полная версия

Олег Поляков
Дефицит Высоты. Человек между разрушением и созиданием

5.12. Трагические последствия общественных теорий

Идея, что человека можно улучшить правильными социальными преобразованиями – это одно из самых пагубных заблуждений человечества. Социальные теории, которыми научный мир буквально заболел в 19 веке, очень удобны для разрушителей: они использовали социальные преобразования как способ и прикрытие своей разрушительности. Разобравшихся в этой адской механике оказалось совсем немного. «Любые социальные преобразования будут безуспешными, хуже того, разрушительными, если они осуществляются по сомнительным рецептам, вопреки национальным интересам». Да, прав был Н. Данилевский, но его предостережение прошло мимо ушей чрезмерно активных деятелей, жаждавших перемен. Свою роль в этом сыграло то, что не была в явном виде сформулирована модель, в которой созидателям противостоят разрушители. Последние и являются авторами «сомнительных» рецептов, они то, в совершенстве освоив приёмы оборотничества, осуществляют эти губительные социальные преобразования. При смене «плохого» строя на «хороший» открываются поистине безграничные возможности, чтобы сломать и разграбить всё, что было создано до них. Эта «наука» была доведена до логического конца и претворена в реальность Ульяновым.

Социальные меры способны либо сдерживать, либо распалять пожар разрушительности. Но его раскалённые угли таятся внутри человека. Это вполне понял Ф. Достоевский: «Зло таится в человеке глубже, чем предполагают лекаря-социалисты». Справедливое социальное устройство является необходимым условием нейтрализации разрушителей и раскрепощения созидательных сил. Оно подобно хорошему шоссе, но не в состоянии превратить «Запорожец» (было такое чудо техники в СССР) в гоночный болид.

Энгельс отмечал как большую заслугу Маркса его взгляд на исторический процесс «как арену схваток разных классов за господство над остальными». В «Манифесте коммунистической партии» мы читаем: «Вся история общества была до сих пор историей борьбы классов». Ну да, люди ничего не выращивали, не строили, не создавали выдающихся произведений искусства – они только боролись. И только класс с классом. А как же войны, в том числе и религиозные? В Варфоломееву ночь католики вырезали 40 тысяч гугенотов, принадлежащих к тому же классу, что и они сами. Борются два супруга за то, кто будет первенствовать в семье, и эта борьба может быть очень упорной. Маркс не сумел понять истинных побудителей человеческой деятельности, бездарно сведя всё цветущее разнообразие жизни к накоплению капитала и классовой борьбе. Последняя так пришлась ему по душе потому, что обещала большие потрясения.

Маркс, как и подавляющее большинство сильных разрушителей, был человек крайне нетерпимый, подозрительный, завистливый и вспыльчивый. Он не переносил тех, кто отличался своим «невежеством», проявлявшемся в нетвёрдом знании «научных принципов социализма». Сомнение оппонента в его аргументах он расценивал, как очевидный признак невменяемости. Это привело в конце концов к непрекращающейся травле «уклонистов» и «контрреволюционеров». Своих противников он в политических текстах называл «деревенщиной», «мошенниками», «клопами». Одна из ссор, затеянная им с П. Прудоном, призывавшим его «не примерять одежды апостола новой религии», во многом определила дух социалистического движения. Дрязги последнему сопутствовали на протяжении всей его истории. Все эти черты Маркса очень живо напоминают нетерпимость Ульянова и его опусы, наполненные бранью. Что ж, «рыбак рыбака…».

Когда читаешь этих «классиков» не знаешь, плакать тебе или смеяться. Едва ли не главным проклятьем капиталистического общества Маркс считал отчуждение рабочего от средств производства. Но при той диковинной смеси социализма и тоталитаризма, которая была реализована в России, отчуждение только возросло. Отчуждение народа от собственности, власти, своей истории этот строй и похоронило. Крепостные в начале ХIХ века были меньше отчуждены от системы, чем те, кто жил при «самом передовом» социалистическом строе. Чтобы уменьшить ощущение отчуждения, необходимо укоренить человека в систему, сделав его собственником, максимально вовлекая его в управление, инициируя образование максимального числа культурных и прочих связей с системой.

