Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Глава 17
Мужчинам вход воспрещён
Влада смотрела на Алёну, и с каждой секундой ей открывалось всё больше красоты, что таилась в этих ярких зелёных глазах.
Прошло чуть больше месяца с того момента, как Влада оказалась на Чистилище. По воле судьбы, в этот же день она познакомилась с Алёной (точнее, Алёна познакомилась с ней, шандарахнувшись со стула так, что невозможно было не засмеяться!). И за июнь они стали лучшими подругами, каких у Влады никогда, наверное, и не было. Когда-то давно, ещё в средней школе – в классе так седьмом-восьмом – она прочитала в интернете одну очень интересную статью, главной темой которой стало влияние окружения на человека как на личность. Муть скучнейшая, подумала тогда Влада, но уже с первых строк её интерес взлетел до небес. Оказалось, статейка-то действительно ничего! И, как позже выяснилось, написали в ней чистейшую правду – чище была лишь репутация наших любимых чиновников. Тогда, потратив несколько минут своего времени, Влада узнала, что будь человек хоть самым воспитанным джентльменом во всём мире, если засунуть его в общество, скажем так, пяти свиней, он непременно станет шестой. Это закон, отрицать который просто глупо; это одна из аксиом той прекрасной реки, в которой все мы течём, под названием Жизнь. Общаясь с человеком (особенно долгое время), волей-неволей ты всё же начнёшь чувствовать его энергетику и переманивать её к себе. Если он целыми днями ходит как унылая какашка и всё время жалуется на такую жестокую жизнь, то, увы, не удивляйтесь, когда заметите, что сами стали какашкой. Но если… если другой человек излучает позитив (даже в самые трудные минуты!), вы тут же им заразитесь! Это точно-преточно! Мир становится ярче с такими людьми – ценящими жизнь и благодарными, – и ты сам порой не замечаешь, как улыбка всё чаще появляется на твоём лице, как много смеха прибавилось в жизни, а вместо нытья по проблемам ты начинаешь решать их, выискивая способы, а не оправдания.
Алёна была таким человеком. Казалось, девочка, выросшая в детдоме и выживавшая на холодных улицах, не могла быть такой простой в общении, милой и заряжающей морем позитива…но она была. Внезапно Влада увидела в жизни намного больше прекрасного, чем раньше, хотя это прекрасное всегда буквально валялось под носом! И ещё кое-что: Алёна поменяла мышление Влады и открыла ту вещь, от осознания которой перехватывало дыхание. Только вникнув в смысл сказанных Алёной слов, можно полностью поменять взгляд на уже привычную жизнь. И фраза, перевернувшая сознание Влады, звучала так: «Каждое утро, когда будешь просыпаться, помни, что у тебя впереди целый день, который поможет тебе стать лучше, ведь каждый новый день – это новая возможность прожить маленькую жизнь, умещённую в двадцать четыре часа. Цени каждый день, каждое мгновение, радуйся ему и наслаждайся им, пупсик. Тогда у тебя точно всё будет хорошо».
Каждый новый день – это новая возможность… а дальше добавляй что хочешь, всё равно будет верным. Потому что это действительно возможность, а вот для чего – решать уже человеку. Боже, Алёна, как же ты прекрасна! Влада была бесконечно благодарна вселенной за то, что та свела её с таким чудесным человеком.
Сейчас обе они находились в комнате и обе молчали, не произносили ни слова: Алёна сидела на кровати и смотрела непонятно куда, а Влада еле держалась своей маленькой попой на краешке стула и водила кистью по холсту, что стоял прямо перед ней.
– Долго ещё, подруга? Я уже начинаю чувствовать, как моя задница срастается с кроватью.
– Подожди немного, – Влада перевела взгляд с холста на неё и тепло, искренне улыбнулась. – Ты выходишь просто сногшибательной, подруга!
И ведь действительно, ещё ни один портрет не писался с такой лёгкостью. Идея написать портрет Алёны пришла из ниоткуда как бывает со многими блестящими идеями, возникающими тогда, когда их совсем не ждёшь. И если Влада сначала боялась, то теперь все сомнения отпали, потому что… потому что она чувствовала кисть. Да, звучит это странно, но она и вправду чувствовала, как картина общается с ней, как она направляет её руку, водя за волоски кисточки. Это прекрасное чувство. Непередаваемое. Его испытывают за работой творцы, когда вновь создают своё произведение. У всех них разные формы – кто-то пишет ручкой, кто-то вслушивается в пение фортепьяно, кто-то набрасывает карандашом эскизы, – но суть остаётся одной: в моменты творческой работы ты выходишь на какую-то новую, невидимую волну и позволяешь ей вести себя, наблюдая, как перед глазами всё начинает утопать в красоте.
Когда-то Влада мечтала стать художником – профессиональным художником, – но её мечты так и остались мечтами, даже не шагнув в реальность. Лишь на больших переменах из-под её руки выходили захватывающие дух рисунки, а потом терялись в мусорных корзинах. Иногда среди них оказывались чужие портреты (в основном мальчиков), которые Влада тайком рисовала на углу своей парты. Но ни один из тех портретов не создавался так легко, как этот. Казалось, на холсте уже была выписана Алёна, выписана невидимыми чернилами, и Владе оставалось только обвести контуры этого рисунка. Волшебное чувство… волшебное, замечательное чувство! Ты будто отделяешься от тела, и всё твоё существо, твоя душа, которую в этот ты чувствуешь как нельзя остро, сливаются в союзе с чем-то неизвестным, с чем-то потусторонним. Ты отдаёшься этой силе и полностью доверяешься ей, не думая о конечном результате: пусть кисть сама плывёт по холсту – Влада уверена, что каждый мазок не случаен. И из этих мазков появляется Алёна – грациозная, красивая, бесподобная. Её глаза, её яркие зелёные глаза глядят с картины как настоящие – два светлых изумруда, в центре которых сияет искренняя улыбка.
– Я всегда боялась умереть со скуки. Ещё чуть-чуть, подруга, и я точно откинусь. А в этом, кстати, будешь виновата ты. Я сегодня уже два часа позирую, дай мне посмотреть, что там получилось!
– Ну… – Влада с сомнением взглянула на портрет и, немного помявшись, сказала: – Ладно, посмотри, но если я услышу хоть один смешок, я надену этот портрет тебе на голову. Подруга!
Алёна рассмеялась и вскочила с кровати. При этом её кучерявые волосы взметнулись вверх, и почему-то от этого вида у Влады резко сжалось сердце. Маленькая грудь стала ещё меньше, будто рёбра вдруг превратились в резиновые, и кто-то больно (но вместе с тем и приятно) сжал их до маленькой точки. И пока Алёна подходила к холсту, Влада чувствовала, как на неё накатывает жар.
Неужели это всего лишь из-за волнения?
– Я, конечно, ещё не видела ни одного твоего рисунка, но если там будет шедевр современного искусства, я не удивлюсь. Ты как огромный сундук с сокровищами. Вытаскиваем одно, другое, потом смотри на дно, а там…
Она замолкла, как только посмотрела на холст. Влада увидела, как широко раскрылись её глаза, как забавно отвисла нижняя челюсть, и сама повернулась к своему рисунку, пытаясь угадать, какие чувства сейчас испытывает Алёна.
Портрет, хоть и не завершённый до конца, выглядел шикарно. Завораживающе. Это был не совсем портрет – на картине было запечатлено всё тело Алёны, – но именно лицо притягивало к себе взгляд. Тени, созданные Владой из ничего, подчёркивали красоту круглого лица. На нём не было острых скул, но зато каким мягким оттенком розового переливались щёчки, которых так и хотелось коснуться! А глаза… в их глубинах пряталась улыбка, но при этом она не скрывала ничем неприкрытое высокомерие. Его можно было увидеть и в приподнятом подбородке, и в чуть вытянутой шее, но именно глаза говорили: смотри, кто здесь королева. Смотри и не трогай, иначе отрублю пальцы.
Внезапно Владу увидела свою картину как бы со стороны, будто не имела к ней никакого отношения. И увидела написанную ей же Алёну целиком, а не по частям, когда её контуры только-только появлялись. На ней была надета тоненькая белая блузочка, украшенная чёрным горошком. Один её край сполз с плеча и оголил его. Сквозь светлую ткань виднелись полукружия внушительного размера грудей, завидев которые большинство мужчин наверняка почувствует жжение в паху. Полнота Алёны не уродовала её, а даже наоборот – подчёркивала и выделяла все изгибы женского тела. Может, её фигура была далека от общепринятого идеала, но при этом оставалась привлекательной, и Влада готова была поспорить, что многие представители сильного пола предпочли бы эти аппетитные бёдра и крупные ягодицы, чем её костлявый зад и ножки-спички, которые могут сломать при одном неудачном падении.
Пояс украшал чёрный ремень, отражающий сияние флуоресцентных ламп крошечными блёстками. Ноги обтягивали светло-голубые джинсы, и именно в них ноги Алёны (её ляшки, как выразились бы мужчины) выглядели невероятно привлекательно. Сексуально, если на то пошло. Владе было некомфортно думать так о девушке, но почему-то (на один короткий миг) ей захотелось нарисовать Алёну голой. Нагой. Обнажённой. Называйте как хотите, суть остаётся одной.
Неписанными оставались лишь ступни и пол, являющийся сейчас пустым белым пространством. Но даже на этом этапе работы Влада гордилась картиной, но не собой. Она только поддалась ведущей её силе и наслаждалась процессом, как любой хороший творец наслаждается созданием чего-то нового. Несколько дней и ночей на холсте появлялся маленький мир, в центре которого сидела величавая восемнадцатилетняя красавица. Красавица, сверкающая светло-зелёными глазами.
Влада расплылась в улыбке и повернулась к стоящей рядом Алёне. Ей пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в лицо подруге, но то, что она увидела, заставило её замереть.
Алёна плакала. Тихо, без всхлипов, не в силах оторвать взгляд от холста.
– Боже… – Вырвалось из её слегка дрожащих губ. – Это… это просто…волшебно.
Жар. На кожу вновь начал накатывать жар – огромными волнами, что накрывают тебя с головой. Владе вдруг стало тяжело смотреть в эти яркие глаза цвета чистых изумрудов, но она уже не могла смотреть на что-то другое. Теперь весь мир уместился в двух прекрасных изумрудах.
– Как ты это нарисовала? Ты… ты правда видишь меня такой?
– Да, – голос не дрожал, но при этом пропитался мечтательностью. – Я всегда говорила, что ты безумно красива.
– Я думала, ты льстишь мне. Ну… из-за лишнего веса там… ещё чего-нибудь, не знаю.
– Дорогая, – Влада коснулась её ладони и чуть сжала её, пустив свои пальцы меж чужих, – у тебя шикарная фигура, она мне нравится. Говорю это тебе от лица всех скелетов мира и тощих задниц тоже. Ты лучшая, Алён. И я написала тебя такой, какой действительно вижу. А вижу я настоящую красавицу.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, еле дыша, боясь спугнуть тишину. Воздух между ними медленно накалялся… и каждый вдох казался чем-то невероятным. Светло-зелёные глаза вглядывались в тёмно-зелёные и тонули в них, пока всё вокруг меркло подобно выцветающей фотографии. Два сердца поймали ритм друг друга и забились в унисон. В унисон… Два сердца забились в унисон.
Алёна наклонилась, и в самый последний момент Влада поняла, что сейчас произойдёт, но уже было поздно. Их губы соприкоснулись. Их слюни мигом смешались. Их языки сначала робко поздоровались друг с другом, но уже через пару секунд задвигались смелее, изучая чужое нёбо. Поцелуй был невероятно сладким – такой Влада не испытывала никогда в жизни. Казалось, по дёснам пробегал сахар. И, может быть, этот внезапный порыв любви (или глупости, или непонятно чего) удалось бы прекратить, может, Влада нашла бы в себе силы отодвинуться и сказать «нет», но тут Алёна сделала то, что отсеяло разум, оставив лишь чувства: она накрыла скулы Влады своими ладонями, и от этого просто жеста что-то в голове резко переключилось.
Ещё несколько секунд удивление металось в сознании, после чего всё тело заполнил неистовый жар.
Их губы всё же смогли отлипнуть друг от друга – медленно, плавно, с тонкой ниточкой общей слюны. Глядя в широко раскрытые тёмно-зелёные глаза, Алёна сказала:
– Я давно этого хотела. Но твой портрет… точнее, мой портрет… Влада, ты чёртова волшебница! Ты единственная, кто видит меня такой.
– Да нет, просто нужно…
– Тшшш… – Она подошла к двери и заперла её на замок, не сводя взгляда со своей подруги. Со своей заливающейся жаром подруги. – В Лас-Вегасе наступает ночь, дорогая. А это означает, что приходит время платить по счетам. Твоя работа бесподобна. – Алёна вновь подошла к Владе. – И я хочу попытаться отблагодарить тебя, детка.
Их языки снова встретились, а уже через несколько секунд на пол спустилась белая, украшенная чёрным горошком блузка.
Маленькие ладошки Влады впервые коснулись оголённых грудей Алёны, и именно в этот момент мир полыхнул огнём.
* * *
Лесбийский секс прекрасен.
Теперь Влада могла смело это утверждать. Ни один мужчина не принёс ей столько удовольствия в постели, сколько принесла Алёна. Женщина знает, как довести другую женщину до оргазма и обеспечить лучшие накатывающие на тело волны наслаждения. Мужчинам этого не понять. Даже самые опытные самцы в нашей галактике имеют лишь слабое мутное представление о чувствительности женского тела; да, может, они и понимают, где нежно надавить языком, а где слегка поводить, но только женщина может доставить такое удовольствие, которое способно испытать сама.
При этой мысли Влада улыбнулась и тут же почувствовала себя счастливой. Действительно, сейчас, лёжа на сдвинутых по центру комнаты кроватях, чувствуя на своём лобке чужую ладонь, она чувствовала себя счастливой. Наверное, это было сумасшествием, но и пусть. Скорее всего, то, что они, лучшие подруги, занялись друг с другом сексом, совсем неправильно, но и на это плевать. Влада не видела никакой вины за содеянное: ни своей, ни Алёны.
Им было хорошо, а это самое главное. Всё остальное не имеет значения.
– Ты так стонешь, подруга, что в следующий раз придётся вызывать бригаду Святцев, чтобы они хоть как-то успокоили тебя.
Владу тут же прорвало на смех. Она не хотела смеяться… но всё равно смеялась, ничего не могла с собой поделать. Смех так и лез наружу! Никогда в жизни не было так хорошо, так приятно просто дышать! Каждый вдох, каждый чёртов вдох насыщал лёгкие сладким ароматом магии, и от этого аромата хотелось растаять. Какой же всё-таки прекрасной бывает жизнь!
– Тебе, кстати, действительно нужно набрать в весе. А то ты совсем худышка-худышка. Теперь будешь есть по полторы порции на всех приёмах пищи: одну свою и половину моей. Мне как раз нужно похудеть.
– Нет! – Влада выкрикнула это так резко, что сама испугалась и дёрнулась от неожиданности. – Не вздумай худеть! У тебя как раз такие формы… ты мне нравишься вот такой. – Взгляд остановился на большой груди, что поднималась вверх и опускалась вниз. В теле начал зарождаться пронизывающий мышцы ток возбуждения. – Твоя фигура идеальна для меня. Даже лучше, чем идеальна.
– Ладно, хорошо, соглашусь с твоим лестным комплиментом, но всё равно скажу: тебе нужно поправиться. А то – прости уж меня – соски есть, а сисечки куда-то пропали.
Влада шутливо пихнула Алёну и грозно замахнулась, будто считала, что её маленький кулачок, над которым хотелось только поплакать, и вправду кого-то напугает. Уже через пару секунд она снова легла на спину и решила вытянуться во весь свой рост – сто восемьдесят один сантиметр. Лёгкая дрожь быстро стелющимся ковром накрыла тело, и вновь – в какой уже раз за сегодняшний день – в голове промелькнула мысль: я реально чувствую себя счастливой. Это прекрасно.
– Алёна, – голос звучал сонно, почти угасающий, – вот ответь мне на один вопрос, над которым философы бились тысячи лет. Все они были мужчинами и, думаю, мало что в этом понимали, а ты, наверное, понимаешь, поэтому…
– Господи, подруга, так нудно даже лекции в университетах не читают! Говори, что за вопрос?
– Ну… сейчас, погоди, я сформулирую. – Влада не заметила, как взяла в пальцы правой руки мочку уха и начала её массировать. Она всегда так делала, когда глубоко задумывалась, так что уже не обращала внимания на свои действия. – Блин, это сложно! Я ещё никого не спрашивала об этом.
– Спроси меня. Ты что, не видишь? Я же ходячая энциклопедия! В меня впихнули все знания человечества!
– Ладно, – мочка уха освободилась, из голоса пропала сонливость. – Что такое любовь? По твоему мнению. Мне интересно только твоё мнение.
– Любовь? – Зелёные глаза широко распахнулись. Такого вопроса Алёна явно не ожидала. – Ну ты, конечно, нашла что спрашивать. Тем более у меня, выросшей в детдоме.
– Так ты не ответишь?
– Да отвечу, отвечу, дай мне хоть свои извилины соединить. – Она почесала голову, словно и вправду хотела нащупать мозг и заставить его работать. И, видимо, у неё получилось, потому что она тут же заговорила: – Наверное, любовь – это когда двум людям хорошо друг с другом. То есть, я имею в виду, где бы они ни были, в какое бы место их не занесло, если они вместе, то им всё равно будет хорошо. От осознания того, что где-то рядышком есть человек, на которого можно положиться, которого можешь просто так, без всяких слов обнять, и он тебя поймёт, не будет заваливать вопросами, а просто обнимет в ответ. Ну и, конечно, хороший секс. Не бывает хороших отношений с плохим сексом.
– Прямая пропорциональная зависимость.
– О Боже, ещё хоть одно умное слово, и мой мозг начнёт вскипать. Короче, подруга, ты задала вопрос, я ответила. А теперь давай я покажу тебе на практике, что такое любовь.
И прежде чем Влада успела хоть что-нибудь произнести, тёплые пальцы заскользили по её узким бёдрам и утонули в промежности, породив сладостный стон.
Глава 18
Душа Виктории
Произошло то, чего так боялась Вика – Егор начал вызывать у неё страх.
Первые изменения в его поведении стали проглядывать в нём ещё в конце мая, когда они не пробыли на Чистилище и одну неделю. Как раз после той встречи, с которой Влад так любезно попросил Вику свалить куда подальше. Она, конечно, ушла, но ненадолго. Уже через десять минут Вика вернулась и ворвалась в комнату, больше не в силах терпеть какие-то тайны, обсуждаемые за спиной. И, быть может, ей бы попались Егор с Владом, если б она явилась на пару минут раньше. Но её встретили лишь пустые кровати, сохранившие контуры двух мужских задниц, которые как бы говорили: хэй, красотка! Мы совсем недавно были здесь, ты облажалась! Теперь ищи нас по всему кораблю!
Вика ждала Егора около часа. За это время она успела целых два раза попытаться заснуть, прочитать тридцать страниц книги, на обложке которой было написано «ВЛЮБЛЁННЫЙ ХИЩНИК» (полка Влада практически вся была забита литературой), пробежала по периметру комнаты чуть меньше километра и с гневом хлопнула дверью, когда терпение лопнуло, и она всё-таки вышла в коридор. Но как раз в этот момент по нему шагал Егор (нет, он плыл словно призрак. Я помню, что тогда подумала о вернувшихся с войны солдатах, у которых, судя по фильмам, такая же походка). Вика подбежала к нему, но он её будто не заметил – просто пихнул плечом и прошёл мимо. Так, будто она была его бешеной фанаткой, а он – супер рок-звездой.
И именно этот момент, этот равнодушный толчок плечом пустил первую трещину в их отношениях.
Она расширилась после того, как Егор решил не рассказывать Вике о той встрече, на которую его позвал Влад. Он молчал и молчал несмотря ни на что. Переводил темы, пытался шутить, но даже после Великого скандала, который произошёл восьмого июня, когда Вика уже не выдержала и наорала на Егора так, что затряслись стены, он продолжал молчать как проклятый партизан! О Владе и говорить не стоит – из этого, как ей поначалу показалось, милого философа не вытянешь и слова даже если наденешь самое глубокое в мире декольте! Вдруг они обсуждали её? Вдруг Влад рассказал Егору что-то такое, что заставило его резко переменить своё отношение к Вике? Но что мог знать о ней Влад, чего не знал Егор? Да ничего! Иногда этих мужчин невозможно понять, просто, мать их, невозможно! Ещё именно себя они называют рациональными существами, ага. Смотря на этих двоих, единственным рациональным существом Вика ощущала только себя.
Но пугало её совсем не это. До ужаса – до подсознательного ужаса, о котором мы даже не задумываемся – её доводили детали, почти незаметные в течение дня. И именно их незаметность, их непринуждённость заставляли мурашки пробегать по коже. Егор начал говорить по-другому. Вика не могла точно сказать, в чём дело, но она чувствовала, что что-то чужое теперь прокрадывается в его голосе, неродное. Она видела, как часто он проводил пальцами по собственным костяшкам, когда глубоко о чём-то задумывался. Его движения стали нервными, отстранёнными. Вика ощущала витающий вокруг него аромат тревоги; ощущала сердцем, потому что все органы чувств ничего не замечали. Это был всё тот же Егор, всё те же красивые голубые глаза, но теперь в них мелькало что-то, очень похожее на страх.
И этот страх постучал в сознание Вики. Она попыталась не дать ему проникнуть внутрь, но он всё-таки смог пролезть через тоненькую щель и разлиться по венам подобно отравляющему яду.
Секс перестал приносить удовольствие, лишь одну боль. Движения Егора отдавались резкостью, вся нежность, с которой он всегда подходил к этому делу, вдруг куда-то пропала. В чёрных зрачках не было ни грамма любви, и даже в постели, когда Вика всеми силами старалась вернуть любовь, в них сквозил страх. Егор жил в страхе как люди с паранойей живут с неугасающей тревогой в душе. И самым отвратительным, самым ужасным в этом было то, что Вика не знала, ЧЕМ вызван такой страх.
Женя… Вот кто действительно был важен. С его появлением на Чистилище всё разом переменилось, будто каждый только и ждал того момента, когда на корабле нарисуется этот высокий брюнет, лицо которого было украшено заживающими синяками! И что в нём такого? Почему Егор вдруг стал проводить свободное время именно с ним, с Женей, и когда Вика напрашивалась к ним в компанию, губы под голубыми глазами тут же напрягались? Что в этом парне такого необычного? Что?! Да, у него был красивый, спокойным тембр голоса (иногда он даже пробирал до мурашек), но разве этого достаточно, чтобы вот так взять и переключить на себя внимание?! Разве этого достаточно, чтобы пустить трещину в чужих отношениях? Женя… и откуда он только взялся?
Но хотя бы спал Егор не с ним, и на том спасибо. Он всё так же по ночам лежал рядом с Викой, но теперь не обнимал её, а если и засыпал лицом к ней, то посреди ночи вдруг отворачивался, словно не хотел видеть её сквозь опущенные веки. И плакал. Всхлипы были приглушёнными, еле слышимыми, но всё же они были. Иногда сквозь них просачивались редкие слова, иногда просьбы кого-то не трогать, отпустить, перестать мучить!.. а потом вновь раздавались всхлипы, утопающие в прижатой к лицу подушке.
Сейчас Вика находилась в спортзале и пыталась не подавать виду, что с интересом разглядывает Женю, буквально испепеляя его взглядом, готовая мигом отвернуться, если он вдруг посмотрит на неё. После необычной схватки с Егором (на какое-то мгновение Вике показалось, что они дерутся по-настоящему – так правдоподобно это выглядело), оба они разошлись. Голубоглазый красавчик ушёл тягать железки, а кареглазый остался выяснять отношения с грушей, потому что, видимо, только с ней он отношения выяснить и может. Но стоит отдать ему должное, вокруг Жени витало что-то невидимое, что-то такое, что можно почувствовать только на интуитивном уровне. Вика заметила это ещё в первый день. Некоторые мужчины обладают подобной энергетикой, которую, наверное, никто никогда до конца не изучит. Женщины хорошо улавливают её – точно так же, как улавливают нотки различных ароматов, смешанных в одном парфюме. Может, это харизма, может, что-то другое, но Женя определённо располагал к себе людей, хотя было видно, что он не прикладывает к этому никаких усилий. И – что уж тут скрывать? – у него была потрясающая фигура – такая, какую мечтают ласкать девушки во время секса. Но Вика сомневалась, что хоть что-то из этого притянуло Егора.
Женя… кто же он такой? Откуда появилась эта лишняя деталь, так удачно залетевшая в механизм их отношений и ломающая его ко всем чертям?! Женя… тёмная лошадка на борту Чистилища.
Он лупил грушу как бешеный будто, как выражаются мужчины, хотел выбить из неё всё дерьмо. Свет скользил по его спине и переливался бликами на покрытых потом мышцах, от которых тяжело было оторвать взгляд. И снова эта энергетика. Безумная, сумасшедшая энергетика! Казалось, ей пропитана каждая клетка тела Жени, словно он был прозрачным сосудом, наполненным непонятно какой жидкостью: ты чувствуешь исходящий от неё аромат, но сделать глоток сможешь, только если откроешь сосуд.
– Ещё чего. – Вика убрала с лица волосы и продолжила наблюдать за тем, кто с каждым днём отделял от неё Егора. – Кто же ты такой? И почему в столовой тебе разрешают брать больше нормы?
* * *
Она услышала его шаги и сразу напряглась.
Сейчас начнётся. Главное, сохраняй спокойствие, дорогая. Егор привык к твоим истерикам, так что это его не возьмёт.
Она глубоко вдохнула и выдохнула, чувствуя, как в такт её дыханию увеличиваются и уменьшаются лёгкие. Пальцы сами по себе сплелись в замок, иначе они так бы и продолжали трястись. Несколько секунд… Ещё несколько секунд, и он зайдёт в комнату, увидит её, сидящую на его кровати, и, может быть, подумает, что она пришла развлечься, но нет, развлечения остались позади. Ей придётся начать говорить с первых секунд или же она струсит и больше никогда не решится на это вновь. Да поможет ей Бог.
Да поможет мне Бог.
Дверь открылась, ручку держала ладонь Егора. Вика видела на ней каждую линию – глубокие и не очень. Весь мир разом стал чётче, а зрение обострилось настолько, что детали буквально впивались в глаза. Именно в этот момент – в момент, когда Вика так ясно увидела линии на ладони Егора – ей больше всего на свете захотелось ослепнуть. Она могла бы просто закрыть глаза, но в темноте тут же всплыли бы яркие голубые глаза Егора, раньше смотрящие на неё с вожделением, сейчас – с равнодушием, перемешанным со страхом.
И всё же когда он зашёл, трусость не смогла взять верх. Держа спину прямо, как примерная ученица за партой, Вика сказала:
– Привет.
Хорошо. Первый толчок есть. Осталось только разогнаться, и волнение само уйдёт.
– Привет, Вик. Ты здесь что-то забыла?
Конечно, забыла, подумала она. Я же могу прийти к своему мужчине только когда что-то забыла. А забыла я вот что – чувства. Те чувства, которые ты когда-то испытывал ко мне. И даже не вздумай говорить, что на это повлиял апокалипсис, нет, это враньё. Ты приехал забирать меня из дома как настоящий герой, потому что тобой двигала любовь. А сейчас что? Нарисовался какой-то парень, и теперь ты всё внимание уделяешь ему! Как это называется?!
Но вместо всего этого Вика ответила:
– Нет. – И немного подумав, добавила: – Ничего не забыла.
Егор с сомнением посмотрел на неё, и у Вики в голове мелькнула неприятная ассоциация: точно такой же взгляд появлялся у людей, смотревших на бродячую рядом собаку и гадавших: «Укусит или нет?» Зрение обострилось ещё сильнее, и теперь Вика видела красные нити паутины в глазах Егора, что облепляли голубые обручи.
Сейчас начнётся. Держи себя в руках.
– Я хотела поговорить с тобой, вот и пришла. Просто мне нужно…
– Опять насчёт Жени? Я тебе уже сказал, что это всё твои байки. Ты сама всё придумала, вот и закатываешь истерики.
Вика глубоко (шумно) вдохнула. Выдохнула. Вдохнула (шумно). Выдохнула. Фитилёк полыхнул.
– Я прошу тебя, Егор, выслушай меня хотя бы один раз. Один чёртов раз и… – Спокойнее, дорогая, всё хорошо – …и не перебивай меня, пожалуйста.
Он долго смотрел на неё. Очень долго. Секунды под его взглядом растягивались в минуты, и хоть это было невероятно сложно, Вика не позволила глазам опуститься вниз. Егор отвернулся и медленно подошёл к противоположной кровати (Вика специально раздвинула кровати, чтобы секс не стал одним из завершений разговора – его следует довести до конца). Он сел на тёмно-зелёное покрывало, упёрся локтями в колени и, подавшись вперёд, подпёр руками подбородок.
– Я слушаю. Я весь во внимании. Можешь представить, что я одно огромное ухо.
Очень смешно, Егор, шутить над девушкой, которая несколько ночей вслушивается в плач своего мужчины и пытается разобрать его слова, подумала она. Ещё посмейся над тем, что я боюсь тебя. Боюсь твоего взгляда, твоих грязных слов. И тем не менее я сижу здесь и пытаюсь с тобой поговорить.
Она собралась с мыслями и заговорила. Спокойно, чётко выделяя каждое слово:
– Я очень скучаю по тем временам, когда ты просто так, без всякой причины подходил ко мне, обнимал и говорил, что на свете нет никого вреднее меня. – Небольшие волны жара начали подкатывать к щекам. – Сейчас этого нет. В наших с тобой отношениях появился чужой человек. И всё это началось после той встречи, о которой ты почему-то не хочешь рассказывать. – Его голубые глаза на миг сверкнули. На один краткий миг, но его хватило, чтобы заметить в зрачках промелькнувший страх. – Мне страшно, Егор. Я не понимаю, что здесь происходит. Единственный человек, на которого я могу положить на этом чёртовом Чистилище, это ты. И поэтому я прошу… давай будем честны друг с другом. Расскажи мне о Жене и о той встрече. Именно после неё ты так сильно изменился.
Он снова начал поглаживать костяшки своих пальцев. Нежно, с большой аккуратностью, как когда-то ласкал кожу Вики. От этих медленных движений ей вдруг стало не по себе, к горлу подкатил небольшой комок. Всё вокруг стало безумно ярким, будто хотело впиться в мозг и высосать его, расколов голову на мелкие кусочки. И самым ярким в этом ослепительном свете были два голубых огня, прямо смотрящие в распахнутую душу Вики.
– Мы с Женей просто дружим, он хороший парень, вот и всё. Я не понимаю, с чего ты взяла, что он как-то мешает нашим отношениям.
– Да потому что ты всё время проводишь с ним! – Чёрт! Спокойствие мигом улетучилось, но она уже ничего не могла с собой поделать. В какой-то момент цепи, что сдерживали её эмоции, с треском разорвались, и теперь слова слетали с языка быстрее, чем мозг успевал их обдумывать. – Ты будто помешался на нём! Будто влюбился как какая-то фанатка! Он что, действительно так важен для тебя? Больше, чем я?
– Да.
Вика замерла, как только услышала это слово. Одно короткое, ёмкое слово. Даже сердце на несколько секунд остановилось, не в силах поверить услышанному. Да. Женя важнее Вики. Вот так. Приехали. Выходим, уважаемые, конечная.
– Ты даже не представляешь, о чём говоришь, Вик. И раз ты хочешь честности, получи её – Женя для меня важнее, чем ты. Я, кстати, должен тебе кое о чём рассказать. Ещё вчера хотел, но ты уже спала как убитая, поэтому решил отложить на сегодня. В общем…
