Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн
Вот именно, что «но». Принцип историзма требует, чтобы исследователь основывал свои исторические выводы не на современных ему, исследователю, условиях, правилах, законах, а исходя из условий, правил и законов того времени, которые он изучает. Что заставило СССР пойти на разграничение сфер влияния с Германией, шаг, который и впрямь можно рассматривать как ущемляющий суверенитет третьих стран? Если Лондон или Париж оговаривали с Римом или Токио сферы интересов в Африке или Китае, то это вряд ли касалось непосредственной безопасности Англии и Франции. Да, об имперских интересах и амбициях речь, безусловно, шла. Но на безопасности самих метрополий, не экономической, а самой что ни на есть обычной, «шкурной», подобные дележи никак не отражались. Не стоял враг у границ, не ощущалось непосредственно на рубежах дыхание войны. СССР начал с Германией делёжку сфер влияния непосредственно перед лицом грозящей ему войны. И коснулась эта делёжка сопредельных с ним государств. Никаких островов в Индийском океане и «лакомых кусочков» в Африке Советский Союз себе не выговаривал. Подписанием секретного протокола к договору о ненападении советское правительство пыталось не допустить включения в орбиту агрессивной политики Германии ряда сопредельных с СССР государств и территорий. Их невовлечение в войну в складывающейся обстановке имело для СССР исключительно важное значение. Можно даже сказать, что советское правительство достигло заключением договора с Германией примерно того, чего оно добивалось, ведя переговоры с Англией и Францией в апреле-августе 1939 года. Напомним, что во время последних Советский Союз долго убеждал английскую и французскую стороны дать гарантии приграничным с ним государствам для обеспечения пояса безопасности вдоль своих западных границ. Пояс этот и был создан (правда, другим путём), когда состоялось подписание секретного протокола к пакту Молотова-Риббентропа.
«Нельзя не отметить также, что речь шла об обеспечении безопасности областей, входивших ранее в состав Российского государства и отторгнутых от него в 1918-1920 гг.. Советское правительство никогда не скрывало, что имеет особый интерес к обеспечению безопасности этих областей, а также чувствует моральную ответственность за их судьбу и в кризисной ситуации не останется равнодушным зрителем попыток открытого или замаскированного посягательства на них со стороны третьих стран». [15; 7]. Говоря современным языком, это исторически была сфера жизненных интересов России. Ну, а кризисный момент в 1939 году настал, «кризисней» уже и некуда.
То есть не только основным текстом договора о ненападении, но и секретным протоколом к нему Сталин не союз с Гитлером заключал, а всего лишь обеспечивал безопасность СССР перед лицом надвигающейся войны. То, что Польша в ходе войны с Германией, в случае схватки один на один, будет быстро разбита, вряд ли у кого вызывало особые сомнения. А вот поведение польских союзников, англичан и французов, напротив, было под вопросом. В своё время Чехословакию они «успешно сдали» Германии. Будут ли они вообще помогать Польше? Да, ещё 31 марта 1939 г. Чемберлен гарантировал границы Польши, 13 апреля это же сделал Даладье. Но жизнь показала, что и подписание с Великобританией соглашения о взаимопомощи (состоялось 25 августа 1939 года1) не обеспечило Польше в ходе войны реальной поддержки англичан и французов. Что и говорить, что в условиях, когда англо-польского соглашения о взаимопомощи ещё не существовало, советскому правительству рисовалась вполне реальная картина: выход сил вермахта на советско-польскую границу. И как поведёт себя Гитлер дальше, было неизвестно.
Но возможен был и другой вариант, по крайне мере, в то время так вполне могли думать и советские, и польские, и английские, и французские лидеры. Это сейчас мы знаем, что Гитлер ещё в апреле 1939 года решил воевать с Польшей, что его не пугали при этом ни вмешательство Британии и Франции в конфликт, ни даже советская помощь антигерманской коалиции. Тем не менее, определённые колебания у фюрера были, что нам сейчас тоже известно. Тогда же, в 1939 году ничто не мешало предполагать, что Гитлер испугается союза Польши и Западных демократий и на Польшу не нападёт, а нападёт сразу на того, на кого обещал в «Майн кампф», т.е. на Советскую Россию. При этом остаются у него два пути: 1) Прибалтийские страны; 2) Румыния. Возможно и их сочетание. Правда, англичане и французы дали Румынии гарантии в апреле 1939 года, но последнее обстоятельство могло и не сыграть никакой роли, если бы Румыния пошла на сближение с рейхом (что в конечном счёте и случилось). «Негарантированные» англо-французами Прибалтийские страны (Литва, Латвия, Эстония, Финляндия) ещё легче могли попасть в сферу влияния Германии. Финляндия – вообще разговор особый. Антирусская направленность была одной из доминант финской внешней политики в 20-30-е гг. Первый премьер-министр Финляндии Пер Эвинд Свинхувуд сформулировал следующий принцип: «Любой враг России должен всегда быть другом Финляндии» [63; 214]. Придерживаясь этого нехитрого правила, финское руководство было готово вступить в союз с кем угодно. Так что финны с удовольствием сами могли «запрыгнуть» в германскую сферу влияния. Прибалтийские «малыши» (Литва, Латвия, Эстония) противостоять Германии самостоятельно никак не могли. Стоило последней только «прицыкнуть» на них, как они выполнили бы все её требования. Очень показателен в этом отношении «клайпедский инцидент» марта 1939 года. 20-го числа немцы приказали (именно приказали!) литовцам очистить Клайпедскую область Литвы (бывшую Мемельскую область Германии, подаренную Литве Антантой) в трёхдневный срок. В противном случае пригрозили, что оккупируют всю Литву. И литовцам пришлось подчиниться. А Западные демократии и слова в их защиту не сказали (впрочем, как и в защиту оккупированной немцами в этом же месяце Чехии).
Поэтому теоретически наступление немцев на СССР через Румынию и Прибалтийские страны было вполне возможно. Данный вариант Советскому Союзу тоже ничего хорошего не сулил. К тому же в случае первых успехов вермахта, вне всякого сомнения, к немцам присоединилась бы и Польша, которая отнюдь не была «невинной и безобидной девочкой», как стараются её нам усиленно представить «демократы», зверски «изнасилованной» двумя «громилами».
С каких позиций не посмотри, секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении обеспечивал безопасность западных границ СССР. В этом и было его назначение. Все же разговоры о некоем советско-германском союзе (завершённом или незавершённом), оформленном пактом и секретным протоколом к нему, – не более, чем безответственная болтовня.
* * *
Обличители «преступлений сталинского режима» с особой силой упирают на то, что секретный протокол предусматривал именно захват тех территорий, которые определены в нём, как сферы германского и советского влияния. Из чего это следует? Уж точно не из текста протокола. Подобные утверждения – фантазии «правдоискателей». И нафантазировали «правдоискатели» это на основании событий, развернувшихся после подписания пакта Молотова – Риббентропа. Как известно, в ходе данных событий в состав СССР были включены Западная Белоруссия, Западная Украина (обе входили в состав Польши), Латвия, Литва, Эстония, Бессарабия, Северная Буковина (две последних входили в состав Румынии), а также в ходе Зимней войны 1939-1940 гг. отторгнуты ряд территорий у Финляндии.
Однако подобные ретроспективные умозаключения грешат даже против элементарной логики (ибо «после того» ещё не значит «вследствие того»), не говоря уже о фактах.
Упомянув о фактах, обратимся, прежде всего, к самому тексту секретного протокола (даже в том сомнительном виде, который считается сейчас подлинным). Его 1-й пункт говорит о том, что обе стороны признают «интересы Литвы по отношению к Виленской области» [58; 111]. Согласитесь, весьма странная формулировка, если учесть, что Германия и СССР «хотели скушать» и Польшу (в составе которой Виленская область в тот момент находилась), и Литву. Чего ради тогда оговаривать интересы Литвы по отношению к Виленской области? Так можно говорить, если речь идёт о суверенном государстве.
Абзац 2-й пункта 2 протокола гласит:
«Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства, и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития» [58;111].
А в 1-м абзаце этого пункта Польша полностью делится на сферы советского и германского влияния, граница которых проходит по рекам Нарев, Висла и Сан.
Получается, Польша на сферы влияния интересов Германии и СССР поделена, а Польское государство при этом может быть и сохранено.
Как нельзя лучше данные формулировки показывают, что включение той или иной территории в сферу интересов ещё не означало её захват. Это совсем не одно и то же.
В принципе, уже самого текста секретного протокола достаточно, чтобы показать несостоятельность утверждений «демократов» о том, что в нём оговаривались территориальные захваты Третьего рейха и СССР.
Однако не менее показательны и имевшие место после подписания пакта события.
По протоколу, Литва вошла в сферу германских интересов. Оно и понятно: границы с СССР Литва не имела (вследствие чего советское правительство интересовалось Литвой в меньшей степени, чем Латвией и Эстонией), зато граничила с Восточной Пруссией.
Ничто не мешало немцам оккупировать Литву уже в ходе войны с Польшей. Сил для этого у Гитлера было предостаточно: немцы уже с 10 сентября начали выводить войска из Польши на Западный фронт. Армия Литвы была чрезвычайно мала и слаба. Она состояла из 3 дивизий и 8 эскадрилий самолётов и насчитывала 17 900 человек [58; 114]. Каких-то военных осложнений, таким образом, Гитлер мог не опасаться. Естественно, что и никакая реакция международного сообщества его в тот момент уже не заботила. Какая уж тут реакция, если и так с Великобританией и Францией состояние войны? С другой стороны, какой-то помощи Литве со стороны последних ожидать не приходилось. Они и полякам-то, связанным с ними договором, помогали чисто формально, а уж какой-то Литве… Да и пожелай англо-французы оказать Литве какую-то реальную военную помощь – не успели бы: одна немецкая танковая дивизия была в состоянии разметать всю литовскую рать за пару суток (если не меньше).
Тем не менее, Гитлер Литву, находящуюся в его сфере интересов, не оккупировал. Зато немцы стали весьма настойчиво требовать от литовцев заключения военного соглашения сразу после подписания с СССР пакта. При этом Литве была даже сообщена дата нападения на Польшу. Литовцы «замялись», «поглядывая» на СССР. Немцы угрожали, но, опять-таки, угрозы в исполнение не привели. Литва так и проколебалась всю быстротечную польско-германскую войну и договора с немцами не заключила, хотя объективно сделала для немцем полезное дело (с началом войны литовцы отмобилизовали свою армию и двинули её к польской границе; полякам пришлось держать против трёх литовских дивизий на границе две своих, т.е. эти польские дивизии в войне с немцами участия не приняли) [58; 115].
Посмотрите, Германия ведёт себя с Литвой как с суверенным государством: старается заключить с ней союз, ни о каком вводе войск на литовскую территорию речь не идёт. Конечно, Литва – маленькое и слабое государство, попавшее в сферу влияния Германии. Поэтому особо с ней немцы не церемонились (требовали, угрожали), но суверенитет всё-таки не нарушили.
Далее. Уже 7 сентября поляки предложили немцам перемирие. Надо сказать, что к этому моменту отступление польской армии на всех фронтах приобрело катастрофический характер2. Однако немцы, всё ещё считая Польшу достойным противником, с одной стороны, а с другой – не будучи уверенными в силах собственной армии (как-никак это была первая кампания вермахта) на переговоры согласились. И вот какая деталь – поляки уже вовсю драпают, а немцы в условиях, на которых они готовы заключить перемирие, речи о ликвидации Польского государства и близко не ведут. Вот что об этих условиях записал в своём дневнике начальник штаба Сухопутных войск Германии Гальдер:
«Поляки предлагают начать переговоры. Мы к ним готовы на следующих условиях: разрыв Польши с Англией и Францией; остаток Польши будет сохранён; районы от Нарева с Варшавой – Польше; промышленный район – нам; Краков – Польше; северная окраина Бескидов – нам; области (Западной) Украины – самостоятельны» [59; 60-61].
Прежде всего, как видите, Польша, как государство, сохраняется. В весьма «урезанном» виде, но сохраняется. То есть Гитлер даже к 7 сентября не предполагал ликвидации Польши. И даже Краков немцы готовы были полякам вернуть, хотя к 7 сентября уже заняли его. При этом территории восточнее Нарева остаются за поляками, за исключением Западной Украины, которая становится независимой. Но позвольте… Ведь всё это – советская сфера интересов. Как нас убеждают разного рода обличители, Советский Союз и Германский рейх ещё 23 августа договорились о том, что СССР захватит данные территории. Тогда почему Гитлер, нимало не заботясь о том, что СССР денонсирует договор о ненападении, начинает хозяйничать в советской сфере интересов: оговаривает независимость Западной Украины и хочет сохранить именно в советской сфере влияния Польское государство, которого, следуя логике обличителей, вообще не должно было сохраниться? Ответ на данный вопрос прост: протокол к пакту занятие СССР этих территорий не предусматривал, и у СССР не было поводов для претензий к Германии.
У читателей уже может возникнуть «крамольная» мысль: «Да что же это за «филькина грамота», этот самый секретный протокол? Как по нему вообще можно «работать»? Ни черта же в нём конкретно не сказано». И подобная мысль, отнюдь, некрамольная. Правильная мысль. Но наберитесь терпения, уважаемые читатели. Чуть-чуть позже мы покажем, что «филькиной грамотой» является тот протокол, который усиленно стараются выдать за настоящий, но который таковым не является. Подлинный же протокол вполне конкретен и никаких двусмысленностей в трактовке не допускает.
Когда 22 июня 1941 года Германия напала на СССР, советскому правительству была вручена нота, в которой нацисты обосновывали причину, по которой они пошли на данный шаг. Скажем сразу, лейтмотивом этой ноты было обвинение Советского Союза в нарушении августовских и сентябрьских 1939 года договорённостей, т.е. договора о ненападении и договора о дружбе и границе. В этой ноте Гитлер полностью раскрыл содержание секретного протокола к пакту Молотова – Риббентропа. Лгать немцам в той части ноты, где речь шла об условиях советско-германских договорённостей, смысла не было, ибо нота представляла собой, прежде всего, пропагандистское заявление. И наври Гитлер в ней «с три короба», Советский Союз очень легко мог использовать её текст для контрпропаганды.
Читателям придётся набрать терпения, ибо ниже приводится значительная часть текста ноты. Но столь длинная цитата просто необходима, так как нота содержит много полезной для нас информации. Итак:
«…Таким образом, 23 августа1939 г. был подписан Пакт о ненападении, а 28 сентября 1939 г. – Договор о дружбе и границах между обоими государствами.
Суть этих договоров состояла в следующем:
1) в обоюдном обязательстве государств не нападать друг на друга и состоять в отношениях добрососедства;
2) в разграничении сфер интересов путём отказа германского рейха от любого влияния в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве и Бессарабии, в то время как территория бывшего Польского государства до линии Нарев-Буг-Сан по желанию Советской России оставалось за ней.3
Действительно, правительство рейха, заключив с Россией пакт о ненападении, СУЩЕСТВЕННО ИЗМЕНИЛО СВОЮ ПОЛИТИКУ ПО ОТНОШЕНИЮ К СССР4 и с этого дня заняло дружественную позицию по отношению к Советскому Союзу. Оно строго следовало букве и духу подписанных с Советским Союзом договоров.Более того, усмирило Польшу, а это значит, ценою немецкой крови способствовало достижению Советским Союзом наибольшего внешне-политического успеха за время его существования…
Если пропагандистская подрывная деятельность СССР в Германии и в Европе вообще не оставляет никакого сомнения в его позиции по отношению к Германии, то ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ И ВОЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Советского правительства после заключения германо-русских договоров носит ещё ярче выраженный характер. В Москве во время разграничения сфер влияния правительство Советской России заявило министру иностранных дел рейха, что оно не намеревается занимать, большевизировать или аннексировать входящие в сферу его влияния государства (выделено нами – И. Д., В. С.), за исключением находящихся в состоянии разложения областей бывшего польского государства5. В действительности же, как показал ход событий, политика Советского Союза направлена исключительно на одно, а именно: В ПРОСТРАНСТВЕ ОТ ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА ДО ЧЁРНОГО МОРЯ ВЕЗДЕ, ГДЕ ТОЛЬКО ВОЗМОЖНО, ВЫДВИНУТЬ ВООРУЖЁННЫЕ СИЛЫ МОСКВЫ НА ЗАПАД И РАСПРОСТРАНИТЬ БОЛЬШЕВИЗАЦИЮ ДАЛЬШЕ В ГЛУБЬ ЕВРОПЫ.
Развитие этой политики характеризуется следующими этапами:
1. Началом развития этой политики явилось заключение так называемых договоров о взаимопомощи с ЭСТОНИЕЙ, ЛАТВИЕЙ и ЛИТВОЙ в октябре и ноябре 1939 года и возведение военных баз в этих странах.
2. Следующий ход Советской России был сделан по отношению к ФИНЛЯНДИИ. Когда требования Советской России, принятие которых грозило бы потерей суверенитета свободному финскому государству, были отклонены финским правительством, Советское правительство распорядилось о создании коммунистического псевдоправительства Куусинена. И когда финский народ отказался от этого правительства, Финляндии был предъявлен ультиматум, и в ноябре 1939 года Красная Армия вошла на территорию Финляндии. В результате «заключённого» в марте финско-русского мира Финляндия вынуждена была уступить часть своих юго-восточных провинций, которые сразу подверглись большевизации.
3. Спустя несколько месяцев, а именно в июле 1940 года, Советский Союз начал принимать меры против ПРИБАЛТИЙСКИХ ГОСУДАРСТВ. Согласно первому Московскому договору (т.е. пакту Молотова- Риббентропа – И. Д., В. С.) Литва относилась к сфере германских интересов.
В интересах сохранения мира, хотя и скрепя сердцем, правительство рейха во втором договоре (имеется в виду договор о дружбе и границе – И. Д., В. С.) по просьбе Советского союза отказались от большей части территории этой страны, оставив часть её в сфере интересов Германии. После предъявления ультиматума от 15 июня Советский Союз, не уведомив об этом правительство рейха, занял всю Литву, т.е. и находившуюся в сфере влияния Германии часть Литвы, подойдя, таким образом, непосредственно к границе Восточной Пруссии. Позднее последовало обращение к Германии по этому вопросу, и после трудных переговоров, пойдя ещё на одну дружественную уступку, правительство рейха отдало Советскому Союзу и эту часть Литвы6. Затем таким же способом, в нарушение заключённых с этими государствами договоров о помощи, были оккупированы Латвия и Эстония. Таким образом, вся Прибалтика, вопреки категорическим заверениям Москвы, была большевизирована и спустя несколько недель после оккупации сразу аннексирована. Одновременно с аннексией последовало сосредоточение первых крупных сил Красной Армии во всём северном секторе плацдарма Советской России против Европы.
Между прочим, Советское правительство в одностороннем порядке расторгло экономические соглашения Германии с этими государствами, хотя по Московским договорённостям этим соглашениям не должен был бы наноситься ущерб.
4. По вопросу о разграничении сфер влияния на территории бывшего Польского государства Московскими договорами было ясно согласовано, что в границах сфер влияния не будет вестись никакая политическая агитация, а деятельность обеих оккупационных властей ограничится исключительно лишь вопросами мирного строительства на этих территориях. У правительства рейха имеются неопровержимые доказательства того, что, несмотря на эти соглашения, Советский Союз сразу же после занятия этой территории не только разрешил антигерманскую агитацию в польском генерал-губернаторстве, но и одновременно поддержал её большевистской пропагандой в губернаторстве. Сразу же после оккупации и на эти территории были переброшены крупные русские гарнизоны.
5. В то время как германская армия на Западе вела боевые действия против Франции и Англии, последовал удар Советского Союза на БАЛКАНАХ. Тогда как на московских переговорах Советское правительство заявило, что никогда в одностороннем порядке не будет решать бессарабский вопрос, правительство рейха 24 июня 1940 года получило сообщение Советского правительства о том, что оно полно решимости силой решить бессарабский вопрос. Одновременно сообщалось, что советские притязания распространяются и на Буковину, то есть на территорию, которая была старой австрийской коронной землёй, никогда России не принадлежала и о которой в своё время в Москве вообще не говорилось. Германский посол в Москве заявил Советскому правительству, что его решение является для правительства рейха совершенно неожиданным и сильно ущемляет германские экономические интересы в Румынии, а также приведёт к нарушению жизни крупной местной немецкой колонии и нанесёт ущерб немецкой нации в Буковине. На это господин Молотов ответил, что дело исключительной срочности, и что Советский Союз в течение 24 часов ожидает ответ правительства рейха. И на этот раз правительство Германии во имя сохранения мира и дружбы с Советским Союзом решило вопрос в его пользу.
…Оккупация и большевизация Советским правительством территории Восточной Европы и Балкан, переданных Советскому Союзу правительством рейха в Москве в качестве сферы влияния, полностью ПРОТИВОРЕЧАТ МОСКОВСКИМ ДОГОВОРЁННОСТЯМ» [58; 118-121], [59; 54-58].
Последняя фраза выделена в тексте ноты самими немцами, но мы со своей стороны также готовы выделить её очень жирным шрифтом. И вот почему. Как нас убеждают на протяжении уже более двух десятков лет «правдолюбивые» историки, публицисты, журналисты и политики, пакт Молотова-Риббентропа – это сговор о разделе мира и оккупации суверенных стран. Именно такую трактовку термина «сфера интересов» дают «правдолюбцы». Однако, как мы видели, сам предлагаемый нам в качестве подлинного текст секретного протокола ни о чём таком не говорит. А содержащиеся в германской ноте обвинения в адрес СССР приводят к абсолютно противоположным выводам. В секретном протоколе к пакту речь не идёт не только об оккупации входящих в сферу влияния территорий полностью, но даже частично (как в случае с Финляндией). Более того, не предполагалось и военное присутствие договаривающихся сторон на данных территориях (т.е. создания на них военных баз).
Возмущение германцев вызывала и большевизация входящих в сферу советских интересов районов. Другими словами, секретный протокол не предполагал и насаждение в зоне сфер влияния родственных идеологически политических режимов. Что же тогда надо понимать под сферой интересов? Из германской ноты можно сделать вывод, что этот термин выполнял, если так можно выразиться, прежде всего, запретительную функцию. Одна договаривающаяся сторона не имела права военного присутствия в зоне интересов другой договаривающейся стороны, а также не могла вести в ней агитационно-пропагандистскую деятельность против другой стороны. Очевидно также, что речь могла идти и о некоторых преимуществах в торговле в сфере своего влияния.
Теперь мы вплотную подходим к вопросу: « А что же предлагается нашему вниманию вместо подлинного секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении, где все вышеуказанные нюансы нормально оговаривались бы?» Мы отвечаем однозначно: «Нам предлагается фальшивка!»
* * *
Авторы данной книги не являются пионерами такого взгляда на находящийся в историческом обороте текст секретного протокола к пакту Молотова – Риббентропа. Впервые с подобной точкой зрения выступил российский исследователь Ю.И. Мухин. В аналогичном ключе высказался вслед за ним и известный обществовед С.Г. Кара-Мурза. На какие же признаки фальшивки указывает Ю.И. Мухин?
Прежде всего, весьма сомнительны обстоятельства ввода текста секретного протокола в научный оборот. Подлинный текст самого договора о ненападении хранился в архиве внешней политики (АВП). Но когда господа Горбачев и Яковлев явили второму Съезду народных депутатов СССР, а вместе с ним и всему миру, в 1989 году секретный протокол к договору, то было заявлено, что подлинника протокола в АВП нет, а есть только его машинописная копия. Причём, эта копия имеет вверху листа надпись рукой Молотова: «Тов. Сталину (подпись Молотова)» [58; 108].
И сразу возникают вопросы. Во всяком случае, они должны были возникнуть у всякого здравомыслящего человека. У тех же депутатов в 1989 году, которые проголосовали чуть ли не единогласно за постановление «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» [73; 27]. У тех же историков, которые безоговорочно сочли этот документ подлинным и начали строчить, опираясь на него, свои гневные обличительные труды. А вопросы-то, элементарные.
Прежде всего, почему не сохранилось подлинника секретного протокола? Допустим, «преступный сталинский режим» заметал следы одного из своих «преступлений» и подлинник протокола уничтожил. Но тогда зачем была сохранена копия? Затем, не ясно местонахождение этой копии. Копия, адресованная Сталину, очевидно, должна была к нему и попасть, а не остаться лежать в НКИДе (МИДе). А раз она попала к Сталину, то местом её последующего хранения должен был стать Архив Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента России (АП)). Каким образом копия снова оказалась в Архиве внешней политики?
Но это еще не всё. Сталин до буквы знал текст протокола. Можно не сомневаться, что он принял самое непосредственное участие в создании его текста. В присутствии Сталина Молотов и Риббентроп протокол подписывали. Вопрос в том, зачем тогда Сталину вообще понадобилась копия протокола? Кроме того, снимать копии с секретных документов вообще-то не принято (на то они и секретные). Тем, кто имеет право их читать, обычно дают читать подлинники.
На этом странности ввода в научный оборот секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении не заканчиваются. До 1993 года во всех сборниках документов текст секретного протокола фигурировал как «машинописная копия» [58; 108]. А вот в сборнике документов по Катынскому делу «Катынь. Хроника необъявленной войны», составленном коллективом авторов во главе с Н.С. Лебедевой, этот протокол значится уже как подлинник со ссылкой на Архив Президента и на «…Документы внешней политики. 1939 г.». Т. ХХII. Кн.1, с. 632 [58; 108-109].
Что касается второго источника, то в нем подлинник так и не был опубликован, поскольку в примечании к тексту сообщается: «Печат. По сохранившейся машинописной копии АВП РФ, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1-2» [58; 109]. Получается, коллектив авторов во главе с Н.С. Лебедевой, делая вторую ссылку, просто-напросто откровенно лжёт. Ссылка же на Архив Президента просто поражает своей наглостью. Во-первых, нигде и никогда не говорилось, что подлинник протокола там обнаружен. Можно не сомневаться, произойди такое в действительности, «демократические правдоискатели» раструбили бы об этом по всему миру. Во-вторых, совершенно непонятно, как подлинник протокола оказался в Архиве Президента, когда ему самое место там, где содержится подлинник договора о ненападении, т.е. в Архиве внешней политики. Приходится предполагать, что в Советском Союзе с архивным делом творится полный базар, даже на самом высшем уровне. Однако, как известно, это было далеко не так. Документы попадали в архивы «по подведомственности», как положено. И уж если полагалось в архиве НКИД (МИД) храниться подлинникам договоров, то можно не сомневаться, что они там и хранились со всеми приложениями (в том числе и секретными протоколами).
Как верно замечает Ю.И. Мухин, «от изделий Горбачева-Яковлева фальшивками воняет за версту» [5; 109].
Остается понять, для чего тогдашнему руководству СССР понадобилась фабрикация данной фальшивки? Ответ прост. Это была часть кампании по идеологической дискредитации Советской власти. Пришедшим на смену последним «коммунистам» (точнее, будет назвать их псевдокоммунистами) «демократам» очернять Советское государство было не менее выгодно. Если псевдокоммунисты разрушали Советский строй, то «демократы» столкнулись с проблемой легитимации собственной власти. Очернить существовавшие до «демократов» порядки – один из способов оправдания тех порядков, которые воцарились в России с наступлением «демократической» эпохи. А потому ложь была наложена на ложь. Ложь стала многослойной.
Теперь перейдем к анализу самого текста протокола. На такую странность, как размывчатость и неопределенность формулировок в нем, мы уже обращали внимание. Правда этой странности «демократические» историки нашли свое объяснение:
«Секретный протокол, оформлявшийся в обстановке спешки, во многом носил на себе черты импровизации, далеко не полной ясности относительно того, каким будет ход событий в ближайшее время» [18; 40].
Подобное объяснение нас не удовлетворяет. Спешкой, импровизацией и неясностью дальнейшего хода событий, отсутствие какой-либо определенности во всем тексте протокола не объяснишь. Гитлер и Сталин – не Горбачев. Этот последний мог договариваться о консенсусе, не очень сам понимая, в чем, собственно, этот консенсус заключается. А Гитлер и Сталин были политиками весьма конкретными, и какую-то размытость формулировок могли терпеть, если только это было не во вред интересам их стран. Вот и посмотрим, не вредила ли расплывчатость формулировок секретного протокола интересам Германии и СССР.
Первый же пункт протокола должен был поставить внимательного читателя в тупик:
1. «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сторонами…» [58; 111], [59; 48], [73; 16-17].
Скажите, пожалуйста, в чью сферу интересов входит при такой формулировке Литва, а в чью Латвия, Эстония и Финляндия? Кто из них оказывается в советской, а кто в германской сфере влияния? Можете вразумительно ответить? Нет? Вот и мы не можем, потому, что вразумительного ответа при такой формулировке и не существует.
