Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Глава 12
Возрождение нового Петербурга
Петербург пережил ещё один день. Совсем скоро над крышами домов засияет полоска утреннего восхода, извещающего всех о том, что 27 мая уже наступило.
С той ночи, в которой большинство людей пало жертвой светлячков, прошло около четырёх суток. Многие улицы, переулки и подворотни до сих пор были завалены трупами. Пустые глазницы взирали на ясное небо, прохладный ветерок трепал забрызганные кровью тряпки, что когда-то были одеждой людей. По дорогам, всё ещё забитыми автомобилями, рыскали бродячие псы, время от времени забегающие в дома и вытаскивающие из парадных кости, на которых осталось хоть немного мяса. Животные, высвободившиеся из зоопарка, чуяли прячущихся людей и охотились на них совсем как в дикой природе. Лев пролежал за столкнувшимися машинами несколько часов, прежде чем дождался, пока человек выйдет из дома, явно за едой. Но судьба сложилась так, что именно он и стал трапезой льва.
Но даже он – сильный зверь, ассоциирующийся у всех с королём мира животных – не осмеливался выглянуть из-за угла, когда на улицы выходила армия теней. Повисшую на них тишину разбавляли топот тяжёлых армейских ботинок по асфальту, низкие мужские голоса и редко раздававшиеся выстрелы, когда приходилось успокаивать некоторых жителей. Святцы выполняли свою работу: Очищали город от мусора (мёртвых мешков с костями), восстанавливали подачу электричества, чинили прорванные водой трубы и опять очищали город от мусора. Занятие в основном скучное и утомительное, но бродячие псы спасали эту ситуацию – выискивать их и отстреливать было очень интересно! Особенно захватывал дух тот момент, когда пуля попадала куда-нибудь в лапу, и жалкая псина начинала убегать прочь. Точнее, пытаться убежать. Как правило, она падала без сил метров через двести, и вот тогда можно было развлечься на славу! Как смешно они скулят перед смертью! Как хочется смеяться, когда на тебя снизу вверх смотрят эти полные надежды глаза, пока сам ты водишь перед ними автоматом! Господи, какие же животные жалкие! Над ними можно издеваться вечно, ведь кто из этих божьих тварей способен дать сдачи человеку – высшему существу на всей чёртовой планете?! Да никто! Потому что люди – поистине звери, но даже таким зверям нужен хозяин.
И теперь поводок был у Святцев. Поводок в одной руке, намордник – в другой. И хлыст за поясом – чтоб людишки не наглели.
Один из Святцев вставил ствол автомата раненому псу в пасть и, улыбнувшись сквозь маску, снёс ему голову.
Некоторые жители Петербурга видели проходящих мимо домов солдат и затаивали дыхание, прячась под окнами, в шкафах, в тех местах, где их вряд ли смогут найти. Так поступило семейство Крулиных, как только дверь их парадной с шумом открылась, а снизу послышались мужские голоса, перекрывающие один другой. Отец тут же схватился за револьвер спрятался с женой в ванной, заперев дверь на замок. Может быть, они успели бы захватить с собой девочек – семилетнюю Линду (воспитательницы в детском саду восхищались её редким именем) и четырнадцатилетнюю Марго, – но спросонья каждый из них забыл о дочках и побежал в ванную, спеша скорее укрыться. И только когда в их квартире раздались шаги (как они открыли дверь? Чёрт возьми, как они открыли дверь?), отец семейства вспомнил о детях. Но они, услышав, как открылась входная дверь, спрятались в шкафу, уместившись вдвоём на одной полке.
Святцы нашли их и пристрелили прежде, чем кто-то из девочек успел бы закричать.
Отец пережил своих дочерей на семь с половиной секунд, которых хватило для того, чтобы открыть дверь ванной и с револьвером вывалиться в коридор, направив его на непрошенных гостей. Если бы пуля не вошла самому старшему из семейства Крулиных в голову, он, быть может, и успел бы спустить курок, но всё, что он сделал, так это подарил своей жене несколько лишних секунд жизни.
Её застрели в ванне, куда она забралась после первых двух выстрелов.
На другом конце города, в это же время, когда до рассвета оставалось меньше часа, из окна девятого этажа выпал мальчик. Чуть больше четырёх дней назад его родители уехали на ночь к бабушке, которой вдруг стало плохо. Они сказали, что вернутся на следующий день и наказали не открывать дверь незнакомцам. Костя понимал, что нельзя открывать дверь незнакомцам, а потому, когда в неё постучали, он крикнул, что никого нет дома.
Незнакомец почему-то не поверил.
Дверь открыли ключом (похоже, это всё-таки мама с папой), и Костя уже расслабился, но тут он увидел в руках одного из вошедших автомат. Он знал из фильмов, что такие штуки умеют делать: они убивают и разрывают тело на части, отрывая целые куски. А если тебя убьют, то ты, как бы, умрёшь. А умирать Косте не хотелось, потому что Вика с соседнего подъезда обещала его поцеловать, если он подарит ей куклу «Барби» в розовеньком платье.
Поэтому он выпрыгнул из окна, захватив эту куклу с собой. Он не хотел умирать, он хотел лишь мягко приземлиться на ноги и побежать дальше, как это показывали в мультиках. Но вот только жизнь отличается от мультиков, какими бы реалистичными они не казались.
На Невском проспекте одновременно прогремели два выстрела. Они издались из главного зала кофейни, расположенной на первом этаже одного из старых зданий. Она пропиталась ароматом страха и любви, утонувшей в реке безумия, и все эти запахи исходили от молодого парня и девушки, сидящих за столом для посетителей. Через окно им открывался вид на заполонённую трупами улицу, по которой то и дело бегали хищники в поисках хорошей падали. И хоть окно было размером в половину стены, парень и девушка смотрели друг другу в глаза, их взгляды надолго переплелись между собой. К подбородку каждого из них был приставлен ствол пистолета, пока две пары губ шептали что-то о вечной любви. И когда парень и девушка в последний раз признались друг другу в своих чувствах, они спустили курки.
Один из Святцев чуть позже сфотографировал их и сохранил фотографию у себя в галерее, подписав её «Ужин в аду».
Звёзды на ясном небе сияли ярко, но недостаточно ярко для того, чтобы можно было заметить в одном из дворов силуэт бродячего пса. Его пропустила и юная мама, вышедшая из дома, чтобы найти поблизости магазин и взять еды на пару дней, запихав её в огромный рюкзак. Детки уже начали голодать, потому что даже неделю назад холодильник был почти пуст, зарплату не выдавали уже третий месяц. Но после нашествия светлячков, после «светлой» ночи деньги стали всего лишь бумажкой, все товары в магазинах теперь никто не охранял – заходи и бери, только не подавись. Но вот…появилась ещё одна проблема – эти страшные тени, расстреливающие любого вышедшего на улицу. Детки голодали, еды в дома не было, и мама приняла решение выбраться в магазин, надеясь в скором времени вернуться.
Она не встретила ни одного Святца. Вместо них её убило нечто другое – четырёхлапый зверь, отделившийся от стаи. Одним укусом он вырвал женщине половину горла и начал жадно чавкать, наблюдая жалкие подёргивания почти мёртвого тела. Ранец с едой рухнул на землю, так и не добравшись до голодных деток.
Петербург возрождался, но люди, выжившие «светлой» ночью, один за другим погибали, покидая мир. Некоторые уходили добровольно, некоторые умирали от болезней, вылечить которые теперь не представлялось возможным, а некоторые погибали от рук тех, с кем каждый день виделись на улицах и кому пожимали руку. Смерть прогуливалась по городу, заглядывая в любой уголок, добивая оставшихся на теле Петербурга блох.
Святцы выполняли свою работу, пока высоко в небе парило нечто, похожее на дьявольский глаз. И в самом его центре сиял алый огонь, что был намного ярче настоящей алой звезды.
Глава 13
Добро пожаловать на Чистилище
Женя не понимал, что происходит.
Спросонья он выполнял всё, что ему говорили. Мысли только-только начинали зарождаться бледными призраками, а потому он особо не задумывался, где находится. Голову всё ещё застилал туман, когда сквозь него пытался пробиться чужой мужской голос. Перед глазами стоял чёрный силуэт человека, сильно контрастирующий на фоне светлых стен. Лица видно не было – его тоже застилала чернота. Голос доносился будто из-под маски, чуть приглушённый, а может, приглушён он был не проснувшимся сознанием. Как бы то ни было, Женя беспрекословно всё выполнял, пока мысли пытались прийти в порядок.
Через какое-то время его вывели в коридор. Огромный, длинный коридор, будто созданный из самой белизны. По глазам били ярко сияющие лампы, так что большую часть пути Женя прошёл с закрытыми глазами, одновременно и чувствуя, и не чувствуя на своей спине чужую ладонь. Ноги плелись сами по себе, подошвы кроссовок (кроссовок?) почти не отрывались от пола. Всё вокруг казалось чем-то нереальным, отстранённым, никак не связанным друг с другом. Откуда-то издалека доносились тихие, еле слышимые голоса: мужские, женские и, вроде бы, даже детские. Постепенно они начали усиливаться, смешиваясь в один общий гомон. Мозг улавливал все ощущения, но прогонял их через себя, как бывает при принятии большой дозы болеутоляющих. И тело Жени подчинялось ему точно так же, как катарец подчинялся бы американскому офицеру – никак.
Чужие руки остановили его в том месте, где коридор переткал в огромный, просто гигантских размеров зал. Женя увидел мелькающие силуэты людей, мечущихся туда-сюда непонятно зачем. Увидел бесчисленные ряды столов, некоторые из которых ещё оставались пустыми. В воздухе плавал шум столовых приборов, стучащих о посуду, но в основном слышались разговоры. Точнее, один большой разговор сотен людей непонятно о чём. Женщины разговаривали с мужчинами, мужчины разговаривали с женщинами. Кто-то громко рыдал. Кто-то безудержно смеялся. Где-то слышалась матерная брань. Казалось, здесь невозможно отыскать что-то, хоть чуточку похожее на тишину.
– Бери поднос и иди на раздачу, – чужая ладонь вновь легла на спину и подтолкнула вперёд. – Тебе всё объяснят позже.
Женя хотел обернуться, спросить, какой поднос брать и зачем ему вообще брать поднос, но заметил, что уже двигается в очереди, которая растянулась, судя по всему, на километры. Он понял, что находится в потоке людей, когда один мужчина пихнул его, сказав быстрее шевелить своей задницей. Женя поплёлся к стойке с подносами, взял самый маленький (есть совсем не хотелось) и положил на импровизированную дорожку для подносов, сделанную из тонких металлических труб. Он ни о чём не думал, лишь медленно продвигался вперёд, тупо уставившись перед собой. Взял небольшую салатницу, наполненную кусочками разрезанных помидоров и огурцов. Женя сосчитал их: три кусочка помидоров, семь – огурцов. Значит, огурцов явно больше.
Интересный факт.
Далее он взял гречневую кашу, слегка разбавленную молоком, чуть треснувшее куриное яйцо, кружку чая, три ломтика батона, пачку масла, которое ему любезно протянула повариха, несколько сушек, посыпанных маком, и два кругляшка сырокопчёной колбасы. Когда вся трапеза (судя по еде, это был завтрак) оказалась на подносе, Женя взял его и, с всё ещё затуманенной головой, медленно зашагал в сторону пустого стола, который располагался самом-самом конце зала. Идти до него, наверное, целую вечность, но и пусть. Лишние люди сейчас ни к чему.
Женя дошёл до стола и уже через несколько секунд сидел за ним – один, хотя свободными оставались ещё три стула. Любой мог сейчас запросто присоединиться к нему, но пока этого не произошло (а подседший захочет поговорить, это точно), следовало разобраться в своих мыслях. Или хотя бы попытаться найти одну из них.
Женя услышал, как заурчал живот, и открыл пачку масла, начав размазывать его по батону. Голова никак не хотела проясняться, будто его и вправду чем-то накачали. Примерно такие же ощущения были, когда он попал в больницу и несколько дней в его сознании слились в один сплошной день. Вроде как он всё понимал, но чувствовал себя наблюдателем, отделённым от собственного тела. Руки двигались сами по себе, весь мир казался рисунком какого-то неумелого художника.
– Под чем я нахожусь? – Звук собственного голоса немного отрезвил Женю, но доносился он словно издалека, приглушённый несколькими дверями. – Чем, блять, меня накачали? Что за…
Перед глазами вспыхнуло лицо матери. В памяти всплыли её глубокие, уродливые морщины, которые соединялись в одну общую паутину. Тонкие, искривлённые злостью губы. Глаза, полные ненависти и гнева… Это было лицо дьявола, и даже самая тёплая улыбка не смогла бы исправить его – улыбка бы просто не выжила в окружении этих жутких морщин.
Женя закрыл глаза, и как только его веки опустились, сквозь сознание стали пробиваться обрывки последней ночи. Он вспомнил, как тихо плакал, свернувшись калачиком в углу кровати, но никак не мог вспомнить из-за чего. Почему-то его губы покрылись инеем (может это был сон?), и, вроде как, Женя даже снял его языком, ощутив во рту холодную влагу. До этого было что-то ещё, что-то…неприятное. Да, что-то пугающее и видимо настолько, что память решила зарыть это как можно глубже, чтобы больше никогда не вытаскивать наружу. Что ж, может, оно и к лучшему. Кошмары – не та вещь, которую хочется долго хранить в памяти.
Женя посмотрел на сделанный им бутерброд (хлеб и мало, по лучшему рецепту нашего гениального шеф-повара) и почувствовал отвращение, какое никогда в жизни не испытывал к еде. Он взял кружку чая и сделал один глоток. Взяв её двумя руками и поставив локти на стол, он принялся оглядывать то место, куда попал. С крайнего стола отлично просматривался весь зал.
Меж длинных рядов стволов всё ещё ходили: некоторые – с полными подносами, некоторые – с уже пустыми. Это однозначно была столовая, причём такая большая, какую Женя не видел ни в одном фильме. Ему почему-то не было страшно, в душу не закралась тревога, хоть он и оказался в незнакомом месте. Всё внутри заполняло спокойствие, вызванное непонятно чем – то ли теми веществами, что сейчас бурлили в его крови, то ли самим организмом. Как бы то ни было, Женя чувствовал себя хорошо (не считая, конечно, затуманенной головы). Он на славу поспал, а теперь сидит перед подносом, наполненным едой. Что может быть лучше?
– НЕТ! – Он опустил кружку на стол и тут же почувствовал, как на правую кисть пролился чай. – Это говорю не я. Проваливай с моей головы. Проваливай на хрен с моей головы!
Его крик утонул в общем гомоне. Женя вскочил из-за стола и начал идти к коридору, из которого вышел, но потом сразу же остановился, опершись о стул. Перед глазами маячили чёрные точки, будто пожирающие мир по кусочкам. В голове раздавалось мерное гудение, и когда память пыталась вытащить что-то наружу, она всё время ударялось об это гудение. Что-то… что-то важное находилось на дне – там, куда сейчас невозможно было заглянуть. Женя чувствовал, что упускает нечто очень важное, но как бы он ни старался поймать эту мысль за хвост, в итоге ловил лишь пустоту. Состояние, честно говоря, дерьмовое. Мир вокруг существует, но тебя в нём нет. Ты проекция, голограмма, ничего больше. И с этим можно было бы смириться, если бы на глубине не сияло что-то важное. Сияло серым, притягательным светом.
Женя сжал кулаки, вогнал ногти в кожу. Не помогло. Снова направился по коридору, ощущая себя словно во сне. Мимо пробежала молодая девушка, чьи светлые волосы промелькнули перед глазами за долю секунды. Она случайно споткнулась, поднос заскользил по её рукам, и девушка наверняка бы грохнулась лицом вниз, если б рядом проходящий мужчина не успел схватить её за талию.
Прямо Питер и Мэри, подумал Женя. Всё как в первом фильма Сэма Рейми, не хватает только паутины и Флеша Томпсона.
Эта мысль заставила его улыбнуться, и от улыбки стало немного легче. Усталость накатывала на тело мощными волнами, веки тяжелели, и с каждым шагом поднять их становилось всё труднее. Женя поплёлся меж рядов, сбившись с пути, задевая локтями чужие головы и плечи. Он находился на грани между сном и реальностью, а потому не замечал летящие в его сторону оскорбления. Не заметил он, как пролил чужой чай, как чуть не уронил чужие подносы и как запинался об чужие стулья. Он лишь шёл вперёд, чувствуя внутри серое сияние.
Он шагал по коридору больницы, двери в котором были чуть приоткрыты, и из каждой выглядывали проснувшиеся мертвецы, что желали забрать Женю с собой. Он шагал по забитой машинами дороге, проходя мимо магазина, в котором кто-то уронил пластиковую бутылку с водой. Он прошёл мимо залитой закатом аптеки, где серый лёд полностью растаял. Над головой пронеслось покрытое светлячками небо, уши заполнило его собственное пение. «We Shall Overcome». Мы всё преодолеем. Да, он тогда пел ей эту песню, незадолго до танца и их первого, пусть и не очень удачного поцелуя. Катя… вот, что таилось на глубине памяти и никак не желало всплывать наружу.
Женя вспомнил, как совсем недавно – и одновременно очень давно – зажимал Кате рот, прижимая к машине на одной из пустых улиц. Этот момент чётко отпечатался в его сознании. Он до сих пор помнил, как ярко блестели её слёзы, падающие на его ладонь. Помнил, как больно сжималась грудь при каждом взгляде в эти прекрасные серые глаза. Катя… её следует найти. Сейчас же. Он не выживет без неё.
Женя добрался до коридора и вжался в стену, стараясь устоять на ватных ногах. Не отрываясь от неё, он медленно поплёлся в ту комнату, из которой его вывели, когда мир был одним размытым пятном. По коридоры плыли силуэты людей, некоторые врезались в Женю, но в основном проходили мимо. И только один – высокий, имеющий два голубых огонька на голове – крикнул:
– Эй! Держите того парня! Он сейчас упадёт!
Женя понял, что говорят про него только тогда, когда ноги подкосились, а сам он упал в чьи-то крепкие, мужские объятия.
* * *
– Вроде очнулся. Подойди, посмотри.
Сквозь темноту пробились два голубых огонька, тут же ярко мигнувших Жене. Сразу за ними в голову проникло лёгкое гудение, вибрация которого пробегала по стенкам черепа. Чьи-то голоса доносились издалека, но с каждой секундой становились всё ближе и ближе. И когда уже стали слышны отдельные слова, Женя полностью открыл глаза.
В первую секунду его ослепил слишком яркий свет. Он зажмурился и, поняв, что лежит на чём-то мягком, подогнул ноги. Смог сесть, почувствовав в затёкшей шее слабую боль. По ощущениям он проспал не меньше века, потому что состояние было таким, какое обычно бывает у человека после дневного сна: мозг отказывается работать, тело живёт само по себе, а весь мир кажется лишь глупым детским рисунком. И только через несколько минут понимаешь, что живёшь в этом самом рисунке.
– Принеси стакан воды. Я ж отсюда слышу, как он хрипит.
Вскоре за этими словами захлопнулась дверь, послышались удаляющиеся шаги, которые почти сразу же пропали. Чья-то рука похлопала Женю по щекам, возвращая его в реальность. Он снова открыл глаза, и на этот раз свет уже не впивался в мозг.
Женя находился в небольшой комнатке, какие (наверно) сдавали в гостиницах. Стены отдавали приятным светлым тоном, на двух из них, прямо над кроватями, висели картины. Какие-то пейзажи или что-то в этом роде – Женя никогда не разбирался в искусстве. Из мебели в комнатке были только кровати, два стола, два стула, две тумбочки и один журнальный столик, необходимый, видимо, для того, чтобы им любоваться. Свет проливался из-под потолочных плит – этих ровных квадратиков, которые усеяли всё пространство над головой. Комнату обставили скудно, но при этом создавалось ощущение некоего уюта, что бы это слово ни значило. Женя сразу понял, что здесь не опасно. Здесь можно расслабиться и отдохнуть, позабыв о кошмарах. Уверенность в этом крепла при каждом вдохе; Женя втягивал уют вместе с воздухом и чувствовал, что потихоньку проясняется голова.
Он увидел перед собой молодого парня, сидящего на краю кровати. По возрасту, этот голубоглазый красавец был примерно ровесником Жени – может, чуть старше, может, чуть младше. Свет флуоресцентных ламп, спрятанных потолочными плитами, мягко ложился на его по-юношески красивое лицо. Чёткая линия подбородка, спадающая на лоб чётка русых волос, стройная, но не женская шея и яркие, выразительные глаза – всё это наверняка бы обворожило большинство девушек. Таких молодых людей модельные агентства выдвигали на обложки журналов, ведь красота в чертах подобного лица сияет как неоновая вывеска. Казалось, сам Бог вылепливал его, бережно обрабатывая каждую деталь.
– Ты как? – Спросил голубоглазый. – Ты когда шёл по коридору, я подумал, что началось восстание зомби.
Женя выпрямил спину и закинул голову вверх, услышав, как что-то хрустнуло в шее. С ответом можно помедлить, не такая уж экстренная ситуация. Сначала следует привести мысли в порядок, проснуться, а потом уже отвечать на вопросы. Тем более на вопросы незнакомого человека, пусть и проявившего заботу.
Женя подогнул ноги и встал с кровати. Сделал пару шагов, понял, что ноги всё так же принадлежат ему, и когда сон полностью отступил, подошёл к стоящему в углу столу. Взял стул, вернулся с ним к кровати, поставил его перед голубоглазым красавцем и сел, положив локти на спинку. Женя посмотрел в чёрные зрачки, окутанные яркими обручами цвета тихого моря, и задал всего один вопрос:
– Где я?
Красавец лишь улыбнулся и протянул руку – легко, непринуждённо, как при встрече старого друга.
– давай сначала познакомимся. Меня зовут Егор Верёвкин, но ты можешь звать меня просто Егором. И да, если ещё вдруг захочешь упасть в обморок, позови меня, хорошо? А то тогда точно поцелуешь пол.
Женя уже хотел пожать руку, когда входная дверь отворилась.
– А вот и Влад. Как раз вовремя, потому что нам всем есть о чём поговорить.
* * *
– Так, – Женя провёл ладонью по лбу и тряхнул головой, как бы отгоняя лишние мысли. – Давайте ещё раз и чуть-чуть помедленнее. Я не совсем вас понял. Точнее, вообще ничего не понял.
Егор (всё-таки у него действительно очень красивые глаза) вопросительно посмотрел на Влада. Жене тот понравился сразу, хотя почему – непонятно. Каким-то образом эта простая улыбка на покрытом трёхдневной щетиной лице внушала доверие. На вид Владу было около тридцати, но Женя не сомневался, что если сбрить начавшую расти бороду, то её владельца можно будет счесть и за двадцатипятилетнего юношу. Но в глазах читался опыт и, судя по всему, не самый приятный. И да, они были карими. И мудрыми. Женя сразу проникся симпатией к этому мужчине, хоть никогда этого не делал раньше.
Кроме, конечно же, Кати. Любимой Кати. Но с ней совсем другая история: с ней они проделали тяжёлый путь, являющийся лишь малой частью одной десятой их общего пути, и будут идти дальше вместе во что бы то ни стало. Её следует найти, но попозже. Судя по тому, что Женя только что услышал, с Катей наверняка всё в порядке, но у них назревают большие-большие проблемы.
Влад отпил взятого из столовой чая и, смаковав губы, вновь заговорил:
– Ты находишься на летающем корабле. Да, прямо над Питером, звучит бредово, но это правда.
– Я его видел… снаружи он похож на огромный чёрный глаз.
Женя заметил, как Влад с Егором кратко переглянулись.
– Ты, я так понимаю, уже был в столовой, так что для тебя не секрет, что здесь очень много людей. Эта столовая лишь одна из многих, расположенных на хрен знает скольких этажах. И думаю, ты заметил таких суровых ребят, обличённых в чёрную военную форму. Они зовут себя Святцами, пишут о себе только с большой буквы. Вот именно благодаря им мы здесь. – Влад прильнул губами к кружке, и Женя увидел, как в его горле задвигался кадык. – Кстати, чай неплохой. Реально вкусный. Ну так вот, о корабле. Алексей Царёв называет его Чистилищем.
– Алексей Царёв это тот, кто здесь самый главный?
– Да. – Егор повернулся к Владу, подняв руку ладонью вверх. – Позволь я продолжу. – Он вновь повернулся в Жене. – Он стал лидером корабля позавчера, в столовой. Там произнёс пламенную речь, от которой сердце бы дрогнуло даже у мёртвой старухи. Короче, он здесь кто-то типа главаря.
– А почему всех сослали на корабль?
– Потому что Святцы приводят – или стараются, хрен его знает – привести город в порядок. Восстанавливают электроэнергетику, подачу воды и тому подобное. А пока эти бравые ребята пашут на земле, мы здесь пережидаем, пока они закончат. То есть, считай это наше временное жилище. А потом мы вернёмся в город и начнём жить…
– …в новом государстве. – Жнея поджал губы. Ему не нравилась идея о возрождении того, что пало. Он просто хотел уйти с Катей и Рэнджем куда подальше от Петербурга и начать вместе с ними новую, счастливую жизнь. И Катя хотела того же, да, он это видел в её глазах, когда они лежали в залитом солнечными лучами номере гостиницы и нежили друг друга, делясь своим теплом. Новая жизнь…с Катей… Женя не хотел возвращаться в город, тем более под непонятно чьей властью. Его тянуло лишь к одному – к будущему, связанному с Катей и Рэнджем. Теперь они его…
Нет, пока рано. Рано.
– Так где, вы говорите, та девушка? Та, что с собакой.
Егор на мгновение призадумался, но уже через пару секунд просиял, поняв, о чём идёт речь.
– Они на этом же этаже, только в другом крыле. Их занесли в самую крайнюю комнату, они оба были без сознания. Не знаю, до сих пор ли пёс с ней, но его, насколько я знаю, должны уже были покормить и «вывести погулять». Не в курсе, как они это сделают, но явно не оставят его совершать свои дела в комнате. Пёс-то большой, а значит подарочки тоже не маленькие.
– Когда их занесли?
– Вчера, ближе к вечеру. Тебя и ту женщину. Пса донесли позже, но он тоже был в отключке. Вы все спали крепким сладким сном.
– Понятно. – Женя опустил голову и медленно закрыл глаза. Значит, с Катей и Рэнджем всё в порядке. По крайне мере ему так сказали, но он всё равно сходит и проверит. Как она тогда сказала в палатке? «Теперь ты – мой мужчина, а я – твоя женщина». Да… так оно и есть. Следует навестить свою женщину уже сейчас, потому что пока Женя не увидит, что с ней всё хорошо, он не успокоится.
Но следовало задать ещё один вопрос, безумно важный вопрос.
– Зачем вы мне всё это рассказываете? Если скажете: «Проинформировать новичка», я кого-нибудь ударю. Не думаю, что к новичкам здесь такое внимание.
Влад улыбнулся и отпил чая, сделав маленький глоток.
– Внимание к тебе большое, ты прав. Мы бы наверняка с тобой вообще не заговорили, если б ты сам не упал Егору в руки. Но ещё до этого мы знали о тебе. Впрочем, как и весь корабль. Ты заметил, как на тебя смотрели люди?
Женя попытался вспомнить и не смог. В памяти всплывала лишь густая пелена, сквозь которую проглядывали размытые образы. Он вспомнил, как на раздаче один здоровяк сказал ему быстрее шевелить задницей, и то, как в его сторону летели ругательства, пока сам он расталкивал чужие головы, идя сквозь ряды.
– Нет, я не помню. А как они на меня смотрели?
– Увидишь. Егор сразу заметил их взгляды, когда ещё даже не начал ловить тебя. Ты здесь что-то типа знаменитости.
– Знаменитости?!
– Да. Это, правда, слухи, и, как положено слухам, распространяются они очень быстро. Насколько я слышал, кто-то подслушал разговор Святцев о каком-то Евгении, который спас из горящего дома маленькую девочку. Потом появился ты – точнее, тебя несли на руках, – и тот, кто подслушивал, сразу сообразил, что ты и есть тот самый Евгений. Думаю, в столовой тебя узнали именно по футболке – ни у кого такой нет. На белой ткани чёрными буквами выбито ROCK. Считай, у тебя свой бренд. В здешних краях ты считаешься легендой. Многие, конечно, не верят в то, что какой-то мальчишка бросился в горящий дом, чтобы спасти одну маленькую девочку. Понятное дело, это же слухи. Некоторые верят и говорят только о тебе. Как бы то ни было, Жень, к себе ты точно приковал внимание. Ты, так сказать, Легенда Чистилища.
Легенда Чистилища… Чёрт. Если он приковал к себе внимание, значит, подставил под удар и Катю. Вряд ли она обрадуется такой популярности.
– Но и это ещё не всё. Мы… – Влад замолчал, явно подбирая нужные слова. На миг Жене показалось, что в этих карих глазах промелькнуло сомнение, но, может, действительно просто показалось. – Знаешь, мы бы с тобой не заговорили на эту тему, не будь ты такой заметной фигурой. Дело в том, что Алексей Царёв очень интересуется тобой. Почему – не знаю, даже догадаться не могу. И, скорее всего, он захочет с тобой поговорить, но это не точно.
– Он нас вызвал. – Егор перебил Влада и замолк, будто не хотел продолжать говорить. По его лицу пробежала тень страха, но тут же скрылась, как с губ сорвались следующие слова: – Он просил нас о помощи, но мы отказались. И я думаю, он попросит тебя тоже, потому что Алексей Царёв явно положил на тебя глаз.
– Помощи в чём? Чем я могу ему помочь?
– Работать на него. – Егор выдержал небольшую паузу. – Он предлагал это нам и Бог знает кому ещё. Но ты… с тобой он, скорее всего, переговорит уже сегодня. О тебе ходят слухи, наверное, по всему кораблю. Многие хотят увидеть тебя вживую.
– Я так и не понял, зачем вы мне это рассказываете.
Влад тяжело вздохнул и осушил кружку. По нему было видно, что меньше всего на свете ему сейчас хотелось говорить о том, о чём должна пойти речь. Но через несколько секунд молчания он всё же заговорил, смотря Жене прямо в глаза:
– Мы думаем, Алексей врёт. Он сам себя избрал лидером, сам себя назначил главным и, по сути, таковым и является, но…то, что он говорит – полная чушь. Я не верю во все эти сказки про светлое будущее, которое нас якобы ждёт; что Святцы очистят город от трупов, и все мы дружно заживём в Новом Петербурге. Не знаю, как для других, но лично для меня эти речи звучат как бред.
– Для меня тоже. – Егор поджал губы и посмотрел на Женю. Его голубые глаза слегка блестели. – Нас обманывают как маленьких детей. И готовят для чего-то другого, но никак не для радужной жизни. В общем, я и Влад организовываем сопротивление. Пока нас только двое, но сейчас мы как раз находимся на этапе создания целой команды.
– И вы хотите, чтобы я присоединился?
– Да. Ты нам нужен, Жень, потому что ОН тобой интересуется. Тем более, если верить слухам, то смелости тебе хоть отбавляй. Нам нужен такой, как ты. И нужен всем тем людям, что ещё остались живы. Уверен, их не ждёт ничего хорошего, если у власти останется Царёв. Он что-то замышляет, но что конкретно – непонятно. Мы планируем ему помешать.
– Вы же понимаете, что это невозможно? Вы сказали, что они ходят в военной униформе с автоматами наперевес, и теперь утверждаете, что поднимите восстание? Вдвоём? Вас же расстреляют при первом писке.
– Поэтому мы и набираем людей, – ответил Влад. – Мы хотим сделать это всё аккуратно, без крови. Может, даже удастся убедить Алексей поступить по-другому. Только подумай, что сделают Святцы на руинах Петербурга. Они же построят новое государство! А смотря на их автоматы, я сомневаюсь, что мы будем жить как в раю. Скорее, как в тоталитарном аду. Жень, послушай. – Влад наклонился ближе. Две пары глаз не отрывались друг от друга. – Ты нам можешь помочь. Ты можешь проникнуть в самое логово Алексея, потому что он тобой заинтересован. Ты можешь стать важнейшим элементом в истории Нового Петербурга. Может, именно ты спасёшь всех людей от ужасного будущего. Прошу тебя, мы просим тебя: присоединяйся к сопротивлению. Таких как ты больше нет.
