banner
banner
banner
полная версия«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Подобное планирование лучше всего отвечает на вопрос о превентивной войне. Страна, которая после победы над Россией готовилась к битвам на трёх континентах, планировала захват и оккупацию в глобальном масштабе, решала задачу не превентивного удара против СССР, а задачу достижения мирового владычества. Обороняющаяся сторона не создаёт концепций молниеносной войны в мировом масштабе.

Вывод представляется нам очевидным – Германия 22 июня 1941 года начала против СССР агрессивную войну. Именно такую войну она изначально планировала, к такой войне готовилась.

ГЛАВА VI

ПЛАНЫ СССР

Но к чему готовился СССР? Каковы были его намерения?

Вдруг, вне зависимости от намерений Германии, её операция против Советского Союза, и впрямь, оказалась превентивной войной.

Резун именно так и утверждает. И у него в России нашлось много поклонников. Преимущественно из среды «демократических правдоискателей», которые в факте подготовки советского нападения на Германию увидели ещё один момент, обличающий существовавший в СССР тоталитарный режим.

Вот, например, что пишет по этому поводу один из «отцов» «русской демократии» Гавриил Попов:

«Я хочу надеяться, что наши лидеры…рассекретят, наконец, всё касающееся наших планов начала войны в 1941 году. И скажут народу правд: коммунистический режим Сталина собирался первым напасть на Германию…»[46;52].

Другой категорией людей, принявших теорию Резуна, были люди патриотически настроенные, для которых страшное для СССР начало войны стало поводом к возникновению определённого комплекса национальной неполноценности. Стараясь найти объяснение катастрофы 1941 года, они увидели его в доводах Резуна: СССР просто готовился не к той войне, не к оборонительной, а к наступательной. А пришлось обороняться. Итог – разгром 1941 года.

Отдельные аргументы теории Резуна мы рассмотрим несколько позже. Сейчас же скажем о том, на чём вся его теория базируется, почему вообще стало возможным её возникновение. Причина её возникновения и её основа – отсутствие широкого доступа к документам советского военного планирования, осуществлявшегося в предвоенные годы. Это дало возможность, прежде всего, обвинить СССР в агрессивных намерениях (раз документы прячут или уничтожили, значит, было что скрывать; подготовку обороны скрывать бы не стали, значит, скрывают подготовку к нападению), а, затем, позволило выпустить свою фантазию на волю и фантазировать налево и направо, давая любому факту соответствующую интерпретацию (благо, с документами на руках тебя никто не опровергнет, а без документов – слово на слово, и спорить можно до посинения).

Произведения Резуна основаны именно на целенаправленной трактовке в общем-то известных фактов в русле теории «советской агрессии». Подкрепляет же свои трактовки он «выдёргиванием» цитат из речей советских политических (прежде всего, Сталина) и военных деятелей и цитированием их мемуаров (прежде всего, конечно, мемуаров военачальников). Обильно цитировать мемуаристику ему вовсе не мешает то обстоятельство, что всю её в основе своей он считает лживой. Но мысль у Резуна, примерно, такая: «И среди плевел попадаются зёрна. И в лживых мемуарах полководца можно отыскать правду. Увлекаются ли старики-военачальники, забываются ли, но иногда проговариваются». Правдой, конечно же, считается то, что укладывается в «прокрустово ложе» резунистской теории. Что не укладывается – безусловная ложь.

«Дёргая» цитаты умеючи, можно много что «надёргать». Например, дату предполагаемого советского нападения на Германию – 6 июля 1941 года. Откуда взялась эта дата? Разве она фигурировала хоть в одном советском официальном (незасекреченном) документе? Нет, конечно. Так неужто проговорился какой-нибудь старый полководец в своих воспоминаниях (а цензура этого и не приметила)? Тоже нет. Никто про 6 июля нигде не говорил. Но Резун вычислил (именно вычислил) данный день, как день начала советской агрессии, опираясь на произведение нашего военачальника и умело его цитируя.

В 1974 году начальник Академии Генерального штаба генерал армии С.П. Иванов с группой ведущих советских военных историков выпустил исследование под названием «Начальный период войны (по опыту первых кампаний и операций Второй мировой войны)». В этой книге на странице 212 есть такие слова:

«Немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска в завершении развёртывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны» [51; 66].

Теперь посмотрим, как работает с данным текстом Резун. В своём «Ледоколе» он цитирует его дважды и оба раза неточно.

Первый раз:

«В этой книге Иванов не только признаёт, что Гитлер нанёс упреждающий удар, но и называет срок (вот пошла цитата – И.Д., В.С): «немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска» (с.212)» [82;312].

Второй раз:

«Генерал армии С.П. Иванов прямо указывает на эту дату (пошла цитата – И.Д., В.С.): «…германским войскам удалось нас упредить буквально на две недели»» [82; 327].

Через две недели после 22 июня и точно – 6 июля. Вот оно гениальное вычисление! Только что-то цитирует Резун Иванова как-то «немножко» не так.

Нетрудно увидеть, что С.П. Иванов говорит о начале реальной войны, начавшейся 22 июня 1941 года. За две недели до её начала (т.е с 8 по 22 июня) немецко-фашистскому командованию (а не «германским войска», как во втором случае у Резуна) удалось упредить наши войска в развёртывании.

Мало того, что про упреждение именно в развёртывании Резун ничего не говорит, попросту «обсекая» слова С.П. Иванова (оно и понятно: приведи их полностью и нужного смысла не добьёшься), так он ещё под войной подразумевает готовящееся гипотетическое нападение СССР на Германию.

Видимо, первая «укороченная» цитата всё-таки убедительно мысль Резуна не подтверждала. Поэтому во втором случае слова советского генерала урезали ещё больше, убрав не только слова о развёртывании войск, но и упоминание об упреждении в нём «в последние две недели перед войной». В то же время их подкорректировали, заменив «немецко-фашистское командование» на «германские войска», перенеся указание на срок после упоминания об упреждении и вместо предлога «в» употребив предлог «на». Получилось чудно: вместо «в последние две недели перед войной» (тут ещё можно засомневаться: почему перед войной, которую планировал СССР, а не перед войной, которую начала Германия) – «удалось нас упредить буквально на две недели». В последнем случае место сомнениям, и впрямь, не остаётся. Всё «процитировано» так, что ясно совершенно – мы 6 июля 1941 года собирались напасть на немцев.

А дальше начинает работать бурная, ничем не сдерживаемая фантазия Резуна, и факты получают нужную ему трактовку, сами, в свою очередь, становясь подтверждением его «открытия». И он вещает:

«Если Советский Союз готовил удар, то этот удар можно упредить ударом, который наносится другой стороной чуть раньше. В 1941 году, как говорит Иванов, германский удар был нанесён с упреждением в две недели» [82;312].

Так и хочется сказать: «Да постыдитесь же, охальник! Ну, соврали, так идите дальше потихоньку, излагайте. А вы нам с амвона прописные истины читать! То без вас не знаем, что оборону не упредишь».

Но Резуна «несёт», он упивается своей логичностью (интересно, он при этом помнит, что все его построения имеют в основании ложь и искажение, или уже позабыл):

«Существует немало указаний на то, что срок начала советской операции «Гроза» был назначен на 6 июля 1941 года (выделено автором – И.Д., В.С.). Мемуары советских маршалов, генералов и адмиралов (ни одна цитата из которых, приведённая Резуном, ни прямо ни косвенно на 6 июля 1941 года, как дату нападения СССР на Германию, не указывает – И.Д., В.С.), архивные документы ( из которых Резун не привёл ни одного – И.Д., В.С.), математический анализ сведений о движении тысяч советских железнодорожных эшелонов –всё это указывает на 10 июля как дату полного сосредоточения Второго стратегического эшелона Красной Армии вблизи западных границ. Но советская военная теория предусматривала переход в решительное наступление не после полного сосредоточения войск, а до него. В этом случае часть войск Второго стратегического эшелона можно было сгружать уже на территории противника и после вводить в бой.

Жуков (как и Сталин) любил наносить свои внезапные удары воскресным утром. 6 июля 1941 года – это последнее воскресенье перед полным сосредоточением советских войск» [82;327].

Вот вам и ещё один «серьёзный» аргумент: 6 июля – воскресенье, а Сталин с Жуковым любили нападать по воскресеньям.

Но если «перевёрнутая» цитата из С.П. Иванова и ссылка на выходные и праздничные дни вас всё-таки не убедили, то у Резуна найдётся ещё один «железный» довод – об отборе 3700 коммунистов на политическую работу в РККА:

«Идёт сосредоточение советских войск на границах Германии и Румынии, точно как в августе 1939 года на границе Польши. В 1939 году через 19 дней после постановления о призыве номенклатуры в РККА Красная Армия нанесла удар. Сценарий повторяется. Если от даты нового постановления отсчитать 19 дней, то как раз попадаем в 6 июля 1941 года… В этот день Красная Армия должна была нанести удар по Германии и Румынии. 19 дней – не совпадение. Планы заранее составлены на все предыдущие и последующие дни. Время пущено как перед стартом ракеты. По заранее отработанному графику проводятся сотни разных действий и операций, и для каждого действия в графике точно определено время. По их расчётам и планам в день «М – 19» (т.е. 17 июня 1941 года) надо направлять номенклатуру в армию. Этот механизм отсчёта дней отработан на учениях и предыдущих «освобождениях». В июне 1941 года он снова пущен в ход. Детонатор мины, заложенной под Европу, уже отсчитывал дни…

 

Постановление, как все подобные ему, было секретным. О его существовании стало известно через много лет после окончания войны. Да и то, название опубликовано, а текст скрыт…» [80; 406-407].

Ссылка на мобилизацию номенклатуры должна, по мысли Резуна, убедить самых сомневающихся.

Такая вот аргументация, такие доводы. На подобных аргументах и доводах построена вся теория Резуна.

* * *

Чем вызывалось молчание политического и военного руководства СССР в послевоенные годы о довоенных планах Советского Союза – сейчас можно только гадать. Боялись ли «кабы чего не вышло да не то ни подумали», или было по-человечески стыдно за то, что уж больно «не так» всё пошло? Только умолчание в итоге «вышло боком» для СССР и России. Неизвестные широкой общественности планы были интерпретированы «борцами за историческую истину» в плоскости теории «советской агрессии», т.е. подумали именно не то, что было в действительности. Сейчас, когда советские довоенные планы рассекречиваются, становится ясно, что боялось руководство СССР зря: во всяком случае, эти документы ясно говорят, что нападать на Германию первым Советский Союз не собирался. Ну, а чувство стыда за то, что всё пошло совсем иначе, чем хотели, быть, конечно, могло, ведь собирались бить агрессора на его территории, «малой кровью, большим ударом», а вышло… Но только для дела чувство это в себе надо было пересилить.

Итак, каковы же были военные планы СССР накануне войны с Германией? Сейчас мы уже смело можем говорить, что планы первой операции в войне с Германией носили наступательный характер и предусматривали разгром противника собственным наступлением. «Воевать будем на чужой территории, малой кровью, большим ударом!». Это не был просто пропагандистский штамп, как утверждают некоторые авторы (см., например, А. Бугаёв «День «N». Или неправда Виктора Суворова»). Чистой пропагандой можно считать только утверждение про «малую кровь», ибо никто не мог сказать с уверенностью, сколько её будет пролито. Да, хотелось бы меньше, но… Что же до слов про войну на чужой земле и мощным ударом, то это вполне совпадало с намерениями высших советских военных. Другими словами, зарываться в окопы, как в Первую мировую, и ограждать себя Засечными чертами, как в средние века, никто не собирался, хотя господин Резун других способов оборонительной войны и не видит. Видимо, и стратег он плохой, и тактик неважный, да и шахматист невесть какой (иначе бы знал о Сицилианской защите – защите нападением).

Заголовок у советских военных планов 1940-41 годов был «Соображения об основах стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза».

Результат размышлений Б.М. Шапошникова над новым профилем границы был отражён в документе, датированном 19 августа 1940 года. По мнению Бориса Михайловича, планирование должно было строиться вокруг следующих тезисов:

«Считая, что основной удар немцев будет направлен к северу от устья р. Сан, необходимо и главные силы Красной Армии иметь развёрнутыми к северу от Полесья. На Юге – активной обороной должны быть прикрыты Западная Украина и Бессарабия, и скована возможно большая часть германской армии. Основной задачей наших войск является – нанесение поражения германским силам, сосредотачивающимся в Восточной Пруссии и в районе Варшавы; вспомогательным ударом нанести поражение группировке противника в районе Ивангород, Люблин, Грубешов, Томашев» [35; 317-318], [50; 104].

Прекрасно видно, что «Соображения…» в варианте августа 1940 года предполагают начало боевых действий Красной Армии только в ответ на германское нападение. На Юге мы обороняемся (но активно, т.е. с нанесением контрударов, а не просто «тупо» сидя в окопах), на Севере – наступаем. Для сравнения: немцы в это время уже вовсю планируют «Барбароссу» и в планах этих и слова нет об обороне.

Б.М. Шапошников фактически предлагал воспроизведение действий русской армии в 1914 году: штурм Восточной Пруссии ударами с северо-запада и в обход Мазурских озёр.

В августе 1940 года руководство Генштаба сменилось: Б.М. Шапошников занимает пост заместителя наркома обороны СССР, а Генштаб возглавляет К.А. Мерецков. С его приходом советские военные планы претерпевают изменения.

Дело в том, что К.А. Мерецков к тому моменту уже имел печальный опыт штурма линии Маннергейма зимой 1939-1940 годов, и перспектива взламывать куда более совершенные укрепления немцев в Восточной Пруссии ему явно «не улыбалась». Ось советского военного планирования стала смещаться на юг.

Следующий вариант плана появляется 18 сентября 1940 года. Он предусматривал на первом этапе боевых действий активной обороной прочно прикрыть западную границу в период сосредоточения советских войск и не допустить вторжения противника в пределы СССР. Второй этап заключался в мощных ударах главных группировок советских войск [1; 11], [50; 106].

Но где должны быть сосредоточены эти группировки? План К.А. Мерецкова был дуалистичен. Фактически он включал в себя два плана. Один вариант развивал идеи Б.М. Шапошникова, другой – придавал первой операции советских войск иную форму, смещая центр сосредоточения на территорию Украины (вариант самого К.А Мерецкова). Вот что говорилось в плане:

«Главные силы Красной Армии на Западе, в зависимости от обстановки, могут быть развёрнуты или к югу от Брест-Литовска с тем, чтобы мощным ударом в направлениях Люблин и Краков и далее на Бреслау (Братислав)в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить её важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне; или к северу от Брест-Литовска, с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней. Окончательное решение на развёртывание будет зависеть от той политической обстановки, которая сложится к началу войны, в условиях же мирного времени считаю необходимым иметь разработанными оба варианта» [35; 318-319], [50; 104, 106].

Всего в составе Юго-Западного фронта по «южному» варианту развёртывания предполагалось иметь «70 стр[елковых] дивизий; 9 танковых дивизий; 4 мотострелковых дивизий; 7 кавалерийских дивизий; 5 танковых бригад; 81 полк авиации» [35; 319]. В составе Западного и Северо-Западного – «55 стрел[ковых] дивизий; 7 танковых дивизий; 3 мотострел[ковых] дивизии; 3 кавалерийских дивизии; 6 танковых бригад; 1 авиадесантная бригада; 59 полков авиации» [35; 319]. Задача Юго-Западным фронтом должна была решаться во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта.

Остальные силы Западного фронта должны были прикрыть минское направление и одновременно нанести совместно с силами Северо-Западного фронта удар в общем направлении на Алленштейн с тем, чтобы сковать немецкую группировку, сосредоточенную в Восточной Пруссии [1; 12], [50; 104].

«Северный» вариант развёртывания сводился к тому, чтобы в течение 20 суток, перегруппировывая и сосредотачивая войска, используя укреплённые районы, активной обороной прочно прикрыть минское и псковское направления и не допустить вклинивания противника на советскую территорию. В последующем (на 25-е сутки мобилизации) войсками Западного и Северо-Западного фронтов перейти в наступление, нанести поражение главным силам вермахта и овладеть Восточной Пруссией. Одновременно войсками Юго-Западного фронта, прикрывая частью сил Западную Украину и Бессарабию, нанести поражение ивангородско-люблинской группировке немецких войск и выйти на среднее течение Вислы [1; 13], [50; 108-109].

5 октября 1940 года у И. В. Сталина состоялось совещание, на котором присутствовали К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, В.М. Молотов и К.А. Мерецков. Темой совещания был доклад «Об основах стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на Западе и Востоке в 1940-1941 гг.». В ходе обсуждения Генеральному штабу в лице К.А. Мерецкова было поручено доработать план с учётом развёртывания ещё более сильной группировки в составе Юго-Западного фронта [35; 320], [1; 13].

14 октября 1940 года доработанный «южный» вариант плана был утверждён в качестве основного. Одновременно было решено продолжить работу и над «северным» вариантом. Но, как отмечает А. Исаев, «интерес к мучительному «прогрызанию» укреплений в Восточной Пруссии явно пошёл на убыль» [35; 320]. В самом деле, «Соображения…» К.А. Мерецкова вариант развёртывания основных сил Красной Армии на Западе севернее Полесья рассматривали как вынужденный. В них, в частности, говорилось:

«Разгром немцев в Восточной Пруссии и захват последней имеют исключительное экономическое и прежде всего политическое значение для Германии, которое неизбежно скажется на всём ходе борьбы с Германией.

При решении этой задачи необходимо учитывать:

1. Сильное сопротивление, с вводом значительных сил, которое во всех случаях, безусловно, будет оказано Германией в борьбе за Восточную Пруссию.

2. Сложные природные условия Восточной Пруссии, крайне затрудняющие ведение наступательных операций.

3. Исключительную подготовленность этого театра обороны и особенно в инженерном и дорожном отношениях.

Как вывод – возникают опасения, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы и не даст нужного и быстрого эффекта, что в свою очередь сделает неизбежным и ускорит вступление Балканских стран в войну против нас.

При неизбежности (выделено нами –И.Д., В.С.) развёртывания наших Вооружённых Сил по этому варианту предлагается следующая группировка их…» [34; 52], [50; 109].

Обратите внимание на выделенную нами фразу: «при неизбежности». Т.е. политические или военные обстоятельства могли всё-таки сделать применение «северного» варианта необходимым, но сам по себе он считался невыгодным.

Разработку «южного» и «северного» вариантов плана на местах планировалось закончить к 1 мая 1941 года [1; 13], [35; 320].

План К.А Мерецкова – наступательный. Даже на второстепенных направлениях предполагаются активные действия. Но всё это только после того, как СССР подвергнется нападению. В этом случае войска прикрытия обеспечат защиту государственной границы СССР от агрессора и сосредоточение ударных советских группировок. После сосредоточения последует мощный удар Красной Армии.

Детализирует план К.А Мерецкова разработка М.А. Пуркаева, начальника штаба Киевского Особого военного округа (КОВО), датируемая декабрём 1940 года. Данный документ известен как «Записка начальника штаба КОВО по решению военного совета Юго-Западного фронта по плану развёртывания на 1940 год». В «Записке…» М.А. Пуркаева уже ставятся конкретные задачи отдельным армиям. Общая задача Юго-Западного фронта выглядит так:

«Ближайшая стратегическая задача – разгром, во взаимодействии с левым крылом Западного фронта, вооружённых сил Германии в районах Люблин, Томашув, Кельце, Радом и Жешув, Ясло, Краков и выход на 30-й день операции на фронт р. Пилица, Петроков, Оппельн, Нейштадт, отрезая Германию от её южных союзников. Одновременно прочно обеспечить границу с Венгрией и Румынией.

Ближайшая задача – во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта окружить и уничтожить противника восточнее р. Висла, и на 10-й день операции выйти на р.Висла, и развивать наступление в направлениях: на Кельце, Петроков и на Краков.

Справа Западный фронт (штаб Барановичи) имеет задачей –ударом левофланговой 4-й армии в направлении Дрогичин-Седлец-Демблин содействовать Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской групптровки противника…» [35; 320-321] , [75; 199-200].

Задачу предполагалось решать силами семи армий. Группировка, сосредотачиваемая против Южной Польши, должна была нанести удары в излюбленной немцами форме: наступление флангов по сходящимся направлениям с обороняющимся центром [35; 321].

Однако наступление не начиналось в первый же день кампании. Начальный период войны должен был выглядеть, по мысли М.А. Пуркаева, следующим образом:

«1-й этап – оборона на укреплённом рубеже по линии госграницы. Задача – не допустить вторжения противника на советскую территорию, а вторгнувшегося – уничтожить и обеспечить сосредоточение и развёртывание армий фронта для наступления.

[…]

Главные силы армии сосредотачиваются до 27-го дня мобилизации за линией Ковель, Луцк, р. Стырь, Броды, Львов, Грудск Ягельонский, Самбор, Дрогобыч, Стрый, Станислав и далее по р. Днестр» [35; 321].

Сколько-нибудь активные задачи на этапе сбора сил в западных округах, по советским планам, получала только авиация. Вот как описывается это в «Записке…» М.А. Пуркаева:

«Воздушные силы ЮЗФ (Юго-Западного фронта – И.Д., В.С.) решают следующие основные задачи:

1. В тесном взаимодействии с наземными войсками уничтожают живую силу наступающего пр[отивни]ка (выделено нами – И.Д., В.С), массируя удары на главных направлениях.

 

2. Последовательными ударами по установленным базам и аэродромам, а также боевыми действиями в воздухе уничтожают авиацию противника.

3. Истребительной авиацией прикрывают сосредоточение, развёртывание и действия армий фронта.

[…]

6. Мощными ударами по железнодорожным узлам: Краков, Кельце, Калиш, Крейцбург, Ченстохов, Бреслау, Ратибор, Брно, Оппельн нарушить и задержать сосредоточение немецких войск» [35; 323].

В пункте первом задач авиации мы не зря выделили слова о наступающем противнике. Маленькая, но очень характерная деталь: активно действующая советская авиация «работает» по наступающему, т.е. нападающему, противнику. Итак, речь идёт об агрессии против СССР. Только так, а не иначе: не о нападении СССР на Германию.

Сосредоточение войск, как указывает М.А. Пуркаев, занимает 27 дней от начала мобилизации, которая объявляется, возможно, и до начала войны. Но ни о какой изготовившейся к удару группировке с первого дня столкновения речи не идёт, раз уж армии по госгранице прикрывают сосредоточение. Т.е. речь и близко не идёт о том, что фактически, в реальной истории, проделали немцы (они имели полностью отмобилизованные и собранные в ударные кулаки силы к 22 июня 1941 года, которыми и нанесли сокрушительный удар по советским войскам).

И только после того, как будет собран плановый наряд сил можно приступить к выполнению следующего этапа, предусмотренного «Запиской…» М.А. Пуркаева:

«2-й этап операции – наступление. Задача – ближайшая задача фронта. Глубина – 120-170 км. Начало наступления с утра 30-го дня мобилизации. Средний темп продвижения – 12-13 км» [35; 323].

Мы упомянули о семи армиях в составе ЮЗФ. Начальник штаба КОВО предполагал, что это будут следующие армии:

«5-я армия. Состав: четыре управления ск (стрелковых корпусов – И.Д., В.С); двенадцать стр[елковых] дивизий; одно управление мк (механизированного корпуса – И.Д., В.С); две танковых дивизии; одна мотострелковая дивизия; одна моторизованная бригады; три отдельных танковых бригады;

19-я армия. Состав: два управления стр[елковых] корпусов; семь стрелковых дивизий; две моторизованных бригады; одна отдельная танковая бригада;

6-я армия. Состав: пять управлений стр[елковых] корпусов; пятнадцать стр[елковых] дивизий; три танковых бригады; одна моторизованная бригада;

26-я армия. Состав: пять управлений стр[елковых ] корпусов; одно управление мех[низированного] корпуса; пятнадцать стрелковых дивизий; две танковые дивизии; одна мотострелк[овая] дивизия; три танковых бригады;

12-я армия. Состав: упр[авлений] стр[елковых] корпусов –четыре; стрелковых дивизий – одиннадцать; танковых дивизий – одна; управлений кав[алерийских] корп[усов] – одно; кавал[ерийских] дивизий –две;

18-я армия. Состав: два управления стр[елковых] корпусов; шесть стрелковых дивизий; одна танковая бригада; одна моторизованная бригада;

9-я армия в составе: два управления стрелк[овых] корпусов; восемь стрелковых дивизий; три кавалерийских дивизии; две танковые бригады; одна моторизованная бригада» [35; 324-325].

Поскольку записка писалась в декабре 1940 года, до формирования 30 механизированных корпусов (в бытность главой Генштаба К.А. Мерецкова мехкорпусов было сформировано всего 9), в ней присутствуют танковые и моторизованные бригады. В период от декабря 1940 до июня 1941 года планы менялись, менялось и распределение сил между армиями и фронтами. Последний плановый наряд сил по предвоенным планам даёт записка Н.Ф. Ватутина (на тот момент первого заместителя начальника Генштаба) от 13 июня 1941 года:

«III. Распределение сил по армиям на Западном и Юго-Западном фронтах.

[…]

Юго -Западный фронт:

5А -15 дивизий, из них сд (стрелковых дивизий – И.Д., В.С) – 9, тд (танковых дивизий- И.Д., В.С) – 4, мд (моторизованных дивизий – И.Д., В.С.) – 2.

20А – сд-7.

6А – 16 дивизий, из них: сд – 10, тд – 4, мд – 2.

26А – 15 дивизий, из них: сд – 9, тд- 4, мд – 2.

21А – 13 дивизий, из них: сд – 8, тд- 2, мд – 1, кд (кавалерийских дивизий –И.Д., В.С.) – 2.

12 А – сд- 4.

18А – 8 дивизий, из них: сд-5, тд -2, мд – 1.

9А – 12 дивизий, из них: сд – 7, тд – 2, мд – 1, кд – 2.

Резерв фронта – 7 дивизий, из них: сд -4, тд – 2, мд- 1» [72; 475], [35; 325-326].

Мы не случайно столь подробно остановились на силах, которые М.А Пуркаев предполагал, согласно его «Записке…», иметь в составе ЮЗФ, и сравнили их с плановым распределением сил перед самой войной (записка Н.Ф. Ватутина). Дело в том, что все эти планы довольно сильно отличаются от того, что имелось у Юго-Западного фронта к 22 июня 1941 года.

Во-первых, в построении войск фронта вообще отсутствуют и 19-я армия (записка Пуркаева), и 20-я и 21-я армии (записка Ватутина). 19,20 и 21-я армии находились на 22 июня довольно далеко (более 300 км) от границы [35; 326].

Во-вторых, количество войск в подчинении имеющихся армейских управлений также существенно отличалось. В подчинении штаба 5-й армии было пять стрелковых дивизий (45, 62, 87,124 и 135-я), в подчинении 6-й армии – три стрелковых дивизии (41, 97 и 159-я), в подчинении 26-й армии – три стрелковых дивизии (72, 99 и 173-я), в подчинении 12-й армии – шесть стрелковых дивизий (вскоре часть из них будет передана 18-й армии) [35; 326]. Разница, как видите, в разы относительно планового наряда сил на первую операцию. Данная информация нам вскоре пригодится, ибо разговор о соответствии «плана и факта» ещё впереди.

В конце декабря 1940 года в Москве проходило совещание высшего командного состава Красной Армии. После него, в первых числах января 1941 года, состоялись две оперативно-стратегических игры (игры на картах): первая (2 – 6 января) обыгрывала действия на северо-западном направлении, вторая (8 – 11января) – на юго-западном.

Игры эти будут рассмотрены подробно несколько позже. Сейчас же только скажем, что существующее мнение, что на них «обкатывались» военные планы командования РККА, что они дали материал к корректировке планов, ошибочно (см., например, В. Абатуров «1941. На Западном направлении» (М., 2007)). Если что данные игры и дали для планирования, то общетеоретическую подготовку тех людей, которые к планированию так или иначе были причастны.

К 11 марта 1941 года был разработан «Уточнённый план стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на Западе и на Востоке».

Г.К Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» говорит, что работа над ним велась в феврале-апреле 1941 года [29; 213]. Т.е. после завершения разработки в марте план ещё продолжал уточняться.

В «Уточнённом плане…» уже почти без сомнений считалось, что «Германия, вероятнее всего, развернёт свои главные силы на юго-востоке от Седлец до Венгрии с тем, чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину» [1; 17]. Отмечалось, что «наиболее выгодным является развёртывание наших главных сил к югу от р. Припять с тем, чтобы мощными ударами на Люблин, Радом и на Краков поставить себе первую стратегическую цель: разбить главные силы немцев и в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить её важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне против нас…» [1; 17-18], [50; 112].

Таким образом, самая сильная группировка Красной Армии должна была быть создана на территории Украины, в составе Киевского Особого военного округа.

В «Уточнённом плане…»1 наступательная операция советских войск на Западном театре получила чёткое оформление. Замысел её предусматривал: в ходе ведения обороны сковать немецкие группировки на флангах – на участках Мемель, Остроленка и вдоль границы с Венгрией и Румынией; главными силами Юго-Западного фронта во взаимодействии с левым крылом Западного фронта (4-я армия) нанести удар с целью разгрома люблинско-радомско-сандомирской группировки противника, овладеть Краковом и Варшавой и выйти на рубеж Варшава – Лодзь – Оппельн. В дальнейшем в зависимости от обстановки предполагалось развивать наступление в направлениях Познань, Берлин или Прага, Вена, или Торунь, Данциг [1; 18], [50; 112-113].

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru