Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Женя задумался, перебирая в голове только что услышанные слова. Признаться, ему не нравилась чистота улиц. Она говорила о том, что кто-то действительно всерьёз занялся этим делом, имея при себе специальную технику (без ней всё это сделать просто невозможно!). Ни один из этих бравых ребят ещё не попадался на пути, но Женя был уверен, что это будут не мальчики с дворовым мячом; те, кто решил привести город в порядок – опасные люди. И опасные они потому, что смогли сохранить слаженность и организованность даже после апокалипсиса.
– Слушай, нет, мне эта идея не нравится. – Он посмотрел на обволакивающие её тело волосы и понял, что хочет видеть это каждое утро. – Кто бы это ни был, мы с ними ещё не встречались. Они очищают город, молодцы, но ты уверена, что они не очистят его и от нас, если заметят? Теперь мне есть кого терять, так что не хочу рисковать. Мы сделаем так: сейчас позавтракаем и продолжим идти на восток. Думаю, дня через три точно выйдем в область, а там заживём. Будут у тебя и пионы, и тюльпаны, и всё что захочешь.
– Даже секс по утрам?
Улыбка растянула губы Жени и сделала его лицо ещё красивее, ещё теплее.
– Да, даже секс по утрам. Только теперь будем выгонять с комнаты Рэнджа, а то так мы ему точно психику сломаем.
Катя залилась смехом, что медленно растворялся в тёплом воздухе. Её хохот, слегка неуклюжий, не совсем женственный, прозвучал самой красивой симфонией, которую могло слышать человечество. Но нет, человечества здесь не было. Она смеялась только для Жени, и от осознания этого его грудь вновь резко сжалась, но на этот раз он принял эту боль, ведь уже понял, что за чувство разжигает внутри огонь.
– Мы с тобой самая счастливая пара на свете, – Катя не отрывала взгляд от глаз Жени, что словно светились золотом в волнах утреннего света. – Представь, будто мы герои какого-нибудь романа. Будто мы герои книги, и всё, что происходит – это выдумки автора.
Женя перегнулся через Рэнджа и поцеловал свою женщину в шею. Спустился к ключицам и вернулся к лицу – к лицу человека, пережившего столько боли и страданий, но сохранившего внутри себя что-то светлое, что так боялось померкнуть. Их губы вновь сомкнулись с той нежностью, с которой смыкаются губы тех влюблённых, что никак не могут насладиться друг другом.
– Если мы и являемся героями какой-нибудь книжки, то тогда её автор явно безумец. Придумать такой ужас… – Женя взглянул на окно, открывающее вид на пустую, мёртвую улицу. – Я вот не верю в судьбу. Будь это хоть книга, хоть фильм, в конце концов мы же сами выстраиваем себе жизнь. Я уверен, у нас всё будет хорошо. Если про нас и пишут книгу, то финал точно будет счастливым.
– И мы будем жить долго и счастливо?
– Да, – Рэндж вновь улёгся между ними и, не оставив никому выбора, заставил каждого себя поглаживать. – Будем жить долго и счастливо. Правда, Рэндж?
Он ответил бодрым лаем и вытянул лапы вверх, наслаждаясь сладостными потягушками и массажем в четыре руки. В небольшой комнате опустевшей гостиницы, на одной двуспальной кровати сидели мужчина и женщина – парень и девушка в глазах друг друга. Плавающая вокруг тишина теперь не казалась пугающей, а даже наоборот – отделяла и убирала лишние звуки, будто хотела слышать лишь дыхание влюблённых…и одно собачье, полное радости от мягких поглаживаний. В воздухе парили мелкие пылинки, пронизываемые лучами солнца. Они ложились на кожу и согревали её, но всё же не могли согреть так же, как внутренняя теплота. Женя передавал её Кате, а Катя передавал ему свою – ту немногую часть чего-то тёплого, что всё ещё сохранилась под слоем льда.
– Повтори ту фразу, которую ты сказал во время танца.
На миг карие глаза вопросительно блеснули, но уже через секунду в них промелькнуло понимание, пробежав по глубине чёрных зрачков.
– Надежда – это огонь, согревающий нас.
Рэндж одобрительно гавкнул, вызвав общий смех. Но хоть Катя и смеялась, её взгляд оставался восхищённым, устремлённым на Женю.
* * *
Петербург всегда завораживал своей красотой. Любой фотограф, имевший вкус, мог создать здесь тысячи шедевров, запечатлев на плёнку городские пейзажи. Исаакиевский собор влюблял в себя, Казанский захватывал дух своим величием, своими огромными колоннами, стоящими рядом друг с другом подобно солдатам, а у «Медного всадника» хотелось стоять вечность, восхваляя скульптора, так умело создавшего коня и восседающего на нём императора.
Но всё это меркло перед новой красотой, только-только открывшейся уцелевшим жителям. И это были призрачные улицы, освещаемые утренним солнцем. Никогда прежде Женя не думал, что какой-то пейзаж сможет сбить его с толку и остановить, но именно это и произошло, когда они все втроём вышли из гостиницы, ступив на тротуар. Их встретили тёплый ветер и гробовое молчание погибшего мира, на трупе которого всё ещё копошились мелкие вошки. Улица простиралась далеко вперёд широкой лентой, что превращалась в маленькую точку у самого горизонта. Забитая машинами дорога пугала спокойной атмосферой, ведь ещё неделю назад по ней проезжали тысячи автомобилей, и в каждом из них сидел человек с отдельной судьбой, с отдельной жизнью. Но теперь все они пропали неизвестно куда, а их верные железные кони валялись брошенными трупами на сосудах города. Тёмные окна смотрели на них, и чернота окон казалась открытым ртом, замершим на полуслове, что больше никогда не договорит то, что нужно было сказать. Миллионы историй, миллиарды улыбок и не осуществившихся мечтаний полегло здесь «светлой» ночью. При мысли о том, что жизнь большинства людей так несправедливо оборвалась, у Жени защемило сердце. Оно облилось кровью – да такой жгучей, что захотелось стонать.
– Это ужасно, – Катя нашла ладонь Жени и сжала её, не отрывая взгляд от призрачной улицы. – Я говорила, что рада вымиранию стольких ублюдков, и до сих пор так считаю, но это… Это выглядит пугающе.
– Пойдём. – Он приобнял её за талию, и вместе они двинулись вперёд – совсем как новоиспечённая парочка, прогуливающаяся вечером по парку. Но только вокруг них не шептались деревья и не пели птицы. Здесь боготворили тишину, сохранившую в себе бесконечное множество голосов, не окончившийся смех и замерший плач. Шагая по улице, Женя задумался о том, что сделали бы люди, если б узнали, что до апокалипсиса осталась пара дней? Чем бы человек занялся в первую очередь? Как быстро бы он понял, что его вечно откладываемое «потом» уже никогда не наступит? Многие мечты так и остались запертыми в чужих черепных коробках. Но Женя свою осуществил, да, будьте уверенны. Он мечтал полюбить (что бы это слово ни значило) и теперь шёл по улице с женщиной, признавшейся ему в любви. Она позволяла себя обнимать, позволяла себя целовать, но самое большое удовольствие приходило не от этого и даже не от оргазма – оно вливалось в вены тёплым приятным потоком от осознания того, что рядом есть человек, готовый помочь тебе и видящий в твоих глазах поддержку и опору, рождающих любовь.
Теперь никто им ничего не скажет. В старом мире их, может, и раскритиковали бы за столь огромную (огромную! ага, посмотрите в зеркало и попробуйте найти там старика) разницу в возрасте. Но пошёл в задницу этот старый мир! Почему люди должны избегать отношений друг с другом, если им обоим это приносит удовольствие? Если каждому из них хорошо в присутствии другого, если они вдыхают счастье в одной постели, почему они должны не хотеть быть вместе? Общество, общество, общество… вот же генератор стереотипов и субъективных мнений! Человек идёт против негласно установленных «стандартов»? Безумец! Не смей выделяться из толпы! Живи так, как хотим мы, всё твоё окружение! Но позорься!
Позорище… Любимое слово мамы.
Да пошли вы куда подальше, советчики великие. Каждый проживает свою жизнь так, как осмеливается её прожить…и получает то, что заслуживает. Вот и всё. Это не алгебра и не геометрия, здесь один простой закон: хочешь что-то взять – бери. Если, конечно, знаешь чего стоишь.
И Женя взял. Взял Катю и теперь пересекал с ней пустые улицы, и оба они направлялись к своей общей мечте – жизни за городом, только втроём. «Твоя настойчивость спасла всех и вся», – так она сказала сегодня утром, поглаживая его волосы. Да, настойчивость обгоняет талант и дарит человеку то, за чем он приходит. Настойчивость – черта сильных людей.
– А кем ты раньше работала? Можешь рассказать? Если это, конечно, не секрет.
– Не секрет, – Катя устремила взгляд куда-то в небо, но не увидела облаков, потому что перенеслась в воспоминания. – Я работала дизайнером женской одежды. Работа на дому, все проекты я высылала почтой. Поэтому кое-как выживала, потому что мне надо было заботить о М… Мише, да, о Мише. – Женя почувствовал, как напряглось её тело, и лишь сильнее обнял её, прижав к себе. Он не стал перебивать или успокаивать – вместо этого просто слушал, позволяя Кате излить душу. – Зарабатывала достаточно, но хотелось больше. Знаешь, когда ты одна с маленьким ребёнком, на себя вообще забываешь тратиться. Но всё-таки я иногда – после того, как отвозила Мишу в садик – находила время заниматься йогой и спортом. Йога, знаешь ли, помогает телу быть более пластичным.
– Я это заметил сегодня ночью. – Она слегка пихнула его локтём, не скрывая своей улыбки. – У меня, между прочим, до сих пор царапины на спине болят. Ты прямо-таки зверь!
– Ну не надо было приставать ко мне ночью, Мистер-Я-Дарю-Всем-Оргазм! Ты вроде уже должен был понять, что я не милая антилопа из диснеевского мультика.
– А кто ты?
Они остановились, замерев на тротуаре под молчаливым домом. Где-то вблизи хлопнула дверь, разорвав тишину на куски – видимо, кто-то заметил идущие по улице силуэты, меж которых медленно шёл пёс, и решил укрыться в своём убежище, ведь кто знает, что может быть на уме у тех, кто так свободно гуляет по руинам? За ними могли наблюдать, но и что с того? Пусть хоть глаза себе выколют, Женя будет обнимать Катю столько, сколько захочет. И сколько нужно будет ей, а она, казалось, как никто другая нуждалась в объятьях.
Но после услышанного вопроса она остановилась не для того, чтобы начать обниматься. Не в силах сдерживать улыбку, Катя наклонила голову и заговорила:
– Рэндж, закрой уши. Сейчас я объясню ему, кто я такая. – Серые глаза весело блеснули, и теперь в них не была даже намёка на лёд, хотя бы на маленький его кусочек. – Женечка, я грешница, которую ты…
Но слова застряли в горле, так и не вырвавшись наружу. В нос ударил запах горелого – такой резкий и неприятный, что сразу вскружил голову.
Но замереть заставило другое – в воздухе плавал аромат горящей плоти.
Человеческой плоти.
* * *
– Ты тоже это видишь?
Женя не ответил. Просто смотрел и не верил своим глазам, хотя воздух вокруг уже пропитался подожжённым мясом.
Они добежали до той улицы, с которой в небо ввалил чёрный дым, и остановились на самом углу. В паре сотен метров от них горел дом, охваченный диким пламенем. Огонь жадно поедал его стены, высовывал алые языки из окон и перешёптывался с самим собой, пока наслаждался трапезой из мертвецов. Все пять этажей утонули в природной стихии, не в силах противостоять ей. То, что было артефактами людей, их вещи и нетронутые улыбки на застывших лицах охватывало пламя и обгладывало то мясо, что светлячки решили оставить. Контур дома растворялся в густом дыме. Воздух накалялся, жар нагонялся на кожу мощными волнами, а ветер и вовсе пытался сбить с ног, швыряя в лицо дух смерти.
– Это они, – голос Кати дрожал, чуть ли н срывался на плач. – Те скотины. Те самые козлы.
