Олег Поляков
Дефицит Высоты. Человек между разрушением и созиданием
Российская империя в течение веков обеспечила себе надёжные границы. От Финляндии до Дальнего Востока вдоль всей границы была полоса стабильности, образованная из присоединённых территорий. Нападавшие на Россию в течение многих веков крымские татары, поляки, шведы, немцы были либо включены в состав Российской империи, либо оттеснены за полосу приграничных районов. Россия принесла мир на Кавказ, раздираемый постоянными междоусобными войнами. Она спасла белорусов и малороссов от ополячивания, а грузин и армян от полного уничтожения турками. После победы во второй мировой войне России должны были отойти Константинополь и контроль над Босфором и Дарданеллами. Всех этих завоеваний Россия лишилась из-за предательства пятой колонны, состоящей большей частью из масонов, совершивших февральский переворот, и интернационального сброда маргиналов, совершивших переворот в октябре 1917 года.
Первая Мировая война разбудила дремавшие силы разрушения, с которыми власть оказалась не в силах справиться. По словам председателя Государственного совета Щегловатого, «паралитики власти как то слабо и нерешительно боролись с эпилептиками революции». Николай II не предпринимал решительных мер против разрушителей (максимум того, что он делал – не подавал руки Гучкову). Напуганный событиями 1905 годов, он боялся сделать ложный шаг и полагал, что победоносное весеннее наступление всё расставит по своим местам. Но разрушители его опередили. И вот трёхглавый Змей-Горыныч о трёх головах (Гучков, Милюков, Родзянко) добиваются отречения императора от престола и страна проваливается в пучину катастрофы. Приказ № 1 передал командование в армии в руки Советов солдатских депутатов, 5 марта была упразднена вся царская администрация, в том числе и полиция. На полицейских началась охота. Председатель Временного правительства князь Львов считал, что освобождённый народ возьмёт власть в свои руки, появится народная милиция, работающая на общественных началах. Но освобождённый народ бросился грабить и убивать.
Беспорядочные грабежи и поджоги начались сразу после февральского переворота, запылали усадьбы по всей России. В Тамбовской губернии разграбили и сожгли все усадьбы, общим числом 3000. В том числе усадьбу тестя С. Рахманинова Ивановку. Рояль «эксплуататора» Рахманинова выбросили со второго этажа. Рахманинов был – обычная история для того времени – из обедневшей дворянской семьи. Их имение в Новгородской губернии отец продал за долги. Но эта семья подарила миру гения. И свои два шедевра – фортепианные концерты № 2 и № 3, Рахманинов написал в Ивановке. Он её очень любил, там ему хорошо работалось. В эти концерты Рахманинов перенёс русскую природу такой, какой она была в Тамбовской губернии, в окрестностях Ивановки. И русский дух. Второй концерт является высшей точкой мировой фортепианной литературы. Рахманинова принято считать последним романтиком, но он является и последним Композитором. Всё в музыке после него было меньшего масштаба. Понимание этого ещё впереди. Но можно сказать больше: эти два концерта – знак апогея европейской цивилизации. Миссия обозначить апогей выпала русскому художнику, и им оказался композитор Рахманинов. Год написания третьего концерта – 1909. Вскоре, в 1917 страна будет ввергнута в хаос, и гениальный композитор, как написано в «Советском энциклопедическом словаре», «с особой силой воплотивший тему родины», хорошо понимая, что новым хозяевам на своей родине он не нужен, уезжает навсегда из России. Всего восемь лет отделили высшую точку развития от страшной пропасти разрушения.
Началось всё это на полвека раньше с разгула терроризма, которого не знала ни одна европейская страна. Увы! князь Г. Львов, первый председатель Временного правительства, не был знаком с уровневой моделью, его специализацией были крупные хищения, связанные с земской деятельностью. Почему-то он полагал, что народ, получивший «свободу», окажется более сознательным, чем он сам. Из неизвестной ему уровневой модели следует, что свобода должна предоставляться по уровню, а деятельность на отрицательных уровнях должна быть максимально ограничена вплоть до принятия самых жёстких мер.
