banner
banner
banner
полная версия«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Итак, «на самом верху» львовский инцидент был урегулирован. Во всей этой истории в глаза бросается не только несогласованность действий войск вермахта и РККА, но и твёрдое нежелание советской стороны вести с немцами совместные боевые действия против поляков.

Только в ходе вышеописанного разговора Ворошилова с Кестрингом было принято решение о встрече немецких и советских военных, но, отнюдь, не для обсуждения каких-то совместных боевых операций, а для проработки вопроса рубежей и сроков отхода германской армии с территорий, входящих по августовским московским договорённостям в сферу интересов СССР.

Здесь мы вынуждены опять упрекнуть «правдоискателей» в искажении фактов (уж не знаем, намеренном или нет). Авторы упоминавшегося труда «Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939-1941» пишут, что решение о координации действий двух армий было принято ещё до начало вторжения РККА в Польшу, во время ночной беседы с 16 на 17 сентября Сталина с Шуленбургом [18; 96]. Утверждается следующее:

«Было намечено, что в Белосток будут направлены советские представители для участия в советско-германской комиссии, призванной координировать действия двух армий» [18; 96].

Между тем, мы уже знаем, что предложение о создании координационной комиссии прозвучало в телеграмме Риббентропа от 15 сентября, было осталено без ответа во время вечерней беседы 16 сентября Молотова с Шуленбургом и ночной беседы (в ночь на 17-ое) с Шуленбургом Сталина [53; 296-297]. Никакая комиссия в Белостоке не собиралась ни 17-го, ни 18-го, ни 19-го числа. А собралась она 20 сентября в Москве после того, как об этом договорились Ворошилов и Кестринг этого же 20-го числа.

Мотивы, по которым авторы «Восточной Европы…» «не разобрались» в «хитросплетении» фактов, в общем, ясны: если Красная Армия вступает в Польшу даже без попытки согласовать свои действия с вермахтом, то какой же это союз? Где хоть какая-то согласованность действий союзников? Факты для указанных авторов, прямо скажем, «неудобоваримые». Не случайно в своём труде они ни словом не упоминают о львовском инциденте и о том, каким образом он был преодолён.

Итак. 20 сентября 1939 года в 16.20 начались переговоры К. Е. Ворошилова и Б. М. Шапошникова (тогда начальника Генштаба РККА) с представителями германского военного командования в лице военного атташе Германии в Москве генерал-лейтенанта Э. Кестринга, его заместителя подполковника Г. Кребса и военно-воздушного атташе полковника Г. Ашенбреннера15 о порядке отвода германских войск и продвижения советских войск на демаркационную линию. Первоначально предполагалось, что движение Красной Армии на запад начнётся с утра 23 сентября, войска должны будут двигаться с 25-км интервалом, и к вечеру 3 октября германские войска отойдут за окончательную демаркационную линию [53; 330].

В ходе следующего раунда переговоров, с 2 до 4 часов утра 21 сентября, уточнялись сроки выхода на демаркационную линию, и был подписан советско-германский протокол:

«Параграф 1. Части Красной Армии остаются на линии, достигнутой ими к 20 часам 20 сентября 1939 года, и продолжают вновь своё движение на запад с рассветом 23 сентября 1939 года.

Параграф 2. Части Германской армии, начиная с 22 сентября, отводятся с таким расчётом, чтобы, делая каждый день переход, примерно, в 20 км, закончить свой отход на западный берег р. Вислы у Варшавы к вечеру 3 октября и у Демблина к вечеру 2 октября; на западный берег р. Писса к вечеру 27 сентября; р. Нарев, у Остроленка, к вечеру 29 сентября и у Пултуска к вечеру 1 октября; на западный берег р. Сан, у Перемышля, к вечеру 26 сентября и на западный берег р. Сан, у Санок и южнее, к вечеру 28 сентября.

Параграф 3. Движение войск обеих армий должно быть организовано с таким расчётом, чтобы имелась дистанция между передовыми частями колонн Красной Армии и хвостом колонн Германской армии, в среднем до 25 км.

Обе стороны организуют своё движение с таким расчётом, что части Красной Армии выходят к вечеру 28 сентября на восточный берег р. Писса; к вечеру 30 сентября на восточный берег р. Нарев у Остроленка и к вечеру 2 октября у Пултуска; на восточный берег р. Висла у Варшавы к вечеру 4 октября и у Демблина к вечеру 3 октября; на восточный берег р. Сан у Перемышля к вечеру 27 сентября и на восточный берег р. Сан у Санок и южнее к вечеру 29 сентября.

Параграф 4. Все вопросы, могущие возникнуть при передаче Германской армией и приёме Красной Армией районов, пунктов, городов и т.п., разрешаются представителями обеих сторон на месте, для чего на каждой основной магистрали движения обеих армий командованием выделяются специальные делегаты.

Во избежание возможных провокаций, диверсий от польских банд и т.п., Германское командование принимает необходимые меры в городах и местах, которые переходят к частям Красной Армии, к их сохранности, и обращается особое внимание на то, чтобы города, местечки и важные военные оборонительные и хозяйственные сооружения (мосты, аэродромы, казармы, склады, телефон, железнодорожные узлы, вокзалы, телеграф, телефон, электростанции, подвижной железнодорожный состав и т.п.), как в них, так и по дороге к ним, были бы сохранены от порчи и уничтожения до передачи их представителям Красной Армии.

Параграф 5. При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей, или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск (выделено нами – И. Д., В. С.), командование Красной Армии (начальники колонн), в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на пути движения (выделено нами – И. Д., В. С.).

Параграф 6. При движении на запад германских войск авиация Германской армии может летать только до линии арьергардов колонн германских войск и на высоте не выше 500 метров, авиация Красной Армии при движении на запад колонн Красной Армии может летать только до линии авангардов колонн Красной Армии и на высоте не выше 500 метров.

По занятию обеими армиями основной демаркационной линии по р.р. Писса, Нарев, Висла, р. Сан от устья до истоков, авиация обеих армий не перелетает вышеуказанной линии» [53; 330-332].

Уже 21 сентября немецкая делегация попросила перенести на сутки указанные в совместном протоколе сроки, т.к. немцы могли не уложиться в выработанный график. Просьба об отсрочке поступила из Берлина от главнокомандующего сухопутными войсками вермахта генерала Браухича. Советская сторона пошла навстречу германским военным, и соответствующее изменение было внесено в параграфы 2 и 3 протокола [53; 332].

23 сентября было опубликовано советско-германское коммюнике:

«Германское правительство и правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской армиями, которая проходит по р. Писса до её впадения в р. Нарев, далее по р. Нарев до её впадения в р. Буг, далее по р. Буг до её впаденияв р. Висла, далее по р. Висла до впадения в неё реки Сан и дальше по р. Сан до её истоков» [53; 332-333].

Вот, собственно, соглашение о «совместных действиях» советской и германской армий. Мы видим, что оно целиком посвящено установлению линии демаркации между ними. Уровень «союзных отношений» настолько «высок», что войска «союзных» армий не подпускают друг к другу ближе, чем на 25 км, а в районы, непосредственно прилегающие к демаркационной линии, части и соединения Красной Армии должны выйти только через сутки после ухода оттуда частей и соединений вермахта.

Уж что могут поставить в упрёк «преступному сталинскому режиму» ревнители «исторической правды», так это второй абзац параграфа 4 и параграф 5. В первом случае немцы охраняют для русских города, местечки и важные объекты в них и передают их русским, буквально, из рук в руки. Во втором – русские приходят на помощь мелким немецким частям, на пути отхода которых появляются польские «недобитые» части и мешают немцам продолжить отход согласно установленному графику. Вот, мол, и боевое взаимодействие.

Вряд ли взаимодействия армий, о котором идёт речь в абзаце два параграфа 4 протокола, можно назвать боевым. Его появление в протоколе было вызвано практической необходимостью и, скорее всего, произошло по настоянию именно советской стороны. Дело в том, что на территориях, оставляемых германскими войсками, ещё находилось множество разрозненных польских отрядов. После ухода немцев из населённых пунктов поляки могли их снова занять. Частям Красной Армии пришлось бы брать эти населённые пункты с боем, неся потери и нанося ущерб жилым постройкам и хозяйственным объектам. Кроме того, поляки на землях Западных Белоруссии и Украины защитниками местного населения, строго говоря, не являлись. Они защищали польскую государственность, но никак ни мирных жителей этих областей, в основном поляками не бывших. Мы уже говорили, что белорусы и украинцы были настроены антипольски, что с момента начала германо-польской войны в западно-белорусских и западно-украинских областях даже развернулась вооружённая партизанская борьба против поляков, произошёл ряд антипольских выступлений. Поэтому в населённых пунктах данных регионов поляки зачастую вели себя не лучше, а то и хуже немцев. Вот весьма характерный пример. В ночь на 24 сентября разведбатальон 45-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса 5-й армии Украинского фронта вступил в Любомль. Из опросов населения выяснилось, что 20 сентября в город вошли германские войска, разоружившие польский гарнизон. Часть оружия немцы вывезли, а часть раздали населению для организации милиции. 21 сентября немцы покинули город, а на следующий день группа польских войск совершила налёт на город, разогнала и обезоружила милицию, убив 7 милиционеров, а в 11 часов 23 сентября на перегоне Любомль-Ягодин обстреляла поезд и забрала паровоз [53; 340-341].

 

В параграфе 5 протокола речь, действительно, идёт уже о настоящем боевом взаимодействии Красной Армии и вермахта, но, обращаем внимание, что взаимодействие это представляет только помощь мелким германским частям, на которые напали поляки во время отхода немцев из зоны советского влияния. Налицо ограниченность такого взаимодействия. Кроме того, советское командование было заинтересовано, чтобы отвод германских войск к определённой совместным протоколом демаркационной линии осуществлялся без нарушения согласованного графика. Польские же отряды, нападавшие на отходящие германские части, срывали бы выполнение графика. Наконец, оказание подобной «услуги» вполне могло быть потребовано немцами в обмен на «услугу» по охране и передаче советским войскам населённых пунктов и объектов в них.

С другой стороны, неплохо было бы посмотреть, как часто войска РККА оказывали содействие мелким частям вермахта, согласно параграфу 5 протокола. Оказывается, всего дважды.

26 сентября 1939 года в полосе действия Белорусского фронта в районе Чижева немецкий арьергардный отряд был обстрелян поляками и, потеряв 1 человека убитым и 4 ранеными, вернулся в Цехановец, в расположение советских частей, оказавших немцам медицинскую помощь [53; 337]. Тут обращает на себя внимание то обстоятельство, что содействие немцам со стороны РККА выразилось лишь в принятии к себе немецкого арьергардного отряда и оказании раненым медпомощи. Наши военные не бросились догонять и громить поляков. Да, видимо, в этом и не было необходимости, т.к. поляки ретировались сами.

Второй случай произошёл в ночь с 27 на 28 сентября примерно в том же районе (северо-восточнее Костельныя, что не далеко от Чижева). Польский кавалерийский отряд напал на отходящие германские части. Понеся потери, немцы обратились за поддержкой к советским частям, и разведбатальон 13-й стрелковой дивизии прикрыл отход немцев на запад. Масштаб этого нападения поляков на немцев не стоит преувеличивать: численность польского отряда была всего 50 человек [53; 337]. Приходится полагать, что подвергшиеся его нападению германские части были совсем невелики численно (наверное, никак не больше роты суммарно). С этим «летучим» отрядом вскоре совершенно самостоятельно (без немцев) покончил ещё один советский разведбатальон в районе села Модерка [ 53; 337]. Опять обратим внимание: советская поддержка немцев весьма пассивна (прикрыли немецкий отход на запад), нет никакого стремления вместе с немцами взять да и «прихлопнуть» польский отряд. Такое впечатление, что наши военные вполне сознательно избегают совместных с германскими войсками боевых действий.

Собственно, и всё. Но для «ревнителей» «исторической истины» осознание того, что никакого боевого взаимодействия РККА и вермахта в Польше не было, видимо, невыносимо. Посему, раз взаимодействия не было, его надо выдумать. И вот рождается такое повествование:

«23 сентября во Львов прибыла делегация из четырёх германских офицеров, сообщивших, что западнее г. Грубешов концентрируются силы поляков (до 3-х пехотных, 4-х кавалерийских дивизий, а также артиллерия). Стремясь обеспечить продвижение польских войск к венгерской границе, командующий резервной армией генерал Домб-Бернацкий приказал захватить г. Томашов. В бою, начавшемся 23 сентября, поляки были наступающей стороной, били неприятеля, и хотя город не взяли, но заставили врага отступить на некоторое расстояние. Не будучи в состоянии справиться с польскими соединениями, германское командование обратилось за помощью к РККА. Германские делегаты, сообщив, что немецкие войска находятся на линии Замостье – Томашов -Рава-Русская, информировали комкора Иванова о своём намерении нанести танковый удар во фланг грубешовской группировки польских войск в северном направлении. «Одновременно предлагают, – указывал комендант Львова, – чтобы мы участвовали в совместном уничтожении данной группировки. Штаб немецких войск находится в Грудск-Ягельонский, куда просили выслать нашу делегацию». На документе резолюция Тимошенко: «Глубокое измышление. Подобное для разговоров в большом штабе, но не для меня»

Видимо (так видимо или точно? – И. Д., В. С.), в «большом штабе» идея германского командования о совместной операции против поляков нашла благожелательный отклик. 24 сентября Ватутин, в частности, информировал командира 60-й стрелковой дивизии: «Части 8-го с[трелкового] к[орпуса] на восточном берегу р. Буг у Грубешув и Крылув утром 24 форсировали р. Буг и захватили Грубешув. Группа продолжает наступление к установленной с немцами демаркационной линии по р. Висле, уничтожая и пленяя по пути польские части». Против грубешовской группировки поляков были брошены также советский 2-й конный корпус с 24-й танковой бригадой, которой было приказано «занять район Туринка, Добросин, Жулкев, имея передовые отряды на ст. Линник, Магерув, Вишинка, Велька… При обнаружении значительных сил противника перед фронтом 8-го с[трелкового] к[орпуса] атаковать и пленить их. Не допустить также попыток противника прорваться из указанных районов на Львов, Каменка» [18; 102-103].

Читаешь подобное, и на память приходят строки классика: «Смешались в кучу кони, люди…». В писаниях такого рода очень трудно отделить «зёрна от плевел», ибо ложь в них искусно переплетена с правдой. Но всё-таки попробуем отделить.

Прежде всего, поговорим о составе группы генерала Домб-Бернацкого. Авторы «Восточной Европы…» (это именно им принадлежит процитированный выше отрывок) пытаются создать у читателей иллюзию чрезвычайной силы данной группы: 3 пехотных, 4 кавдивизии и артиллерия. Другими словами, перед нами один-полтора пехотных корпуса, два кавкорпуса и какое-то количество артиллерии. Если на армию данные силы и не тянут, то представляют собой весьма многочисленную войсковую группу. На самом деле, у Домб-Бернацкого таких сил в распоряжении не было: на востоке страны, против СССР, поляки такого количества полнокровных соединений не держали, а те, что отступали с запада, представляли собой лишь осколки и остатки соединений. Мы не оспариваем того факта, что в составе группы Домб-Бернацкого были части, входившие когда-то в семь указанных соединений, но это были именно части из этих соединений, но не сами соединения в полном составе.

Далее. В боевое соприкосновение с поляками под командованием Домб-Бернацкого немцы вступили не 23 сентября, как пытаются убедить читателей авторы процитированного отрывка, а уже 21 сентября. Ошибка в два дня не столь невинна. В схеме, «начерченной» в «Восточной Европе…», получается, что 23 сентября немцы были атакованы мощной польской группировкой, самостоятельно справиться с ней не смогли и побежали за помощью к русским: мол, помогите, а не то нам «крышка». В действительности, части 7-го и 8-го армейских корпусов 14-й германской армии, столкнувшись 21 сентября с группой Домб-Бернацкого, отбили все её атаки на Томашув и, контратаковав, оттеснили поляков к востоку, в районы, через которые должны были пройти к демаркационной линии войска 6-й советской армии. Только после этого немецкие делегаты 23 сентября явились к командованию 6-й армии с предложением помочь им в разгроме поляков. Однако командарм-6 не спешил ввязываться в чужие бои, да и права не имел, поскольку столкновение немцев с поляками Домб-Бернацкого не было предусмотренным совместным протоколом от 21 сентября нападением отдельных польских частей или банд на мелкие части германской армии, осуществляющие отход к линии демаркации. Поэтому командарм-6 переадресовал немецкую просьбу командующему Укрфронтом С. К. Тимошенко. Но и тот не имел полномочий на принятия какого-либо решения по данному вопросу и, наложив на докладе командующего 6-й армией уже известную резолюцию, отправил его в Генштаб. Кстати, в резолюции С. К. Тимошенко вызывает удивление первое предложение. Почему «глубокое измышление»? Ведь слово «измышление» не означает размышления. Командующий Украинским фронтом как раз не впадал в глубокую задумчивость, помогать ему немцам или нет. Он попросту тут же «отфутболил» вопрос в вышестоящий штаб и верно сделал, нечего было тут размышлять. В русском языке слово «измышление» означает «утверждение, не соответствующее действительности, надуманное». Что же в докладе командарма-6 было надуманным? Полагаем, С. К. Тимошенко высказал своё сомнение в том, что польская группировка к востоку от Томашува столь уж внушительна, как старались представить её немцы. Сомнение совершенно верное, что и показали дальнейшие события.

А как решался вопрос в Генштабе? Авторы «Восточной Европы…» изо всех сил пытаются представить дело так, что немцам решили помочь. Правда, употребляют при этом почему-то слово «видимо». Неуверены? Вот именно. Поскольку никакого такого решения в советском Генштабе не принималось. Разберём информационное сообщение Н. Ф. Ватутина командиру 60-й стрелковой дивизии, которое «обличители» приводят в доказательство своего утверждения.

Язык военных директив и приказов – не декоративная риторика дипломатических документов, зачастую призванная служить целям пропаганды, создания благоприятного общественного мнения внутри страны и за рубежом, нередко маскирующая истинный смысл дипломатических документов. Военные приказы и директивы предельно конкретны. Они должны быть однозначно понятны исполнителями, не допускают возможности различных трактовок, в них нет места иносказаниям и словесной шелухе.

Поэтому можно не сомневаться, что если бы в Генеральном штабе РККА было принято решение о совместном с немцами разгроме польской группировки в районе Грубешув – Томашув, то была бы выпущена соответствующая директива, в которой соединениям, призванным участвовать в операции, были поставлены вполне определённые задачи, в том числе и в отношении взаимодействия с вермахтом или помощи ему. Вместо этого 24 февраля появляется информационное сообщение Н. Ф. Ватутина. Но в 1939 году Н. Ф. Ватутин ещё не работал в Генштабе. Во время освободительного похода он был начальником штаба Украинского фронта [53; 370]. То есть перед нами не документ, исходящий из Генштаба, а документ всё того же Украинского фронта. Далее. Авторы «Восточной Европы…» в процитированном нами отрывке устроили нагромождение соединений РККА, что, по их мнению, должно создать у читателя впечатление о большом масштабе операции, значительности привлекаемых к ней сил. Прежде всего, цитируя Н. Ф. Ватутина, они «кидают в наступление» на поляков 8-й стрелковый корпус. Ну, а поскольку сообщение Н. Ф. Ватутина адресовано командиру 60-й стрелковой дивизии, а она входила не в 8-й, а в 15-й стрелковый корпус, то можно подумать, что и 15-й стрелковый корпус как-то в операции участвует. Однако выходит неувязка. И 8-й и 15-й стрелковые корпуса входили в состав не 6-й, а 5-й армии, располагавшейся севернее 6-й.

Забавная получается ситуация. Немцы просят 6-ю советскую армию помочь, ибо в полосе её действий находится на тот момент группа Домб-Бернацкого. Генштаб, якобы, соглашается помочь, но кидает 24 сентября в наступление не 6-ю, а 5-ю армию, которая бьёт в район Грубешува, откуда поляки в основной своей массе ушли ещё три дня назад. Хороша помощь! Из ватутинского сообщения видно, что 8-й стрелковый корпус легко форсирует Буг, спокойно двигается к установленной с немцами демаркационной линии. Речь не идёт об ожесточённых боях с сильным, многочисленным противником. Попадающиеся по пути польские части уничтожаются или пленяются. Ясно, что они невелики, ибо ниже в сообщении говорится, что в случае, если крупные силы противника на пути следования 8-го стрелкового корпуса всё-таки встретятся, их надо «атаковать и пленить». Ничего другого в районе Грубешува 24 сентября и не могло происходить. На тот момент там находились, видимо, разрозненные отряды поляков, отошедшие к Грубешуву после контрудара немцев под Томашувом, тыловые части группы Домб-Бернацкого да формирования, вышедшие в данный район уже после ухода оттуда основных сил группировки Домб-Бернацкого.

 

А что же происходило в полосе действия 6-й советской армии? Именно в её состав входили 2-й конный корпус и 24-я танковая бригада, которые по «мудрому оперативному замыслу» авторов «Восточной Европы…» громят совместно с 8-ым стрелковым корпусом и немцами польскую группировку в районе Грубешув-Томашув. Так вот. Остановив своё движение, как было и определено в совместном протоколе, в 20.00 20 сентября, войска 6-й армии двинулись вперёд только 25 сентября. В этот же день ими был занят Жолкев, а к 26 сентября они продвинулись до района Рава-Русская, Немиров, Магеров. Никакой крупной польской группировки они по пути не встретили [53; 342]. 27 сентября 2-й кавкорпус продолжал движение в направлении Любачув, Рудка и не имел встречи с противником. На следующий день 14-я кавдивизия корпуса была направлена на Томашув, Замосць и передана в состав 5-й армии. Остальные войска 2-го кавкорпуса вышли в район Буковина, Добча, Дзикув и выставили дозоры на р. Сан. 24-я танковая бригада 28 сентября достигла Ценашува [53; 342]. Никаких серьёзных боестолкновений с поляками так и не состоялось! Но куда же подевалась группа Домб-Бернацкого? Она попросту к моменту выхода советских войск в указанные районы была полностью уничтожена и рассеяна немцами. Отметим, что 6-я армия двинулась вперёд только через два дня после немецкой просьбы о помощи, и к тому моменту ни в какой помощи немцы уже не нуждались (они сами справились с поляками и ушли на запад, к линии демаркации).

Если присмотреться к нему внимательно, сообщение Н. Ф. Ватутина говорит не о согласии советского командования помочь немцам, а как раз об обратном. Речь-то в нём идёт не о целенаправленном ударе по полякам, а всего лишь о начале оговорённого совместным протоколом от 21 сентября движения войск РККА к советско-германской демаркационной линии. Командование Красной Армии из-за боёв немцев с поляками в районе Грубешув-Томашув сдвинуло начало этого движения для 5-й армии на сутки (должно было начаться с рассветом 23 сентября, а началось с рассветом 24 сентября), для 6-й армии – на двое суток (началось 25 сентября). Другими словами, наша сторона старательно уклонялась от какой-то реальной военной помощи немцам в боях с поляками.

Находят авторы «Восточной Европы…» и ещё один пример «боевого взаимодействия» Красной Армии и вермахта в Польше. Только если при рассказе о группе Домб-Бернацкого их ложь утончённо-искусна, то в данном случае она неумела и даже анекдотична. Речь идет об уничтожении Красной Армии остатков кавбригады генерала Андерса. В изложении «обличителей» события выглядят следующим образом:

«Взаимодействие советских и германских войск сыграло роковую роль и в судьбе Новогрудской бригады под командованием генерала В. Андерса. В упорных боях с немецкими частями она прорывалась к румынской границе, но 26 сентября была атакована с тыла соединениями РККА. Её командующий, получивший ранение, был пленён» [18; 103].

Таким образом, рисуется следующая картина: спереди немцы, с ними кавбригада Андерса ведёт упорные бои, и тут с тыла бьют силы Красной Армии.

В действительности дело обстояло не совсем так, точнее – совсем не так.

26 сентября 4-й кавкорпус 12-й армии Украинского фронта, пройдя через Дрогобыч, достиг района Сутковице, Висковице, Лановице, Вережница. Немцев в этом районе уже не было (Дрогобыч и Борислав они передали нашим войскам ещё 24 сентября) [53; 343]. В 21 час 26 сентября 4-й кавкорпус на основании разведданных получил приказ подготовиться к боям с польской кавгруппой, находящейся в лесах севернее Райтеровице (это и были остатки кавалерийской бригады Андерса). По решению командира корпуса, 32-я кавдивизия продолжала движение на Добромиль, Хырув, а 34-я кавдивизия, 26-я танковая бригада и 18-й танковый полк 32-й кавдивизии остались на месте, ожидая подхода поляков. В 6.30 27 сентября 26-й и 27-й уланские полки бригады Андерса атаковали 148-й кавполк в Сутковице, однако встреченные артогнём и контратакой, вновь отошли на опушку леса. В ходе трёхчасового боя противник потерял 300 убитыми, 200 пленными, 4 орудия, 7 пулемётов. На следующий день группа Андерса была рассеяна, сам генерал с несколькими офицерами скрылся [ 53; 343]. В плен к нам он попал только 30 сентября [53; 344].

То есть не было никаких немцев спереди, русских сзади. Были только русские и только спереди. Не было никакого неожиданного нападения русских, атаковали сами поляки. Не было никакого пленения Андерса на поле боя, а был «драп» этого генерала от русских (что ж, очень по-шляхтески) и пленение спустя два дня.

Для какой цели «правдоискатели» и «обличители» идут на подобные искажение фактов? Для того, чтобы доказать свои «дутые» построения, ибо подлинные факты их построения не подтверждают.

В этой связи хотелось бы затронуть и тему совместных парадов советских и германских войск. Вопреки распространившимся в «демократическую» эпоху мифам, состоялся один-единственный советско-германский парад: в Бресте 22 сентября. Да и то, назвать его парадом, в полным смысле этого слова, трудно.

Брест был занят войсками 19-го моторизованного корпуса вермахта под командованием генерала Г. Гудериана. Кстати, последний впоследствии в своих в своих воспоминаниях отметил, что оставление Бреста русским «мы считали невыгодным» [53; 327]. В 15 часов 22 сентября в Брест вступила 29-я танковая бригада 4-й армии Белорусского фронта. На переговорах с командиром бригады комбригом С. М. Кривошеиным Г. Гудериан предложил перед выводом германских войск провести совместный парад. С. М. Кривошеину эта идея не понравилась, и в ответ он предложил следующую процедуру:

«В 16 часов части вашего корпуса в походной колонне, со штандартами впереди, покидают город, мои части, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знамёнами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные марши» [63; 183], [53; 337].

В конце концов, Гудериан согласился на предложенный вариант, но, как вспоминал С. М. Кривошеин, «оговорив однако, что он вместе со мной будет стоять на трибуне и приветствовать проходящие части» [53; 337-338].

И действительно, если мы взглянем на получившую широкую известность, перекочёвывающую из издания в издание фотографию этого так называемого парада, то увидим стоящих на трибуне Г. Гудериана и С. М. Кривошенина. Но вот что любопытно, не видно больше ни одного советского военного, вокруг одни немцы. То есть никакой советской делегации на параде, фактически, нет. Во всяком случае, если она и была, то предпочла постоять в стороне и не лезть в кадр. Данный факт, как и не желание нашего комбрига проводить полноценный парад, очень ярко характеризуют отношение советских военных ко всему этому действу, представлявшему собой, по сути, не парад, а торжественный вывод германских войск из города.

После подписания 28 сентября 1939 года германо-советского договора о дружбе и границе вермахт и РККА ещё раз взаимодействовали на территории Польши. На сей раз это было связано с передвижением советских и германских войск к новой демаркационной линии, определённой договором о дружбе и границе.

Новая советско-германская договорённость была тут же доведена до войск, действовавших в Польше. В 8.00 29 сентября штабы Белорусского и Украинского фронтов получили распоряжение об остановке войск на достигнутых рубежах не позднее 18.00 этого же дня. В распоряжении отмечалось, что отвод советских войск к установленной границе начнётся примерно 5 октября [53; 358]. Военные советы фронтов на основании указанного распоряжения издали свои приказы войскам фронтов. Командование армий дублировало фронтовые приказы приказами по армиям. Вот какой приказ отдал, например, командующий 4-й армией Белорусского фронта комдив Чуйков 1 октября (войска армии в тот момент стояли на линии Соколув – Подляски – Седльце – Лукув – Вохынь; 30 сентября в районе Вохыни произошла перестрелка между советскими и немецкими войсками; конфликт был урегулирован [53; 339-340]):

«…При передовых отрядах иметь по одному командиру штаба и политотдела для ведения переговоров с немецкими войсками. При ведении переговоров от немецких войск требовать: до 5.10 линию Соколов, Седлец, Луков, Вогынь не переходить. Причину нашей задержки на этом рубеже объяснять: 1. Наших войск много перешло на западный берег р. Буг. 2. Мосты через р. Буг очень плохие, разбитые германской авиацией и разрушены поляками, что задерживает отход частей. О всех переговорах срочно доносить в штаб. Без разрешения Военного совета с линии Соколов, Седлец, Луков, Вогынь не уходить. В случае угрозы немцев приводить части в боевой порядок и доносить мне. Командиру 29-й тбр произвести разведку путей от Бреста до линии передовых отрядов и быть в полной боевой готовности для поддержки стрелковых и кавалерийских частей» [53; 340].

15Примечательно, что в работе «Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939-1941» повествуется о приезде 19 сентября в Москву некой делегации из Берлина для установления демаркационной линии [18; 99]. Утверждение тем более поразительное, что буквально строчкой ниже авторы перечисляют состав немецкой делегации на переговорах с Ворошиловым и Шапошниковым: Кестринг, Кребс, Ашенбреннер, т.е. немецкий военный атташе в Москве, его заместитель и немецкий военно-воздушный атташе. Им не было надобности приезжать из Берлина, они ведь и так находились в Москве. Столь явный «ляп» авторов «Восточной Европы…» имеет, на наш взгляд, единственную причину: желание любыми путями, во что бы то ни стало представить СССР и Германию союзниками в ходе польских кампаний их армий.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru