Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
– Стой! – Она резко вскочила с кровати и в два широких шага пересекла комнату, так быстро подлетев к Егору, что тот невольно вжался в стену. Её руки легли на его скулы, а огненные пряди рыжих волос скрыли их лица от всех четырёх стен. Прямо как тогда, давным-давно её волосы так же коснулись его щёк, пока их обоих ласкал проникающий из-за сцены свет. За теми кулисами жизнь казалась Вике чем-то волшебным, даже несмотря на пьяницу-отца; чем-то красивым, чем-то таким, что не может так запросто измениться в худшую сторону. И если тогда глаза Егора сияли любовью, то сейчас отдавали злобой, страхом и испугом – лучший коктейль для хороших отношений. – Скажи то, что хочешь сказать, в лицо. Мне в лицо, смотря прямо в глаза. Я хочу видеть твою душу, пока ты будешь вновь пытаться меня обмануть.
Их зрачки утонули друг в друге, и тогда Егор заговорил:
– Мы с Владом посовещались и решили, что будет лучше – и нам, и всему сопротивлению, – если я перееду к нему. А с тобой будет жить тринадцатилетний паренёк. У него в марте умерла мама, так что…
– Что? Что…ты сказал? – Её дыхание перехватило. Кто-то облепил лёгкие тугими пальцами. Кто-то остановил в сосудах кровь и мягко шепнул в ухо: вот он, дорогая. Вот он, конец. И наступает он не в суматошном шуме, а в этой комнате, в этой тишине. Наслаждайся голубизной его глаз. – Ты сказал, что хочешь съехать от меня? К Владу? И так будет лучше?
– Для сопротивления.
– ДЛЯ КАКОГО, НАХРЕН, СОПРОТИВЛЕНИЯ?! ТЫ… – Так и хотелось выдавить ногтями его глаза! Гнев заполнил лицо жаром, и пока Вика ещё могла контролировать себя, она отстранилась от Егора и отошла от кровати, всё ещё с трудом втягивая воздух. – Вы же не занимаетесь сопротивлением! Вообще! Одно название от сопротивления, а на самом деле вы просто проводите время своей грёбанной тройкой! Без меня! Ты как будто совсем забыл о моём существовании, Егор! Будто… будто я никто для тебя.
На последнем слове голос предательски дрогнул. Всхлип ударил по губам и заставил грудь сжаться так сильно, что сердце ответным ударом выбросило в лицо кровь. Вика понимала, что вот-вот заплачет, но всеми силами, всеми последними силами старалась держаться. Её щёки краснели с безумной скоростью, так что казалось, ещё немного, и они полыхнут огнём.
– Я тебя не узнаю, Егор. Что с тобой? Что тебя так изменило? Почему ты плачешь по ночам? – Кисти его рук заметно напряглись. – Почему этот парень, о котором я практически ничего не знаю, вдруг стал тебе важнее меня? Не… неужели ты влюблён в него?
– Вика… – Он поднялся с кровати, и только сейчас стало заметно, что и его глаза поблёскивают в лучах ламп – еле-еле, но поблёскивают. – Я не говорю тебе об этом всём только с одной целью – уберечь тебя от опасностей.
– От каких опасностей?
Делая вдох на каждый шаг, Егор подошёл к ней. Казалось, что-то тяжёлое давило на его плечи, и когда он обнял Вику, она сразу же почувствовала неимоверную тяжесть. Будто вес всего мира был взвален на плечи Егора и только сейчас он смог поделиться им, хоть и ненадолго.
Хоть и ненадолго.
– Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, милая. Есть вещи, которым лучше оставаться неизвестными. Ответь мне на один вопрос. На один простой вопрос. Ты веришь мне?
– Да, – без колебаний ответила она. – Верю, хотя хочу не верить. Потому что я ничего не понимаю из того, что ты говоришь.
– Тебе и не нужно ничего понимать. Всё, что я могу тебе сказать: сейчас я вынужден делать то, что не хочу, но скоро это закончится, обещаю. И тогда я вновь буду больше уделять времени тебе, а не кому-то другому.
Она успокоилась. Гнев начал потухать, щёки потихонечку истощали свой жар. Значит, он всё-таки здесь – настоящий Егор. Здесь! Никуда он не уходил. Просто ему нужно кое-что сделать, но что? Наверное, Вике знать это не нужно, но как только всё закончится – как только они спустятся на город, – она обязательно выбьет из него ответы на все вопросы…но потом. Сейчас ей было достаточно того, что Егор обнимал её и был искренен, честен. Он не стал всего рассказывать, а рассказал всё что мог, но зато в его словах не было ни капли лжи. И это прекрасно.
Это прекрасно.
– Как долго это будет продолжаться?
– Скоро всё закончится. Конец близок, за ним начнётся новая жизнь.
– Егор. – Она взглянула в его глаза и робко, почти шёпотом спросила: – Что такое любовь?
– Желание сберечь близких. – Он сильнее прижал к себе Вику, будто чего-то ужасно боялся и хотел утонуть в ней, раствориться подобно туману. – Есть место похуже ада. Оно находится гораздо глубже, практически в центре Земли. И там, у горы, стоит могила. На ней выбито твоё имя, Вик.
Она замерла, тупо уставившись на него. Но тут же расслабилась, когда Егор расплылся в улыбке.
Опять дурацкая шутка.
Вика ответила улыбкой и прильнула к таким знакомым губам, радуясь тому, что всё заканчивается хорошо. Через несколько часов она покончила с собой.
* * *
Она сидела на кровати и читала «Влюблённого хищника». Книга оказалась интересной, хоть с первых страниц так и стекала ваниль. И Вика наверняка дочитала бы до конца (уж очень ей понравилась эта Настя, чем-то они были похожи), если б в дверь не постучали.
После стука повисла тишина. Это было странно, ведь дверь не запирали на замок. Егор бы не стучал, Влад бы тоже пренебрёг этим. Тогда кто хотел войти к ней в комнату?
– Погодите! – Она поднялась с кровати, тут же поправила покрывало (эту привычку воспитала в ней мама ещё в раннем детстве), положила книжку на стол и быстренько оглядела себя. На ней была надета простая розовая маечка, на которой светлыми буквами было написано «WELCOME TO MAIAMI BEACH!» Сквозь лепестки нарисованных пальм проглядывали контуры небольших упругих грудей. До колен ноги скрывали чёрные шортики, в которых в прошлой жизни – до апокалипсиса – Вика ни за что бы не показалась на людях. Но в эту комнату всегда заходил только Егор и за редким исключением – Влад.
Без стука. Никто из них не стучал, когда собирался открыть дверь.
Слабый призрак страха лёгкой щекоткой прошёлся по внутренней стороне груди. Вика медленным шагом направилась к двери, стараясь сохранять спокойствие. Почему в этих дверях не сделали глазок? Так же намного проще, нет? Что сложного в том, чтобы позволить жильцам Чистилища видеть, кого так внезапно заносит к ним в гости?
И только когда Вика опустила ручку вниз, в её голове вспыхнула яркая мысль: корабль принадлежит Святцам, и проектировали его наверняка они.
Она открыла дверь и тут же наткнулась на расплывающуюся улыбку Алексея.
Он стоял не один. По обе руки от него находились две огромные тени, ладони которых были сложены на автоматах. Сам Алексей ярко выделялся на их фоне, во многом благодаря светлому пальто. Но было ещё кое-что…пугающее. Его глаза светились, но так слабо, что в голове возникал вопрос: а не галлюцинация ли это? Казалось, кто-то положил в его глазницы еле работающие фонарики, и теперь их сияние просачивалось сквозь тоненькую сетчатку. Так должны светится глаза у Бога, но не у человека. Нет, не у человека.
– Прошу прощения за то, что мы так грубо врываемся к вам, Виктория, но мне хотелось бы с вами поговорить. Вы не будете против?
Её язык онемел, но мозг продолжал работать. Она начала закрывать дверь, почти захлопнула её и если бы ориентировалась быстрее, то, быть может, смогла бы сохранить себе жизнь. Но Вика помедлила, и предоставленных секунд Алексею хватило для того, чтобы подставить под дверь ногу.
– Не хочу показаться вам надоедливым, но дело и вправду серьёзное. Оно касается Егора. Вашего Егора. Думаю, вы меня выслушаете, потому что он не смог рассказать о вас ничего плохого. А я ему верю. Раз он говорит, что человек – хороший, значит этот человек действительно хороший. Ну так что, впустите меня?
Егор… Какое-то важное дело, касающееся Егора. Никогда в жизни Вика не пустила бы к себе домой (или в данном случае, в комнату) незнакомца, но раз здесь фигурирует Егор, её мужчина, выбора не оставалось.
Так говорила какая-то часть её разума. Но та, что отвечала за рациональность и логическое мышление, вопила о том, чтобы не впускать этих людей сюда! У них автоматы, их лица спрятаны под масками, а улыбка Алексея даже не начинала внушать никакого доверия – лишь ужас и холодный, сжимающий горло страх. Не стоит впускать их. Если с Егором, как они говорят, что-то случилось (что-то плохое, вряд ли они пришли обрадовать меня), Вика всё узнает от него. Сейчас она соберётся с духом и захлопнет дверь. У неё хватает сил сделать это.
Тем не менее она сказала:
– Входите. – И, немного помолчав, добавила: – Но только вы, Алексей. Этих двоих я не пущу, даже не просите.
Он понимающе кивнул, будто услышал очевидную истину, спорить с которой просто глупо. И хоть Вику переполнял страх, всё внутри внезапно разлилось благодарностью, когда Алексей – Алексей Царёв, начальник Чистилища и наш лидер – жестом приказал Святцам оставаться на месте. Может, ничего страшного не произошло? Может, у Егора возник небольшой конфликт с одним из Святцев, и вот они решили поговорить с ней, с единственным человеком, которого он может послушать? Может, в этом всё дело? Не мог же Егор за эти два часа сделать действительно что-то серьёзное? Что-то такое, что заставило Святцев водрузить на себя автоматы и явиться к ним в комнату?
Нет, конечно Алексей пришёл просто поговорить. И это, наверное, даже хорошо. Наконец-то Вика сможет задать ему вопрос, ответ на который успокоит её: почему у него, и у Егора огромное внимание вызвало появление Жени на Чистилище? Она до сих пор не понимала, чем этот кареглазый парень так зацепил всех вокруг.
– От вам приятно пахнет, Виктория. – Алексей прошёл мимо неё, на секунду задев локтём упругие груди сквозь тоненькую ткань маечки. Одного этого касания хватило, чтобы по всему телу пробежала мелкая дрожь.
– Присаживайтесь на свою кровать, а я, если позволите, возьму себе стульчик. Меня воспитывали по принципу «Даже не садись с девушкой на одну кровать, если вы недостаточно хорошо знакомы». Так что предлагаю сначала познакомиться.
Вика молча села на кровать и машинально прижала колени друг к другу, положив на них сжатые кулачки. Алексей прошёлся до стола (он сказал, что от меня приятно пахнет, но я же совсем не душилась), мельком взглянул на книгу, взял стул, поставил его перед Викой и сел на него, как когда-то садился на этот же стул Женя: ноги широко раздвинуты, руки положены на спинку, а кисти свободно свисают, как бы протянутые к собеседнику.
Алексей прочистил горло и заговорил своим мягким бархатным голосом, не лишённым свойственной ему жёсткости:
– Раньше, до апокалипсиса, я любил смотреть комедийные шоу. Прямо обожал их. Я бы, наверное, смотрел их до сих пор, если б Земля не решила пошутить над нами. – Он резко рассмеялся, заставив Вику содрогнуться. – Меня всегда смешили люди. Некоторым из вас удаётся окрашивать юмором даже самые мрачные моменты. Мне кажется, только благодаря ему люди и выживают – юмору. Вот уж кому стоит поклоняться в ваших храмах.
Его зубы хищно блеснули из-под улыбки. Чёрные как уголь волосы не переливались под искусственным светом ламп – они поглощали его подобно морскому дну, где царит кромешная тьма. Казалось, кожа на его лице фальшива. Казалось, под ней скрывается настоящее лицо Алексея, которое пытается прорваться наружу сквозь острые скулы. А глаза…полны сияния. И чем дольше Вика вглядывалась в это сияние, тем темнее становилось вокруг.
– У твоего Егора, признаюсь, отменное чувство юмора. Он пытался шутить даже тогда, когда от него просто фонило страхом. Это превосходный запах. С ним может сравниться только аромат гнева, но они в совершенно разных флаконах. Но есть кое-что намного, намного приятнее.
– З… зачем вы сюда пришли?
Несколько секунд Алексей молча смотрел на Вику. Только сейчас она заметила, насколько сильно его глаза отличались от человеческих. Карие радужки превращались в тёмно-бордовые – цвета запёкшейся крови. И она не огибала зрачки обручем. Она пыталась влиться в эти глубокие ямы, гонимая невидимыми волнами. Вика не могла оторвать взгляд от глаз Алексея. Его радужки сливались со зрачками.
Наконец он встал и подошёл к столу. Снова взглянул на книжку, взял её в руки, захотел положить, но передумал. Вернулся с ней к стулу и, усевшись, начал листать первые страницы.
– Посвящается Анастасии Мегель, – прочёл он. – Анастасии Мегель… Забавно, правда? Писатели всё время кому-то посвящают свои творения. И в основном, конечно, женщинам. О да, вы просто чудо на этой планете! Думаю, эта дама, – он ткнул пальцем на имя, – хорошенько так вскружила голову автору. Иначе бы он не вывел здесь её имя. А вообще скажи-ка мне, Виктория, о чём эта книга?
Она попыталась выдавить из себя хоть одно слово, но не смогла. Глубоко вдохнула. Выдохнула. И произнесла два слова:
– О любви.
– О любви? – Алексей пропустил краткий смешок, как иногда это делают взрослые, услышав от детей забавные, глупые изречения. – О любви… Книжка о любви… Ясненько. – Он кинул книгу на стол, и та с грохотом упала на него. – Знаешь, что я тебе скажу, Виктория? Одну неприятную, но зато правдивую вещь. Ты уже большая девочка, да? Уже царапалась об свои иллюзии? – Бордовое море вновь коснулось бездонных ям. – Любовь, дорогая – это миф. Миф, придуманный людьми, чтобы хоть что-то скрашивало их жалкое существование. Это не чувство и не эмоция, а простая симуляция. Самообман. Страх пахнет, гнев пахнет, радость пахнет, злость пахнет. Я ощущаю аромат эмоций, исходящих от людей. Аромат их настоящих чувств. Но знаешь, что мой нос ещё ни разу не улавливал? Любовь. Она не пахнет, потому что её просто нет. Это глупая иллюзия, фальшивка, но не настоящее чувство. Даже самые красивые истории любви – сплошной обман. В них существуют только эгоизм и жажда секса, никакой любовью там и не пахнет. И вот это, – Алексей указал на книгу, – лишь укрепляет ваши иллюзии. Если бы вы могли вдыхать аромат чувств, то поняли бы, что каждый день проживаете в страхе.
– Но Егор любит меня. Вы… вы не знаете, как сильно он любит меня.
– Конечно знаю! Я здесь именно потому, что он так сильно любит тебя. Может, он и думает, что любит тебя, но родители для него значат гораздо больше, чем ты. И Женя теперь тоже. Женя, можно сказать, стал его единственным ключом к спасению.
– Я не понимаю, о чём…
– Сейчас объясню, всё равно от тебя уже нет смысла что-либо скрывать, а поболтать хочется. Давно я так не разминал свой язык!
Алексей поднялся со стула, перевернул его спинкой назад и вновь сел. Положил ногу на ногу и, сцепив пальцы на колене, улыбнулся.
– Видишь ли, дорогая, наш мир устроен гораздо сложнее, чем представляют себе даже самые гениальные из вас. Но в одном вам всё-таки удалось добиться успеха: вы догадались о наличии судьбы, хотя и здесь всё неоднозначно. Раз в поколение рождается несколько людей, что сыграют большую роль в истории человечества. Они также подвластны случаю, но в основном вселенная помогает таким людям. И знаешь, что меня забавляет больше всего? Человеком, способным изменить мир, может быть каждый. Абсолютно каждый! И только некоторые так сильно верят в себя, что от них буквально фонит силищей.
– Я не поним…
– Женя лишь чуть-чуть не дотягивает до Македонского, но всё равно его аромат чувствуется с любого конца города. Такую редкость нужно оберегать.
– Но зачем вам Женя?
Алексей вглядывался в глаза Вики и видел – чувствовал, – как она еле сдерживается, чтобы не зарыдать. Её яркие зелёные глаза лихорадочно блестели, пока губы сжимались на напряжённом лице. Ещё немного, и наружу прорвётся первый всхлип.
Алексей опустил голову и, проведя в молчании пару секунд, вновь посмотрел на Вику.
– Зачем мне Женя? Он выдержит Силу Жнеца, вот зачем. Потому что только в нём я увидел эту способность. Только в нём.
– А при чём здесь Егор? И…я?
– Понимаешь, дорогая, к сильным людям просто так не подберёшься. Тем более есть ещё кое-что… – Алексей задумчиво провёл ладонью по подбородку. – Но да ладно, не будем об этом. Помнишь, я говорил про любовь, а ты говорила, что Егор ну прямо обожает-обожает тебя? Помнишь? Не буду тебе всё подробно рассказывать, тебе хватит и того, что я поставил ему ультиматум: либо души его родителей вечно горят в аду, либо славная девочка Виктория отдаёт мне свою душу, а семью Егор я оставляю в покое. Вот такие дела, красавица. А потом мы рассуждаем о любви. О грёбанной, мать её, любви!
– Душу? Мою душу?
– Да, твою душу, милая. Но только есть одна неприятная загвоздка, о которой я тебя обязан предупредить: душу можно получить только из мёртвого человека, а ты пока жива. Понимаешь, к чему я клоню?
– Вы убьёте меня?
– Если б я мог! – Его красивое лицо озарила улыбка, полная грусти и чего-то очень похожего на печаль. – Когда человек погибает от чужих рук, его душа тут же становится грязной, окрашенной кровью. Не его кровью – вот о чём я говорю. И тогда душу нельзя поглощать, только если хочешь слечь в какую-нибудь убогую больничку.
– Вы поглощаете души?
– Я ими питаюсь. Не делай такие глаза, Виктория, в этом нет ничего страшного. Я питаюсь душами точно так же, как вы – убитыми животными. Только вы потребляете мясо, а я – то, что скрывает это мясо. Ну что ж, – Алексей хлопнул в ладоши, но Вика даже не шелохнулась. Она неподвижно сидела и смотрела в эти дьявольские глаза, понимая, что скоро произойдёт. – Самые вкусные души, как ты уже могла догадаться, у самоубийц. У тех, кто готов отправиться в ад добровольно – вот этих ребят я обожаю. И хоть в связи с апокалипсисом многие покончили с собой, я не насытился. Я голоден. А у тебя… – Он наклонился к прядям её рыжих волос и шумно втянул воздух, расплывшись в удовлетворённой улыбке. – У тебя просто превосходная душа. Не знаю, почему она так пахнет, но, как говорится, вскрытие покажет.
Губы Вики будто покрылись льдом. Она попыталась сказать хоть одно слово, но в горле встал неприступный ком. От глаз Алексея невозможно было оторвать взгляд – они заполняли собой весь мир. Тьма начала поглощать комнату. Она съела дверь, утопила в себе стены и теперь сгущалась за спиной человека (дьявола), что сидел перед Викой и улыбался. Улыбался в предвкушении вкусного деликатеса.
Он сунул руку в карман пальто и достал из него небольшой перочинный нож. Выкинул лезвие, оценил его взглядом ювелира и протянул Вике, не снимая с лица тёплую отцовскую улыбку.
– Давай, милая, сделай это. В этом нет ничего сложного. Такой путь гораздо лучше той жизни, которая тебя ждёт.
– Я… – Она выдохнула горячий воздух и с трудом смогла втянуть его обратно. – Я не стану себя убивать.
– В каждом из нас, детка, сидит свой самоубийца. Нужно его вызвать, вот и всё.
И прежде чем Вика успела что-то сказать, глаза Алексея засияли кровью. Впервые она почувствовала силу алой звезды и в эту же секунду отдалась ей, позволила этим красным огонькам проникнуть в голову. Пальцы сплелись на рукоятке ножа. Руки поднесли его к горлу. Замерли.
– Не следовало доверять Егору, ой как не следовало. Но я найду тебе лучшее место в аду, обещаю. Я позабочусь о тебе.
Вика вогнала лезвие в шею и провела им от одной мочки уха до другой. Под её подбородком тут расцвела кровавая улыбка. И как только кровь хлынула на розовую маечку, Алексей откинул голову Вики, прильнув к опьяняющему фонтану. Яркие зелёные глаза ещё двигались, когда мужская ладонь накрыла лицо, но уже через несколько секунд они замерли, и замерли навечно.
Алексей продолжал оттягивать её голову, делая рану всё шире и шире. Когда шейные позвонки хрустнули, комнату заполнил приятный душистый аромат.
Аромат чистой, только освободившейся души.
Глава 19
Обыкновенная птица
– Я не хочу разговаривать о Кате. О чём угодно, о ком угодно, но только не о ней.
Женя с силой опустил рюмку на стол и тут же закусил колбасой, которую им любезно тонкими кусочками нарезал бармен.
– Наши с ней дела – это наши с ней дела. Мы не достояние публики.
Влад не ответил. Он провёл ладонью по вновь отросшей бороде и с опаской взглянул в карие глаза, что уже потихоньку начали наливаться кровью. В полумраке радужки сливались со зрачками, так что создавалось впечатление, будто Бог одарил Женю истинно чёрными радужками, с цветом которых сравниться разве что пепел.
– Я не хочу думать о Кате. – Он говорил это не Владу, а скорее самому себе, пытаясь поверить в собственные слова. – Она мне не интересна. Ни капли. Так что давайте обсудим что-нибудь другое, но не её.
Женя откинулся на спинку стула и оглядел то место, в котором они находились – равнодушным, слегка затуманенным взглядом. Почти всё вокруг покрывала темнота, разбавляемая лишь мягким мелькающим светом. Клуб заполняла танцевальная музыка, но здесь, за стойкой, её было еле-еле слышно. Вдали переливались тени людей, и казалось, что за тем, как женщины «случайно» касаются мужчин, а те ненароком прихватывают их за талию, можно наблюдать вечно. В воздухе витал аромат алкоголя. Он согревал нутро Жени и разливался по организму приятным, чертовски приятным теплом.
Но всё равно Жене было противно пьянеть. Алкоголь снимал с чувств все цепи, и теперь каждое из них сияло наготой, что ослепляла сознание своим светом.
Точно такие же ощущения он испытывал тогда, в ту самую ночь, когда они с Катей пили вино, а позже плавали в медленном танце под внимательным взглядом Рэнджа. Тогда Женя впервые почувствовал, как с него будто сняли приросшую к лицу маску и закинули так далеко, что он не смог бы её найти, даже если б попытался. Под теми звёздами весь мир пропитался магией. Незнакомое, бьющееся в груди чувство окрашивало каждый вдох сладостью, и даже в каждой травинке, в каждом тёмном лепестке Женя видел красоту серых глаз. Он не хотел от них избавляться, хотя понимал, что, скорее всего, болен – не может подросток испытывать такие чувства к тридцатидвухлетней женщине.
И тем не менее он испытывал. Более того, она испытывала к нему те же самые чувства, подтвердив это ответным поцелуем. Поцелуем рефлекторным, неосознанным, инстинктивным. Женя чувствовал, что и Катю тянет к нему. Чувствовал, что она нуждается в нём, как и он – в ней. Чувствовал…
Нет, подумал он. Теперь никто ни в ком не нуждается. Это был небольшой роман, вот и всё. Мы оба сильно ошиблись, начав отношения. И больше всего ошибся я; именно я спас её и не выпустил тогда из аптеки. Я… я просто хотел её, не любил. Никогда не любил.
Не ты спас её, а Рэндж. Он привёл тебя к Кате, так что не неси пургу. Думаешь, он просто так это сделал? Просто так свёл вас снова вместе? Чтобы вы опять разбежались?
– Не знаю, – звук собственного голоса прибавил трезвости, но лишь на несколько жалких секунд. – Может, оно и к лучшему, что мы разбежались.
Влад вопросительно взглянул на Женю и тут же всё понял, не стал задавать лишних вопросов. За десятилетнюю практику преподавания в школе он привык видеть такие лица: ученик в этот момент замирал и полностью уходил в свои мысли, иногда не замечая того, как начинает говорить вслух. Это невероятно грубо – разрывать ту цепочку мыслей – особенно длинную, – по которой сейчас двигается человек. Да, его лицо может выглядеть забавно, но зато в голове с сумасшедшей скоростью крутятся шестерёнки, чуть ли не плавящиеся от такой работы. Влад не мешал Жене вытаскивать наружу воспоминания (а это точно были воспоминания; так печально человек улыбается только счастливым прошедшим моментам) и ждал, пока он заговорит.
Всё-таки иногда подросткам нужно давать возможность уходить в мечты, иначе они точно загнуться под тяжестью серой реальности.
Музыка в клубе сменилась на более медленную, подходящую для танцев влюблённых пар, что души не чают друг в друге. В голове Жени промелькнула мысль – ещё до того, как он понял, что думает об этом, – заставившая грудь с болью сжаться: под эту медленную мелодию он мог бы пригласить Катю на танец, и тогда они бы вновь положили руки на тела друг друга, ощущая окутывающий их жар. Её серые глаза… В них таилась непонятная красота, какую никогда не разгадает человечество. И её губы… Когда Женя целовал их, он будто сливался с чем-то потусторонним, с чем-то волшебным, с чем-то таким, что никак не укладывалось в рамки человеческого понимания. Это была магия. Это было нечто новое и…прекрасное. Жить хотелось хотя бы ради того, чтобы вновь и вновь касаться Катиной кожи, прижимать её к себе и чувствовать, как она обнимает тебя в ответ.
Но она соврала. Лгала, не хотела рассказывать то, что знал Алексей. И как бы красивы ни были её глаза, своей красотой они не смогут затмить этот поступок.
– А где Егор? – Женя отодвинул от себя рюмку – пьянеть не хотелось. Совсем. Чем больше алкоголя попадало в организм, тем истошнее внутри взвывали чувства. – Он же вроде сказал, что придёт. А опаздывает уже на полчаса.
– Он не придёт. Сказал, что хочет остаться в комнате, что-то там сделать.
– А Вика?
– Тоже не придёт.
Влад говорил тихо, уставившись в одну точку, совсем как солдат, недавно вернувшийся с войны, так что пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. Но уже со следующими словами голос Влада стал намного громче:
– Женя, Егор пригласил тебя сюда не просто так. И он, и я заметили, что в последнее время ты сам не свой. Будто бешеный, что ли! И, конечно, мы оба знаем, с чем это связано. Точнее, с кем.
Карие глаза настороженно блеснули на юношеском лице, а линии скул грозно прорезались сквозь кожу.
– Я же сказал, что не хочу о ней говорить. Она в прошлом, и на этом точка. Огромная такая, жирная точка. Ясно?
Влада это не убедило. Он залил в себя ещё немного водки и, на пару сладостных мгновений закрыв глаза, сделал глубокий-глубокий вдох.
– Хочешь, скажу тебе всё честно? На тебя тошно смотреть. Ты словно сгрызаешь себя изнутри, но не замечаешь этого. Да, согласен, есть темы, о которых не стоит говорить даже с самыми близкими людьми, но только не в этом случае. Женя, у тебя вот здесь, – Влад ткнул пальцем ему в грудь, – сидит чужой. Такой противненький и пока ещё маленький, но с каждым днём он всё растёт, растёт и вырастет так, что на хрен к чёрту проломит тебе грудную клетку. Он уже скребётся – это видно по мешкам под глазами. Но если ты поделишься своими переживаниями, то убьёшь эту тварь. Тем более если ты поделишься с опытным человеком – со мной, то есть. Жень, если проблемы с Катей действительно мешают тебе нормально высыпаться, только скажи мне. Я попробую помочь.
Женя молча провёл пальцем по лакированной поверхности стойки. Сосчитал на ней огоньки, что были отражением включённых лампочек. Четыре. Если добавить ещё одну, получится пять. Столько раз он занимался с Катей сексом, считая даже тот, самый первый, самый ужасный раз. А если прибавить ещё три, получится…
– Жень? Ты здесь?
Он посмотрел на Влада как только проснувшийся от глубокого сна. Музыка вновь сменилась, и теперь в воздухе зазвенели струны бас-гитары, предвещающие старый добрый отцовский рок, спетый молодыми голосами. И под эту песню мы могли бы станцевать, подумал Женя. Я бы положил руки ей на бёдра, а она накрыла бы ладонями мою грудь – как тогда, в парке. И пусть пели бы про уставших шахтёров. У нас в голове звучала б своя мелодия.
– Ладно. – Он снова взял рюмку, но только для того, чтобы взять. Постучал по ней пальцами (следует подстричь ногти) и заговорил: – Я готов поговорить о Кате. Наверное, от этого и в правду станет легче, но я уйду сразу же как почувствую, что разговор заходит не туда. А вообще…вам сколько лет?
– Тридцать два. Чем три месяца будет тридцать три.
Ровесник. Он её ровесник. Вот кто точно может стать её партнёром.
– Значит, у вас неплохой опыт. В общем, ответьте мне на один только вопрос. Наверное, именно он не даёт мне заснуть. Что… – Женя сжал рюмку и яростно пожелал, чтобы та треснула, а осколки вспороли кожу. – Что такое любовь? Что это за, нахрен, чувство?
Влад тут же расплылся в улыбке. Так, должно быть, улыбались учителя, когда кто-нибудь из учеников задавал вопрос, не касавшийся предмета, но по той теме, в которой преподаватель отлично разбирался. Яркий блик света выхватил из бороды поднявшиеся уголки губ, и в этот момент – в момент, когда музыка смешалась с общим гомоном людей – Жене стало не по себе. Внезапно ему захотелось встать, уйти отсюда, запереться в своей комнате и…выйти из неё, найти Катю и больше не отпускать её. Вот чего больше всего сейчас хотелось на свете.
Но Женя продолжал сидеть, сжимая в руке рюмку, наблюдая за танцующими силуэтами и ожидая ответ на свой вопрос.
– Что такое любовь? Хороший вопрос, дружище, особенно если учесть то, что над ним бьются уже не одно тысячелетие. Но ответь сначала ты. Мне интересно услышать твой ответ.
– Я…не знаю. Не знаю, что это такое, поэтому и спрашиваю. Мне просто кажется, что я чувствовал нечто такое, что, наверное, должно называться любовью, но я не уверен. Сейчас это «нечто» пропадает, и прежде чем оно пропадёт, я хочу хотя бы понять, что это вообще было. Ну… по-настоящему это всё было или нет?
– А ты вообще веришь в любовь?
– Я не могу верить в то, чего не знаю. Поэтому и не верю в бога. Только в себя, хотя кажется, меня никто никогда не узнает. Даже я сам.
– Между тобой и Катей не было любви, Жень, и не будет. Любовь – это миф, который люди придумали, что как-то приукрасить своё существование. Иллюзия, проще говоря. Вся любовь, все эти волшебные чувства и бабочки в животе легко объясняет наука. Если ты думаешь, что не можешь забыть Катю потому, что вас связывает судьба, то говорю тебе: это не так. Здесь роль играет лишь одно – сексуальное влечение. Даже в самых ванильных романах, в самых красивых историях любви людьми движет желание потрахаться друг с другом, и всё. Это заложен природой, а против неё не попрёшь. Любви как таковой не существует, просто природа заботится о том, чтобы человечество продолжало свой род.
– А как же чувства, которые мы испытываем?
– Всё гормоны. Это проклятые гормоны. Именно они не дают нам нормально жить. В момент, когда ты впервые видишь человека и он тут же нравится твоему мозгу, в кровь выбрасывается доза фенилотиламина. Из-за него окружающие тебя люди вдруг начинают быть нормальными, того урода уже не хочется убить и вообще всё вокруг становится до жути прекрасным! За то, что ты чувствовал к Кате, можешь поблагодарить эти три гормона: дофамин, серотонин и адреналин. Последний так вообще при влюблённости в десять – в десять! – мать его, раз превышает норму! Никакого чуда в любви нет, это лишь игры гормонов.
– Ну а если мне просто приятно общаться с женщиной и проводить с ней время? Без секса? Тоже гормоны?
