Эдуард Анатольевич Бухтояров
Проявления иррегулярности в истории войн и военных конфликтов. Часть 1
Третья фаза (возвращение в новый улус)
В результате всей оперативной активности конца 1241 – начала 1242 годов армия Батый-хана собралась в районе устья реки Дунай, откуда после реорганизации сил и средств и войскового смотра Батый двинул свою армию на Волгу кратчайшим путем через Северное Причерноморье, Приазовье и далее по прямой от устья Дона к Волге.
Уходя из Европы, на крайнем военном совете, собранном у устья Дуная, монгольскими военачальниками было принято решение оставить полководца-чингизида по имени Ногай с частью сил в пределах молдавских и болгарских земель.
В этом географическом пространстве, чьи природные характеристики подходили для ведения кочевого образа жизни, Ногаю предстояло сформировать удельное княжество, которое, с одной стороны, являлось неким заградительным барьером перед юго-западными границами нового улуса – жизненного пространства кочевников, а с другой стороны, представляло собой передовой плацдарм, что вклинивался в юго-восточное подбрюшье Центральной Европы.
Придя на Нижнюю Волгу, ставшей центром новообразованного улуса Джучи, хан Батый основал там свою столицу Сарай-Бату, под контролем которой оказалась почти вся территория Дешт-и-Кыпчак (Половецкая/Кыпчакская степь).
Возвращение армии хана Батыя в пределы географического сердца Половецкой степи было заключительной фазой кампании по покорению западных земель, а установление нового средневекового государства в Евразии, получившего в дальнейшем название Золотая Орда, явилось логическим и главным политическим завершением всей Западной кампании монголов.
Так была завершена одна из самых масштабных рейдовых операций в мировой истории войн, положительный исход которой позволил силам инициатора на выходе успешно создать собственное государство и сформировать некие буферные зоны, которые обеспечили новому монгольскому улусу в долгосрочной перспективе безопасные и комфортные условия дальнейшего существования.
Итоги Великого рейда
При анализе динамики событий и развития активности монгольского войска на западном стратегическом направлении в рамках 1235–1242 годов видно, что Западный поход монголов имел четкую структурированную форму, в которой каждой фазе и внутренним периодам соответствовали собственные цели и задачи разной степени важности, которые в конечном итоге привели Батый-хана к его заветной цели, завещанной еще Великим Чингисханом.
Фазы и периоды Великого Западного (Кыпчакского) похода
Интересным является то, что формально основная цель всей кампании была достигнута уже в первой фазе, а вся периодическая активность монгольских сил в следующей фазе была направлена на придание устойчивости достигнутому результату и на обеспечение внутренних и внешних благоприятных условий для удержания результата.
Таким образом основная масса достигнутых промежуточных целей не вела к достижению главной цели, а вела к закреплению достигнутого ранее результата – фиксации победы.
Данная схема достижения главной выгоды является своеобразной ввиду отсутствия линейного поступательного хода ее действий от меньшего к большему, в результате чего сначала была достигнута главная цель военной кампании, имевшая высшую степень приоритетности, а основные промежуточные и конечная цели с более низкой степенью приоритетности достигались в следующей, второй фазе.
Физический смысл такого порядка проведения военной кампании заключался в том, что выгодой, которую должны были извлечь монголы от своего похода, являлось построение нового государственного образования, да еще и на новом географическом пространстве, то есть война должна была обеспечить конечный политико-административный результат, ради чего, собственно, и проводятся кинетические и некинетические мероприятия в комплексе.
Игра на долгосрочную перспективу заставляла чингизидов ставить соответствующие цели и задачи своей военной кампании, не ограничиваясь краткосрочными выгодами, потому монгольские военачальники просчитывали ситуацию на несколько шагов вперед, проявляя лучшие качества стратегического мышления.
Для того чтобы построить новый улус, монголам было необходимо отвоевать новое жизненное пространство, а для того, чтобы его успешно выстроить и обеспечить условия его дальнейшего процветания, то есть освоения новых земель, этого было еще недостаточно.
При выполнении необходимого условия силы Батый-хана нанесли поражение войску половецкого хана Котяна и взяли под контроль территорию Кыпчакской степи. После того как задача завоевания ореола обитания в границах от Аральского и до Азовского морей (необходимое условие) была успешно решена Батый-ханом за один 1236 год, наступала более длительная фаза, в рамках которой нужно было выполнить все условия, чтобы образованное государство состоялось.
После 1236 года вся активность монгольских завоевателей была направлена на устранение внешних угроз в лице кыпчаков, русских князей, а также венгров, давших приют отступившим кыпчакам, и поляков, на землях которых укрылись галицко-волынские и черниговский князья, с целью исключения или минимизации рисков возможности реванша со стороны кыпчаков и их прошлых и настоящих союзников.
Эта активность была тем более важна ввиду того, что давний кровник монголов – половецкий хан Котян, которому принадлежала степь от Аральского и до Азовского морей, и 40 тыс. его соплеменников успешно ускользнули от Батый-хана и ушли в Европу. Таким образом Батыю необходимо было, не теряя темпа, исключить возможность восстановления сил и реванша со стороны половцев, нашедших приют и союзников в Европе.
Итак, после того как русские князья вступились за половцев в 1223 году, а польский и венгерский короли – за хана Котяна и князей юго-восточной Руси в 1237–1240 годах, монгольские царевичи, отбившие степь у половцев, уже воспринимали всех перечисленных князей и королей не как возможных союзников, а как своих данников.
Усугубило участь русских и европейских земель банальное невежество их князей в вопросах ведения внешней политики, по приказам которых были убиты все монгольских послы-парламентеры как в 1223, так и в 1240 году.
Умерщвление посла, согласно Великой Ясы Чингисхана, было у монголов смертным грехом – «за убийство посла – ответит смертью все племя убийцы», за что и пострадало простое население.
Подобное положение дел и обусловило неизбежность столкновения кочевой армии под руководством хана Батыя с дружинами русских князей и войсками коалиционных сил европейских феодалов, представлявших военную школу оседлых народов, на европейских просторах.
В противоборстве двух военно-политических систем, произошедшем в 1241 году, и определился окончательный победитель, военная школа которого взяла «пальму первенства» и взошла на вершину военного Олимпа.
В чем же была исключительность кочевой военной школы, благодаря которой монголы покорили большую часть Евразийского континента, и в чем концепция организации и применения силы евро-рыцарей уступила концепции, принятой в войске Чингисхана?
Чтобы наглядно провести оценку потенциалов двух военных культур, столкнувшихся в рамках военного конфликта (войны), и для их последующего сравнения, следует заключить военные характеристики противоборствующих сторон в единое оценочное поле с одним набором оценочных показателей.
Единая оценочная таблица, включившая в себя три основных комплексных показателя, полностью характеризующих силу каждой из противоборствующих сторон, имеет следующий вид.
Таблица оценки и сравнения военных потенциалов монгольского войска и войска евро-рыцарей на момент их прямого противостояния в 1241 году
По первому показателю (военно-технический показатель) количественно-качественные характеристики всего того, что находилось на вооружении войск, были в относительном паритете.
У кочевников эволюция развития вооружения и доспехов была направлена в первую очередь на обеспечение индивидуальной и коллективной свободы действий во время проведения боевой активности при сохранении достаточной безопасности для воинов и их боевым коням.
Образцы индивидуального оружия кочевников, в первую очередь сабля и лук, обеспечивали воинам более высокую степень свободы (маневренности) перед индивидуальным оружием европейских рыцарей как при оперировании в индивидуальном бою, так и при коллективном маневрировании тактическими единицами и огнем (залпами из луков отрядами конных лучников).
У оседлого войска военно-техническая сторона проходила в своем развитии по пути придания максимальной степени защиты и мощи всаднику в ущерб индивидуальной и коллективной мобильности, способности вести продолжительные боевые действия и преодолевать большие расстояния без временной потери боевой способности.
В общем, у каждой из сторон наличествовал передовой для того времени набор индивидуальных и коллективных средств вооружения и снаряжения, соответствовавший собственному пониманию организации и применения военной силы. П
оэтому решающими показателями в определении военного превосходства одной стороны над другой будут следующие два показателя.
Определение разности уровней пассионарности (силы боевого духа) также не вносит определенности, потому как и та, и другая стороны противостояния находились в границах полосы стабильности пассионарного подъема. И если в Европе данный уровень обеспечивался религиозным фанатизмом (идеей) на фоне различных Крестовых походов, то устойчивый мотивационный уровень монгольского войска держался за счет процесса сложения этнической общности племен степи.
Таким образом в сложившихся условиях определяющий фактор превосходства одной военной силы над другой будет находиться в плоскости эффективности применения на практике соответствующих форм, методов и способов ведения вооруженной борьбы – уровень военной подготовки.
Данный показатель является комплексным и определяется следующей внутренней составляющей:
– качество военной мысли;
– уровень выучки.
В свою очередь качество военной мысли включает в себя оценку теории организации военной силы и теории ее практического применения.
Общая оценка уровня выучки складывается из оценок индивидуальной и коллективной выучки командного и рядового составов.
В этом противостоянии обе стороны исповедовали концепцию применения конницы как основной силы на поле боя, и это, пожалуй, единственное, что объединяло эти две силы.
Основные отличия монгольского и европейского войск лежали в плоскости организации, а также теории и практики применения конницы. К
очевое войско имело более сложную структуру, включавшую в себя тяжелую и легкую кавалерию.
Тяжеловооруженные монгольские всадники хоть и представляли собой элиту войска, но были не самой ее многочисленной частью. По своим маневренным показателям конные латники значительно уступали легким кавалеристам, но на поле боя являлись силой стабилизации и решающего удара.
Под прикрытием стройных шеренг тяжеловооруженной кавалерии действовали мобильные отряды легкой кавалерии, основной задачей которой было подготавливать благоприятные условия для решающих действий своих старших братьев.
В свою очередь легкая кавалерия подразделялась по своему функционалу еще на три группы:
– подразделения разведки;
– подразделения конных лучников;
– подразделения обеспечения.
Именно с помощью легкой кавалерии монгольские военачальники успешно вели разведку местности и сил противника, а также формировали нужную им (военачальникам) оперативно-тактическую обстановку как на поле боя, так и в районе ведения боевых действий в целом.
Всадники-лучники в монгольской армии так же, как и в парфянской армии середины I века до н. э., представляли собой самую массовую ее часть, выполнявшую роль высокомобильных тактических групп, способных с помощью своих луков в маневре и дистанционно поражать живую силу противника, чего совсем не могли себе позволить пешие лучники европейского войска.
Имеющиеся в монгольской армии подразделения обеспечения не были столь боеспособны как первые два рода легкой кавалерии, но были также сверхмобильны, как и все войско монголов, позволяя ему (войску) оперировать без оглядки на медлительность частей обеспечения.
Европейская школа военного искусства образца XIII века не могла похвастаться структурной гибкостью своего войска, что сильно ограничивало его (войска) свободу действий и негативно отображалось на вариациях оперативно-тактических приемов и оперативности.
В таких условиях войско рыцарей не могло позволить себе ни организацию всесторонней разведки будущего ТВД, ни провидение рейдовых операций на стратегическую и оперативную глубину, ни организацию своевременного и дистанционного поражения живой силы противника в выбранной точке приложения силы и в соответствии с изменяющейся обстановкой во время боя.
Для обеспечения боевой активности рыцарей в войске европейского образца имелись совсем немобильные пешие воины, действовавшие в интересах своих рыцарей на марше, на привале и в бою, и, естественно, пешие воины никак не могли повлиять на формирование нужной рыцарям оперативно-тактической обстановки в соперничестве с легкой конницей противника.
Действия войска европейских феодалов стесняли их громоздкие и неповоротливые обозы, от которых дорогостоящие евро-рыцари были слишком зависимы на марше и при оперировании вдали от замков – пунктов безопасности и обеспечения.
Таким образом по своей организационной структуре евро-войско сильно уступало структуре монгольского войска, что уже с нулевой точки создавало хороший задел кочевникам в возможности применения своей силы с превосходных позиций по отношению к своему противнику.
Итак, с позиций уже рассмотренного, мы имеем общую картину состояния сил противоборствующих сторон по части военно-технического оснащения войск, коллективного и индивидуального мотивационного уровня к ведению боевых действий, а также организационно-штатной составляющей военной силы.
Однако есть еще нечто важное, что придает войску его главную силу и возвышает военную силу в ранг безоговорочного лидера на полях сражений, а военачальнику, сумевшему грамотно организовать и применить военную силу, позволит примерить лавровый венок победителя и занять свое место на историческом пантеоне славы военного Олимпа.
Чтобы поставить окончательную точку в процессе оценки военного потенциала и понять, чем же была обеспечена победа сил Батый-хана над коалиционными войсками Европы, необходимо уделить внимание двум оставшимся составляющим, определяющим уровень практического применения военной силы и уровень выучки (эффективности практического применения силы), которые вместе с оценкой качества организации военной силы полностью сформируют понимание уровня военной подготовки – третьего показателя таблицы оценки и сравнения военных потенциалов.
Первые два показателя вместе с характеристикой организации военной силы определяют статическую мощь армии, но, как известно, победа на полях сражений достигается маневром, а не безучастной статикой и инерцией.
Вооружение и снаряжение – это всего лишь культурно оформленные куски металла, кожи и ткани. Организационно-штатная структура войска – это всего лишь статическое оформление живой силы.
Но для того, чтобы завоевать победу, необходимо организовать и привести в движение все материальные вещи, причем так, чтобы форма, методы и способы применения живой силы и сподручных материально-технических средств были на порядок эффективнее, чем это сумеет сделать твой противник.
Итак, начнем.
В отличие от своего противника евро-рыцари не использовали в своих активных действиях стратегическую и оперативную глубину театра военных действий, а предпочитали решать все свои задачи действиями сомкнутого строя тяжеловооруженных всадников – рыцарей на поле боя (тактическом уровне) при поддержке пеших лучников. К тому же тяжелая конница при пешем обслуживающем персонале была слишком неприспособлена к длительным и скоростным переходам, преодолению больших расстояний с сохранением достаточного уровня боевого потенциала при выходе в конечную точку.
В своей концепции применения силы европейцы полагались на выяснение отношений в рамках прямолинейных действий решающего (генерального) сражения с максимальной концентрацией энергии в границах единого тактического поля, по результатам которого (сражения) проигравшая сторона, по их понятиям, должна была полностью капитулировать, а победившая сторона, соответственно, принять капитуляцию.
В соответствии с принятой концепцией ведения войны в европейских армиях происходило оформление структуры войска и его внешнего облика, в котором упор делался на увеличение номинальной мощи каждого из всадников, которые после коллективного удара выполняли роль отдельной тактической единицы на поле брани.
Такая упрощенная схема применения силы не подразумевала маневренных изысков на оперативном уровне, направленных на исключение ситуации как с непропорциональным использованием силы в конкретной точке ее приложения, так и с возможностью неоправданных потерь в живой силе и материальных средств в одной кровопролитной баталии.
В условиях предпочтения действий на коротких дистанциях тактического поля с применением нехитрой грубой силы, цена победы в основном оказывалась слишком высокой, после которой сторона, вышедшая из сражения победителем, как правило, лишалась своего военного потенциала. А это уже слишком большая угроза, ведь если военная кампания получит свое продолжение, потому что противник не использовал в сражении всю свою силу, а только лишь ее часть, или же в конфликт вступит еще одна сторона, тогда победившая сторона рискует лишиться всех своих завоеванных выгод.
В свою очередь монгольские полководцы при воплощении собственной концепции применения силы слишком хорошо чувствовали географическое и социальное пространство всего театра военных действий, понимали значение приоритетности действий на пути достижения главной цели войны.
Монгольские силы в операции с легкостью и быстро делились на тактические группы и успешно оперировали врозь, но в рамках единого замысла боевых действий или военной кампании с четкой корреляцией своих действий по месту и времени.
Действуя децентрализовано в географическом пространстве, монгольское войско своими маневрами легко вводило в заблуждение противника, при этом контролировало «поле боя», пользуясь своей большей свободой действий, достигая эффекта внезапности при единовременном соединении части или всех своих сил в выбранной точке приложения силы для оказания воздействия на своего противника.
Для достижения главной цели военной кампании монгольские военачальники совсем не полагались на прямолинейность открытого генерального сражения, а предпочитали в лучшем случае ставить мат своему противнику, не доводя дело до ожидаемого массового побоища или, на худой конец, подводить войско своего противника к сражению в заведомо проигрышной для него обстановке, что делало шансы противника на победу практически равными нулю.
Благодаря кочевому образу жизнедеятельности и гибкости структуры своего войска, монгольские командиры успешно освоили все уровни театра военных действий – стратегический, оперативный и тактический, полагаясь в своих действиях на своевременность и точность выполнения поставленных задач, а также на глубину маневра как боевыми подразделениями, так и огнем.
Монголы с успехом переводили свою активность с тактического на оперативное пространство и обратно в зависимости от складывающейся обстановки без потери общего темпа и снижения боеспособности в операции-сражении.
Эффективность кинетических действий обеспечивалась в монгольской армии проведением многоуровневой разведки сил и средств своего прямого противника и социально-географической картой театра военных действий при поддержке некинетической активности войска.
В своих действиях монгольские командиры были хитрее и гибче, чем их европейские визави. В этой кампании их командиры проявили самые лучшие качества в управлении своим войском и реализации плана военной кампании, а их подразделения показали высочайший уровень индивидуальной и коллективной подготовки (выучки) при выполнении приказов. Это и позволяло монгольским военачальникам разделять свои силы и успешно действовать на различных уровнях театра военных действий как децентрализованно, так и объединенно в интересах достижения разноуровневых целей Западной кампании.
Боевой порядок монгольского войска, в отличие от рыцарского, в динамике его применения независимо от уровня оперирования был более гибким, что позволяло монголам более быстро и эффективно находить отклик на «внешний раздражитель».
Таким образом, благодаря соответствию структурной организации силы концепции применения этой же силы, монгольские всадники могли успешно формировать зону собственного комфорта и легко выводить противника из его зоны комфорта, обеспечивая себе крайне выгодные и благоприятные условия для проведения сражения и военной кампании в целом.
В противостоянии кочевой и оседлой концепций применения силы времен Великого западного похода чингизидов статика и инерция массы была побеждена скоростью и осмысленным маневром.
В этом контексте крайне интересно было бы рассмотреть разность подходов к организации и проведению дальних автономных походов-рейдов как в монгольской армии, так и в европейских войсках, которые были ярко проявлены во время завоевательных походов Чингисхана и его наследников в XII–XIII веках и серии религиозных походов европейцев в Палестину в XI–XIII веках, более известных как Крестовые походы. Но по своей глубине и значимости раскрытие данной темы достойно отдельного и более скрупулезного рассмотрения.
Кажется, что Чингисхан и его ближайшие сподвижники в свое время раскрыли секрет войны, которая (война) представляла собой систему с N-ным количеством плоскостей, в рамках которых происходило применение взаимосвязанных насильственных и ненасильственных (прямых и непрямых, кинетических и некинетических) средств борьбы, при помощи которых противнику навязывалась своя воля на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях, вследствие чего и достигалась главная стратегическая политико-экономическая цель.
Познание философии войны с накоплением боевого опыта и его передачей последующим поколениям позволяло сначала самому Чингисхану, а затем и следующему поколению чингизидов проводить эффективное планирование структурированных боевых действий и военной кампании в целом.
Поэтому когда на грамотное планирование военной кампании, операции и сражения, опирающегося на основы передовой военной мысли, накладывалась высокая степень выучки и исполнительного мастерства, индивидуального и коллективного порядка, то такая схема применения военной силы становилась непобедимой.
Культура исполнения приказов и задуманного в монгольском войске была на порядок выше, чем уровень этого же показателя в европейских войсках, что, собственно говоря, и доказал ход второй фазы западной военной кампании и ее результаты.
Что же такое было у монгольской армии Чингисхана, чего не было в войсках их противников, и что вырабатывало у степных командиров такую модель поведения и управления, которая вынуждала их воинов выполнять все поставленные перед ними задачи беспрекословно и с высокой степенью мотивации?
Сначала личный пример Темучина (Тэмуджин) как полевого командира стал основой для формирования устного свода правил – кодекса поведения воина-кочевника, благодаря которому вокруг личности Темучина группировались люди вольной Степи. Далее после того, как великому монгольскому воину удалось объединить разрозненные племена, на всеобщем монгольском курултае был принят свод правил для чингизидов под названием Великая Яса – закон великой власти. Вот что в первую очередь стало фундаментом воинской дисциплины и твердости духа монгольской армии.
Процесс выработки законодательной базы для народа-войска проходил параллельно с процессом личностного становления Темучина как военно-политического лидера всего монгольского народа, потому его провозглашение великим ханом всех монгольских и тюркских племен Степи и принятие Великой Ясы произошло одновременно на общем племенном историческом съезде – курултае в 1206 году.
С обретением Ясы армия, как и народ в целом, получала уже письменно закрепленные правила войны и мира, преступления и наказания, которые, помимо регуляции гражданских взаимоотношений, прописывали правила организации военного дела и ведения войны, похвальные доблести и запреты.
Кстати, кочевые силы были непобедимы ровно до того момента, пока наследники чингизидов как хранители закона не только на словах подтверждали, но и на деле придерживались уложений Ясы. Но как только наследники Великого хана всех монголов и по совместительству правители своих улусов стали отходить от уложения Чингисхана, вся их власть стала растворяться во внутренних распрях и поглощаться экспансией других народов.
Это открывает еще одну опцию для познания военного искусства, вернее, того, что дополняет методику изучения различных концепций и форм организации и применения военной силы.
В этом случае процесс познания идет через изучение фактора личности военного лидера в организации военного дела и его влияния на внутренние и внешние процессы многоплоскостной системы координат такого явления, как война.
Военный лидер (лев и олени, олень и львы)
В иррегулярности, в отличие от регулярной армейской структуры, значение личности военного лидера имеет большую актуальность ввиду того, что процесс организации военной силы находится в начальной фазе и сопряжен с зависимостью от прямых личностных доверительных взаимоотношений между «полевым командиром» и бойцами сколачиваемого отряда, формирующихся на основе признания авторитета лидера, чьи профессиональные и морально-этические качества позволяют ему возвыситься над другими.
Если посмотреть на эту проблему с позиций военной философии Сунь-цзы, соответствующие статьи которой нашли свое отображение в его трактате «Искусство войны», то монгольские военачальники из числа современников Чингисхана и следующих двух поколений чингизидов обладали всем необходимым набором личных качеств и знаний законов войны.
Степные стратеги и командиры были личностями с более высокими морально-волевыми качествами, которые культивировались во всем монгольском войске, они лучше читали социально-географическую карту театра военных действий, лучше знали психологию противника, как и когда применять военную силу. Благодаря этим личностным качествам монгольским военачальникам указанного периода достаточно легко удавалось управлять не только своими силами, но и действиями противника.
При помощи кинетической и некинетической активности на всех уровнях степные князья и багатуры не только умело разрушали замыслы своего противника, но и заставляли его (противника) действовать в русле собственного замысла ведения боя и операции в целом.
Монгольские полководцы всегда планировали и проводили свои мероприятия (прямые и непрямые действия) на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях в тесной корреляции друг с другом и в привязке к месту и времени в интересах достижения главной цели кампании.
Военачальники евро-войск по какой-то причине не использовали стратегическое и оперативное поле для своей активности, что свидетельствует об их серьезной некомпетентности в военном деле. А при таком подходе к военному делу невозможно было эффективно проводить кампанию, полагаясь только на возможный успех в рамках тактического поля, в то время как противник успешно освоил два других высших уровня, что позволяло ему (противнику) добиваться результатов на стратегическом и оперативном уровнях, избегая при этом прямого боевого соприкосновения на тактическом уровне в невыгодных для себя условиях.
Умело используя стратегическое и оперативное поле, монгольские военачальники легко меняли тактическую обстановку в свою пользу, благодаря чему их войско с минимальными затратами добивалось победы в локальном и генеральном сражениях.
Исходя из вышесказанного, можно констатировать, что в то время в военной организации евро-образца напрочь отсутствовала прослойка стратегов, которые с высоты своих познаний в военном искусстве могли бы выработать жизнеспособную концепцию организации и применения военной силы или же как минимум применить наличествующую военную силу с наибольшим коэффициентом полезного действия из возможного в противостоянии с кочевой военной культурой.
В монгольских войсках, в отличие от европейской военной школы, пошли дальше, чем простое нахождение военной силы под руководством одного главнокомандующего, и стали успешно применять управленческие схемы – командные спайки, в которых при энергичном и не особо опытном полководце всегда состоял более взвешенный и умудренный боевым опытом полководец-наставник.
Такая схема оказалась очень эффективной, в которой безудержная инициатива и желание сражаться уравновешивались сдержанностью и уверенностью военного опыта. Другими словами, опытный теоретик усиливался напором исполнительной инициативы и наоборот.
Ведь очевидно, что не всегда талантливый теоретик является эффективным практиком (исполнителем), а блестящий строевой командир может грамотно выработать концепцию применения силы. Поэтому имеет смысл заключать эти две ипостаси в одну спайку, в которой теоретик и планер-стратег осуществляли бы общее стратегическое руководство войной и следили бы за тем, чтобы практика не выходила за рамки логики принятой концепции ведения военной кампании, а командующий войском отвечал бы за практическое исполнения задуманного на «поле боя» в широком смысле этого понятия.
Вот почему при такой управленческой схеме и стратег, и командующий являются взаимозависимыми основными фигурами в армии, работа которых направлена на достижение главной цели кампании и от взаимопонимания которых зависит судьба не только их армии, но и государства в целом.
Таким образом, конечный результат противостояния экспедиционного корпуса монголов и коалиционных сил Европы при условии паритета по уровню пассионарности сторон конфликта и военно-технической оснащенности их войск определялся в соперничестве полководцев в рамках эффективности применения ими теории и практики собственной концепции применения силы. В этом случае чингизиды на голову оказались выше своих европейских визави и в теоретических познаниях военного искусства, и в планировании и практическом исполнении задуманного.
Полный успех монгольской военной культуры в период их западных завоеваний в 1241 году был обеспечен соответствием превосходного уровня их военной мысли и успешной практики ее применения на фоне пассионарного всплеска этноса – народа и надлежащего качества вооружения и снаряжения войска.