Решающая роль в историческом сценарии Маркса принадлежит экономике. Назначенный «могильщиком капитализма» рабочий класс, уничтожив капиталистический уклад, построит социализм, а затем и коммунизм. И настанет бесклассовое общество. Исчезновение классов Маркс полагал совершенно очевидным, ведь как только «общество» сумеет завладеть всеми ресурсами для производства, повод к разделению общества по имущественному признаку пропадёт. Чего делить, когда всё и так принадлежит всем! Каким именно образом «общество» может «владеть» фабриками, и куда денутся противоречия между управляемыми и управляющими, между политическими вождями и обычными людьми, о таких пустяках Маркс не задумывался. Все проблемы снимаются тем, что пролетариат является самым «передовым классом». Уж он то устроит всё, как надо!

Идея о том, что можно построить общество, где всё принадлежит всем, не просто заблуждение, а редкостная глупость. Разрушители никогда не позволят, чтобы всё принадлежало всем. Всё должно принадлежать им. В любом обществе. Поэтому неважно, как это общество называется, важно, сколько удалось разрушителям в нём захватить. В советском «социалистическом» обществе если что-то кому-то и принадлежало, то номенклатуре. А чтобы принадлежало полностью, советская номенклатура трансформировала недосоциализм в авторитарный капитализм. Это процесс, прямо противоположный тому, который был предсказан могильщиком капитализма.

Используя тот же приём экономизации, современный либерализм приспосабливается к примитивному духу массового общества, чурающегося сложных понятий и высоких мотивов. Марксистская утопия отмирания государства, как следствие пролетарской революции, воспроизводится либерализмом, но уже как следствие экономической революции. Но это в реальности невозможно, так как нарушает закон необходимой иерархичности и жёсткости системы. Определённая степень принуждения и ограничения свобод является неизбежной реакцией на несовершенство человека. Принцип шан-ян: «Когда народ силён – государство слабое, когда народ слаб – государство сильное». Народ, увы, слаб. Иначе говоря, его уровень низок. Сильным его может сделать повышение уровня, и тогда роль государства уменьшится, но когда это произойдёт, бог весть.

При более внимательном чтении произведений «классиков марксизма-ленинизма» они начинают восприниматься как особо изощрённый чёрный юмор, и тут тебе становится не до смеха. Особенно впечатляет описание этого чудного коммунизма, построенного рабочим классом – «самой передовой и организованной силой общества». Очень подозрителен финал этой истории, где никто ни хрена не делает, и все всё получают. Или, как это выглядит в формулировке классиков, «от всех по возможности и всем по потребности». Нас поражает безответственность сочинителей разрушительных теорий и легковерие людей, бросающихся бездумно воплощать их в жизнь. В своё время Бисмарк заметил, что теория у Маркса интересная, но испытывать её надо на народе, который не жалко. Взялся строить новое общество на основе вздорной теории и своей некомпетентности В. Ульянов, а теми, кого ему не жалко, оказался русский народ. Россия была распята за человечество. Но где те представители человечества, которые это понимают?

Коммунизм пока нигде не удалось построить, но последователи Маркса не считают эту концепцию утопией. Они верят, что она будет реализована, когда созреют необходимые материальные предпосылки для её реализации. Им не приходит в голову, что необходимы ещё человеческие предпосылки (то есть определённый уровень совершенства человека), который надо достичь прежде, чем приступать к кардинальным социальным преобразованиям. В «Манифесте коммунистической партии» была фраза ставшая крылатой у деятелей «без царя в голове»: «Призрак коммунизма бродит по Европе». Она невероятно возбудила мозги дураков и разрушителей. И наделала много бед. Но бродил он не по Европе, откуда ему там было взяться! а в голове Маркса, набитой бредовыми фантазиями. А в России он породил призрак социального безумия, который быстро стал реальностью.

Да, теории Маркса сыграли значительную роль в тех колоссальных переменах, которые произошли в мире в ХХ столетии, но не потому, что были верны, а потому что были в высшей степени разрушительны. Позитивная идея мобилизации рабочего класса на борьбу за свои права принесла плоды в тех странах, которые пошли другим путём, а на пути, задуманном Марксом, она обернулась обманом, став прикрытием для кучки маргиналов, обрушивших Россию.

Теперь, как надеется автор, стало вполне очевидно, что всё дело не в классах, а в разрушителях. На какие бы классы, или что то другое, ни делилось общество, неизменной и определяющей останется конкуренция разрушения и созидания, двух процессов, персонифицированных в разрушителях и созидателях. Борются не классы, а разрушители и созидатели, распределившиеся в разных пропорциях между различными классами. Суть в том, что при любом классовом делении разрушители стремятся стать властвующей силой. Всё в человеческом мире определяется исходом борьбы между созидателями и разрушителями.

Всё, что осталось от классовых теорий, от огромного количества испорченной сочинениями на эту тему бумаги, докторских диссертаций и тёплых мест в отделении общественных наук АН СССР – это пустырь, на котором никогда ничего не вырастет. Кроме, может быть, нового ростка, диковинным образом трансформирующего главный лозунг марксизма об объединении пролетариев всех стран. Этот призыв автором уже был приведен выше: «Созидатели всех классов, объединяйтесь». Максимум, что можно к нему добавить – это ещё четыре слова: «Созидатели всех классов, объединяйтесь против разрушителей всех мастей».

Классовая теория Маркса потерпела фиаско, потому что этот критик капитализма не смог понять, что движет людьми. В отличие от него американский экономист Т. Веблен, опираясь на стихийные уровневые представления, сумел объяснить некоторые загадки социальности. Его книга «Теория праздного класса», вышедшая в 1899 году, произвела фурор. Заслуга Веблена в том, что он перевернул существовавшие благостные представления о мотивах деятельности человека, якобы руководимом здравым смыслом и благоразумием. Конечно, не очень удачно наименованы те, в чьих руках финансовая и, в конечном счёте, политическая власть. Не все представители «праздного класса» были отъявленными бездельниками, гораздо важнее то, что в основе деятельности этого класса лежал захват и присвоение себе произведенного другими. Нам понятно, что речь идёт об одной из разновидностей разрушителей. В её возникновении Веблен винил природу человека, который с незапамятных времён так и остался дикарём, а хищнический дух нового времени только усугубил дремавшее в нём варварство.

Как понял Веблен, пристрастие одних к силовому присвоению продуктов чужого труда, как это ни странно, воспринимался другими как вполне оправданное, а сила их личности вызывала восхищение. Те, кто взобрался на «вершину праздности», не только не вызывают обвинений в расточительстве, но и считаются образцами силы и целеустремлённости. В глазах общества члены праздного класса были похожи на древних героев, поэтому вполне естественно, что другие слепо копировали повадки «лучших представителей» своего народа. Самое скверное во всём этом то, что общество, где в почёте хищническая сила, не способно по достоинству оценить пот и прилежание, и это делает его ущербным. В людях закреплялось в виде своего рода «инстинкта» пренебрежение к труду и, в целом, ко всем мирным способам зарабатывания на жизнь. Это вызвало кардинальный сдвиг в отношении к труду как таковому. Путь получения богатства и положения в обществе через разрушение оказался короче, а моральные сдержки у какой-то части общества оказались недостаточно развитыми. Для этих деятелей было неважно, каким путём добыт успех и преуспевание в жизни. Веблен не выделяет их в отдельную категорию деятелей по критерию результата их деятельности, а, как тогда было принято, полагает их классом.

Веблен дал ответ, почему несмотря на противоречия между капиталистами и пролетариями, революция не происходит. Дело в том, что низшие и высшие слои общества не так враждебны друг другу, как это представлялось революционными теориями. Более того, они связаны общими взглядами на жизнь. На самом деле рабочие желают не сбросить своих хозяев, а присоединиться к ним и стать такими же, как те. К этому надо добавить, что занять место властвующих силой хотят не пролетарии, а представители более близких по имущественному положению и образовательному цензу слоёв населения, которые почувствовав свою силу и открывшиеся возможности, активизируются и начинают борьбу за место под солнцем. Таким образом, противостояние в борьбе за власть классов эксплуататоров и эксплуатируемых оказалось по большей части вымыслом.

