Илья Вячеславович Колдин
Тайник Лешего
– Иногда, однако, сную там сям, что совсем не по мне. Слишком уж тут суетно. Раздражает буквально всё! – недовольно поёрзав плечами, пожаловался амбал и промокнул лоснящиеся от жира губы салфеткой. – Закусил вот свои нервы блинчиками в сомнительной забегаловке двумя кварталами выше и оттуда потопал в сувенирную лавку. Так на тебя и наткнулся! По фигуре и походке моментально определил своего старого приятеля…
– Подарками запасаешься? – спросил Григорий.
– Как же иначе? Рискни кого не поздравить, потом затаят обиду! – фыркнул Харитон и, сняв очки, принялся оттирать запотевшие линзы краем пиджака, торчащего из-под дорогого пальто. – Не перевариваю я всё же торжества! Одни бессмысленные затраты!
– А мне нравится радовать других! – не согласился Ежов, и они с товарищем, не торопясь, устремились вперёд. – Я уже распорядился, чтобы на пожертвованные мною детдому средства ребятишкам организовали утренник. Ну, с Дедом Морозом, сверкающей ёлкой, кульками…
– Молодец, – отстранённо бросил толстяк и, вскинув бровь, полюбопытствовал. – А сам куда направляешься? В последние месяцы ты, вроде, не частый гость города. Повязан делами с тем генетиком?
– Да. Наведался сюда подобрать презенты его дружному коллективу.
– Планы-то потихоньку осуществляются?
– Тяжело судить, но…
– Короче, дурят тебя, родной, – перебил Григория усмехнувшийся Харитон. – На твоём месте я бы отказался от сотрудничества с этим профессором. Такие, в большинстве своём, наглые жулики, что тянут бабки не хуже пылесоса на свои, якобы, грандиозные научные прорывы! – и амбал изобразил пальцами кавычки.
– Скворцов не из их числа! – ревностно вступился за Виктора Бенедиктовича Ежов. – Он не раз демонстрировал свою состоятельность, поэтому, уверен, не оплошает и теперь!
– Интересно, сколько мышей переколола его команда? – после столь остроумной фразы толстяк схватился за пузо и раскатисто захохотал.
– Не одну, – серьёзно ответил Григорий и юркнул с собеседником в пустынный переулок, отгороженный с противоположной стороны дырявым сетчатым забором. – И примерно в июне-июле они опробуют изобретение на людях…
– Чуется мне, подобное незаконно? – вкрадчиво уточнил Харитон.
– Будто ты всегда играешь по правилам, – цокнул Ежов. – Я и сам не в восторге от того, что мы возьмёмся испытывать препарат на детях, хоть и безнадёжно больных…
– Почему именно дети?
– Скворцов ориентируют свой продукт в первую очередь на сына и потому должен понимать, как на сыворотку отреагирует организм ребёнка…Вдобавок, летом в лагерь хлынет огромный поток школьников, и мы не вызовем подозрений, если вклиним к ним в группы наших пациентов.
– Есть уже кто на примете?
– Пока нет. Поищу кандидатов у себя в приюте…
Брюхастый подался поближе к Григорию и заговорщически прошептал:
– Слушай, могу я тебе посоветовать одного индивида, Ваню Климова. Прежде я использовал его, как марионетку, в своих целях.
– Мне без надобности взрослый человек.
– Дык у его сына недуг! Недавно у пацанёнка выявили лейкоз, о чём незамедлительно сообщили отцу. Впрочем, Иван не поставил в известность ни жену, ни самого мальчика. Зато клянчил у меня денег на лечение, которые бы, непременно, слил на спиртное…В любом случае, его грёзы о беззаботной жизни в пьяном угаре рухнули, как только начался переполох с подожжённым им ангаром. Сейчас Климов, скорей всего, прячется у себя в саду.
Ежов, жужжа молнией, расстегнул пуховик и выудил из его внутреннего кармана блокнот с ручкой:
– Диктуй, как его выцепить. Авось, нанесу ему визит…
44
Понедельник, двадцать восьмое декабря…
Климов проник на соседский участок и, схватив валяющееся на крыльце дома увесистое жестяное ведро с застывшим в нём песком, швырнул его в окно, не проявившее феноменальной прочности и разбившееся вдребезги. Вслед за грохнувшимся на деревянный настил гостинцем внутрь двухэтажного строения залез сам Иван. Отряхнувшись от снега, он смачно высморкался, протрубив ноздрёй, словно слон, после чего устремился туда, где у хозяина этой дачи имелся погреб. Мужчина надеялся разжиться там хоть какими-то продовольственными запасами, так как знал, что старичок, однажды пригласивший его на шашлыки, хранит свой урожай в данном здании. Точнее, под ним…
Проём в полу, как и рассчитывал Климов, отыскался в дальнем конце уходящего вправо коридора. Спустившись вниз по лестнице, Иван отворил дверь в кладовую, стенами для которой служил фундамент, и шагнул в темноту, пропитанную затхлым запахом. Нащупав выключать, мужчина щёлкнул им, и вспыхнувшая лампочка осветила помещение, заставленное ящиками с овощами, а также стеклянными банками с вареньями и маринадами.
Набирая в пакеты моркови, лука и картошки, Климов даже обнаружил несколько пыльных бутылок из-под самогонки. К его несчастью, огненное пойло в них отсутствовало.
– Вот скряга вонючая, вытравливает мне душу! – в сердцах выпалил Иван в адрес владельца сада и, загрузившись по полной, поднялся наверх.
Оказавшись на улице, воришка побрёл сквозь разбушевавшуюся метель на свою территорию, протаптывая дорожку в глубоких сугробах.
45
Четверг, тридцать первое декабря…
В “Тайнике Лешего”…
Игристое шампанское уже было разлито по бокалам, натёртым хозяйственной поварихой Шурой до ослепительного блеска, и в просторной столовой, наконец, собрались все.
Виктор Бенедиктович в смокинге заботливо кормил Лёню из ложки салатом “Сельдь под шубой” и промакивал платком губы сына от побагровевшего майонеза. Громко чавкая и шевеля своими слабыми челюстями, мальчик тщательно пережёвывал и проглатывал пищу.
Нина разглядывала свои аккуратные ноготки, покрытые агрессивно-бордовым лаком, и поправляла кудрявые от манипуляций с плойкой волосы.
Не замечая никого вокруг, Кузьмин, нацепивший на себя галстук-бабочку в горошек, налегал на фрукты, беспощадно уничтожая мандарины, яблоки и бананы.
Балагур Гаврила всё никак не умолкал, травя анекдоты под песни, воспроизводимые патефоном с потрескивающей виниловой пластинки. Хоть сторожа никто не слушал, и ему приходилось самому смеяться над своими шутками, ощущал он себя чудесно, ведь у него имелся уникальный шанс выговориться. Отмечать Новый Год в деревне Малые Дуки́ старому вдовцу давно наскучило, поэтому он с печальным видом сообщил односельчанам, мол, работа, ничего не поделать, и радостный-счастливый смылся в лагерь.
С серебристой мишурой на шее Печка беседовала с Галиной, нарядившейся в скромное вечернее платье, о чём-то своём, женском.
Григорий же с живым интересом наблюдал за остальными и умилялся. Потом он заглушил музыку и включил телевизор, перетащенный сюда Гаврилой из их корпуса. На рябящем экране возник развивающийся над Московским Кремлём красный флаг, затем операторы продемонстрировали величественную крепость и высветили текст: “Новогоднее обращение к советскому народу Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Верховного Совета СССР М.С. Горбачёва”.
Перед зрителями материализовался Михаил Горбачёв с узнаваемым родимым пятном цвета мяса лосося на лбу. В обеденном зале воцарилась тишина, как только он начал свою речь. По её завершении камера замерла на курантах Спасской башни. Они стали отбивать двенадцать ударов, и, когда раздался последний, торжественно зазвучал государственный гимн СССР, подытоженный картинкой: “С НОВЫМ ГОДОМ”.
– Уррррраааа!!! – под звон хрусталя загалдела компания.
Все бросились обниматься и обмениваться любезностями.
Позже эмоции схлынули, и Ежов попросил минутку внимания:
– Данный праздник издревле принято встречать со своими близкими, поэтому он по праву считается семейным. А что такое семья? Трактовать можно по-разному, однако для меня семья не ограничивается кровной связью. Это те, с кем чувствуешь себя своим, чувствуешь себя нужным. И для меня таковыми являетесь Вы: люди, заполнившие пустоту в моей одинокой душе. Пускай же каждому из Вас в наступившем году сопутствуют лишь удача и благоденствие! За семью! – провозгласив тост, Григорий поднял фужер, и присутствующие, чокнувшись, отпили спиртного.
Далее пришёл черёд подарков. Ежов не обделил никого, но самый дорогой презент, карманные часы восемнадцатого века графа Строганова, он преподнёс Скворцову со словами “Стрелки на них торопятся к времени Вашего триумфа”. Учёный, ошеломлённый щедростью инвестора, не успел вздохнуть от восторга, как Кузьмин выкатил предназначенный его сыну велосипед.
– Предлагаю выпить за Лёню! – воскликнул Григорий. – Чтобы совсем скоро наш маленький человечек стараниями своего потрясающего отца сел на модный “Олимпик” и с ветерком помчался на нём по тротуарам Гродска!
– За Лёню!!! – прогорланила Шура, и коллектив опорожнил бокалы, пока довольный ребёнок щупал руль своего двухколёсного коня.
– Что ж, пора и нашей команде ответить Вам сюрпризом, – подмигнул Ежову Виктор Бенедиктович и протянул ему рельефный свёрток. Инвестор избавился от шуршащей обёртки и с трепетом вынул окаменелость – фрагмент кости.
– Неужели Вы передали мне то, о чём я думаю? – поразился взволнованный Григорий, посмотрев на Скворцова.
– Да, фоссилию мортерида, – кивнул учёный. – Мы надеемся, она займёт место Вашей самой ценной реликвии и послужит напоминанием о том, к чему Вы приложили руку.
Сформулировать мысль, способную описать обуявший его экстаз, у Ежова не получилось, и он глупо резюмировал:
– Бульон на такой кости я варить не рискну.
– Юморист, – фыркнула Гончарова и, скривившись от сцены объятий своего наставника с инвестором, устремилась за ними на улицу, где ярко сияла луна.
Там шумная братия, укутавшаяся в тёплую одежду, зажгла бенгальские огни.
– Кусаца изволит, эдакая шупящая зараза, – прокомментировал охранник, на чью сморщенную кожу посыпались искры.
Виктор Бенедиктович, зажав Лёнину кисть, удерживающую палочку с горючей смесью, нежно прильнул щекой к лицу сына, заворожённого сбегающим вниз по проволоке оранжевым фонтаном.
– Ехууу, гуляяяееем!!! – надрываясь, прокричал Григорий и, подлетев к Князевой, завалил ту в сугроб. От неожиданности девушка завизжала, поспешно вскочила на ноги и, отряхнувшись, повисла на Ежове.
Раззадорившись дурачеством друзей, Скворцов интеллигентно призвал Галину к тому же:
– Колыхнём седину, сударыня?
– Ну уж нет, спасибо, – хмыкнула Гончарова, но ещё прежде, чем что-то поняла, очутилась под сосной, сверкающей электрогирляндой.
Гаврила, уставившись на суровую Печку, уточнил:
– Повторим, черешенка Вы моя приторная?
– А осилишь, трухлявый ты пенёк? – по-доброму улыбнувшись, осведомилась повариха и добавила. – Ну, лови волну!
Едва сторож намеревался отпрянуть от Шуры в сторону, как она напрыгнула на него, и вот Гаврила уже рухнул в снег, придавленный грузной глыбой в косынке.
– Кажется, должность сторожа вновь вакантна, – сострил Кузьмин, и все хором захохотали.
В Гродске…
Алексей всё никак не возвращался, хотя список продуктов, которые Лена обязала его докупить, ограничивался скудными тремя позициями.
“Вот и посылай мужиков в магазин” – про себя ухмыльнулась девушка, старательно вырисовывая контурным карандашом стрелки на глазах перед зеркалом.
Внезапно она услышала громкий выкрик. Сначала Лена не отреагировала на него, однако затем возглас повторился: кто-то нараспев озвучивал её имя.
Барышня прошагала на балкон и выглянула во двор. Под окнами дома припарковались запряжённые белой лошадью сани с облачённым в костюм Деда Мороза человеком на борту. Тот театрально взмахнул посохом и выразительно забасил:
– Летел я, значит, спешил народ с праздником поздравить, как моя кобылица ни с того ни с сего по тормозам ударила и замерла на месте. Я ей говорю “ты чего, шелкогривая?”, а она мне отвечает “куда ж ты, старый дуб, без Снегурочки отправился?”. Мои ватные усы аж шевельнулись от стыда! И правда, за какой горизонт я без своей красавицы собрался? Потому и приземлился в аккурат у её хоро́м, чтобы с собой захватить!
