banner
banner
banner
полная версия«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

«Нанести поражение русской армии, оккупировать как можно больше русской территории, защитить Берлин и Силезский индустриальный район от возможных атак с воздуха. Желательно продвинуть наши позиции так далеко на восток, чтобы наши собственные воздушные силы могли разрушить самые важные районы России» [88; 110]

Итак, ещё ничего не было ясно с Англией, а Гитлер уже собирался воевать с Россией.

Тезис Резуна и «резунистов» по этому поводу таков: Гитлер видел исходящую от Сталина угрозу уже тогда, в 1940 году, а потому готовился защищаться. Но, как известно, лучший способ защиты – нападение. Увы, сам Гитлер и опровергает доводы своих «адвокатов» . На том самом совещании с Браухичем он, в частности, заявил:

«Сталин кокетничает с Англией, чтобы удержать её в состоянии войны с нами и связать нас по рукам с целью получить время, чтобы взять себе всё то, что он хочет взять и чего больше взять не удастся, если наступит мир. Он будет заинтересован в том, чтобы не позволить Германии стать слишком сильной…» [28; 271-272].

«Так вот же! Вот! – могут воскликнуть «резунисты».– Чего вы ссылаетесь на эти слова? Они как раз подтверждают то, что Гитлер ждал агрессии со стороны Сталина». И мы ответим: «Да нет, господа. Ошибаетесь. Конкретно эти слова ни о чём таком не говорят. Зато следующая фраза Гитлера говорит совершенно об обратном». Итак, фюрер продолжал:

«Но никаких признаков русской активности в отношении нас нет» [28; 272].

Выходит, в июле 1940 года, когда и началось планирование войны против СССР, Гитлер никакой конкретной угрозы со стороны Советского Союза не видел. Уже одно это ясно свидетельствует о том, что все ссылки на превентивный характер готовящейся войны просто-напросто бессмысленны. Но можно возразить, что это, мол, в 1940 году было, а вот потом…Что бы ни было потом, изначально война задумывалась как агрессивная. Впрочем, что было потом, мы тоже рассмотрим.

А пока вернёмся в июль 1940 года.

31 июля на совещании с генералитетом в Бергхофе фюрер объявил об окончательном своём решении начать войну с Советской Россией.

«Россия – этот тот фактор, – заявил Гитлер, – на который более всего ставит Англия…Но если Россия окажется разбитой, последняя надежда Англии угаснет. Властелином Европы и Балкан станет Германия» [28; 272-273].

И далее:

«Мы не будем нападать на Англию, а разобьём те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению. Тогда можно надеяться на изменение её позиции…Подводная и воздушная война может решить исход войны, но это продлится год-два. Надежда Англии – Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадёт от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усилие Японии в Восточной Азии» [24; 5].

Сформулировав принципиальное решение воевать с Советами, Гитлер тут же и назначил срок начала войны:

«…В ходе этого столкновения с Россией должно быть покончено. Весной 1941-го (выделено нами – И.Д., В.С.). Чем скорее будет разгромлена Россия, тем лучше. Операция имеет смысл только в том случае, если мы разобьём это государство одним ударом» [28; 273].

Впав в одно из своих экстатических состояний, Гитлер широкими мазками рисовал план будущей кампании, в присущей ему манере мешая военные и политические вопросы: «Уничтожить у России саму волю к жизни. Такова наша цель!» [88; 111]. Немецкие войска одновременно ударят на юге, в направлении Киева, и на севере, в направлении Ленинграда. Достигнув своей цели, обе группировки поворачиваются друг к другу и замыкают кольцо. Северная группировка при этом берёт Москву. Возможна и дополнительная операция по захвату Баку. На Востоке будет сосредоточено 120 дивизий. На Западе останутся 60. В рейх войдут Украина, Белоруссия и три Балтийские республики. К Финляндии отойдёт территория до Белого моря [88; 111].

Такие вот планы. И заметьте, ни слова о советской угрозе, превентивном характере предстоящей войны.

С момента совещания в Бергхофе началась непосредственная работа над планом войны с Советской Россией, который впоследствии получил название «Барбаросса».

К «Барбароссе» мы ещё вернёмся. Сейчас же поговорим подробнее о причинах, которые заставили фюрера готовиться к войне с Россией.