Отчасти это всё-таки было сделано, и пятая колонн с наиболее опасной маленькой кучкой «большевиков» была созидательной работой внутри Российской империи вытеснена за рубеж. Они ничего из себя не представляли, у них ничего не было и им нечего было терять. Их главарь, один из самых жестоких и, безусловно, самый энергичный, был деятелем с террористическим, а отнюдь не научным, как нам внушала большевистская историография, складом ума. «Расстреливать надо без волокиты!» Главарь террористической партии эсеров Чернов как то, будучи в Швейцарии, спросил: «Владимир Ильич, вы, наверное, всех меньшевиков перевешаете?» Ульянов: «Первого меньшевика мы повесим после того, как будет повешен последний эсер». Этот патологический разрушитель не знал, что и как он будет строить, но для него было совершенно очевидно, что после захвата власти надо будет загонять толпу в стойло террором.
Он испытывал к русским ненависть в её самых крайних формах: «А на Россию мне наплевать… Все русские насильники и бездельники». На то, что с новой властью у России нет перспективы, совершенно определённо указывали принципы большевиков: «власть пролетариата» основывается на насилии и не признаёт никаких законов, ограничивающих её. Их представление о праве сводилось к простой формуле: всё позволено, как только произнесено магическое слово «пролетариат». За первые десять лет было убито и буквально растерзано 10 000 священнослужителей. Какие только издевательства и пытки им ни пришлось претерпеть: им заливали расплавленный свинец в горло, закапывали живыми в землю. Известно указание Ульянова использовать компанию по изъятию церковных ценностей для максимального уничтожения священников. В письме В. Молотову он пишет: «Чем больше священников мы расстреляем, тем лучше». Сегодня всё чаще в характеристиках, даваемых Ульянову, звучит «фанатик революции» или просто «фанатик», но, если смотреть в самую суть его разрушительной натуры, то правильнее было бы «одержимый бесами», «бесноватый».
Большевики создали крайне жестокую и откровенно бесчеловечную систему социального контроля и подавления, направленную, в первую очередь против русских. В результате большевистского переворота процветающая Россия рухнула в пропасть нищеты, беззакония. Большевики разрушили правовую систему, основы которой были заложены в реформами Александра II, заменив её на «пролетарское право», которое позволяло безнаказанно экспроприировать, грабить, убивать. Право было заменено кровавым беззаконием с «кировскими потоками», «скорострельной юстицией». Став бесправными, люди вместе с этим утратили чувство закона внутри себя. Это очень уязвимое чувство воспитывается в народе столетиями, а разрушить его можно за десяток лет. Затем «либералы» уничтожили нормы, сформировавшиеся к 1970‑м годам, и которые худо-бедно, но служили сдержками разрушительности. Таким образом Россия уже столетие живёт по существу в безнормном обществе, в результате чего сформировалась сугубо специфическая российская форма аномии (от франц. anomie – беззаконие, безнормность). Это понятие было введено Дюркгеймом для определения такого состояния общества, в котором значительная часть его членов относится к обязывающим их нормам негативно или равнодушно. Жизнь в условиях правовой разрухи приучила людей законы не соблюдать. Эта безнормность и является главной причиной махрового цветения коррупции. Избыточные, порой жестокие ограничения, практикуемые большевиками, приучили людей для того, чтобы выжить, искать лазейки в поставленных властью несправедливых и бессмысленных препонах. Это привело к искажению сознания людей. В результате этого у тех, в ком власть не смогла убить предпринимательский дух, он принял хищнические формы. А это одно из препятствий для формирования естественных иерархий в самых различных областях деятельности.
После второго переворота большевиками было организовано планомерное разграбление наиболее ценных художественных коллекций и вывоз их за границу якобы для нужд мировой революции. Особые масштабы грабежи приобрели после постановления, пробитого главарём петроградской ЧК Урицким, в соответствии с которым 10 % награбленного чекистами принадлежит самим экспроприаторам. Охранные грамоты властью выдавались, но на ограниченное число коллекций. Один из примеров редкого везения – коллекция Анны Васильевны Мараевой. Из шестисот редких икон часть попала в Третьяковку, часть древних рукописных книг в Национальную библиотеку, коллекция живописи легла в основу Серпуховского историко-художественного музея, находящегося в доме Мараевых. Сама хозяйка со своим многочисленным семейством была при этом выселена из своего дома, одну дочь изнасиловали, другую отправили в лагерь на Соловки. Увы! большая часть музеев, созданных из частных коллекций была вскоре ликвидированы, их фонды большей частью разграблены. Такая участь постигла музей И. Остроухова. После его смерти в 1929 году музей упразднили, особняк Остроуховых превратили в коммунальную квартиру, но вдове повезло, её не выкинули на улицу, а поселили в самой маленькой комнате полуподвального этажа.
