Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Женя с Катей переглянулись.
– Я не поняла. Ты хочешь сказать, что всё это было предопределенно с самого начала? Кем-то одним? Каким-то больным ублюдком?
– Как будто про нас книгу пишут, – сказал Женя. – И по мере повествования у автора всё больше съезжает крыша.
– Я хочу сказать вам лишь одну простую вещь. Моя мама верила в судьбу и предопределённость, в них отчасти верю и я. Я не знаю, почему светлячки нас не тронули, но знаю, что это не просто так. Честно говоря, вы двое ведёте себя как подростки, которые ссорятся из-за ерунды. Сейчас бы Женя вышел из машины и ушёл невесть куда. Но вы не подумали о том, что судьба вас специально свела? Вы должны держаться вместе – вот один из счастливых сценариев, которые предписал Господь. Порознь вы не выживите, я не выживу. Даже с банальной точки зрения выживания…мы должны держаться вместе! Нас ведь выбрали.
– Кто выбрал? – Катя нахмурилась, и Влада, кажись, поняла, почему её так сильно полюбил Женя – она чертовски быстро из взрослой женщины превращалась в ничего не понимающую девочку. – Ты считаешь, что нас кто-то выбрал?
– Это точно бред, – сказал Женя. – Если ты имеешь в виду Бога, то я вообще сомневаюсь, что он знает о нашем существовании.
– Да и не могло быть всё предопределенно, – согласилась Катя. – Хочешь сказать, что наш любимый Господь вычеркнул из сценария моего сына, потому что без него удобнее?
– Влада, я понял, о чём ты, но, прости меня, это бредятина. В жизни так не бывает. В каких-нибудь блокбастерах – да, но не в жизни.
Он смотрела на них, переводя взгляд с одного лица на другое, чувствуя боль в ноге, но эту боль перекрывало осознание. Осознание того, что…
– Вы сейчас снова вместе, говорите за одну идею, поддерживаете друг друга, хоть пока и недолго. Мы втроём выбрались, потому что держались вместе, в одиночку никто бы из нас не выжил. Я думаю…
Катя развернулась, схватилась за руль, и уже через секунду внедорожник вновь покатился по шоссе, увеличивая скорость. Сама она смотрела на дорогу и когда заговорила, не повернула головы – лишь украдкой взглянула на Женю.
– Ты говори, Влада, говори. У меня сейчас всё бедро разорвётся от боли, если мы здесь продолжим стоять. В Пушкине есть больница, там мы сможем себе помочь. – Женя потянулся к Кате, обхватил её шею и что-то прошептал на ухо. После нескольких секунд она отдёрнулась от него, внедорожник чуть увело в сторону. – Отстань. Сейчас вообще не время для этого.
Влада прочистила горло и продолжила говорить:
– Короче, подводя итоги: я думаю, что у каждого из нас есть определённая цель, как говорила моя мама, по плану Господнему. Но мы можем легко сдохнуть, если не будем заботиться друг о друге. Если разделимся, то нам всем точно конец. Мы нужны Богу…
– Да какой Бог, Влада? – Женя полностью развернулся к ней на переднем сидении. – Ты веришь в Бога? В Бога, который убил почти всех людей, который позволил случиться двум мировым войнам, который, когда сжигали евреев, стоял рядышком и просто смотрел.
– И который отобрал у меня сына. – Костяшки на руле побледнели. – Такого Бога я бы лично казнила, причём очень медленно, чтобы он, сука, прочувствовал всю боль.
Женя взглянул на пистолет, положил его меж передними сидениями, выпрямился на своём и, выдохнув, закрыл глаза. Кровь либо перестала идти совсем, либо шла по чуть-чуть. Жить можно. Ему чертовски повезло, что пуля еле-еле коснулась ноги, просто содрав мясо вместе с кожей. А вот Катя была ранена серьёзно. Влада ещё о чём-то продолжала рассказывать, о своих догадках, о сценарии Бога, но Женя её не слушал. Она была права только в одном – им следует держать вместе, поэтому он и остался в машине, а не пошёл за Рэнджем. Он, конечно, мог бы погибнуть безымянным героем, но Кате он был нужен живым. И, наверное, осознание этого заставило его поступить пусть и гадко, но мудро.
Они ехали в Пушкин, каждый думая о своём, каждый терпя свою боль.
* * *
Если мне следует научиться быть мужчиной, то тебе – быть женщиной. Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!
Так он сказал.
А потом получил пощёчину.
Катя думала об этих словах, не сводя глаз с дороги. Думала и чувствовала внутри грызущую боль, которую может причинить только любимый человек, выпалив отвратительные слова, ужасные слова, слова, которые должны говорить враги, а не близкие люди. Но Женя сказал. Сказал просто потому, что хотел показать, какой он крутой – мол, я тоже могу остро отвечать. Мальчишка. Грёбанный мальчишка!
Влада молодец, отметила про себя Катя. Хоть она и несла какую-то чепуху (ты пыталась покончить с собой), ей удалось сгладить конфликт между мной и Женей. Даже как-то уговорила его остаться. Как она сказала? Мы ведём себя как два подростка? Ну а как мне ещё вести себя с подростком?!
Владе не удалось потушить пожар, возникший в этом внедорожнике меж двух сумасшедших, но сбавить пламя удалось. Она даже почти заставила их поверить, будто они на одной стороне – защищают ту точку зрения, что бога нет. Нет, всё не так. Они совершенно разные. Женя не верит, потому что слишком юн, Катя не верит потому, что слишком много видела. В бога верят лишь те, подумала она, чьи иллюзии ещё ни разу не разбились об жизнь. А Влада ещё совсем девочка, пусть и умная.
Катя старалась ни о чём не думать, просто следить за дорогой, отключить мозг, но слова Жени (женщиной, а не мамочкой) возвращались к ней мощной, накатывающей на сознание волной. В какой-то момент – в тот самый, когда он коснулся её лица и попросил послушать Владу – Катя даже решила, что успокоилась, но только сейчас поняла, что ошиблась. Она ни черта не успокоилась! Оставшись наедине со своими мыслями, Катя почувствовала, что вновь начинает закипать. Может, Владе и удалось на время утихомирить «этих двух подростков», но совсем ненадолго.
Женя… Как он мог такое сказать?
Ладно, тише, успокойся. Ты же не будешь волноваться из-за слов подростка?
Да, вот только она волновалась. Женя не был обычным подростком, обычный подросток не смог бы ТАК сильно её покорить, завоевать. И не она одна это заметила. Тот старичок, Иван Васильевич, сказал, что их любовь станет великой. Он верил в это искренне, всей душой, поэтому сделал два – два! – самых красивых медальона, которые Катя видел в своей жизни. И что там было написано? «Вместе сильнее» – вот что там было написано. И это правда. Хоть одному человеку их любовь не показалась чересчур странной. Тогда Катя была так этому рада! Так рада, так воодушевлена, что написала красивейший стих…а теперь сомневалась в своём рассудке. Взрослая тётя, уже бывшая замужем, родившая сына, потерявшая сына, вдруг влюбляется в подростка и волнуется из-за брошенных им в гневе слов.
Но с другой стороны, она не могла не признать свои чувства. Катя чувствовала к Жене то же самое, что когда-то чувствовала к Максиму, за год до свадьбы, только с Женей всё было гораздо, ГОРАЗДО ярче. Безумие? Сумасшествие? Но это так. Мир сошёл с ума, и Катя последовала его примеру.
Женщиной…
Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!
Катя стиснула зубы, будто пропустила сильный удар.
– Зачем ты это сказал? – Она посмотрела на Женю, взглянула на его раненую ногу и вернулась к дороге. – Чтобы показаться крутым? Или ты хотел сделать мне больно? Ты же знаешь, как много для меня это значит.
– Господи! – Выдохнула Влада. – Опять? Я ж вам только что говорила, чтобы вы не ссорились друг с другом, а…
– Посмеялся над мамочкой? – Шоссе перед глазами чуть расплылось, но Катя тут же вытерла с глаз слёзы. – Может, ещё что про Мишу скажешь, а? Ты же у нас остряк.
– Пожалуйста, прекратите, вы не должны ссориться!
– А зачем ты сказала, что мне нужно научиться быть мужчиной?
– Да вы как дети, хватит, пожалуйста!
– Почему я так сказала? – Катя зыркнула на Женю, и в этот момент одна из молний превратила её лицо в маску смерти. В маску с двумя безумными серыми глазами. – Я тебе сейчас объясню, любимый. Я тебе объясню, почему я не считаю тебя мужчиной.
Её голос предательски задрожал, а стрелка спидометра вместе с тем подползла к 120.
* * *
Женя прокашлялся, посмотрел на жужжащие над головой лампы и протянул руку к стакану с водой. Пальцы коснулись стекла, но и только. Пить не хотелось. Хотелось умереть, вспоминая всё это.
– Тебе нужно отдохнуть.
Женя покачал головой. Если рассказывать, то сразу и всё, чтобы больше к этому не возвращаться. Ему достаточно снов. Спать Женя не мог, стоило ему только закрыть глаза, как из темноты появлялось лицо Кати, освещённое вспышкой молнии в тот момент, когда она собиралась объяснить ему, почему не считает его мужчиной. И была права. Чертовски права. Если б Женя мог сейчас с ней поговорить…а не с тем, что от неё осталось…он бы попросил прощение за всё.
Но какой в этом смысл, если твои слова ничего не стоят? Так сказала Катя и снова оказалась права.
Да, они много чего наговорили друг другу, слишком много, даже не думая перед тем, как выпалить очередные слова. Сейчас Женя вспоминал каждую деталь, вспомнил даже капли дождя, стекающие по окровавленному лицу Кати. С начала разговора он думал, что расскажет всё быстро, так как помнил лишь отдельные отрывки произошедшего, но по мере повествования память вытаскивала наружу всё. Просто удивительно, как много может запомнить человеческий мозг: треплющиеся на ветру волосы, давление чужих ладоней на плечи, оттенок серого столба, промчавшегося мимо…и слова. Женя отлично помнил каждое слово, которое выплюнул в адрес Кати, как и её – выплюнутые в его адрес.
Руки вновь задрожали, поэтому он скрестил их под грудью, уставившись на носки кроссовок.
– Мы можем сделать перерыв, если хочешь.
– Нет, не надо. Я уже почти всё рассказал. Просто я… – Что? «Просто я» что? Начал вести себя как истеричка, и из-за этого всё произошло? – Всё стало происходить так быстро… ну, я могу сейчас что-нибудь напутать, понимаете? Я хочу рассказать только правду.
– Я так понял, случилось всё так – при условии, что ты рассказал правду: вы втроём выбрались из Чистилища, Катя вывезла вас и парковки на Пушкинское шоссе, по которому вы добрались сюда. Ещё вы встретили одного из последователей Меджии.
– Да, на жёлтом «Хаммере». Он был с красными волосами, хотел нас убить.
– Они другого и не хотят. – Женя осмелился поднять взгляд, посмотрел в карие глаза и с облегчением понял, что в них нет ни презрения, ни насмешки, а только готовность выслушать. – Катя ушла от столкновения с «Хаммером», переехала красноволосца…
– …потом мы пронеслись мимо парковки. Тогда в Катю и попала пуля. Я вообще не знаю, как она так долго терпела эту боль, ещё умудрялась разговаривать, вести машину. Мы проехали около километра или двух, пока…
– Пока не начали ссориться.
Женя выдохнул и опустил взгляд.
– Да, пока не начали ссориться. Я не знаю, что на нас нашло. Нам следовало спасаться, следить за состояние друг друга, потому что каждый из нас был ранен, но вместо этого мы взялись за старое. Влада пыталась нас утихомирить, нам даже как-то удалось успокоиться, я подумал, может, всё устаканилось, но…мы с Катей будто не могли делать что-то спокойно. Между нами всегда была какая-то энергия, какая-то вспышка, между нами всегда пылали искры. И они подожгли нас, мы уже не контролировали то, что говорили. В какой-то момент Катя ударила по тормозам – я это хорошо помню, – и Влада нам рассказала о мысли, что пришла ей в голову. Насчёт светлячков.
– Но вы не придали её словам никакого значения.
– Да, мы решили, что лучше выясним свои отношения, чем прислушаемся к Владе. Ну и…пару минут мы ехали молча, пока Катя не спросила: «Зачем ты это сказал?» Я сразу понял, о чём она, наверное, мог бы закрыть себе рот, но тогда внутри меня что-то резко вспыхнуло, и понеслось. Ситуация вышла из-под контроля… – Женя взял стакан, поднёс ко рту и сделал несколько глотков, слыша отчётливые щелчки в горле. Он поставил стакан обратно на тумбочку, обвёл взглядом болотно-зелёные стены, глубоко вдыхая воздух полной грудью. Наконец он услышал собственный, до жути слабый голос: – Я не хотел, чтобы так всё получилось. Мной руководили эмоции, и…
Конечно, мужчина руководствуется именно эмоциями.
…и Катя тоже запылала от гнева. Влада пыталась нас успокоить, но, сами понимаете, мы бы не успокоились даже под угрозой смертной казни. А потом она сказала… Катя, я имею в виду… сказала такое… я не могу вам об этом рассказать. Это слишком личное.
– Я понимаю. Постарайся рассказывать только то, что можешь, я всё равно понимаю, к чему всё привело. Честно говоря, когда я увидел каждого из вас, то подумал, что вы не особо-то отличаетесь от мертвецов.
Женя открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент его новые наручные часы запикали, извещая его о том, что прошёл ещё один час. Женя уже собрался встать со стула, как его запястье тут же мягко сжала чужая мужская рука. Именно мягкость твёрдой хватки заставила остановиться.
– Можешь остаться. С ней сидит Влада, я ей всё объяснил. Если вдруг что-то пойдёт не так, она нажмёт на кнопочку, и мой мини-телефончик завибрирует, я почувствую. Катя в надёжных руках.
Женя около минуты (может, две, может, вечность) молча сидел в раздумье, потом упёр локти в колени, сцепил руки в замок и опустил голову, уставившись на носки своих кроссовок.
– Продолжай.
Жужжание ламп пропало, его заменили стучащие о капот капли дождя и грохочущий над головой гром. Воздух пропитан озоном, по венам течёт горячая кровь.
– Когда мы проехали табличку с надписью «ПУШКИН», Катя закричала…
* * *
– Ты не мужчина, потому что не отвечаешь за свои слова! Потому что тебе плевать на всех, кроме своего внутреннего героя! «Давайте я спасу мир! Давайте я отправлюсь на верную смерть, и плевать на то, что меня может кто-то ждать!» Ты не мужик, ты мальчишка! Тобой руководят одни эмоции и собственное эго! Глупый подросток!
– Так пойди и найди себе мужика! – Женя вцепился одной рукой в приборную панель, а другой – в водительское сидение, буквально нависнув над Катей. Из-за хлещущего по мозгу гнева (мальчишка, мальчишка, грёбанный мальчишка!) он совсем забыл, что именно Катя управляет внедорожником. – Если я тебе так не нравлюсь, что ж ты просила меня остаться? Почему не дала мне уйти?!
– Я тебя выгоняла!
– Я прошу вас, успокойтесь!
– Я тоже не понимаю, за что полюбил тебя. Ты просто самовлюблённая эгоистка, которой насрать на весь мир, даже на самых близких!
Катя дёрнулась как от пощёчины. Она взглянула на Женю так, словно увидела его в первый раз, а в следующую секунду её лицо исказилось от ярости, стало таким уродливым, что Женя пожелал выколоть себе глаза. Она почти помогла ему в этом.
Катя вцепилась в шею Жени и закричала что было мочи. Внедорожник бросило в сторону, на блестящем металле отразилась молния, ударившая в землю в тот момент, когда Женя приложился спиной к дверце внедорожника. Он завопил, попытался оторвать от себя прыткую женскую руку, но ногти лишь глубже вошли в плоть. Катя всё ещё продолжала рулить, но остальной вектор её внимания был направлен на мерзкое чудовище, на жалкого подонка, изо рта которого вылетали просто омерзительные слова! Он попытался ударить её раненой ногой, но лишь застонал от боли, когда мышцы напряглись, а на джинсы вновь хлынула кровь. Голова высунулась из окна, ветер ударил по лицу, и только когда Женя по самые лопатки вылез из машины, ему удалось оторвать от себя Катину руку.
Но это было только началом.
– Хватит! Хватит! Успокойся! Мы сейчас слетим с дороги!
Катя будто не услышала его. Вместо неё на водительском сидении появился дикий зверь, бешеный зверь, одичавшая волчица, в серых глазах которой билось безумие. Она оторвалась от руля и с воплем бросилась на Женю. Руки вцепились в футболку, и через секунду Катя затянула его обратно в салон.
На передних сидениях началась война. Обезумевшая волчица возвысилась над орлом, который смотрел на неё снизу вверх, не в силах сбросить с себя.
– Я ценю близких, сволочь! ЦЕНЮ! НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ, ЧТО НЕТ!
Внедорожник начал сбрасывать скорость, но казалось, сильный ветер подталкивал его, заставляя мчаться по мокрому асфальту, обгоняя свирепые молнии.
– Ты с самого начала решила бросить Рэнджа, а ведь говорила, что любишь его!
– Да ты нихрена не знаешь, что такое ЛЮБОВЬ! Ты нихрена не знаешь обо мне, говнюк, и ещё что-то говоришь! ТЫ ПРОСТО ВОНЮЧИЙ КУСОК ДЕРЬМА – ВОТ КТО ТЫ!
Она с размаху врезала ему по лицу, почувствовав зубы костяшками пальцев. Женя дёрнулся, схватил её за руку, но она тут же укусила его запястье и ощутила, как в рот хлынула тёплая кровь. Когда он отдёрнул руку, Катя не задумываясь харкнула ему в лицо и завопила как дикий зверь – завопила так громко, что перекрыла рёв мотора и гром вместе взятых.
Её кулак поднялся вновь, но на этот раз не успел опуститься – его перехватила чужая рука. Это заняло не больше двух секунд, но Жене хватило одного взгляда, чтобы понять, что действовать нужно быстро. Пока Катя поворачивалась к Владе, Женя вцепился в её волосы и сразу потянул вниз, под приборную панель. Услышал удивлённый вдох и уже в следующую секунду увидел полные ненависти (и боли) глаза. Другой рукой он схватил Катю за шею и с силой сжал пальцы, перекрыв большую часть дыхательных путей.
– ХВАТИТ, ПРЕКРАТИТЕ, ВЫ Ж УБЬЁТЕ ДРУГ ДРУГА!
– МЫ ВМЕСТЕ, А ЗНАЧИТ ВЫСТОИМ! ДА, ЖЕНЬ?! ТАК ТЫ ГОВОРИЛ?! ТЫ ЖЕ ГРЁБАННЫЙ СЛОВОБЛУД! ТВОИ СЛОВА НИЧЕГО НЕ СТОЯТ!
– ТЫ НА СЕБЯ ПОСМОТРИ, СУМАСШЕДШАЯ!
В его рот нырнули чужие пальцы, и через секунду Женя почувствовал, как острые ногти – те же, что впивались в его шею – распарывают нёбо. На язык вылилась кровь и начала заполнять горло, пока голосовые связки содрогались от крика.
– ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА СО МНОЙ ТАК ПОСТУПАТЬ! ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА ГОВОРИТЬ МНЕ ТАКИЕ ВЕЩИ! ТЫ НЕ…
Катя завопила, как только челюсть сомкнулась на её пальцах. Она резко отпрянула от Жени, ударилась головой о верх машины и…взглянула на дорогу, с которой уже начал съезжать внедорожник. Здесь она допустила ошибку. Женя обвил ею шею рукой, зажав в сгибе локтя подобно учебникам. Мгновенно прижал её к себе, вынул ногу из-под Кати и упёрся в водительское сидение. В следующую секунду он перевернулся, оказался сверху – молния осветила два борющихся силуэта – и уже собрался отпустить Катю, когда она вырвалась сама. Она бы упала под переднее сидение…
…если б не схватилась за руль.
Внедорожник бросило вправо, и Женя тут же упал на Катю, свалившись вместе с ней под переднее сидение. Они напоминали маленьких детишек, дерущихся из-за вкусной конфеты, вот только дети не могут ТАК смотреть друг на друга, на их лицах (в нормальном мире) не бывает столько крови, а глаза не горят ТАКОЙ необузданной яростью. Лицо Жени находилось в паре сантиметров от лица Кати, они чувствовали дыхание, исходящее друг от друга. Никто из них не мог подняться: ноги болтались вверху, головы находились там, где обычно держит ступни пассажир. Так что чтобы подняться, оному из них придётся опереться об чужое лицо – буквально вдавить в него ладонь. А если внедорожник на такой скорости врежется во что-нибудь, черепа обоих превратятся в одну общую кашу. И только Владе посчастливится выжить.
