Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Женя смотрел на не отрывающих от глаз собак и псов, чувствуя, как в воздухе что-то нарастает, что-то приятное, чему хотелось тут же отдаться. Энергетика окутывала тело, мышцы начали расслабляться, веки – тяжелеть, а сознание и вовсе расплывалось в тумане. Такая усталость… такие неподъёмные ноги… как же классно будет сейчас лечь, поспать и проснуться, когда этот хаос закончится и всё…
Рэндж громко гавкнул, мигом вернув миру краски. Женя посмотрел в оранжевые глаза (цвета блестящего на солнце янтаря) и тут же всё понял. В одну секунду ужас сжал его сердце, на стенках которого навечно останется рубец. В одну секунду всё стало ясно, и от осознания происходящего (её рот полон крови) стало тяжелее дышать.
– Катя. Чёрт, Катя!
Женя рванул к двери, чуть ли не с разбегу влетел в неё, но перед самым столкновением остановился. Оглядел «Питомник для братьев наших меньших» и встретился взглядом со всеми его обитателями. Подумал, постучал по двери костяшками пальцев, вспомнил, как ласково солнечные лучи ластились по светлым волосам Кати (её рот полон крови), и принял решение. Женя начал обходить питомник по периметру, открывая каждую клетку. Замок на всех был один и тот же, видимо, Святцы полностью наплевали на домашних животных жителей Чистилища.
– Здесь вы прокололись, ребята. Очень сильно прокололись.
Самой последней Женя открыл клетку Рэнджа – не потому, что так было логичнее всего, а потому, что интуиция подсказывала сделать именно так. Он отодвинул прутья металлической решётки, бросил ключ в сторону и, слыша за спиной постукивание коготочков об кафель, посмотрел в янтарно-оранжевые глаза.
– Давай, лидер. Тебя уже заждались.
Рэндж вышел из клетки, и Женя в какой уже раз поразился его красоте. Чёрный принц, выходец из диких лесов, способный быть невероятной тихоней и жестоким зверем, без раздумий перегрызающим глотку. Холодный свет ламп тонул в тёмной шерсти, переливаясь на её поверхности яркими бликами. Женя сам мыл Рэнджа, не позволяя это никому из Святцев. Иногда он приходил в питомник, а Рэндж уже был чистеньким, расчёсанным и благоухающим шампунем – всё-таки Катя тоже любила его. С момента их прибытия на Чистилище шерсть Рэнджа никто не обстригал, но за ней трепетно ухаживали и мужские, и женские руки. Так что когда он вышел из клетки, все собаки и псы увидели его во всей красе. Чёрный принц, выходец из диких лесов…
На мгновение свет в питомнике погас, потом вновь зажегся. Тишину ничто не прерывало. Ни один человек не кричал, ни одно животное не рычало, звуки будто полностью исчезли из мира, оставив его немым. Но Женя слышал… слышал один звук. Она всплыл в подсознании – эта фраза, произнесённая Катей давным-давно. В тот самый момент, когда он обнимал её дрожавшее тело.
– Если ты меня обманешь, я лично сниму с твоей головы скальп, – прошептал Женя Катиным голосом. – Она так сказала. А я ответил, что не обману. Не обману.
Он направился к двери, около которой уже столпилась целая армия четвероногих бойцов. Среди их были лабрадоры, сенбернары, цвергшнауцеры, мопсы, фокс-терьеры, йорки, бульдоги, бигли, корги, басенджи, колли и даже одна хаски с разноцветными глазами. И все они смотрели на Рэнджа. Смотрели восторженно, ожидая приказа. Так подчинённые смотрят на командира, единственно оставшегося в живых на поле боя.
Женя встал рядом с Рэнджем, опустился на колени, так что его глаза выровнялись на одном уровне с другими, оранжевыми глазами.
– Ты правда хочешь это сделать? – Рэндж еле заметно кивнул – лишь слегка двинул носом. – Уверен? – Глаза под стоячими ушками медленно закрылись и через пару секунд открылись, как бы говоря: «Да, уверен».
Женя поднялся, сделал шаг назад, посмотрел на стены питомника. Трещины на них напоминали веточки огромного, но очень тоненького дерева. От каждого взрыва они расширялись, сплетались друг с другом всё больше и больше, казалось, ещё один-два взрыва, и потолок рухнет, раздавив под собой кости всех присутствующих. Поэтому следовало действовать быстро. Пока было тихо, но ведь перед бурей тоже наступает затишье.
Такое затишье (её рот полон крови), сквозь которое слышен звон цепей.
Рэндж коротко гавкнул, и все бойцы тут же встали на лапы. Как по команде она начали пятиться назад, пока не остановились и не перестроились в некое подобие походной колоны. Впереди встали самые большие, в хвосте – самые маленькие, некоторые даже умудрились забраться на спины своих товарищей. И у всех как у одного был взгляд готового к бою солдата, которому теперь нечего терять.
Женя и Рэндж встали перед колонной, но пары широко раскрытых глаз были прикованы только к Рэнджу. С минуту он молча оглядывал свою стаю (он смотрит на каждого, прямо как вожак), после чего развернулся к двери и напряг лапы. Опустил голову и слегка, совсем чуть-чуть отвёл её в стороны.
– Хорошо, сделаем это.
Женя сорвался с места и рванул к двери, услышав, как множество когтей скользнули по кафелю. Стая помчалась вперёд, и даже малюсенькие крохи неслись со всей скоростью, не уступая своим большим братьям. Рэндж грозно зарычал, и его рык тут же подхватили остальные – от маленьких до больших, от тёмных до светлых, от самых милых до угрожающе опасных. Каждый из стаи Рэнджа проникся его силой и уверенностью, что никогда не пропадала из оранжевых глаз.
Первым по двери ударил Женя, но уже в следующую секунду давление на неё резко увеличилось, накатив огромной волной тяжело дышащих зверей. Чьи-то рёбра прижались к бедру Жени – он это чувствовал так же хорошо, как и пошатывание двери под своим телом. Ещё чуть-чуть, и она точно слетит. В худшем случае чьё-то плечо просто раздробится.
– Назад, назад! Осталось совсем немного!
Вся стая вновь попятилась и отошла даже дальше того места, откуда начинала бежать. Некоторые особо длинные хвосты касались прутьев открытых клеток, слишком тесных для собачьих душ. На несколько секунд Рэндж обернулся, прошёлся взглядом по каждому (высматривает раненых), а потом поднял голову и посмотрел на Женю – точно так же, как на него самого смотрели все обитатели «Питомника для братьев наших меньших».
– Мы спасём её, Рэндж, обещаю. Ты ещё будешь выслушивать наши крики и пытаться нас успокоить.
Женя провёл рукой по мускулистой шее, покрытой чёрной шерстью, зная, что за каждым его движением внимательно следят десятки глаз. Повернулся к двери, сжал кулаки, и хоть нетерпение кипело в его крови, хоть вокруг разрастался хаос, в любую секунду стены могли рухнуть и обвалиться, Женя позволил себе закрыть глаза.
Его футболка на её обнажённом теле… Её слова, обозначающие одно, и движения тела, просящие совсем другое… Сочетание красоты и боли… Смех и плач, слёзы и улыбка, тёплые касания чуть дрожащих ладоней… Серые, такие прекрасные глаза, переливающиеся блеском льда в холодном сиянии луны и пылающие ярким огнём в солнечном свете. Катя… Женщина, ради которой не хотелось умирать. Ради которой хотелось жить, делая каждый момент её жизни счастливее предыдущего.
Женя открыл глаза. Дверь. Одна чёртова дверь, и стая Рэнджа, рвущаяся на свободу. Около двадцати шести сердец, тонущих в неистовом пламени воина. Искра, искра, пожар. Даже самое крупное цунами не потушит этот огонь.
Они рванули вперёд и через мгновение врезались в дверь, навалившись на неё сотнями килограммов – как раз в тот момент, когда прогремел ещё один, самый мощный взрыв. Дверь сорвалась с петель, вылетела из проёма, и вместе с ней на пол упал Женя, на которого тут же навалился огромный сенбернар, а сверху ещё несколько таких же гигантов.
– Вы мне сейчас рёбра сломаете!
Словно услышав его, четвероногие бойцы слезли и вышли в коридор, половина которого окрасилась человеческой кровью. Женя встал на ноги, лишь а секунду удостоил коридор взглядом (Добро пожаловать в хоррор) и подозвал к себе Рэнджа. Он тут же подбежал, и как только его лапы приблизились к кроссовкам, вся стая собралась у дверного проёма, сев на задние лапы и ожидая непонятно чего. Они не убегали, хотя могли. Теперь каждый из них мог вырваться на свободу, но все они не двигались с места и смотрели на единственную немецкую овчарку – чёрного принца, выхода из диких лесов.
Они признали его лидером. Своим вожаком.
Как только эта мысль пронеслась в голове, Женя почувствовал неимоверную гордость. Будто отец, увидевший, как его сын побеждает на Олимпийских играх и становится чемпионом мира.
– Я пойду за Катей. Найду её и вместе мы что-нибудь придумаем. А ты… – Женя посмотрел на ожидающих бойцов. – А ты нужен им. Сможешь вывести их отсюда? – Рэндж коротко кивнул, всем своим видом показывая, что уверен в своих действиях. – Если мы и вправду под землёй, двигайся на верхний этаж. Они верят тебе, я верю тебе, так что не подведи. Увидимся наверху, лидер.
Женя повернулся лицом к тянущемуся вдоль коридору, уже собрался сделать шаг навстречу (крови, здесь так много крови) неизвестному, но передумал. Он вновь посмотрел на Рэнджа, опустился на левое колено и, уместив чёрную мордашку меж ладоней, поцеловал мокрый от пота носик.
– Я люблю тебя. Мы с Катей любим тебя больше всех на свете. Помни об этом, когда почувствуешь опасность. Ты храбрый, очень храбрый, но постарайся донести себя живым. Пожалуйста… – Губы снова прильнули к носу и на этот раз задержались на несколько секунд. – Я люблю тебя, Рэндж. Знай, что мы с Катей будем тебя ждать. А теперь веди своё войско и сохрани в живых каждого. Себя в том числе.
Женя обнял Рэнджа и поднялся, после чего провёл взглядом последовавшую за чёрным принцем стаю. Рэнджу даже не следовало на кого-то лаять, все словно его понимали на подсознательном уровне. Понимали потому, что полностью доверились.
В забрызганном кровью коридоре, пол которого был выложен чёрно-белой плиткой, под холодным светом жужжащих ламп, стоял высокий парень в белой футболке с надписью чёрными буквами ROCK на груди, что тяжело поднималась от каждого вдоха. Ладони сжимались в кулаки, воздух вокруг становился вся горячее. Любой зверь, что осмелился бы посмотреть в эти карие глаза, не задумываясь попятился бы назад, потому что ТАКОЙ решительности в одних зрачках никто ещё не видел.
Когда в коридоре погас свет, а весь мир утонул в тишине, в непроглядной мгле раздался голос. Скрипящий от ненависти голос шестнадцатилетнего подростка:
– Если ты хоть немного навредил ей, я отправлю тебя обратно в ад. И ты мне ещё заплатишь за шрамы. Ты заплатишь за всё, дьявольская морда.
* * *
Кровь не переставала течь даже сейчас. Казалось, она вытекает из пола, из тоненьких щелей меж плитами кафеля.
– Ну давай же, твою мать, должно получиться!
Влада вцепилась пальцами в талию женщины и со всей силы попыталась стянуть её с себя, да пододвинуть хоть на пару сантиметров, но эта туша так и осталась лежать мёртвым грузом.
– Сколько ты нажрала, прежде чем упасть на меня? Килограмм двести? Или все…
Что-то ещё пуще придавило Владе грудь, так что дыхательные пути чуть не перекрылись. Воздух еле-еле протискивался в лёгкие, царапая стеки горла. Кости, казалось, вот-вот сломаются или хотя бы треснут, и тогда Влада точно не сможет выбраться отсюда. Останется лежать здесь, пока не превратится в окоченелый труп.
Голова не поворачивалась совсем. Необъятная грудь упавшей женщины давила на неё, будто пыталась расплющить – сначала провалиться висок, а потом и весь череп разойдётся по швам. Влада видела перед собой (не могла не видеть) стелющиеся чёрно-белые плитки, уже скрывшиеся под лужей крови, и дверной проём, через которой можно было выйти в коридор. Дверь (деревянная, совсем хлипкая) слетела с петель при первом же взрыве. Влада оставила её открытой, когда вошла сюда за тампонами. По знакомым ощущениям она поняла, что следующие три-четыре дня точно не станут лучшими в её жизни. Обычно всё происходило безболезненно (насколько это возможно), но около двух раз в год месячные устраивали Владе поездку в ад. И сегодня в голове зародилось сомнение: «Может, скоро как раз такая поездка?»
Но всё обернулось куда хуже. Ад сам пожаловал в гости, прихватив с собой все прелести преисподнии.
Первый взрыв сбил Владу с ног как мяч для боулинга – кеглю. Она тут же грохнулась на пол и прежде чем успела что-либо понять, увидела, как пошатывается шкаф. Тогда она попыталась встать, но второй взрыв вновь вырвал пол из-под её ног и сбил ещё одну, гигантских размеров женщину.
Она упала на Владу, и вдобавок к ней сверху грохнулся шкаф, из которого вылетели обезболивающие, выдающиеся без рецепта, и средства гигиены…которые теперь были вымазаны в крови.
Влада втянула в себя как можно больше воздуха, упёрла локти в пол – они сразу же заскользили по крови – и вцепилась в живот уже мёртвой, покинувшей мир женщины. Мышцы напряглись до предела, от боли взвывала каждая клеточка тела, но Влада так ничего и не добилась. Дышать становилось всё тяжелее, мир уже начал расплываться, а контуры его – тонуть в темноте. Прямо как тогда, в небольшом магазинчике на пустой заправке. Ты помнишь ведь, да? Ты боролась из последних сил, переставляла ноги по пустой дороге, пока сама истекала кровью, и даже когда эта проклятая ячейка шкафчика не открылась, ты не сдалась. Точнее, попробовала сдаться, но вспомни, кто проснулся в твоей груди. Пантера. Чёрная, мать её, пантера! ВСПОМНИ! Вспомни её глаза, эти тёмно-зелёные глаза, свои глаза, глаза зверя, что никогда не сдаётся! Ты выжила в аварии, выбралась из горящей машины, ГОРЯЩЕЙ МАШИНЫ! Неужели ты не сможешь выкарабкаться из-под какой-то толстухи и задохнёшься под ней?! Неужели так умирают пантеры?!
– Нет, – еле простонала Влада. Она медленно выдохнула весь тот жалкий воздух, что ещё был в её лёгких, и позволила ещё сильнее прижать себя к земле.
Когда женщина чуть ли не коснулась пола, придавив собой Владу, та резко вдохнула и перевернулась… попыталась перевернуться. Плечи наткнулись на скрытые под блузкой слои жира, которых набралось, наверное, не меньше двух тонн. Нет, даже пошевелиться сейчас было невозможно, не то что перевернуться. Влада отказывалась признавать крутящуюся в голове мысль, но она была слишком, слишком яркой, чтобы её просто не заметить.
Ты выберешься, только если тебе кто-то поможет. Вот так, подруга: одной тебе не выкарабкаться.
Ты меня плохо знаешь, хотела сказать Влада, но с её губ сорвался лишь один тихий стон. Чёрно-белые плиты начали меркнуть, чёрного становилось всё больше благодаря разрастающейся лужи крови. Мимо дверного проёма, прямо по коридору, пронеслись две пары ног – мужских и женских. Влада услышала последовавшие за этим крики, а через полминуты увидела бегущую в обратную сторону пару ног – только мужских. Воздух разорвала череда выстрелов. Потом ещё один. И ещё один…финальный. У дверного проёма появились тяжёлые армейские ботинки, замызганные какой-то грязью, очень смахивающей на плоть. Человеческую плоть. Ботинки замерли, повернулись носками к слетевшей с петель двери. Послышался звук отстёжки магазина от автомата. Затем его поменяли, передёрнули затвор и…чмокнули? Святец чмокнул автомат?
Попроси у него помощи! Если промолчишь, точно сдохнешь!
И Влада уже действительно открыла рот, чтобы крикнуть, как по ушам ударил женский вопль… нет, мужской. Кричал мужчина, но ТАК истошно, что оставалось удивляться, как его голосовые связки ещё не порвались. Они замерли, когда прогремело три выстрела. Влада увидела, как рядом с армейскими ботинками одна за другой упали гильзы – с весёлым звоном, будто сопровождающим чужие жизни. Наконец Святец отошёл от дверного проёма и направился в ту сторону, в которую стрелял. Его шаги с каждой секундой становились тише, и когда совсем исчезли, Влада тут же вцепилась в женщину – в самый последний раз. Она уже не могла дышать, не могла! Веки тяжелели, темнота приближалась, так что ещё хоть одна минута промедления могла стоить жизни. Перед глазами возникло крутящееся в воздухе колесо. Ноздри заполнил запах горящей обивки сидений, жар огня окутал лицо. Влада вновь оказалась в горящей машине, в дешёвом такси, которое они с Ромой заказали, чтобы быстро добраться домой, потому что сами они были не в состоянии терпеть слишком долго. Влада чувствовала призрачные пальцы ночного ветра, чувствовала, как лёгкие сжимаются от каждого вдоха, чувствовала, как умирает! Снова машина, снова огонь, снова шёпот смерти. Но пусть она хоть завопит! Пусть вопит, ей не удастся заглушить рычание пантеры! Пантера сильна! Пантера сильна! Пантера…
Женщина не сдвинулась. Казалось, она только прибавила в весе, и с каждой минутой расстояние меж её грудью и полом уменьшалось. Вот такой наступает конец – смерть под килограммами жира и целлюлита от удушья. Если где-то во вселенной выдают награду за самую нелепую смерть, жюри обязано быть тут. Десять из десяти!
– Очень смешно. – Влада не говорила – хрипела. Глаза её медленно закрывались, а в голове проносились дурацкие мысли. Больше всего Владу – умирающую в луже чужой крови – интересовало, почему пол выложен чёрно-белой плиткой. Именно чёрно-белой. Почему, например, не просто белой? Или просто чёрной? Корабль наверняка проектировали ещё давно, могли бы провести исследования, которые показали бы, что белый цвет более…
Влада из последних сил вдохнула воздух, открыла глаза…и услышала…
…шаги.
Не тяжёлых армейских ботинок, нет, обычных кроссовок.
Вскоре в дверном проёме они и показались – исполненные в светлых тонах, подошвы были испачканы кровью. Сверху надеты джинсы… Влада насколько могла повернула голову…уставилась на белую футболку с крупной надписью ROCKна груди. Феникс, тот самый. Влада много слышала про него (вроде спас девочку из пожара), видела лишь несколько раз, но эту футболку узнала сразу. Она стала чуть ли не важнейшим атрибутом его образа.
– П…помоги мне, пожалуйста.
Кроссовки не двигались с места, ноги в чёрных джинсах не дрогнули. Влада попыталась вновь выдавить из себя слова, когда человек с надписью ROCK на груди повернулся и зашагал прочь.
Вот он, герой. Легенда Чистилища, мать его, ничем не отличается от Святцев!
С этой мыслью Влада начала засыпать. Шаги от неё удалялись, а потом и вовсе резко прекратились. Следующего вдоха не было, следующего выдоха тоже. Лишь сплошная темнота, захватывающая весь мир, и чёрно-белые плитки.
Интересно, почему же всё-таки чёрно-белые?
* * *
Женя впал в ступор, когда увидел Катю.
Впервые с ним случилось такое: глаза видели одно, а мозг воспринимал совершенно другое, просто отказывался анализировать то, что видят глаза, будто это бредовая галлюцинация.
Но Катя не была галлюцинацией. Женя чувствовал исходящий от ней запах крови, видел, как свет переливается на красной коже – слишком хорошо видел, чтобы не заметить. И глаза… это были её глаза. Глаза той женщины, что возле пустого магазинчика, на забитой машинами дороге вонзила ногти ему в шею и кричала с неистовой ненавистью.
Это была Катя, но…
Она шла по пустому коридору, не видя перед собой ничего. Её светлые волосы потемнели от крови, которая прижала их к лицу. Белая майка почти полностью вымокла, превратилась в бордовую, облепила торс как вторая кожа. Руки – особенно кисти, блестели алым, словно Катя окунула их в ведро с ярко-красной краской, но, конечно, краской здесь и не пахло. Везде была кровь, и Женя сразу понял, что большая её часть чужая. Об этом ясно говорили свежие пятна на носках кроссовок. Если она с кем-то так жестоко расправилась, страшно представить, чем этот «кто-то» заслужил такой конец.
Катя переставляла одну ногу за другой, будто каждая из них весила не меньше тонны. Руки болтались по бокам бесполезными верёвками, стукались об бёдра, оставляя на обтягивающих джинсах пятна крови. Коридор за спиной тянулся в бесконечную даль подобно подземному тоннелю, и эта картина – идущий по чёрно-белым плитам призрак в крови – навсегда запечатлелась в памяти Жени. Иногда лампы меркли, но Катя не замечала наступающей темноты – она всё так же шла вперёд, не видя перед собой ничего: ни Женю, ни его футболку (ту самую, что когда-то надевала она), ни лежащих в разных концах коридора трупы.
– Катя?
Она никак не отреагировала. Просто продолжала идти вперёд, смотря в одну единственную, видимую только ей точку. Но сердце Жени сжалось не от её поведения и даже не от осознания того, что она, скорее всего, убила человека. Лицо…оно…ну…было ужасным. Вся красота сползла с него, оставив какого-то урода, а не ту красивую женщину, какую Женя впервые увидел в палате больницы. Нижняя губа разрослась до ужасных размеров и чуть ли не перекрыла весь подбородок – создавалось впечатление, словно кто-то с силой схватил и потянул её вниз, рьяно пытаясь оторвать. Кожи над левой бровью не было, Женя увидел плоть через прилипшие к лицу волосы. Она не была розовой, она была КРАСНОЙ, потому что всё лицо было КРАСНЫМ. Кровь протекала меж зубов, вытекала из носа, головы, разбитых губ – отовсюду, откуда могла вытекать. И она так ужасно блестела под светом ламп… Впервые от вида крови Женю замутило, а больше всего на свете захотелось никогда не смотреть на то чудовище, что к нему подходило.
Но это была Катя. Этим чудовищем была Катя, её серые глаза не могли обмануть. Только у Кати были глаза ангела, которые с другими не перепутаешь.
Женя забыл обо всём – о Рэндже, о Святцах, о хриплом «Помогите» придавленной девушки – и пошёл навстречу к Кате, хотя смотреть на неё было не то что противно – омерзительно. Как бы он ни старался найти в ней былую красоту, натыкался лишь на урода, при создании которого Бог изрядно позабавился. Если у неё ещё и сломан нос…это останется на всю жизнь. На всю оставшуюся жизнь когда-то красивая женщина останется уродиной, нужной лишь молоденькому мальчику, годящемуся ей в сыновья, и обычному, пусть и умному псу.
Нет. Ни один мудак, ни одна тварь не сможет выбить из неё всю красоту. Хватит нести бред!
Женя подошёл к Кате и мягко остановил её, взяв за запястья. Она перестала идти, но лишь потому, что ей преградили путь. Отпусти Женя её руки, она вновь зашагает, так и не поняв, что произошло.
– Господи. – Он накрыл её лицо ладонями – лицо урода, лицо красавицы, лицо Кати. – Кто с тобой сотворил такое? Кто?
Серые глаза не отрывались от невидимой точки. Воздух гулял меж разбитых губ, организм продолжал функционировать, но вот с сознанием что-то случилось. Катя одновременно находилась и здесь, и не здесь – где-то очень далеко, там, где, должно быть, она играет с Мишей и слушает, как интересно он провёл день в детском садике. Не кровь, не разбитое вдребезги лицо, ничто не испугало Женю так, как этот пустой взгляд. Так могут смотреть психически больные, мертвецы, сумасшедшие, но только не Катя, только не её глаза. Это неправильно, так не должно быть, это…неправильно. Подобное встречается только в фильмах и книжках, так что нет, Катя не могла так смотреть. Не могла и точка. Вот сейчас она переведёт взгляд на него, улыбнётся, скажет, что всё хорошо, и…
Ничего не произошло. Катя всё так же смотрела за плечо Жени, и по всему её виду было понятно, что сейчас она мало что соображает.
– Господи, – вновь прошептал Женя и обнял её. Когда она подалась его движениям как тряпичная кукла, он почувствовал, как к глазам подступают слёзы. На несколько секунд зажмурился, только сейчас осознав, что измазывает кровью свою белую футболку. Да и плевать. Теперь уже ничто не будет страшнее, чем пустой, отсутствующий взгляд серых глаз. Где-то Женя читал, что примерно с таким же взглядом солдаты возвращаются с войны и навсегда оставляют частицу себя там, на поле боя, где им приходилось выдавливать врагам глаза и зарубать их штык-ножом, потому что автомат переклинивало, а времени разбираться с ним не было.
– Я вытащу нас, Катюш. Просто следуй за мной, я что-нибудь придумаю, обещаю. Всё будет хорошо.
Он поцеловал ей в окровавленную макушку и отпрянул, хотя отдал бы всё на свете, чтобы обнимать Катю и прижимать к себе, пока её руки не лягут на спину в ответ на его объятия. Женя уже чувствовал пощипывание в глазах, чувствовал, что вот-вот заплачет, но он не мог себе этого позволить. Нет, только не сейчас. Не в тот момент, когда Катя нуждается в нём больше всего.
Он нашёл её ладонь, переплёл свои пальцы с её пальцами и уже собрался зашагать вместе с ней по коридору, когда этажом выше раздался взрыв. Катю швырнуло в Женю подобно манекену, её руки даже не поднялись, всё так же висели по бокам бесполезными верёвками. Женя заскользил по полу, сам чуть не упал, но даже когда всё успокоилось, он продолжал прижимать к себе Катю точно так же, как отец – свою любимую дочь. Вновь раздались крики, которые прекратились после череды выстрелов, где-то совсем рядышком были слышны глухие удары по человеческому телу, а в воздухе плавал отвратительный запах жарящегося мяса. Мяса, которое могло говорить, мыслить, мечтать, любить, ценить и ненавидеть.
Но был и ещё один звук. Он выделился среди всех остальных своей резкостью и тем, что был до жути знакомым. Женя е раз слышал подобное в своём house.
Звук упавшего шкафа. Только сейчас он был чуть приглушён, потому что упал на тело. Если быть точным, два тела, одно из которых ещё могло дышать.
– Постой здесь, хорошо? Никуда не уходи. Я почти сразу же вернусь, кому-то нужна помощь. Не уходи без меня.
Катя не ответила. Она и не могла ответить – её глаза покинула всякая осмысленность происходящего, а губы беззвучно шевелились, нашёптывая какие-то слова. Женя с трудом, с большим трудом отлип от Кати и перестал смотреть на неё (Господи, что же с её лицом? Неужели она навсегда останется такой?). Он тут же побежал к дверному проёму, возле которого изначально остановился, и облегчённо выдохнул, когда увидел, что лежащая в самом низу девушка до сих пор жива – её веки медленно поднимались и опускались. У неё, должно быть, переломано минимум четыре ребра, только если они не способны выдержать вес одной громадной женщины и деревянного шкафа.
– Я здесь, сейчас помогу, – сказал Женя, не зная, слышат его или нет. Словам он предпочёл действия. Не медля ни секунды, схватился за шкаф и потянул его вверх, максимально напрягая бицепсы. Почти сразу понял, что так ничего не добьётся, опустился на колени, схватился за те же места, только другим хватом – ладони направлены вверх, здесь уже помогут мышцы всего тела, так что вес шкафа будет напрягать не только руки. Джинсы заскользили по полу, подошвы вовсе превратились в лезвия коньков, прорезающих лёд. Судя по всему, женщине сверху вспороло брюхо, а один из осколков разорвал руку. Именно в этой комнате прогремел один из взрывов. На полу валялись осколки гранат, детонировавших либо оттого, что кто-то наступил на растяжку, либо по команде, либо был определённый механизм, позволивший гранатам взорваться в назначенное время.
Ничего из этого теперь не имело значения. Под всей громадой сейчас находился человек, которого ещё можно спасти. Точно так же поступил бы и Человек-паук, Питер Паркер. Во втором фильме трилогии Сема Рейми Питер ворвался в горящее здание и спас маленькую девочку, не имея никаких способностей: и вылетающей из рук паутины, ни возможности лазать по стенам, не было даже паучьего чутья. Было лишь желание помочь. Тогда Питер Паркер доказал всему миру, что быть супергероем может каждый, это не зависит от способностей, которыми мы обладаем или не обладаем; это зависит от нас самих, от наших внутренних голосов и от нашей смелости, храбрости, готовности действовать. Умеешь ты лазать по стенам, не умеешь – без разницы. Как сказал дядя Бен в дилогии Марка Уэбба: «Если ты можешь хоть чем-то помочь людям, твой нравственный долг – сделать это! Это не выбор. Это обязанность!»
Поэтому Женя изо всех сил потянул шкаф вверх, терпя боль в мышцах и пытаясь устоять на скользком полу. Вскоре он прислонился к стене, и тогда Женя приступил ко второй части своего только что придуманного плана. Он перешагнул через двух женщин, нагнулся и просунул руки под грудь огромных размеров барышни. Ладони нашли друг друга в том месте, где соприкасались грудные клетки обеих женщин. Одна кисть обхватила запястье, передвинулась поближе к локтю, и как только ноги более-менее перестали скользить, Женя изо всех сил начал выпрямлять спину, подтягивая к себе, по ощущениям, килограмм двести пятьдесят.
Это покруче становой тяги.
Женщина подалась движениям сильных мужских рук (точнее, подалось её тело, сама она уже ничему податься не могла). Ноги затряслись, кроссовки заскользили по полу, если сейчас прогремит взрыв, Женя точно грохнется на кости ещё живой девушки и навсегда сломает их, добавив к своему весу тяжесть огромной женщины. Он бросил взгляд на дверной проём и… конечно, вдоль коридора шагала Катя, не видя перед собой ничего, лишь нашёптывая под нос понятные только ей слова. Через несколько секунд её не будет видно, а через несколько минут она и вовсе дойдёт до конца коридора, а что будет делать дальше – неизвестно.
Женя резко подтянул труп грузной женщины к себе и сразу отбросил в сторону как слишком тяжёлый мешок с мусором. Ей, похоже, ничего не вспороло, но горло перерезало точно. Скорее всего, осколком. Это и объясняет такое большое количество крови в комнате, особенно много её было на худенькой девушке – вся её одежда пропиталась чужой кровью, так что Женя мог без труда разглядеть маленькие груди под прилипшей к коже футболкой. И грудь поднималась. Медленно, почти незаметно, но поднималась. Значит, жива. Значит, не зря потрачено несколько нелишних минут.
– Эй! – Женя опустился на колени рядом с девушкой и без раздумий влепил ей пощёчину – так сильно, что его самого испугала громкость хлопка. Глаза тут же открылись и блеснули в холодном свете ламп. Зрачки мгновенно сузились, уступив место тёмно-зелёным как изумруд радужкам. Влада… вроде так звали эту девушку. Егор как-то упоминал её в одном из разговоров, но Женя уже и не помнил, о чём они тогда говорили. Пару раз он пересекался с Владой на лестнице при переходе меж этажами, на этом их знакомство и заканчивалось. Но глаза он запомнил. Эти необычные, тёмно-зелёные глаза, будто сотканные из листьев дикой тайги.
Катя. Не забывай о Кате. Она сейчас шагает по коридору совсем одна, не понимая, что происходит. Ты хочешь теперь навсегда её потерять?
Женя бросил взгляд на дверной проём и никого не увидел, зато услышал удаляющееся шарканье подошв кроссовок о чёрно-белые плиты. Он вновь посмотрел на Владу, и когда его глаза поймали её, мгновенно принял решение, которое, возможно, спасло Кате жизнь. Вместо долгого разговора, который наверняка хорошо смотрелся бы в какой-нибудь книжке, вместо объяснения происходящего Владе, Женя просто-напросто обнял эту худую девушку и поднял вместе с собой, ведь весила та не больше шестидесяти килограмм. Блины на штанге в сумме весили и того больше.
