Сергей Николаевич Огольцов
Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…
Для меня с братом это был каждодневный кошмар вечернего представления. И весь этот цирк очень нервировал Жульку. Ещё бы! В подотчётном ему дворе, где он смотрящий, два здоровенных лба под Американскими Клёнами цыпочек тискают. На такое он тоже смолчать не мог, хотя и в возрасте. Ну кое-как с узлами разберёмся, запхнём их в стол и дверцы на крючочек, спокойной ночи, несушки.
Правда, одно на двоих они снесли. Подозреваю, что та, которая на следующий день откинулась. Видно чувствовала, что конец близок, чего уж жаться. Так мать не стала экспериментально выяснять сколько вторая в одиночестве протянет, и на суп её пустила.
В общем, дошлёпал я до курятника, в ящик стола залез и дверцы фанерные притянул. Жёстко, блин! Но хотя бы не мокну, по столешнице барабанит, а меня не достаёт. Пару раз поворочался – никак не удобно, да и холодно тоже.
Тут к шуму дождя, снаружи примешалось шлёпанье ног по грязище. Затих, лежу. Шаги те шлёп-шлёп, мимо – к сарайчику. Но как они пришли обратно, я даже и не услыхал, только дверцы всё равно и резко так – бац! Открылись. А там отец с фонариком, а сверху дождь. Хорошо хоть кепка на нём.
– Вылазь! – грит
– Шо?
– Не «шо», а вылазь! В дом иди.
А во мне уже вся охота борьбы за правое дело куда-то сникла. Тихо-молча вылез и пошёл до крылечка. Как зашли в хату, он воду стряхнул с кепки и матери грит: —«На, сама воспитывай!»– и рукой махнул.
Уже потом выяснилось, что пока я в столе-курятнике маялся, она ему истерику закатила: —«Иди! Найди ребёнка! В такую погоду выгнал!»
Нет, потом всё сгладилось как-то, нормализовалось. Но всё равно, как он сказал, что нам поговорить надо, даже и год спустя после прежнего разговора, я насторожился, это и ежу́ понятно. И как сердце чуяло:
– Постригись! – грит.
Ну и начал обычные предковские обличения, что выгляжу как чёрти что и что из-за такого моего наглого вида его замполит РемБазы на ковёр вызывал.
У них же там не просто вертолёты ремонтируются, а боевые машины, так что вместо «начальник цеха», «заведующий» и тэдэ – всё сплошь офицера́, как в армии Деникина. Этот замполит второе лицо после командира РемБазы, так что этот солдафон просто приказал отцу, чтобы его сын не ходил по городу в таком виде.
Конечно, мне хотелось носить длинные волосы как у Битлз. Хотя до их длины мне далеко, но у меня уже тоже отрастать начинали. Если наедине с зеркалом в дверце шкафа голову запрокину, чтобы краем глаза полюбоваться на свой профиль, то они уже до верха лопаток достают. На недавнем КВН я исполнял хит Дин Рида с выключенным микрофоном, Иерихон называется, прыгал по сцене и лицо волосами охлёстывал, длины хватало.
Вот и допрыгался. Откуда замполиту знать, что я сын их работника? Мало, что ли, по городу битлаков шастает? Да заложили меня, как пить дать, заложили.
Но долго пререкаться с отцом я не мог. Я сидел на его шее, а замполит грозил увольнением, если не постригусь…
Весной нашу школу накрыла эпидемия. Самые острые случаи инфекции свирепствовали в нашем классе, где находился её основной очаг и распространители заразы… Началось с того, что мы с Владей подняли головы и огляделись. Сидели мы на табуретах за последним столом в кабинете Химии. Принадлежность кабинета только по этим табуретам и можно было угадать, в остальных классах везде парты. Вполне обычные табуреты, сиденья в чёрной краске и с дыркой, можешь сунуть в неё руку и переставить эту мебель куда надо. Именно эта обычность их и подставила…
Когда мы с Владей отёрли пот беззаветного труда с наших чел, а сквозь чёрную краску табуретных сидений под нами глубокими шрамами проступила их белогвардейская суть, немыми воплями «THE BEATLES! THE ROLLING STONES!», мы снова огляделись – чем заняться?.
