Илья Вячеславович Колдин
Тайник Лешего
Наиль же тем временем схватил сосиску и, размахивая ей, заключил под дебильный гогот:
– На разваренный член похожа!
Антон поддержал товарища таким же идиотским смехом, отчего из его рта вывалился зелёный горошек, превратившийся в кашицу.
– А это на блевотину, – прокомментировал Бабаев и заржал пуще прежнего, брызжа фонтанами слюны.
– Где Ваши манеры? – интеллигентно осведомилась Кристина.
– Захлопни свой писькин домик, или я сделаю из него хот-дог! – огрызнулся Наиль.
– Дурак! – обиделась Рубцова.
– Зачем досаждаешь девчонке? – вклинился Гена Сюртуков, мгновением ранее устроившийся рядом с задирами. Ему давно нравилась Кристина, и он не пренебрегал возможностью проявить себя перед ней в надежде уловить в её глазах взаимность.
– Тебя не трогают – молчи, пока зубы целые, – угрожающе посоветовал Бабаев.
– Ты лучше за свои гнилые пеньки переживай, иначе вытряхну их тебе в ладошку! – сказал Гена и покосился на хмурую Рубцову, оценивая, какое впечатление на неё произвёл. Он мечтал занять место Пети за одной партой с Кристиной и попутно избавиться от общества своей нынешней соседки, толстушки Анфисы, поглощающей булочки прямо на уроках, вечно жующей сопли из-за хронической простуды и издающей звуки, напоминающие хрюканье.
– Интересно, он способен ответить за свои слова? – хмыкнул Петухов, пялясь на Наиля.
– Ща проверим, – осклабился тот и, привстав, плюнул Сюртукову в тарелку, которую разъярённый Гена оперативно взял и влепил в лицо оппонента, обмазывая его кожу рыхлым горохом со склизкой сосиской.
– Жри свою харчу, верблюд!
Далее градус накала быстро возрос, и началась настоящая бойня. Оскорблённый Бабаев пустил в ход стул, обрушив его на макушку Сюртукова, шлёпнувшегося на мраморный пол и пролившего первую кровь, заструившуюся по виску. Однако разбитая голова не помешала Гене продолжить баталию. Воспользовавшись тем, что Наиль отвлёкся на панически закричавшую Рубцову, он вытер нарисовавшиеся от боли слёзы, вскочил на ноги, вцепился в водолазку неприятеля и, силой подтянув того к панорамному окну, протаранил его лбом стекло.
Потасовку увидела учительница ребят, Елена Валерьевна. Поперхнувшись, она незамедлительно поспешила к своим подопечным, проталкиваясь сквозь толпу любопытных детей, плотным кольцом окруживших дерущихся. Ради столь захватывающего зрелища все побросали трапезу, стараясь расположиться поближе к эпицентру событий, и лишь Петя остался в стороне, сгорая от стыда, что не поборол в себе страх и не заступился за Кристину, хотя должен был.
Помещение заполнил гул жестокой малолетней публики, и Климову казалось, будто он подвергся массовому порицанию за свою трусость, что все взгляды в данный момент устремлены на него. В действительности же, мальчик одиноко замер у буфета, уставившись на носки собственных ботинок, а неразбериха творилась напротив него.
Вскоре возмутителей спокойствия растащили, и Елена Валерьевна затеяла разъяснительную беседу. Послышались всхлипы и гундёж Бабаева, за ними – причитания Сюртукова. Скопление школьников, гонимых преподавателями и поварами, постепенно рассосалось.
– Петя! – окликнула Климова классная руководительница, достучавшись до его угнетённого сознания. – Сопроводите с Антоном наших грубиянов в медпункт! Во избежание повторной стычки…
9
Конечно, Скворцов сожалел, что его заслуги в генетике присвоит какой-то недотёпа Ежов, однако отцовские чувства в данном случае играли ведущую роль, и Виктор ни на миг не усомнился в правильности принятого решения.
Да, ему пришлось выслушать кучу возмущений от Галины, считавшей, что Григорий обязан как минимум разделить успех с её наставником. Но учёный объяснил своей пылкой помощнице, что они сейчас не в том положении, чтобы выдвигать свои условия и вредничать. Проект и без того оказался под угрозой срыва, а без спонсора продолжать какие-либо эксперименты представлялось бессмысленным.
Спустя час по завершении чаепития Скворцов с Ежовым брели по городской набережной, вдоль которой возвышались фонари, мрачные и унылые на фоне пасмурного неба. Виктор каждой клеточкой тела ощутил холод, исходящий от их металла, и его пробрала дрожь. Засунув руки в карманы своего тёмно-коричневого осеннего пальто, он посмотрел на раскинувшуюся справа клумбу с увядающими цветами, откуда ветер выдувал жухлые лепестки и гонял по граниту. Гербарий суматошно метался под ногами, словно пытаясь зацепиться за сушу, однако вихрь яростно отправлял его за ограду в виде соединённых между собой канатом чугунных столбиков, где тревожно шумело море.
На сердце учёного вдруг накатила щемящая тоска подобно тому, как накатывали гребешки волн на острые камни береговой линии, и мужчина невольно вздохнул.
– Что-то не так, Виктор Бенедиктович? – спросил Григорий.
– Всё в порядке, – отрешённо отозвался Скворцов. – Просто иногда меня обуревает грусть. Совершенно неожиданно, без всяких причин.
– Вы несколько минут гипнотизируете убогий палисадник. О чём-то переживаете?
– Уже семь лет об одном и том же, – ответил учёный.
– Понимаю, – протянул Ежов и предложил. – Присядем?
Виктор утвердительно кивнул, и они заняли деревянную лакированную скамью.
Григорий не спеша извлёк из-за пазухи чёрствую корочку белого хлеба и начал крошить её перед собой. На угощение слетелась свора голубей, и стала жадно заглатывать пищу, нещадно долбя клювами по облицовке.
– Так я обретаю успокоение! – мечтательно произнёс Ежов. – Мне нравятся птицы, особенно эти…
– Лично мне импонируют воробьи. Держу пари, они смекалистей Ваших прожор, – предположил Скворцов.
Ненадолго повисла пауза, позволившая Григорию насладиться воркованием пернатых и хлопаньем их крыльев.
– Если честно, я восхищаюсь Вами, Виктор Бенедиктович! – изрёк Ежов и отряхнул ладони, когда горбушка закончилась. – Вы могли отказаться от своего больного сына, ведь с таким ребёнком весьма тяжело!
– Мог отказаться от самого дорого, что у меня есть?! – удивился учёный. – Прошу, Гриша, впредь не говорите столь ужасного вздора! Лёня – моё бесценное сокровище! Тот, ради кого я живу и кого не посмею оставить…
– Вы прекрасный отец! Мне б такого!
– Разве собственный Вас не устраивает?
– Я никогда не получал от него должного внимания и часто задумывался, а любит ли он меня?
– И что же уразумели в итоге? – поинтересовался Скворцов.
– Боюсь, я его до сих пор не разгадал, – поднял брови Ежов и едва заметно улыбнулся. – А Ваши родители? Как они относились к Вам?
– Мама воспитывала меня одна. Она дала мне всё и даже больше. Вот только отплатить ей той же монетой мне, увы, уже не удастся…
– Как и жене, полагаю. Отчего она умерла?
– Я бы не хотел ворошить те воспоминания…
– И всё же…
– После известия о том, что у нашего мальчика церебральный паралич, моя супруга…вскрыла себе вену, – поведал Виктор, устремив вниз пустой взгляд.
– Соболезную… – траурным тоном просипел Григорий. – Её поступок явно не из благородных, хотя…не мне судить. Зато Ваши намерения трогают меня до глубины души! Кстати…я ещё не озвучивал Вам координаты Вашей новой лаборатории?
– Нет.
– Местечко, уж поверьте, живописное и отдалённое от людей! Идеальный вариант для скорейшего достижения результата!
– Оно не в Гродске?
– Угу. Речь о пионерском лагере “Тайник Лешего”.
– Необычно. И куда Вы меня там пристроите?
– В лучший из корпусов! У меня имеется всё оборудование, и я позабочусь о том, чтобы его доставили в лагерь в ближайшие дни! Вам лишь понадобится взять свои наработки, упаковать вещи и…в путь!
– Сына я повезу с собой! И двух ассистенток тоже! – предупредил учёный.
– Само собой! – согласился Ежов.
– А директор учреждения осведомлён о роде нашей деятельности?
