banner
banner
banner
полная версия«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Перед нами хорошая иллюстрация уровня «союзных отношений» между советскими и германскими войсками.

2 октября начались новые переговоры между К. Е. Ворошиловым и Б. М. Шапошниковым с одной стороны и Э. Кестрингом, Г. Кребсом и Г. Ашенбреннером с другой. В ходе переговоров стороны пришли к следующему соглашению:

«Параграф 1. Части Красной Армии, остановившиеся на линии достигнутой к 18 часам 29 сентября 1939 года, отводятся на линию Игорка, Рзаровы, р. Волкушанка, д. Чарны Бруд, Щедра 1, Топилувка, далее на границе Восточной Пруссии до р. Писса, восточный берег р. Писса до её устья, восточный берег р. Нарев до деревни Островы (у Остроленка), Трошин, Стыленги, Соколово, Ростки, восточный берег р. Буг до деревни Ростки до устья р. Солокия, южный берег р. Солокия до Поддубце, далее от Поддубце на Любыча-Кролевска, Сандост, Залуже, Воля Олетицка, Синява, далее восточный берег р. Сан до её истоков, включая Ужокский перевал.

Все пункты, перечисленные настоящей статьёй, остаются за частями Красной Армии.

Параграф 2. Части Красной Армии, находящиеся западнее линии, указанной в 1-м параграфе настоящего протокола, начиная с утра 5 октября 1939 года отводятся с таким расчётом, чтобы, делая каждый день переход примерно в 20 км, закончить свой отход:

а) на государственную границу северо-западнее Гродно к 8 октября вечером;

б) г. Сувалки освободить к вечеру 5 октября и 6 октября передать его представителям местного германского командования;

в) на государственную границу северо-восточнее г. Острова к вечеру 8 октября;

г) на р. Буг западнее г. Дрогичин к вечеру 9 октября;

д) на линию р. Буг от Кристинополь до Тересполь западнее Бреста к вечеру 11 октября.

Параграф 3. Движение войск обеих армий должно быть организовано так, чтобы имелась между передовыми частями Германской армии и хвостом колонн Красной Армии дистанция в среднем до 25 км.

Обе стороны организуют своё движение с таким расчётом, что части Германской армии выходят:

а) на линию р. Буг от Кристинополь до Тересполь (западнее Бреста) – к 12 октября вечером;

б) на р. Буг западнее Дрогичин – к 10 октября вечером;

в) на государственную границу северо-восточнее г. Острова – к 9 октября вечером;

г) к г. Сувалки – к 6 октября вечером;

д) на государственную границу северо-западнее Гродно – к 9 октября вечером.

Параграф 4. Все вопросы, могущие возникнуть при передаче Красной Армией и приёме Германской армией пунктов, городов и т.п., разрешаются представителями обеих сторон на месте, для чего на каждой основной магистрали движения обеих армий Командованием выделяются специальные делегаты.

Командование Красной Армии принимает необходимые меры в городах и местах, которые переходят к частям Германской армии, к их сохранности, и обращает особое внимание на то, чтобы города, местечки и важные военные оборонительные и хозяйственные сооружения (мосты, аэродромы, казармы, склады, железнодорожные узлы, вокзалы, телеграф, телефон, электростанции, подвижной железнодорожный состав и т.п.), как в них, так и по дороге к ним, были бы сохранены от порчи и уничтожения до передачи их представителям частей Германской Армии.

Параграф 5. При отводе войск Красной Армии авиация Красной Армии может летать только до линии арьергардов колонн частей Красной армии и на высоте не выше 500 метров, авиация Германской армии при движении на восток колонн Германской армии может летать только до линии авангардов колонн Германской армии и на высоте не выше 500 метров. По занятии обеими армиями линии, указанной в параграфе 1-м настоящего протокола, авиация обеих армий не перелетает указанной линии» [53; 359-361].

Уже в 20.40 2 октября в войска поступила директива наркома обороны № 083, излагавшая советско-германский протокол. Она была немедленно продублирована соответствующими приказами Военных советов фронтов [53; 361].

Как можно заметить, совместный протокол от 2 октября практически подобен совместному протоколу от 21 сентября. Конечно, различны пункты линии демаркации. Безусловно, в тексте значатся другие сроки достижения этой линии. На сей раз с занятых территорий уходят советские войска, а на их место приходят немецкие. Но сама структура протоколов, последовательность условий одинаковы. Сходятся и детали: расстояние между авангардами-арьергардами армий – 25 км, темп движения – 20 км в день, самолёты не залетают далее авангардов-арьергардов своих армий и летают не выше 500 метров, немцы выходят в пункты на демаркационной линии только через сутки после ухода оттуда русских (пункт зеркально воспроизводит пункт протокола от 21 сентября). Есть и пункт, согласно которому населённые пункты, военные и хозяйственные объекты в них охраняются частями РККА до прихода немецких войск и сдаются им «из рук в руки» (снова зеркальное воспроизведение соответствующего пункта протокола от 21 сентября). Но в протоколе от 21 сентября количество пунктов – 6, а в протоколе от 2 октября -5. Дело в том, что в последнем отсутствует зеркальное воспроизведение параграфа 5 протокола от 21 сентября, по которому мелкие немецкие арьергардные части в случае нападение на них польских формирований получали помощь войск РККА. То есть в протоколе от 2 октября не оговаривалась помощь войск вермахта мелким арьергардным отрядам Красной Армии, на которые напали поляки. Вряд ли пункт «выпустили» случайно. В то же время и надобность в вышеуказанной поддержке у двигающихся в арьергарде небольших отрядов Красной Армии вполне могла возникнуть, т.к. в районах перемещения войск РККА действовало ещё довольно много разрозненных польских отрядов и банд. Можно с уверенностью утверждать, что включён в протокол соответствующий пункт не был всё из-за того же нежелания советского командования взаимодействовать с немцами в боевых условиях.

С 5 по 12 октября советские войска были отведены за линию новой границы. Отвод прошёл в целом по плану. Никаких инцидентов и конфликтов с немцами за время отхода наших войск не было, кроме преждевременного прихода немцев в некоторые населённые пункты (например, в Сувалки) и споров за отдельные населённые пункты на границе. Все эти споры и нестыковки были ликвидированы в ходе переговоров на местах. К вечеру 13 октября германские войска вышли к демаркационной линии на всём протяжении [53; 368-369].

Ныне взаимное передвижение советских и германских войск 5-13 октября 1939 года обрастает фантастическими подробностями. Так, С. З. Случ утверждает, что «для ускорения переброски высвободившихся дивизий германское командование обратилось к командованию РККА с просьбой о пропуске частей вермахта в Германию через советскую территорию. Такое разрешение было им дано с утра 6 октября 1939 г. В течение двух недель, до 20 октября, немецкие войска сокращённым путём направлялись в Германию, чтобы как можно скорее отправиться на Запад» [53; 369].

Понимаете в чём дело: движение советских и германских войск к линии демаркации, определённой договором от 28 сентября, никакого материала на тему совместной войны РККА и вермахта против поляков уже не даёт. Почему С. З. Случ бросает советскому военному и политическому руководству упрёк в том, что немцы из-за него быстрее из Польши попадали на Западный фронт. Надо думать, этот автор видит в этом явное указание на союзные отношения между СССР и Германией.

Однако по поводу утверждения С. З. Случа М. И. Мельтюхов иронично замечает:

«Интересно, где же это находились германские войска, что им было быстрее попасть в Германию через советскую территорию? Уж не в Индии ли? Любой знающий географию Восточной Европы скажет, что там такое физически невозможно» [53; 369].

Однако, формулируя своё утверждение, С. З. Случ сослался на один архивный документ Украинского фронта [53; 369].

На самом деле документов, относящихся к данному делу, имеется несколько. Вот и рассмотрим их.

Действительно, в 23.10 5 октября начальник Генштаба Шапошников и военком Генштаба Гусев направили командующему войсками Украинского фронта распоряжение:

«Ввиду просьбы германского главного командования нарком обороны приказал разрешить с утра 6 октября продвижение германских частей по шоссе и железной дороге через Сенява в северо-восточном направлении через госграницу на германскую территорию и по шоссе Ярослав, Олешица, Цешанов также на германскую территорию. Через местных делегатов урегулировать все вопросы, связанные с этим передвижением, наблюсти… и соблюсти, чтобы не было перекрещивания колонн с нашими войсками. Получение и исполнение подтвердить» [53; 370].

В 1.30 6 октября начальник штаба Украинского фронта комдив Н. Ф. Ватутин приказал командующим 5-й и 6-й армий:

«Ввиду просьбы германского командования нарком обороны приказал разрешить с утра 6 октября продвижение германских войск через Сенява по шоссе в северо-восточном направлении на Тарноград и по шоссе Ярослав, Олешинцы [Олешица], Цешанув на германскую территорию. Командарму-6 через своих делегатов урегулировать все вопросы, связанные с этим продвижением, чтобы не получилось перекрещивания колонн. Поставить германскому командованию условие к исходу 8.10 не продвигаться далее рубежа Ценашув, Юзефов, Шебрешин. Командарму-5 отход 140 СД спланировать так, чтобы к исходу 8.10 она отошла за линию границы на участке Любича, Любачув» [53; 370].

Тогда же состоялся разговор по прямому проводу Ватутина с неназванным представителем командования 6-й армии (вероятно, с командующим Голиковым):

«Прошу доложить комдиву Ватутину, правильно ли я понял передачу приказа наркома полковником Даниловым, что завтра германские войска будут проходить по расположению 96 и 97 дивизий из Синява на Тарноград, из Ярослава на Олежище [Олешица]. Докладываю: такое движение их нам не выгодно. Прошу разрешить им завтра,6.10, двигаться только из Синява на Тарноград и после того [как] 96СД будет отведена на государственную границу Олежище [Олешица], Молодыча, 7.10 дать им двигаться из Ярослава на Олежище [Олешица]. Тогда 96СД будет отведена в свой район Краковец. Прошу доложить лично тов. Ватутину и мне сообщить результат.

 

– У аппарата комдив Ватутин.

– Тов. комдив, прошу прочитать то, что я передал на ленте, и дать мне указание. Жду.

– Приказ наркома Вы поняли правильно. Нарком обороны разрешил пропустить немцев 6.10. Если вы сможете договориться с немцами о движении их из Ярослава только 7.10., то против этого возражений нет. Если же немцы будут настаивать на движении 6.10., то на это необходимо пойти. Принять меры к тому, чтобы не было перекрещивания колонн, и освободить районы, выяснить места остановок немцев и не допустить перемешивания их с нашими частями. Всё.

– Тов. комдив, я вас понял и выполню точно всё.

– Примите меры, чтобы немедленно передать распоряжение войскам. Проконтролируйте выполнение и установите более тесную связь с представителями немецкого командования. Всё.

– От нас будут командированы 2 штабных командира для урегулирования с немцами. Поедут полковник Гусев и майор Шишов. Всё.

-Хорошо. До свидания» [53; 370-371].

И последний документ. В 9.00 9 октября оперативный дежурный Генштаба РККА майор Гунеев запрашивал:

«Сообщите, проходили ли немецкие войска 8.10 по нашей территории с направлением от Ярослав на северо-восток. Жду оперсводку у аппарата» [53; 371].

Таким образом, имеющиеся документы не подтверждают версию С. З. Случа. Из них следует, что советское командование было готово пропустить германские части в направлении р. Западный Буг уже 6 октября, то есть сразу же вслед за отходящими на юго-восток соединениями Красной Армии. Недаром и в директиве Генштаба командованию Украинского фронта, и в приказе Н. Ф. Ватутина командарму-6, и в телеграфном разговоре последнего со штабом Укрфронта речь идёт об избежании перекрещивания движущихся колонн немецких и советских войск, т.е., по сути дела, германское командование своей просьбой нарушало процедуру и график движения войск двух армий, установленные совместным протоколом от 2 октября. Большая часть территории, по которой должны были пройти немцы, закреплялась за Германией в соответствии с договором от 28 сентября. Единственной советской территорией являлся выступающий на запад район между р. Сан и Цешанув [53; 371]. Продвижение вермахта в этом районе было отложено до 8 октября. Однако проходили ли там германские войска, вышеприведённые документы как раз и не говорят [53; 371].

И главное – никакого отношения к переброске германских войск на Западный фронт это их передвижение не имело. Немцы просто выходили на демаркационную линию с советскими войсками. Переброска же войск вермахта на Запад началась задолго до 6 октября: в ограниченном масштабе – ещё с 10 сентября, полным ходом с 20 сентября [58; 115], [53; 372]. К 16 октября туда уже прибыло 3 штаба армейских корпусов, 11 пехотных, 2 горнопехотные и 1 моторизованная дивизии. Туда же ещё 29 сентября прибыл штаб 4-й армии, 5 октября – штабы группы армий «Север» и 10-й армии [53; 372].

* * *

Итак, как же всё-таки расценивать действия СССР в отношении Польши в сентябре-октябре 1939 года? Действительно ли Советский союз вступил во Вторую мировую войну в тот момент, когда его войска рано утром 17 сентября пересекли польскую границу? Причём, вступил в неё в качестве союзника Германии?

Чтобы ответить на все эти вопросы, суммируем все изложенные ранее в данной главе факты:

1) Советский Союз первоначально рассчитывал на сохранение Польского государства восточнее Вислы и надеялся избежать своего военного вмешательства в польские дела.

2) Советский Союз ввёл свои войска в Польшу только после того, как военная катастрофа Польского государства стала очевидной. К 17 сентября вермахт не только разгромил основные группировки Войска Польского, но и окружил практически все боеспособные части. Правда, отдельные немногочисленные формирования не были блокированы или находились в восточных районах страны. Но изменить обстановку на фронте они не могли, тем более, что никакого централизованного командования польскими войсками уже не осуществлялось.

3) Красная Армия не имела никаких планов совместных действий с вермахтом до своего вступления в Польшу, не появились они и после этого вступления. Ни одна совместная операция против Войска Польского РККА и вермахтом не была проведена, хотя предложения о координации действий против поляков и проведении совместных боевых операций от немцев поступали неоднократно. Советский Союз старательно дистанцировался от всего, что могло быть истолковано, как боевые действия союзников против общего противника. Даже оказывая дважды поддержку мелким немецким арьергардным отрядам, согласно протоколу от 21 сентября, при нападении на них поляков, советские войска, фактически, лишь прикрывали отход немцев на запад, не уничтожая польские формирования вместе с немцами. Из протокола же от 2 октября подобный пункт вообще был исключён, хотя объективно арьергардам Красной Армии при её движении на восток по территории, на которой ещё действовали группы польских военных и банды, состоящие из военных, жандармов, полицейских и представителей местной польской администрации, помощь германских войск вполне могла понадобиться. Мы не сомневаемся, что в первом протоколе соответствующий пункт появился по настоянию германской стороны, а во втором был исключён по инициативе советской стороны.

Таким образом, есть все основания утверждать, что во время польских событий сентября-октября 1939 года Советский Союз выступил в качестве третьей силы, не союзной ни одной из противоборствующих в Польше сторон, преследующей собственные цели, обеспечивающей исключительно свои интересы.

В то время это отлично понимали политики Запада. Естественно, действия Красной Армии в Польше не улучшили советско-английских и советско-французских отношений. Тем не менее, в Англии и Франции было широко распространено мнение, что ввод советских войск в Польшу имеет, в конечном счёте, антигерманскую направленность [53; 355].

Вряд ли можно заподозрить в симпатиях к СССР У. Черчилля, но 25 сентября 1939 года в меморандуме для военного кабинета он заявил:

«Хотя русские повинны в грубейшем вероломстве во время недавних переговоров, однако требование маршала Ворошилова, в соответствии с которым русские армии, если бы они были союзниками Польши, должны были бы занять Вильнюс и Львов, было вполне целесообразным военным требованием. Его отвергла Польша, доводы которой, несмотря на всю их естественность, нельзя считать удовлетворительными в свете настоящих событий. В результате Россия заняла как враг Польши те же самые позиции, какие она могла бы занять как весьма сомнительный и подозреваемый друг. Разница фактически не так велика, как могло показаться… Сейчас они (русские – И. Д., В. С.) граничат с Германией, и последняя совершенно лишена возможности обнажить Восточный фронт. Для наблюдения за ним придётся оставить крупную германскую армию. Насколько мне известно, генерал Гамелен определяет её численность, по меньшей мере, в 20 дивизий, но их вполне может быть и 25, и даже больше. Поэтому Восточный фронт потенциально существует» [58; 182].

1 октября 1939 года У. Черчилль, выступая по радио, сказал:

«Россия проводит холодную политику собственных интересов (выделено нами – И. Д., В. С.). Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии (выделено нами – И. Д., В. С.). Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть…

Я не могу вам предсказать, каковы будут действия России. Это такая загадка, которую чрезвычайно трудно разгадать, однако ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России (выделено нами – И. Д., В. С.). Учитывая соображения безопасности (выделено нами – И. Д., В. С.), Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Чёрного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся жизненным интересам России» [58; 182-183], [63; 187], [53; 401].

Как пишет в своих мемуарах У. Черчилль по поводу своего меморандума и речи по радио: «Премьер-министр был полностью согласен со мной» [58; 183].

Получается, что ведущие английские политики эпохи Второй мировой войны были обличителями СССР в меньшей степени, чем современные доморощенные российские «демократы». Вот уж точно, «пятая колонна». Кстати, У. Черчилль не отказался от своих оценок ситуации 1939 года и после окончания Второй мировой войны и начала «холодной войны» с СССР, которую он самолично объявил в Фултоне в 1946 году. Все вышеуказанные оценки были включены в его мемуары.

Итак, Советский Союз – третья сила. Но вступил ли он в мировую войну при этом? Ответ не так однозначен, как может показаться, ибо смотря что считать Второй мировой.

Если под Второй мировой войной подразумевается война между Англией, Францией, Польшей с одной стороны и Германией – с другой, то в эту войну Советский Союз не вступал, подтвердив свой нейтралитет в отношении Лондона, Парижа и Берлина. «Причём следует помнить, что Германия, Англия, Франция и Польша по тем или иным причинам фактически признали за Советским Союзом статус «неучаствующего в войне» государства. Поэтому действия Красной Армии в Польше могут рассматриваться в соответствии с современной терминологией как миротворческая операция» [53; 408].

«Но если рассматривать Вторую мировую войну как процесс смены систем международных отношений, включающий в себя совокупность войн великих держав между собой и другими странами за расширение своего влияния и пересмотра границ, сложившихся в 1919-1922 гг., то в этом случае Советский Союз, конечно же, вступил во Вторую мировую войну, но не на стороне Германии», а опять же, в качестве третьей силы, действующей в собственных интересах [53; 408].

Как бы то ни было, вступил ли СССР во Вторую мировую войну 17 сентября 1939 года или не вступил, несомненными, на наш взгляд, остаются два обстоятельства:

1) Он действовал, исходя исключительно из собственных интересов.

2) Он не был союзником Германии, ибо, действуя в своих интересах, наносил ущерб германским интересам.

Очень верно заметил У. Ширер:

«Гитлер развязал войну против Польши и выиграл её, но куда в большем выигрыше оказался Сталин, войска которого вряд ли произвели хоть один выстрел16. Советский Союз получил почти половину Польши и взялся за Прибалтийские государства. Это, как никогда ранее, отдалило Германию от её основных долговременных целей: от украинской пшеницы и румынской нефти, остро ей необходимых, чтобы выжить в условиях английской блокады. Даже польские нефтеносные районы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер, Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах» [53; 408-409].

Советско-финская война, присоединение к СССР Латвии, Литвы, Эстонии, Бессарабии, Северной Буковины как нельзя лучше подтверждают вышеозначенные выводы.

* * *

Уже говорилось, что войну Советского Союза с финнами, его действия в Прибалтике, закончившиеся вхождением Прибалтийских стран в состав СССР, отторжение от Румынии Бессарабии и Северной Буковины немцы считали ущемляющими интересы рейха, о чём прямо и заявили в ноте, вручённой советскому правительству 22 июня 1941 года. После такого отношения ко всем этим акциям самих немцев, казалось бы, глупо говорить о каком-то военно-политическом союзе между Советской Россией и нацистской Германией. Не было союзного соглашения, не было единства интересов и порождённой им согласованности действий, не было операций армий двух стран на одной территории, что имело место в Польше. Не было ничего. Тем не менее, многие современные авторы тезис о советско-германском союзе, который, якобы, просуществовал до 22 июня 1941 года, активно эксплуатируют.

 

Но, может, немцы в своей ноте преподнесли всё в неверном свете, чтобы оправдать своё вероломство, и современные исследователи правы? Что ж? Давайте поразмыслим.

Никто из серьёзных учёных не будет ныне отрицать, что договор о ненападении, заключённый 23 августа 1939 года между СССР и Германией, был и для Сталина, и для Гитлера тактическим ходом. Ни тот, ни другой не рассматривали это соглашение как стратегическое, т.е. как основу, на которой будут строиться долговременные отношения двух стран.

Гитлер обезопасил себя от вступления в войну Советского Союза на стороне англо-франко-польской коалиции. Нейтралитет СССР в грядущей войне был желательным, важным, но, как мы видели ранее, не обязательным условием для начала Гитлером войны с Польшей, которая имела все шансы перерасти в войну с Англией и Францией (как, собственно, и случилась). В то же время немцы, усиленно приглашая Советскую Россию ввести войска в определённую секретным дополнительным протоколом к договору зону советских интересов, стремились создать у англичан и французов видимость союзных отношений между рейхом и СССР. И тем самым охладить воинственный пыл своих противников. С этой задачей у немцев ничего не вышло. Во-первых, потому, что особого пыла у англо-французов не наблюдалось, и охлаждать было, практически, нечего. Во-вторых, Советский Союз, заявив о своём нейтралитете по отношению к воюющим сторонам, усиленно отмежёвываясь после 17 сентября 1939 года, т.е. после ввода своих войск в Польшу, от любых совместных боевых операций с немцами против поляков, провозгласив главной целью своих действий защиту населения западно-украинских и западно-белорусских областей, сумел убедить международное сообщество, в том числе Великобританию и Францию, что он союзником Третьего рейха не является.

Сталин, заключая пакт с Гитлером в условиях внешнеполитической нестабильности и неопределённости, причиной которых явились не только агрессивные устремления Германии, но и вероломная политика Англии, «бесхребетная» позиция Франции и абсолютно деструктивное поведение Польши, обеспечил на какое-то время безопасность западных рубежей страны, а также получил относительную свободу действий в Восточной Европе, которую и использовал с успехом для улучшения стратегического положения Советского Союза.

Но Гитлер не отказался от своей главной цели – приобретение жизненного пространства для немцев на Востоке – за счёт России. И Сталин это прекрасно понимал, осознавал, что схватка между СССР и рейхом неизбежна, причём, в весьма скором времени. Это только в период «Перестройки» крепкие «задним умом» браздописцы изрекли новую «истину», якобы, Сталин Гитлеру верил, а тот его коварно обманул, да, г-н Резун в своих опусах поведал миру диаметрально противоположное «открытие»: оказывается, Сталин обманул Гитлера, да тот вовремя спохватился и ударил первым. На самом деле ни германское, ни советское политическое руководство никаких иллюзий в отношении договора о ненападении не питало. Гитлер оставался при своих стратегических целях, а Советский Союз готовился реализации этих целей воспрепятствовать.

А раз так, то уже априорно можно сказать, что любое улучшение стратегических позиций СССР не могло быть на руку Германии. То есть действия Советского Союза, на это улучшение направленные, вредили германским интересам. Да, передел границ был. Да, СССР в нём участвовал, но не в союзе с Германией, ибо действовал самостоятельно и интересы Германии ущемлял. Какой же это союз?

Смотрите, ведь даже в Польше немцы уступили Советскому Союзу территории, «скрипя зубами». Для них гораздо выгоднее было подойти вплотную к старым советским границам тем или иным способом: либо распространив территорию рейха до советских рубежей, либо создав на последних марионеточные государства. Но, как говорится, «что написано пером, того не вырубишь топором». Договор-то с Советским Союзом подписывался тогда, когда немцы ещё не рассчитывали на столь головокружительные успехи в Польше: дойти до Вислы они считали большим достижением, а там, «за рекой в тени деревьев», поляки могли и удержаться. Гитлер легко согласился на советскую сферу интересов до Вислы, Сана и Нарева. Поляки «обманули» всех. Они с треском начали проигрывать войну. Уже в начале второй недели кампании вермахт вступил на территории, находящиеся в сфере интересов СССР. Не сомневаемся, что Гитлер в этот момент «покусал себе локти»: много большевикам отдали. Можно было и поменьше. Неспроста в немецких верхах столь усиленно обсуждался вопрос о «независимом» Украинском государстве на землях Западной Украины. Однако у немцев была причина не портить отношения с Советским Союзом. Эта причина – Запад, точнее англо-французская коалиция, объявившая Германии войну. Из двух зол пришлось выбирать меньшее: Советскому Союзу уступили оговоренные секретным протоколом территории, чтобы с ним не ссориться. Тем более, что уступали временно. Надеялись вскоре не только всё вернуть себе, но забрать гораздо больше. Да и то без трений не обошлось: немцы нехотя очистили Львов, препирались с советской стороной из-за территорий в верховьях реки Сан, где располагались нефтяные месторождения, и районов Августова и Белостока, богатых лесами [53; 328; 352].

Что касается Прибалтийских стран, то немцы были не прочь видеть их либо своими сателлитами, либо в составе рейха. Как было сказано в «Директиве о единой подготовке вооружённых сил к войне на 1939-1940 гг.», утверждённой Гитлером 11 апреля 1939 года:

«Позиция лимитрофных государств (т.е. Литвы, Латвии, Эстонии – И. Д., В. С.) будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи» [63; 186], [53; 201].

Директива составлялась и была утверждена до подписания советско-германского договора о ненападении, по которому Латвия и Эстония оказывались в сфере советских интересов. После подписания в Москве соглашения между СССР и Германией Гитлер, конечно, уже не мог строить подобных планов в отношении Латвии и Эстонии, но это вовсе не означало, что Германия отказалась от своих притязаний на их земли в будущем. Литва же, попавшая в зону интересов рейха, очень быстро почувствовала, что независимость её висит на волоске. Прежде всего, как уже говорилось, Германия с началом польской кампании начала требовать от Литвы заключения военного союза. Литовские власти колебались, опасаясь реакции СССР. Но в то же время правящая элита страны пришла к выводу, что надо взять курс на сближение с немцами. Говоря другими словами, на подчинение им. Президент Литвы А. Сметона был ярым сторонником такого курса. По его поручению директор департамента безопасности министерства внутренних дел Литвы А. Повилайтис ездил в Берлин, чтобы известить Гитлера об этом решении президента. Причём, А. Повилайтис прямо заявил Гитлеру, что Литва готова стать германским протекторатом [73; 109-110]. Был разработан проект так называемого охранного договора между Германией и Литовской республикой. В документе говорилось, что Литва при сохранении своей государственной независимости становится «под охрану» Германии. С этой целью обе страны заключают военную конвенцию и экономическое соглашение. Было также определено, что численность, дислокация и вооружение литовской армии будут устанавливаться по согласованию с верховным командованием вермахта. С этой целью в Каунас (тогдашняя литовская столица, Вильнюс был захвачен поляками) будет направлена постоянная немецкая военная комиссия [73; 112]. Данному соглашению не суждено было быть подписанным. Сначала информация о его разработке стала достоянием широкой литовской общественности, что вызвало волну протестов левых и демократических сил [734 112-113]. А затем Литва основной своей частью перешла в сферу интересов СССР. Это, собственно, и сделало подписание охранного договора невозможным.

Однако надо заметить, что к моменту отхода Литвы в советскую зону интересов она уже была во многом подготовлена немцами к превращению в сателлита рейха и даже вхождению в рейх. Другими словами, «литовская проблема» заинтересовала фюрера не в 20-х числах сентября 1939 года, когда зашла речь о подписании соглашения о протекторате, и даже не в 1939 году, а значительно ранее. Достаточно сказать, что на территории Литовской республики под различными прикрытиями существовали такие немецкие фашистсткие организации, как «Культурфербанд», «Гитлерюгенд», «Союз немцев рейха», «Союз немецких девушек» и другие. Пользуясь территориальной близостью Литвы к Восточной Пруссии, германские власти содействовали активному внедрению немцев в литовскую экономику, на транспорт, в энергетику. По некоторым данным, к концу 1939 года в Литве имелось около 300 немецких предприятий, 88 торговых точек и т.п. Немецкое землячество развернуло сеть культурно-просветительских учреждений, спортивных и религиозных обществ. Немецкие специалисты внедрялись в государственный аппарат, литовскую армию и полицию. Они вели не только активную профашистскую, но и шпионскую деятельность в пользу Берлина. По данным контрразведки генерального штаба Литвы, только в 1934 году было выявлено более 400 немецких агентов. Множество их продолжали действовать и ко времени вступления в страну Красной Армии [73; 110].

16Фразу про войска Красной Армии, которые в Польше «вряд ли произвели хоть один выстрел», мы относим к литературному приёму. У. Ширера, который использовал его с целью показать, насколько участие РККА в боях в Польше было меньше, чем участие вермахта. Безусловно, Красная Армия в Польше стреляла, убивала, ранила, брала в плен, теряла своих солдат, но насколько всё это было «скромно» по сравнению с действиями германских войск, видно из следующих цифр: против Германии польские войска потеряли 66 300 убитыми и 133700 ранеными; против СССР -3 500 убитыми и 20 000 ранеными [63; 182], [53; 404]. Вермахт потерял в Польше 10 572 человека убитыми и 30 322 ранеными. РККА потеряла в Польше 1 172 человека убитыми и 2002 – ранеными [53; 404].
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru