Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
– Стой. Лицом к стене. Пошёл.
Вот и пришли. Фредди вошёл в уже знакомый кабинет. Да, кабинет тот же, но за столом… другой. Передали другому? На погонах больше звёздочек, чином, значит, выше… Стоп, морда знакомая. Откуда знаю, где видел? Да, точно. Тогда в резервации Эркина мордовал. Ну, меня ты на колени не поставишь. Эркин тогда вмёртвую стоял, умыл тебя. Посмотрим на тебя, погонник, каков ты в серьёзном деле.
Золотарёв с удовольствием рассматривал усаживающегося за допросный стол высокого черноволосого ковбоя. Даже улыбается, ну, наглец. Ничего, сейчас обломаем. Ну, поулыбайся, посмотрю, как ты будешь дружков сдавать, лишь бы свою шкуру вытащить.
– Имя? Фамилия?
– Фредерик Трейси.
– Год рождения? Место рождения? Род занятий? Место постоянного жительства?
«Чёткие уверенные ответы. Неплохо держится. Легенду выучил – от зубов отлетает. Ничего, сейчас дадим осадку. Но… пусть расслабится».
«Решил всё заново, думает, на мелочах поймать, ну-ну, пыхти, записывай. А чего стенографистку не посадил? Конфиденциальность обеспечиваешь? Валяй, посмотрим. И такое уже бывало».
– Вы задержаны с оружием. Куда и зачем направлялись?
– К друзьям.
– И три автомата в подарок? Неплохо. И где живут ваши друзья?
– В Джексонвилле.
– Правильно. Отправиться в Джексонвилл пострелять – неплохая идея. Хэллоуин, веселье, розыгрыши, не так ли? Это ваша идея или Бредли?
Фредди неопределённо повёл плечами. На такие вопросы лучше не отвечать.
– Не слышу ответа, Трейси.
– Моя.
– Отлично. Значит, Бредли не при чём?
«Сволочь ты мундирная, но Джонни я, конечно, зря потянул, надо было ехать одному».
– Или у Бредли свои интересы в Джексонвилле?
– Не знаю.
– Лендлорд не советуется с ковбоем, – Золотарёв понимающе кивнул, отложил ручку, которой играл, и насмешливо улыбнулся: – И давно вы у него в ковбоях?
– С прошлого Рождества.
– А до этого? – Золотарёв улыбнулся так ласково, что Фредди невольно напрягся. – А до Уорринга?
Страшным усилием Фредди заставил себя сидеть спокойно. Вот оно! Вот теперь началось. Значит, парни – только предлог, нужны они, нужен Джонни.
– Никогда не врите в том, что можно проверить, – отечески заботливо посоветовал Золотарёв. – Итак… десять лет назад, не будем цепляться к мелочам месяцев и дней, вы вышли из Уорринга и стали Фредериком Трейси. Ну?
«…Неужели у карты был дубликат?! Если он у них…»
– Я не понимаю, о чём вы говорите.
– Ладно, – покладисто кивнул Золотарёв. – Оставим пока. Ваша биография столь богата, что можно найти массу других не менее интересных моментов. Назовите ваших друзей в Джексонвилле.
– Нет.
– Ну, Трейси, не будьте глупцом. Это же ваше алиби. Вы уверены, что они нуждались в вашей защите?
– Да.
– Почему? Парни опытные, ушлые, отбились бы и без вас. Или они вам так дороги?
– Да.
«Сейчас будет вопрос – почему? А что отвечать? Но если есть дубликат, то почему не назвал подлинного имени? Блефует?»
– Откуда у вас автоматы?
«Да что он, как блоха, скачет? Ну, это мы с Джонни ещё когда обговорили».
– Подобрали на дороге в капитуляцию.
– Так они там и валялись?
– Да. Там тогда много чего валялось.
– Почему три автомата?
«А попробую-ка я тебя на срыв».
– А сколько надо?
Золотарёв на мгновение стиснул зубы, но продолжил прежним тоном.
– Вас двое, их двое, всего четверо. Одного автомата не хватает.
Фредди перевёл дыхание и сожалеющим тоном ответил:
– Больше не было.
У Золотарёва бешено дёрнулось лицо, но он сдержался.
– Что ж вы такие бедные, что и вооружить шестёрок нечем?
У Фредди посветлели глаза, но он промолчал.
– Ладно, Трейси, пока, Трейси, – Золотарёв всё-таки сменил тон на более жёсткий. – Что же ты такой опытный киллер, а сам не взялся, заказ сделал.
– Я никому ничего не заказывал, – медленно ответил Фредди.
– А Ротбуса? Ну, киллер? Сам смотался, алиби себе сделал, а послал других.
«Это я уже слышал, недалеко ж ты от того негра ушёл. Как Джонни говорит? Стандартное мышление. Дурак, на этом меня не прижмёшь. На горячем не взяли, а уж сейчас…»
– Чего ж молчишь?
– Я не знаю, кто убил Ротбуса.
– Думаешь, они твой заказ ещё кому сплавили? – озабоченно спросил Золотарёв. – Это ты на парней зря держишь. Они из твоей воли не выходили. Даром ты, что ли, так о них заботился, курицей-наседкой над ними, как над цыплятами, прыгал. Отец родной, а не пахан. Ну? Не так, что ли? Так. Чего молчишь?
Фредди глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Вы же меня не спрашиваете.
– Ловок, – одобрил Золотарёв. – Так ведь о чём спрашивать? Сам подумай. Всё и так ясно. Где лагерник, Трейси?
– Какой лагерник?
– Ну, Трейси, договорились же, – укоризненно сказал Золотарёв. – Не ври, где я знаю правду. Два парня. Один – спальник, другой – лагерник. На перегоне ты их за пастухов держал. И зачем они тебе, тоже ясно. Спальник всегда под рукой должен быть. Конечно, сексуальные потребности – вещь серьёзная и важная. Милашки в городе, а на перегоне спальник удобнее. Раб, что ему прикажешь, то и будет делать. И лагерник зачем тебе, тоже ясно. Парень битый, крови не боится, чужая жизнь ему нипочём, дешевле сигареты. Удобно, кто спорит. И почему оба вместе, тоже ясно. Один заартачится, ты другому мигнёшь, и первого не станет. Спальник с лагерником – враги смертные, – Золотарёв улыбался, разглядывая побледневшее под загаром лицо и светлые до прозрачности глаза с крохотной точкой зрачка. – Сильно их лупцевать пришлось, чтоб друг друга без приказа не прирезали, а? Ладно, Трейси, это были твои проблемы. Спальника можешь оставить себе, раз он тебе так понравился. А лагерника придётся отдать. Оба парня были в Джексонвилле. Где лагерник сейчас?
– Не знаю, – и глядя в это самодовольное гладкое лицо. – Я не знаю, о ком вы говорите.
– Я предупреждал, Трейси, – сочувствие в голосе Золотарёва сменилось угрозой. – Где лагерник? С огнём играешь, Трейси. Ты опытный. Раз Уорринг прошёл, то всё насчёт смягчающих и отягощающих знаешь. Упрямиться тебе расчёта нет. Подумай. Иди и подумай.
«На этом закончить? Он что совсем…?»
Фредди медленно встал и, заложив руки за спину, пошёл к двери. Теперь лишь бы успеть увидеть Джонни… Но когда, выйдя из кабинета, он уже привычно повернул налево, за спиной прозвучало:
– Куда?! Направо марш, – и через несколько шагов: – Стой. Заходи.
Пустая комната. Стулья по трём стенам. Так это же… тамбур!
– Садись. Не вставать. Не разговаривать. Руки на колени.
Фредди сел на указанный стул, положил руки на колени. Так. Значит, сейчас там допрашивают Джонни, а его выдерживают в тамбуре, чтобы они не встретились. «Так… так кто нужен? Джонни или Эндрю? Как блоха погонник скачет, перекрёстный имитирует. Ну… Эндрю я тебе не сдам. И Эркина тоже. Сдохну, но ты их не получишь. Лишь бы Джонни выдержал, не сорвался. Он-то после Аризоны не сидел ни разу. Ладно, что у этого чмыря есть? Уорринг. Знает с датой. Хреново, конечно. Упирает, что киллер и не Трейси. Если Крыса сделал дубликат и не уничтожил его… Стоп. Если бы был дубликат, то уже бы назвали тем именем. Значит… значит, блеф. Слышал ржание, а коня не видел, как говорят в Аризоне. Уже легче. Несознанка может и пройти».
Открылась дверь, и ввели ещё одного. В форме самообороны. Парня усадили у другой стены. Потом привели сразу двоих, а этого увели. Приводили, уводили, повторяя одни и те же команды. Знакомых не было.
Фредди спокойно ждал. Психовать и качать права можно, когда нужно, а сейчас не та ситуация. Глядя прямо перед собой, он сидел неподвижно, и его застывшее отрешённое лицо заставляло сидящих напротив отводить глаза.
Снова открылась дверь. Фредди с трудом удержал лицо. Джонни! Белый, с бешено прикушенной губой.
– Трейси, на выход.
Вставая и идя к двери, Фредди попробовал поймать его взгляд, но Джонатан смотрел прямо перед собой, ничего не замечая. Крепко его прижал этот чмырь. Ладно.
– Ага, – Золотарёв оторвался от бумаг на столе и приветливо показал рукой. – Ну, пока ты думал, кое-что прояснилось. Догадываешься, что?
Фредди сел за допросный стол, положил руки на столешницу и спокойно покачал головой.
– Нет.
– Ну, тогда это отложим. И вернёмся к предмету твоих размышлений. Где лагерник?
– Я не знаю никакого лагерника, – улыбнулся Фредди. – Я слышал, их всех расстреляли.
Лицо Золотарёва отвердело.
– Я бы не советовал шутить по этому поводу, Трейси.
– Я последую вашему совету, – очень вежливо ответил Фредди.
Золотарёв с минуту, не меньше, рассматривал его. Фредди демонстрировал полную безмятежность.
– После расчёта куда вы их отвезли? Молчишь? Глупо, Трейси. Вы же сами ехали в Джексонвилл. Там они. Оба. Где они живут? Адрес?
– Не знаю.
– Ну да, конечно. А куда же вы их привезли?
Фредди незаметно перевёл дыхание: хорошо подставился погонник.
– Не помню. Где-то высадили.
– Так, – кивнул Золотарёв. – Значит, они в Джексонвилле. Где один, там и второй. Почему вы их не оставили в имении?
– Незачем, – Фредди смотрел спокойно с тщательно скрываемой насмешкой.
– Так, а в Джексонвилле? Там они вам зачем? Ну?
– В хозяйстве всё пригодится.
«Ничего у тебя нет, и Джонни тебе ничего сверх не сказал – уже ясно. Блефуешь? Не смею мешать».
– Понятно. А что ещё в вашем хозяйстве в Джексонвилле? И кто? Кому вы их передали?
Фредди с нескрываемым интересом рассматривал нашивки и награды Золотарёва, явно не собираясь отвечать.
– Слушай, Трейси, – Золотарёв встал из-за стола и подошёл к нему, заставив смотреть на себя снизу вверх. – Парни на себя много трупов повесили. На одном спальнике больше десятка. Если мы не найдём их тамошнего хозяина, организаторами пойдёте вы. Ты понимаешь это? Кому вы продали парней?
– Торговля людьми запрещена.
– Не вздумай убеждать меня в своей законопослушности. Продали, сдали в аренду, подарили… хотя Бредли самому себе бесплатно ничего не сделает. Согласен отвечать за эти трупы? Нет? Тогда, где они? Спальник и лагерник.
– Я не знаю никакого лагерника.
– А спальника? Только не ври, Трейси, противно.
– Я говорю правду. Не знаю ни лагерника, ни спальника.
«Умница Эркин. Чего не сказано, того не знаешь. Чего не знаешь, о том не проболтаешься».
– И у костра с ними не спал, количества одеял не уточняю, ваше дело, как вы спальника трахали, совместно или по очереди. И кашу ты с ними из одного котелка не ел? А за это что положено, знаешь?
«Ага. Ну-ну, поучи меня седлать».
– С лагерником и спальником? Нет.
– И что, подпишешься под этим?
– Подпишусь.
Золотарёв отошёл к своему столу и тут же вернулся с чистым листом бумаги и ручкой. Положил их перед Фредди.
– Пиши. Так и пиши. Что заявляешь и так далее. Ты ведь опытный и сам знаешь форму. Пиши.
Фредди взял ручку, разгладил ладонью лист. Это-то зачем? Собственноручное признание – штука опасная. Тут любой подвох возможен. Хотя… Эркин неграмотен, Эндрю, правда, читает, но сам признавался, что с трудом. Так что это не для них. А для кого? И о каких трупах чмырь трепал? Что там парни натворили? Эндрю, конечно, горяч, но его Эркин должен был удержать. Если парни сильно наследили и взяты на горячем… здесь выкуп побольше придётся. По убийствам раньше Робинс работал. С ним столковаться трудно. Очень трудно. Умён и честен.
Фредди перечитал написанное, подписался так, чтобы между текстом и его подписью больше ничего не вставили, и протянул лист и ручку молча ждущему Золотарёву. Тот быстро пробежал глазами текст и довольно улыбнулся.
– Запомни это, Трейси. Всё. Больше ты мне не нужен. Иди, – и когда Фредди был уже у двери, и она открывалась навстречу ему, бросил в спину: – До встречи, ковбой.
Фредди не обернулся. Это он уже слышал. От Крысы. Тот тоже угрожал встречей.
На этот раз его отвели в камеру.
Под безмолвно вопрошающими взглядами сокамерников Фредди прошёл к своей койке и лёг. Никто ни подойти, ни о чём-то спросить не рискнул: таким было его лицо.
И когда лязгнула дверь, он не повернул головы. Джонатан прошёл к своей койке и лёг, глядя перед собой застывшим бешеным взглядом. Больше никого не вызывали, и обитатели камеры занялись своими делами. Потянулось нудное тюремное время.
Джонатан выдохнул сквозь стиснутые зубы. Фредди покосился на его бешено спокойное лицо, на след от зубов на нижней губе.
– Ну, Джонни, и с кем ты удовлетворяешь свои сексуальные потребности?
– С тобой, – буркнул, не поворачивая головы, Джонатан.
– Скажи, пожалуйста, – удивился Фредди, – какие у тебя вкусы… неразвитые. Мне всё-таки Эркина определили.
Джонатан резко повернулся к нему и даже на локте приподнялся.
– Фуфло, Джонни, – спокойно сказал Фредди, встал, потянулся, упираясь кулаками в поясницу, и снова лёг. – Не трепыхайся.
– Штурм был, – сказал Джонатан, ложась обратно на спину.
– Я понял. Но одни слова. Мозаика без основы. Держаться не будет.
Джонатан кивнул. Глубоко вдохнул и выдохнул.
– Ты парней не назвал?
– Не держи меня за фраера, Джонни. Про трупы было?
– Да. Цифру назвал, но не сказал, за какой срок.
Фредди тихонько присвистнул.
– По-нят-но. Если за эти сутки… Но где они столько нашли в таком захолустье?
– Могло накопиться. Парни компанейские.
Джонатан сел, посмотрел на Фредди, по сторонам, нашёл взглядом Ночного Ездока. Тот не спеша подошёл к ним, облокотился о спинку кровати Джонатана.
– С возвращением.
– Мы одни ездили?
Ночной Ездок кивнул, вопрошающе глядя на них.
– Блеф и понт, – спокойно сказал Фредди. – Связь не пощупал?
– Стены глухие, не перемигнёшься, – так же спокойно ответил Ночной Ездок. – Парой идёте?
– Парой взяли, – объяснил Джонатан.
Сел и Фредди. Ночной Ездок сел на койку к Джонатану.
– Кто здесь в Дарроуби? – спросил Джонатан.
– Клайд взял город весной.
– А Викинг куда делся?
– В заваруху спёкся.
– Ясно, – кивнул Джонатан. – Туда и дорога.
– Клайд – мужик спокойный, – сказал Фредди.
– На стыках если не шуметь, то на одной перевалке можно хорошо иметь, – согласился Ночной Ездок.
– Ясно, – повторил Джонатан. – На той стороне подвижки были?
– По мелочи. Верхушка вся ещё зимой улетела.
– Помню. Низовка до мая ошалелыми мухами ползала, – усмехнулся Фредди.
– Русские подбодрили, – ответно усмехнулся Ночной Ездок.
– Месяц лежали, – объяснил их расспросы Джонатан.
– Робинс на месте? – спросил Фредди.
Ночной Ездок быстро поглядел им в глаза и кивнул.
– Он не меняется.
Фредди прислушался.
– Вроде звякает.
– Точно, – встал Ночной Ездок. – Обед везут.
Распахнулось окошечко в двери.
– Обед. Подходи по одному.
Обитатели камеры без спешки, суеты, толкотни и прочего подходили к двери.
– Однообразие меню утомительнее качества, – улыбнулся Айртон, отходя от окошечка с миской и кружкой, накрытой двумя ломтями хлеба, в руках.
– И количества, – вздохнул Спортсмен.
Так, смеясь и перешучиваясь, они рассаживались по койкам, принимаясь за еду.
И до вечера уже тянулось то же нудное тюремное время.
Графство Эйр
Округ Диртаун
Диртаун
Тюрьма
Второй день шли всё те же допросы. Никого не били, спрашивали вежливо и… и по делу. Так чего ж не ответить? И жратва нормальная, и спать не на полу вповалку… нормальная жизнь. А беляков выгораживать никто не собирался. Приходя с допросов, играли в щелбаны, отсыпались, трепались обо всём, что придёт в голову. Мартина сначала удивляло, что никто не говорит о будущем, но потом сообразил: никто из них не привык заглядывать вперёд, что-то планировать, взрослые люди, а в этом… как дети, пожалуй.
Эркин пришёл с допроса усталый: с лета, пожалуй, не говорил столько по-русски и о таком. Но был только этот… Орлов, слушает он хорошо и не за беляков, сразу видно. Вот ему и рассказывал, как прижимали цветных с оплатой, как ещё летом вытеснили со всех работ, кроме станции и мелочёвки на рынке, о разговорах, что за хозяином лучше, чем самому по себе… и о многом другом. Рассказывал и сам удивлялся, как он, дурак этакий, раньше ничего не понимал, как дотянул сдуру до последнего. И о ночном обыске рассказал, как били, ни за что, просто так, как утром пошёл на рынок, и что потом началось.
Как и вчера, Орлов писал, иногда переспрашивал, просил повторить. Потом читал ему вслух записанное, клал перед ним лист, давал ручку, и Эркин старательно рисовал две буквы: Е и М. Потом Орлов выложил перед ним кучу фотографий. Кого из них видел, что они делали? Эркин нашёл белоглазого, что командовал ночным обыском. Правда, здесь он был в форме, как у того, чью фотографию летом на выпасе показывал помощник шерифа. Жаль, не добил гада. Ещё кого-то, что видел на рынке или станции. И того, кого Андрей тогда назвал Белой Смертью. Орлов только кивал и записывал. Нашёл и этого, Рассела. И запнулся, не зная, что сказать о нём. Ведь… ведь если толком подумать, то… то схлестнулись они из-за Жени, чего уж там. И двинул ему Рассел в отместку за ту ночь в парке, сам же так и сказал, и не пристрелил, хотя вполне мог, и с книгой этой… и… ну, что-то не то здесь.
– Не можешь узнать или не знаешь, что сказать? – пришёл ему на помощь Орлов.
– Я знаю его, видел, – начал объяснять Эркин. – Он беляк, конечно, и сволочь, но… но вот такого зла, как эти, – Эркин показал на фотографии белоглазого и других, отложенные им на левый край стола, – он не делал. Я не видел. В нас он не стрелял.
Орлов кивнул.
– А что ты вообще о нём знаешь?
– Да, ничего, – пожал плечами Эркин. – Он… Он в той же конторе, что, – и с усилием, всё-таки непривычно, – что и моя жена, работал. Ну… провожал её, книжки ей всякие давал, с разговорами лез.
– Понятно, – Орлов улыбнулся. – И вы как-то крупно поговорили.
– Ну-у, – замялся Эркин, но, поглядев на улыбку Орлова, сразу и хитрую, и понимающую, ответно улыбнулся. – Да, поговорили.
– И как? Отстал он?
– Он всё вокруг дома болтался, я его от дома отваживал, – объяснил Эркин. – А там, – он вздохнул, – Хэллоуин начался.
– Ясно. Ну, сам решай.
Помедлив, Эркин положил фотографию Рассела направо и взял следующую.
– Этого я не знаю, как зовут. Но я его весной ещё в форме видел.
– Так, а сейчас?
– На рынке, когда нас на торги хотели загнать, он командовал. Потом я его не видел. Может, и пришибли.
И разговор покатился дальше. Конечно, разговор. Допрос с битья начинается и без битья не идёт. А это – разговор.
Но устал Эркин от него сильно. И в камере сразу залез на койку, лёг на спину, закинув руки за голову, и погнал по телу волну. Хоть так размяться. Потом посмотрел на Мартина. Опять потолок рассматривает, но глаза уже живые. Мартин почувствовал на себе его взгляд и повернул голову.
– Ну как?
– Нормально, – улыбнулся Эркин. – И не замахнулись ни разу. А у тебя?
– Тоже нормально, – Мартин усмехнулся. – Сказали, что оборону хорошо сделали.
– А разве не так? – к ним подошёл Арч и встал, опираясь растопыренными локтями на их койки.
Эркин подвинулся, Арч ловко подтянулся и сел на его койку.
– Это не мы хорошо оборонялись, – Мартин насмешливо улыбнулся. – Это они плохо наступали. Лезли в лоб по-дурному. Зашли бы с флангов, хреново бы пришлось.
– Это с боков, что ли? – Арч покачал головой. – Тогда да. Но и мы ведь стояли.
– А я разве спорю? Стояли хорошо, но и нас всерьёз не брали. Стреляли не прицельно, так… патроны переводили.
– Пугали? – предположил Эркин.
– И это, – кивнул Мартин. – Это всё охранники. А палач – не боец и бойцом не будет. Над связанным куражиться – это одно, а свою голову подставлять – совсем другое. И все они… то ли пьяные были вусмерть, то ли ещё что…
– Точно, – перебил его подошедший к ним Длинный. – Я ему в лоб, так он…
Арч, нагнувшись, щёлкнул Длинного по макушке.
– Не встревай. Конечно, это ты, Мартин, правильно говоришь.
– И в заваруху зимой, – подал голос Губач, лежавший на нижней койке. – Они тоже… врассыпную все.
– И ведь самая сволочь, – приподнялся на локтях Эркин, – самая сволочь смылась. Кто посмирнее и не шустрые, на тех и отыгрались. За всех огребли.
– Ну, не скажи, – не согласился Арч. – Это где как.
– Я в имении был, – стоял на своём Эркин, – так самые гнусняки первыми смылись. Нам ещё про свободу говорят, а хозяева уже за воротами.
– Точно, – кивнул Длинный, – и у нас так же.
– Опять встреваешь, – покачал головой Арч. – Зимой, конечно, всяко бывало. И по нам приходилось. Видал я… Костёр догорает, а вокруг костра как спали, так и лежат.
Эркин кивнул.
– Я тоже такое видел.
– Вы прямого попадания не видели, – усмехнулся Мартин. – Когда ни костра, ни людей, а одна яма, да может по кустикам рядом… где сапог с ногой, где… ещё что, хотя… мало что остаётся. Ладно. Война есть война.
Все закивали. О войне они знали мало. Сюда бои не дошли, даже бомбёжек не было. А Мартин воевал, он-то знает.
С допросов вернулись уже все. Значит, скоро ужин, вечерняя оправка и отбой. Нормально. Если б ещё знать, как там дома… Но это волновало только тех, кто имел дом и знал, что там его ждут. Но о доме, как и о будущем, старались не говорить. Не им решать. Значит, и думать нечего.
Алабама
ВЧ № 4712
Золотарёв зашёл в гараж сразу после обеда и нашёл Свиридова, с которым предпочитал ездить. Быстро, надёжно и если что, то и помощники не нужны.
– Здравствуй, сержант. Когда машина будет готова?
– Здравия желаю, майор. А когда надо? – Свиридов выпрямился, вытирая руки ветошью.
Золотарёв улыбнулся.
– Как всегда, Свиридов. Значит, так… Сейчас отдыхай, потом едем в Диртаун, оттуда в Спрингфилд, а там… подождём немного и обратно в Диртаун.
– Концы дай боже, – Свиридов усмехнулся. – И за сколько?
– Завтра вечером мне надо в Колумбию.
Свиридов кивнул.
– Трудно, но возможно. Сделаем.
Золотарёв хлопнул его по плечу.
– Я зайду.
– Я всегда на месте, – улыбнулся Свиридов.
Золотарёв кивнул и ушёл. Так, Бредли и Трейси он от парней отсёк. Но до чего же скользкие, сволочи, не прижмёшь их… Ладно, бумага эта ещё сыграет. Пусть они теперь только сунутся в Джексонвилл. Дача ложных показаний – конечно, не смертельно, но неприятно. А чёртовым индейцем он сейчас займётся вплотную. Его он прижмёт. Есть на чём. Заговорит, сам заговорит, а то ишь взял манеру отмалчиваться, натаскал его Трейси. Ничего, этого индеец не выдержит, сломается. Но куда всё же делся лагерник? По Джексонвиллу белых взяли много, но ни один по описанию не подходит. Неужели действительно дал дёру и залёг где-нибудь. Попробуй его оттуда выковырять. Но вот это индеец должен знать. Наверняка сам туда же собирался, да не успел. А до Бредли с Трейси он ещё доберётся. Где-нибудь эта парочка засветится, не бывает без проколов, вот тогда и взять их за жабры. И посчитаться за всё и сразу. Ладно, их пока побоку, успеется. С индейцем он продумал. Теперь поспать, сделать бланк и вперёд!
Графство Дурбан
Спрингфилд
Центральный военный госпиталь
Перед отбоем Михаил Аркадьевич постучал в дверь палаты Никласа.
– Не спите ещё?
– Нет, Михаил Аркадьевич, – Никлас читал, лёжа в кровати. – Заходите, конечно, садитесь.
Михаил Аркадьевич переставил стул и сел возле кровати. Никлас отложил книгу на тумбочку.
– Как я понимаю, курс лечения можно считать завершённым.
– Вы догадливы, Никлас. Но наполовину.
– Та-ак, – Никлас улыбнулся, – попробую догадаться.
– Не тратьте на это мозговую энергию, – улыбнулся Михаил Аркадьевич. – Будете лечиться и работать сразу.
– Моя половина ясна, – кивнул Никлас. – А ваша?
– Примерно такая же. Итак, ситуация в общем. Практически всё прошло по плану. Никого не пришлось искать по норкам. Вылезли сами и показали себя во всей красе.
Никлас кивнул.
– Я не видел наших раненых.
– У нас без потерь, – улыбнулся Михаил Аркадьевич. – Добычи много, и теперь пашем, разгребая и сортируя. Завтра я еду в Колумбию. Вернусь к вечеру. А чтобы вам не было скучно, Никлас…
– С кем побеседовать? – понимающе улыбнулся Никлас.
– Со своей памятью, Никлас, – Михаил Аркадьевич говорил очень серьёзно. – Всё, что вы помните и знаете о Белой Смерти.
Никлас медленно кивнул.
– Да, помнить и знать – это разные вещи, – он улыбнулся. – Думаете, получится?
Михаил Аркадьевич задумчиво повёл плечом, потёр висок.
– Думаю, да. До сих пор мы о ней только кое-что от кое-кого слышали. Причём большей частью, по-моему, распускаемые ею же слухи. Сейчас ни Службы Безопасности, ни Службы Охраны нет. Прикрываться ей некем. Убрать всех, кто мог назвать отдававших приказы, они не успели. Взяли, я повторяю, многих.
– Есть из чего собирать мозаику, – улыбнулся Никлас.
– Да. И очень важны ваши… камушки.
– Я постараюсь. Удачи вам, Михаил Аркадьевич.
– Спасибо, – Михаил Аркадьевич встал. – Я понимаю, Никлас, воспоминания неприятные, но другого источника информации пока нет.
– Пока?
– Да. Я рассчитываю на Колумбию. Там произошли очень интересные события.
– Что ж, – Никлас улыбнулся какой-то странной, не своей улыбкой. – Буду ждать встречи. Спокойной ночи, Михаил Аркадьевич.
– Спокойной ночи.
Когда за Михаилом Аркадьевичем закрылась дверь, он взял книгу, заставил себя читать. Но глаза бездумно скользили по буквам, не складывавшимся в слова. Неужели удалось ухватить конец ниточки? Неужели… нет, нельзя, чтобы это безумие опять сковало мозг…
…– Мы всесильны… Вы зря упрямитесь… Отдаю должное вашему мужеству, но сопротивление глупо…
…Нет, этого нет, и не повторится. Никлас снова закрыл и отложил книгу. Итак, главное – спокойствие. Не «память сердца», а холодный анализ. И лучше это делать с утра на свежую голову. А сейчас… сейчас наметим план. Он взял блокнот, карандаш и обстоятельно, чётко, как когда-то, давным-давно, когда он мог записывать, а не держать всё в голове, записал по пунктам. Организация… финансовые источники… структура… цели… методы… руководство… место в общегосударственной структуре… идеология… деятельность… и, разумеется, деятели. Вот теперь можно спать. Остальное – завтра.
Он встал, выключил свет и лёг. Нет, он не потеряет контроль над собой. Нельзя. Надо спать. Набраться сил. И утром, в вычищенных сапогах на свежей голове – он улыбнулся старинной, но не теряющей актуальность шутке – браться за дело. А сейчас спать.
Графство Эйр
Округ Диртаун
Диртаун
Тюрьма
Эркина выдернули из сна неожиданно и грубо лязгнувшая в неурочное время дверь и голос:
– Эркин Мороз. На выход. С вещами.
Непослушными то ли спросонок, то ли от неожиданности руками он намотал портянки, натянул сапоги и спрыгнул вниз. На ходу надевая куртку, пошёл к двери. Из-под одеял блестели глаза, но голоса никто не подал, даже головы не поднял.
Так рано… до подъёма… Зачем?! С вещами. Переводят в другую камеру? Так за что? У них всё было тихо.
– Давай живо. Руки за спину.
Коридоры, повороты, лестницы… Вывели во двор. Небо ещё только синеет, прожекторы… Эркин вдохнул холодный, чуть влажный воздух и чуть не поперхнулся им, закашлялся.
– Шапку надень. Руки за спину. Вперёд.
Он с привычным послушанием выполнял приказы. Мучительно знакомое отупение накатывало на него удушливой волной. Сколько помнит себя, и всё одно и то же.
Его подвели к маленькой тёмно-зелёной машине. Но это не машина для перевозки рабов. И не «воронок», как называл их Андрей. Но видел на перегоне, в таких ездили русские из комендатуры. У машины… тот самый. Его отдают этому хмырю?! Тогда конец. И улыбается ещё, сволочь.
– Подследственный Мороз доставлен, майор.
– Спасибо, сержант. Свободны, – и уже по-английски: – Давай руки.
Клацнули на запястьях наручники. Всё-таки спереди сковал.
– Залезай.
Эркин неуклюже, путаясь ногами и плечами в каких-то углах и выступах, полез в машину.
– Экий ты неловкий.
Его подтолкнули в спину и усадили на заднем сиденье.
Золотарёв сел рядом с шофёром. Гудок, и ворота стали открываться. Свиридов мягко стронул машину с места.
Когда выехали за ворота, Эркин осторожно скосил глаза на окно. Нет, вроде город незнакомый. Хотя… нет, не то, может, и был здесь весной, до всего, но не помнит.
– Майор, он сзади по голове не треснет? – негромко спросил Свиридов.
– Да нет, – весело ответил Золотарёв. – Он спокойный, – и еле заметно подмигнул Свиридову, – когда без приказа.
Они говорили по-русски, и Эркин старательно удерживал лицо неподвижным.
Пока машина крутилась по улицам, небо посветлело, и на выезде Свиридов выключил фары, поглядел в зеркальце на безучастное тёмное в ещё неярком свете лицо и плавно вступил в игру.
– Вы бы поспали, майор.
– И то, – согласился Золотарёв. – Путь не ближний.
– Точно. А… вопрос можно?
– Ну?
– Зачем его в больницу? С виду здоровый.
– На исследование, – вздохнул Золотарёв. – Спальников положено туда сдавать.
Исследование и спальников он сказал по-английски, внимательно следя в зеркальце за индейцем, и с удовлетворением отметил про себя еле заметно дрогнувшие ресницы.
Свиридов кивнул.
– Жаль парня.
– Кто бы спорил, – опять согласился Золотарёв, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.
Эркин медленно отвернулся. Окрика не последовало, и он остался сидеть, глядя в окно остановившимися глазами.
У Свиридова чуть дрогнули под усами в улыбке губы. Точно рассчитал майор – проняло парня. То-то, от майора не отвертишься. До донышка вывернет и выскребет. Не было ещё случая, чтобы майор не нащупал болевую точку, не нашёл, за что дёрнуть. Держи лицо, парень, но зацепило тебя, точно зацепило.
Графство Олби
Округ Дарроуби
Дарроуби
После подъёма и утренней оправки, вернувшись в камеру, ждали обычного: завтрак, уборка, может, допросы, а может, и прогулка… Но вместо этого в окошко рявкнули:
– Крейс, Мюллер, Андерсон. На выход. С вещами.
Спортсмен, Адвокат и Филолог, растерянно оглядываясь, подошли к двери.
Когда дверь за ними захлопнулась, Айртон неуверенно спросил:
– Выпускают?
Ночной Ездок пожал плечами.
– Возможно.
– Но на тот свет, – подал голос из своего угла Маршал.
– В таком случае не смею вас опережать, – откликнулся Джонатан.
Фредди удивлённо посмотрел на него. Со вчерашнего допроса в себя не придёт? Неужели зацепило?
– Бредли. Трейси. На выход. С вещами.
С вещами – это шляпы с собой. Остальное немногое на них и в карманах. Ну, куда они не попадут, но сюда уже не вернутся.
– Руки за спину. Вперёд.
Направо – на допрос, а налево… во двор? Дворы бывают разными… Чёрт, такие глухие стены даже в Уорринге только в карцерном отсеке. Идёшь и ждёшь удара…
Спрингфилд – Колумбия
Михаил Аркадьевич выехал до завтрака. Доктор будет ругаться, но отпуск закончен. Машина знакомая и столь же давно знакомый сержант за рулём. Недаром «армия на сержантах держится».
– Здравия желаю, генерал. С ветерком?
– Доброе утро, сержант. Как всегда.
– Принято, генерал.
Первые фразы почти по Уставу, вожжи всегда лучше отпускать постепенно.
Шофёр прибавил скорость, искусно вписав машину в поворот. Михаил Аркадьевич улыбнулся. С кем бы без него Вецер ни ездил, но квалификации не только не утратил, а даже похоже кое-что и приобрёл.
– С кем тренировался, сержант?
– А что? – улыбнулся Вецер. – Заметно? У нас в хозяйстве ещё зимой, даже… да, перед капитуляцией парень один прибился. Из бывших рабов, – Михаил Аркадьевич заинтересованно кивнул. – Машину водит… как бог. Ну и… потренировал нас. И меня, и остальных.