– Естественно! Я отстегнул ей нехилую сумму: за аренду помещения и за хранение молчания…
– Всё-то у Вас на мази!
– Я человек дела! Сколько времени Вам потребуется на сборы?
– К завтрашнему утру буду готов!
– Тогда к чему медлить? – бодро сказал Григорий и просиял.
10
Оставив Гену и Наиля на попечение доброй женщины-врачихи, Петя на пару с Антоном добежали до своего классного кабинета, расположенного на втором этаже начальной школы.
– Пошустрее, ребята! – поторопила их Елена Валерьевна, и мальчики устремились на свои места.
Климов устроился рядом с Кристиной и, приготовившись к математике, сосредоточился на объяснениях учительницы касаемо самостоятельной работы. Неожиданно соседка пихнула его локтем и, с трудом подавляя смех, указала кивком на ученика, сидящего перед ними на первой парте, у которой вплотную стояла педагог.
Петя приковал своё внимание к пацанёнку и, посмотрев на его обувь, понял, почему Рубцовой сделалось так весело. На носке чёрного ботинка, выставленного вперёд и установленного между ногами Елены Валерьевны, блестел кусочек зеркала, куда пялился школяр.
– Интересно, что же Влад увидел под юбкой нашей клани? – украдкой хихикнула Кристина.
– Когда он соорудил своё любопытное приспособление? – удивился заулыбавшийся Климов.
– На перемене, во время потасовки в столовой, – поведала Рубцова. – Как кстати проводили наших забияк?
– Нормально. Наиль рыдал, словно младенец…
– Заслуженно! Из-за него мы так и не побеседовали о твоей проблеме.
– Наверное, я этому даже рад. Мне не хочется обсуждать своих родителей…
– Родителей? А что они?
– Сказал же, у меня нет желания о них говорить…
– Петя, Кристина, уберите всё, кроме пенала! Сколько можно повторять? – строго произнесла преподаватель, принявшаяся разносить двойные листочки в клеточку, и Климов с подругой покорно погрузили учебники с тетрадями в ранцы.
На доске, под темой “Умножение и деление”, следовали выведенные белым мелом задания по вариантам, и Петя приступил к решению своего. Мальчиком он был умным и покладистым, поэтому проверка усвоенного материала его не пугала, а, наоборот, раззадоривала.
Вскоре ребёнок утопил в расчётах весь черновик и, подняв руку, попросил у учительницы дополнительный.
Оторваться от вычислений Климова заставил шёпот, принадлежавший закоренелому двоечнику Петухову. Убедившись, что Елена Валерьевна увлечена заполнением журнала, Петя обернулся:
– Чего?
– Помоги, – обратился к отличнику Антон, прижавшись к парте и опасливо глядя на педагога.
– Я сам в процессе, – отозвался Климов, сгорая от чудовищного раздражения.
– Насрать! – настаивал беспардонный Петухов.
– Нас же спалят! И тогда обоим колы́! – возмутился Петя, повысив голос.
– Да не кричи ты так, дурак! – рассердился Антон. – Меня ведь подставляешь!
– Тишину организуйте! – прекратила шушуканья преподаватель, громко постучав по столу карандашом.
Климов вновь уткнулся в свою работу, собрался с мыслями, и тут его в шею шлёпнул мокрый комок бумаги, плевком запущенный Петуховым из корпуса ручки. Петя побагровел от злости, но не огрызнулся, так как боялся Антона.
– Эй, не ломайся, как девчонка! – прошипел задира.
– Позволь мне спокойно закончить и получишь листочек! – сдался Климов.
– Я не успею, болван! Мне достаточно и половины! Дай скатать, иначе отхватишь по хавальнику! – и Петухов пригрозил Пете кулаком.
Данный шантаж так сильно задел Климова, что он, достигнув точки кипения, зарёкся впредь не допускать списывания своих знаний как под копирку всякими тупыми бездельниками.
– Хорошо! – сквозь зубы согласился Петя и добавил. – Только я просто продиктую, ладно? У меня есть первое, второе и четвёртое задания…
– Супер! – просветлел Антон и стал слушать Климова, озвучившего выдуманные на ходу ложные ответы.
– Отметил?
– Четвёртое ещё!
– Там десять, – соврал Петя.
– Пока живи! – смиловался Петухов, и Климов вернулся к тесту.
Однако теперь ему мешала всё нарастающая тревога. Антону явно влепят “неуд”, и негодяй заподозрит, что его обманули. И как тогда перед ним оправдываться, чтобы сгладить углы?
Дверь со скрипом открылась, и на пороге кабинета нарисовались Сюртуков с Бабаевым. Порезанное и опухшее лицо Наиля сразу бросалось в глаза.
– Где так долго пропадали?! – осведомилась учительница. – Вряд ли у медика…Целый урок пролетел!
– У медика! – возразил Бабаев, состряпав кислую мину, и Гена поддержал его.
– Что ж, в таком случае займётесь самостоятельной завтра, – заключила Елена Валерьевна, и в тот же миг противно задребезжал звонок.
11
Протрезвев, Иван Климов доковылял до детской городской библиотеки, на боковой стене которой располагался таксофон под голубым козырьком. Мужчина пошарил в карманах своих штанов в поисках монетки, однако обнаружил там лишь крупные дыры. Выругавшись, он занял позицию у фасада здания и принялся клянчить мелочь у выходящих оттуда людей. Правда, практически все отпрядывали от столь неопрятного человека, демонстрируя к нему полное отвращение. Единственным, кто смиловался над несчастным, оказался двенадцатилетний мальчик с игрушечным пистолетом, заткнутым за пояс.
– Только Вы, дядя, не тратьте денежку на скверные дела, – настоятельно попросил он Ивана.
– Ни в коем разе, – ответил Климов и схватился за пульсирующую голову.
– Вам плохо? – осведомился сорванец.
– Башка раскалывается! – просипел Иван, зажмурив глаза.
– Вас довести до больницы? – проявил неравнодушие пацанёнок.
– Ты славный малый! Но не стоит! Это после пьянки, – растолковал Климов.
– Вот видите, от выпивки ничего хорошего! У Вас есть повод задуматься!
– Как тебя зовут, прилипала?
– Генерал-майор Паша Сергеев к Вашим услугам, – отдав честь, отрапортовал мальчишка и вытащил своё пластмассовое оружие.
– Охох, генерал-майор! Не пристрелишь, если скажу, что не дорос пока?
– Может, ещё и не дорос. Однако я обязательно стану милиционером, как мой дедушка!
– Так себе мечта! Из тебя же воспитают очередного подонка в погонах. А их на дух не переносят!
– Нет, я не буду таким! – оспорил Паша и добавил. – В общем, я помчал! Удачного дня, сэр! – и ребёнок беззаботно поскакал по кирпичной тропинке, вливающейся в тротуар.
– Да, удачного мне дня, – прошептал мужчина и вернулся к таксофону.
Сняв трубку, он опустил монетку в специальную прорезь и набрал нужный номер.
– Офис компании по реализации домашней мебели и стройматериалов “С комфортом”, здравствуйте! – вежливо отчеканила администратор с другого конца провода.
– Привет, Гузель! Иван на связи. Соедини меня со своим шефом…
– Секундочку, – проверещал всё тот же добрый голос, через мгновение сменившийся грубым мужским:
– Я Вас слушаю!
– Здарова, Харитон…
– Ооо, Ваня?! – удивлённо прошипело в динамике. – Какой сюрприз! Неужели рак на горе свистнул?
Не оценивший шутку Климов фыркнул и сообщил:
– Я готов с тобой договориться при условии достойной оплаты! Ведь, сотворив подобное, я лишусь своего постоянного заработка и в придачу подвергну угрозе собственную безопасность!
– Здесь даже не сомневайся. Риск окупится вдвойне! – обнадёжил Харитон. – К тому же, тебя бы один фиг уволили. С твоим-то списком нарушений!
– Не отрицаю! Признаться, мне самому жутко обрыгло терпеть своего напыщенного начальничка и ублюдков-коллег! В частности, Захара! Его я пришью с особым пристрастием!
– Изощряйся, как угодно! Главное, спали склад дотла, и постарайся не оставить улик!
– Без проблем! – пообещал Иван. – Но предварительно я хочу получить половину суммы как гарантию доверительного сотрудничества!
– Притормози, дружок! Сперва тридцать процентов, остальное по факту!
– Сорок! – устроил торги Климов.
– Тридцать пять!
Прозвучал гудок, предупреждающий о том, что лимит звонка завершается, и Ивану пришлось поспешно согласиться на тридцать пять процентов:
– Ладно, по рукам. Жди меня завтра у себя в офисе! – и Климов повесил трубку на держатель.
12
Пятница, девятое октября
При виде Леонида, сына Виктора Бенедиктовича, Ежову стало не по себе.
Разделённые вдавленным коротким носом с оттопыренным кончиком и ассиметричными ноздрями серо-голубые ввалившиеся глаза мальчика, под которыми выделялись тёмные круги и глубокие впадины, косились в разных направлениях. И если правый хоть как-то вращался и фокусировался на объектах, то с левым, чей пустой мертвецкий взгляд вызывал неприятные ассоциации, всё было гораздо хуже: он всегда находился в задранном строго вверх положении.
Будто неумело прилепленная на тонкую шею тяжёлая голова ребёнка, диспропорциональная маленькому хилому туловищу, напоминала арбуз и в основном лежала на груди, подпирающей её. Отсюда Лёня зачастую смотрел исподлобья.
Руки, эти кости, просвечивающие сквозь бледную кожу, испещрённую овальными пигментными пятнами, также отличались друг от друга. Правая, чьи пальцы коряво скрючились, застыла под углом и не разгибалась в локте и кисти, свисающей вниз. Левая же отнялась у мальчика пару лет назад и болталась плетью. По итогу, ребёнок полностью лишился самостоятельности. Способность ходить он утратил ещё младенцем. За годы жизни его ноги превратились в спички и атрофировались, приковав бедолагу к инвалидному креслу.
Змееподобные извивающиеся движения Лёни давались ему с огромным трудом. Во время мышечных спазмов, порой очень длительных и сильных, он конвульсивно дёргался, что пугало тех, кто не привык к столь жутким зрелищам.
Парализованный язык мальчика, торчащий изо рта и при том заметно отведённый в сторону, делал невозможным нормальную речь, что собственно у сына Скворцова и отсутствовало. Он общался мычанием, где чётко расшифровывалась лишь интонация, позволяющая определить эмоции ребёнка. Когда ему что-то требовалось, пацанёнок просто испускал невнятные звуки или тормошил того, к кому обращался, за одежду.
Лёню бережно угнездили по центру заднего сиденья чёрной “Волги”, а по бокам устроились Виктор Бенедиктович и Галина Гончарова. Григорий плюхнулся рядом с шофёром в фуражке, хмурым дядькой в безукоризненном костюме цвета своего железного коня. Вторая ассистентка учёного, Нина Князева, задерживалась в городе и её появление в “Тайнике Лешего” ожидалось со дня на день.
Машина устремилась к выезду из квартала, влилась в автомобильный трафик, поравнялась с дребезжащим по рельсам двухвагонным трамваем и, пропустив его, пересекла перекрёсток.
– Думаю, к работе Вы приступите через трое-четверо суток, – нарушил молчание Ежов, почесав подбородок. – Фура с первой партией оборудования отправилась в лагерь рано утром.
– Замечательно! – одобрил Скворцов. – Чем скорее начнём, тем лучше…
– Несомненно! А пока мы готовим Вашу скромную лабораторию, ловите момент – наслаждайтесь природой!
– Я обязательно включу прогулки в своё расписание. Чтобы мозг регулярно оставался трезвым, ему иногда нужна ободряющая перезагрузка…
За окном “Волги” проносились донельзя наскучившие и весьма унылые пейзажи каменных джунглей. По улицам точно куча муравьёв монотонно сновали люди, а мостовые забили коптящие атмосферу транспортные средства.
Не блещущие архитектурными изысками здания закончились, и машина покинула пределы Гродска. Здесь, на трассе, поток рассосался, поэтому водитель поддал газу, периодически совершая обгоны.
Внезапно, “Волга” резко затормозила, и трущиеся об асфальт покрышки противно завизжали.
СКРИИИИ
Несчастный Леонид улетел вперёд, врубившись в костяшки пальцев пятерни шофёра, сжимающей рычаг коробки передач. Из ноздрей инвалида хлынула кровь, и он в слезах замычал, транслируя, насколько ему больно.
Встревоженный отец в панике поднял своё чадо и вернул на место.
– Боже, Лёнечка…ты мой золотой… – лепетал Виктор дрожащим голосом, ласково поглаживая всхлипывающее дитя по волосам. – Платок, срочно!
Галина засуетилась и, порыскав по карманам брюк, нашла там замызганный кусочек ткани. Скворцов выхватил его у своей помощницы и принялся судорожно вытирать ребёнку лицо.
– Тупорылый скот, – выругался водитель на стоящих поперёк дороги жующих коров, хлестающих себя хвостами с целью отогнать мух и мошек. – Убирайтесь в поле, какого хрена выперлись? – и шофёр посигналил животным.
БИИИП! БИИ БИИИП! БИП! БИП! БИИИП!
– Кузьмин, у нас есть вода? – осведомился Григорий.
– Да, бутыль в багажнике, – откликнулся водитель, увлечённо бибикающий копытным.
– Достань-ка, – распорядился Ежов. – И прекрати нервировать стадо какофонией клаксонов!
– Ладно, – покорно ответил шофёр, скатил автомобиль с шоссе и вышел на воздух, куда тотчас вынесли и Лёню.
Жидкостью из бутыли, что притащил Кузьмин, мальчику промыли нос. Разбавленная бурая субстанция с ошмётками из козюлек окропила землю и пропитала рубашку инвалида, фыркающего словно бурундук.
– Перекурим ещё чуть-чуть? – попросил учёный, утопивший сына в объятиях. – У Лёни плохая свёртываемость крови…
– Конечно, – кивнул Григорий, пока водитель отдраивал запачканный салон “Волги”. – Тем более рогатая братия не торопится со своим шествием…
Едва ребёнку похорошело, компания продолжила свой путь к “Тайнику Лешего”.
13
По коридорам школы продребезжал звонок.
Дети выровнялись около своих парт. Елена Валерьевна поприветствовала учеников, и те устроились на своих местах. Сев за свой стол, заваленный кипой тетрадей, девушка пододвинула к себе журнал 3 “А” класса и открыла его.
– Хочу начать урок с обсуждения результатов самостоятельной по математике, – от данного анонса Климов непроизвольно похолодел и обернулся на третий ряд, где Петухов беззаботно ковырялся в носу. – В целом…недурно! Многие усердно постарались! Отмечу Петю Климова и Люду Карачаеву! У них, как всегда, “отлично”! И что самое главное, посмотрите на аккуратное оформление! – и Елена Валерьевна продемонстрировала листочек Пети остальным. – Вот как следует подходить к зачётам! Здесь просто не за что зацепиться! Такой каллиграфический почерк – сплошное удовольствие для любого преподавателя, чего нельзя сказать о каракулях Антона, – и учительница уставилась на хулигана.
– Елена Валерьевна, что Вам опять не нравится? – поинтересовался Петухов, переглянувшись с Климовым. – Я заслужил хорошую оценку!
– Заработать двойку тоже достижение! – сыронизировала педагог.
– Д-д-двойку? – переспросил Антон, ошарашенно привстав со стула.
– Именно!
Петя сглотнул слюну, по-настоящему пожалев о том, что околпачил Петухова. Ведь при таком раскладе ему определённо не избежать стычки с Антоном.
– Я требую, чтобы Вы перепроверили мой тест! Вы что-то перепутали, – растерянно бадался Петухов.
– Ты уверен, что я ошиблась с выставленным баллом? – удивилась учительница.
– На сто процентов! – убеждал Антон.
– Тогда, ступай к доске! – улыбнулась Петухову преподаватель.
– Зачем? – испугался Антон.
– Ты же не согласен со мной. Потому, дерзай! Докажи мне, что я сплоховала!
– Честно, я уже не гарантирую, что у меня всё идеально…
– Я не желаю, чтобы ты хоронил свой потенциал, так что сейчас решишь мне четвёртую задачку!
– Елена Валерьевна, пошутили и хватит!
– Я не шучу! – сурово обрубила педагог. – Вы, товарищ Петухов, мой ученик, а ведёте себя, будто я Ваша подружка!
– Впредь не повторится… – пробубнил Антон.
– Чудно! А теперь вооружайся мелом! – настояла учительница, и Петухов, вздохнув, зашагал, куда велено, как на расстрел.
Климов поймал себя на мысли, что ему приятно наблюдать за тем, как Елены Валерьевна ругает Антона. Пете грело душу подавленное состояние побледневшего негодника, на чьём лице читались смятение и безнадёжность.
– Для приготовления варенья купили четыре пакета сахара. В каждом из них по два килограмма. Сколько килограммов сахара приобрели для приготовления варенья? – продиктовала преподаватель.
– Речь о бабушкиных запасах? – переминаясь с ноги на ногу, натужно схохмил почёсывающий репу Петухов.
– Где краткая запись условия, остряк? – уточнила педагог.
– Краткие записи для глупых…я-то в уме вычислял…
– Раз так, объясни ребятам, которые не столь гениальны в математике, свой способ.
– Ответ – один, – ляпнул Антон.
– Почему?
– Дык какой мандавошке усрались четыре пакета сахара? Жопа же слипнется!
– Что за мусор выпорхнул из твоего рта, Петухов?!
– Ну а чё? Я бы реально в варенье не кинул больше одного кило сахара, – растолковал Антон и подметил. – Сладость – это гадость!
– Если не угомонишься, вообще кол влеплю! – стращала Елена Валерьевна. – Даю тебе последнюю возможность! Итак, пятая задачка: чтобы заполнить три бутыли, нужно тридцать литров воды. Сколько литров воды понадобится, чтобы заполнить девять таких же бутылей?
– Да, поди, дохера, – спровоцировав хохот однокашников, предположил Петухов.
– Твоя мама не в восторге, когда её дёргают, но мне придётся пригласить её, – лопнуло терпение учительницы, отправившей одну из девочек за директрисой.
– Только не маму! – разразился диким плачем Антон.
Для Климова свершился невероятный триумф! Все давно смекнули, кто такая Петухова Валентина Романовна – строгая, порой чересчур, женщина. Время от времени возникало впечатление, что она не особо любит детей и обожает чихвостить их даже за самые мелкие нарушения порядка. Сын не являлся исключением, скорей, наоборот, был основным объектом её придирок. Причина таилась в том, что после развода с мужем Антон перебрался к отцу, оставив мать ни с чем и сильно взбесив её.
Дверь кабинета резко распахнулась, и в проёме материализовался силуэт крупной дамы, чей грубый басистый тембр заставил Петухова вздрогнуть, икнуть и перестать рыдать.
– Доброе утро, Елена Валерьевна! – обратилась она к преподавателю.
– Здравствуйте, Валентина Романовна, – отозвалась девушка.
– Вижу, моё чадушко опять накуролесило, – и директриса скривилась в хищном оскале.
– Да, Антон некультурно выражался и пререкался со мной, вместо того, чтобы исправить неуд, полученный за самостоятельную! – поведала педагог.
В классе воцарилась гробовая тишина. За окном среди тёмных туч, заволокших небо, вспыхнула молния, и раздался раскатистый звук грома. Секунды спустя, по металлической крыше, стёклам и козырькам школы затарабанил косой дождь. Порывистый ветер, меняющий направление, принялся бесчинствовать на улице, мотыляя деревья из стороны в сторону и взъерошивая их поредевшие кроны.
– Ты в очередной раз опозорил меня! – проревела Валентина Романовна. – Давай мне свой ремень и оголяй задницу! Не мне же одной обтекать на публику?
– Мама, прости меня…я не специально…
– Замолчи!
– Мааам, – захлёбывался соплями Петухов.
– Я думаю, не за чем… – попыталась остановить директрису обеспокоенная Елена Валерьевна, на что та буркнула:
– У меня свои методы воспитания!
Антон понял, что уговоры бесполезны, и, вручив матери кожаный пояс, под новую волну смешков медленно спустил брюки до колен.
– Плавки тоже! – скорректировала Валентина Романовна, и её сын, всхлипнув, выполнил команду. – Замечательно! Наклоняйся!
Петя помрачнел. Вся его злоба к Петухову внезапно испарилась, растворившись в чувстве вины.
“Боже! Что я наделал?” – корил себя Климов.
Сжатые губы Антона затряслись. Ожидание постыдного наказания тянулось подобно вязкой патоке, пока в воздухе не засвистел ремень.
ШЛЁП!
Петухов ощутил, как зажгло булки. Ещё удар, и на попе образовалась красная полоска. Затем ребёнка хлестанули снова, и снова…
Мальчик не помнил, кричал ли он или цедил болезненные стоны через зубы. Одно лишь ему представлялось крайне чётко – он издевательски унижен и буквально втоптан в грязь! Мать…как же Антон её ненавидел! Тварь…мерзкая тварь и садистка!
Осознание же того, кто истинный автор случившегося, посетило Петухова в момент, когда его взор проскользил мимо Пети с Кристиной. Вот источник беды – сортирное ничтожество Климов!
Порка прекратилась. Антон, хныкая, поднял трусы со штанами до бёдер и застегнул ширинку с пуговицей.
– Надеюсь, пройденный материал усвоен? – осведомилась директриса.
– Усвоен, – кивнул Петухов и шёпотом добавил. – А кое-кому только предстоит его пройти…
14
Вернувшись в съёмную квартиру после очередной ночи, проведённой в компании дорогих диванов, Алексей избавился от верхней одежды, бросив её на пол рядом с ботинками, и наскрёб-таки в себе мужества доползти до уютной постели, а не завалиться отдыхать прямо на коврике у входа.
Под убаюкивающее тиканье часов, размещённых на стареньком комоде справа от кровати, а также гудение машин и шум ливня, проникающих через распахнутую форточку, Трофимов залез под одеяло, довольный тем, что успел прошмыгнуть в подъезд до начала потопа, сохранив шмотки сухими.
Отключился парень моментально.
Пробудившись ближе к обеду, он напялил на себя махровый халат и поплёлся в душ.
Организовав в ванной настоящую парилку, Алексей намылил тело и только хотел смыть с себя пушистую пену, как напор воды резко уменьшился, вскоре вовсе пропав.
– Везение – моё второе имя, – цокнул Трофимов и, высунувшись из-за занавески за полотенцем, вспомнил, что забыл его в шкафу.
Выругавшись, парень прилизал назад свои густые тёмно-каштановые волосы, ступил на ледяной кафель и, стуча зубами от холода, голышом выскочил в коридор, услышав оглушительный женский визг.
Подпрыгнув от неожиданности, Алексей увидел замершую у тумбочки немолодую хозяйку данной жилплощади, выпучившую глаза и прикрывшую раззявленный рот руками. Силой воли она отлепила взгляд от того, что болталось между ног её постояльца, и, заикаясь, сообщила:
– Я…я Вам кал…кал…калорифер принесла…
Оставив прибор у гардероба, дама торопливо удалилась за дверь.
– Спасибо, Вероника Васильевна, – растерянно крикнул ей вслед обнажённый Трофимов и направился в комнату с мыслью: “Интересно, за подобное зрелище мне полагается скидка за аренду?”.
15
Поднимая столбы пыли, “Волга” двигалась по гравийке.
Над хвойной гущей, своими мрачными красотами поглотившей внимание Скворцова, скопились грозовые тучи, совсем заслонившие солнце. На небе не виднелось ни единого проблеска.
Когда автомобиль достиг приколоченной к стволу одной из сосен таблички “Берегите лес от пожара!”, Виктор Бенедиктович открыл окно и высунул голову из салона, наслаждаясь тем, как его пепельные волосы беспорядочно развиваются на ветру. Наполнив грудь свежим чистым воздухом, он удовлетворённо резюмировал:
– Пахнет дождём! Просто прелестно!
Природа ответила ему звучным раскатом грома, и губы учёного растянулись в очаровательной улыбке.
Вдруг на макушку Скворцову упала шишка. Он взметнул взгляд на верхний ярус разлапистой ели, чьи корявые корни торчали поперёк насыпи, и обнаружил рыжую белочку с пушистым хвостом и чёрными заострёнными кисточками на ушах. Лицо Виктора вновь просияло.
Перед Галиной учёный впервые предстал таким счастливым. Она привыкла считать, что её наставник – концентрат угрюмости, однако теперь поняла – это лишь маска, которую он носил долгое время от отчаяния и снял только сейчас, потому что наконец-то получил надежду, а вместе с ней и человеческие условия для труда.
На развилке имелось два направления. Тупиковое левое перегораживал бетонный блок, поэтому “Волга” поколесила по правой ветке дороги.