В разверзнутую разрушением пропасть (в это внесли свой вклад и немецкие оккупанты) провалилось 97 % культурных сокровищ России. То есть то, что осталось на сегодняшний день в Эрмитаже, Третьяковке и остальных музеях – это 3 % от былого богатства. Сегодня мы живём на пепелище культуры. Это мало кто понимает, потому что большевики скрывали масштабы разграбления страны, учинённого ими. А большинство населения не знает своей истории, они Иваны, родства не помнящие.
До сих пор остаётся не понятым, что личной целью большевиков был захват власти и грабёж. Техническое руководство грабежом осуществляла секретная комиссия по изъятию ценностей, инструментом была ЧК. Немалая доля изъятого «прилипала» к рукам высшего партийного руководства. В сейфе Свердлова после его смерти было обнаружено 30 кг драгоценностей (имеется докладная записка главы НКВД Ягоды). По видимому, это была норма для высшего партактива. Но, конечно, у Зиновьева было ещё больше, ведь он был хозяином поистине бездонного кладезя сокровищ – столицы Российской империи. Жадность партийной верхушки, среди прочего, помогла Джугашвили во времена Большого террора так легко расправится с ней.
Как экспроприация осуществлялась на практике видно на примере Агафона Фаберже, младшего из четырёх сыновей основателя ювелирной династии Карла Фаберже. Он был самым талантливым из сыновей, при этом страстным коллекционером и крупнейшим экспертом России в области прикладного искусства. Его дачу в Лемболово под Петербургом молва именовала вторым Эрмитажем. Чтобы беспрепятственно изъять её ценности, Агафона арестовали по вымышленному обвинению в спекуляции драгоценностями, которыми он снабжал М. Горького и А. Луначарского. Он просидел в концлагере два года, его пытали, морили голодом, три раза выводили на расстрелы, выбивая из него сведения о тайниках Фаберже. В 1920 году, сорока шести лет, он вышел оттуда поседевшим больным стариком. Содержимое дачи подручные Зиновьева с чекистами выгребли без описи; что не удалось вывезти изуродовали, переломали.
Его отец, надеясь на возвращение, только в Петрограде оставил более тридцати тайников. Через десять лет с небольшим К. Фаберже их список передал в Ленинград своим доверенным лицам, обратно он был возвращён с пометками: пропало, найдено чекистами. Пропали огромные сокровища, пропал золотой запас Российской империи, но самое главное – пропал золотой душевный запас страны.
Жизнь Агафона спасли надежды чекистов на то, что устав мучиться в их застенках, он выдаст сведения о тайниках. На самом деле он ничего о них не знал, потому что у него задолго до этого произошла крупная размолвка с отцом, он вышел из фирмы, с семьёй не поддерживал отношения. И тут А. Фаберже повезло, потому что грабителям были нужны эксперты по произведениям искусства, а восемнадцать самых крупных экспертов были непредусмотрительно расстреляны в самом начале революционного процесса. В результате его взяли в Гохран на должность главного эксперта по Петрограду. Он поставил условием возвращение ему коллекции, и большевикам пришлось его выполнить: часть коллекции ему была возвращена. Он прожил в Ленинграде до 1927 года, понимая, что в любой день после того, как в стране всё выгребут до дна, его самого арестуют, а коллекцию отберут. Неизбежность этого заставила его бежать. Он уходил с несколькими близкими по льду Финского залива, их обстреляли пограничники, его легко ранили, но они добрались до Куоккалы, где тогда жил Репин, пришли в себя, и отправились дальше в Хельсинки. Там он прожил до конца своих дней.