– А ты вовремя, дедушка! – повеселела рассекретившая Трофимова Лена. – Твоя Снегурочка как раз закончила с макияжем в ожидании крабовых палочек и майонеза с чесноком. У тебя их часом в мешке не завалялось?
– Давай не о грустном, милая! Быстрее спускайся сюда, отогревать мою седину!
– Бегу-бегу! – колокольчиком отозвалась девушка и, нарядившись в подаренную Алексеем шубу, покинула квартиру.
Запрыгнув в повозку, она подсела к приобнявшему её парню, и безмолвный кучер, сгорбившийся на ко́злах, тронул поводья. Экипаж помчался по проспектам, где витала волшебная атмосфера новогоднего чуда.
– Как Вы всех оленей-то растеряли, дедушка? – поинтересовалась Лена у Трофимова.
– Они требовали повышения зарплаты, – с наигранным недовольством цокнул Алексей, на что его девушка хохотнула и продолжила наслаждаться путешествием по Гродску.
Заскочив на центральную площадь, пара прогулялась по ледяному городку, покаталась с горок, мимоходом потешив ребятишек, что с восхищением взирали на Трофимова в карнавальном одеянии, и двинулась дальше.
Вскоре они совершили остановку у кафе “Блюз”. Там Алексей предложил Лене устроить небольшой променад, осведомившись:
– Помнишь нашу первую встречу здесь?
– Каждое мгновение, – мечтательно откликнулась барышня.
– Миновало уже несколько месяцев с того судьбоносного дня, разделившего мой мир на “до” и “после”. Кто бы мог вообразить, что, явившись на ланч, я отыщу свой смысл жизни? – развивал тему Трофимов, чьи ладони, вопреки холоду, вспотели, а в горле пересохло, будто от изнуряющей жары. – Ты необыкновенная, Леночка, и я не перестаю влюбляться в тебя снова и снова. Твоё присутствие рядом окрыляет меня и превращает в самого счастливого парня на свете. Подумать только, на планете миллиарды людей, но лишь одна заставляет моё сердце биться чаще…Так почему бы не доверить его ей, особенно в столь удивительную пору?
– На что ты сейчас намекаешь, Лёша? – взволнованно уточнила девушка и почувствовала, как бешено стучит за грудиной.
– На то, что хочу до последнего вздоха засыпать и просыпаться с тобой, – произнёс дрожащий парень, припал на колено и, распахнув бархатную коробочку с колечком, спросил, посмотрев в округлившиеся глаза Лены. – Ты выйдешь за меня?
По щекам девушки градом полились слёзы. Её ножки подкосились, и она, с трудом удержав равновесие, закивала головой:
– Да!!! Дааааа!!!!!
Засиявший подобно солнцу Трофимов поднял Лену на руки. Заплаканная девушка стянула с лица кавалера накладную бороду и их губы страстно впились друг в друга на фоне взрывающихся в звёздном небе фейерверков.
В садах…
В отличие от Гродска, тут салюты не грохотали и не озаряли своими яркими вспышками тёмное полотно ночи. Безлюдные сады, утопшие в глубоких сугробах, были погружены во мрак и пугающую тишину – праздничное веселье обошло их стороной – и лишь из одного домика, затерявшегося в море прочих ветхих построек, лился свет.
Там, у старенькой плиты, покрытой нагаром и жиром, хлопотала грустная Тамара, которую накануне супруг выпустил из гаражного погреба. Освобождённый на пару с ней Петя, замученный диким кашлем, помогал матери с готовкой и закидывал нашинкованные овощи в бурлящую воду, наполняющую погнутую кастрюлю, пошатывающуюся на огне конфорки.
– Эй, кулинары, а где Яна? – спросил Иван, до сих пор трудившийся над какой-то поделкой.
– Создаёт в нашей комнате новогоднюю атмосферу, – отозвался мальчик и поправил шерстяной шарф, обматывающий его шею.
Климов кивнул и молча удалился к дочери. Та настолько увлеклась росписью окна гуашью, откопанной среди всякого пыльного хлама на чердаке, что не заметила заглянувшего в спальню отца и вздрогнула от его голоса:
– Сильно занята, белочка?
– У тебя что, мягкие лапки? Ты как кошечка подкрался, пап, – охнула девчушка и, вытерев ладошкой измазанные краской щёки, заявила. – Ты меня совсем не потревожил…
– Супер! Я тебе подарок принёс, – заинтриговал Яну мужчина и вытащил из-за спины букет в виде вырезанных из картофелин роз, наколотых на тонкие деревянные палочки.
Кроха моментально сорвалась с места и, приняв презент, обняла отца:
– Какие классные, спасибо! – восторженно пролепетала девчушка.
– Не дорогая кукла, конечно, но в нашем положении тоже неплохо, – ответил ей Иван. – А чтобы крахмальные цветы не завяли, их надо запечь и скушать.
– Никогда ещё не ела цветы, – разразилась смехом Яна.
– Я рад, что ты оценила, рыбка. А теперь позволь мне ознакомиться с твоим шедевром на стекле, – сказал Климов и приблизился к рисунку дочери: ёлочке и четверым карикатурным человечкам. – Это что за чудики?
– Наша семья, – пояснила малютка. – Мы крепко держимся за руки и улыбаемся, потому что счастливы…Так скоро и случится, ведь я загадала желание, – похвасталась Яна и, посмотрев на отца, беспокойно уточнила. – Пап, ты чего плачешь?
46
1988 год
Вторник, седьмое июня…
Иван повелел семье схорониться в дальней комнатушке и не издавать звуков, когда у их садового участка затормозила блестящая на ярком полуденном солнце чёрная “Волга”. Как только из салона машины вылез худосочный мужчина и целеустремлённо двинулся к домику, Климов заметался по помещению с ошалевшими глазами и, схватив с пыльного подоконника нож, которым он откупоривал консервные банки, затаился у входа, стараясь дышать ровно и тихо.
Слушая шоркающие шаги приближающегося к двери человека и паническую барабанную партию собственного сердца, Иван с удивлением размышлял “Неужели меня обнаружили? Я ведь успешно прятался так долго…”.
Скрипнули петли и некто, заглянув внутрь, громко произнёс:
– Аууу, хозяева!
Не дождавшись отклика, курносый посетитель переступил порог и словил удар ботинком под рёбра. Согнувшись, он упал на колени, а Климов, очутившись у гостя за спиной, приставил к его горлу тупое лезвие столового прибора со словами:
– Ты ещё кто такой?
– Гриша, – просипел дрожащий мужчина.
– Какой к чертям Гриша?! – враждебно проревел Иван. – Чё у меня забыл?
– Я к тебе по делу, не пори горячку, – взмолился Ежов, чудом не обдриставший штаны. – Не срастётся у тебя в жизни, нежели будешь так на каждого кидаться!
– Твой индюшачий кадык не срастётся, если продолжишь практиковать внезапные визиты, – огрызнулся Климов. – Откуда ты узнал, как меня найти?
– Товарищ помог…
– Конкретней!
– Я не планировал разглашать его имя…
– А давиться своей кровью планировал?!
Позади кто-то взвёл курок. Иван замер и медленно обернулся.
– Бросай оружие и топай сюда с поднятыми над головой граблями, – сурово гаркнул материализовавшийся под козырьком дачи человек в водительской фуражке, направивший на Климова пистолет “Макарова”.
Брутальный вид стрелка подсказал Ивану, что тот не шутит, поэтому он подчинился и поплёлся на улицу. Вставший с дощатого пола Григорий откашлялся и тенью проскользил за Климовым.
– Я всё понял. Цепляйте на меня свой браслет, – с досадой пробубнил поникший Иван.
– Ты явно не играл в “угадай профессию” раз счёл нас за легавых, – ухмыльнулся шофёр и засунул пушку за пояс.
– Чё Вы вообще за фрукты?
– Скауты, – объяснил Ежов. – А Вы Иван Климов?
– Угу, к сожалению.
– Прекрасно! У меня к Вам предложение, касающееся Вашего сына.
– Зачем Вам мой ребёнок?
– Мы создаём один…ээ…лекарственный препарат, и нагрянула пора апробировать его на людях.
– Вы от фармацевтической компании что ли? Разрабатываете замену витаминкам? – хохотнул Климов.
– Вроде того… – скривился Григорий.
– Почему Петя?
– Вариантов лучше не подвернулось, а Ваш пацан, насколько мне известно, имеет весьма серьёзное заболевание…
– Как и тысячи детей.
– Однако их родители не готовы доверять нам своих отпрысков, а нам срочно нужен второй подопытный.
– С чего же я должен?
– Не должны. И всё же, надеюсь, сумма, что мы Вам заплатим, развеет любые сомнения.
И Ежов продемонстрировал Ивану чек. Цифра на бумажке задела струнку алчности в Климове вкупе с его желанием избавиться от Пети, и он, отстегнув нижнюю челюсть, уточнил:
– Что от меня требуется?
– Молчание.
– Договорились.
– Тогда ни к чему тянуть кота за его сокровищницу: берите сына – мы едем на обследование.
– На кой хрен?
– Чтобы подтвердить или опровергнуть его диагноз и решить, годитесь ли Вы нам.
– Мне нельзя в город.
– Кузьмин свозит его сам, а я, дабы Вы не волновались, останусь тут.
– Хорошо, я сейчас позову Петю…
– Сперва ответьте, не Ваша ли это семья удирает огородами?
Иван посмотрел через плечо и моментально закипел от злости: Тамара бежала по соседским грядкам в сторону трассы и увлекала за собой мелюзгу.
Климов резко рванул за ними подобно гоночному болиду, что, визжа покрышками, дёрнул со старта, и вынудил женщину ускорить темп. От чрезмерной суеты она запнулась о поливочный шланг и шлёпнулась на кусты картошки, позволив супругу настигнуть её.
– Какие-то нестандартные у них отношения, – прокомментировал шофёр, наблюдая за тем, как Иван под плач ребятишек волочет жену за волосы.
– Здесь либо необузданная страсть, либо типичные плоды бытовухи, – резюмировал инвестор и поморщился от сцены заточения истошно вопящей Тамары в гаражном подвале:
– Ради Бога, не запирай меня снова! Нееет!
Климов также юркнул под землю, затем вскарабкался обратно, вытащил лестницу, швырнув её рядом со своим легковым фургончиком, облепленным паутиной, запечатал люк и явился к Григорию уже с детьми.
– Очень приятно, что Ваша супруга не против сотрудничества, – съязвил Ежов, и Иван хмуро добавил:
– Тамара двумя руками “за”. Хотя, они у неё теперь связаны хомутами, как и ноги.
– Вы ей рот кляпом случайно не заткнули? – поинтересовался Кузьмин.
– Случайно заткнул.
– Нафига я спросил? – прошептал шокированный шофёр.
– В моё отсутствие ей возбраняется разгуливать на свободе, иначе она организует мне тонну проблем. Не углубляйтесь в детали, джентльмены.
– Папочка, что опять приключилось? Кто те дяди? – вытирая сопельки, осведомилась у Климова испуганная дочь, обнимающая плюшевого запачканного тигрёнка.
– Мы из пионерского лагеря, милая, – присев на корточки, растолковал девчушке Григорий и приветливо ей улыбнулся, расположив Яну к себе своей доброй энергетикой.
– Мой братик как раз пионер, – гордо подметила кроха.
– Правда? – покосившись на Петю, напустил изумления Ежов и обратился к мальчику. – Юноша, поздравляю! У нас есть для Вас путёвка. Пройдёте медкомиссию – и вперёд на отдых!
– Ну Вы и закрутили, – осклабился Иван.
– Ни капельки, – возразил инвестор. – Наша команда базируется там.
– Конспирируетесь?
– Конечно.
– Я не хочу в лагерь, – вклинился в диалог мужчин Петя.
– Не глупи, повеселишься, – обрубил его Климов и буркнул Кузьмину. – Трогайте.
Тот кивнул и проводил встревоженного мальчика к автомобилю.
Спустя три часа…
“Волга” вернулась в сады из частной клиники, и Григорий, нетерпеливо переговорив с её шофёром, сообщил Климову:
– Ваш сын нам подходит. Завтра заезд первой смены, так что…ждём Вас в “Тайнике Лешего”. Ска́жите сторожу, что от Ежова.
– Когда я получу свои деньги? – спросил Иван, принимая у инвестора путёвку.
– Сразу, как передадите нам пацанёнка, – разъяснил Григорий и, пожелав всего доброго, удалился.