Вот ведь наивность без конца и без края – ну чем ты можешь заняться в выпускном классе?. Практически, нечем. И всё-таки мы обманули скуку, на нас вдруг нашло и поехало – мы начали писать стихи.
Это оказалось поэтичным извержением во всевозможных формах и жанрах. На переменах мы представляли свои свежие творения одноклассникам. Сами смеялись и они хохотали тоже, не подозревая, что вирус стихоплётства уже вгрызается и в их иммунную систему. Даже Чуба чего-то там наэппиграмил. Но истинные корифеи этого поэтического цунами сидели, разумеется, на изрезьблённых табуретах за последним столом… К счастью, эпидемия постепенно сошла на нет, без летальных исходов
(…если собрать воедино все те клочки линованной бумаги выдранные из разных тетрадок, вполне бы мог получиться сборник начинающих пиитов. Пылился бы на полках книжных магазинов, мечтая сонно – ах, придёт черёд!….
Вряд ли хоть кто-нибудь из моих одноклассников вспомнит ту повальную рифмо-эпидемию. Никто б из них не опознал свои же собственные строки. Ну и что с того? Конечная цель – ничто, главный кайф в делании. Хотя я и по сей день не устыжусь длинной элегии, что помогла скоротать урок Органической Химии:
“И я уйду когда-нибудь в разбойники
Трудом свой хлеб насущный добывать,
Я днём всё буду спать, холодный борщ дожёвывать,
А в третью смену стану я прохожих обирать…”
Потом, конечно, меня убьют, потому что элегия это печальный жанр и, лёжа в придорожной траве:
“Я не смогу понять
Главой хладеющей,
Зачем меня
Понадобилось убивать?
Ведь пистолет носил я деревянный,
И людям всегда «здрасьте!» говорил
А брал лишь 3 копейки для трамвая,
И, извинившись, тихо уходил”
Немало воды утекло с той поры в речке Варанде и, цитируя иного избранника муз, кличка Обезьян, который столько тосковал о берегах Невы:
" Иных уж нет, а те – далече…”
Ладно, хватит выпендриваться крупицами эрудиции… Пора признаться, что мне не чужд и полный сволочизм. Есть вещи, которые и вспоминать не хочется, не то что пересказывать. Однако выставлять себя всесторонним паинькой без страха и упрёка – нечестно и глупо. То есть, неправильно это. В любом случае, я не Хороший Парень, слишком уж изменчив для такого…)
Как уже говорилось, в тот год мы проиграли финал КВН престижной школе № 11. На конкурсе Приветствия мы выволокли на сцену макет корабля из картона, в точности такой, как за два месяца до нас выволакивали в КВН на Центральном Телевидении. И там же прозвучали наши шутки, за два месяца до нас. Но корабль и шутки были ещё свежи в памяти жюри и нас обвинили в наглом плагиате, наконец-то.
Команда школы № 11 вышли в шляпах цилиндрах из Ватмана закрашенного чёрным и под конец Приветствия они подарили бумажные цилиндры нашей команде, шуток у них вовсе не оказалось, но зато и в краже не обвинишь… Мне такой головной убор не достался, капитан команды противников оставил его на столе жюри и скаламбурил, что теперь дело в шляпе.
Когда, после заслуженного поражения, наша команда возвращались на Посёлок без щитов, но при цилиндрах, мне стало обидно, что всем есть что снять и раскланяться на прощанье, кроме меня.
На подходе к школе № 13, из всей команды нас оставалось только двое – Валя Писанко и я. Вот тут-то, с нежданным для самого себя коварством, я попросил цилиндр у Вали, примерить просто. Она доверчиво дала и, нахлобучив его покрепче, я убежал вдоль по Нежинской, зная что она не погонится, так как живёт в другой стороне, в Подлипном. И действительно, она не гналась, а лишь кричала сзади: —«Сергей! Отдай! Так нечестно!» Я и сам знал, что нечестно, но всё равно не вернулся и не отдал. Ещё чего!..
На следующее утро в сарайчике, который уже стал моей летней дачей, мне даже глянуть было тошно на кусок бумаги извозюканной чёрной гуашью. Награбленное позорище.
(…так что, я – разный, и подлости мне не занимать…)
~ ~ ~
Вот и минули десять лет. Долго ль, коротко ль тянулась декада не мне судить, так как десять лет спустя это был уже другой я. Десять лет назад из меня сделали ниву просвещения и принялись возделывать её для обращения меня в нужный текущему обществу член. Полагаю, пахари, сеятели и прочие пед-селекционеры достигли, в основном, стоящие перед ними цели.
Из сопливого октябрёнка, я вырос в ленивого комсорга школы, взвалив главную из своих обязанностей—сбор комсомольских взносов от рядовых членов ВЛКСМ—на свою заместительницу. И я перестал плевать в небо, осознав бессмысленность такого поведения при наличии всемирного тяготения, это бесполезно… И пусть мне не хватало комсомольского задора, чтобы на общих собраниях комсомольской организации школы петь Интернационал совместно с грамзаписью Большого Академического Хора, я твёрдо верил, что СССР оплот мира во всём мире (достаточно вспомнить красные флажки с жёлтым голубем для махания Советским народом на праздничных демонстрациях).
Вообще-то, мы самые сильные во всём, а отставание наметилось лишь в музыке. Любая песня Битлз содержит больше забойных аккордов, чем всё Советское песенное творчество. А причина столь плачевного положения одна – у нас все песни в ля-миноре… Вот только не стоит Битлам лезть в политику. Кто дал право Джону Леннону объявлять, будто Советский Союз – Фашистское государство? Это у нас 20 миллионов павших в той войне против Фашизма, так что Битлз занимались бы только музыкой.
Но всё равно Фурцева – сука поганая, что не пустила их гастролировать по Союзу. Сама-то их послушала, за закрытыми дверями, насладилась в своём министерстве культуры, а потом – извините, ребята, но наш слушатель не готов понять вашу музыку. Ну, не крыса, а? А они ведь готовились, даже и хит уже написали «Back to the USSR», специально под это турнэ.
Что касается школьной программы, то химию я вообще не постиг, как и алгебру с тригонометрией, и ряд прочих предметов, до которых всё никак руки не доходили. Зато меня обучили отличать помещика Фамусова от его создателя дипломата Грибоедова. Даже и с меньшим запасом знаний вступают на путь в светлое будущее… А что-то менять, дополнять уже поздно – срок истёк. До выпускных экзаменов рукой подать, а там уже и Выпускной Вечер и романтическая ночь коллективного брождения выпускников, которые уже не одноклассники, но первый рассвет своей новой жизни всё ещё должны встречать вместе, по традиции.
Однако, всё это отходило на второй план перед кое-чем по настоящему важным. Конкурс на звание Лучшего Вокально-Инструментального Ансамбля, он же ВИА. Да, мы готовились участвовать в конкурсе объявленном горкомом комсомола. Так вы ВИА хотите? Вы полýчите ВИА!
Всю предшествующую зиму, задолго до того и не подозревая даже, что будет проводиться такой конкурс, мы занимались изготовлением электрогитар по чертежам и схемам в журналах Радио и Юный Техник.
Поначалу мы экспериментировали с пьезоэлементами, устанавливали их на обычные акустические гитары. Да, звук усиливался, как от микрофона всунутого гитаре под деку, но ничего общего с тем, как звучит электрогитара. К тому же, гитары за 7 рублей 50 копеек не смотрятся как те, на чёрно-белых фотках различных рок-групп с волосами до середины спины.
Захотелось гитары с крутыми рогами? Выпиливай из трёхсантиметровой фанеры. Больше всего возни будет с грифом. Гитары, изготовленные нами в строгом соответствии чертежам журналов для продвинутых технарей, не строили.
Что значит «не строили»? Ну если дёрнешь струну прижатую на двенадцатом ладу, а потом её же, но уже отпущенную, получишь один и тот же звук, просто через октаву. А у нас звучали неодинаковые ноты, гитары «не строили». Вот что это значит… Пришлось на корпуса из толстой фанеры ставить грифы от обычных гитар. Но на рогатом корпусе головка грифа обычной гитары с прорезями для струн смотрится как на корове седло. Для замены головки, ты должен её аккуратненько выпилить и на место фабричной подгонять самодельную, с шестью колышками в один ряд.
Схемы электрической оснастки гитары паял отец и он же принёс с РемБазы экранированный провод в металлической оплётке для подключения гитары в усилитель. Без такого провода гитары фонили диким воем за пределами всякой музыки.
Испытания проводились у нас на хате, изделие на стадии разработки подключалось в древний радиоприёмник, отец сказал, что это без разницы – если тут заиграет, то через усилитель вообще будет бацать как миленькая…
Больше всего мороки преподнёс звукосниматель. Это маленькая такая коробочка, крепится под струны, не касаясь, а внутри отдельная катушка для каждой. Одна катушка это шестьсот витков медной проволоки тонкой, как волосок, намотанных от руки, теперь остаётся умножить на шесть, по количеству струн, чтобы получился звукосниматель.
Наконец, всё собрано. Радиоприёмник подпрыгивает со своей коробкой, вот-вот лопнет от грома сталистых аккордов и ревущих риффов, заглушает вопли протеста матери на кухне. Ух-ты! Мы счастливы. Бомба! Отец вроде доволен тоже.
Теперь можешь всё разобрать по частям и заровнять фанеру корпуса наждачной бумагой, зашпаклевать и снова шлифовать уже более нежной шкуркой под пульверизатор (могу поспорить – выкрасишь красным) и заново собирать свою новую сияющую электрогитару. Балдей!
Так что мы имели полное право (и снаряжение!) представить заявку на участие в конкурсе организованном горкомом комсомола, который шёл в ногу с требованиями жизни. Общее число претендентов на лавры лучших в Конотопе составляло 2:
1) ВИА «Кристалл» при Доме Культуры имени Луначарского (он же Лунатик);
2) ВИА «Орфеи» при Клубе Конотопского Паровозо-Вагоноремонтного Завода (он же Клуб КПВРЗ).
Ребята из Лунатика не первый год в деле. На электрооргане у них шпилил Саша Баша, который закончил музшколу по классу фортепиано. Он был не только руководителем «Кристалла», но и капитаном команды КВН престижной школы № 11, которая нас сделала напоследок. Кроме концертов в Лунатике, они играли ещё и «халтуру», то есть делали живую музыку за живую деньгу́: на свадьбах, днях рожденьях и вечерах отдыха – своим электроорганом, двумя гитарами и ударной установкой…
Нас тоже было четверо, мы ни хрена не рубили в музграмоте (кроме Чубы с его четырьмя годами в музшколе по классу баяна), но за нами стоял Клуб и мы были плотью от плоти Посёлка…
Если техническую мощь мы наращивали у нас на хате, то Клуб предоставлял «Орфеям» возможность музыкального образования. (Опять-таки не тревожа Чубу и его баян, который позволил ему запросто освоить бас гитару, партия которой совпадает с той, что баянист играет на кнопочках басов пальцами левой руки).
По совокупности всех этих причин, на концерт классической гитары в Клубе, о котором извещала скромная афиша лауреата-исполнителя Зверева из Киевской Филармонии, явились только два Орфея – Владя и я, потому что Чепе оно и вовсе не надо, он ведь не гитарист, а барабанщик нашего ВИА…
Вестибюль Клуба удивил непривычной людностью и на площадке перед залом тоже не протолкнуться, в основном молодые хлопцы. А ведь и не подумал бы никогда, что молодёжь Посёлка так любит гитарную классику… С контрамаркой в кармане, мы тормознулись в общей толпе на площадке у входа в зал.
Вдруг снизу, от вестибюля, вверх по широким красным ступеням лестницы и среди парней вокруг нас зашелестало типа шуршащего шума ветерка со спешным сообщением «ща ливанёт!»—голоса, в полшёпота, объявляли друг другу: —«Вафлистки! Вафлистки идут!»
С первого этажа по прямому пролёту лестницы восходили две девушки. Площадка встретила их оглушительной тишиной и взглядами прикованными к ним, немо, поголовно. Меня поразила молочная чистота кожи девичьих лиц. Меж тесных стен вытаращенного молчания, они свернули вправо, пройти в зеркальный зал балетной студии, где проводился вечер отдыха бурсаков из ГПТУ-4…
А мы с Владей отделились от ожившей толпы на площадке и повернули влево, влиться в горстку зрителей-слушателей черноволосого Гитариста Лауреата в его классическом чёрном костюме «тройке» и в толстенных линзах охваченных чёрной оправой.
Пары первых рядов с лихвой хватило для рассевшихся на почтительном расстоянии друг от друга слушателей. Он сидел над нами, на стуле у самого края авансцены. Из проёма едва раздвинутого занавеса цедился скудный свет полуосвещённой сцены. Он объявлял непонятные названия произведений и никогда не слыханные имена авторов музыки, а потом исполнял их на своей акустической гитаре. Но это не было тем, что мы привыкли считать игрой на гитаре. Что-то невообразимое. Недостижимое нечто…
После концерта мы с Владей постучали в дверь комнаты на первом этаже, где он укладывал свой классический чёрный костюм в твёрдый чёрный футляр своей гитары. Мы представились, как желающие научиться играть на гитаре. Что делать? С чего начать?
И он дал нам бесплатный мастер-класс. Он вынул обратно свой сложенный чёрный костюм и достал гитару из коробки жёсткого футляра, и показал как извлекать полнозвучные флажколеты. Затем он сложил все вещи обратно и ушёл на Вокзал со своим футляром, чтобы ехать в ночи через её беспросветность куда-то ещё. Но, прежде чем выйти из комнаты, Лауреат Зверев посоветовал нам найти Польские музыкальные журналы, где часто печатают песни Битлз со словами и табулатурой поверх нотного стана. Жаль, что в киосках Конотопа и слыхом не слыхивали про такие журналы…
Подав заявку на конкурс ВИА, мы подошли к директору Клуба, Павлу Митрофановичу. Мы объяснили, что для поддержки чести Клуба на Городском Конкурсе нам надо всего ничего, право же, ту пару чёрных динамиков от портативной киноустановки и усилитель к ним, а то ведь у нас даже места нет, где репетировать, и ни одного барабана.
Пламенея своим уже раскраснелым лицом под завитками натурально купеческих кудряшек первой гильдии, Павел Митрофанович объявил, что для парней с Посёлка Клуб сделает всё и не один раз, если потребуется. Вот что значит правильный учёт распорядка дня человека, с которым идёшь договариваться.
Директор тут же приказал завхозу Клуба, Степану, отдать нам ключ от комнаты Эстрадного ансамбля до самого конкурса. Ансамблевые музыканты во главе с их руководителем Аксёновым бесследно вынесли все инструменты из комнаты, в том числе контрабас и саксофон, тоже в неизвестном направлении. На неопределённое время Аксёнов прекратил появляться в Клубе вообще. Опустошённость комнаты скрашивал лишь письменный стол без стула и «кухня» ударника в составе из большого барабана, педали к нему, барабана «снэр», педалированных тарелок «хэт», двух том-томов и широкой тарелки «крэш» над ними. Гремящее трах-бзден-чу-чух-ба-бам «кухни» переполняло комнату и весь коридор за дверью, потому что Чепа часами отрабатывал стучать бит рока всеми своими конечностями.
Как бьётся бит Чепе показал Анатолий Мелай, парень с Посёлка только что демобилизованный из армии, а до призыва в неё он играл в Эстрадном ансамбле на трубе. Кроме того, он показал нам аккорды песни «Жёлтая река» рок-группы Кристи. В ту пору эта песня удерживалась на верхних строчках Европейских хит-парадов. Этот факт мы знали от Радио-Швеция, которая вещала на Русском языке один час в неделю, по воскресеньям, и наши не глушили эту станцию обычным треском статики, потому что Шведы толковали исключительно про рок-музыку и не толкали анти-Советской пропаганды.
Анатолий знал даже слова «Жёлтой реки» на Русском:
"У Жёлтой речки гуляли мы
Вокруг прекрасно цвели цветы,
У Жёлтой речки моей мечты —
Аловерида!"
Дальше шёл припев, которому как-то удалось избежать перевода:
"Аловерида! Аловерида!
Юзы мама́! Юзы мама́!"
Мы начали репетировать эту песню для конкурса. В какой-то момент меня вдруг осенило, что раз песня про Жёлтую реку, то в припеве должно звучать Yellow River, а не какая-то неясная Аловерида. Нет, не даром всё же Алла Иосифовна вдалбливала мне на своих уроках Английского, что "London is the capital of Great Britain".
Анатолий недовольно морщил нос, но крыть ему было нечем мой запас знаний. За такой языковедческий подвиг, Чуба позволил мне подпевать ему в припеве:
"Yellow River! Yellow River!
is in my mind and in my eyes."
Меня это крайне окрылило, потому что в нашем ВИА мне досталась очень нужная, но такая неприметная роль ритм-гитариста.
Для второго номера мы выбрали «Покрась чёрным» Роллинг Стоунзов. Мы знали аккорды к песне и даже как она называется, но не знали слов и шпарили «ду-вап-ду-вап» как истые джазмены:
"Ду-вап ду-вап ду-вап ду-вап
Ду-вап ду-вап пá-бa-бaá
Однако, если известно название, то можешь догадаться о чём она вообще, а зная размер строк – «что нам стоит дом построить? Нарисуем – будем жить!»
"А тучи чёрные на город проливают
Капли дождя чернее даже, чем смола,
Но лужи чёрные и звёзд не отражают,
Ведь даже звёзды все украла с неба мгла…"
(…в фильме Адвокат Дьявола, где Аль Пачино играет Князя Тьмы, эта песня сопровождает заключительные титры, оригинал её, конечно. Просто на тот момент Голливуд не успел ещё снять это кино.
Что касается Русской версии «Жёлтой реки», то наш гаражный ВИА обогнал Весёлых Ребят Александра Буйнова, которые лишь два года спустя подменили реку из оригинала Карлсоном, который живёт на крыше:
"Вот мы слышим,
Вот мы слышим,
Мотора стук,
Весёлый звук.
Это с крыши,
Прямо с крыши
Летит к нам друг,
Наш весёлый друг…"
Так песня про любовь была переувечена в гимн РемБазы…)
Накануне конкурса ВИА, мы репетировали днями напролёт, покидали Клуб лишь подкрепиться в павильоне «Встреча» рядом с Вокзалом. Мы ели там пельмени, запивали их бутылкой пива на четверых и считали себя крутыми чуваками, которым по плечу лабать рок.
Буквально за день до конкурса наши соперники—ВИА Кристалл из Лунатика—нанесли нам превентивный удар. Они явились в нашу школу играть халтуру на нашем Выпускном. Перед этим, мы обращались к руководству школы с предложением своих услуг на вечере, бесплатно, но нас не послушали, а наняли Кристалл. В твоей родной школе тебя и за музыканта не держат! Что уж говорить про пророков с их попытками пророчить в отечестве по месту рождения…
Разумеется, «Кристалл» имел давно отстоявшуюся репутацию. Саша Баша, после музшколы по классу фортепиано, вполне прилично играл и «семь-сорок», и вальс, и рок, но всё равно обидно.
Реванш состоялся уже на конкурсе – у нас имелись скрытые резервы. Во-1-х, Павел Митрофанович позволил нам взять у киномехаников усилитель на 50 ватт. А во-2-х, мы победили ещё до того, как зазвучала музыка, и уже одним нашим появлением на сцене показали кому судьба предуготовила сегодня лавры.
Ну хорошо, допустим у тебя есть электроорган и фортепианное образование, и есть музыканты натасканные на халтурах, но кому какое до всего этого дело в минуту, когда:
– …А сейчас на эту уютную сцену летнего кинотеатра Городского Парка Отдыха, мы приглашаем вокально-инструментальный ансамбль… Орфеи!!.
И тут выходят четыре чувака с тремя (!) рогатыми (!!) гитарами!!!
А плюс к тому на них, на всех и на каждом из четверых…
…БЕЛЫЕ ШТАНЫ!!!.. ДА!!
О-о!. Нет, даже отдалённо невозможно передать смысл белых штанов в Конотопе 1971 года, прикид на уровне божественных одеяний, а яснее не объяснить, потому что наш триумф состоялся прежде всемирного рассвета джинсовой цивилизации.
Откуда белые штаны? В Универмаг напротив Главпочтамта завезли так называемую «парусину для хозяйственных нужд», 1 руб. 20 коп. за метр. После первой же стирки материал превращался в обвисшую серую мешковину, но мы-то вышли нестираными! В девственной белизне архангелов с рогатыми гитарами…
Мать пошила их—на каждого из четверых за два дня до выступления—текущая брючная мода тогда уж отбросила широкий пояс на талии, да и вообще хоть какой, штаны модного чувака начинались у него на бёдрах, посерёдке. На одни штаны одного метра и десяти сантиметров за глаза хватало.
Ложкой дёгтя стало лишь то, что я облажался с подпеванием в «Жёлтой реке». На репетициях, Чуба морщился на мою терцию в бэкапном вокале, а на распевке перед выходом на конкурсную сцену он вообще за голову схватился. Так что когда нам надо было вдвоём орать в один микрофон "Yellow River! Yellow River!", я только лишь разевал рот по рыбьи, без звука.
Тот же фокус как с пением «Интернационала» на общем собрании комсомольцев школы № 13 или при исполнении «Иерихона» с отключённым микрофоном на игре КВН.
Чуба строил мне круглые глаза с той стороны от микрофонной стойки, что я оставил его без терции, но это не помогало. Орфеи одержали блестящую победу, но на моём вокальном будущем был поставлен бесповоротный крест.
Но всё равно – мы смогли!. Да! Мы сделали это!.
~ ~ ~
Из кожи вон лезешь, выкладываешься без остатка, изнемогаешь в усилиях дотянуться до цели и, когда она победно достигнута, всё, что тебе остаётся – просто жить дальше… Пожалуй, это самое трудное.
«Куда ж нам плыть?»– поэтически вопрошал ещё Пушкин, а Чернышевский перефразировал вопрос в безыскусную прозу: «Что делать?»
"Вот и всё,
Конец мечтам,
И теперь
Ты в жизни сам
Ответы найди,
К счастью своему приди!"
(музыка В. Сакуна, на стихи С. Огольцова)
Я отправился попытать счастье в Киевском госуниверситете им. Т. Шевченко. Повёз мой школьный аттестат туда, на отделение Английского языка. Безграничная, надо признать, наглость, с учётом объёма моих знаний – пара вызубренных грамматических таблиц в конце учебника English для 8-го класса.
Однако удача сопутствует смелым и весь долгий путь от Конотопа до Киева—четыре часа электричкой—я сидел рядом с Ириной Кондратенко, самой красивой девушкой из моих бывших одноклассниц. Бархат бровей над чёрными озёрами глаз, длинные чёрные волосы и вообще всё делало её такой красивой, что я к ней никогда и не пытался подкатить – такая не для простого смертного, зачем мечтать о невозможном? И вдруг—ух-ты! – четыре часа совместной езды, бок о бок, на одном сиденье, в бесконечной беседе.
Ирина тоже ехала куда-то поступать, а жить у каких-то родственников и, уже знакомая с городом, подсказала каким трамваем ехать мне от вокзала до университета…
Потолки там поражали невиданной высотой, дойдёт и тупому – тут дают высшее образование. В деканате я сдал свой аттестат и справку об отличном состоянии здоровья, а мне сказали адрес студенческого общежития. Всего час езды троллейбусом.
Заведующая общежитием, а возможно просто дежурная, что выдавала мне постельное бельё в обмен на мой паспорт, оказалась отъявленной расисткой, прям ку-клукс-клановка какая-то. Я пришёл к такому выводу, когда пара молодых Северных Вьетнамцев появились в её кабинете (или, может, складском помещении), вслед за мной, и попросили у неё клеёнку для стола в своей комнате.
Но она их грубо оборвала: —«Какую тебе ещё килиёнку?! Сам ты килиёнка! Иди отсюда!»
И они удалились, такие печальные, щуплые, робкие на фоне этой дебелой Украинской расистки. А я подумал – а сама-то ты сможешь произнести слово «клеёнка» на Вьетнамском языке?
Впрочем, не стоит торопиться с умозаключениями без достаточной информации о сопутствующей ситуации. Может здесь расизмом и не пахнет. Нельзя же со 100 %-ной гарантией отрицать возможность, что эта, да, миниатюрная, но наглая парочка явились уже в пятый раз за сегодня, с разнузданным требованием ещё одной (уже пятой) клеёнки от пожилой Украинской труженицы или же что это уже пятая, за её трудовой день, пара Северных Вьетнамцев пришли вымогать очередную клеёнку у неё, придавленной тяжкой работой и тем, что эти азиаты все на одно лицо. Как сговорились, Ватсон!
Со мною в комнате оказался ещё один абитуриент на отделение Английского языка, только он уже отслужил армию. На следующий день мы вместе поехали в университет на ознакомительно-подготовительную лекцию, где он до того бегло болтал на Английском с ознакомительно-подготовительным лектором, что я чувствовал себя как на Областной Олимпиаде по Физике, где все всё знают и друг друга понимают, и только я один, как пень пнём из Пномпеня.
И поэтому после лекции я пошёл в кабинет декана и забрал свои документы. Не помню, что я им наплёл, потому что нелегко признаться, что я струсил и поднял лапки вверх даже не попытавшись. По пути в общежитие за паспортом, хлынул такой ливень, что иногда от остановки до остановки троллейбусу приходилось добираться вплавь. Дождь смоет все следы…
Четыре часа в электричке до Конотопа прошли в унылом молчании. Малодушным трусам не полагаются никакие Ирины, тем более которые Кондратенко…
В Конотопе любые сложные вопросы решаются сходу. Куда? Да, туда же куда и все.
Чепа уже два года отучился в Железнодорожном техникуме, над тоннелем Путепровода. Владя и Чуба сдали документы для поступления туда же. Вопрос «куда?» решился до меня, мне оставалась прямая дорожка абитуриента в Конотопский Техникум Железнодорожного Транспорта, без вариантов.
Даже Анатолий Мелай оказался там же, хотя до армии он уже закончил этот техникум. Теперь пристроился туда же на неясную должность лаборанта, а до начала учебного года просто гулял по коридорам в синей спецовке типа как бы занимается электропроводкой, но главным образом пел.
Анатолий оказался завзятым фанатом ВИА Песняры, которые недавно сделали «Тёмную ночь» в Кремлёвском Дворце Съездов. Не, ты прикинь, а? Всё то старичьё из Политбюро Центрального Комитета в первом ряду – Брежнев, Суслов… э… кто там ещё?. Подгорный… а чуваки во всю врубают гитару с ревером!. Ну и вокал, конечно, у них охренéнный – раскладки на четыре голоса:
"Тёмная ночь
Разделяет, любимая, нас…"
И Анатолий, запрокинув лицо в оспинках на память о прыщавой юности, заполняет гулкую пустоту коридора одной из тех четырёх партий раскладки. А почему нет? Вокруг лето, занятий нет, даже вступительные экзамены ещё не начинались, а тем более, что на нём синяя спецуха и—главное—армия позади, уже полностью состоявшийся чувак.
"Скрыпять мое лапти,
Як иду до тебе!."
Он обещал замолвить словечко экзаменаторам, как бывший студент и нынешний коллега, однако из Орфеев-абитуриентов поступила только одна треть – Чубу с Владей отсеяли и те поступили рабочими на Завод КПВРЗ…
Посреди августа мы сделали предложение директору Клуба, Павлу Митрофановичу, от которого он не смог отказаться: мы будем играть на танцах в Парке КПВРЗ. Бесплатно…
В каждом из трёх Конотопских парков—Городской, Лунатик, Заводской—имелась танцплощадка. Каждая представляла точный слепок с любой из двух остальных – вертикально стоячая полусфера оркестровой раковины охватывает сцену метровой высоты, обращённую к широкому кругу бетона в кольце двухметровой ограды из труб, тоже стоймя, доступ внутрь обеспечивает калитка, снова-таки из вертикально-трубчатой решётки, диаметрально противоположная сцене. Даже окрашены все три ограды одной и той же серой «серебрянкой». Единственное отличие в том, что на трубах Городского Парка Отдыха краска облупилась не так тоскливо.
Мать вспоминала, что в пору девичества она ходила в Парк Завода на танцы, потому что летом там играл духовой оркестр. Но потом всё как-то заглохло и в тёплый сезон молодёжь Конотопа начала ходить кругами (не вальсировать) по аллеям Площади Мира, уминая расплёванную по асфальту шелуху семечек. Круг за кругом… Год за годом…
