Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
…Джонатан, мечтательно улыбаясь, разглядывал свой стакан.
– Думаю, у Слайдеров пойдёт.
– Уже пошло, Джонни. Понемногу, но капает.
– Пусть капает, – разрешил Джонатан.
– Да, Джонни, как у тебя с Дэннисом?
– Взаимовыгодные соглашения тем и хороши, что взаимовыгодны.
Фредди кивнул.
– Дэннис здорово развернулся.
– Самое время. Кто не успел, тот опоздал.
– Ларри разместим в Колумбии?
Джонатан задумчиво отхлебнул, просмаковал и только тогда ответил:
– Такому мастеру место в большом городе. Но это не раньше весны. Зиму он проведёт здесь. Восстановит навыки. Разберёт наши завалы. И вообще…
Фредди оглядел свой стакан, медленно встал и пошёл к бару.
– Слайдеры, Дэннис, Ларри… нам придётся часто мотаться в Колумбию, Джонни.
– Да, ты прав, офис нужен.
– Мы не слишком разбрасываемся, Джонни?
– Не складывай все яйца в одну корзину, Фредди, – Джонатан сидел, не шевелясь и полузакрыв глаза, словно засыпал.
Фредди вернулся в своё кресло, оглядел переливающуюся всеми цветами радуги жидкость.
– Что это такое у меня получилось? – отхлебнул, задумчиво почмокал и решил: – А ничего вроде.
– Импровизируешь ты здорово, – усмехнулся Джонатан. – Если бы ты их ещё запоминал и повторял…
– То они бы не были импровизациями, Джонни. А тот парень так и не вышел.
– Побоялся?
Фредди пожал плечами.
– Он всё-таки пошёл за мной, но быстро отстал.
– Ты его не разглядел?
– Я… его… ощущал, – разделяя слова глотками, ответил Фредди. – Чёрт, что же это всё-таки такое? У этого парня неплохая техника. Но он не из полиции.
– С чего ты взял?
– Он пришёл в цветное время. Есть у меня одна мысль.
– Думаешь, телохранитель Ротбуса?
Фредди кивнул и отхлебнул полстакана.
– Всё, допиваю и ложусь. Так вот, Джонни. Тебя он тогда не видел, а меня очень даже разглядел. Учитывая всё остальное… Думаю, он.
– Чем это грозит Слайдерам?
Фредди пожал плечами.
– Если он думает их шантажировать прошлым, то здорово промахнулся.
– Да, этот крючок, спасибо Юри, срезан.
– Ну вот. Документы у парней в порядке, всё законно и легально. А морду ему, если будет очень надо, и сами набьют.
– А если он их пристрелит?
Фредди посмотрел на него и насмешливо улыбнулся.
– Он дважды держал меня на прицеле, но выстрелить без приказа не смог. Вспомни Гнуса.
– Да, у него был такой, – кивнул Джонатан. – Купил за бешеные деньги. Тоже гриновского.
– И вспомни, как Гнуса кончили. Вырубили голос, и телохранитель спокойно стоял и смотрел. Нет, настолько, чтоб нам переселяться в Колумбию, он не опасен.
– Зачем он пошёл за тобой?
– Я давал ему шанс подойти, – Фредди пожал плечами. – Он не захотел.
– В следующий приезд попробуем выманить, – решил Джонатан. – Но умён. Нашёл, где прятаться.
– В большом городе легче затеряться. Это тебе не прерия в Аризоне, где любого за мили видно, – хмыкнул Фредди. – Элементарно. На парней у него выхода нет, это главное.
Джонатан кивнул, потянулся.
– А хорошо дома.
Фредди усмехнулся и встал.
– Утреннюю дойку не проспи, лендлорд. И Монти ночью не тревожь. А то ты к нему каждые два часа бегаешь.
– Забыл, как сам ночевал на скотной, когда Розочка телилась? – засмеялся Джонатан.
– Монти телиться не собирается. Пока не собирается! – Фредди поставил пустой стакан в бар и потянулся, упираясь кулаками в поясницу.
– Тонкое наблюдение, – одобрил Джонатан и встал. – Засиделись мы сегодня.
– Так всё спокойно, – улыбнулся Фредди. – Можно и расслабиться.
Тетрадь тридцать четвёртая
Алабама
ВЧ № 4712
Они собрались, как и в прошлый раз, у Спинозы. Но сегодня Гольцев привёз ещё Аристова, а Золотарёв – неожиданно для всех – Бурлакова. Если Аристова знали все, так как все у него под ножом побывали, то высокий седой старик в штатском костюме, одновременно небрежном и элегантном, удивил их… не то слово.
– Бурлаков Игорь Александрович, – представил его Золотарёв. – Историк, профессор, боец Сопротивления.
– Здравствуйте, Игорь Александрович, – улыбнулась Шурочка. – Слышали о вас.
Старцева появление Бурлакова обрадовало. Он тоже слышал о нём, читал его довоенные книги, и лучшей кандидатуры на поездку к Бредли ему не найти. Нужно будет только улучить момент и договориться.
Общая сумятица и неразбериха первых минут. Неизбежный и обязательный чай, бутерброды, вопросы об общих знакомых, малопонятные непосвящённым реплики. Старцев поглядывал на Бурлакова. Но старика все эти непонятки, похоже, не смущали. Очень легко, очень естественно… чего не понимает, о том догадывается. А с Аристовым, похоже, уже знаком, поздоровался чуть сердечней, чем с остальными.
– Ну, – Золотарёв допил свой стакан и протянул его Гольцеву, сидящему рядом с чайником. – Налей ещё, Саш. Пусть стынет.
– Как ты можешь остывший чай пить? – пожал плечами Гольцев. – Это же помои.
– Холодный чай в жару очень даже ничего, – возразила Шурочка, подкладывая бутерброды своим соседям.
– Холодный и остывший… как говорят на нашем юге, две большие разницы. Держи стакан, Коля.
– Ага, спасибо. Ну, кто чего узнал о наших объектах, имел контакты и так далее. Спиноза, Юра, Гена?
– Есть кое-что, – кивнул Старцев.
– Игорь Александрович и я напоследок. Спиноза, ты начнёшь?
– Хорошо, – Спиноза поправил очки и улыбнулся. – Итак, по моей сфере. Джонни-Счастливчик и Фредди-Ковбой. Личности в этой среде известные. Как пишут в наших характеристиках, пользуются уважением коллектива. Не входят ни в одну группировку, работают только на себя, никому дорогу не заступают.
– А им?
– Таковые исчезают, не успев предпринять что-либо серьёзное.
– Лихо, – покрутил головой Гольцев.
– Далее. Фредди – киллер. Чистильщик. Работает с гарантией. Берёт очень дорого. Очень. Но работа всегда чистая. Последние три года практически заказов не брал. Десять лет назад вышел из Уорринга. Вернее, его выкупили для работы. И где-то за четыре-пять лет сумел расплатиться. Уникальный случай. После этого работал только на себя. Молчалив, выдержан, не хмелеет от любого спиртного. Ни от карт, ни от женщин головы не теряет. Счастливчик-Джонни. Игрок. Знает всех и известен всем. Вхож во все круги. Везде свой. От притона до салона.
– Между ними существует разница? – хмыкнул Новиков.
– Браво, Костя, – улыбнулся Спиноза. – Но дальше. Как игрок не знает равных. Выигрывает у кого хочет и как хочет. Проигрывает только тогда, когда это действительно нужно. И ещё. Занимается камнями.
– Ого!
– Вот это да!
– С ума сойти!
Спиноза переждал взрыв эмоций, поправил очки и продолжил:
– Камнями занимаются многие, но по-настоящему в них разбирается только Бредли. И помимо всего прочего, зарабатывает весьма прилично на консультациях. А так… Обаятелен, инициативен, дамский угодник, но постоянных привязанностей нет. Фактически это тандем. Лидируют по очереди.
Спиноза улыбнулся и занялся бутербродом. Золотарёв обвёл всех довольным взглядом. Старцев прикусил изнутри губу, чтобы не выдать себя. Всё сказанное, несомненно, правда, но… додумать он не успел. Потому что заговорил Аристов:
– Как я понимаю, моя очередь. Но сначала ответьте вы мне. Чего вы к ним прицепились?
Общий полувздох-полустон пронёсся по комнате.
– Ну, Юра!
– Опять двадцать пять!
– То Гена нам душу мотал, теперь ты…
– Я врач, – Аристов с наслаждением отхлебнул чаю. – Хирург, мясник и так далее. И ваши тонкости, нюансы и изыски не для моих проспиртованных мозгов. Объясните просто и внятно.
– А чем они тебе так понравились, Юра, – лениво спросил Золотарёв.
Аристов улыбнулся.
– Коля, так и я умею. Мои рассказы после ваших ответов. Ясно?
Бурлаков слушал перепалку с явным удовольствием.
