Георгий Константинович Васильев
Годы. Мили. Судьбы
Но, тем не менее, мне нужно облегчить душу, я пишу тебе, а остальное дело твое, чи-тать или не читать, хотя бы во имя прошлого. А какое прошлое? Случайные встречи в Ленинграде, два раза прошли по аллее в Березайке, да коротенькие, с разрешения начальства, свидания на темных улицах Херсона. Остальное – только письма, полные надежд, жалоб на одиночество, робкие полупризнания, но все же милые, которые я ждал, как ждут счастья. Да, жил и ждал лучшего, ждал настоящей жизни, но где она?
Что мне осталось?
Опостылевшая каюта на базе, обтертые номера в «Интуристе» с не менее потертыми обитателями, да водка.
Утешением остается море, да и то не всегда. Когда на берегу – хочется в море, а в море после недель напряжения, холода и бессонных ночей хочется тепла, света, уюта и искреннего участия, не побуждаемого ни расчетом или обязанностью, а лучшими человеческими чувствами.
Но этого нет, и опять хочется в море.
Вот, Маринка, так и мечусь от мечты к действительности. Когда все это кончится, я еще не знаю, но уверен, когда-нибудь придет.
Что еще написать тебе? О том, как развлекаюсь, писать не стоит, может быть, позже.
Пока физически здоров, во всяком случае лучше, чем на Востоке. Может быть потому, что меньше работаю, а может быть, жизнь спокойнее, как ни странно. На берегу здесь война как таковая не чувствуется, фрицы давно не летают. Я даже не видел, как бомбы взрываются. Впрочем, не это основное. Можно ко всему привыкнуть, не правда ли?
Я был весьма удивлен, узнав прошлым летом, что Тамара замужем за Ванюшей Бака-новым. Я ведь с ним учился на одном курсе и знаю его прекрасно. Не знаю, так ли он скучает по семье, как и раньше. Я не видел его с июля месяца, когда он приезжал в командировку в Мурманск из своего монастыря с Соловков.
Интересно, какая ты сейчас? Как выглядишь? Что делаешь? Пришли пару фотографий. Пока хватит. Пиши быстрее и будь здорова. Целую».
Электрическая торпеда ЭТ-80
Закончив ремонт возвратились в Полярный. После обычной подготовки 16 августа 1944 года вышли в боевой поход. На этот раз в носовые торпедные аппараты приняли электрические торпеды ЭТ-80. Они приводились в движение от аккумуляторной батареи, размещенной в корпусе торпеды и имели значительно меньшую скорость по сравнению с парогазовыми – порядка 30 узлов. На них установлены контактные и неконтактные взрыватели. Парогазовые торпеды обладали скоростью 45 узлов и приводились в движение поршневой машиной, работающей на смеси сжатого воздуха и керосина.
Боевые действия подводных лодок предполагалось вести в «завесе» во взаимодействии с разведывательной авиацией. Термин «завеса» придумали теоретики Военно-морской академии. Он не отражал сущности метода. Подводникам этот термин не нравился, а начальство продолжало упорно употреблять понравившееся новое слово. «Волчья стая» – метод действия немецких подводных лодок в Атлантике – был исчерпывающе выражен в этих словах.
Район ожидания мы заняли 17 августа 1944 года. В «завесе» самой восточной лодкой была С-103, затем М-201, С-15 и С-51. По приказанию командира бригады один раз сходили в район поиска между мысом Слетнес и Тана-фьордом, но безрезультатно. 23 августа около 21 часа получили радиограмму от самолета-разведчика об обнаружении конвоя в составе 4 транспортов и 15 кораблей охранения. Конвой шел из Ворангерфьорда на запад. По расчету конвой должен прибыть в 5 часов 30 минут 24 августа в район маяка Слетнес. Решил закончить зарядку и следовать к берегу так, чтобы прийти в район поиска за 2 часа до прихода конвоя. Погода стояла хорошая – облачно, видимость 5–6 миль, ветер северный 3–4 балла. Минное заграждение прошли на глубине 80 метров. Всплыли на перископную глубину. Осмотрел горизонт. На море все было спокойно. В 6 часов в перископ обнаружил конвой в составе 3 транспортов, шедших в строю кильватера. Корабли охранения располагались вокруг транспортов на расстоянии около 8 кабельтовых. Лодка была на курсовом угле 3–5° левого борта. Лег на курс, перпендикулярный курсу транспорта. Дал ход 6 узлов.
Действия подводных лодок в «завесе»
Через 12 минут вышел на позицию стрельбы. Торпедные аппараты приготовлены к выстрелу. Учитывая прошлый опыт, носовые рули перевели на ручное управление из центрального поста. Повернул на 180°, и лодка вышла на боевой курс. Через минуту поднял перископ. Головной транспорт подходил к углу упреждения. Еще через 10 секунд скомандовал: «Интервал 15 секунд! Аппараты – Пли! Боцман! Погружаться на глубину 60 метров!» Через 2 минуты в отсеках услышали 2 взрыва. Развернулись на обратный курс, увеличили скорость до 8 узлов, чтобы подальше оторваться от кораблей охранения. Первые глубинные бомбы взорвались через 5 минут после торпедного залпа далеко за кормой. Бомбометание явно было неприцельным. Уменьшил ход до 3 узлов. Погрузились на глубину 80 метров и пошли под минное поле. Пройдя его, перезарядили носовые торпедные аппараты. Всю следующую неделю маневрировали в районе ожидания. Данных об обнаружении конвоев непоступало. 30 августа получил приказание возвратиться набазу. При входев Полярный произвели один выстрел из орудия. На пирсе нас встречали командующий флотом адмирал А. Г. Головко, член Военного совета вице-адмирал А. А. Николаев, командир бригады капитан 1 ранга И. А. Колышкин и начальник штаба бригады капитан 1 ранга Б. И. Скорохватов.
Разведчики подтвердили: 23 августа 1944 года подводная лодка С-15, командир капитан 3 ранга Г. К. Васильев, получила от самолета-разведчика оповещение о движении неприятельского конвоя. Форсировав на глубине 80 метров минное поле, лодка подошла к берегу в районе мыса Слетнес. Утром 24 августа командир в перископ обнаружил конвой, состоявший из 3 транспортов и 14 кораблей охранения. Сблизившись до дистанции 10 ка-бельтовых С-15 четырьмя бесследными торпедами атаковала самое крупное судно. Две торпеды попали в цель. Транспорт «Дессау» водоизмещением около 6000 брт пошел ко дну. Позже И. А. Колышкин в книге «В глубинах полярных морей» (стр. 293) писал: «О Васильеве говорят, как об уже зрелом и вполне самостоятельном командире, а назначен на должность он всего каких-нибудь полгода назад. Быстро растут люди на войне!»
Командир подводной лодки С-15 капитан 3 ранга Георгий Константинович Васильев докладывает командующему Северным флотом адмиралу А. Г. Головко о результатах боевого похода. Полярный, 1 сентября 1944 года. Справа налево: А. А. Николаев, А. Г. Головко, И. А. Колышкин, Б. И. Скорохватов
(Эта фотография, как дорогая реликвия, хранилась на почетном месте в кабинете Георгия Константиновича)
Транспорт «Дессау» потоплен 24 августа 1944 года подводной лодкой С-15, командир Г. К. Васильев
Командир С-15
капитан 3 ранга Васильев
Георгий Константинович.1945 г.(Слева)
Командир подводной лодки В-3
капитан 3 ранга
Кабо Исаак Соломонович(По центру)
Герой Советского Союза,
капитан 1 ранга Иосселиани
Ярослав Константинович
(командир подводной
лодки В-4 в 1944 г.)(Справа)
Бригада получила пополнение. Из Англии прибыл дивизион подводных лодок типа U, полученных в счет раздела итальянского флота. Командовал дивизионом капитан 1 ранга А. Трипольский. В составе пришедшего дивизиона подводные лодки: В-2, бывшая «Unbroken», – командир капитан-лейтенант А. С. Щекин, В-3, бывшая «Unison», – командир капитан 3 ранга Исаак Соломонович Кабо, В-4, бывшая «Ursula», – командир капитан 3 ранга Ярослав Константинович Иосселиани.
Подводная лодка В-1 типа S, бывшая под названием «Subfish», – командир капитан 2 ранга И. И. Фисанович, погибла во время перехода из порта Леруик в Полярный. Рассматривали три возможные причины: ошибка в управлении плохо освоенной техники, атака немецкой подводной лодки, потопление английскими противолодочными силами. Дело в том, что И. Фисанович, опасаясь по каким-то причинам враждебных действий со стороны англичан, не собирался следовать по маршруту, предписанному адмиралтейством. Об этом он сообщил перед выходом нашим командирам. Лодка В-1, обнаруженная за пределами полосы движения, могла быть принята англичанами за немецкую субмарину и уничтожена.
Как погиб Фисанович с экипажем, оставалось тайной долгие годы. Лишь через много лет, после войны, в 1954 году, в британской прессе промелькнула заметка о героизме летчиков Королевского воздушного флота. В числе прочего в ней говорилось, что в 9 часов 39 минут по Гринвичу 27 июля 1944 года самолет британской береговой охраны в 230 милях к северу от Шотландских островов атаковал и потопил подводную лодку противника. Эту заметку прочитал немецкий историк, изучавший архивы кригсмарине. Покопавшись в фашистских архивах, значительная часть которых уцелела и хранится до сих пор, он обнаружил, что ни одна из множества немецких субмарин в указанное время в этом месте океана появиться не могла! Еще через несколько лет тот же историк с помощью британских ученых раскопал, что именно в этом месте и в это время должна была находиться лодка под командованием И. И. Фисановича. Получается, его лодку потопил английский самолет! Позднее, когда советские историки подключились к исследованию, эта версия подтвердилась. Бывшие английские подводные лодки В-2, В-4 имели водоизмещение около 400 тонн (намного меньше, чем наши лодки типа Щ), 4 носовых торпедных аппарата, надводную скорость около 12 узлов, подводную 10 узлов. Как и все английские лодки, они имели очень низкий уровень шумности. Кроме 4 подводных лодок Северный флот получил старый линейный корабль, переименованный в «Архангельск», крейсер «Мурманск» и 6 четырехтрубных эскадренных миноносцев постройки времен Первой мировой войны. Участия в боевых действиях они не принимали. Линкор стоял на 4 бочках в Кольском заливе севернее острова Сальный. Командовал эскадрой капитан 1 ранга В. А. Фокин, в последующем командующий Тихоокеанским флотом.
Герой Советского Союза,
капитан 3 ранга
Израиль Ильич Фисанович
21 сентября 1944 года погибла Краснознаменная гвардейская подводная лодка Щ-402, командир капитан 3 ранга Александр Моисеевич Каутский. Наши торпедоносцы «Боинг» периодически проводили «свободную охоту» у северного побережья Норвегии с задачей топить любой обнаруженный корабль. Так было и в тот день. Обнаружив подводную лодку в крейсерском положении, шедшую к берегу, командир самолета сбросил торпеду, которая взорвалась в районе мостика подводной лодки. Командира самолета о наличии советской подводной лодки в этом районе не предупредили. Самолет, шедший на низкой высоте, подводники, очевидно, не заметили и не успели погрузиться.
В конце сентября подводной лодке С-15 было приказано выйти в море в район боевых действий к северу от Новой Земли с задачей: «Уничтожать надводные корабли и подводные лодки противника». Поход был тяжелым. Частые погружения, следование под водой, всплытия на зарядку аккумуляторных батарей без всякой надежды встретить противника. Время от времени для определения места подходили к мысу Желания – северо-восточная оконечность Новой Земли. Большую часть времени находились в подводном положении. Прочитал полное собрание сочинений Мольера, предусмотрительно взятое в поход из базовой библиотеки, где работала Нина Сушкина. Суток через 15 пребывания на позиции задул штормовой северо-западный ветер и поднял большую волну. Закончив зарядку батарей, с трудом погрузились и, прикрываясь островом, ушли в Карское море. Через сутки всплыли на перископную глубину, поразила необычайная тишина на поверхности. Посмотрел в перископ. Понял, что произошло. Поверхность моря покрылась льдом. В надводном положении подошли к мысу Желания.
Командир С-15 капитан 3 ранга
Г. К. Васильев, г. Полярный.
1944 г.(слева)
Командир С-15 капитан 3 ранга
Г. К. Васильев, Баренцево море. 1944 г.(справа)
Чем дальше шли на север, тем тяжелее становилась ледовая обстановка. Вновь образовавшийся молодой лед чередовался с большими полями многолетнего пакового льда. Наступившая темнота осложнила обстановку. Разводий видно не было. Придерживались правила плавания во льдах – идти в сторону черного неба, там льда меньше. И все же вы-рваться из Карского моря не удалось. Пришлось повернуть обратно. Чтобы не поломать лопасти винтов, увеличил осадку на корму заполнением трех кормовых цистерн главного балласта. Ледовая обстановка по маршруту следования нам была неизвестна. Возникало много вопросов и неясностей. Имеется ли лед в двух других выходах из Карского моря – Югорском проливе и Маточкином шаре? Как далеко распространился лед в районе, прилегающем к северному берегу Новой Земли? Хватит ли емкости аккумуляторных батарей пройти под водой пространство, занятое ледовым полем? С рассветом снова начали искать выход на запад. Шли по разводьям. К счастью, ветер сменил направление и задул с юга. Он изменил условия плавания, отжимая лед от берега. Разводья становились все шире и шире. Маневрируя между плавающими льдами, продвигались на запад. К вечеру вышли на чистую воду.
Отправил комбригу радиограмму о ледовой обстановке и через полсуток получил приказ возвращаться на базу. В это время проводилась Петсамо-Киркинесская операция по разгрому северной группировки немцев. В ней принимали участие подводные лодки Л-20, С-14, С-51, С-56, С-101, С-102, С-104, В-2, В-4 и М-171. Все они отличились. Об этом походе нашей лодки И. А. Колышкин в книге «В глубинах полярных морей» (стр. 302) писал: «Выходила на двадцать с лишним суток и С-15. Она имела задание совсем другого рода – прикрыть с северного направления от возможных немецких рейдеров идущий к нам конвой. Поход был очень тяжелым. Лодка добралась почти до кромки льда».
На мостике С-15. Справа командир лодки капитан 3 ранга Васильев Г. К., в центре командующий СФ адмирал Головко Арсений Григорьевич, за ним комбриг капитан 1 ранга Иван Александрович Колышкин. 1944 г.
5 ноября 1944 года Г. И. Щедрину присвоили звание Герой Советского Союза. Он продолжал командовать подводной лодкой С-56, получившей звание Гвардейская. До конца 1944 года и в январе 1945-го лодки бригады совершили несколько выходов в боевые походы по прикрытию союзнических конвоев, следующих из США в Мурманск. Встреч с противником не было. На этом боевая деятельность подводных лодок Северного флота закончилась.
Зима 1944–1945 годов была длинной и однообразной. Служба шла еле-еле, «комендантским шагом». По распорядку дня кое-что ремонтировали, проводили ежедневные осмотры и проворачивание механизмов, делали пробные пуски двигателей. Специальная подготовка для матросов и старшин не представляла никакого интереса. Они были при-званы до начала войны, участвовали в боевых походах и служили на лодках по шестому, а некоторые по седьмому году. Учить их было нечему. Офицерский состав занимался «углублением знаний по специальности». Начальник штаба бригады Борис Иванович Скорохватов заставлял командиров лодок «обобщать опыт войны» – писать наставления, как производить поиск противника, как атаковать, как уклоняться от преследования. У каждого командира было свое персональное восприятие происходящего, разные условия и непохожие решения. Общие закономерности не вырисовывались. В нескончаемых разговорах в каютах береговой базы мы обсуждали роль и положение командира подводной лодки на войне и после ее окончания. Справедливо заметить, что в воюющей бригаде подводных лодок командиры были авторитетными личностями. Их власть признавалась офицерами, старшинами и матросами экипажей, но важнее всего – командирами и штабными офицерами дивизионов, береговой базы, бригады и командованием флота. И в море, и на берегу начальник мог приказать командиру лодки, но никто не пытался приказывать непосредственно его подчиненному. Флагманские дивизионные специалисты, начальники служб береговой базы работали на командира лодки, удовлетворяя потребности в ремонте и снабжении. Для командиров кораблей были всегда доступны командиры соединений, штабы дивизиона, бригады и командование флота.
Отдых после похода. Справа командир С-15 капитан 3 ранга
Г.
К. Васильев, слева Василий Комаров. 1945 г.
В известной степени такой власти командира способствовали условия боевых действий на подводных лодках. Только командир видел в перископ обстановку на поверхности моря. Иногда он позволял взглянуть старпому и замполиту. Он единолично принимал решение, как атаковать и как уклоняться от преследования. Командир не сходил с мостика, пока лодка находилась в надводном положении. С начала выхода в море до возвращения на базу командир не раздевался, всегда готовый в любую минуту выскочить на мостик или в центральный пост и вступить в управление лодкой. Он не спал, а «отдыхал».
Экипаж С-15, в центре второго ряда командир лодки капитан 3 ранга Г. К. Васильев, г. Полярный. 1945 г.
От командира зависела оценка каждого члена экипажа, его служебное положение. Старые командиры утверждали, что с окончанием войны завершится и высокое положе-ние командира. Снова возьмут власть штабы и «флажки» – флагманские специалисты. Начнутся проверки, контроль действий и решений командиров. Полетят приказы, указания и распоряжения, исполнителем которых будет один человек – командир. Так оно и получилось. Такое положение, даже хуже, сохранилось на флоте и через 40 лет после окончания войны.
В марте 1945 года получил письмо от Петра Синецкого из Советской Гавани. Привожу его с сокращениями:
«Наверно, тебе сейчас жить не менее ста лет. Ибо, откровенно говоря, тебя здесь считали рядом с Сушкиным. Причем официально. От тебя прибыл какой-то „мех” (механик) и на вопрос, знает ли тебя, ответил, что ты еще при нем погиб. Это было примерно в ноябре–декабре 1944 г. Но получив свежий номер газеты „Красный флот” (газета ВМФ), за декабрь в феврале, обнаружил, что некий Васильев созерцал „гиену огненную”. Ты не представляешь, как мы с моей супругой обрадовались. Хотя я не верю в небесную канцелярию, но на всякий случай плюнул через левое плечо три раза. В общем, я очень рад за тебя и твоим успехам. Разреши тебе в дальнейшем пожелать избежать всего плохого. Чтобы поскорее нам „трахнуть” чарочку и досыта поговорить о твоих фронтовых, а моих сугубо мирных делах. Гинкул сейчас служит у Емельянова в Находке. Я его адреса не знаю. Остальные пребывают по старым местам. Пиши, как идет личная жизнь, наверно, хандришь. Кто еще служит на Севере из наших однокурсников? А кто был, да сплыл? Как идет дело у наших „воспитанников” (имеются в виду подводные лодки Тихоокеанского флота). Передавай горячий привет Жоре Коваленко и Яро-славу Константиновичу (И. Г. К.) Пиши чаще. От всей души желаю счастья. Очень хотел бы тебя видеть и поговорить на темы, которые не терпит бумага. Крепко жму руку, Петр.
Письма пиши по адресу: Полевая почта 15104Ж».
Приписка Валентины Синецкой:
«Здравствуй, Жора. Очень рады твоему письму, так как точно можем узнать о тебе, о твоей жизни и боевых делах. Да, жизнь не считается с нами. Забрасывает нас, смертных, как ей заблагорассудится. Вот ты, Жора, верно в этом убедился, также и мы скитаемся по отдаленным бухтам, подальше от внешнего мира и культуры. О своей жизни писать особенно нечего. Скучно, однообразно. Единственное утешение, что пока наш папка с нами. Моя роль матери жизнь скрасить, встретить да проводить. С чем я трудно свыкаюсь. Сын растет озорником. Уже скоро пойдет в школу. Несмотря на однообразие в жизни, время быстро идет, а также года. Хотелось поскорее встретиться вновь в более подходящей обстановке, чем сейчас, как в июле 1941 года. Тогда поговорим о многом. Желаю в жизни счастья и успехов в бою. С горячим приветом, Валя».
Поддерживал переписку с Машей Ивановой. В одном из писем она пригласила меня в гости. В начале апреля 1945 года получил разрешение на отпуск продолжительностью в один месяц. Сложился и план поездки: Мурманск–Москва– Березайка–Ленинград–Москва–Борское–Москва–Мурманск. Из Полярного добрался в Мурманск на бригадном катерке. Купил в коммерческом магазине бутылку водки, которую в ожидании поезда мы с Васей Комаровым распили. Его лодка стояла в это время в ремонте.
В конце войны в Мурманске открыли коммерческий магазин. В нем продавали продукты по очень высоким ценам. Бутылка водки стоила 500 рублей (50 руб. по курсу 1980 г.). Цена водки того времени – 25 руб. за бутылку «Московской» и 32 руб. за бутылку «Столичной». Переезд до Березайки занял двое суток. По просьбе Ивана Бака-нова я вез его жене чемодан продуктов. Жила она в деревне Сорокино, в 25 километрах от города Боровичи. Ехать в такую глушь не было времени. Из Москвы послал телеграмму с просьбой встретить меня в Березайке и забрать посылку. Тамару я не видел с 1940 года. За 5 лет из глазастой девочки она превратилась в стройную, красивую женщину. Это была вторая жена Ивана Баканова. Первая «кронштадтская» семейная жизнь у него не получилась. Второй брак сложился удачно. Передал посылку и двинулся в Ленинград. Участок железной дороги от станции Чудово до пригорода Ленинграда с осени 1941 года был занят немцами и после прорыва блокады в январе 1944-го еще не был восстановлен. Поезда ходили по старой магистрали до станции Окуловка, затем поворачивали на станцию Неболчи на параллельную дорогу и далее через Будогощь и Кириши шли до Ленинграда. Вагоны качались и шатались на разбитом пути. Отапливались они металлическими печурками, стоявшими у входных дверей, если были дрова. Ночью вагоны освещались одной или двумя стеариновыми свечами. Иногда появлялись проводники, потом куда-то исчезали до очередной остановки. Справа и слева от железнодорожного полотна зияли заполненные водой воронки от бомб и снарядов. За окном виднелись болота и обрубленный снарядами лес. Почти каждое дерево стояло без кроны. В Ленинграде поселился в гостинице «Астория», туда меня определила городская комендатура. Повсеместно на улицах виднелись следы недавней войны – разрушенные дома, предостерегающие надписи, воронки от бомб и снарядов.
В домах стекла были заклеены по диагонали бумажными полосками. Дребезжа и скрипя на рельсах, изредка проходили трамваи. На стенах домов нарисованы стрелы, указывающие дорогу в бомбоубежище и надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее ОПАСНА». Поехал к сестре Шуре. Она с мужем и маленьким сыном жила на станции Кушелевка финляндской железной дороги. Ютились в здании вокзала, кое-как приспособленном под жилье. Об удобствах речи не было. Ее муж Алек-сандр Александрович Васильев работал железнодорожником на станции. О жизни во время блокады Шура рассказывала неохотно, я не настаивал. Не хотелось ей напоминать о перенесенных мучениях. Снабжение Ленинграда продовольствием после прорыва блокады наладилось. Жители города обеспечивались по общесоюзным нормам. Тепло, вода и одежонка были. После пережитой блокады это казалось верхом благополучия. На всю жизнь у нее сохранилась болезненная привычка экономно расходовать хлеб. Мы проговорили два свободных от работы вечера, и я отправился в путь.
Поехал к Марии на станцию Неприк, затерявшуюся в бескрайних заволжских степях, примерно в 120 километрах к востоку от Куйбышева. В село Борское потащился пешком по пыльной дороге с чемоданом на плече. Вскоре меня догнал матрос, ехавший на лошадке, запряженной в телегу. Предложил подвезти. Я охотно согласился. Не потому, что чемодан был тяжел, в нем лежал фотоаппарат, пара белья и несколько банок американской свиной тушенки. А потому, что день был жаркий. Одет я был во флотскую шинель, не для теплой погоды.
Иванова Мария Антоновна, летчик-инструктор,
с. Борское. 17 июня 1945 г.
Маша с подругой Аней Бодрягиной жила в доме № 52 на Пролетарской улице. Дом стоял на берегу речки Самарки, был окружен высоким забором, огораживавшим двор со всеми необходимыми в крестьянском хозяйстве постройками: скотным двором, сараем для сена и баней. Встретила меня хозяйка Дуся Плотникова, сильная, симпатичная женщина лет сорока. Баня была уже натоплена. Туда я отправился после короткого разговора с хозяйкой. Мария со службы должна была вернуться через 2 часа. То ли баня была хороша, то ли намяли бока деревянные вагонные полки – матрасов, подушек, одеял и постельных принадлежностей не было, но намылся и напарился я знатно. Сел во дворе на лавочке и с удовольствием закурил. Подсела Дуся, завела беседу. Рассказала, какие хорошие живут у нее постоялицы Марьяна (так звали здесь Марусю) и Аня, какая трудная у них служба. Поведала о своем муже, находившемся на войне, и о сыне Васе, подростке лет 15–16.
Около 18 часов появились Мария и Анна в летных меховых комбинезонах, в шлемах с очками, планшетами и летными принадлежностями. Поздоровались. Меня познако-мили с Аней Бодрягиной. Посидели на скамеечке, вместе покурили. Маша и Аня отправились в баню, а затем переодеваться в повседневную флотскую форму – темно-синие кители и черные юбки. Я пошел побродить по берегу Самарки. Вернулся через 30 минут. Стол был накрыт к ужину. Картошка, мясо, яйца и даже графин со светлой, как детская слеза, жидкостью. Вскоре выплыли, как две лебедушки, посвежевшие подружки. Даже после хорошей бани на их лицах были видны следы недавних обморожений, полученных во время полетов. Средств ухода за кожей, кроме гусиного жира и борного вазелина, не было.
Слева направо: летчицы-инструкторы Анна Бодрягина,
Мария Иванова и Мария Михайлова, с. Борское. Апрель 1945 г.
За ужином в этот и последующие вечера они рассказывали о школе летчиков, как учат новобранцев летать. Девушки говорили о системе обучения, коротких сроках подготовки и больших нагрузках. Сетовали на неудобства, связанные с тем, что курсанты – мужчины, а инструкторы – женщины, что нет на аэродроме ни женского туалета, ни бугорка, ни забора, за которым можно укрыться. О несправедливости начальства. Вспоминали трагические и комические истории. Вопрос о наших личных отношениях оставался неопределенным. Мною решение было принято, я сказал о нем Марии. Она ни да, ни нет не отвечала. Видимо, были какие то важные причины уклоняться от ответа. Я не настаивал. С первого дня встречи мы договорились о прошлом друг друга не расспрашивать. Начать наши отношения с чистого листа. Не обсуждать прошлые поступки и события, не ставить друг другу что-либо в вину. Мой день рождения отпраздновали в ближайшее воскресенье 26 апреля. Пришли подружки Сонька Устинова (Литвиненко), Маша Михайлова (Суранова) и какой-то капитан политработник, ухаживавший за Аней Бодрягиной, но от-вергаемый ею, так как было известно, что он женат. Сначала чинно посидели в доме. Потом выпили, развеселились, распелись, вышли во двор, потанцевали и закончили обед стрельбой вверх из нагана, оказавшегося у капитана политработника.
Иванова Мария Антоновна –
летчик-инструктор,
с. Борское. 1945 г.
На следующий день Маша сообщила, что согласна выйти за меня замуж. Начались обсуждения планов на будущее.
29 апреля 1945 года мы расписались в ЗАГСе села Борское Куйбышевской области. Свадебного подарка я, увы, сделать не смог. В наших удостоверениях личности поставили печати. Мария Иванова стала Васильевой, а у Георгия Васильева кончилось затянувшееся одиночество. Хорошо, что захватил в отпуск безотказный фотоаппарат ФЭД. Попросил местного фотографа сделать пару фотографий на случай, если мои снимки окажутся некачественными. 30 апреля поездом отправился через Москву в Мурманск и далее в Полярный.
В Полярный прибыл 3 мая 1945 года. Все уличные репродукторы в Мурманске и в Полярном передавали фронтовые сводки: «От Советского информбюро. Наши войска после продолжительных упорных и т. д. боев взяли Берлин!»
Четыре года ждали, когда закончится война, и все же День Победы наступил неожиданно. К обычному празднику, допустим ко дню Красной армии, готовились загодя. Оборудовали помещения, развешивали портреты товарища И. В. Сталина, лозунги на кумаче (красном материале), писали тексты докладов и речей, готовились выступаю-щие. На подготовку праздника Победы оставалось около 6 часов. Ночью получили приказ Верховного главнокомандующего товарища И. В. Сталина о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
9 мая 1945 года в 8 часов экипажи подводных лодок построили для торжественного подъема военно-морского флага. Вместе с флагом и гюйсом на лодках подняли флаги расцвечивания. На построении зачитали приказ Верховного главнокомандующего.
Командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко
на параде 9 мая 1945 года
Торжественное построение бригады подводных лодок в Полярном 9 мая 1945 года
В полдень на втором и третьем причалах вновь построили экипажи на митинг. Шел снег. С мостика эскадренного миноносца, пришвартованного к причалу, выступил с речью командующий флотом адмирал А. Г. Головко. За ним выступали глава постоянной английской миссии контр-адмирал Эджертон, командир С-56, Герой Советского Союза, капитан 2 ранга Г. И. Щедрин, начальник политотдела бригады лодок капитан 2 ранга П. И. Петров, командир охраны водного района контр-адмирал Михайлов и другие. Во время обеда в столовой выпили по 100 граммов «За тех кто в море», а дальше каждый заканчивал праздник «по способностям».
Я пошел в свою каюту писать письмо. Кому? Думаю, это ясно! Так вот начались мирные будни.
За военное время мне довелось участвовать в 9 боевых походах подводных лодок, в которых уничтожили 4 транспорта, повредили один корабль охранения
и высадили на вражескую территорию 2 разведывательные группы. Повезло остаться живым.
Последними отголосками войны были два события. Первое – погиб Коля Лобанов, мой однокурсник по авиасектору Училища им. Фрунзе. Как рассказывали очевидцы, группу советских разведчиков десантировали с самолета в северной Норвегии. Был сильный ветер. После приземления Николай не успел обрезать стропы парашюта. Его потащило по земле и ударило головой о камень.
Второе, повеселившее бригаду, было сообщение начальника политотдела бригады П. И. Петрова о высадке немецкого воздушного десанта в 10–15 километрах от Полярного. На самом деле никакого десанта не было и быть не могло. Как ему взбрела в голову эта мысль, никто понять не мог. Вскоре его освободили от должности.
Мы обсуждали с В. Л. Гладковым вопрос: пошлют ли наши лодки обратно на Тихоокеанский флот? То, что война там будет, сомнений не оставалось. Не было ответа на вопрос о ее продолжительности и участии сил других флотов. Раз с Тихоокеанского флота и Севера «малютки» отправляли на Черноморский флот, следова-тельно, война будет непродолжительной. Пришли к выводу – отправлять туда наши лодки нецелесообразно. Попросил у комбрига жилье. Дали комнату площадью 15 метров с видом на бухту в коммунальной квартире кирпичного дома. Матросы покрасили стены, побелили потолок, поставили стол, 2 стула и кровать. Первое семейное гнездышко было готово. Жить продолжал в казарме. Там было привычнее и удобнее. Столовая, душ, библиотека – все рядом, и не надо делать приборку в комнате.