Октябрьский переворот был первой в мире «цветной революцией». Но более того, установленный после неё режим во многих своих проявлениях был оккупационным. Сегодня исчерпание витальной силы русского народа принято объяснять тем, что он надорвался, живя все годы советской власти в мобилизационном режиме. Но в ещё большей степени виной этому был террор, нанёсший огромный ущерб генофонду народа, и порой невыносимые условия жизни. Верхушка большевиков по культуре, негативному отношению к России и местам своего происхождения была чужда той стране, в которой она захватила власть. По словам Солженицына в те времена «да ведь «я – русский» вымолвить было нельзя, контрреволюция!». Специальные войска, выполнявшие карательные и охранные функции были иностранными (печально известные латышские стрелки, да ещё венгры, китайцы).
Монархия с её представлениями о долге, благородстве, милосердии была совершенно беззащитна перед этими хищниками. Откуда они взялись в таком количества в такой патриархальной стране? Это отдельный вопрос, которым подлинная история в союзе с физическими, биологическими, духовными науками должна заняться в будущем. Возможно, это результат мутации, и Нечаев, Бронштейн, Ульянов – мутанты. Но каковы бы ни были причины, власти и общественности их надо было классифицировать как разрушителей и вести себя с ними, как с чрезвычайно сильными разрушителями. Но тогда у людей был совершенно другой менталитет: Николай I и Александр II прогуливались по Петербургу без охраны, нередко по-домашнему заходили кого-то навестить. Александра II террорист убил второй бомбой, когда царь вышел из кареты посмотреть(!), что же произошло в результате только что прогремевшего взрыва. Вы такое можете представить сегодня, когда у правительственной машины двухсантиметровая броня? Людям тогда такое разрушение было просто невмещаемым в голову. И продолжалось это затмение разума до Николая II, погубив и его, и Россию. История России ХХ века такая страшная потому, что мы, русские, не понимали, что такое разрушение. И чтобы это не повторилось, нам надо хорошо выучить науку о разрушении и созидании.
«Освобождение» народа и отмена частной собственности не дали ожидаемых чудодейственных результатов. Выросшее из раскритикованного Ульяновым в 1916 году империализма что то непонятное якобы «пролетарское», не проявляло признаков жизни, как и план строительства социализма, сочинённый в 1920. В состоянии полной безнадёжности не оставалось ничего другого, как перейти к «новой (здесь у советских недоисториков было принято восхищаться гениальностью вождя) экономической политике», которая являлась не более, чем старой частной собственностью и свободой инициативы. И тут же (в своём последнем выступлении в 1922 году, уже будучи серьёзно больным) Ульянов выразил надежду, что всё-таки «Россия нэповская превратится в Россию социалистическую». И превратилась… трудами Джугашвили.
Наиболее трудоспособное население деревни, представлявшее особую опасность для самозваной власти, было уничтожено, остальные лишены паспортов, возвращены в колхозное крепостное право, сельское хозяйство разрушено. Городские жители привязаны к месту жительства пропиской. Традиционная религия почти под полным запретом, чего не было и при татаро-монгольском иге, храмы закрыты, осквернены и разграблены, большая их часть разрушена. В 1940 году менее ста работающих церквей, более 100 000 священников в лагерях.
Три известных монастыря – Псково-Печерский, Валаамский и Коневецкий – были спасены от уничтожения, потому что оказались за границей СССР: первый в Эстонии, вторые в Финляндии. После окончания Финской войны Валаам отходил к СССР, и дальновидные монахи бежали оттуда и на территории Финляндии основали Ново-Валаамский монастырь. Они посчитали, что чужая страна будет более милостивой к ним, чем родная. И они всё правильно поняли: прежний Валаамский монастырь был закрыт, его хозяйственные постройки превратили в что-то среднее между приютом и концлагерем для калек Отечественной войны, куда их прятали подальше от людских глаз, а дальше его ждала разруха и запустение.
Большевики камня на камне не оставили от очень масштабного и эффективного земского движения. Причина этого понятна. Земство, развивавшее способность к местному самоуправлению в русском народе, было опасно для оккупационной власти. Ей требовалась покорность народа, а не его успехи в самоорганизации. Но мало того, были уничтожены почти все ремёсла, артельные, кооперативные формы организации труда. При советской власти всё делали хуже, чем при царе, хуже строили, учили, выращивали, готовили, но всё это преподносилось как достижения Советской власти, без которых страна бы пропала, не соверши вовремя большевики революцию.
За первые десять лет советской власти страна практически полностью была «очищена» от специалистов. Старых специалистов с середины 1920 годов стали методично увольнять, высылать из страны, арестовывать, ссылать, расстреливать. Промышленность стояла. Не работали даже кирпичные заводы. Вместо строительства большевиками было изобретено уплотнение, особо изощрённым способом издевательства было переселение бывших хозяев квартиры в комнату для прислуги рядом с кухней. Ещё меньше повезло владельцам особняков, их выбрасывали буквально на улицу. А строить всё-таки было надо, в первую очередь «дома культуры» как зримое свидетельство новой жизни. И тогда запустили, как это метко окрестили в народе, «производство кирпича по системе Ильича». Взрывали церкви, разбирали на кирпичи пострадавшие в ходе Гражданской войны здания. Кстати, вся эта электрификация и модернизация, как свидетельство небывалой дееспособности большевиков, не более, чем миф. До революции делалось то же самое, но только качественнее. Очень высоких стандартов, до сих пор недоступных нам, достигло, гражданское строительство, Днепрогэс был дореволюционным проектом – таких примеров множество.
Естественно, новое строительство велось в самом «передовом» конструктивистском стиле, а чтобы не было видно фактуры кое-как сложенных стен, их штукатурили «под шубу». В фундамент дома для партноменклатуры на Карповке пошли надгробия из мрамора и лабрадора, собранные по петербургским кладбищам. Памятник Чернышевскому тоже стоит на кладбищенских плитах, причём особ титулованных. Николай Гаврилович может считать себя в полной мере отомщённым, потому что справедливость всё таки восторжествовала и он (наконец то!) попирает своими ногами классовых врагов. В Москве камнем из взорванного храма Христа Спасителя была облицована станция метро «Кропоткинская».
У русского народа была отобрана его история, уничтожена элита. Последнее было совсем несложным делом, потому что было ясно и понятно, кого уничтожать, – лучших. Россия была богата талантами, выдающимися способностями поражали современников Сперанский, гений, которому не дали провести реформу страны, и поэтому всего лишь создавший «Свод законов Российской империи», и канцлер Безбородко, и премьер-министры Витте, Столыпин. Где сегодня можем мы увидеть их организаторские способности, интеллект, их достоинство, патриотизм?
После большевистского переворота Россию покинуло множество выдающихся учёных – Сикорский, Зворыкин, Тимошенко, Гамов, Струве, Добржанский, Прокофьев-Северский, которые заложили фундамент американской науки. Американская пианистическая школа создана выходцами из России. С. Капица вспоминает, когда он обсуждал тему, почему талантливым людям так плохо жить на Руси, с Ростроповичем, тот заметил, что если бы всех уехавших из России музыкантов вернуть домой, мировая музыкальная культура наверняка бы рухнула.
Разрушители испытывают слепую ненависть к деятелям высших уровней. И пошло: выдающийся селекционер Н. И. Вавилов, экономисты Кондратьев Н. Д., Чаянов А. В., физик Чижевский А. Л., главный инженер ижевских военных заводов Н. И. Ладыженский, и за ним образованные старые спецы, военные и гражданские, так в считанные годы сломали хребет старой русской инженерии. Один за другим следуют процессы: Шахтинское дело, затем 48 вредителей в пищевой промышленности, «организовавших голод» по всей стране, процесс Промпартии, затем не высланные вовремя за границу историки, дальше пришла очередь садиться членам правящей партии: каким-то образом и в ней обнаружили тех, что получше и решили от них избавиться со всей революционной беспощадностью. 1937 год был годом чисток страны от собственного населения.
Избавлялись от писателей, поэтов, режиссёров, среди них были О. Мандельштам, В. Стенич. Они не были противниками коллективизации, не проявляли своей несознательности, когда у них выводили единственную корову со двора, отбирали последний мешок зерна, но они были опасны потому, что думали и даже выражали свои мысли вслух. Мандельштам в ставшем хрестоматийном стихотворении об «усатом горце», Стенич, как рассказывал К. Чуковский, идя по Невскому (тогда он назывался иначе) с группой писателей, остановился перед витриной с бюстом Джугашвили и воскликнул: «И этот узколобый идиот правит нами?!» Его арестовали в разгар Большого террора 14 декабря 1937 года по обвинению в намерении убить «товарища Сталина» и почти сразу расстреляли.
После войны уже Ленинградское дело (фактический руководитель блокадного Ленинграда Алексей Кузнецов был слишком опасен для Джугашвили). А. Кузнецова с ближайшими соратниками, присовокупив к ним тоже слишком опасного своим интеллектом Председателя Госплана СССР Николая Вознесенского обвинили в пропаганде… «ленинградской исключительности» и после суда, состоявшегося 20–30 сентября 1950 г. в течение часа (!) после оглашения приговора, они были расстреляны. Всего расстреляли 26 человек, свыше трёхсот были приговорены к различным срокам, более двух тысяч – уволены с работы, исключены из партии. Поражает своей бесчеловечностью отношение советской власти не только к героям, инвалидам, но и отношение к своим воинам, попавшим во вражеский плен. Оно составляло резкий контраст с нашими западными союзниками. Там попавшим в плен зачитывался срок службы, сохранялось денежное довольствие, которое они, освободившись, получали. Это сейчас, как запоздалая благодарность нашим дедам, акция «Бессмертный полк», а сразу после войны всё было иначе. Немало было тех, кто из немецких концлагерей прямиком были направлен в советские.
Война была удобна тем, что она безошибочно выявляла лучших. А дальше дело техники: в соответствии с хорошо отработанным сценарием лучших нейтрализовали или уничтожали; худших, таких, как Жданов, повышали. Жукова Джугашвили расстрелять не рискнул – очень уж известен за рубежом, да и слишком бы это походило на личную месть. Пришлось его «снижать» более гуманными способами, и искать ему замену на менее известных за рубежом врачей-вредителей, а тут Вождь умирает. Одни плачут (их больше), другие с облегчением вздыхают. Дело врачей как-то само собой рассасывается. Но элиты уже нет!
Уважительное отношение друг к другу в годы советской власти падало с каждым десятилетием. Оно сменялись взаимной ненавистью, воспитание которой стало государственной политикой. Для массового вовлечения в борьбу с врагами была сочинена «теория» об обострении классовой борьбы в процессе построения социализма. Острие ненависти, репрессии были обращены в первую очередь против русских. Более всего пострадал Петербург, тогда уже называвшийся Ленинградом. Этот город был особенно ненавистен большевикам, как символ прежней России. Роковую роль сыграла блокада, во время которой погибло 700 000 гражданского населения. И всё равно, дух былой высоты столицы империи в некоторых мелких чёрточках проявлялся до конца 1960‑х. Сам автор был свидетелем этого. Ленинград во всей стране был самым вежливым городом. Конец этого времени совпал с исчезновением экспроприированных ваз, которые распределили вместе с другими произведениями искусства между магазинами, коммунальными хозяйствами, райкомами партии. И эти вазы в большом количестве стояли в витринах магазинов на протяжении всего Невского. И лет за двадцать после окончания войны полностью исчезли. По времени окончательная подчистка Ленинграда совпала с разграблением закрытых, но не уничтоженных церквей в отдалённых северных районах. Иконы оттуда потекли рекой через границу в Европу. Это было время, когда доворовывали всё, ставшее фактически бесхозным а процессе великих социальных преобразований. И этот процесс неизбежно трансформировался в процесс разложения людей.
Скученность в коммунальных квартирах, скудный быт, дефицит, страх, серость повседневной жизни, информационный голод, утоляемый неудобоваримой идеологией, повсеместные бессмысленные ограничения перепортили людей. Люди лгали, чтобы выжить, сделать карьеру, получить чуть более вкусный кусочек от довольно убогого пирога благ. Певец БАМа и вообще всего «комсомольского», самый успешный поэт поколения «шестидесятников», Е. Евтушенко на съезде писателей возмущался только что вышедшим на экраны фильмом режиссёра Кончаловского «Дворянское гнездо»: «У меня ещё не зажили рубцы от плетей и батогов, а в это время режиссёр Кончаловский занимается восхвалением помещичье-крепостной России!» Как только представилась возможность, он одним из первых уехал работать в США, сообразив, что зарплата в третьеразрядном американском университете является хорошим лекарством от батогов.