Веблен, оказавшийся к истине ближе остальных социологов, всё же до конца не понял, что из себя представляют те, кто своей алчностью и жаждой власти разлагает систему, и кого он не очень удачно назвал праздным классом. Это разрушительная часть истеблишмента. Но не меньшую угрозу обществу представляют бездельники, подавшиеся в «революционеры». Но они не попали в поле зрения Веблена.

Классовая принадлежность оставляет в человеке менее глубокий след, чем генетическая предрасположенность, плодом которой являются сильные разрушители. В истории мы находим множество примеров, когда дети представителей высших слоёв общества не идут по стопам своего отца, а становятся учёными, врачами, художниками, писателями. Порой случалось так, что из десяти сыновей только один становился продолжателем дела отца, как это произошло в семье Абрикосовых. Их генетическая заданность одержала верх над социальной принадлежностью, более того – над принадлежностью к привилегированному классу и над праздностью. Для многих людей такое пренебрежение к благам, которые сами валятся в руки, вообще непостижимо. Но что делать, высокие – они такие! Они непонятны низким, увы!

Из состоятельных семей финансистов вышли, например, художники А. Матисс и Э. Дега. Это следствие того, что генетика сильнее социальности. Умные родители понимают, как важно для счастья их ребёнка определить его склонности и как можно раньше направить его по той стезе, где он сможет найти применение своему таланту. Неумные хотят, чтобы их ребёнок во всём был похож на них, не понимая, что генетически он другой, и достаточно того, что он родился не разрушителем, чему радоваться надо, как большой удаче. Так и «умное» общество должно уметь выявлять высоких и разрушителей независимо от их классовой принадлежности и применять к ним соответствующие меры.

Существует ошибочное представление, что теория праздного класса содержит объяснение феномена социальной стабильности. Как утверждает автор теории, в основе стабильности лежит свойственная человеку склонность к подражанию. На самом деле стабильность системе сообщает созидательность, угрожает ей разрушительность. Да, свою роль при этом играет подражание, но стабильности способствует подражание созидателям, а не разрушителям. Веблен же в своей теории доказывает, что высокое положение в обществе, административной или политической иерархии не только не является, говоря нашими словами, гарантией созидательности, но совсем наоборот. И, действительно, в СССР привилегированным классом были члены КПСС, а высшим – её номенклатура. Бездарные и беспринципные валом валили в партию с дальним прицелом на высокие посты. Стремясь поймать карьерный ветер в свои паруса, они усердно подражали тем, кто занимал высокие посты, но стабильности системе это отнюдь не прибавляло. Когда масса пустых и недалёких умом вверху превысила критическую, система рухнула. Другим образцам надо было подражать.

Общественные науки лишены понимания тонкости «человеческой материи» и того, каковы могут быть последствия этого. Порвал самые тонкие связи – распростись с совершенным обществом на столетия. Человек не может вести приличное существование без чувства собственного достоинства, а человеческая система не может быть жизнеспособной без сознания своей самоценности. С последним проблемы у России. Эти и ещё целый ряд жизненно необходимых качеств являются результатом формирования ткани тонких взаимодействий. Есть понимание, что на этот процесс оказывают существенное влияние привычки, обычаи, традиции, нормы, одежда, способы и приёмы труда, характер жилищ, форма административного управления, которые формируют определённый уклад жизни (ошибочно называемый культурой). Но каким образом всё это влияет на формирование нужных связей – этого мы не знаем. Чем сложнее система, тем в большей степени эволюционные преобразования должны превалировать над революционными. Это необходимо, чтобы избежать разрушения уже сформировавшихся тонких связей, обеспечивающих созидательный вектор деятельности.

В Японии большую роль в общественной жизни играет почитание старших, передача традиций. Есть профессиональные династии, которые сохранились на протяжении нескольких веков, в магазине, который существует более трёхсот лет, могут работать прямые наследники основателя. В России всё традиционное, укоренённое в русском народном сознании, оккупационная власть уничтожила, как якобы реакционное, так как видела в нём опасность для своего режима. Сожжено, разграблено, вывезено, разрушен уклад и в сознании людей перегажено столько, что, видимо, бесповоротно оказалась разорвана историческая связность русского бытия. У страны отрублено её прошлое, а это как у живого отрубить половину тела.

Разрушителю везде мерещатся революции. Так М. Швыдкой придумал и вёл на телеканале «Культура» передачу «Культурная революция». Представляется в высшей степени странным, что человек, долгие годы занимавший пост министра культуры, не понимает, что культура менее всего подходит в качестве поля революционной деятельности. Она тонко устроена, и от «революционного» вторжения бездарей и наглецов её тонкая структура разрушается. Хотя, скорее всего, Швыдкой, вполне понимал механику революционной разрушительности в культуре, поэтому этот процесс и запустил.

Именно в этой передаче прозвучала такая «революционная» мысль Швыдкого: «Русский фашизм страшнее немецкого». Изумлённый столь кардинальным пересмотром итогов истории С. Ямщиков, выступая на Российском телевидении, спрашивал его: «Соскучились по тёплым печкам Дахау и Освенцима? Русского фашизма, господин «соврамши», нет и не может быть. Спросите у любого немца!.. А если бы был, не было бы господина Швыдкого».

Возвращаясь к творческому наследию Маркса: надо было не ненависть сеять – это путь к деградации систем, а пробуждать всеми способами стремление расти. Как раньше говорили: просвещать народ. Такое течение в России было, многие известные учёные и общественные деятели принимали участие в этой работе, многое было сделано земством. Но разрушители взяли верх – разрушение проще, а выгода от него больше.

5.13. Уровневая модель и система знаний

Создатель квантовой теории М. Планк, являющийся одним из самых авторитетных экспертов в области науки, полагал: «Наука – единое целое. Существует единая цепь от физики к социальным наукам. Разрывает её ограниченность познавательных способностей человека». В связи с этим возникает вопрос, а может ли в принципе человек преодолеть свою ограниченность, возможен ли подлинно научный подход к проблемам человека и общества? Возможно ли в принципе создание теорий, адекватных гиперсложной реальности человеческого бытия? Естественники, верящие в безграничные возможности науки, скорее склонны считать, что – да, гуманитарии, у которых нет работающих научных методов – нет. Вполне вероятно и то, что сложности человека недостаточно для понимания своей сложности. И это делает истину о человеке секретной, если говорить словами Лао-цзы.

Но мысль человека всё равно продолжает работать. Решительный шаг по устранению разрыва в науке был сделан Чарльзом Дарвином, создавшим эволюционную теорию биологических видов. Публикация в 1859 году дарвиновского «Происхождения видов» стала истоком научного понимания феномена человека и окончательно переместила науку в центр интеллектуальной жизни западного общества. Догадка о том, что одни виды организмов могут развиваться из других, высказывалась и ранее, однако Дарвин описал механизм и нарисовал общую картину поэтапного развития всех форм жизни на Земле через последовательность преобразований, вызванных мутациями. А дальше пришло понимание, что всё, что мы видим вокруг, является продуктом эволюции. Это укрепило мнение, что всё сущее, включая саму жизнь, подчинено неким универсальным законам.

Двенадцать уровней деятельности человека в предлагаемой модели – это надстройка над теорией всеобщей эволюции, своего рода верхняя часть «айсберга» эволюции, которую, в отличие от скрытой части, мы можем наблюдать среди окружающих нас людей каждый день. Говоря словами А. Шимони, эволюционная теория позволила нам осознать «чудовищные пропасти между уровнями материи». Но самой чудовищной является разница между уровнями деятельности человека. Это становится вполне очевидным, если осознать в полной мере разницу между уровнями (6) и (–6). Поразительно, что и та и другая деятельность осуществляется существами, обладающими сознанием.

Человек оказался таким сверхсложным объектом, который, за исключением редких частных случаев, математическому описанию не поддаётся. И это поле, свободное от собственно учёных, заняло гуманитарное познание, представленное в значительной степени безответственными фантазёрами, лишёнными не только строгого научного мышления, но, сплошь и рядом, здравого смысла. Следствием явилось огромное количество ошибочных теорий и связанных с ними понятий, таких как культура, душа, пролетариат, коммунизм, мультикультурализм и т. д.

Проблема с математическим описанием механизма деятельности человека, или как принято говорить, вычислимостью, сегодня остаётся открытой. Представители своего рода «научного экстремизма» считают, что когда человечество додумается до нужных правил вычисления, тогда мышление станет возможным рассчитывать. Те, кто придерживается прямо противоположной точки зрения (Р. Пенроуз) [27] полагают, что процессы в мозге и «объекты мысленного мира» (например, эмоции, чувство прекрасного, творчество, вдохновение, искусство) не могут быть смоделированы никакой вычислительной процедурой. Понимание их возможно только вне вычислительного моделирования. Но сегодня это невозможно сделать вследствие существования непознанных физических и другого рода законов. Иначе говоря, наше понимание физики и наше понимание вообще пока не соответствует сложности, требуемой для описания процессов сознания.

И среди этой почти безнадёжной невозможности уровневая модель представляется обещанием, которым нельзя пренебречь. Дело в том, что в уровневой модели различной степени проявленности и развитости «объектов мысленного мира» соответствуют вполне определённые уровни деятельности. Так совесть в наибольшей степени выражена на ур. 4, чувство прекрасного – на ур. (5,6), творчество как на положительных, так и на отрицательных высоких уровнях, и чем выше, тем в большей степени. А эта «привязка к уровням» открывает возможность выводить закономерности и проводить некоторые расчёты, связанные с прямым вычислением деятельностного человеческого потенциала или так называемого «человеческого капитала».

В основу разметки по уровням положена существенная разница, хорошо заметная внимательному взгляду в поступках человека и получившая— с чем наука запоздала более, чем на столетие – в данной модели правильную интерпретацию. Раньше не удавалось сформулировать системные законы деятельности человека и общества, так как разнообразие деятельности было невозможно осознать и описать вследствие отсутствия значимого фактора, отражающего существо деятельности, с которым бы это разнообразие можно было соотнести. Теперь этот фактор найден – это уровень. Вся история философии и науки в целом свидетельствуют о том, что самое главное оказалось и самым неуловимым в человеке. Отблеск этого понимания в словах А. Меня: «Самое главное в человеке то, чего нельзя потрогать руками, увидеть глазами, взвесить и измерить». Уровневая модель позволила отобразить то, что нельзя потрогать, более того, позволила измерить это самое главное. Измерить его уровнем.

Если уровневая модель действительно позволяет «разметить» весь диапазон человеческой деятельности, то возникает вопрос, насколько эта разметка верна и соответствует реальному процессу деятельности, или в ней есть элемент придуманности, гуманитарной фантазии. Действительно ли она приводит к пониманию «вне вычислительного моделирования», о котором говорит Пенроуз?

В принципе возможны два метода математического описания, названия которых берутся из статистической физики. Первый – это мелкозернистое описание, дающее детальную характеристику микросостояния, второй – крупнозернистое описание, при котором усредняются или интегрируются свойства, полученные при мелкозернистом разбиении.

Оба метода, хотя и не кажутся в принципе невозможными, но понятно, отодвинуты в отдалённое будущее по причине сильнейшей ограниченности наших знаний и вычислительных возможностей. По видимому, вычислению лучше поддаётся более рационализированное поведение (1 ÷ 3), связанное с вычислительной работой мозга. Разумное надрациональное содержит такие невычислимые элементы, как тонкие чувства, интуиция, творческое воображение и т. д. Это та область, где наш опыт и понимание минимальны, но мы своими обострёнными чувствами воспринимаем её протяжённость в Высоту. Это позволяет Пенроузу говорить о существовании «невычислимости более высокого уровня». Он упоминает о ней, пытаясь разобраться с проблемой свободы воли. Но, конечно, безошибочный вкус и удивительная связь человеческого сознания с Высотой – явления более высокого порядка, чем проявление воли, имеющее место начиная с ур. (2, –2).

Чисто экспериментальные исследования, позволяющие определить функции отдельных участков мозга являются своего рода прелюдией к крупнозернистому описанию, но финал пока не просматривается. В результате мы остаёмся без метода, который хотя бы в главных чертах позволял объяснять и прогнозировать деятельность, поэтому нам понятно, что любая модель другого типа, но отражающая нечто существенное в деятельности человека, явилась бы желанным шагом вперёд. Пока единственным возможным видом такой модели является уровневая, представляющая собой доведенный до крайности вариант крупнозернистого описания. Она делает первый шаг в детализации деятельности, осуществляя максимально крупное разбиение её на уровни. Данная ситуация является хорошим примером наличия скрытых сущностей, в случае их невычислимости, постигаемых другими способами.

Таким образом можно сказать, что уровневая модель позволяет, пусть ещё в более обобщённом, чем «крупнозернистое» описание, виде, отобразить как пока невычислимое, так и принципиально невычислимое самого высокого уровня. Это максимально крупное из всех возможных макроописание представляет собой «разметку» на уровни, каждому из которых приписываются определённые свойства деятельности. Соответствие между уровнями и результатами, имеющими место в реальности, позволяет вывести ряд закономерностей деятельности. Сама по себе эта возможность служит доказательством валидности (правильности) модели.

Эволюцию можно рассматривать как способ, найденный Природой для того, чтобы проложить путь от истоков неживой материи к максимально возможной Высоте, достижимой для специально созданного с этой целью вида живого. Нашим прародителем является не Адам, а облако плазмы, соответственно «генеалогия» нервной системы может быть доведена до неорганических молекул и атомов. И хотя некоторые учёные (Уайтхед) говорят о протоментальности, присущей этим объектам, более вероятным представляется, что сознанием они не обладают. Таким образом мы имеем иерархию сущностей, где низший уровень содержит элементарные частицы или соответствующие поля, а более высокие уровни – объекты (сущности) из комбинаций элементов низших уровней. При этом ментальные свойства не «скрыты» в фундаментальных основах физики, управляющих миром низших сущностей. Они порождаются в процессе усложнения систем. Это является одним из важнейших принципов устройства «всего», но наиболее зримо он проявляется в мире живых организмов, где мы наблюдаем впечатляющий своими результатами переход от элементарных форм мышления до весьма развитых у наших непосредственных предков, и ещё более широкий диапазон сознания у представителя вида человек. Этот диапазон сознания в данной модели, представляющей участок эволюции в пределах вида «человек», вмещён в двенадцать уровней. Человек не отличается от своих прародителей неким единым уровнем, определяемым как сознание, а растянулся на целых двенадцать уровней, своими корнями будучи ещё в животном, а головой почти достигая звёзд.

Модель также представляет собой концентрат теории относительности человеческого поведения. Деятели каждого уровня живут в своём мире, существенно отличающемся от мира не другом уровне. Похоже на то, как отличается течение времени на объектах, движущихся с разными скоростями. Чем выше уровень, тем большее количество жизни в единицу астрономического времени проживает тот, кто действует на нём. Это можно интерпретировать, как ускорение индивидуального бытийного времени. И действительно, М. Лермонтов, Э. Галуа за короткое время, отпущенное им судьбой, прожили намного большую жизнь, чем заурядные обыватели (деятели низких уровней).

Философия – мать всех наук, которые пытаются разобраться в том, что есть человек, в чём смысл его жизни и как ему прожить достойную жизнь. Увы! огромное количество смутных догадок и предположений, наполненных противоречиями и лишённых логики гипотез привели лишь к тому, что философия зашла в тупик постмодернизма. Как остроумно заметил П. Бейль, «философы не лучше могут судить о механизме мира, чем крестьянин о башенных часах». «Чистый разум» оказался бессильным понять самое существенное в человеке. То, что феномены человеческой жизни (представляющей собой деятельность) невыразимы в традиционных философских категориях, вполне осознали представители «философии жизни», но в ещё большей степени выходу из тупика спекулятивного мышления на правильный путь способствовало возникновение общей теории систем, кибернетики и синергетики. Весьма своевременно прозвучал призыв Витгенштейна: «Давайте перестанем нести трансцендентную чепуху, когда всё просто, как удар в челюсть». Но завершающий, конечно, не «удар в челюсть», а шаг, сделала уровневая модель.