– Юра! – Новиков резко отодвинул свой стакан. – Тебе всё объясняли. И я, и остальные.
– А что ты мне объяснил? Что хочешь спасти несчастного спальника от страшного киллера? Тоже, понимаешь, нашёл Красную Шапочку. Да любой спальник киллеру сто очков по этой части вперёд даст. И вам всем, кстати, тоже.
– Ну, это ты загнул, Юра, – в голосе Гольцева было столько искренней обиды, что все рассмеялись.
– На правду обижается только дурак, – поучающим тоном заметил Аристов.
– Это ты сначала докажи, – потребовал Гольцев.
– Что доказать? Что ты дурак, Саша? – невинно поинтересовалась Шурочка.
Аристов жевал бутерброд, демонстрируя полную незаинтересованность.
– Ну, Юра, ну, будь человеком, – сменил тон Гольцев. – Ты их так расписывал. Мягкие, ласковые, привязчивые, нежные. Не парни, а…
– Клубничное мороженое, – подсказал Золотарёв.
– Что ж, Юра? – подхватил Новиков. – Ты в отчётах дезу лепил?
– Зачем? – Аристов прожевал бутерброд и пожал плечами. – Всё правда. Они такие и есть.
– Так чего ж ты…
– А это тоже правда. Кто из вас может убивать голыми руками без следов? Скажем… скажем, в душевой?
– Утопить можно в ванне, – сразу ответил Гольцев. – Но под душем? И без следов?
– А они это умеют. Или человек засыпает и не просыпается. Ни ран, ни травм. И ядов у них тоже никаких нет.
– Юра. Но… мотивы?
– Ах, вам ещё и мотивы?! – лицо Аристова стало серьёзным, даже жёстким. – И мотивы столь же… необъяснимы, как и способы. Киллер убивает за деньги, так? А они, скажем, за храп или за крики во сне.
– За что?!
– Юрка, ну…
– А вот, скажем, такое… Убить человека, с которым… которого только что ласкал, ублажал, не насиловал, нет, был нежен и страстен, подлаживался под его желания, выполнял все капризы. А после, когда… тот заснёт, кладут ему на лицо подушку и держат. Потом подушку подсовывают под голову, придают нужную естественную для сна позу, встают и уходят. Всё.
– Они что, и женщину так могут? – вырвалось у Шурочки.
– Могут, – кивнул Аристов. – Для них это без разницы.
– Но… но кто же они тогда?!
– Люди, – твёрдо ответил Аристов. – Со своими представлениями о гордости и чести. Очень памятливые. Мстительные и благодарные сразу. Очень верные, заботливые…
– Убийцы?! – возмутился Золотарёв.
– От пацифиста слышу, – огрызнулся Аристов. – И ты бы посмотрел, Коля, как они тяжелораненых выхаживают! – Аристов достал сигареты, закурил и продолжал уже внешне спокойно: – Ни один из них сам себе этой судьбы не выбирал. У них была одна задача – выжить. И только сейчас они учатся жить. Они – люди!
– Ладно, – примирительно сказал Золотарёв. – К этому мы ещё вернёмся. А вот Трейси и Бредли…
– Что Трейси и Бредли?! – взорвался Аристов. – Что они сделали?! Все их… противозаконные деяния совершены до капитуляции Империи. Какой закон они нарушают сейчас?
– Я согласен, – не выдержал Старцев. – Имение Бредли приобрёл законно, трудовое законодательство блюдёт…
– Играет напропалую, – перебил его Золотарёв.
– Азартные игры не запрещены, – огрызнулся Старцев.
– Как и махинации с камнями? – ехидно спросил Золотарёв.
– В списке выведенного из торгового оборота драгоценности не значатся. Купля и продажа законны.
– Это скупка краденого законна? Генка, ты чего?!
– Это ещё надо доказать. С нами, с военной администрацией у Бредли конфликтов нет, а с местной криминальной пусть он сам разбирается. Она уже функционирует. И у Трейси то же самое.
– А убийство Ротбуса?
– Их алиби доказано. Ротбуса мы сами поставили вне закона. Его убийство подлежит расследованию, но без последствий.
– Гена, это мы уже обсуждали, – остановил его Спиноза. – Как я понимаю, и ты, и Юра за Бредли и Трейси. Так?
– За – это против кого-то, – сразу возразил Старцев. – Да, я общался с ними. И летом, и недавно. Летом с Бредли, а сейчас с обоими. Был в имении. Говорил с работниками. Они могут быть уголовниками по деяниям, но психология у них… качественно иная. Они оба, прежде всего, работники. Им не надо дармового. У уголовника взгляды другие. Весь мотивационный комплекс другой.
Аристов кивнул.
– Согласен. Хорошие мужики.
– Киллер и шулер?
– Коля! – Гольцев резко поставил стакан. – Мы сами, мы – ангелы? И всегда строго по закону действуем?
– Инкриминировать им мы можем только их уголовное прошлое, – сказал Спиноза. – И то мало доказуемое. Но…
– Вот именно, но! – Старцев закурил.
Наступило молчание. Нарушил его Бурлаков.
– Никак не думал, что окажусь свидетелем такой дискуссии.
– Игорь Александрович, – сразу оживился Золотарёв. – А вы что скажете?
– Об этих людях ничего. Я работал в архивах. А там… – он улыбнулся. – Я нашёл там упоминания о Джонатане Бредли. Но тот Бредли умер тридцать с лишним лет тому назад, сейчас ему бы было сильно за восемьдесят. И сколько лет, кстати, вашему Бредли?
– Где-то тридцать – тридцать пять, – не слишком уверенно ответил Старцев.
– Да, около этого, – кивнул Спиноза. – Трейси чуть постарше. Да, и не надо так на меня смотреть. Я люблю точность, но сейчас мы говорим об их реальном возрасте, а не о том, что написано в их документах.
– Так что, этот Бредли годится тому только во внуки? – усмехнулся Новиков.
– Может, действительно, внук? – предположил Гольцев.
Бурлаков пожал плечами.
– Да нет, – сразу сказал Золотарёв. – Вряд ли такой тип будет жить под своей подлинной фамилией.
Спиноза молча кивнул.
– Логично, – согласился Бурлаков. – Так вот. Тот Бредли принадлежал к десятку богатейших людей Империи, хотя основа богатства была заложена гораздо раньше. Но стремительно разоряется. И уже в начале войны семья сходит на нет. После смерти Джонатана Бредли из всего его потомства и ближайших родственников остаётся старший сын Леонард с женой и детьми. Леонард с женой погибают в автокатастрофе. Но семья уже разорена, и с девяносто пятого года перестаёт упоминаться.
– Да, похоже, просто взял себе это имя.
– Да, это довольно распространённая практика, я говорил вам, Николай Алексеевич. Имя подлинное, но носителя заведомо нет. Что ещё? Разорялись и гибли Бредли не сами по себе, а им очень умело и целенаправленно помогали. И по косвенным признакам там немалую роль сыграла Служба Безопасности Империи. Если заняться детально и отследить кому, в конечном счете, ушло имущество Бредли, то получим и инициатора процесса. Да и сам по себе этот процесс достаточно интересен. Когда-нибудь, – Бурлаков мечтательно улыбнулся, – я этим займусь.
– Интересно, – согласился Старцев.
– Но к нашему делу не относится, – закончил фразу Новиков, смягчая смысл улыбкой.
Спиноза принёс горячий чайник, а в опустевший налил воды и поставил на плитку.
– Конвейер, – усмехнулся Гольцев.
– А что с вами, чаехлёбами, поделаешь? – хмыкнул Спиноза, садясь обратно к столу. – Ну что? Из всего вышесказанного вывод. И Бредли, и Трейси на редкость обаятельны и контактны.
Аристов кивнул, и Спиноза продолжил:
– Всё верно. И что они уголовники, и что их уцепить не за что. И незачем. Но интересно. Юра, всё-таки без ора и прочего, что ты о них думаешь?
– Хорошие мужики, – улыбнулся Аристов. – И ты сам сказал, Олег, – удивлённые взгляды большинства скрестились на нём: как-то забылось, что Спинозу на самом деле зовут Олегом Арсеньевым. Но Аристов, словно не заметив, спокойно продолжал: – Это тандем. Слаженный, сработанный, но в то же время… мальчишки. Подначивают, дразнят друг друга, берут на слабо.
– Здорово! – засмеялся Гольцев. – А после того раза они ещё приезжали?
– Да, привезли работника на обследование и лечение.
– И что у парня?
– Они боялись туберкулёза, я, кстати, тоже. Высокий, измождённый, кашель, одышка… Но оказалось не так страшно. Процесса нет. Плеврит. Хронический плеврит травматического происхождения. А на языке бывших рабов «отбитая дыхалка».
– Это его Трейси так отделал?
– Да ну тебя, Коля, повёз бы он его тогда к врачу?! – возмутилась Шурочка. – Сам подумай.
– Этот работник цветной?
– Да, Костя. Негр. Сейчас… да, Левине.
– Ага. Поговорить любит?
– Нет, – Аристов немного насмешливо улыбнулся. – Как раз нет. О себе рассказывает, вернее, отвечает на вопросы о здоровье. Ему тридцать лет, где-то с десяти, а может, и чуть раньше был у хозяев. В основном, домашним рабом, то есть работал по дому, и последние два года перед освобождением дворовым в имении. Зимой, в период, как все здесь говорят, заварухи голодал, его избивали, причём били в основном бывшие же рабы. У него развивалась дистрофия. Где-то с марта он в имении Бредли. Ему давали работу по силам и кормили. А вообще-то он на контракте.
– Бредли нанял больного?!
– Получается так. Интересно, но Левине избегает называть их по именам. Говорит «он», а если об обоих, то «они».
– Действительно, интересно, – кивнул Гольцев.
– И что же? – подался вперёд Новиков. – Забит, запуган, так?
– Я бы не сказал, – задумчиво возразил Аристов. – Тихий, да, но это уже характер. Молчаливый. А теперь держитесь. Грамотный.
– Негр?!
– Раб?!
Удивился и Бурлаков.
– По законам Империи обучение раба грамоте преступно. Обучивший подлежал помещению в лагерь, а раб уничтожался. Бредли знает?
– Возможно, – пожал плечами Аристов. – Я не спрашивал. Бредли оплатил обследование, месяц стационара, процедуры, усиленное питание… всё, что нужно. И еще, похоже, самому Левине оставил деньги. Фредди сходил в общежитие, поговорил с нашими… работниками. Попросил морально поддержать парня.
– Ни……… себе! – выдохнул Гольцев.
Шурочка укоризненно посмотрела на него, но промолчала. Остальные явно высказались не слабее, но про себя.
– Во-во, – кивнул Аристов. – Даже наши парни пришли от этого в лёгкое обалдение. Они попробовали попугать Фредди, зажали его в кольцо и были потрясены его выдержкой. Как мне его охарактеризовали: «беляк, а мужик стоящий».
– Да, такая характеристика… – покачал головой Спиноза.
– Кстати, – улыбнулся Старцев, – цветные пастухи на перегоне прозвали Фредди «грамотный и не сволочь».
– Ого! – вырвалось у Гольцева. – Это надо заслужить.
– Да, – кивнул Новиков. – Я тоже это ещё в Мышеловке слышал. И он же председатель ковбойского суда чести.
Гольцев задумчиво оглядел бутерброд и откусил сразу половину.
– Саша, ешь спокойно, я тебе ещё положу, – Шурочка оглядела тарелки мужчин. – Что ж, Фредди личность примечательная, кто бы спорил. Кстати, с его профессией киллера плохо сочетается. Юра, а ещё что интересно у тебя есть?
– О Левине? Да главное я сказал.
– А со здоровьем у Бредли с Трейси как? – улыбнулась Шурочка. – Чтоб ты да не осмотрел их, в жизни не поверю.
– И не надо, Шурочка. Осмотрел, конечно. Оба практически здоровы. У Фредди есть старые дырки, все заделаны весьма квалифицированно. А у Джонатана ни одного шрама.
– В него что, не стреляли? – удивился Золотарёв.
– Значит, не попадали, – справился наконец с бутербродом Гольцев.
– Думаю, Фредди их заранее отстреливал, – засмеялся Спиноза. – Но в целом интересно. Очень интересно. Спасибо, Юра.
– На здоровье, – хмыкнул Аристов.
– Интересно было бы на них посмотреть в домашней, так сказать, обстановке, – улыбнулась Шурочка.
Старцев пожал плечами.
– В принципе ничего особо выдающегося. Обычные люди.
– Ты был у Бредли в имении?
– Да, заезжал, – Старцев решил не распространяться о цели своего визита и поэтому стал рассказывать: – Бредли купил это имение ещё в январе, на одном из первых наших аукционов, это вы знаете, разрушенным, в полном развале. И многое успел. Протащил меня по всем постройкам, показал, похвастался… Ну, что? Он и здесь оригинален. Хозяйственные все постройки, сараи там, загоны, конюшня, скотная, птичник, кладовки… всё в полном и почти образцовом порядке. Дыры залатаны, окна вставлены, двери навешены. А Большой Дом, это…
– Знаем, Гена, не надо.
– Ну, так что с ним? Не приступали?
– Более того. Его разбирают, используя как строительный материал для всего остального. В ход идёт буквально всё. Ну, – Старцев улыбнулся. – Ну, например, тщательно собраны все осколки стекла и фарфора, до мельчайших!
– Зачем?!
– Крупные осколки оконного стекла на окна и пошли, а всю мелочь смешали с цементом и этой смесью обмазаны птичник и кладовки, прежде всего продуктовые. Как мне объяснили, чтоб крысы не наглели.
– Остроумно, – засмеялся Бурлаков.
– Да, – кивнул Старцев. – Естественно, меня интересовали отношения с работниками. В принципе, там работали наши комиссии, как и везде. Так что ничего особо нового я не увидел. Кроме одной детали.
– Ну?
– Ну, Ген, давай!
– По имению бегают пятеро негритят от пяти до десяти лет. Их ни одна комиссия не видела и по документам там детей ни у кого не было. Похоже, они прятались, или, что точнее, их прятали. Мне сказали, что они в имении с весны. Говоря по-ковбойски, – Старцев перешёл на английский, – приблудились.
– Как?
– Чьи они?
– Мне сказали, что ничьи. И спросили моего совета, что с ними делать.
– И что ты сказал?
– То, что есть. Безнадзорные дети моложе двенадцати лет должны быть в приюте. Альтернатива – усыновление.
– Ну, и что?
– Вариант приюта не понравился. Особенно Фредди.
– Я перебью, Гена, – вмешался Аристов. – У нас есть отличный психолог, работает со всеми бывшими рабами. Так вот он говорит, что у этого Левине в имении остался сын, восьмилетний, и он сильно переживает, как бы сын не забыл его, потому что они, цитирую, вместе всего два дня были.
– Значит, разобрали малышню по семьям, – кивнул Старцев. – Так вот, всю весну и лето их кормили и одевали. Одеты чисто, во всё целое, щекастые, сытые… Причём сам Бредли любит рассуждать о выгоде и невыгоде.
– Благотворительностью не занимаюсь, – Аристов попытался передать интонацию Джонатана.
– Во-во, – закивал Старцев. – Его любимая фраза.
– Ещё что, Гена?
– Интересно, давай.
– Ну что. Меня накормили ленчем и обедом, напоили коктейлями.
– И где была трапеза?
– В их домике. Понимаете, есть там маленький домик. По моим прикидкам, на две комнаты. Там они и живут. А у остальных… комнаты в рабском бараке, выгородки, по-местному.
– Понятно, – кивнул Гольцев.
– А угощали тебя чем?
– Замечательно угощали, – рассмеялся Старцев. – На ленч были обычная простая каша, пресные лепёшки и обычный кофе. А к лепёшкам… паштет из гусиной печёнки, хорошие шпроты, пикантная телятина в желе, что-то остро-маринованное… Всё из консервных банок.
– Однако! – протянул Золотарёв. – Совсем интересно.
– А на обед?
– Примерно то же сочетание очень простых, полурабских, я бы сказал, блюд с деликатесными консервами. Посуда… сборная солянка из уцелевшего.
– А коктейли?
– Очень вкусные, очень… своеобразные и практически безалкогольные. Делают они их оба мастерски. Как скажи, учились на барменов специально.
– Не исключено, – задумчиво сказал Спиноза. – Ну что, в самом деле, интересно. Думаю, можно подбить итог, – Золотарёв кивнул. – Нужно отступить. Ни Бредли, ни Трейси мы не возьмём.
– Ни в лоб, ни с боков, – кивнул Гольцев.
– Правда, – Спиноза улыбнулся, – есть ещё эти два пастуха. Спальник и лагерник. Но где их искать?
– Лагерник? – переспросил Бурлаков.
– По косвенным данным, – твёрдо ответил Спиноза, – да.
– Но два контраргумента, – так же твёрдо сказал Аристов. – Это здоровая психика у парня – раз. А она здоровая. Я говорил с этим Левине. Он помнит обоих пастухов. В имении они были недолго. Два или три дня в начале, потом ушли со стадом, и столько же в конце, когда привели в имение лошадей из Бифпита и ждали расчёта.
– Ну, и что он о них говорит?
– Хорошо говорит. Его они не обижали. Оба работящие, дело себе сами находили. Индеец постарше, сдержанный, а белый как мальчишка, балагур, остряк, заводила. Любитель поесть, приударить за девчонкой. Живёт весело.
– А… особенности какой он не назвал? – с надеждой спросил Золотарёв. – Ну, приметы?
– Приметы? Светловолосый, голубоглазый, ну, что ещё? Чай любит больше кофе. Заваривал себе чай сам и всех угощал.
– Точно! – встрепенулся Гольцев. – Меня они тоже чаем угощали. Трейси-то чай явно из вежливости пил, а парни им от души наливались.
– Индеец-раб с чаем раньше познакомиться никак не мог, – рассуждая, сказал Спиноза. – Инициатор чаепития не он.
– Да, – кивнул Аристов. – Все наши парни с чаем столкнулись в госпитале, некоторые его до сих пор «русским кофе» называют.
– Любят чай?
– По-разному. Есть один, так он чай из принципа пьёт, в память о русском сержанте, который его спас. Ещё некоторые видят в чае символ свободы, а для большинства главное – сытость, а вкус неважен.
– Любит чай, – задумчиво сказал Новиков.
– Да, – кивнула Шурочка. – И крутился у нашего дома, а у нас информация утекала. Так что он знает русский. Но вроде мы об этом уже говорили?
– Да, но тогда не договорили, – Гольцев приподнял и поставил на стол, пристукнув, свой стакан. – Парень русский. Всё сходится.
– Да, – Спиноза с улыбкой покачал головой. – Непротиворечиво.
– С ума сойти! – вырвалось у Старцева. – И мне ведь говорили, ну, наши шофёры, с которыми он играл. Что парень, ну, совсем нашенский. Значит, вот оно что.
– Сколько ему лет? – тихо спросил Бурлаков.
– Лет двадцать мы определили, но очень примерно, по косвенным, – ответила Шурочка. – А что? Что с вами? Игорь Александрович?
Бурлаков сидел, закрыв лицо ладонями. И на вопрос Шурочки он ответил, не убирая рук.
– Я нашёл в архиве СБ своё дело и дело семьи. Их всех, жену и детей, арестовали в сто одиннадцатом, десять лет назад. Жену и дочерей убили на допросах, а сына… его отправили в спецприют, для перевоспитания. И через два года… как неисправимого… в лагерь. Сейчас… моему Серёже… ему двадцать лет… было бы. Он был светленьким, белоголовым… – он замолчал.
Наступила долгая, мучительная тишина. Никто не решался заговорить. Лагерник, двадцать лет, русский, светловолосый…
– Это слишком… – Золотарёв оборвал фразу.
– Да, – Бурлаков по-прежнему закрывал лицо, – разумеется, вы правы. Это слишком… большая удача. Я понимаю. Я всё понимаю.
– Игорь Александрович, – очень мягко сказал Аристов. – Ведь это только гипотеза. И я утверждаю. Этот парень не может быть лагерником.
– Почему? – резко обернулся к нему Золотарёв.
– Потому что индеец – спальник. Я говорил уже и повторяю. Спальники и лагерники не могут сосуществовать, о каких-то более тёплых чувствах я и не говорю. Когда… ладно, скажу… когда к нам привезли этих двух… лагерников, так парни специально ходили просить, чтобы их не ставили на эти палаты. Они боятся. Боятся самих себя. Что не смогут удержаться.
– У вас есть лагерники? – удивился Золотарев. – Что же ты молчал, Юра?
– Приказано было, вот и молчал. Да и о чём говорить? – Аристов закурил. – Несчастные люди. Такого… букета болезней и травм я, признаться, не встречал. Одного вытащили из рва. Случайно. Второго нашли… тоже у рва. Вылез и лежал на краю. Замерзал.
– Так они что, с зимы у вас?
– Нет. Их сразу пришлось ещё тогда к Романову.
– В центральную психушку? Знаю, – кивнул Золотарёв.
– Там их чуть-чуть подлечили и привезли к нам. Слишком сложный… букет.
– А поговорить с ними?
– Никаких разговоров, – отрезал Аристов. – Да и разреши тебе, толку не будет.
– Почему? – напрягся Золотарёв.
– Потому что они там. В лагере. Они не понимают, ни где находятся, ни кто вокруг.
Бурлаков наконец справился с собой, открыл лицо, взял свой стакан и не спеша размеренными глотками выпил остывший чай.
– Да, Николай Алексеевич, я видел их, пытался поговорить. Это бесполезно.
– И какой прогноз? – спросил Гольцев у Аристова.
– Медицинский? Касательно чего? Язвы зарубцуются, разрывы срастутся, это мы сделаем, полного восстановления, конечно, не будет, но в стационаре при постоянных процедурах будут жить. А психика… Боюсь, необратимо. Вот и два аргумента. Нормальная психика у парня. И дружба со спальником. Невероятная комбинация.
– Да, – кивнул уже спокойно Бурлаков. – Но знаете, Сопротивление приучило меня к тому, что невероятного нет. Ну, а эти парни, Николай Алексеевич, вам зачем?
– Лагерник нужен, сами понимаете, как свидетель. Спальник… – Золотарёв пожал плечами. – Да, пожалуй, ни за чем не нужен. Даст нам лагерника и всё.
– И всё? – переспросил Аристов. – Да ни черта он не даст. Ни Бредли, ни Трейси, ни, тем более, этого парня. Спальники…
– Ладно, Юра, – Золотарёв насмешливо улыбнулся. – Поживём – увидим.
– Сначала их нужно найти, – улыбнулась Шурочка.
– Найдём.
– Через Бредли и Трейси?
– Шурочка, не язви. Конечно, получается замкнутый круг. Пастухи нам нужны, чтобы прижать Бредли и Трейси и получить от них информацию о местонахождении пастухов.
– Ну-у, – Гольцев присвистнул. – По этому кругу мы до второго пришествия бегать будем.
Шурочка оглядела опустевшие тарелки.
– Спиноза, где у тебя продукты?
– Сейчас.
Новую партию бутербродов готовили совместно, разговаривая о всяких пустяках. И вернулись к прежней теме, только сев опять за стол. И начал Бурлаков.
– Я вот о чём думал. Вот вы найдёте парней. Этих пастухов. А дальше что? Как вы будете с ними разговаривать?
– Игорь Александрович, – засмеялся Золотарёв, – «Как» это не проблема. Когда нужно получить информацию…
– А если они не захотят… давать вам информацию?
– Ну, Игорь Александрович, это уже совсем пустяки. Я уже допрашивал индейца. В принципе, если умело надавить, и этот парень заговорит.
– Надавить? – переспросил Бурлаков. – Вы считаете его лагерником и собираетесь… допрашивать под давлением?
– Я сказал: умело. И не его, а спальника.
– Результат будет тот же, – усмехнулся Аристов. – Когда они не хотят, то заставить их невозможно.
– Ну, найдём и посмотрим.
– Найди, – пожал плечами Аристов.
– Юра, – Золотарёв отпил чаю, оглядел тарелки, выбирая себе бутерброд. – Чего боятся спальники? Кроме физической боли.
– Её они как раз не боятся, – Аристов поправил очки. – Их наказывали током, прикрепляя электроды к телу. А перегорая, они испытывали такую боль, что относятся к ней спокойно.
– Юра, я спросил: кроме?
Аристов поставил стакан и поглядел на него.
– Коля, пытка – всегда пытка. В этом я не помогаю.
– Ладно, – Золотарёв был подчёркнуто благодушен и покладист. – Если я к тебе привезу этого парня, индейца, ты дашь заключение: спальник он или нет?
– Дам, конечно. Осмотрю и дам. Если будет официальный запрос.
– Будет тебе запрос, будет.
– Хочешь напугать его больницей, – понимающе улыбнулся Гольцев. – Ну-ну, Коля.
– Да, – кивнул Новиков. – Индейца, конечно, найти легче. Особенно сейчас, когда основная масса вывезена.
– Голубоглазых блондинов пруд пруди, а красивых индейцев со шрамом на правой щеке… – Золотарёв победно улыбнулся.
– Ну ладно, ну, найдёшь ты его, а дальше что? – спросил Старцев.
– Дальше я у него, – Золотарёв насмешливо посмотрел на него и сидящего рядом Аристова, – предельно тактично и деликатно выясняю всё, что мне нужно о Бредли, Трейси и лагернике. Молчать сразу обо всех он не сможет. Либо он мне сдаёт лагерника, чтобы прикрыть Бредли и Трейси, либо сдаст их, прикрывая лагерника. В первом варианте я сразу беру лагерника и работаю с ним. Во втором варианте я беру за жабры Бредли и Трейси и получаю лагерника уже от них. Сбрасываю ненужное и работаю уже с лагерником. И конечно, на лагерника сразу подключаетесь вы, Игорь Александрович. С вашим Комитетом.
– Спасибо за предложение, Николай Алексеевич. Значит, вы допрашиваете под давлением бывшего лагерника, а я, член Комитета бывших жертв и узников Империи, вам помогаю. Интересно.