Женя проследил за её взглядом и увидел у угла дома три человеческих силуэта, которых будто бы создала тьма. Солнце начало подпаливать крыши Петербурга, но эти люди были обличены во всё чёрное, не было видно даже глаз. Каждый из них смотрел на горящее здание и словно бы наслаждался. Один из фантомов баловался механической зажигалкой и чуть не уронил её, но всё же спохватился и успел поймать её, услышав хохот товарищей. Обтянутые перчатками ладони лежали на автоматах, судя по всему, настоящих. Блики лучей отражались на поверхности чищеных ботинок, по виду таких тяжёлых, что при ударе они с лёгкостью проломят кости черепа. Казалось, под этими чёрными очками не могли скрываться люди, потому что ни один человек не выдержит жара солнца в таком костюме. Он просто испепелится или сойдёт с ума, но не будет так спокойно стоять, барабаня пальцами по цевью автомата
Тем не менее, три тени стояли, наблюдая за тем, как огонь пожирает дом, в котором ещё совсем недавно смеялись семьи, отцы укладывали дочерей спать, а матери успокаивали сыновей после школьных драк.
– Вот как они избавляются от тел, – Женя почувствовал подступающую к горлу рвоту, но смог подавить её. – Они просто сжигают всё к чертям. Просто берут и сжигают.
Катя хотела что-то добавить, уже открыла рот, чтобы согласиться, но тут уши пронзил крик, ворвавшийся в самый мозг. Солдаты мигом выпрямились, и головы их повернулись в сторону двери в тот момент, когда она с шумом распахнулась. Из горящего дома выбежал скелет, залившийся женским криком. Его контуры полыхали в огне, кожа чернела на глазах. Умирающая женщина побежала к солдатам и протянула к ним горящие руки, мяса на которых оставалось всё меньше и меньше. Она протянула руки как бы прося помощи и не остановилась даже тогда, когда три приклада упёрлись в плечи, а предохранители со щелчком передвинулись вниз. Первая пуля снесла ей голову. Разрывной патрон добился того, что разорвал череп на куски и разбросал их по асфальту. Мозги подобно освободившейся птице несколько секунд летели над землёй и с громким шлепком приземлились, тут же начав растекаться. Глаз попал на лобовое стекло автомобиля и пополз вниз, к дворникам. Женя невольно представил, как они включаются и размазывают глаз по стеклу, пока его владелицу расстреливают как мешок с фаршем.
Другая разрывная пуля продырявила лёгкое и вытащила его через спину – за пару секунд до того, как тело рухнуло вниз. И окончательно женщину добил последний выстрел, оторвавший её ногу, превратив колено лишь в узелок тоненьких нитей, всё ещё держащихся друг за друга. Но огонь сразу же принялся за них и заключил в свои объятия уже мёртвую женщину, чей крик остановил оглушающий выстрел.
– Твою ж мать… – Пот выступил на шее Кати крупными каплями, но она его не заметила. Точно так же Женя не замечал того, как сильно прижимает её к себе. – Она бежала к ним, а они её убили. Это же…
Из окна на четвёртом этаже высунулась девочка, чуть не сорвавшись вниз. Она вцепилась в подоконник, и её глаза так широко раскрылись на чёрном от копоти лице, что чуть не вывалились из орбит. Тёмные косички свисали на маленькие плечики, за которым полыхал огонь. И как только девочка увидела лежащее внизу тело, она неистово, протяжно зарыдала.
– МАМА!
– Господи! – Женя неровно задышал, чувствуя, как начинают дрожать руки. – Она же сгорит там! Она же…сгорит заживо.
– Сгорит, но у нас нет выбора, Жень. Надо убираться отсюда. Пойдём обратно и… нет, НЕТ! НЕ ВЗДУМАЙ!
Но он её уже не слышал. Его силуэт показался из-за угла и побежал к двери.
Алексей Царёв медленно улыбнулся.
* * *
Женя ввалился в парадную, когда одна из пуль врезалась в железную дверь. Ноги заплелись друг в друге, но рука мгновенно нашла перила и ухватилась за них. Уже здесь, на первом этаже, стало трудно дышать, хоть стены самой парадной не горели. Но зато двери квартир были распахнуты, готовые принять гостей. Из них выглядывали языки пламени, облизывающего косяки дверей, но не решающегося взяться за них.
Женя, не позволяя себе думать, рванул вверх, на четвёртый этаж. Он действовал быстро, инстинктивно, не давал разуму пробраться в голову, потому что знал – если начнёт думать, то струсит. Как гласит одна пословица: «Подумав – решайся, решившись – не думай».
На какое-то время его покинуло то, что люди привыкли называть человеческим «Я». Он стал роботом, машиной, выполняющей приказы, отдаваемые мозгом. Страх – главный тормоз всего человечества. И если хоть на секунду помедлить, то можно невольно дать ему шанс вгрызться в сознание и выбросить смелость ко всем чертям.
Но первая мысль ворвалась в голову вместе с едким дымом, что заставил лёгкие судорожно сжаться. Она блеснула яркой вспышкой и на миг ослепила Женю. Сила убеждения была настолько сильной, что смогла взять храбрость за горло и сомкнуть на нём пальцы. В этих словах звучала правда.
А если я погибну?
Нет, такого просто не может быть. Хватит думать об этом, хватит! Женя слышал, как наверху кричит ребёнок, и крик его стал лучшим топливом для уставших мышц. На третьем этаже одну из дверей сорвали с петель, но и это не помогло людям выбраться из квартиры – вся семья лежала у порога, друг на друге, пылая как огромный факел. Подбегая к четвёртому этажу, Женя понял (понял инстинктивно, он доверился только инстинктам), что точно потеряет сознание, если не ускориться. Он на ходу снял футболку и повязал её на лице, оставив открытыми лишь глаза. Ладонью прижал к носу ткань, надеясь, что всё сделал правильно, ведь прогулял почти все уроки ОБЖ.
На четвёртом этаже крик усилился, и это было хорошо – раз кричит, значит жива. Женя подбежал к квартире, в которой сгорала маленькая девочка…
…и остановился.
Если раньше страх сжимал руками горло, то сейчас на сердце легли его ледяные пальцы. Всё вокруг стало таким ярким, что пугало своей контрастностью, будто всё на свете истошно кричало. Ноги отказывались подчиняться глупости своего хозяина и крепко вцепились в пол. Руки опустились. Плечи поникли. Веки потяжелели.
Женя стоял перед дверным проёмом, объятым пламенем. Казалось, именно так выглядит проход в ад, и он находится здесь, на четвёртом этаже жилого дома, стоит лишь шагнуть вперёд и добро пожаловать в Преисподнюю! Здесь сгорают даже святые!
Женя двинулся вперёд, но из квартиры тут же вырвался огонь, чуть не облизнув его кожу. Языки пламени прошлись в паре сантиметров от глаз. Квартира не хотела впускать его, нет. Она выплёвывала огонь, как бы предупреждая, что внутрь лучше не заходить. Дверной проём превратился в огромную пасть, а зубы заменяли лепестки пламени. Только сунься, дружок, и мы тебя сожрём.
Сердце пыталось выпрыгнуть из горла, билось в нём в бешеном припадке, и всё тело желало развернуться, рвануть прочь и убежать от этого жара, оставив девчонку умирать!
У тебя есть Катя, придурок! У ТЕБЯ ЕСТЬ КАТЯ!
Она выкрикивала его имя, перебегая улицу. Выкрикивала так, будто он сейчас умрёт. Прогремел выстрел, но Катя всё ещё продолжала кричать, даже не думая затихать.
Ещё не поздно передумать.
Да, ещё не поздно. По правое плечо в парадную, через открытое окно, врывался ветер. Можно было выбежать на улицу точно таким же путём, каким Женя и зашёл. А впереди свою пасть разинула квартира, которая только и ждала, когда же она обглодает глупого-глупого смельчака. Огонь тянулся к Жене, огонь звал Женю, теперь огонь улыбался Жене.
И игнорируя Катины крики, он вошёл в Преисподнюю, чувствуя, как она радуется.
* * *
Он двигался уверенно, не торопясь и не замедляясь, будто проделывал подобное сотый раз, зная всё на зубок.
Женя слышал шёпот огня, а потому избегал соприкосновения с ним, хотя тот так и лез целоваться. Сейчас наконец удалось отключить мозги и поддаться только инстинктам, только животному чутью. Шаг влево, шаг вправо, крики ребёнка и никакого страха. Женя проходил сквозь зазоры меж огней с удивительным спокойствием, направляясь к девочке, которую уже видел. Она всё ещё держалась за подоконник и начала вылезать из окна, чтобы присоединиться к маме, почему-то ей не отвечавшей.
Борясь с кашлем, Женя подошёл к девочке и молча схватил её, уместив на своих руках. Прижал к себе и не замечал того, как она бьёт его и кусает шею, требуя и требуя её отпустить. Но дым подействовал мгновенно. Уже через несколько секунд девочка успокоилась и мирно сидела на руках, пока её спаситель с чертовски медленной скоростью выходил из квартиры. Женя никуда не спешил, его движения были пропитаны уверенностью в том, что ничего плохого не произойдёт. Карие глаза оставались невозмутимыми, хоть кровь кипела адреналином. Воздух вокруг накалялся, но рассудок при этом сквозил холодом, будто решал какую-то сложную задачу. И решением управляли именно инстинкты. Именно они вели за собой сквозь жару и подсказывали, где нужно прижаться к стене, а где пригнуться и идти «гуськом». Интуиция спасала в мгновения опасности. Женя полностью отдался влекущим его чувствам и действовал так, как они приказывали.
Но у самого выхода из квартиры он остановился. Тело замерло. Ноги подогнулись. Глаза округлились. Они уставились на зеркало в ванной, что находилось над самой раковиной.
Сквозь пелену огня отражение показывало высокого, раздетого по пояс мужчину, чья кожа блестела от пота. Руки обнимали маленького ребёнка, слабо держащегося за шею. Вены на предплечьях прорывались сквозь кожу натянутыми верёвками, и казалось, будто из них сейчас хлынет кровь, да таким фонтаном, что зальёт собой всё вокруг!
Но она тут же похолодела, когда Женя увидел, кто стоит позади него.
Из-за макушки проглядывали два красных глаза, ярко сияющих на фоне огня. В этих глазах пряталась алая звезда, но сейчас её свет приумножился в сотни, тысячи раз. Фигура существа напоминала человеческую, но её контуры постоянно менялись, будто состояли из дыма. Голова (или то, что должно быть головой) тонула во тьме, но вот глаза… от них невозможно было отвести взгляд. Каждая мышца начала расслабляться, руки, держащие девочку, опускали её, а с трудом втягивающийся воздух теперь не проникал в лёгкие. Но и пусть. Настало время отдыха, мы слишком устали. Борьба бесполезна, всех ждёт один конец. Так что расслабься и подумай о чём-нибудь хорошем, пока…
У меня появился ты.
Женя дёрнулся, но чёрные пальцы нежно легли на его плечи, заставив успокоиться. Ноги перестали подчиняться, колени ударились об пол, девочка выпала из рук. Она сделала пару шажочков и так же упала, сразу заснув. А Женя продолжал смотреть в зеркало, на своё полуприкрытое футболкой лицо, на тёмную фигуру с сочащимися кровью глазами, когда выход из квартиры был от него всего в двух метрах.
С тобой я чувствую себя женщиной.
Что-то ударило по груди. Изнутри. С невероятной силой.
Красивая песня…
Дышать стало тяжелее, воздух проваливался в лёгкие, не выходя наружу.
Нужно это прекратить, Жень. Пожалуйста, перестань, потому что я не могу. Я…не могу.
Нужно это прекратить.
Он подогнул одну ногу и встал на колено, но тут же почувствовал, как пальцы существа впились в плечи. И они были более чем реальны – когда когти вонзились в кожу, из неё потекла кровь, почти не ощущаемая в такой жаре.
Теперь ты мой мужчина. Ты мой мужчина, так что вставай и выходи из этого пекла! Не дай ему взять верх! Потому что я люблю тебя! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
Женя рванул вверх и схватил девочку за волосы, после чего прижал к себе и побежал к двери. Чувствуя, как чужие когти царапают спину, он проскочил дверной проём и двинулся вниз, из последних сил стараясь не потерять сознание.
И когда он выбежал из подъезда, Алексей Царёв перестал улыбаться. Он достал блокнот и острыми буквами вывел одно слово.
Евгений
* * *
Катя тут же подбежала к Жене, вся в слезах, с чудом не сорванным голосом. И она бы зарядила ему мощнейшую пощёчину и заорала так, что сотрясся бы весь мир, если б Женя не отдал ей девочку, а сам рухнул на асфальт, не в силах подняться.
Тогда гнев Кати мигом укротился и полностью исчез. Его место занял страх, и страх ужасный.
Она опустила девочку и ахнула, когда увидела на спине Жени три глубоких пореза, растянувшихся от плеч к пояснице. Будто какой-то дикий зверь оставил на его коже свой след, и теперь по ней стекали не струйки, а целые водопады крови, вынося наружу жизнь. Девочка сразу побежала к маме – сгоревшему, теперь уже чёрному трупу, – но Кате было плевать на это. Перед ней умирал Женя – вот, что сейчас действительно важно.
Она упала рядом с ним на колени и сняла с головы футболку, чувствуя, какой жар исходит от его тела. Кожа блестела от выделившегося пота и растекающейся крови, яркость которой подчёркивали солнечные лучи.
– Жень! Женя, вставай! Пожалуйста, прошу тебя, поднимись! – Катя давилась собственными всхлипами, её голос тонул в слезах, но она всё равно просила Женю подняться, боясь прикоснуться к ранам. При каждом вдохе спина поднималась, а порезы на неё раскрывались подобно раззявленным ртам, и выплёвывали кровь, что стекала на горячий асфальт. – Женя, вставай! Не смей умирать! Не смей умирать здесь, передо мной! Не бросай меня!
Он подогнул руку, опёрся на неё и попытался подняться, но в эту же секунду упал обратно, ударившись носом об асфальт. В одно мгновение Женя ощутил, как по окрашенному копотью лицу потекла кровь и как дрожащие руки скользнули под мышками и начали тянуть его вверх, вытаскивая из лап смерти. Он слышал, как Катя стонала, пока поднимала его на ноги. Слышал её последующие крики и видел блики лучей в крупных слезах. Мир становился всё менее реальным, из полноценной картины он превращался в бледный эскиз. Женя понимал, что скоро потеряет сознание, а потому собрал последние силы и включил мозг – сейчас пусть инстинкты отдыхают, нам нужен разум.
– Где девочка?
Катя замерла, уставившись на покрытое копотью лицо: совсем немного в нижней половине, и черным черно на линии глаз. Их белки стали красными, нездоровыми, но даже так радужки не теряли своей красоты, отражаясь золотом от ясного солнца. И именно тогда Катя подумала, что никогда не разлюбит эти карие глаза.
– Где она? Ты её отпустила?
Не дождавшись ответа, Женя повернулся и увидел то, что растрогало бы любого. На неприкрытых шортиками коленках сидела маленькая девочка с косичками тёмных волос, свисающих по бокам. Её лицо исказил плач, а сама она склонилась над горелыми останками своей матери, аромат которых всё ещё плавал в воздухе. Пухленькие пальчики проходили по тому месиву, что должно было быть лицом, но на его месте осталась лишь непонятная каша. По всей улице проносился дикий вой ребёнка, на чьих глазах жестоко убили родную мать. Услышав такой вой, любой человек сойдёт с ума, но у Жени не осталось сил, чтобы чувствовать страх, а Катя, казалось, успела сойти с ума ещё тогда, когда каждую секунду стояла в ожидании открытия подъездной двери.
Наконец Женя повернулся к ней и, посмотрев в глаза, спросил:
– А где те солдаты? Я слышал выстрелы, больше одного.
– Да, они стреляли, но не попали. Потом – почти сразу же – к ним подбежал четвёртый, не в форме. Такой, с чёрными волосами, в пальто, ещё на меня взглянул. Что-то приказал им, и все ушли. И… Господи, да это не важно! Ты посмотри на себя! Нам срочно нужно в больницу! Срочно! Так что давай…
Но она не договорила, потому что Женя навалился на неё, попытавшись обнять. Его руки еле сомкнулись на спине, и Катя захотела сомкнуть свои так же, но тут же передумала, когда пальцы случайно провалились в порезы, задев нежное мясо. Женя мгновенно напрягся, но подавил стон. Его дыхание было тяжёлым, тело с каждой секундой прибавляло в весе пару тонн. Катя не позволяла себе дать слабину и твёрдо стояла, хоть ноги так и взвывали.
– Я видел дьявола. Это его звезда. Я… – Лёгкие сжались в приступе кашля и чуть ли не вышли через горло. Голова пульсировала в такт бьющемуся сердцу, а порезы на спине совсем не болели; Женя чувствовал стекающую к ногам кровь, но не ощущал того, как ветер заглядывал в его организм через три глубокие царапины. – Катя, он существует. Он смотрел мне в глаза.
– О ком ты говоришь?
– Я говорю о…
– Всё, перестань, нам нужно в больницу. Положи руку мне на плечи, и мы пойдём.
Он уже хотел возразить, когда что-то заставило его посмотреть в сторону – то ли интуиция, то ли инстинкт, что бы это ни было, оно среагировало на опасность, как только та появилась из-за угла. На пустую дорогу, вблизи горящего дома, вышел огромный пёс, размерами не уступающий Рэнджу. Свисающая комками шерсть превратилась из серой в серо-голубую, но такого ужасного оттенка, что мог быть только у гончей Дьявола. И Женя был более чем уверен, что под шерстью этой сквозь кожу выпирают рёбра.
Пёс был голоден. Он чувствовал запах крови.
Его движения сквозили уверенностью, какая бывает у хищника, загнавшего свою жертву в угол. Сильные лапы медленно ступали на асфальт, пока пушистый хвост плёлся за ними. На улицу, из-за углов нескольких зданий, начали выходить другие собаки, и все они тянулись к серо-голубому псу, что уже стоял по центру дороги. Его уши улавливали каждый звук, а внимательные глаза не упускали из виду ни одной детали. Каждый из проголодавшихся хищников занял свою позицию, и тем самым они перекрыли улицу. Десятки бродячих собак заполнили широкую дорогу, по которой совсем недавно ездили машины, и во главе стаи сидел самый крупный, чья шерсть была сделана из лунной пыли.
Это вожак, подумал Женя. Они все хотят есть, они все готовы наброситься на нас, но никто не осмелится оспаривать приказ вожака. На самом деле нам противостоит только он.
Карие глаза, ярко выделяющиеся среди чёрной копоти, смотрели в другие карие глаза – уже более дикие и пропитанные голодом, перемешанным с жаждой крови.
Но по-настоящему Женя испугался тогда, когда Вожак посмотрел на маленькое тельце, что склонилось над телом матери и кричало, кричало, кричало. Все бродячие псы посмотрели туда же, и у некоторых аж раскрылась пасть, обнажив острые, смертоносные клыки.
Женя хотел крикнуть Кате: «Возьми девчонку!», но тут же понял, что тем самым подпишет всем смертный приговор. Если и существовал выигрышный вариант, то в нём точно нет резких действий, способных спровоцировать лапы сорваться с места. Катя, Женя, Рэндж и ребёночек – все без шансов на победу лягут на этой улице, как только начнётся схватка. Так волки охотятся стаей, и, судя по всему, в оставшихся без еды собаках проснулся инстинкт далёких предков. Теперь это не четвероногие друзья, нет. На улице стояла армия диких зверей, чьи когти уже скребли асфальт, а слюни вытекали из пасти…ведь совсем скоро она окунётся в чужую кровь.
Женя сказал Кате оставаться на месте. Она попыталась что-то возразить, но хватило одного резкого взгляда, чтобы заставить её замолчать. Кровь стекала по спине, смешивалась с каплями пота и скапливалась у резинки трусов, впитываясь в лёгкую ткань. Мир балансировал на грани реальности. Ещё чуть-чуть, и он упадёт в бездну. Каждое моргание давалось с трудом, и каждый раз, когда веки опускались, больше всего на свете хотелось не поднимать их, а оставить так и заснуть. Заснуть и не проснуться. Ведь что может быть приятнее сна?