Одним из доводов Резуна и его сторонников является утверждение о том, что Гитлера на войну с СССР могли толкнуть только крайние обстоятельства, каковыми без сомнения, и являлись признаки подготовки СССР к нападению на Германию. Других крайних обстоятельств «резунисты» не видят. Резун постарался в своих книгах набрать массу таких признаков. Однако «почтенный» автор, как представляется, своё видение этих признаков выдаёт за видение Гитлера. А чтобы сомнений в идентичности взглядов не возникло (документов-то, подтверждающих данную идентичность, нет) выставляет «убийственные», с его точки зрения, аргументы:

1) Гитлер, как огня, боялся войны на два фронта. И ни за что бы не пошёл на неё, если бы Сталин своими агрессивными намерениями его не вынудил [82; 290], [80; 484].

2) Гитлеру не надо было нападать на СССР с целью захвата жизненного пространства. К 1941 году он и так назахватывал больше, чем мог «переварить» [80; 484].

Итак, аргумент первый. А боялся ли Гитлер войны на два фронта? Чтобы ответить на данный вопрос, надо чётко уяснить себе, что фюрер не был догматиком. Точнее, догматиком он был в отношении своих стратегических задач. В тактических же вопросах он вполне мог быть гибок, мог менять свою точку зрения. Другими словами, есть цель, а идти к ней можно разными путями. Сказанное в полной мере относится и к точке зрения фюрера по поводу войны на два фронта. Резун видит эту точку зрения как бы в статике. В конце 1939 – первой половине 1940 года Гитлер, в самом деле, много говорил об опасности войны на два фронта, о том, что он не повторит этой роковой для Германии ошибки. «Мы можем выступить против России только после того, как у нас окажутся свободными руки на Западе» [88; 110]. Примечательно, что Гитлер подталкивал своих генералов к ускорению планирования и проведения операций на Западе, аргументируя это тем, что надо побыстрее начать воевать с Россией!

Но вот тот же фюрер в мае 1939 года. Его речь на совещании с генералитетом 23 мая 1939 года нами уже цитировалась в первом разделе данной работы. Но сейчас её уместно напомнить читателю:

«Дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без пролития крови…Если судьба ведёт нас к столкновению с Западом, бесценным является обладание большими территориями на Востоке (выделено нами – И.Д., В.С.). В военное время мы не сможем более рассчитывать на рекордные урожаи… Не может быть вопроса о том, чтобы упустить Польшу, и нам оставлен один выход: атаковать её при первой возможности… Не совсем ясно, приведёт ли германо-польский конфликт к войне с Западом, когда мы будем сражаться против Англии и Франции. Если же будет создан союз Франции, Англии и России (выделено нами – И.Д., В.С) против Германии, Италии и Японии, я буду вынужден нанести по Англии и Франции несколько уничтожающих ударов…» [88; 47-48].

Как видим, не пугает Гитлера ни перспектива разрастания германо-польской войны в более крупный конфликт с вовлечением в него других государств (не только Англии и Франции – в этой же речи фюрер говорил о захвате Голландии и Бельгии), ни возможность войны на два фронта (то есть вовлечения в конфликт России). И, кстати, хорошо видно, как сквозят в этой речи идеи «Майн кампф» о движении на Восток.

Что же фюрер к концу 1939 года одумался или оробел? И с чего бы это? От «странной» войны, что ли?

«А ларчик просто открывался». Для фюрера возможность войны на два фронта была нежелательна. Но он никогда не делал из этой нежелательности «абсолютную истину», нарушать которую ни в коем случае нельзя. Перед началом германо-польской войны он был готов воевать на два фронта, потому что не боялся России, очень низко оценивая её военный потенциал. Но такой войны можно было избежать, и Гитлер пошёл на подписание пакта с СССР. Готовясь сокрушить Францию, «ругаться» с СССР было опрометчиво. И фюрер не устаёт повторять, что он-де не Вильгельм II, «ошибок прошлых мы уже не повторим». Однако Франция повержена, Англия «загнана» на свой остров. Учитывая мощь английского флота и авиации, добраться до неё сразу не удастся. И сдаваться англичане пока не намерены. Черчилль с надеждой поглядывает на Россию. Вот тут и приходит время ударить по Советам. «Убить» английскую надежду, заставить англичан капитулировать (Черчилль на это не пойдёт, да он не единственный политик в Британии; есть те, которые пойдут). Англия, конечно, в состоянии войны с Германией, но в Европе от неё активных действий ждать не приходится. Так что второй фронт с Советской Россией в Европе, фактически, единственный. И военный потенциал СССР фюрер ценил так же низко, как в 1939 году. Словом, нет никаких загадок и никаких экстроординарных причин, вроде подготовки советской агрессии, чтобы фюрер надумал воевать с Россией, не покончив с Британией.

Вообще, совсем не риторическим является вопрос: действительно ли Гитлер собирался напасть на Англию, произведя высадку на Британских островах? Да, план «Морской лев» существовал. Предполагалось, что проливы Па-де-Кале и Ла-Манш пересечёт 41 дивизия (из них две воздушно-десантные, шесть танковых и три моторизованных) общей численностью 260 тысяч человек. Действовать должны были две германских группировки: группа «А» под командованием фельдмаршала Рунштедта (ей отводилась главная роль) и 6-я армия под командованием генерала Рейхенау (её роль была вспомогательной) [88; 102].

Немецкие войска начали концентрироваться на побережье проливов, а суда германского флота сосредотачивались в противостоящих Британии континентальных портах.

Казалось бы, что оказавшиеся в руках историков документы и известные факты говорят о том, что Гитлер готовился к высадке на Британских островах, но обстоятельства не позволили ему осуществить эту высадку. Однако вот слова фельдмаршала Рундштедта (того самого, который должен был командовать главными силами вторжения в Англию), сказанные им во время следствия в 1945 году:

 

«Предполагаемая высадка в Англии была бессмыслицей, потому что необходимого количества судов не было…Мы смотрели на это занятие как своего рода игру, так как было очевидно, что вторжение невозможно до тех пор, пока наш военно-морской флот не будет в состоянии прикрыть пересечение Ла-Манша и доставку подкрепления. Военно-воздушные силы Германии не были способны взять на себя эти функции в случае неудачи флота…У меня такое ощущение, что фюрер на самом деле никогда не намеревался вторгаться в Англию. У него не было необходимого мужества…Он определённо надеялся, что Англия запросит мира (выделено нами – И. Д., В.С.)» [88;102].

Генерал Блюментрит после войны также отмечал, что все разговоры об операции «Морской лев» были блефом [88; 102].

Немецкие моряки, в частности, адмирал Редер, ещё во время подготовки высадки на Британские острова высказывали скепсис по поводу этой операции [88; 102].

Так был ли Гитлер настолько глуп, чтобы не прислушаться к мнению своих моряков? Неужто он хотел, чтобы его флот и его дивизии разделили судьбу «Непобедимой Армады» и флота Наполеона? Думается, нет. И недаром уже 31 июля 1940 года на совещании в Бергхофе Гитлер вполне определённо высказался, что вторгаться в Британию он не будет (см. выше). Все дальнейшие события, связанные с воздушной битвой за Британию, играли, скорее всего, роль способа психологического давления на англичан с целью побудить их к заключению мира. То есть ту же роль, что и концентрация германских войск и флота на побережье и в портах проливов. Удастся посредством подобного давления «выключить» Англию из войны – прекрасно. Наилучший из вариантов. И Гитлер спокойно будет заниматься Россией. Не удастся – это хуже. Но тоже ничего. Пусть пока посидят англичане на своих островах. Немецкая армия быстренько «разберётся» с Советами, а там и до Англии черёд дойдёт. Если она под впечатлением разгрома СССР не капитулирует, то её можно будет не спеша «дожимать».

Итак, Гитлер не боялся войны на два фронта. Точнее, «теоретическая боязнь» у него была. Но, принимая во внимание ситуацию, все обстоятельства, все условия периода с июня-июля 1940 по июнь 1941 года, Гитлер счёл возможным эту боязнь в себе подавить.

Аргумент второй. Неужели Гитлеру не нужно было жизненное пространство? По мнению Резуна и «иже с ним», в 1941 году оно ему было не нужно. Вот, например, что пишет по этому поводу сам Резун-Суворов:

«В начале 1941 года Гитлер имел столько земли, что уже не знал, что с ней делать. В его подчинении были: Австрия, Чехословакия, большая часть Польши, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург, половина Франции, Нормандские острова Великобритании, Югославия и Греция. Под влиянием Германии находились Финляндия, Венгрия, Румыния и Болгария. Кроме того, германские войска вели боевые действия в Северной Африке. Ему мало земли?» [28; 258]. В скобках заметим, что в этих словах не понятно, правда, почему Греция и Югославия у Резуна-Суворова оказываются подчинены Гитлеру уже в начале 1941 года, когда немцы захватили их в апреле (17 апреля капитулировала Югославия, 23 апреля – Греция). Но не будем придираться к «мелочам».

Или ещё одно рассуждение Резуна:

«Историки так никогда и не объяснили, почему Гитлер напал на Сталина (вообще-то объясняли и множество раз, но Резун, видимо, не понял этих объяснений или не захотел понять – И. Д., В. С.). Говорят, ему жизненное пространство потребовалось. Так говорит тот, кто сам не читал «Майн кампф», а там речь идёт о далёкой перспективе. В 1941 году у Гитлера было достаточно территорий от Бреста на востоке до Бреста на западе, от Северной Норвегии до Северной Африки. Освоить всё это было невозможно и за несколько поколений. В 1941году Гитлер имел против себя Британскую империю, всю покорённую Европу, потенциально – Соединённые Штаты. Для того чтобы удержать захваченное, Гитлер был вынужден готовиться к захвату Гибралтара и покорению Британских островов, не имея превосходства на море. Неужели в такой обстановке Гитлеру нечем больше заниматься, как расширять жизненное пространство? Все великие немцы предупреждали от войны на два фронта. Сам Гитлер в Рейхстаге уверял депутатов в том, что войны на два фронта не допустит. И он напал. Почему?» [80;484].

Надеемся, что нами дан довольно убедительный ответ на вопрос, связанный с войной на два фронта и высадкой в Британии. Сейчас же речь пойдёт именно о немецком жизненном пространстве. Такая ли уж отдалённая перспектива была нарисована Гитлером в «Майн кампф»? Другими словами, как программные установки Гитлера влияли на его политику?

Уже отмечалось, что крупнейшие историки Второй мировой войны на Западе убеждены, что связь действий фюрера в отношении России в 1941 году и его программных установок была, что не только тактическая необходимость толкнула его на войну с СССР.

Посмотрим, так ли это?

Прежде всего, придётся снова поправить Резуна (как-то его всё время «заносит»): то, что Гитлер перед нападением на СССР не нуждался в завоевании жизненного пространства – заблуждение.

К началу нападения на Советский Союз среди оккупированных нацистами территорий, которые действительно могли использоваться ими для германизации, были только Чехия, Эльзас с Лотарингией и часть Польши. Для того чтобы разместить 250 млн. немцев, как это планировал Гитлер, этих территорий было явно недостаточно [28; 259]. Использование для целей германизации территорий Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии, большей части Франции Гитлером не планировалось. Не стоит забывать, что его отношение к представителям западной цивилизации было другим, чем отношение к «неполноценным» славянам. Из «западных» менее всего повезло французам, которых фюрер «очень не любил». А из французов «самыми невезучими» оказались те, кто проживал в Эльзасе и Лотарингии. С ними Гитлер готов был обойтись весьма круто (по западным меркам, конечно), ибо территории Эльзаса и Лотарингии он считал немецкими. Вот что фюрер говорил по этому поводу в мае 1942 г.:

«И если мы хотим вновь сделать Эльзас и Лотарингию чисто немецкими землями, то каждый, кто не желает добровольно признать себя немцем, должен быть изгнан оттуда. Гауляйтер Бюркель, приняв решительные меры, уже сделал первые шаги в этом направлении; но из Эльзаса должны исчезнуть ещё четверть миллиона французишек. Будет ли кое-кто из них выслан во Францию или всех отправят на Восток – в принципиальном отношении не играет никакой роли. А заполнить пробел, образовавшийся из-за такого сильного оттока населения, не составит никакого труда» [28;261].

