сказал Рябов и спросил. – Вы нас узнали?
– Мальчишки… – вспомнила молодых людей бабушка и укоризненно просипела. – Что ж Вы так долго? Яков очень сильно Вас ждал, а Вы всё не приезжали…
Сгорающий от стыда Тимофей, убрав на тумбочку брошенный на полу поднос с холодной едой, опустился на колени рядом с койкой женщины, взял старушку за бугристую шершавую руку и поинтересовался:
– Он часто о нас вспоминал?
– Каждый день… – поведала бабушка.
Тронутый до глубины души Рябов отвёл в сторону мокрые глаза, затем посмотрел на поджавшего губы Забита, силящегося сдержать поток эмоций, и, пустив слезу, проскользившую по его сдвоенной родинке на подбородке, скорбно признался:
– Мы его тоже…
После минуты напряжённого молчания, Любовь Варфоломеевна, тяжело перебирая слова, осведомила гостей:
– Якова нет целый день. Что-то случилось… – на вдохе она всхлипнула, но нашла в себе силы и продолжила. – Сердце чувствует неладное. Ведь он никогда не уходил надолго, всегда был рядом. А тут появился Чеботарев и мой мальчик куда-то пропал…
– Можно узнать подробней о господине Чеботареве? – уточнила Олеся. – Что здесь произошло?
– Кто Вы? – прищурившись на фигуру в проходе, настороженно полюбопытствовала женщина и слегка приподнялась на месте.
– Рядовая Лавринайтис, – отрапортовала подавшаяся вперёд девушка. – Я бы хотела задать Вам пару вопросов…
– Милиция? – догадалась обеспокоенная бабушка и встревоженно пролепетала. – Значит, произошло нечто ужасное…
– Послушайте, мне необходимо узнать, какое отношение к Чеботареву имеет Ваш внук, – конкретизировала Олеся. – У меня на руках бумаги, подтверждающие, что данный дом – собственность Елисея. Как я понимаю, коса нашла на камень именно из-за сего документа?
– Я прожила здесь всю свою жизнь… – на полуслове Любовь Варфоломеевна оборвала речь, прикрыла рот рукой и, прослезившись, договорила. – А тот тип…тот тип заявился сюда и в одночасье провозгласил нас с Яковом бездомными, дав ничтожных три дня на выселение. Я пыталась остановить моего мальчика, потому что не признаю насилие в любой форме, но у меня не вышло.
– Получается, у Вашего внука были мотивы против персоны Чеботарева? – копала дальше рядовая.
– Яков лишь печётся обо мне и всеми силами оберегает от всевозможных нападок. Он ни в чём не виноват…
– Не поймите меня неправильно, я никого не обвиняю…
– Тогда зачем этот допрос? – с подозрением спросила женщина.
– Я стараюсь понять, как Яков оказался в лесу и связано ли его пребывание там с неподтверждённым, однако очевидным фактом убийства Елисея, – пояснила сотрудница милиции.
– Значит, Вы видели моего внучика? – встрепенулась пенсионерка и резонно осведомилась. – Что с ним? Он живой?
В каморке воцарилась тишина. Бабушка поочерёдно перебрала глазами траурные физиономии явившихся и, распознав в них дурное предзнаменование, оторопела. До неё постепенно дошло осознание немыслимо жуткой правды, и она, дёрнув веком, сипло выдавила:
– Отчего молчите?
– Любовь Варфоломеевна… – неуверенно заикнулся Джафаров, как его перебил громоподобный истерический вопль пожилой женщины:
– Он живой??!! Отвечайте!!!
После непродолжительной паузы Лавринайтис призналась:
– Нет…
Пенсионерка резко изменилась в лице. Гневную гримасу неожиданно стёрло выражение пугающей безэмоциональности. Она ещё какое-то время смотрела на девушку в погонах, только теперь невдумчивым пустым взглядом, затем колыхнулась и, обессилив, молча рухнула на пуховую подушку.
– Вот блин… – выпалил Тимофей и, склонившись над бездыханной старушкой, с замиранием сердца прошептал. – Любовь Варфоломеевна! Эй, Вы меня слышите?
– Чёрт, – шикнул растерявшийся Забит и заметался из стороны в сторону.
– Скорую вызывайте! Чего стоите? – отдал распоряжение Рябов, после чего попытался растормошить бабушку, которая дёрнулась и, нервно отмахнувшись от него костлявой рукой, прохрипела:
– Никого сюда не надо!
– Врачи помогут, – заверил Тимофей.
– Нет!
– Хорошо. Тогда мы останемся здесь, присмотрим за Вами сами.
– Уйдите!
– Вы нуждаетесь в нас!
– Оставьте меня в покое!
– Парень, она не в себе! – обратилась к Рябову рядовая, держащаяся за кожаный форменный ремень. – Ей нужен психолог и время. Сейчас на неё противопоказано давить.
– Ладно…Я понял, – кивнул понуривший голову Тимофей и, вытирая непроизвольно полившиеся слёзы, покинул каморку.
– Мы будем снаружи, – предупредила старушку Олеся и, повернувшись к выходу, добавила. – Если Вам что-то понадобится – зовите.
– Фотография… – подала слабый голос Любовь Варфоломеевна и немощно указала рукой на тумбочку со слетевшей с петель дверкой.
– Что? – не расслышала Лавринайтис, замерев в проёме с отодвинутой рукой ширмой.
– Фотография, – повторил азербайджанец и, несмело взяв рамочку с выцветшим кадром десятилетнего Якова верхом на цирковом пони, протянул пенсионерке, бережно обхватившей её обеими руками и со стоном прижавшей к груди.
– Нам пора, – напомнила сотрудница милиции парню с горячей кровью и, пропустив Джафарова вперёд, вышла из покоев бабушки вслед за ним.
Вдвоём они проследовали на улицу, где занялись вечерние сумерки.
Тимофей сидел перед ними, на крыльце, и, утирая опухшие глаза, наблюдал, как солнце уходит за остроконечные пики мрачного хвойного леса, а округу постепенно поглощает спускающаяся с небосвода темнота. Сомкнувший руки в замок он жадно хапал ртом прохладный свежий воздух, вот только легче от этого не становилось. Грудь ощущалась такой же тяжёлой, и при каждом вдохе её слегка покалывало.
За колеёй успокаивающе журчал ручеёк, берущий своё начало в родниковом источнике у самой кромки леса, куда люди давным-давно проторили тропинку. Для удобства бьющую ключом из недр земли воду заключили в колодезь, однако она всё же нашла лазейку у самого его основания и, просочившись сквозь бетонную конструкцию, проложила себе путь в поле, а оттуда вильнула к деревне и пристроилась в аккурат у дороги.
В это время года узкий поток делался полноводным и несколько нарушал свои границы, выходя из берегов благодаря талой воде. Она спускалась после снежной зимы с перевала и обильно наполняла и без того непересыхающее русло.
– Мы с ним даже не повидались… – через плечо виновато сказал Рябов и, шмыгнув носом, покачал головой. – Всё времени не находили вырваться. Думали, наездимся ещё. В итоге явились на его похороны…
– Кто же мог предвидеть подобное, Тим? Я скорблю не меньше тебя, – вздохнул Забит. – Вот такая дрянная штука – жизнь…
– Не жизнь дрянная, а мы беспечные. Не успеваем прочувствовать момент… Заметил тенденцию?
– Какую?
– Когда человек жив, отчего-то каждый раз ищешь повод для встречи с ним, а потом, когда его не становится, понимаешь, что повод-то, оказывается, был и не нужен.
– Зато мы можем гордиться им. Яков-таки спас упругую задницу милиционерши…
– Он действительно показал себя очень смелым малым, боролся до последнего, – согласилась девушка и жахнула током азербайджанца, мигом схватившегося за задницу.
ЗЗЗРАКТ!!!
– Аааййй! – вскрикнул он и негодующе полюбопытствовал. – Вы сдурели? За что?
– За ехидство, – спокойно ответила Олеся, заткнув электрошокер за пояс. – Я не твоя тёлочка, чтобы ты мог спокойно обсуждать мои упругие места.
– Лучше бы Вы носили с собой пистолет, – с обидой указал Джафаров. – Иначе, какой от Вас толк?
– Я против огнестрела. Не мой стиль, – пожала плечами Лавринайтис.
– Да ну? Только сдаётся мне, госпожа служивая, он явно поэффективней Ваших примочек будет, – завёлся Забит, размахивая волосатыми руками.
– С твоей болтовнёй точно не сравнится. Таким сильным психологическим оружием можно камни пытать! Уверена, даже они от такого заговорят! – хихикнула рядовая.
– Очень смешно, народ, – буркнул Рябов и, поднявшись на ноги, поинтересовался. – Только у нас есть одно неулаженное дело…Чем парировать выпад чащобной твари?
– Ты ещё собрался ей что-то противопоставить? Серьёзно? – счёл слова друга за полоумие Джафаров, чуть не покрутив пальцем у виска.
– Ну не отправляться же нам обратно в Гродск, когда тут такое творится!
– Конечно, отправляться! Что мы можем? Сдохнуть? Хорошее умение, не спорю. Только я не горю желанием присоединиться к Якову, да простит он меня…
– Я тут подумала…если у меня остался номерок одного старого знакомого… – мусоля костяшку указательного пальца, взялась активно размышлять Олеся, попутно выудив из кармана сотовый.
– Чего Вы там бубните? – не понял азербайджанец, наблюдая за щёлкающей по кнопкам телефона девушкой.
– Отлично, нашла! – воскликнула проигнорировавшая удивление Забита рядовая и, подняв на парней глаза, решила. – Пришла пора вызвать подкрепление…
31
Покинувший квартиру друзей Коля совсем потерял контроль. Когда он, открыв подъездную дверь с ноги, вышел на улицу, то начал буйствовать и крушить всё, что попадалось ему на пути. Первыми на празднике гнева отхватили скамейка и урна. Пяткой Беляков с размаху проломил и без того хлипкие рейки сиденья, следом вырвав обломок одной из них с целью отлупить ёмкость для мусора. С разъярёнными воплями всклокоченный парень успел нанести несколько ударов по металлическому контейнеру прежде, чем в ситуацию вмешался его темнокожий друг.
– Ты чего творишь?? – прокричал Томас и схватил красноволосого товарища за руки в момент его очередного замаха.
– Отойди!!! – проревел Коля, после чего вырвался от Азикиве и долбанул по урне ещё раз, добившись её опрокидывания на бок.
Теперь замечание молодому человеку сделали уже прохожие, не оставшиеся равнодушными к подобному вандализму.
– Мы сейчас милицию вызовем! – прозвучал жёсткий женский голос, который выдвинул угрозу от имени столпившейся на тротуаре группы людей.
Из окон здания также показались жители, в том числе и те, кто просто желал удовлетворить собственное любопытство.
Афроамериканцу сделалось крайне неловко и стыдно, отчего его щёки залились краской. Никогда до этого к нему не было приковано столько внимания, носящего враждебный характер. На них с одногруппником смотрели со всех сторон под самыми разными ракурсами, и Томас ощущал себя затравленным гладиатором на арене Колизея, куда он вышел биться против собственной воли.
– Брось палку! Иначе мы тебе её в одно место засунем, – пригрозил уже мужчина, сидящий в припаркованной машине.
Беляков перевёл на него бесстрашный взгляд, ухмыльнулся и назло собравшимся пнул урну носком кроссовка.
– Вы поглядите, каков гадёныш! – прокомментировал кто-то сие действие.
– Пусть расплачивается за причинённый ущерб! – вынесла предложение бабушка с балкона второго этажа.
– Простите нас, пожалуйста! Мы уже уходим! – примерил роль дипломата Азикиве и, раздув ноздри, прошипел Коле. – Убери палку и валим…
Тут красноволосый парень пристально посмотрел товарищу в глаза, затем враждебно оглядел своих ненавистников и, выпустив из рук обломок скамеечной рейки, понёсся прочь из квартала. В его адрес ещё что-то вопили, кто-то даже сделал несколько неуверенных шагов вслед за ним, однако Беляков не услышал ничего, кроме шума крови в висках.
Он довольно быстро покинул этот район и только спустя определённое время понял, что за ним еле успевает Томас.
– Эй! – окликнул афроамериканец притормозившего Колю. – Я, если ты не заметил, не гепард, чтоб за антилопами гоняться.
– Не нервируй, Том, – бросил нахмурившийся парень и, подтянув подраспустившийся хвостик, принялся ускоряться.
– Хотя бы сообщи, куда мы так торопимся? – полюбопытствовал Азикиве, чуть ли не вприпрыжку следуя за ним.
– Не мы, а я! – поправил Беляков и пояснил. – Ты свободен!
– Спасибо, конечно, за освобождение. Только я сам как-нибудь за себя решу! – сказал чернокожий парень и снова спросил. – Выкладывай, куда намылился?
– Хочу догнать сладкую парочку, – сознался Коля.
– Воу-воу, ну-ка стреножь копытца. Опять ты за своё? – поразился Томас. – Забыл, о чём нас просили Денис с Дашей?
– Мне плевать. Они мне не указ. Никто не указ, – цинично заявил Беляков.