Кузьмин завёл машину и увёз своего шефа прочь, а Климов, взглянув на Петю, заключил:
– Счастливчик. Скоро оторвёшься на полную катушку! Может, обретёшь новых друзей.
– Я скучаю по старым, – всхлипнул мальчик.
– Прекращай ныть! Тебе выпал отличный шанс оздоровиться и развеяться, даже мы с сестрой тебе завидуем, а ты всё недоволен. Заряжайся позитивом, утром выдвигаемся. Яну я тоже захвачу, пускай полюбуется природой…
– А маму?
– Она пока останется здесь. Но не переживай, я обязательно явлюсь за ней после того, как определю тебя в лагерь, – соврал Иван.
– Ладно, – вяло согласился раскисший от отчаяния Петя.
– Вот это по-нашему! – радостно воскликнул Климов и потрепал ребёнка по голове.
47
Среда, восьмое июня
Григорий выбрел на парковку “Тайника Лешего”, где остановились автобусы с детьми. Он приблизился к одной из грузных машин и, когда из салона на улицу хлынул поток громкоголосых ребятишек, принялся выискивать среди них мальчика из спонсируемого им приюта, чтобы проводить того к Виктору Бенедиктовичу. Учёный не сомкнул глаз прошедшей ночью, подготавливая всё для события, к которому он стремился многие годы – апробированию своего препарата на человеке.
Ежову не нравилось, что он обязан буквально с порога тащить подопытного в лабораторию, ведь пацанёнок явно утомился после дороги и, по-хорошему, ему следовало отдохнуть, а также обустроиться в корпусе. Однако Скворцов не хотел терять ни минуты, аргументируя это тем, что, если первый блин получится комом, и сыворотке понадобятся какие-либо доработки, процесс может затянуться, а у них в распоряжении только несколько недель, пока длится смена.
Инвестор не стал возражать и теперь шатался в толпе шумных школьников, усмиряемых пионервожатыми. Наконец, в галдящем море, он различил белокурую макушку того самого сорванца, что страдал проблемами с сердцем и являлся идеальным материалом для экспериментов Виктора Бенедиктовича. Григорий выделил ему путёвку сюда на якобы оздоровительных условиях, но мало́й, используя убойную силу убеждения, выклянчил места ещё и для троих своих приятелей. Ежов удовлетворил его просьбу, лишь бы мальчик не препирался и оказался в лагере.
Схватив обескураженного ребёнка за руку, инвестор улыбнулся ему и поприветствовал:
– Борька, рад тебя видеть! Как добрался?
– Доброе утро, Григорий Евгеньевич! – робко произнёс пацанёнок. – Меня чутка укачало, но потихоньку отпускает…
– Надеюсь, ты не запачкал своих товарищей рвотными массами?
– Нет, перетерпел. Хотя Анжелика предлагала мне пакет.
– Какая заботливая у тебя подружка. Колись, она тебе симпатична? – заговорщически прошептал Ежов.
– Ни капельки, – опроверг Борис. – У неё, как и у всех девчонок, ветер в голове гуляет…
– Ты такой юный, а уже познал правду жизни, – хохотнул инвестор и добавил. – Сразу понятно, что передо мной солидный парень. Поэтому считаю разумным сфокусироваться на более важном. Ваш транспорт задержался, и ты опаздываешь на профилактическую процедуру. Сейчас мы направимся туда, и потом ты вернёшься к отряду. Ладушки?
– Конечно, Григорий Евгеньевич, – согласился мальчик и двинулся за Ежовым, как того окликнул вожатый:
– Эй, Вы куда с моим подопечным намылились?
Инвестор обернулся и, встретившись взглядом с парнем в алой шёлковой пилотке, молочной рубашке, галстуке и чёрных шортах, ответил ему, прочитав имя на бейджике:
– Молодец, Рома, своих ребят стережёшь! Однако ты, вроде как, оповещён, что Боря у нас особенный и ему требуется лечение, на какое мы будем его периодически выдёргивать…
– Ах, да, припоминаю, – отступив на шаг назад, кивнул пионервожатый. – Мне сообщали о двоих таких в моей группе…
– Всё верно! Второго сегодня привезёт отец, – пояснил Григорий.
– Что ж, тогда не смею отвлекать…
– Вот и славно! – заключил Ежов и, похлопав парня по плечу, удалился с сорванцом от скопления детей.
48
Иван вернул в запылившуюся машину аккумулятор, определил в кабину Яну с Петей, а сам спустился в подвал, где у заросших паутиной деревянных стеллажей лежала связанная хомутами Тамара, чьи глаза буквально разъело от слёз.
– Я сообщить, что в нашей совместной истории нарисовалась долгожданная точка. Мы с детьми сматываемся отсюда, и теперь ты вряд ли когда-либо нас увидишь, – заявил присевший рядом с супругой Климов, сверкнув ледяным взглядом.
Женщина ошарашенно вылупилась на него, не в состоянии переварить вырвавшиеся из уст мужа слова, но, как только её настигло осознание того, что Иван решил покончить с ней, стала извиваться подобно червяку, шурша одеждой по бугристому полу. Как выстрел голову разразила страшная мысль о судьбе сына, которым Климов не дорожил и которого считал лишь обузой.
– Мне было нелегко сделать такой шаг, – превозмогая желание заплакать, произнёс Иван. – Внутри меня до последнего велась борьба: я искал компромиссы и пытался сберечь жалкую пародию на семью, чтобы мир Яны не рухнул. Однако в итоге понял, что всё тщетно и моей малышке придётся принять суровую реальность, ведь отношения, запятнанные изменой, не получится отбелить даже ради ребёнка, а разбитое сердце не скроешь ни за какими масками. Мне до сих пор больно, я страдаю каждую минуту своей испоганенной жизни…И лучший способ избавиться от мучений – похоронить их источник.
Тамара умоляюще посмотрела на супруга и попробовала что-то сказать, но изолента не позволила звуку трансформироваться во что-то внятное. Тогда она в агонии начала перекатываться от стены к стене, отчаянно скуля сквозь липкую полоску на рту. Её приглушённая истерика завершилась расшибанием лба о землю.
– Ну-ну, достаточно. Зачем устраивать этот концерт? И без того свербит, – процедил Климов и добавил. – Как говорится, прости прощай! Спасибо тебе за дочь…Я обещаю, что позабочусь о ней.
Взбираясь по лестнице в гараж, Иван выронил из заднего кармана брюк прямоугольный листочек, спикировавший вниз. Затем люк с грохотом захлопнулся, и женщина погрузилась во мрак.
Вскоре Тамара услышала чихи автомобиля мужа. Ижевский “каблук” несколько раз кратковременно рыкнул и с дребезжанием поехал прочь.
Вокруг воцарилась звенящая тишина, и Климова осталась наедине с собой, умирать…
49
Нацепив на глаза Боре тряпичную повязку, чтобы тот не просёк, куда его увлекают, Григорий спустил мальчика в лабораторию под корпусом для персонала, где их встретил взволнованный Скворцов, вокруг которого суетливо вертелись ассистентки в белых халатах.
– Ух ты, какая диковинная комната! – восхитился ребёнок, узрев пространство, напичканное сверкающей разноцветными лампочками аппаратурой.
– Здесь пройдёт твой курс терапии, – прокомментировал Ежов и познакомил пацанёнка с учёным. – А это твой врач, Виктор Бенедиктович!
Скворцов пожал Боре его маленькую пятерню и торжественно произнёс:
– Ты первый, кому посчастливиться опробовать на себе лечение по уникальной методике, разработанной моей командой! Успех навсегда избавит тебя от недугов и превратит в человека с повышенными физическими показателями!
– У меня получится разбивать об голову кирпичи? – серьёзно уточнил мальчик, развеселив учёного, в чьём смехе, правда, присутствовала определённая нервозность.
– Может, и получится, – ответил Виктор Бенедиктович.
– Вау, круто! – воскликнул ребёнок, и его воображение начали активно штурмовать самые смелые фантазии. – Вот детдомовские обзавидуются!
– Ты ведь не собираешься проламывать лбом стены приюта? – пошутил Григорий.
– Там и так сопли в качестве цемента, – фыркнул пацанёнок и, по просьбе Скворцова сняв с себя рубашку, послушно устроился на кушетке, застеленной простынёй.
Пока помощницы учёного притягивали пациента к ложе кожаными ремнями, Виктор Бенедиктович просунул руки в латексные перчатки, скрыл лицо до переносицы под медицинской маской и, распечатав шприц, наполнил его пурпурной жидкостью образца М-2.1 до отметки в два миллилитра.