А самый левый и абстрактно-геометрический Вознесенский катает поэму «Лонжюмо» (название городка вблизи Парижа, где находилась своего рода предтеча ВПШ, где Ульянов «вешал лапшу» на уши безграмотных и простодушных пролетариев). В поэме автор постоянно «сгибает в параболу и швыряет в гиперболу» имя «Ленин», и всё спрашивает его, а Ленин всё отвечает. «На все вопросы отвечает ЛЕНИН». Бред какой-то! Ни на что и ни за что этот рыжий тролль, не отвечал. А то, что всех в 1917 перетроллил – это да!
Проходит время, многое становится из тайного и заболтанного пропагандой явным. Теперь мы понимаем, что цари были «аки голуби» в сравнении с людоедским режимом большевиков. И понимаем, какое великое будущее России было погублено разрушителями, которым страна не нашла способов противостоять. В России была эпоха героев в царствование Екатерины, удивительный по взрыву творческих сил Золотой век, увенчанный гением А. С. Пушкина и в конце XIX века не менее «золотой» Серебряный век, являвшиеся предтечами зарождающейся новой цивилизации. Но история в результате своего нелинейного развития в семнадцатом году сделала вираж и навсегда похоронила эту прекрасную возможность. Интеллектуальное и духовное пространство России было большевиками не просто основательно зачищено, на нём почти всё стоящее было выдрано с корнями. Большевиками после захвата власти был сочинён миф о культурной отсталости страны, которая якобы была препятствием для перехода к социализму. Но культурный потенциал Российской империи был столь велик, что несмотря на методичную работу по его снижению, эхо его было слышно в 1960‑е годы, а полное уничтожение произошло в 1990‑х годах. Сравните положение профессора, преподавателя гимназии, да просто квалифицированного рабочего тогда и сегодня. В Российской империи интеллектуальный труд пользовался огромным уважением, его представители по сегодняшним меркам были в превосходной степени обеспечены материально. Сегодня оклад профессора далеко не обеспечивает ему уровня жизни рабочего средней квалификации в прежней России. Если же вы откроете глаза на униженное, нищенское положение преподавателя средней школы в современной России, тогда вам станет ясна высота той России и мера культурной отсталости современной.
Самым трагическим по своим последствиям было падение качества людей. Большевики превратили их в покорное стадо, извратили психику, сделав в их глазах полурабское существование нормой. Другими стали отношения людей. Вместо прежнего сострадания пришли бессердечие и чёрствость, благородство сменилось доносительством, вежливость сменилась грубостью. Д. Мережковский предсказывал приход власти хама, но он и представить не мог, каких масштабов достигнет хамство в стране. Падение началось сразу после наступления «царства свободы» в результате февральского переворота в 1917 году, а после Октябрьского переворота началось методичное уничтожение элиты. Её представители были объявлены бывшими и оказались в положении прокажённых. Их дети были лишены возможности поступать в высшие учебные заведения.
Достигнув в 1930‑е годы пика, далее разрушение медленно пошло на убыль и страна, начиная с конца 1960‑х постепенно стала погружаться в «развитой застой». Немало едких слов было сказано про советского обывателя, которому так мил был этот застой, что он готов был терпеть и недалёкость, косноязычие Брежнева, и старческий ареопаг Политбюро. Да, истерзанный русский народ готов был это терпеть, а многие и радоваться, потому что это был наименее разрушительный период советской истории. Многие воспринимали это, пусть как не очень доброкачественную, но благодать. Замученная страна получила возможность передохнуть, а её граждане кое как сводить концы с концами на те небольшие деньги, которые им оставались от масштабной борьбы за «мир во всём мире».
Народ в СССР был заложником соревнования социализма с капитализмом, которому с увлечением предавалась партийная верхушка. Русская часть СССР жила и трудилась в мобилизационном режиме. Всё это являлось полярной противоположностью естественному развитию. Для победы над капиталистическим лагерем было ничего не жалко, и менее всего своего плохо накормленного народа. Его безжалостно обирали. Теоретические идеи большевиков для многих левых были привлекательны, но реальная жизнь в СССР была непривлекательной, поэтому за чьё-то согласие быть в составе СССР или числиться союзником надо было платить. И платили, много платили. Стоило какому-то людоеду в Африке захватить власть и объявить, что он строит социализм, как туда устремлялись потоки денег из СССР.