banner
banner
banner
полная версия«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Понимаем, что только к данным предложениям «Соображения…» от 15 мая 1941 года не сводятся. Предложения эти хорошо вписываются в картину превентивного удара, которую, казалось бы, рисуют «Соображения…». Поэтому продолжим разбор документа.

Прежде всего, просим читателей обратить внимание на его заголовок: «Соображения по плану стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на случай (выделено нами – И.Д., В.С.) войны с Германией и её союзниками». Да, заголовок плана, в отличие от «Соображений…» от 18 сентября 1940 года и «Уточнённого плана…» от 11 марта 1941 года, прямо указывает на противника – Германия и её союзники. Предыдущие два плана говорили в заголовках о развёртывании на Западе и Востоке. Подобная конкретика заголовка «Соображений…» от 15 мая 1941 года ничего не меняет. Во-первых, и ранее Германия в планах рассматривалась, как основной вероятный противник, а во-вторых, майские «Соображения…» содержат в заголовке слова «на случай войны…». Подобный оборот также дважды повторяется и в их тексте (в начале и в конце его). Согласитесь, странно получается: Генштаб предлагает напасть на Германию, но при этом говорит о развёртывании «на случай войны…», как будто не очень уверен, собирается нападать или нет. Резун «Премудрый» изрёк истину: «Упредить оборону нельзя, можно упредить только нападение» [82; 312]. Совершенно в его духе изречём истину свою: «Если собираешься нападать, то точно знаешь, что тем самым начинаешь войну». И тогда формулировка «на случай войны…» явно не годится. Её наличие в заголовке и тексте «Соображений…» от 15 мая говорит о том, что все предлагаемые в них действия являются следствием того, что Германия и её союзники могут напасть на СССР.

Мы вас ещё не убедили? Идём дальше. Вот абзацы, которые говорят о необходимости «упредить… и атаковать немецкую армию»:

«…Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развёрнутыми тылами, она имеет возможность предупредить (подчёркнуто в тексте – И.Д., В.С.) нас в развёртывании и нанести внезапный удар.

Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить (подчёркнуто в тексте – И.Д., В.С.) противника в развёртывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие родов войск (выделено нами – И.Д., В.С.)» [72; 465-466].

Берём на себя смелость утверждать, что означенный удар по немцам наносится уже в ходе идущей войны, которую начала, конечно же, Германия. Не о том ли говорят слова «…организовать фронт и взаимодействие войск». Фронт организуется и войска взаимодействуют тогда, когда кампания уже началась, а не в мирное время. Именно так понимали это советские военные, судя по их представлениям о начальном периоде войны. Ясно, что под фронтом в данном случае подразумевается не военное объединение, которое может быть создано приказом и до начала войны, а расположение армии со всеми её частями, соединениями и объединениями, между которыми надо наладить чёткое взаимодействие для ведения боевых действий.

Мы не зря столь подробно останавливались выше на представлениях советских военных о начальном периоде войны: мобилизация, сосредоточение и развёртывание основных сил армии происходят под защитой войск прикрытия в основном уже после начала войны. В мае 1941 года принципиально эти воззрения не изменились. Но наш Генштаб увидел, что немцы на западных рубежах СССР уже отмобилизовались и сосредоточились. Поэтому, когда начнётся война, им остаётся только произвести развёртывание, т.е построить боевые порядки, создать ударные группировки и ударить. Но РККА к тому моменту будет ещё не отмобилизована, не сосредоточена и не развёрнута. Удар придётся по войскам прикрытия. И что? Катастрофа? Да, катастрофа.

Поэтому С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Н.Ф. Ватутин и А.М. Василевский предложили: «А давайте проделаем всё то, что проделали немцы: тихонечко и замаскировано проведём частичную мобилизацию (под видом военных сборов), тихонечко и замаскировано сосредоточим войска на западной границе (под видом вывода их в летние лагеря). И когда немцы начнут войну и станут разворачиваться в боевые порядки, мы развернёмся быстрее их и «зададим им перцу»».

В реальной жизни мы частично отмобилизовались, но сосредоточиться у западных границ не успели. И даже проделай мы это полностью, увы, немцы нас всё равно разбили бы, ибо никакого времени на развёртывание после начала войны они не стали бы тратить, они просто сразу ударили бы всей мощью своих войск, которые уже были построены в ударные группировки. К сожалению, частица «бы» здесь неуместна, т.к. германская армия нанесла нам страшный удар в действительности.

Представляется, что «Соображения…» от 15 мая 1941 года несут на себе печать некоторого изменения взгляда на начальный период войны с Германией. Как отмечалось выше, принципиального изменения взглядов не произошло – начальный период будет. Но изменились представления о его длительности.

Никто никогда серьёзно не поставил вопрос: почему Г.К. Жуков в своих мемуарах говорит как-то неопределённо о том, сколько, по мнению командования РККА, нужно было времени Красной Армии и вермахту на отмобилизование, сосредоточение и развёртывание, т.е. другими словами, сколько времени будет длиться начальный период войны? Напомним, говорит он о нескольких днях:

«Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развёртывания ставилась в одинаковые условия с нами…» [29; 217].

Что там затевали немцы, Георгий Константинович в мае-июне 1941 года не знал. Тут, вроде бы, ясно, откуда взялись эти «несколько дней». Но не мог маршал не помнить во время написания мемуаров о 30 днях на мобилизацию, сосредоточение и развёртывание Юго-Западного фронта, т.е. фронта, который будет наносить главный удар, по «Соображениям…» от 18 сентября 1940 года, о 27 днях на эти мероприятия для ЮЗФ по «Записке…» М.А Пуркаева от декабря 1940 года (в декабре 1940 г. Г.К. Жуков командовал Киевским Особым военным округом, который в случае войны преобразовывался в ЮЗФ, а генерал М.А. Пуркаев был его начальником штаба), наконец, о 10-15 днях на развёртывание РККА по своему собственному «Уточнённому плану…» от 11 марта 1941 года [47; 348, 360-361], [35; 321, 323].

Вот А. М. Василевский куда как более конкретен. В своём интервью, данном в 1965 году, он утверждает:

«Исходя при разработке плана, казалось бы, из правильного положения, что современные войны не объявляются, а просто начинаются уже изготовившимся к боевым действиям противником, что особенно характерно было продемонстрировано фашистским руководством Германии в первый период Второй мировой войны, соответствующих правильных выводов из этого положения для себя руководство нашими вооружёнными силами и Генеральным штабом не сделало и никаких поправок в оперативный план в связи с этим не внесло. Наоборот, план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15-20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны, на протяжении которого войска эшелонов прикрытия приграничных военных округов, развёрнутых вдоль границ, своими боевыми действиями должны были прикрывать отмобилизование, сосредоточение и развёртывание главных сил наших войск. При этом противная сторона, т.е. фашистская Германия с её полностью отмобилизованной и уже воюющей армией, ставилась в отношении сроков, необходимых для её сосредоточения и развёртывания против нас, в те же условия, что и наши Вооружённые Силы» [72; 181-182].

Очевидно, А.М. Василевский говорит о сроках, определённых в мартовском «Уточнённом плане…». Г.К. Жуков же никаких конкретных сроков, т.е. сроков, которые устанавливались планами развёртывания, не называет. Конечно, можно это объяснять тем, что маршал счёл такие подробности просто ненужными для своих мемуаров. Можно, совершенно в духе критики, льющейся на Г.К. Жукова в «демократическую» эпоху просто-таки потоками, сказать, что он таким способом старается замаскировать свою вину. Только тогда не очень понятна такая маскировка. Скажи Г.К. Жуков честно: мол, до моего начальствования в Генштабе думали, что на мобилизацию, сосредоточение и развёртывание будет у нас 30 дней; с моим приходом «урезали» мы это дело, стали ближе к реальности: 15 дней и точка. Не покривил бы душой маршал и, точно, в какой-то степени сгладил свою вину за просчёт Генштаба: уменьшились в «жуковском» плане сроки мобилизационных мероприятий, т.е. продолжительность начального периода войны. Это «чистой воды» правда.

Но Георгий Константинович странным образом уходит от возможности хоть как-то себя оправдать. Почему? Да потому, что он и не стремился к этому.

Посмеем предположить, что «несколько дней» – это, и впрямь, точка зрения Г.К. Жукова накануне войны на продолжительность её начального этапа. Возможно, и не только его, но и других советских генштабистов.

«Несколько дней» – крайне неопределённо. Но, согласитесь, месяц «несколькими днями» не назовёшь. И 27 дней не назовёшь. И две недели так назвать трудно. Сколько это – «несколько дней»? Три, пять дней, от силы – семь. Семь – уже неделя. Уже конкретно можно сказать: «Мы предполагали, что на мобилизацию и развёртывание у нас будет неделя, потому что немцы истратят на эти мероприятия столько же». Г.К. Жуков так не говорит. Если сопоставить вышеприведённые слова из его мемуаров с «Соображениями…» от 15 мая 1941 года, то становится ясно, что «несколько дней» – это, конечно, не очень определённый, но, в любом случае, небольшой срок. Судите сами: раздел I майских «Соображений…» прямо указывает, что немцы армию отмобилизовали, сосредоточили у наших границ и развернули тылы. Значит, им осталось с началом войны только построить ударные группировки, т.е. произвести развёртывание непосредственно действующей армии. Стало быть, все те сроки, которые предполагались прежними планами на подготовку немцев к удару (а таковые считались примерно равными данным срокам для РККА) явно сокращались. До скольких дней? Сказать трудно. Но явно это будут считанные дни. Вот Г. К. Жуков, А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин и С.К. Тимошенко и предложили Сталину способ выравнивания сроков развёртывания Красной Армии со сроками развёртывания вермахта. И даже не просто выравнивания, но выигрыш во времени для нанесения удара первыми по, ещё раз подчеркнём, уже воюющим немцам.

 

Много спорят, почему советский Генштаб так упорно цеплялся за догму о начальном периоде войны. Разброс мнений таков: от «подготовки нашим военным не хватало» до «ни за что они не цеплялись, всё прекрасно понимали, просто готовились напасть на Германию и, ничего не видя, как глухарь на токовище, прозевали удар».

На наш взгляд, для ответа на этот вопрос не надо упрекать наших военных ни в низком уровне подготовки, ни в агрессивных замыслах. Всё дело в том, что немецкие войска на границе советские генштабисты прекрасно видели, но построение их в ударные группировки, и впрямь, прозевали. Г.К Жуков говорит об этом в своих «Воспоминаниях и размышлениях» и называет причину подобного промаха: основную массу боевой техники немецкое командование подтянуло к советским границам из глубины Польши в последние дни и даже часы перед войной [29; 232]. И в данном случае Георгий Константинович тоже не просто фантазирует, чтобы оправдать просчёты Генштаба. В самом деле, характер немецких ударов был нашим генштабистам хорошо известен (они досконально изучили опыт польской и французской кампаний вермахта): мощный бронированный, т.е. танковый, кулак, пробивающий брешь в обороне противника и устремляющийся в эту брешь с целью охватов, обходов, окружений вражеских войск, нарушения их коммуникаций, дезорганизации тылов. Но бронированных кулаков на советской границе Г.К. Жуков и его подчинённые просто не увидели, потому что, фактически, их там создали в последние дни и даже часы перед вторжением. Донесения с границы о рокоте боевой техники, доносящемся «с той стороны» стали поступать только 21 июня [29; 238]. Сделать в этой ситуации что-то кардинальное было уже невозможно. Максимум- привести войска прикрытия госграницы в состояние полной боевой готовности, что и попытались сделать Директивой № 1.

Но, представляется, даже после начала войны, в её первые сутки Генштаб ещё «свято верил», что началась война в «классическом понимании», т.е. с начальным периодом. Другими словами, считал, что немцы напали, но ударных группировок, своих бронированных кулаков, они ещё не построили. Именно о таком видении ситуации свидетельствуют Директивы №№ 2 и 3.

Директива № 2 была издана утром 22 июня (в войска была передана в 7.15). Она требовала следующего:

«Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить» [1; 66].

Итак, перед нами распоряжение, по которому чётко видно, что издававшее его командование РККА оценивало ситуацию, как «классический» начальный период войны.

Не будем при этом гневно сводить брови и посылать проклятия в адрес С.К. Тимошенко и Г. К. Жукова. В подобной оценке ситуации вины их, собственно, нет. Дело в том, что действия немецких войск, судя по докладам из приграничных военных округов, не создавали картины сокрушительного удара. Доклады из округов шли довольно бодрые [72; 210-211]. Основываясь на них, в НКО и Генштабе решили, что действуют немцы только своими войсками прикрытия. Опровержения своим воззрениям командование РККА пока не видело. Наоборот, всё шло так, как и предполагалось.

На основе поступивших с фронтов в течение дня сведений нарком обороны в 21 час 15 минут 22 июня подписывает Директиву № 3. Она начинается следующими словами:

«1. Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шауляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.

На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника были отбиты с большими для него потерями…» [72; 476].

Далее в директиве содержится приказание Западному и Северо-Западному фронтам во взаимодействии к исходу 24 июня окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника, Юго-Западному фронту к исходу 24 июня окружить и уничтожить Владимир-Волынскую группировку противника и овладеть районом Люблин. Южный и Северный фронты должны были плотно удерживать госграницу [72; 476-477]. При этом атакующие фронты (СЗФ, ЗФ, ЮЗФ) должны массированно применять бронетехнику (мехкорпуса) и авиацию [72; 476-477].

Вспомним выступление генерала П.С. Клёнова на декабрьском 1940 года совещании высшего командного состава РККА. Ведь начальный период войны генерал примерно в таких словах и описывает: уже в этот период возможно нанесение ударов по противнику войсками прикрытия с массированным применением танков и авиации (о конкретных направлениях ударов он, конечно, ничего не говорил).

Вообще, тон Директивы № 3 весьма оптимистичный: «4. На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей…», – говорится в ней. По всему видно, что к концу первого дня войны НКО и Генштаб на основании имеющейся у них информации о ходе боевых действий (информации далеко не полной и во многом уже не соответствующей действительности) считали, что всё идёт «по плану», примерно этого и ждали: немцы атакуют войсками прикрытия, сейчас мы нанесём контрудар. Прозрение пришло позже… Пожалуй, лишь к вечеру 25 июня, когда обозначилась угроза окружения Западного фронта, командование РККА навсегда мысленно похоронило догму о начальном периоде войны.

Если и сейчас наши рассуждения о «Соображениях…» от 15 мая 1941 года всё ещё не убедили читателей в том, что данные «Соображения…» – это не план превентивного удара по Германии, то призываем их повнимательнее присмотреться к VI-му разделу данного документа. В нём содержится предложение о форсировании строительства укрепрайонов (надо полагать, по новой границе), продолжении строительства УРов по старой границе, а также о начале строительства укрепрайона восточнее Смоленска (по линии Осташков – Почеп) в 1941 году и в 1942 году – укрепрайонов на границе с Венгрией [72; 471].

Интересное получается у нас нападение: бьём по Германии, идём вперёд, но при этом укрепляем УРами всё, что только можно, на своей территории.

Давайте немного пофантазируем. Представьте себе, как С.К Тимошенко и Г.К. Жуков докладывали сей «агрессивный» план Сталину.

Сталин прочёл докладную записку. Выслушал пояснения Тимошенко и Жукова по поводу того, как мы хорошо ударим по Германии, «когда она совсем не ждёт». План не плох, вождь доволен. Но кое-что его всё-таки смущает. Что? Да, вот здесь, в VI-ом разделе. Сталин легонько постучал трубкой по листу бумаги.

– Товарищ Тимошенко, мне не совсем ясно вот тут… Что это вы с укрепрайонами намудрили? Для чего? Кстати, где это линия Осташков – Почеп?

– Восточнее Смоленска, товарищ Сталин,– чеканит слова нарком обороны.

Сталин удивлённо вскидывает брови и переводит взгляд с Тимошенко на начальника Генштаба.

– А что по этому поводу думает товарищ Жуков?

– Видите ли, товарищ Сталин,– отвечает тот,– война – штука такая. Может случиться так, что после успешного удара по Германии нам придётся отступить восточнее Смоленска…

Как показывают резолюции Сталина на некоторых документах, он употреблял ненормативную лексику в особо раздражающих его ситуациях.

Конечно, всё это шутка. Но, как говорят англичане, « в каждой шутке есть всего лишь доля шутки».

Разве можно серьёзно утверждать, что «Соображения…» от 15 мая 1941 года представляли собой план превентивного удара по Германии, когда в них содержаться предложения по строительству и укреплению УРов на советской территории?

Зато подобные предложения совершенно не выпадают из контекста документа, если расценивать его как предложения на случай германского нападения7.

___________________________________

7 Мы не можем не упомянуть о двух свидетельствах, касающихся майских «Соображений…», которые (свидетельства), в принципе, говорят против нашей трактовки этого документа. Но из «песни слова не выкинешь».

Первое из двух – свидетельство историка В.А. Анфилова, который в 1965 году беседовал с Г.К. Жуковым. Вот что Г.К. Жуков ему рассказал:

«Идея превентивного нападения на Германию появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривающую предупредительный удар. Конкретная задача была поставлена А.М. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам. «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?»– раздражённо бросил Сталин. Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержащиеся в его выступлении 5 мая… «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чём трубят газеты всего мира»,– прорычал Сталин. Так была похоронена идея о предупредительном ударе…» [47; 533-534]. По словам Жукова, «… разговор закончился угрозой Сталина» [47; 533-534].

Второе свидетельство принадлежит сотруднику Военно-исторического журнала Н.А. Светлишину, который по поручению Института военной истории неоднократно беседовал с Г.К. Жуковым в 1965-1966 гг. Он в 1966 году записал со слов маршала несколько другую версию происшедшего:

«[…] свою докладную я передал Сталину через его личного секретаря Поскрёбышева. Мне до сих пор не известны ни дальнейшая судьба этой записки, ни принятое по ней решение Сталина. А преподанный по этому поводу мне урок запомнился навсегда. На следующий день Н.А Поскрёбышев, встретивший меня в приёмной Сталина, сообщил его реакцию на мою записку. Он сказал, что Сталин был разгневан моей докладной и поручил ему передать мне, чтобы я впредь таких записок для «прокурора» больше не писал, что председатель Совнаркома больше осведомлён о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник Генштаба, что Советский Союз имеет ещё достаточно времени для подготовки решительной схватки с фашизмом. А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти» [47; 534].

Мы не ставим под сомнение правдивость историков, беседовавших с Г.К. Жуковым. А вот к свидетельствам маршала вопросы есть. Прежде всего, бросается в глаза различие деталей в изложении доклада Сталину «Соображений…». Различия существенные. И это настораживает. Ведь с В.А. Анфиловым Г.Г. Жуков беседовал в 1965 году, а с Н.А. Светлишиным в 1966 году. Не мог же маршал за столь небольшой промежуток времени перезабыть и перепутать подробности дела.

Затем, согласитесь, от всех этих слов Сталина в передаче Жукова о провоцировании немцев, о достаточности у Советского Союза времени для подготовки войны с Германией, о том, что он, Сталин, знает и понимает внешнеполитическую ситуацию лучше начальника Генштаба, так и веет штампами времён хрущёвской «оттепели». И подобные слова Сталин произносит, отдав 13 мая приказ о выдвижении войск внутренних военных

* * *

Планы стратегического развёртывания Вооружённых Сил СССР – всего лишь одна из составляющих советского военного планирования. Можно сказать, что они представляли собой венец данного планирования. Но у них была и основа, те планы, без которых осуществление развёртывания РККА было просто невозможно. Речь идёт о мобилизационных планах и планах прикрытия государственной границы.

Сначала о мобилизационных планах.

«Война против СССР, находящегося в капиталистическом окружении, «может вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляются. Они просто начинаются» (Сталин).

Поэтому в основу подготовки Красной Армии к защите социалистического государства положены указания т. Сталина о том, что «нужно весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности перед лицом опасности военного нападения, чтобы никакая «случайность» и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох…(Сталин)» [47; 376-377].

 

Это выдержка из «Наставления по мобилизационной работе войсковых частей, управлений и учреждений Красной Армии», введённого в действие приказом НКО № 0130 от 20 июня 1940 года [47; 376].

Очень показательные строчки. Сразу становится ясно, для каких целей СССР осуществлял мобилизационное планирование: для целей обороны, ибо в любой момент ждал нападения капиталистических стран. Это не речь с политической трибуны, не строчки из агитационной брошюры, изданной массовым тиражом для «промывания мозгов» и обмана потенциальных противников. Это слова из приказа Народного Комиссариата обороны, вводившего в действие положения, сообразуясь с которыми РККА должна была осуществлять создание основы любого военного планирования, планирование мобилизационное.

Мобплан – это план перевода вооружённых сил в состояние, обеспечивающее выполнение задач, определённых планом стратегического развёртывания, а экономики страны – на рельсы военного времени. Он включает мероприятия по мобилизации: подаче и приёму призывного контингента, автотракторной техники и лошадей из народного хозяйства, развёртыванию военных училищ и переводу их на ускоренный срок обучения, переходу предприятий народного хозяйства на производство военной продукции и т.п. Без мобилизационного плана невозможно обеспечить полную боевую готовность войск: са-

____________________________________________

округов ближе к западным границам. А 24 мая, видимо, прозрев, говорит на заседании Политбюро о возможности внезапного нападения на СССР.

Кстати, о провоцировании немцев. Фраза Сталина, мы бы сказали, загадочная. О каком провоцировании речь, если Жуков и Тимошенко предлагают нанести удар? Как можно нанести удар и не спровоцировать противника хоть на какие-то ответные действия? Сталин понял смысл предлагаемого? И что там вообще предлагалось? Шла ли речь о превентивном ударе или о мероприятиях по сокращению сроков мобилизации, которые позволили бы упредить немцев с нанесением главного удара в ходе уже идущей войны, начатой немцами? В последнем случае слова Сталина о провоцировании немцев становятся ясны.

мые умные и глубоко продуманные оперативно-стратегические планы могут оказаться бесплодными, если не будут подкреплены людскими и материально-техническими ресурсами.

Планы мобилизации зависят от мобилизационных возможностей страны, которые, меняясь, в свою очередь оказывают влияние на планы стратегического развёртывания вооружённых сил.

К началу Второй мировой войны Красная Армия руководствовалась мобилизационным планом на 1938-1939 годы, так называемым МП-22, утверждённым Комитетом Обороны 29 ноября 1937 года.

Мобилизационные возможности СССР в МП-22 определялись, исходя из достигнутого во второй пятилетке, и ходом выполнения третьего пятилетнего плана (1938 – 1942). Согласно ему, численность РККА мирного времени к 1 января 1939 года доводилась до 1 665 790 человек, а в случае войны должна была достичь 6 503 500 бойцов. В ходе мобилизации предусматривалось развернуть 170 стрелковых и 29 кавалерийских дивизий, 31 танковую бригаду, в том числе 4 тяжёлые, 155 авиабригад, а также 100 артиллерийских полков, из которых 57 были корпусными, а остальные – РГК. На вооружении планировалось иметь 15 613 танков, 15 218 орудий и 305 780 автомобилей. Кроме того, предусматривалось формирование ещё 30 стрелковых дивизий, четырёх артполков РГК и 80 авиабригад второй очереди [47; 371].