В словах фюрера обращает на себя внимание несколько моментов. Прежде всего, дата этой речи (12 мая 1942 года). К этому времени немцы уже потерпели поражение под Москвой, были отброшены от советской столицы. Наступление Красной Армии продолжалось до весны 1942 года. 12 мая (именно в день, когда Гитлер рассуждал о жизненном пространстве для немцев в Эльзасе и Лотарингии) началось советское наступление под Харьковом. Оно закончится плачевно для советской стороны, но 12 мая твёрдо в этом уверенным Гитлер быть не мог. Немцы, в свою очередь, наступают под Керчью. Но до 14 мая там ещё ничего не кончено. «Синий» план, определяющий действия немцев на Юге России в летнюю кампанию 1942 года, находится в завершающей стадии разработки. Фюрер не может знать результатов его осуществления. Британия по-прежнему дерётся (она уже не сама по себе, она – союзница Советской России). В войне Соединённые Штаты. Правда, они крепко-накрепко увязли с Японией. Но сам факт, что эта мощнейшая держава стала противником Германии, не мог вселять в Гитлера оптимизма. Словом, вряд ли положение Германии в мае 1942 года можно считать более блестящим, чем в мае 1941 года. И забот у фюрера вряд ли стало меньше. Но он за обедом (Гитлер любил поразмышлять в слух за обеденным столом, частенько ведя так называемые застольные беседы) рассуждает не о стратегическом положении рейха, не о текущих военных задачах, а именно о расширении немецкого жизненного пространства. Характерный штрих. Кстати, в этот же день, 12 мая 1942 года, он ещё раз вернётся к вопросу о жизненном пространстве. Но об этом чуть ниже. Пока продолжим разбор его речи относительно судьбы французов Эльзаса и Лотарингии.

Последние должны быть выселены оттуда во Францию или на Восток. Принципиальной роли для фюрера это не имеет. Итак, французов депортируют во Францию. Заметим это.

Наконец, предел суровости фюрера к эльзасским и лотарингским французам – их выселение. Он не говорит об их загоне в резервации и концлагеря, об их уничтожении. Со славянами было иначе. Хорошо видно, что для Гитлера «Запад есть Запад, а Восток есть Восток». Отношения к ним у германского лидера различны.

Мы неспроста сконцентрировали внимание на тех словах фюрера, где он говорит о высылке французов из Эльзаса и Лотарингии во Францию. И вот в связи с чем. Резун, отрицая заинтересованность Гитлера в жизненном пространстве в 1941 году, утверждает:

«Нахватав столько за полтора года, нужно думать не о новых землях, а об удержании захваченного. И уж если Гитлеру всё же нужны новые земли, то перед ним лежит прекрасная Франция. Гитлер разгромил Францию в войне, но захватил только половину территории. Юг Франции лежит беззащитный. Бери его! Ведь это лучшая часть Франции – Лазурный берег, пальмы, курорты, виноградники, коньяк и вина, сыры в подвалах и лимоны на дереве! И за всё это не надо воевать. Франция капитулировала, так забирай же её всю» [28;260].

И будь Резун на месте Гитлера, он бы забрал всю Францию вместе с сыром, вином и пальмами. Верим. Но Гитлер был Гитлером, а Резун остался Резуном. И как не старается последний убедить нас в том, что фюрер думал так же, как думает он, у него это не очень получается, ибо доподлинно известно, что Гитлер не только не хотел забирать себе «свободную» Францию и заселять её немцами, но и оккупированную немцами часть Франции включать в рейх не желал. Почему? А ответ прост: куда же тогда девать 40 млн. французов? Он не мог их уничтожить. Ведь это всё-таки представители западной цивилизации (пусть и «нелюбимые»), защитой которой фюрер так часто обосновывал свои действия. Оставить их в рейхе – сделать рейх многонациональным государством. Но это полностью противоречило нацистской идеологии [28;261]. Францию разбили, ослабили, она перестала играть какую-то роль в Европе и быть противницей Германии. Её усиленно пограбили и поэксплуатировали, что можно было продолжать делать и в дальнейшем (тащить оттуда лимоны с деревьев, сыры из подвалов и вино из погребов, а также и кое-что ещё кое-откуда). Но никогда Гитлер не хотел германизировать Францию, заселив её немцами. Потому так спокойно и говорил фюрер о пополнении населения Франции на четверть миллиона французов.

Вечером 12 мая Гитлер снова возвращается к проблеме жизненного пространства для немцев. На сей раз он говорит уже о Востоке:

«Цель восточной политики – в перспективе – освоить это пространство для заселения его ста миллионами представителей германской расы. Нужно приложить все усилия и с непоколебимым упорством направлять туда один миллион немцев за другим. Не позднее чем через десять лет я хочу получить донесение о том, что на присоединённых к Германии или же на занятых нашими войсками восточных землях живёт как минимум двадцать миллионов немцев» [88;334].

Присутствует здесь столь желанное для «резунистов» слово «перспектива». Но взглянем, что это за перспектива? Произведём нехитрый и, в общем-то, условный арифметический подсчёт. Двадцать миллионов немцев должны быть переселены на восточные земли за 10 лет, начиная с 1942 года. Получается два миллиона человек в год. Или около пяти с половиной тысяч человек ежедневно. Так что вынуждены Резуна и «резунистов» разочаровать. Перспективу понимают они не так, как понимал её Гитлер: не начать освоение восточных земель в перспективе, а закончить его. Начинать же этот процесс нужно сей момент. Темпы его проведения читатель может оценить.

Можно согласиться с исследователями, утверждающими, что все разговоры о том, что перед нападением на Советский Союз Гитлер не думал о завоевании жизненного пространства, являются заблуждением, основанным на поверхностном представлении относительно нацистской идеологической концепции (от себя добавим – или на её предвзятой трактовке) [28;259].

Идея захвата территорий на Востоке, создания на них тысячелетнего рейха – именно та догма, от которой Гитлер не отступал никогда. Она определяла все его действия, была лейтмотивом его политических шагов. Мы не впадаем в упрощенчество и не хотим утверждать, что фюрер «пёр на пролом», только этой идеей и руководствуясь, что он ни йоту не отступал от магистральной линии своих стратегических устремлений. Нет. Выше отмечалось, что он мог быть неплохим тактиком, «шаги в сторону» он умел делать и делал. Но и в другую крайность кидаться не будем: утверждать, что действия Гитлера в отношении СССР в 1941 году совершенно не были предопределены идеологическими установками «Майн кампф», более чем опрометчиво.

 

Фельдмаршал Манштейн после войны в своих мемуарах написал: «Политик Гитлер был одержим идеей жизненного пространства, которое он считал себя обязанным обеспечить немецкому народу. Это жизненное пространство он мог искать только на востоке» [28;269].

Коротко и ёмко. Манштейн сказал о главной направляющей действий Гитлера.

В самом деле, начиная с самых ранних этапов политической карьеры фюрера, можно проследить, что мысль о жизненном пространстве для немцев является не просто любимым поводом для бесед политика-краснобая или какой-то предвыборной декларацией, которую, продекларировав, никогда не собираются выполнять.

Но что же конкретно заявлял «бесноватый ефрейтор» в своём программном труде (т.е. в «Майн кампф»)? Мы немного поцитируем, чтобы читатель мог сам оценить направленность мыслей Гитлера (повторяем, мыслей, которые влекли за собой действия).

«Мы должны избрать высшим принципом нашей внешней политики (выделено нами – И.Д., В.С.): установление надлежащей пропорции между количеством народонаселения и размером наших территорий! – говорит Гитлер в «Майн кампф». – Уроки прошлого ещё и ещё раз учат нас только одному: целью всей нашей внешней политики должно являться приобретение новых земель (выделено нами – И. Д., В. С.)» [28;264].

Далее фюрер уточняет, что жизненным пространством для немцев могут стать лишь те земли, которые непосредственно прилегают к границам Германии (т.е. колонии, скажем, в Африке, ему не нужны).

«При этом нам нужны такие земли, которые непосредственно примыкают к коренным землям нашей родины. Лишь в этом случае наши переселенцы смогут сохранить тесную связь с коренным населением Германии. Лишь такой прирост земли обеспечивает нам тот прирост сил, который обуславливается большой сплошной территорией» [28;264-265].

Тем не менее, Гитлер вовсе не собирался превращать захваченные земли в немецкие колонии и, следовательно, ориентироваться на использование коренного населения в качестве дешёвой рабочей силы. Его главная цель – заселение оккупированных земель немцами:

«Наша задача – не в колониальных завоеваниях. Разрешение стоящих перед нами проблем мы видим только и исключительно (выделено нами – И. Д., В. С.) в завоевании новых земель, которые мы могли бы заселить немцами» [28;265].

Но где же находятся такие земли? По мнению фюрера, только на Востоке и, прежде всего, в России:

«Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию (выделено нами – И. Д., В. С.) и те окраинные государства, которые ей подчинены» [28;265].

Причём, какое-то смешение с местным населением на новых завоёванных землях не должно происходить:

«Мы, национал-социалисты, являемся хранителями арийских ценностей на земле…Мы должны суметь убедить наш народ сделать всё необходимое для защиты чистоты расы. Мы должны добиться того, чтобы немцы занимались не только совершенствованием породы собак, лошадей и кошек, но пожалели бы, наконец, и самих себя» [28;265].

Но какова же тогда судьба славянских народов, земли которых станут немецкими? Она не завидна. Эти представители более низкой расы, по мнению фюрера, должны изгоняться с бывших своих земель или уничтожаться:

«,,,Надо любыми средствами добиваться, чтобы мир был завоёван немцами. Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы (выделено нами – И. Д., В. С.) – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого…» [46;55].

Кстати, в 90-е годы XX столетия среди определённой части бывших советских граждан, «опухших от голода» при коммунистическом режиме, было расхожим мнение, что победи в Отечественной войне Гитлер, а не Сталин, то они, эти «опухшие от голода» при коммунистическом режиме граждане, попивали бы сейчас баварское пиво и все поголовно ездили бы на «Мерседесах». Так вот, господа, смеем вас уверить: вы бы не баварское пивко попивали, а пошли бы на удобрения для полей хмеля. Но это так, к слову.

Придя к власти, фюрер «не открестился» от своих программных установок. Так, уже 3 февраля 1933 года он произносит перед генералами рейхсвера речь, в которой заявляет:

«Главной задачей будущей армии явится завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация» [28;267].

Видимо, чтобы понятие «беспощадная германизация» не вызвало у части генералов, не читавшей «Майн кампф», а также и у тех немцев вообще, которые не успели ещё познакомиться с трудом своего фюрера, какого-то ложного толкования, ближайшие соратники Гитлера старательно разъяснили, что под этим термином следует понимать.

Генрих Гиммлер (в журнале «Дойче арбайт»):

«Нашей задачей является не германизировать в старом смысле этого слова, то есть привить населению немецкий язык и немецкие законы, а добиваться того, чтобы на Востоке жили люди только действительно немецкой, германской крови (выделено нами – И. Д., В. С.)» [46;55].

Мартин Борман:

«Славяне должны работать на нас. В той мере, в какой они нам не нужны, они могут вымирать. Поэтому обязательное проведение прививок и медицинское обслуживание со стороны немцев является излишним. Размножение славян нежелательно…» [46;55].

На совещании в Имперской канцелярии 5 ноября 1937 года фюрер заявляет:

«Германское будущее обусловливается исключительно решением вопроса о недостаточности нынешнего жизненного пространства, а такое решение по своему характеру могло бы быть найдено только в обозримый, охватывающий примерно одно-три поколения период.

Если фюреру суждено дожить до того времени, то его не подлежащее никакому изменению решение таково: не позднее 1943-1945 годов решить вопрос о германском жизненном пространстве (выделено нами – И. Д., В. С.)» [28;267].

Присмотритесь внимательно к этим словам. Цель фюрера (его догма) – обеспечить немцам жизненное пространство. Любой ценой. Дата – не позднее 1945, а то и 1943 года. То есть раньше – ради бога. Позже – нельзя. Вспомните теперь все предыдущие высказывания Гитлера. Где для немцев жизненное пространство? На Востоке. И только там. Не в Африке, не на Лазурном берегу Франции с пальмами, лимонами и сырами. Но ведь слова-то сказаны в 1937 году! Там, на Востоке ещё есть независимая (и довольно сильная) славянская Чехословакия, славянская Польша, в значительной степени славянская Россия. Если Резун и его верные последователи думают, что Гитлер, говоря подобные слова, рассчитывал на добровольный уход всех этих славян куда-нибудь, например, за Уральский хребет, то трудно назвать такое умозаключение нормальным. Нормальные люди так думать не могут. И Гитлер (при всей своей параное) так не думал. Он уже в 1937 году (точнее, гораздо раньше) готовился к войне со всем этим славянским Востоком. Войне, не обусловленной чешской, польской или русской угрозой. Войне, которая была неизбежна (по его, Гитлера, мнению), потому что обеспечивала германской нации самою возможность существования.

На заседании в Имперской канцелярии 23 мая 1939 года фюрер вновь возвращается к вопросу жизненного пространства (к тому времени уже нет Австрии и Чехословакии, но фюреру земель явно недостаточно):

«Жизненное пространство, соответствующее величине государства, есть основа любой силы…Через 15 или 20 лет решение это станет для нас поневоле необходимым» [28;267].

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru