Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
– Так подделать, ну, нарисовать… – сказал кто-то.
– Я т-тебя ща так разрисую! – взвился из-за стола Эркин.
С десяток рук, вцепившись в его плечи и шею, с трудом удержали Эркина на месте.
– Ты чего, парень?
– Остынь, ну…
– Не со зла он…
– Он дурак, мы давно знаем.
– Он дурак, а я при чём? – буркнул, снова принимаясь за еду, Эркин и уже серьёзно: – За Андрея и за Женю убью. Поняли?
– Так о ней ты нам не расскажешь? – спросил Крис.
– А чего вам о ней? – Эркин отодвинул пустую тарелку из-под борща и открыл тарелку со вторым. – куском мяса с гречневой кашей. – Она моя жена, я ей муж, дочка у нас. Чего ещё?
– А… жили вы как?
– Хорошо жили, – убеждённо ответил Эркин. – По-людски. Я работал, она тоже, денег хватало. Мы уехать хотели. На Русские территории. Надоело прятаться.
– А… это чтобы осквернение расы не пришили?
– Ну да. Мы придумали что. Что я жилец, ну, койку снимаю, плачу деньгами и работу по дому делаю. Квартал-то белый.
– И не цеплялись?
– Перед Хэллоуином явились… Свора, так их… – Эркин снова выругался, ещё грубее прежнего. Ему ответили понимающими кивками. – Посуду побили, меня… немного. Они что, гады, сделали. Пятеро меня по кольцу гоняют, а один, сволочь, таз с посудой перевернул и на чашках, гадина, потоптался, ни одной не пропустил. Думаю, сейчас меня мордой об осколки приложат, ну, и лёг сразу.
– Берёг морду, значит?
– Дурак. С битой мордой на работу не нанимают. А глаза бы мне выбило, тогда что? Дурак, – повторил Эркин.
– А потом?
– А потом хрен с дерьмом, – угрюмо ответил Эркин. – Потом началось и закрутилось. У вас тут что, совсем тихо было?
– Ну-у, считай, совсем.
– Так, подрались малость.
– Леон, у тебя как, заживает?
– Не обо мне речь, – отмахнулся здоровой рукой Леон. – А у вас что? Круто заварилось?
– Круто, – кивнул Эркин и вдруг улыбнулся. – Но и мы им навтыкали. Как следует.
– И что теперь с тобой будет? – спросил Леон.
– Что захотят, то и сделают, – пожал плечами Эркин. – На мне трупов много. Я не отказываюсь, – зло улыбнулся, – отпустил душу, ну, так что ж теперь…
И разговор заметался в споре о том, что будет Эркину, и кто-то, вклинившись, спросил о том, что казалось настолько невероятным, что и речи об этом не заводили.
– А… с бабой ты, когда… смог?
– А весной, – ответил Эркин, сосредоточенно подбирая последние крупинки каши. – Даже день помню. На День Матери.
– И как?
– Чего как? – ухмыльнулся Эркин, берясь за стакан с компотом. – Ух, хорошо!
– Чего?
– Компот хороший, – невинно ответил Эркин.
Возмущённо-восторженный рёв потряс комнату. Невольно рассмеялся и Аристов.
– А если честно, парни, – Эркин задумчиво покатал в ладонях стакан, – если честно… – все молча ждали. Эркин тряхнул головой. – Э, да чего там. «Волна» пошла, парни.
– Врёшь!
– О «волне» не врут, – строго ответил Эркин. – За это раньше… сами знаете, чем «волна» оборачивалась.
– А… это у тебя… с ней… «волна»? – запинаясь на каждом слове, будто вдруг разучился говорить, спросил Крис.
– С ней, – кивнул Эркин. – Сколько раз было, и каждый раз «волна».
– Не бывает же такого!
– Раз «волна», а два – в Овраг.
– Не может такого быть!
– Нельзя!!!
– Мне один, – Эркин улыбнулся, – стоящий мужик сказал. Когда любишь, всё другое, и ты сам другой. А вам одно скажу. «Волна».
Аристов смутно догадывался о смысле разговора, не доходили тонкости неизвестного жаргона, но понимал: переспрашивать, уточнять нельзя. Разве только потом… да, пожалуй, у Криса спросить.
– А… без «волны» не пробовал? – спросил Эд.
– Ну, с другой, – поддержал его Стив.
Эркин смущённо покраснел.
– Было раз. Решил проверить себя. Так-то, сами знаете, нам это на хрен не нужно.
– Ну да.
– Точно.
– Хватило.
– Наработались.
– Во-во, – перебил согласный гомон Эркин. – А тут бал. В Бифпите. Ковбойский. Одна прилипла, я и решил попробовать.
– Ну, и как?
– Всё нормально.
– Ага, знаем. Слайдеры рассказывали. Они тоже…
– Кто?
– Да приезжали тут, трое, тоже из Бифпита.
– Про тебя тоже нарассказывали.
– Как они, языком да руками, так-то и мы сможем.
– Нет, парни, полной сменой прошёл. Она тоже из наших, спальница-джи, не горела только, ну, и наяривали до утра.
– И всё путём?
– Ну да. Всё работает, всё помню. И белого приказа, – Эркин подмигнул им, – мне не надо. Что сам хочу, то и делаю.
– И всё? Ну, больше ни с кем?
– А зачем? Без «волны», – Эркин пренебрежительно отмахнулся, – оно и на хрен не надо. А «волна»…
– Ну, понятно.
– Это через шесть лет и у нас так будет? – спросил Арчи.
Эркин пожал плечами.
– Откуда мне это знать, парни? Живу, как получается.
– Оно-то так, конечно.
– Всё у меня было, парни. И, – Эркин развёл над столом ладони, – нет ничего.
– А девочка? Алиса, кажется. Она где? – спросил Аристов.
Эркин посмотрел на него и кивнул.
– Она ко мне в Цветной пришла. А там… Маша с Дашей, они русские, сёстры, – он улыбнулся, – близнецы. Они из угнанных. Ну вот, Алиса у них. Я им деньги все отдал, документы.
– Они там, в Джексонвилле? – спросил Аристов.
– Они тоже уехать хотели. Им вот-вот виза должна была прийти. Нет, они Алису не бросят, не таковские.
– Даша и Маша, – задумчиво повторил Аристов. – А фамилия как?
Эркин растерянно заморгал.
– Не знаю, сэр, я не спрашивал.
– А как же ты будешь их искать? – удивился уже Аристов.
– Я… я не думал об этом. Вы думаете, сэр… я думал, нас расстреляют. Все так думают.
Аристов улыбнулся.
– Нет, я думаю, никакого расстрела не будет. Вы же защищались.
– Ну да, доктор Юра, – подался вперёд Крис. – Может…
– Я же сказал, – Аристов недовольно повёл головой. – Нет, как же тебе… Так, значит, документы у них. И твои, и девочки. Так?
– Так, – кивнул Эркин, с надеждой глядя на Аристова.
– А по документам девочку как зовут? Полностью.
– По метрике? Мороз Алиса Эркиновна, – ответил Эркин и, увидев изумление Аристова, стал объяснять. – Мы же уехать хотели, все документы оформили: и удостоверения, и свидетельство о браке, и метрику.
– Вот это вы молодцы! – сказал Аристов. – Вот и будешь все запросы писать на полное имя. Что ищешь дочь, – и по-русски: – Мороз Алиса Эркиновна, сто шестнадцатого года рождения, место рождения…
– Алабама, – подхватил Эркин и продолжил по-русски: – Я понял. Спасибо, доктор Юра.
– Юрий Анатольевич, – поправил его Крис. – По-русски так будет.
– Да, – кивнул Эркин. – Спасибо, Юрий Анатольевич.
И разговор снова пошёл беспорядочно и торопливо. Времени-то совсем мало осталось.
Графство Эйр
Округ Гатрингс
Джексонвилл
Когда они вышли на улицу, Фредди длинно замысловато выругался и закурил. Джонатан взял у него зажигалку, закурил и сунул её обратно карман куртки Фредди.
– Психованный город, – Фредди сплюнул и снова выругался.
Джонатан кивнул. Морг, конечно, не самое весёлое заведение, но такого… И самое поганое – это, конечно, те чёрные обугленные… Головешки. Попробуй опознать. И вдобавок ко всему их и здесь облаяли…
… Закатанные рукава когда-то белого халата обнажают мускулистые руки в медно-рыжей шерсти, такие же рыжие волосы топорщатся жёстким ёжиком над нахмуренным низким лбом, красные от недосыпа и ярости глаза… Мясник.
– Что вам надо?
– Мы ищем своих друзей. И если они здесь, то мы позаботимся о похоронах.
– Лучше бы вы позаботились об их жизни.
– Послушайте, – Джонатан начал терять терпение и потому заговорил с изысканной вежливостью. – Не знаю, с кем имею честь…
– Я тоже, – перебил его врач. – И не желаю знать. Хотите убедиться, что ваши подручные не бездельничали?
– Какого чёрта?! – не выдержал Фредди.
– А такого! – заорал врач. – Явились… чистенькие… а где вы раньше были? Где?! Сидели и коньячком баловались?!
– Сидели, – не стал спорить Фредди.
Мясник бешено поглядел на него и махнул рукой.
– Идите, – и гаркнул: – Моз! Проводи их. Пусть посмотрят. Полюбуются.
Сутулый широкоплечий негр в синем халате поверх рабской куртки повёл их к моргу. На все попытки заговорить он только молча втягивал голову в плечи, но, подойдя вплотную к низкому домику со слепыми окнами, глухо спросил:
– Кого смотреть будете, масса?
– А что? – осторожно спросил Джонатан. – Они у вас как?
– А вперемешку, – прозвучал равнодушный ответ. – Навалом клали, масса.
– Так чего спрашиваешь? – хмыкнул Фредди.
– Положено, масса.
Моз открыл дверь, они вошли и спустились в зал. Да, клали навалом, не разбирая ни расы, ни пола, ни возраста. Здесь было холодно, на стенах и на телах изморось, и кровь не чёрная, а ярко-алая. Они шли и смотрели. И Моз, стоя у дверей, молча смотрел на них. Они обошли весь зал. Ни Эркина, ни Эндрю. Хотя… хотя могли и не узнать.
– Может, их свои уже забрали? – предположил Фредди.
– Свои? – переспросил Джонатан.
– Ну, из Цветного, – Фредди подошёл к Мозу. – Слушай, не было двоих? Индеец со шрамом на щеке и белый парень, кудрявый… А? Припомни.
В щёлочках между сонно прижмуренными веками блеснули глаза и опять спрятались.
– Вы ещё там посмотрите, масса, – он указал на маленькую дверь в углу.
– А там что? – подошёл к ним Джонатан.
Моз пошёл к угловой двери.
– Второй зал, масса.
Этот зал был меньше. И трупов немного, но… но это были чёрные, сохраняющие форму тел, головешки. Опознать… Нет, невозможно. Они молча стояли посередине и оглядывались. И Моз, всё так же стоя у двери, смотрел на них.
– Пошли, – решил Джонатан.
Фредди кивнул. Моз молча закрыл за ними двери, словно не услышал предложения сигарет или денег и ушёл, не глядя на них. Мясник и ещё двое, в таких же когда-то белых халатах, говорили о своём и подчёркнуто не заметили проходивших мимо Джонатана и Фредди.
– Такой клиницист был… Да, врач до последнего вздоха… У него точно никого?… Нет, он сам мне говорил, что последний… Сволочи, такого человека загубили… – донеслись до Джонатана и Фредди обрывки фраз…
…Фредди стронул грузовик.
– Я об одном думаю, Джонни. Я спросил о парнях, а он показал тот зал.
У Джонатана дёрнулась щека, но он промолчал, и Фредди понимающе кивнул.
Избегая Мейн-стрит, они покрутили по боковым улицам и узким проездам между дворами. Та же тишина и безлюдье. Похоже, заслышав шум мотора, здешние обитатели прятались. Ближе к Цветному появились пожарища. А вот и нужный пустырь, и обгорелые руины стоящего особняком здания. Оттуда слышались голоса и редкие удары топора. Фредди заглушил мотор, они вылезли из кабины и не спеша пошли туда.
Их видимо заметили. Голоса затихли, в дверном проёме появился человек в костюме священника, вгляделся в них и пошёл навстречу.
– Здравствуйте, святой отец, – первым поздоровался Джонатан.
– Здравствуйте, джентльмены, – ответил священник. – Что вы ищете здесь?
За две ночи Эйб Сторнхилл зашил и привёл в порядок порванную тогда одежду, но синяки ещё не сошли, и боль в ушибленной челюсти мешала говорить, но голову он держал высоко и не собирался отступать.
– Мы ищем двух парней. Может, вы что-то слышали о них.
От церкви к ним быстро подошли, почти подбежали десять мужчин с ломами и топорами в руках – видимо, они разбирали обгоревшее здание – и молча встали кольцом, окружив беседующих. По закопчённым, измазанным сажей лицам определить их расу было трудно, но рабские куртки и сапоги свидетельствовали достаточно красноречиво. У Фредди еле заметно посветлели глаза, но лицо оставалось спокойным. Как и голос Джонатана.
– Один из них индеец, с шрамом на правой щеке, а второй белый, кудрявый. Может быть, вы, святой отец, знаете что-нибудь о них?
– Да, – твёрдо ответил Сторнхилл, взглядом останавливая явно собиравшегося что-то сказать негра, державшего лом наперевес, как копьё. – Они оба были моими прихожанами. Что вам нужно от них?
– Мы хотим узнать, где они.
– И больше, – по губам Сторнхилла скользнула горькая усмешка, – больше ничья судьба вас не волнует?
– Волнует, – кивнул Джонатан. – Но о парнях мы ничего не знаем.
– В морг идите, – угрюмо сказал негр с топором. – Там Белёсый.
– Мы были в морге, – терпеливо ответил Джонатан.
– Так какого чёрта?! – не выдержал негр с ломом. – Простите, святой отец, но они… Не признали, что ли?
– Сожгли Белёсого, – сказал незаметный до этого щуплый большеголовый подросток.
– Как сожгли? Кто?
– А «свора», кто ж ещё, – с молчаливого согласия остальных заговорил ещё один, похоже, мулат. Судя по седине в волосах, он был старше всех и говорил тихо и монотонно. – «Свора», масса, она так и делала. Догоняла, била, а потом, шевелиться не может, не убежит, значит, а живой ещё, так обливала бензином и поджигала, масса. Ну, он кричит, когда горит, а им весело. Смотрят и смеются. Вот и всё, масса.
– Это… точно… что его сожгли? – тихо спросил Джонатан.
– Белёсого-то? Точно. Девчонка прибежала, рассказала.
– Ты заткнёшься, старый дурак? – рявкнул негр с ломом. – Святой отец, чего он болтает?
– А индеец? – спросил молчавший до сих пор Фредди.
Они сразу замолчали. Мулат уставился в землю, остальные тоже отвели глаза. Они не хотели говорить.
– Он жив? – спросил Джонатан.
– Руки у вас коротки, его добить, – выпалил подросток, получив сразу несколько подзатыльников.
– Где он? – жёстко спросил Фредди.
– Через Овраг пройдёте, со всеми встретитесь, – ответил негр с ломом.
Фредди усмехнулся.
– А догонит он нас? Через Овраг-то.
Цветные переглянулись. Формулировка им понравилась, лица стали помягче.
– Его русские увезли… со всеми… ну, кого в бою взяли… на горячем попался… ну, и спёкся… – неохотно, но уже без прежней враждебности стали они рассказывать.
– На горячем – это как? – спросил Фредди.
– Да сняли его с одного… Душил как раз, ну и…
– Кто снял?
– Да русские… Их всех, кто бился, собрали, в грузовик загрузили и увезли… И не слышно, что с ними… Постреляли уже, наверное,…
– Когда увезли? – терпеливо спросил Джонатан.
– Первого числа, утром, – сказал Сторнхилл.
Всё это время он очень внимательно рассматривал Джонатана. Будто сличал, пытаясь понять: обознался он или нет.
– И куда увезли, вы не знаете?
Все дружно замотали головами. Фредди и Джонатан переглянулись.
– Вы удовлетворены? – спросил Сторнхилл и, когда они кивнули, обратился к остальным: – Вернёмся к работе, дети мои. Если мы сегодня разберём завалы, то завтра сможем начать ремонт.
Цветные повернули к остаткам церкви, но видя, что Сторнхилл остался, замедлили шаг.
– Идите, дети мои, – мягко сказал Сторнхилл. – Я догоню вас.
– Нет, – негр с ломом решительно повернул обратно. – Мы вас одного не оставим.
Сторнхилл замялся.
– Вы хотели нам что-то сказать, святой отец? – пришёл ему на помощь Джонатан.
– Да. Я хотел вам сказать, что безгрешных людей нет, но ваш грех непростителен перед Господом, непростителен и неискупим. Не смеет человек дерзать уподобиться Господу и послать своё дитя на страдания. Тем более, что не спасение другого, а собственное удовольствие было причиной этому.
– Не слишком ли много вы на себя берёте, святой отец? – тихо спросил Джонатан.
– Нет, – отрезал Сторнхилл. – Благодарение Богу, что просветляет души людей, и они берут на себя крест, легкомысленно, преступно отвергаемый другими.
К изумлению Джонатана, цветные дружно закивали.
– Может, тогда вы объясните мне… – начал Джонатан.
– Нет. Я ничего не должен объяснять, ибо вы поняли. Вы посмели отречься от своего ребёнка и хладнокровно обречь и доверившуюся вам женщину, и невинное дитя на страдания. Вы сочли их любовь помехой. Так теперь, когда другой, истинный христианин по сути души своей, взял ваш крест на себя, вы смеете ещё являться сюда… – Сторнхилл заставил себя замолчать и тихо сказал: – Уходите.
– Что-то у вас плоховато с милосердием, святой отец, – усмехнулся Фредди.
Сторнхилл сдержал себя.
– Не вам говорить о милосердии, – он помолчал и очень спокойно сказал: – Они уже не нуждаются… в вас и вашей заботе.
– Мы хотели похоронить…
– Мы сами похороним их, – перебил Джонатана негр с ломом. – Святой отец, не отдавайте им Белёсого.
– Да, – кивнул седой. – Белёсый был с нами живой. Мы не отдадим его.
Джонатан посмотрел на Фредди и кивнул.
– Да, это будет справедливо.
Они одновременно прощальным жестом тронули свои шляпы. Священник вежливо склонил голову. Уходя, Джонатан и Фредди слышали за спиной.
– Святой отец, а им не отдадут…
– Нет, дети мои. Я договорился. И завтра, с Божьей помощью закончив нашу работу, мы привезём их тела сюда, совершим службу и похороним.
– Это что же, настоящее кладбище будет?
– Не Овраг?
– Нет, – твёрдо ответил священник. – Не Овраг.
У грузовика Фредди оглянулся. На пустыре уже никого не было, а из развалин слышалось постукивание топоров. Он открыл дверцу и сел за руль, покосился на Джонатана. Тот сидел, как-то нахохлившись и сдвинув шляпу на лоб, руки втянуты в рукава, подбородок опущен к груди… ковбой под декабрьским ветром. Фредди включил мотор и плавно стронул грузовик. Да, досталось Джонни, и ни за что, главное. Крепко их отхлестали.
– Ты куда? – хрипло спросил Джонатан. – К Бобби.
Фредди кивнул, выруливая. Да, с Бобби надо посчитаться за всё. Жалко, голые они. Стреляет Бобби не классно, но по безоружным у него неплохо получается. Ну, ладно, посмотрим.
Графство Дурбан
Округ Спрингфилд
Спрингфилд
Центральный военный госпиталь
Аристов посмотрел на часы.
– Без десяти четыре, парни.
Эркин обвёл окружающих блестящими, как антрацит на изломе, глазами.
– Давайте прощаться, парни. Не будем его радовать.
– Давай, – кивнул Крис, вставая.
Встал и Эркин. Они обнялись, постояли секунду и разомкнули объятия. Аристов встал вместе с остальными.
Эркин обнялся с каждым и посмотрел на Аристова.
– Я готов.
Аристов шагнул к нему – это было совсем не трудно из-за тесноты в комнате – и обнял. Вздрогнув, Эркин ответил на объятие, и Аристов не так услышал, как почувствовал возле уха.
– Удачи…
– И тебе удачи, Эркин, – почти так же тихо ответил он.
Как и остальные, они сразу разомкнули объятия.
– Пошли, – скомандовал Аристов.
Кто-то накинул Эркину на плечи его куртку. На ходу надевая её и застёгивая, он шёл рядом с Аристовым.
– Ничего не бойся, – быстро говорил Аристов.
Эркин кивал, но не слушал. Всё кончилось. Перевёл дыхание, побыл со своими, а теперь… всё теперь. Лицо его твердело, обретая прежнее выражение, с которым он шесть часов назад вошёл в кабинет Аристова. Затих гомон и смех, парни, окружавшие их, шли молча, с такими же сосредоточенными лицами. Они вышли из жилого корпуса и пошли к стоящей у четвёртого корпуса машине.
Золотарёв посмотрел на часы. Без двух четыре. А, уже идут. Ну… однако и эскорт у него. Прямо-таки король со свитой. Свиридов опустил крышку капота и вытер руки.
– Вовремя успели, майор.
– Да, – ответил, не оборачиваясь, Золотарёв.
Аристов и Эркин остановились в трёх шагах от него. Молча и споро парни взяли в кольцо машину и четырёх людей. Свиридов быстро оглядел строгие невозмутимые лица и полез за руль. Он – шофёр, его дело – машина, а остальное его не касается.
– Майор, экспертиза закончена, – Аристов протянул Золотарёву запечатанный конверт. – Возьмите заключение и распишитесь.
Золотарёв быстро расписался на бланке направления, что заключение им получено в шестнадцать ноль-ноль, и посмотрел на Эркина. Тот стоял, подняв голову и глядя куда-то поверх уха Золотарёва. А вокруг в суровом молчании рослые плечистые парни, неподвижные лица и горящие глаза. И особенно щуплый рядом с ними Аристов с насмешливо блестящими стёклами очков. «Ну… ну, Юрка, ты мне ещё ответишь за это, за этот… цирк. Устроил, понимаешь ли…», – ничего этого вслух Золотарёв не сказал, но, похоже, многие поняли.
Привлечённые необычным зрелищем, поодаль собирались раненые, замелькали белые халаты сестёр и врачей. Золотарёв достал наручники.
– Руки давай, – сказал он по-английски.
Эркин медленно протянул вперёд руки, и неожиданно громко лязгнули поочерёдно запоры колец. По толпе прошёл неясный будто вздох. Золотарёв толкнул Эркина в плечо.
– В машину. Пошёл.
Эркин без суеты, уже знакомым путём полез в машину. Золотарёв подтолкнул его ещё раз в спину и огляделся. На стоящих вокруг парней он смотреть не хотел, заметив ещё на подходе нескольких из увиденных сегодня на заднем крыльце жилого корпуса, и вдруг натолкнулся взглядом на Люсю. Она стояла на крыльце, прижав сцепленные руки к подбородку, будто хотела самой себе закрыть рот, да не хватило сил поднять их. Пол-лица по белизне почти сравнялась с её низко надвинутой на лоб шапочкой, а другая половина казалась особенно красной, из прижмуренной вдавленной щёлки и широко открытого серого глаза текли слёзы. Она не замечала их.
Золотарёв раздражённо козырнул Аристову и сел в машину. Свиридов включил мотор. Парни медленно расступились, освобождая дорогу, и медленно, плавно набирая скорость, машина двинулась к воротам.
Парни молча смотрели ей вслед и только, когда до них донёсся лязг задвигаемой створки ворот, стали расходиться, молча опустив головы.
Аристов поднялся по ступенькам и, не глядя, сказал Люсе.
– Иди внутрь. Простудишься.
Она молча посторонилась, пропуская его.
Когда машина выбралась из города, Свиридов прибавил скорость и покосился на Золотарёва. Тот это сразу заметил.
– Чего тебе?
– Я думаю, майор, – Свиридов говорил серьёзно и даже доверительно. – Вам о своём здоровье думать надо.
– Что-что? – не понял Золотарёв.
– Да вот, поберечься, чтоб в госпиталь не попасть, – объяснил Свиридов и чуть не присвистнул, заметив в зеркальце мгновенно скользнувшую по губам индейца улыбку.
– Думаешь? – усмехнулся Золотарёв. – Ну-ну, посмотрим ещё кто и кому… Да, что он там написал?
Он вытащил из кармана кителя конверт, быстро вскрыл, достал голубоватый, в тон предписанию, бланк заключения, прочитал короткий текст и задохнулся от возмущения. Ну… ну, это же издевательство! «Практически здоров». И это всё. За шесть часов?! «Практически здоров»… «Ишь, сидит – Золотарёв посмотрел в зеркальце – размордел вдвое, лоснится весь».
– Свиридов, ты что, в парикмахерскую сходил? В люкс?
– Нет, майор, – удивление в голосе Свиридова было искренним. – Зачем мне? Да и цены там… не по моему жалованью.
– А запах откуда?
Свиридов принюхался и улыбнулся.
– А от него. Это его там, видно… Ишь чистый и гладкий какой.
Золотарёв резко обернулся, уже впрямую рассматривая Эркина. Так это, это что же получается…
Эркин не хотел нарываться, но… но ползать он перед этим беляком не будет. Хватит. Интересно, что за бумагу ему доктор дал? Читал и дёргался, как под током. Доктор Юра… Юрий Анатольевич. Парни к нему как… как будто на клятве все. А может, они и вправду ему клятву дали? И чего этот беляк так уставился? Ну и хрен с ним. Что было, то было, а что будет… не ему решать, не ему…
Золотарёв в бешенстве отвернулся. Теперь всё. На грани побывал и не сломался, так теперь на это уже не возьмёшь. А другое пробовать некогда. Да и что тут другое возможно? Не за что уцепить, не на чем прижать. Ск-котина наглая, смотрит и не видит. Ну… ну… ладно. Посчитаемся…
Колумбия
Когда Чака увели, Михаил Аркадьевич ещё раз вызвал Золотарёва, и опять получил ответ, что майор «в поле», точные координаты не указаны. Секундная пауза и кивок. Ну что ж, значит, обойдёмся без майора.
– Продолжим у вас, Олег Тихонович.
Они перешли в кабинет Арсеньева.
– Олег Тихонович, в нашем автохозяйстве среди вольнонаёмных должен работать негр, бывший раб, зовут его Тим.
– Вы думаете, третий? – задумчиво спросил Спиноза.
– По косвенным данным – да. Очень интересно было бы побеседовать с ним. Для начала свяжитесь с автохозяйством и выясните, не привлекая излишнего внимания, где он был эти дни, что делал и всё такое, – Спиноза кивнул. – А потом, в случае подтверждения гипотезы, по пунктам. Где и при каких обстоятельствах он потерял хозяина и что тому было нужно на Русской Территории? Почему обосновался в нашем автохозяйстве? Далее. По возможности, подробнее о его бывших хозяевах и их деятельности и о его дальнейших планах. Продумайте и подготовьте беседу. Антураж по обстоятельствам.
– Понятно, Михаил Аркадьевич, – Спиноза положил перед ним аккуратно перепечатанную справку. – Уголовная, они называют себя Системой, не приняла поворот. Участвовавших мелких гангстеров сдают нам откровенно и категорично.
– Интересно. Причины выяснили?
– Уточняю. Но здесь, видимо, сработало стремление к независимости. Успех реванша означал возвращение власти Паука, а это всю Систему категорически не устраивает.
– Не хотят снова делиться? – с лёгкой иронией улыбнулся Михаил Аркадьевич.
– И это. Но ещё больше, выполнять его приказы.
Михаил Аркадьевич кивнул, быстро просматривая текст.
– Насколько раньше эта Система была встроена в экономику рабовладения?
– Косвенно. Через личные связи. Причём наиболее тесные связи оборвались в капитуляцию и последовавшую «заваруху». Так называемые «вывалившиеся», – Спиноза сделал паузу, дождался кивка Михаила Аркадьевича и продолжил: – строят свой бизнес уже на основе наёмного труда и тоже не заинтересованы в повороте. Они теряют уже налаженное хозяйство.
– «Вывалившиеся» сохраняют свой авторитет?
– Да. Их статус, как правило, остаётся прежним.
Михаил Аркадьевич кивнул.
– Хорошо. Благодарю вас. По этой линии на Паука выйти нельзя?
– Его слишком боятся, чтобы сдать нам.
– Даже сейчас?
– Даже сейчас, – кивнул Спиноза.
– Интересно. Но разработку, разумеется, продолжайте.
Ещё несколько уже чисто технических мелких вопросов, и Михаил Аркадьевич ушёл. Спиноза собрал бумаги. Кажется, Колька влип. Чего-чего, а таких фокусов – работы втёмную – генерал не любит. Но, как опять же любят говорить здешние, это уже Колькины проблемы. Значит с этим… Тимом должен был разговаривать Колька, а теперь… а, пожалуй, и к лучшему. Для дела, разумеется. Но стоит дождаться Бешеного. Он брал Чака, возьмёт, если уже не взял, Гэба, а бог любит троицу. Что-то не к добру любовь привязалась. Но где сейчас генерал?
На третьем звонке он нашёл Михаила Аркадьевича и сразу получил согласие. Когда дело, а не пустышка, генерал решает быстро.
Алабама
Спрингфилд – Диртаун
Всякий раз, когда Золотарёв наталкивался взглядом в зеркальце на невозмутимое красивое лицо, его начинало трясти. Ещё никогда, ни к кому он не испытывал такой ненависти. Всякое у него бывало, и его прикладывали мордой об стол, и не раз, и сам на смертном краю стоял, и… опять же всякое. Но такого… Ну, ладно, Юрка ни хрена не смыслит в оперативной работе, но подыграть-то мог? Ведь тоже случалось, так там подыгрывал и очень даже охотно и успешно, а тут… Ну, Юрка и есть Юрка-Мясник, врачи все малость повихнутые, мясник Юрка, конечно, классный, а на остальное у него мозги не работают, и водят его эти… спальники, точно их поганцами сами же рабы зовут, за нос как хотят, а он их покрывает. Ладно, пусть теперь только вякнет, подам рапорт об этих развлечениях на заднем крыльце, и пусть Юрка с госпитальным начальством сам и разбирается. Но эта скотина краснорожая… Нет, ломать его по-настоящему некогда. Но отплатить… надо. Сам себя перестанешь уважать, если спустишь… такому…
Эркин сидел спокойно, полуприкрыв глаза. А злится беляк, аж пена пузырится. Ну, что ж, ну, и чёрт с ним. Ещё думать о нём. Повезло парням к этому госпиталю прибиться. И жильё, и работа, и еда… всё на месте. Только… только это, пока русские здесь. А когда уйдут, так и госпиталь уедет, и куда они тогда денутся? Слайдеры, конечно, надёжней зацепились. Не обманул, значит, Фредди, уговорил Джонатана дать деньги. Интересно, как там у них обошлось? И в имении? Ну, туда свора сунуться не посмеет. А если б и сунулась, то Фредди пошмалял бы за милую душу. И Джонатан… на своей земле он шуметь никому не даст. А поворот ему не нужен, на него и так пашут, как на хозяев не пахали.
– Останови, сержант.
Свиридов удивлённо посмотрел на Золотарёва, но послушно прижал машину к обочине и затормозил.
– Оправка, – коротко бросил по-английски Золотарёв, открывая дверцу.
Эркин вылез из машины, уже уверенно перешагнул через кювет и встал спиной к дороге.
– Так, – прозвучал сзади ненавистный голос. – Отдохни, сержант, а мы прогуляемся, – и по-английски: – Вперёд.
Не оглядываясь, Эркин выполнил приказ.
Стоя у машины, Свиридов провожал их настороженно внимательным взглядом. Попала майору вожжа под хвост, щёлкнули его по носу, так теперь он… Да чёрт его знает, чего он сейчас выкинет, всего ждать можно. Ещё шлёпнет парня со злобы. При попытке к бегству. А там ещё подумать надо, как обернётся. Опасная эта штука – попытка. И повыше чинами и с побольше заслугами на таком сгорали. Поддался бы сейчас парень, сыграл, что ломается, может, и обошлось бы. Так ведь гордый, чёрт. Боялся, к смерти готовился, а не показал, так что сейчас… индейцы, они все такие… негибкие. Если упёрлись, то намертво. Что врагом, что другом, с первого раза и до самого конца. Сталкивались, знаем. Чёрт, майор порезвится, а с ним за компанию и сам залетишь. Госпитальные шепнули, что генерал опять при деле, а майор и слушать ничего не захотел, упёрся. Свет ему клином на этом индейце сошёлся. Так… и не видно уже их за кустами. Теперь только стоять и слушать. И думать, что следователю врать придётся… А… а ни хрена! Хватит ему майора прикрывать. Хоть и весело с ним, да война-то уж скоро год как закончилась, о законах да правилах с инструкциями все вспомнили, на боевые условия ни хрена теперь не спишешь…
Эркин шёл, как и велели, напрямик. Страха он не чувствовал, нет. Бояться – это думать, как увильнуть, а тут… тут всё. Ну и ладно, не всё ли ему равно где? От пули, говорят, смерть лёгкая. Брехня! Это куда попадут. Насмотрелся в этот Хэллоуин. Это Мартин их честно бил, сразу и наповал, а они…
– Стой.
Эркин остановился.
– Повернись.
Что ж, не хочет, значит, в спину, хочет посмотреть… ну, так я тебе покажу. Андрей рассказывал, как охранюги тешились. Раздеться если прикажет, так это наручники снять придётся… а если без шума, чтоб шофёр не прибежал… Медленно, чтобы не насторожить ненароком, Эркин повернулся.
Теперь они стояли лицом к лицу. Эркин быстро прикидывал. Кругом кусты, с дороги не видно… пистолета в руке нет… пока будет доставать… бить ногами в шею. Вырубить, а там…
– Ну что, всё понял?
На подобные вопросы Эркин и раньше не отвечал, а уж сейчас-то… лишь бы сволочуга подошёл. На большой прыжок в наручниках тяжело идти.
Графство Эйр
Округ Стоунфорд
Региональный лагерь репатриантов
Женя никак не ожидала, что жизнь в лагере при всей её неразберихе, сутолоке и тревогах не только сразу отодвинет Джексонвилл в прошлое, но и окажется легче и удобнее. Дощатый барак, разгороженный на комнатки хлипкими, чуть ли не картонными перегородками, узкие, как ей объяснили армейские кровати, грубое постельное бельё, украшенное в самых неожиданных местах казёнными печатями, жёсткие шершавые одеяла, общие уборные… – ну, так ей приходилось жить и в худших условиях. Зато есть столовая и горячая еда трижды в день, Алиса, как все дети, получает каждый день молоко, есть баня, хоть каждый день мойся, прачечная и прожарочные камеры, и самое главное – она не одна. Их четверо. И её никто не колет подозрительным происхождением Алисы. А Алиса…
