Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Потому что они вместе.
Потому что они верят.
Когда Женя кончил, Катя сжала его бёдра и произнесла:
– Я люблю тебя.
Он убрал с её лица волосы и тихо проговорил:
– Я тоже люблю тебя. Всегда любил, с первой нашей встречи.
– Теперь ты мой мужчина. А я твоя женщина. Теперь мы вместе, Жень.
– Да. – Их губы сомкнулись. – Теперь мы вместе.
* * *
– Это, оказывается, классно!
Брови Кати сдвинулись домиком, а глаза вопросительно посмотрели на Женю, заставив его рассмеяться.
– Что классно?
– Заниматься сексом, что же ещё! Это просто…волшебно!
Они сидели на траве и завтракали тем, что стащили с полок магазинов днём ранее. Голод дал о себе знать звонким урчанием, когда яркие вспышки оргазма остались позади. Это утро определённо можно назвать лучшим за всю жизнь, ведь когда ещё Женя обнимал в утренних лучах девушку, ради которой хотелось покорить мир? Когда ещё он чувствовал себя настолько счастливым, просто сияющим от счастья?!
Да никогда.
Потому что рядом не было её – Кати. Сероглазой, такой прекрасной Кати.
Она доедала уже четвёртую баночку йогурта и соскрёбывала с её стенок остатки вкусностей. На коленях спал Рэндж, уютненько устроившись, вытянув лапы и положив на них голову. Женя и Катя были одеты абсолютно одинаково (за исключением кроссовок): на обоих были новые белые майки с надписью ROCK по центру груди, одни и те же чёрные трусы-боксеры и тёмно-синие джинсы с кожаным ремнём. Всё это они достали из рюкзака Жени, взявшего себе несколько комплектов одежды. Если бы рядом были прохожие, то они наверняка подумали бы, что, сидя на траве, устроили пикник брат и сестра или мама и сын, обличённые в один наряд. Но нет. Это были мужчина и женщина, только что занимавшиеся в палатке сексом, признаваясь друг другу в любви.
– Слушай, Кать, а где твоя одежда? Почему ты с самого утра была в моей футболке?
– Я… – На миг она запнулась, но тут же взяла себя в руки и продолжила: – Я купалась в озере. В одежде. Мне было страшно, ещё и эта звезда… В общем, всё намокло, а тут рядышком твоя футболка валялась. Ну я и взяла, надела, ты же не против?
– Да нет конечно, надевай. Мне нравится снимать с тебя мою одежду.
Улыбка озарила её лицо, и на миг Женя увидел перед собой юную девчонку, которой даже не исполнилось восемнадцать лет. Её ямочки на щеках сводили с ума, а губы…так и манили к себе. В такую красавицу невозможно не влюбиться. Внезапно Женя возненавидел судьбу за то, что родился позже. Если бы он встретился с этими серыми глазами, когда им было шестнадцать лет, то без раздумий стал бы их защитником и связал с ними всю жизнь. Но…может, оно и к лучшему? Может, всё складывается именно так, как и должно? Теперь они вместе, не скрывают друг от друга пламенных чувств и радуются, смеются! Может, это действительно лучший исход? Каждый из них сейчас счастлив: и Женя, и Катя, и Рэндж. Судьба могла творить всё что ей угодно, но на этот раз дела пойдут по-другому.
Потому что они вместе.
Потому что они верят.
– Что будем делать? Надо же куда-то двигаться, Жень. Пора поднять свою задницу и отправить её в приключение!
– Я думаю, нам нужно убраться из города. Куда-нибудь в загородную местность. Начнём там новую жизнь и будем счастливы. Только представь: ты просыпаешься в нашей общей постели, думаешь: «Куда же этот козёл опять пропал?», выглядываешь в окошко, а там я грядки копаю и виляю загорелым задом. Как тебе?
– Звучит романтично. – Катя соскребла с обёртки немного йогурта и, наклонившись к Жене, положила ложечку ему в рот. Конечно, улыбаясь. Вынув ложечку, Катя облизала её и вновь принялась за йогурт, на этот раз со вкусом киви. – Если у нас будут грядки, тогда определённо должны быть и пионы. И ландыши! И розы – их я тоже хочу. Мы посадим огромный такой сад! Самый большой в мире! И… – Она замерла, зажав край ложки меж губ. – Мне же теперь за духи платить не надо! Охренеть, Женя! Мы сорвали джек-пот!
Катя накинулась на Женю совсем как девчонка, и они вместе повалились на землю, смеясь и улыбаясь друг другу. Рэндж еле уместился между ними и попытался вылезти наружу, но он всё так же оставался в объятьях двух пар рук. Солнышко приятно грело кожу. Казалось, погода прекрасно понимала, какой сегодня день, и всеми силами старалась сделать его ещё лучше. Птицы не переставали петь ни на секунду, восхваляя непонятно что: то ли Матушку-природу, то ли обнимающуюся на траве пару. Если прошедшей ночью мир и казался враждебным – листва грозно шепталась за спиной, вода на озере обжигала холодом, – то сейчас он будто бы просил прощения за несвойственную ему грубость. Всё вокруг вызывало улыбку. Не могла не вызывать! Когда твою шею обвивают руки любимой, улыбнёшься хоть дьяволу.
И улыбнёшься так, что растает любой лёд.
После того как Катя и Женя покувыркались на траве, тиская бедного Рэнджа, они кое-как смогли успокоиться, хоть и удалось им это с большим трудом. Из каждого рекой выливался смех, потому что с ним становилось легче. Пережитые дни были наполнены ужасом и страхом, не позволяющим даже по-настоящему улыбнуться. Но сейчас смех был необходим как вдох свежего воздуха после долгого погружения. Он расслаблял и добавлял яркие цвета в ту тёмную гущу красок, что разлилась в груди. Пусть они хохотали без причины. Какая разница? Им хорошо – это самое главное. Всё остальное – чушь.
Они теперь живут, как хотят, и будут смеяться столько, сколько захотят.
– Так значит, мы поедем в пригород?
– Да. – Женя разорвал пачку с батоном, посмотрел, нет ли на нём плесени, после чего стал укладывать на него тонко нарезанную колбасу. Два бутерброда протянул Кате, два оставил себе, а оставшиеся салями отдал на растерзание Рэнджу. Волноваться было не о чем – еды в магазинах хватало с навалом. – Правда, я не знаю, на чём мы доберёмся. Я водить не умею, на велосипеде кататься тоже не могу.
– Я раньше ездила на мотоциклах. В молодости. – Она чуть не подавилась, когда смешок вылез наружу. – Ну, когда мне было около двадцати. Думаю, если сяду за руль, то вспомню, как это делается. Но если мы кого-нибудь задавим, то я здесь не причём!
Она вновь засмеялась, и внезапно Женя понял, почему Катя так смеётся.
Потому что наконец может.
* * *
Они замерли у ворот парка. Все трое уставились в небо, широко раскрыв глаза.
Когда-то давно – год или два назад – Жене удалось тайком пробраться в зал кинотеатра на один из сеансов, он посмотрел фильм о нашествии инопланетян на Землю. 3D-очки, что Женя своровал с коробки, вытащили с экрана огромный космический корабль. Каким же он выглядел пугающим…и величественным. Помнится, Женя подумал, что у режиссёра (или кто там за всё отвечает) хорошая фантазия, раз он смог придумать ТАКОЕ.
Но то, что Женя видел сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем, что было на экране кинотеатра.
По голубому небу плыло огромное судно, сотканное из самой тьмы. Если у дьявола и был свой транспорт, то по небу плыл именно он. Солнечные лучи врезались в тёмную материю и пропадали в ней, утопая во мгле. Кто-то растянул корабль в стороны и загнул его края, превратив их в тонике острия. По поверхности пробегали бледные линии, но они могли быть и галлюцинацией. Всё могло быть галлюцинацией.
Это глаз, подумал Женя. Глаз Сатаны, следящего за нами. Он навис над миром, чтобы наблюдать. И есть попкорн.
Светлячки пронизывали взглядом тело, но его можно было стерпеть. Алая звезда тянула к себе, но и это Женя мог стерпеть. А вот огромный чёрный глаз… в его центре, в глубине тёмного зрачка собрались все светлячки мира, а по центру сияла кровавая звезда, забирающаяся в самую голову.
– Хватит. – Женя сжал ладонь Кати. – Хватит на это смотреть!
Она не пришла в себя – всё так же продолжала стоять и, опустив челюсть, смотреть наверх пустыми глазами. Тогда Женя закрыл их ладонью и встал напротив, чтобы перегородить собой корабль. Какое-то время Катя ни на что не реагировала. Но когда Рэндж слегка прикусил её за ногу, из груди вырвался тяжёлый выдох, а сама Катя отшатнулась, будто притронулась к кипятку.
– Что это было?
– Я не знаю. Послушай, постарайся не смотреть на эту хрень. Я буду всё время держать тебя за руку, чтобы суметь вырвать из транса. Будь рядом со мной. Хорошо?
– Хорошо, – но голос её витал где-то далеко, звучал неубедительно, совсем как после сна.
– Катя, очнись. Я здесь, я…
– Посмотри на улицу. Просто посмотри.
Женя отвёл взгляд от её глаз и направил на улицу, ведущую к парку. Ветер прогуливался меж брошенных машин и заглядывал в салоны. В пустые салоны. Тротуары, что ещё вчера были усыпаны десятками тел, сейчас избавились от них, оставив на своей поверхности лишь лужи потемневшей, уже засохшей крови. Люди пропали – на этот раз и неживые тоже. Ни в одной машине не сидел за рулём мёртвый водитель, пока за его спиной молчаливые глазницы смотрели в никуда. Улица опустела от мешков с костями, днём ранее хрустящих под ногами. Исчезли даже воробьи, валявшиеся тут и там. Будто сам Господь провёл здесь рукой и очистил от ужасного напоминания о прошедшей трагедии.
Но, конечно же, никакого Господа не существовало. Были только светлячки, звезда и глаз – вот те три кита, на которых всё ещё держался мир.
– Что за хрень? – Катя задрожала и, осознав это, ещё сильнее сжала руку Жени. – Что за, мать её, хрень?! Где все?! Почему здесь нет трупов?! Что… – Она не выдержала и прижалась к нему, вцепившись мёртвой хваткой утопающего. – Мне страшно, Жень. Не знаю почему. Не… Они… Господи, они забрали их всех.
– Кто «они»?
– Они… но зачем? Зачем им мертвецы? Что они собираются сделать?
– Катя, о чём ты…
Она зажала его рот рукой, пытаясь контролировать дрожь во всём теле. В её серых глазах отражался ужас, какой бывает у маленького ребёнка, смотрящего ночью на чуть приоткрытую дверцу шкафа. Страх. Он скрывался в тенях зрачков и выступил наружу в тот момент, когда губы судорожно задрожали. Женя бы успокоил Катю или хотя бы попытался, но твёрдость её движений заставила его подчиниться.
Катя боялась. Непонятно чего, но боялась ужасно. Страх буквально выходил из неё при каждом выдохе и ощущался на коже, пытался проникнуть внутрь Жени.
– Пообещай мне одну вещь. Раз и навсегда. Дай грёбанное слово и сдержи его. – Тишина слушала, не смела перебивать. – Пообещай мне, что не отвернёшься от меня, узнав какие-то факты. Пообещай, что не бросишь меня. Я не святая, мне есть чего стыдиться, но если ты со временем разочаруешься во мне, то лучше покончить со всем сейчас.
Она опустила ладонь, но не услышала ответа. Женя молчал, не говорил ни слова. Они простояли так минуту, пока по щекам Кати не покатились крупные слёзы. Ручейки, оставляемые ими, купались в лучах солнца. Художник смог бы увидеть в этом красоту, но любящий человек видит в этом лишь боль.
– Не отворачивайся от меня. Никогда. Даже если тебе что-то скажут, что-то расскажут. Я… стараюсь быть хорошей. Просто, – всхлип сорвался с губ, и ветер тут же подхватил его, – не всегда это получается.
– Я не отвернусь от тебя, – он обвёл руками её спину и прижал к себе, чувствуя, как она трясётся в его объятьях. – Обещаю. Катя, мне плевать на то, кем ты была. Хоть женой дьявола – плевать. Мы начинаем новую жизнь, и мне важно только то, кем ты являешься сейчас, со мной. Ты мне нравишься.
– Но я же пыталась тебя убить.
– Иногда и мне хотелось тебя убить. Но забудь про прошлое. Наплюй и размажь, иначе оно размажет тебя. Конечно, шрам не исчезнет, но я его принимаю. Я никому не позволю нанести тебе ещё хоть один. Мы начинаем новую жизнь, Кать. Новую жизнь! Будь тем, кем хочешь. Я люблю тебя такую, какая ты сейчас стоишь передо мной. Всё остальное неважно. Мы вместе, а значит выстоим.
Она обняла его, повиснув на шее. Ноги оторвались от земли, руки вцепились в тело – такое сильно, рельефное и приятное. Катя закрыла глаза. Опустила веки. Вдохнула аромат мужского пота и улыбнулась, хоть губы её и прижимались к шее. Она слышала, как стучит его сердце. Слышала, как он дышит.
И вместе с ним задышала она – только по-новому, полной грудью, не боясь задохнуться.
– Повтори то, что ты только что сказал.
– Мы вместе, а значит выстоим.
Катя коротко всхлипнула и поцеловала Женю в уголок рта.
Поцеловала так, как не целовала никого на свете.
Глава 6
Ночь с 25 на 26 мая
– Папа?
Голос доносился издалека, отражаясь от сотен и сотен стен. Все они прятались во тьме и на секунду освещались только тогда, когда стон маленькой девочки ударялся о них.
– Папа, ты где? Они снова смеются надо мной!
Джонни ступил во мглу, стараясь не слушать тот голос, что настойчиво проникал в голову. Он зажал уши руками, но вместо этого вогнал в них лезвия, выпустив наружу фонтаны крови, но и это не помогло.
Девочка (незнакомая, конечно же, незнакомая) продолжала звать его, называя папой. Звала так, будто знала, что скоро умрёт. Что скоро кислород перестанет поступать в лёгкие и застрянет в горле, перетянутом верёвкой.
– Папочка? Папочка, помоги мне! ПОМОГИ! ПОГОВОРИ СО МНОЙ!
Его швырнули в стену и ударили об неё лицом, но никакой боли он не почувствовал. Единственное, что сейчас скручивало кости в тугие узлы, так это шок. Перед глазами простирался школьный коридор, который Джонни лучше бы забыл. Всё те же светло-зелёные стены, всё тот же скрипящий паркет и всё та же дверь в самом конце, ведущая в настоящий кошмар.
Это сон. Я сплю, и всё это мне снится.
Но во сне не могли быть настолько реалистичные пылинки, плавающие в лучах утреннего солнца. Да, именно утреннего – это произошло утром, погода была прекрасной. Из закрытых дверей доносились голоса учителей, что-то объясняющих детям – шёл первый час занятий. У Линды в расписании значилась математика – это Джонни помнил очень хорошо. В шестом классе вычисления ещё не успели стать сложными, поэтому Линда часто обращалась к папочке за помощью, потому что иногда просто не понимала этих циферок! Конечно, скоро начнутся алгебра с геометрией, и вот тогда придётся нанимать репетитора, но пока они справлялись собственными силами. Но вот только эти рисунки в её тетрадях… они слегка настораживали. Следует поговорить с ней об этом, попозже. Особенно стоит уделить внимание её новому влечению – игру в «Виселицу». Уж слишком часто Линда стирала стул под человечком.
– Папа? Оно натирает. Оно жутко натирает, папа!
Он рванул с места к той двери, которую видел уже в тысячный раз. Пол заскользил под ногами и устремился назад. Голоса учителей стали громче, сердце стучало по горлу, которое медленно заполнялось кровью, что подкатывала к носу. И когда Джонни добежал до белой двери, кровь хлынула из его глаз, окрашивая всё вокруг красным. Но как только он потянул ручку на себя и вошёл внутрь, мир тут же очистился от крови и закричал деталями, вгрызающимися в мозг.
Джонни зашагал по туалету, отсчитывая кабинки. Третья. Чёртова третья кабинка, запертая изнутри. Но после первой необходимость считать пропала, потому что его вновь позвал голос. Голос дочери, зовущей своего папочку. Ноги сами по себе шли вперёд, хоть воздух и пытался остановить их, придавливая тяжёлой массой. Раз шаг, два шаг, три шаг и…повернулся замок в той самой кабинке, что стала проклятой во всей школе.
Рука легла на ручку и медленно опустила её вниз.
Из открывающейся двери показалась повешенная девочка, чьи ножи лишь чуть-чуть не доставали до крышки унитаза. Верёвка сжала шею, и тянулась она к проходящей под потолком трубе – довольно прочной, чтобы выдержать сорок два с половиной килограмма. Губы посинели, белые колготочки намокли от мочи, и чья-то невидимая рука покачивала висящее тело из стороны в сторону. Пепельно-русые волосы стелились по красивому юному личику, на котором больше не дрогнет ни одна мышца. Веки были опущены, но Джонни знал, что под ними.
Знал и хотел забыть, но каждый раз натыкался на эту проклятую кабинку.
И когда он решил развернуться и убежать прочь – неважно куда, лишь бы подальше от этой девочки (конечно же, незнакомой), – его ноги вцепились в пол, не позволяя ему уйти. Кто-то сжал голову и повернул её в сторону кабинки, с силой заставив смотреть на то, как открываются глаза.
Тёмно-зелёные глаза.
* * *
Джонни проснулся за секунду до того, как крик бы вырвался наружу. Он сорвал с себя одеяло и выскочил из кровати как будто из пасти самого дьявола. Ступни нашли поверхность, потерли её и вновь врезались в пол, прогнав волну боли по всему телу. Руки растворились в воздухе, пропали в чёрных точках, возникших перед глазами, но Джонни тут же почувствовал их, когда ударился об угол тумбочки. Сквозь зубы протиснулся стон, но как только он вышел наружу, то сразу исчез в темноте.
Папочка…
Холодный пот стекал по коже, пытаясь её охладить. Но лучше бы он поджёг её, потому что все кости сковал мороз, хоть в комнате и не было окна. Если бы оно здесь было, Джонни мигом бы выпрыгнул из него, ведь… ведь папочки не бросают своих девочек, верно? Хороший папа никогда не скажет: «Подожди, я сейчас занят, не мешай мне». Хороший папа никогда не ударит по попе и не накричит на свою девочку за то, в чём она не виновата. Но ты не хороший папа. Так говорила мама, и так говорю я. Ты ужасный отец! Ужасный! Ты никогда не смотрел на мои рисунки и поэтому ничего не заметил! Я стирала, стирала, стирала буквы, но ты всё так же был занят своей работой! РАБОТОЙ, А НЕ МНОЙ!
Ты никогда не был хорошим папой
Джонни двинулся, зашагал к еле видимым очертаниям двери, но даже через несколько минут она оставалась так же далеко как и была. Ноги отказывались подчиняться – пол жадно высасывал из них энергию. В темноте замигали тёмно-зелёные огни, их сияние поглаживало кожу Джонни мягким теплом и втирало его через поры, нашёптывая слово, которое заставляло сердце разливаться кровью.
Папочка…
Пальцы пытались нащупать выключатель, пока глаза только привыкали к отсутствию света. Но уж лучше мгла, чем огоньки. Зелёный значил смерть, зелёный значил грех. Руки Джонни были окрашены кровью, но и её он всегда видел зелёной. Тёмно-зелёной. Этот цвет тянулся за ним уже три года, окрашивая всё вокруг смертельным ядом. Отравлял слова, чувства, такой противный воздух. Если Бог и существует, тогда он ненавидит зелёный свет. А если существует и Дьявол, то его преисподняя не полыхает ярко-красным, а тонет в тёмно-зелёном. Потому что зелёный – это смерть, зелёный – это грех.
Но вот жёлтый… Он был подобен храброму рыцарю, что поднял меч против непобедимого монстра. Сияние солнца говорило, что всё будет хорошо, что зелёный упадёт и раствориться в жёлтом, навсегда исчезнув из жизни. Глаза Бога отливаются золотом, глаза Дьявола – изумрудом. И если вдруг возникнет выбор, за кого бороться, Джонни встанет под солнцем, так тепло согревающим душу. Потому что жёлтый не врал. Жёлтый не умеет врать. Светлячки говорят правду – они посланники Господа.
– Но моя Линда… – Джонни всхлипнул, и внезапно желание включить свет отпало. – У моей Линды были зелёные глаза. Тёмно-тёмно-зелёные. Она же не Дьявол.
Верно. Она дочь Дьявола.
Джонни прислонился к стене и медленно сполз по ней вниз, после чего тихо заплакал. Невидимые в темноте слёзы катились по небритому лицу, задевая седые волоски.
* * *
Влад в эту ночь не спал.
Он сидел за столом. С включённой лампой, одолженной у одного из Святцев. Она освещала обычную тетрадь в клетку, открытую на первой, пока пустой странице. Её лучи так же падали и на чуть дрожащие руки, теребившие карандаш. Он скользил меж пальцев, пока в голове их хозяева в бешенстве бегали мысли, ударяясь друг об друга и при удачном столкновении сливаясь воедино.
День прошёл спокойно, но большую часть Влад проспал. Его поселили с каким-то подростком – не особо разговорчивым, постоянно слушающим свою музыку с плеера. Все попытки начать разговор сводились к обмену парой жалких фраз, и на этом всё заканчивалось. Что ж, такой расклад вещей мог даже радовать – не приходилось выслушивать безумно интересные истории по несколько часов.
Корабль (скорее всего, это был именно корабль. Летающий, мать его, корабль!) был похож скорее на лучший в мире отель, чем на временное жилище во время апокалипсиса. После расселения людей по комнатам, Алексей Царёв объявил, что будет весь день проводить экскурсию по кораблю, чтобы каждый потом знал, чем можно себя занять. Влад на экскурсию не пошёл, он спал. Сон всё-таки получше хождения туда-сюда и брожения по этажам. Но зато позже Егор с Викой поделились впечатлениями и, по их словам, всё было просто бомбезно! Здесь есть даже бассейн! Целых три! Спортзал, игровая комната, библиотеки, ещё куча столовых, комнаты отдыха, душевые, бары (очень много баров), караоке-бары и бессчётное количество закрытых дверей, до которых они сегодня не дошли. Влад видел восторг в глазах Егора и Вики, поприветствовал его улыбкой, но внутри насторожился.
Совсем уж всё выглядит прекрасно.
Выглядит… Хорошее слово. Влад написал его на верхушке страницы и обвёл в овал, нарисовав рядом вопросительный знак. Подросток мирно спал на своей кровати, ничто не нарушало тишину, поэтому мысли начали двигаться спокойно, выстраиваясь в одну общую колонну. И колонна эта должна привести к ответу на вопрос, который Влад даже не знал.
Но он найдёт его. Стоит лишь включить мозги.
Выглядит… Вот именно, что выглядит. Алексей Царёв притягивал к себе, ему хотелось верить, но всё же… слишком хорошо всё для людей, которые проживут здесь несколько дней. Слишком, слишком хорошо. Под красивой обёрткой скрывалось нечто ядовитое, пытающееся сойти за конфету. Аромат привлекал, вызывал слюни, но вкус познается только тогда, когда яд прольётся на язык и попадёт в организм.
Влад зажал карандаш зубами и вгляделся в белое пространство между клеточками.
Всё это что-то да значило. Не могло не значить. Солдаты, корабль, предоставление всех удобств для проживания. Игра предстояла серьёзная, но вот правила и саму суть никто не довёл. Влад чувствовал себя пешкой, пытающейся разобраться, чьи пальцы двигают её по доске. Но самое главное – к чему. Алексей Царёв мог говорить всё что угодно, но годы практики преподавателем научили Влада отсеивать ненужное и самому обдумывать услышанное, анализируя всё исключительно собственным мозгом.
– Так… – Влад говорил тихо, еле слышимым шёпотом. Слова приобретают силу, когда произносишь их вслух, даже если никого рядом нет. – Я ни хрена не понимаю. Ни хрена. Вообще ничего. – Но интуиция подсказывала, что разум идёт в правильном направлении, стоит только нащупать выключатель и разлить повсюду свет. – Ладно, попробуем по старинке. Старый добрый метод.
Влад написал на бумаге «ЧТО МЫ ИМЕЕМ?» Нарисовал под надписью две огромных ямы и прочертил под ними дугу, вспоминая при этом глазницы Оли. В какой-то момент грифель сломался от слишком сильного давления. Пришлось взять новый, благо, их было достаточно. Как и воспоминаний, скрывающих мысли. Они нахлынули огромной, внезапной волной, мешая нормально думать и размышлять. Вместо составления вопросов и поиска ответов Влад занялся тем, что пытался вновь закопать фрагменты прошлой жизни.
Закопать глубоко под землю, чтобы вспоминать о них как можно реже.
Мысли вновь вернулись к Алексею Царёву и его приятному голосу. Святцы уже сдвигали столы, когда он только-только подключил микрофон (будто происходит всё спонтанно), а это означало, что все они заодно. Элементарно, Ватсон, но что дальше? Какую цель преследовал Алексей, когда просил позволения стать лидером? По-настоящему преследовал, а не выставлял напоказ. К чему эта речь про любовь и необходимость жить дальше? Неужели он действительно верит в то, что говорит?
За этим что-то скрывалось, но что именно Влад понять не мог. Их отделили от города – по версии, которую все молча съели, – чтобы очистить Петербург от миллионов тел. Боже… даже представить сложно и…страшно. Такой поступок со стороны Святцев вызывал уважение, но…
Влад схватился за карандаш и в спешке начал записывать мысли.
Во-первых, как они смогут похоронить столько людей в одном месте? Сколько потребуется для этого грузовиков, гектаров земли, рабочей силы, времени и нервов? Вряд ли у Святцев такое святое сердце – проще сжечь весь город, чем перевозить трупы и закапывать их даже в огромных братских могилах. Это всё попахивало фантастикой, причём плохой – в такую ложь не хотелось верить из-за исходящей от неё вони. А особенно она настораживала, когда подобные обещания доносились из уст нашего лидера – Алексея Царёва.
Во-вторых, слишком благие поступки. Не может столько людей собраться по зову совести и организовать помощь городу, собрав оставшихся жителей отдельно, уберегая их от опасностей. Рассказывайте сказки маленьким детям, в реальном мире такое невозможно. Невозможно и точка. Человек всегда ищет выгоду – осознанно или неосознанно, – потому что все мы являемся эгоистами. Подобная бескорыстна помощь – бред. Святцы чего-то хотели, осталось лишь выяснить что именно.
В третьих, слишком всё быстро организованно. Слабо верится, что за два дня людям в голову пришла гениальная мысль объединиться, и они сразу же построили огромный, мать его, корабль, который включал в себя прелести всех отелей мира. Мало того, что построили, так сумели объехать минимум половину города, захватив на борт большое количество людей. Нет, технику подготовили заранее. Всё приготовили заранее. Солдаты, зовущие себя Святцами, нашли форму не на каком-нибудь военном складе – такую Влад бы точно запомнил. Эта форма была создана специально для них, ещё до апокалипсиса. При мысли об этом к горлу подкатывал комок, но раз мы решили выкапывать правду, то следовало смотреть ей прямо в глаза, как бы сильно не хотелось отвернуться. Но правда была такова: они подготовились. Непонятно как, зачем, откуда узнали о надвигающейся катастрофе, но они явно подготовились, потому что другого объяснения и быть не могло.
Но больше всего пугало другое – почему они предпочли готовиться, а не пытаться предотвратить апокалипсис?
Грифель вновь сломался. Пришлось взять другой карандаш.
Ещё один вопрос: почему Святцы так увлекали людей, позволяя им развлекать себя в спортзалах, комнатах отдыха, барах и ещё многих комнатах, без которых можно было обойтись? И вот здесь ответ пришёл незамедлительно, будто ждал своего выхода. Влад написал его внизу страницы, уже полностью заполненной серыми строчками: «Они развлекают нас, потому что хотят занять свободное время, сделать так, чтобы нам не было скучно. Иными словами, они хотят заполнить наши головы чем угодно, что мы сами с удовольствием сожрём, лишь бы не задумывались о серьёзных вещах… о тех, о которых сейчас думаю я. Потому что раздумье приведёт к догадкам, а догадки – к ответам. Святцы явно не хотят, чтобы мы узнали то, что они так тщательно скрывают. Потому и развлекают нас, пока сами занимаются тем, чем занимаются. Уверен, если они увидят меня, пишущего что-то за столом глубокой ночью, то тут же скрутят и уведут в свои хоромы. Слишком умные им не нужны. Им нужно стадо, которым можно управлять».
Кисть взвывала от боли, и когда сжимающие карандаш пальцы слабо застонали, Влад, наконец, решил сделать перерыв. Он встал и на еле плетущихся ногах зашагал к двери, один раз кинув взгляд на спящего подростка. Взялся за ручку, потянул вниз и вышел в коридор, услышав за спиной тихий щелчок.
– Всем привет. – Пустой тоннель из двух стен не ответил ему, каждая из дверей оставалась закрытой. – Я вас тоже люблю, дорогие друзья. Добро пожаловать на наш корабль, на котором нас пытаются обмануть. Засекаем время, ждём следующей лжи.
После этих слов он пошёл к единственному источнику света, хоть как-то разгоняющему тьму в коридоре – к столовой. Ноги ступали по кафелю, но не чувствовали холода, будто снизу пол что-то подогревало. Комфорт, дамы и господа, комфорт! Везде у нас комфорт, куда ни глянь! Лишь бы наши гости были довольны и счастливы! Смейтесь, улыбайтесь и ни в коем случае не задумывайтесь ни о чём серьёзном! Это очень вредно для здоровья!
Влад добрался до столовой – в одних трусах, практически голый. Кое-где на потолке ещё работали лампы, их холодный свет ложился на пустые столы. Уже сегодня всё здесь заполнится людьми – что-то обсуждающими и не смолкающими ни на секунду, – но сейчас в столовой не было ни души. Вокруг царствовала лишь тишина. Чувство одиночества обволакивало тело тонкими щупальцами, и именно в этот момент Влада захлестнула волна тоски. Кончики пальцев вспомнили, какими мягкими были волосы Оли, как приятно было заплетать её косички по её глупым просьбам, ведь она так любила дурачиться! Она так любила, когда он называл её перелётной птичкой, а не обычной стюардессой. Их свадьба… солнце освещало кольца, когда они надевали их друг другу на пальцы. Их жизнь… улыбки озаряли её, хоть иногда и было невыносимо, так тяжело, что хотелось опустить руки. Их любовь… она протекала из бурной подростковой страсти в нежную заботу о своём партнёре. Только сейчас Влад понял, что по-настоящему был счастлив. Ещё неделю назад, чёртову неделю назад всё было хорошо! Проблемы в школе, недостаточно холодное пиво, низкий средний балл класса – всё это казалось сейчас такими пустяками на фоне происходящего, что над ними можно было посмеяться! Но вместо этого по щекам Влада покатились слёзы. Редкие мужские слёзы, срывающиеся вниз неохотно, будто бы стыдясь оставленных за собой ручейков. Глаза защипало, контуры столов поплыли. Внезапно накатила усталость, заполнив собой каждую клетку тела. Мысли, до этого метавшиеся с бешеной скоростью, сейчас лишь медленно брели по закоулкам сознания, уже не сталкиваясь друг с другом, а слегка задевая. Часов у Влада не было, но он чувствовал, что полночь давно осталась позади, и рассвет вот-вот настанет. Правда, его никто не видит. Ещё одна странность – полное отсутствие окон. Ни одного, даже меленькой форточки и то не было. Создавалось впечатление, будто корабль существует отдельно от мира, отдельно от города. Санкт-Петербург – всего лишь иллюзия. Реальность здесь в ваших улыбках, в ваших пустых головах.
Влад подошёл к раздаче и взял несколько горбушек батона, оставшихся после ужина. И когда он сел за стол, то задался вопросом, который почему-то ещё никому не приходил в голову: «А как сюда завозят еду? Как Святцы её пополняют, если мы всё время находимся в воздухе?» Ответ на эти вопросы следовало искать не здесь, не в столовой и не сейчас, не ночью. Нужно уже лечь в кровать и поскорее заснуть, чтобы завтра (то есть, сегодня) голова была ясной. Да, определённо стоит отдохнуть и…
Из другого коридора вылетел светлячок и завилял над столами.
Влад замер, прекратив жевать и уставившись на маленький жёлтый огонёк, чьё сияние ослепляло под бледным светом ламп. Он кружил в воздухе, шелестя крылышками подобно маленькому ребёнку, сильно увлёкшемуся игрой. Кружил и кружил, выписывая невидимые восьмёрки, иногда садясь на скатерть, но большую часть времени он летал, выдавая невероятные трюки.