Женя вцепился пальцами в обшивку сидения, но его руку мгновенно пронзила боль (ногти, снова ногти!), и он вновь рухнул вниз. Его подбородок стукнулся об скулу Кати, клацнули зубы, по стенкам горла продолжала стекать кровь.
Карие глаза вцепились в серые – на расстоянии нескольких сантиметров, чертовски близко друг к другу.
– Я потеряла сына. – Катя притянула к себе Женю. Казалось, она вообще не замечает, что несётся навстречу смерти. – Я потеряла маму, папу, мужа, всех, кто был мне дорог. Потом нашла тебя, подумала, что люблю, но ты оказался такой же тварью! Тварью, не способной следить за своим языком!
Сверху что-то происходило. Женя сразу понял, что Влада пытается перебраться на переднее сидение, взяться за руль, но уже через мгновение всё его внимание заняли серые глаза. Огромные серые глаза на покрытом кровью лице. Блестящие глаза. Ужасные глаза. Безумные, прекрасные, глаза дикого зверя.
– Я не пытаюсь быть мамочкой. Я просто вновь пыталась полюбить. Поверила тебе. Но своим поганым ртом ты доказал, что я ошиблась. Ты сделал мне больно!
Она ударила его в живот, но кулак врезался в пресс, так что никакой боли Женя не почувствовал. Только страх и злость, только страх и злость разбавляли пропитанный озоном воздух. Катя извернулась, попыталась нанести ещё один удар, но сама получила в ответ – прямо по раненому бедру. Пуля впилась глубже, кровь хлынула из плоти.
– Посмотрите на неё, ценительница слов! А что ж ты тогда ничего не рассказал, а?! Про что говорил Алексей? Боишься показать свой грех? Так сильно, что готова мне врать?!
– МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ! – Катя теперь не просто кричала, а визжала. – ИЗНАСИЛОВАЛИ МЕНЯ, ТЫ, СВОЛОЧЬ! ЛЖЕЦ, ЛЖЕЦ, ЕГО ЗВАЛИ ЛЖЕЦ! МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ! ДОВОЛЕН?!
Женя замер, тупо уставившись в серые, широко раскрытые глаза. Вокруг пропали все звуки: исчез рёв мотора, смолкли барабанящие по капоту капли, собственное дыхание утонуло в тишине. Сквозь неё прорывались всего два слова.
Меня изнасиловали.
Меня.
Изнасиловали.
Изнасиловали Катю. Кто-то изнасиловал Катю, а Женя об этом не знал. Но напугало его больше всего другое – она боялась ему об этом говорить. Он понял это сразу, с первых секунд.
– Тебя из…?
Катя подхватила пальцами серебряную цепь, висящую на шее Жени, и с силой дёрнула на себя, после чего раздался характерный звук – цепочка порвалась. В тот же момент Катя спрятала медальон (сложенные орлиные крылья, они теперь твои) в кулаке и, смотря Жене прямо в глаза, выпалила:
– Ты не достоин его носить.
Она вышвырнула медальон из машины через окно со стороны водителя. Металлические крылья вырвались из внедорожника и спустя несколько мгновений со звоном упали на асфальт, где и остались лежать.
Очередная молния осветила слова «ВМЕСТЕ СИЛЬНЕЕ».
Женя думал совсем о другом. Его переполняла пустота, которая внезапно сменила злость, до этого кипящую в нём алым огнём.
Изнасиловали?
Катю?
Его Катю?
ЕГО Катю?
Влада почти добралась до руля, она старалась аккуратно перебраться на водительское сидение, не задев при этом коробку передач и не наткнувшись при этом на две пары ног, что маячили в воздухе. Господи, ну почему ей попались именно они? Почему эти фрики?!
– Всё кончено. – Катя вцепилась в Женю как в своего главного обидчика. Вцепилась так, будто он стоял за смертью её сына, за изменой мужа, за всеми несчастиями, что преследовали её всю жизнь. – Ты стал моей ошибкой. Моей самой большой ошибкой.
Она отшвырнула его от себя и выставила перед собой руки, как бы противясь тому, чтобы это мерзкое существо ещё хоть раз прислонилось к ней. При толчке нога Жени попала по коробке передач, заметив это, он тут же вскочил, вцепился в приборную панель и посмотрел на мир через лобовое стекло.
В ста метрах от них стоял огромный автобус.
И приближался с сумасшедшей скоростью.
Радиаторная решётка внедорожника вгрызлась в металл прежде, чем Женя успел что-либо понять. Последним, что он услышал, был жуткий скрежет вперемешку с громом.
Потом вспыхнула боль.
Потом наступила темнота.
* * *
Спину прогрызали муравьи.
Именно о них подумал Женя, когда из тьмы начало что-то проглядывать. Он лежал. По голове стекало нечто тёплое. По ноге стекало нечто тёплое. По всему телу стекало нечто тёплое. Казалось, в нём проделали тысячи дырок и теперь выжимали как губку, наполненную чем-то тёплым.
Муравьи прогрызали спину.
Женя чувствовал, как они прокладывают себе путь до костей, которые будто бы вибрировали от боли. Всё вибрировало от боли, и муравьи лишь усиливали её. Невидимыми лапками они топтались по коже и вгрызались в плоть – все разом, словно по команде.
Звуки возвращались постепенно. Сначала Женя услышал работающий на холостых оборотах (Катя) двигатель, потом мужские голоса (Катя), затем стала слышна шаркающаяся по асфальту обувь. Не тяжёлые армейские ботинки, нет, это было что-то другое. Это было…
Катя.
Её образ вспыхнул в его сознании ярко-красным неоном, заставив открыть глаза и пошевелиться. Мышцы болели как после шестичасовой тренировки в зале, при условии, что кто-то несколько ударил штангой по спине. По ощущениям, не меньше десяти. Кости, казалось, разламывались на части, и каждый осколок впивался в плоть подобно кровожадному муравью. Сосуды будто лопнули от напряжения, по трясущимся рукам стекала кровь – такая тёплая, такая приятная, такая, какую не хочется отпускать.
ИЗНАСИЛОВАЛИ.
Женя глубоко вдохнул, как только это слово пронеслось у него в голове. Ужасное слово, произнесённое Катиными губами. Но почему она это сказала? Не могли же её..?
– Этой светловолосой мадам не повезло.
Гром перекрыл часть предложения, но Женя услышал «светловолосой» и сразу понял, о ком речь, хотя мир до сих пор скрывался во тьме, а проглядывали лишь отдельные его части. Любой другой человек с такой болью остался бы лежать на полу, не то что подниматься, но человек, в чьём сердце горит любовь – любовь к жизни, к Родине, к сумасшедшей сероглазой истеричке – будет подниматься до тех пор, пока все его кости не сломаются, а кровь не перестанет течь по организму. Как там сказал Влад? Любовь – всего лишь проделки гормонов? Неужели из-за одних гормонов умирающий человек цепляется за жизнь и даёт отпор вселенной, как бы сильно она ни старалась прикончить его?
Между Екатериной Мальцевой и Евгением Бравцевым была странная, очень странная любовь, но она БЫЛА. Порой настолько горячая, что расплавила бы любой, даже самый крепкий металл.
Женя упёрся руками в пол и начал медленно подниматься, потихоньку разрывая непроглядную тьму мира. Первой показалась жвачка. Обыкновенная, прилепленная к полу жвачка. В нос ударил приглушённый дезодорантом запах мужского пота – именно мужского, резкий, прошибающий до самого мозга. И голоса. Женя слышал низкие голоса, которые просто не способна воспроизводить женщина. Кто-то смеялся, кто смачно харкнул, кто-то заржал как конь, и почему-то именно от этого ржания внутри Жени всё воспылало. Даже боль на миг притупилась. Человек, который так ржал на месте аварии, не сулил ничего хорошего.
– Их вроде было трое. Здесь только две дамы, самца я не вижу.
Женя с трудом выпрямил руки, согнул левое колено и поставил его на забрызганный кровью пол. Забрызганный ЕГО кровью пол. Взгляд поднимался всё выше, выхватывая из темноты очертания сидений, расставленных друг за другом, поручней, окон, в которые когда-то смотрели люди, уезжая из дома на работу или наоборот. Автобус. Жёлтый автобус. Каким-то образом Женя попал сюда – вероятно, не зайдя прилечь по центру салона, а вылетев из лобового стекла внедорожника. Когда они боролись с Катей, никто из них пристёгнут не был.
Её голова. Она же была внизу.
Тьма рассеялась под яркой вспышкой. В голове пронёсся момент, как сильные женские руки (Всё кончено) отталкивают его, а в следующую секунду навстречу мчится огромный жёлтый автобус, которым кто-то перекрыл дорогу. И эти «кто-то» сейчас обменивались шуточками, совсем рядом с Женей, так близко, что он слышал и различал дыхание каждого из них.
– Проверь автобус. Может, этого самца выбросило туда.
Слова ударяли по черепу подобно огромному молоту. Женя пытался мыслить, пытался думать (изнасиловали изнасиловали её изнасиловали), но исходящая от затылка боль утапливала в себе все мысли. Вроде бы где-то раздались шаги, вроде бы они начали приближаться, вроде бы где-то взревел гром, а может и выстрел – Женя не знал. Он лишь чувствовал, как по всему его телу стекает нечто тёплое, и пытался подняться, не потеряв сознание.
…ты оказался такой же тварью! Тварью, не способной следить за своим языком!
В её глазах кипела ненависть. При вспышке молнии в чёрных зрачках вспыхивал гнев, а всё лицо (всё обезображенное лицо) искривлялось от ярости и боли…а голова оставалась внизу. Катя с неистовой злостью отпихнула от себя Женю, даже не подозревая, что тем самым спасает его жизнь. «Всё кончено», – таким были ей последние слова перед тем, как внедорожник влетел в автобус.
Потом вспыхнула боль.
Потом наступила темнота.
С четверенек Женя смог встать на колени. С трудом втягивая воздух, он попытался схватиться за одно из сидений, промахнулся и чуть не упал, но пальцы тут же вцепились в подлокотник… подлокотник, на котором кто-то оставил маленькую детскую перчатку. Казалось, мышцы на ногах вот-вот сведёт судорогой, но тяжёлые тренировки – пот, боль, лязг железа – принесли свои плоды: Женя начал подниматься, налегая на сидение, стараясь не переносить вес тела на раненую ногу. Он не помнил, как долго поднимался – минуту, две, три или целую вечность. В голове был всего один образ – подсвеченные молнией серые глаза, горящие ненавистью и яростью, которые бывает только у брошенной, преданной женщины.
А тем временем шаги приближались.
– Вытащи этих двух и кинь в грузовик. С тёмненькой поосторожнее: она, быть может, ещё жива.
Салон автобуса выглядывал из тьмы, но каждый раз возвращался в неё, когда веки наливались тяжёлым свинцом. Наконец Женя встал, отпустил сидение и, шатаясь, двинулся к выходу, находящемуся рядом с водительским сидением. Он мог бы покинуть автобус через другой выход – тот, что находился ближе, по правую руку, – но мысли до сих пор путались, ясными оставались лишь серые глаза. Даже если весь мир потухнет, эти серые глаза не перестанут сиять. Ничто не способно одолеть такую магию.
Катя кричала – он это помнил. На него? На ту девушку, Владу? Или на всех сразу? Она кричала с неприкрытой ненавистью в голосе, так что, скорее всего, на него? Кого ещё она могла так ненавидеть? Только того, кто своими словами и своими поступками сделал больно, чертовски больно. Воткнул нож так глубоко, куда не добирался ни один предатель, ни одна тварь на этой Земле…но он смог. Смог охмурить взрослую женщину и сделать ей больно.
– Я не знал… – Ноги Жени подкосились, так что ему пришлось схватиться за поручни, чтобы удержать равновесие. Выход из автобуса приближался, но вместо него перед глазами были лишь два серых огонька, внутри которых клубилась боль. – Я не знал, что тебя изнасиловали. Если бы ты сказала раньше…
Это бы что-то изменило?
Он замер в окружении пустых сидений, тупо уставившись в никуда. Это был её голос, и он доносился не из головы. Он выходил отовсюду, всё окружение говорило им, и Женя подумал – почувствовал, – что именно так живые слышат мёртвых.
– Если б я знал, я был бы с тобой помягче. Я бы тогда не требовал правды.
Сидения грустно засмеялись, будто слышали подобное уже сотый раз. Этот смех принадлежал светловолосой женщине, с которой слишком жестоко обошлась жизнь. Этот смех пробирал до костей и пугал намного больше воев умирающих, потому что боль… притупленная боль слышалась в каждом выдохе.