По этому плану была проведена частичная мобилизация семи округов в сентябре 1939 года. На его основе были развёрнуты войска действующей армии и во время войны с Финляндией. Но большие изменения в составе и дислокации войск округов, а также реорганизация военных комиссариатов, причиной которых были присоединение к СССР новых территорий (Западные Украина и Белоруссия) и принятие 1 сентября 1939 года «Закона о всеобщей воинской обязанности», требовали немедленного пересмотра мобилизационного плана. Однако работа по созданию нового плана недопустимо затянулась. В акте передачи Наркомата обороны К.Е. Ворошиловым новому наркому С.К. Тимошенко в мае 1940г. указывалось:

«В связи с войной и значительным передислоцированием войск мобилизационный план нарушен. Нового мобилизационного плана Наркомат Обороны не имеет.

Мероприятия по отмобилизованию распорядительным порядком не закончены разработкой» [47; 372].

К августу 1940 года (а к этому времени в состав СССР вошли ещё и Прибалтийские республики, Бессарабия, Северная Буковина) положение не изменилось. В акте передачи Генштаба Б.М. Шапошниковым К.А Мерецкову, подписанном в этом месяце, отмечалось:

«В связи с проведением оргмероприятий, передислокацией частей и изменением границ военных округов действующий мобплан в корне нарушен и требует полной переработки. В настоящее время армия не имеет плана мобилизации» [47; 372].

Конечно, работа над мобпланом с мая по август уже велась. Поэтому новое руководство НКО и Генштаба уже в сентябре 1940 года подготовило для рассмотрения политическим руководством страны новый вариант мобилизационного плана. Он учитывал итоги только что закончившейся кампании на Западе и был увязан с «Соображениями об основах стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на Западе и Востоке» от 18 сентября 1940 года. Вместе с ними, после внесения изменений в последние, касающихся распределения войск по направлениям, мобплан и был утверждён 14 октября 1940 года. Он получил наименование МП-40.

Согласно этому варианту мобплана, после мобилизации численность Красной Армии должна была достичь 8 678 135 человек. К концу первого года войны армия должна была иметь 80 стрелковых и 10 механизированных корпусов, а всего 292 различные дивизии сухопутных войск [47; 374-375].

Но утверждение мобплана не остановило работу над ним. В тот же день, когда МП-40 был утверждён, т.е. 14 октября 1940 года, С.К. Тимошенко и К.А. Мерецков послали в Политбюро и СНК СССР предложения о создании новых частей и соединений (в том числе, одного мехкорпуса (плюс к 8 восьми мехкорпусам и 2 отдельным танковым дивизиям, по утверждённому варианту МП-40; кстати, эти 8 мехкорпусов и 2 дивизии уже существовали в действительности), 20 пулемётно-артиллерийских моторизованных бригад, 20 отдельных танковых бригад непосредственной поддержки пехоты и других формирований) [47; 375].

Новый вариант МП-40 был представлен на рассмотрение 23 января 1941 года. По этому варианту, численность РККА по штатам военного времени предлагалось увеличить до 10 058 791 человека, число стрелковых дивизий довести до 209 (увеличение на 42 по сравнению с утверждённым в октябре 1940 года вариантом), мехкорпусов – до 9 (увеличение на один мк8), авиадивизий – до 79 (рост на 24 ад) [47; 376]. Количество боевой техники тоже соответственно увеличивалось. Но данный вариант плана не получил официального утверждения военным и политическим руководством [47; 376]. Видимо, главная причина этого заключалась в том, что уже с августа 1940 года, по решению Главного военного совета РККА, в Генштабе параллельно с работой над МП-40 велась разработка мобилизационного плана на 1941 год. Срок его готовности был намечен на 1 мая 1941 года [47; 376]. Когда изменения в МП-40 были внесены на рассмотрение руководства страны (23 января 1941 года), до срока готовности МП-41 оставалось чуть более трёх месяцев. Пожалуй, смысл утверждать изменения в мобплан 1940 года, и впрямь, отсутствовал. Кроме того, даже с учётом вносимых изменений, МП-40, судя по всему, уже не отвечал взглядам военного и политического руководства на судьбу крупных механизированных соединений в РККА. Линия последнего в отношении подобных соединений отличалась непоследовательностью. Остановимся на этом вопросе несколько подробнее.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru