Анна Беляева
Музыка льда. Осколки
Bead, quorum tecta sunt peccata!*
– Нет, ты мне все-таки скажи, почему мой телефон у тебя оказался?!
Они сидят на неудобных сидениях красноярского аэропорта в ожидании рейса, и Виктория уже в который раз начинает допрос Григорьева о том, как забытый ею в номере Леоновой телефон, попал ко второму тренеру.
Миша как-то неправильно уклоняется от точного ответа, то подшучивая, то игнорируя, то переводя на другую тему. Непорядок, скажем прямо.
– Домбровская, отстань ты ради бога!– взмолился Михаил,– Она такая же моя ученица как и твоя. Нужно было зайти, я и зашел. А тут смотрю – разбросанные вещи. Лучше б ты Федотов мозг вынесла на тему того, что написывать сообщения и заниматься рассылкой в ночи – дурной тон. Меня это “бзз-мяу” из мессенджера твоего телефона заколебало сегодня! Чего ему не спится ночами? Женатый же человек! Семейный! Откуда столько энергии, чтобы спам-рассылками заниматься.
Виктории не было смешно и шутки Григорьева ее не развлекали. Она отлично помнила, как в через год после одной олимпиады и за три до другой, когда, правды ради, и без того все шло наперекосяк, стала замечать, что Аля все чаще предпочитает разговаривать совсем не с ней, а зачем-то уединяться с Мишей. Тогда вопросов она не задавала. А потом случился последний старт, прерванный терактом, от которого ее по сути отстранило начальство, сообщив, что Извицкая едет со вторым тренером. А следом Аля ушла. Совсем. Словно забыла все годы, которые были пройдены вместе. Так что теперь Вике совершенно не весело слушать отговорки Григорьева и шуточки по поводу Федотова. Она всего лишь хочет знать, не ждать ли ей очередного исчезновения. Еще раз. Конечно, все по-другому, но терять еще одну ученицу, которой отдано так много, еще раз терять, было сейчас не по силам.
– Миш, я очень боюсь, что она опять сбежит. И боюсь, что ты ей это подскажешь… как Але,– заканчивает тихо женщина.
Григорьев практически присвистывает от такого внезапного откровения:
– То есть это ты все годы считала, что я Альку убедил уйти? Хорошо же ты обо мне думаешь! Ладно… Ладно
Михаил умолкает. Смотрит куда-то сквозь стену терминала. И потом медленно начинает:
– Почему ушла в конце концов Аля, я тебе не скажу. Не спрашивай,– резко мотнул головой,– тебя это не касается. Скажу, что не только твоя вина или вина ее семьи там есть. Хотя, справедливости ради, вы вместе наседали на нее нечеловечески и ей было очень трудно. Однако ж вы всегда наседали. Она привыкла. Но я тебе скажу, что для нее так лучше было. И правильнее. И это не про спорт. И если Мила уйдет, это тоже будет не про спорт. И для нее тоже будет так лучше. Послушай меня, Вика, я это по любви тебе говорю. Иногда лучше, когда у них есть сил уйти. Ты только не называй ее уход “побегом” и не делай из нее предательницу. Влюбленному человеку трудно рядом с тем, кого он любит, если любовь его неответна.
Григорьев всматривается в профиль Вики и кивает каким-то своим мыслям:
– Стало быть для тебя не сюрприз, что девочка переживает? Ну и тем более тогда.
Женщина ерзает в кресле и, морщась, как от боли, произносит:
– Ну, это же не всерьез. Она еще ребенок! Пройдет.
– Во-первых, она уже не ребенок,– довольно резко отвечает Михаил,– А, во-вторых,– вздыхает он,– до конца иногда это и у детей не проходит.
– Ну, и что я могу с этим сделать?– резко оборачивается Домбровская.
Светлые выбившиеся из прически пряди падают Виктории на склоненное лицо и она нервно отбрасывает прядь назад.
– Для начала можно попробовать не целоваться с Ландау посреди катка,– чуть заметно улыбается Григорьев.
– Убью Янниса!
Смех у Мишки легкий, беззаботный, совершенно не вяжущийся с его серьезной внешностью. Очаровательный смех. Только сейчас Вика задумывается над тем, что ее коллега приятный и обаятельный мужчина, в которого можно легко влюбиться. Почему-то за все эти годы, что они работают вместе, ей никогда не приходило в голову, что девочки-спортсменки могут увлекаться не только юными младшими тренерами, пластичным Сашкой, юными тренерами второго эшелона или даже Ильей, но и вот этим немолодым мужчиной.
– Миш, а ты б на моем месте как поступил?– интересуется Вика.
– Будь я на твоем месте, Виктория Робертовна, вся история была бы другой. Просто побереги себя и побереги ее. На то мы и старшие, чтобы защищать детей, я думаю. От них самих тоже, если так получается.
Рейс на Москву объявляют к посадке и Григорьев, подхватив свою сумку и ручную кладь своей спутницы, направляется к выходу в терминал. Их ждет столица, любимая работа, новые преодоления и новые проблемы, куда уж без них.
****
В Красноярске ледовая арена звенит множеством звуков, яркими цветами, переливающимися нарядами фигуристок и смехом юности, спортивной силы, праздника, что выпадет им за сезон раз десять, двенадцать. Все остальное время они на белом, в черном и сером. Рутинно, ежедневно, без права на расслабление и слабость.
Цветные софиты выхватывают на катке фигуристов. Илья почти не следит за показательными: его задача – вывести на лед, принять со льда всю их резвящуюся банду. Почетная обязанность младшего в команде. Когда-нибудь придет время и его место заменит кто-то новый, дерзкий, молодой, подающий надежды. Где в это время окажется он – неизвестно. Может, еще ближе к Вике, может, в поиске нового себя, в другом месте, с другими людьми. В промежутках мужчина углубляется в создание программ нового сезона, до которого подать рукой, а работы непаханое поле.
Вдруг за спиной раздается голос:
– Она у тебя тут три балла потеряет.
Леонова изучает расписанный для Насти контент. И, когда Ландау оборачивается, тычет в одну из связок:
– Вот это физически сделать почти невозможно без ошибки, тем более Аське, которая каждый раз в скольжении пытается накосячить.
В том, как Мила объясняет ему свое видение узкого места в программе, очевидно слышится другой голос. Скорее всего Виктория высказала бы ему то же самое и примерно теми же словами. Неожиданная встреча с любимой женщиной в ее продолжении. Леонова отбирает у него планшет и стилус и бестрепетной рукой заменят обозначение связок.
– Вот так!
Продолжить диалог они не успевают. Миле пора к бортику и участвовать в представлении, а ему держать ее чехлы и спортивную куртку.
Музыка накрывает зал невесомым облаком нежности. Девочка в светлом платье скользит по катку, заставляя сердце рваться из-под ребер. Эта сага любви, зажатая во временной формат одной песни, рождает у каждого свои мысли и воспоминания, свои надежды на большее и лучшее. В этом их волшебство “Нежности”
****
Пока в далеком от Москвы Красноярске ледовая арена грезит о любви в полумраке театрального света, в “Сапфировом” идет своя большая жизнь. Будущее отодвигает пределы возможного для настоящего.
Вика занимается тем делом, которое знает и умеет, а главное любит намного больше, чем стоять в дорогом пальто и улыбаться камерам, изображая снежную королеву, сдувающую на ледовые арены мира своих изящных снежинок.
Здесь в ярком и жестком рабочем свете, при котором не спрятать никакой брак, она видит настоящую красоту техники, воли, преодоления. Именно ее требует от нового поколения учеников, которые придут на смену тем, кто сейчас кружится по цветному льду Сибири.
Она поправляет им руки, учит правильно закручиваться в прыжки, повторяет снова и снова базовые правила, чтобы те превратились в часть их существа. Она работает как обычно. Как всегда. Как каждый день. Каждый момент своей жизни, не оборачиваясь назад, не упиваясь прошлыми победами. Ничего не требуя от этого, навсегда ушедшего, прошлого и постоянно навязывая свою волю будущему.
Пока у нее есть работа, она знает, за что держаться в любых бурях и среди любых превратностей бытия. Так выбрала себе. И несет этот крест, не ропща.
****
Шереметьево встречает победителей московским шумом и вечным движением. Детей разбирают родители, взрослые рассаживаются по своим автомобилям, спешат к аэроэкспрессу или вызывают такси.
Илья даже не мог подумать, что совместный перелет с Леоновой может оказаться настолько плодотворным. Лайт-версия Домбровской работала отменно, подмечая детали, которые ускользали от взгляда загруженного хореографа.
Илья Сергеевич испытывал очень сложный комплекс чувств в отношении Люды Леоновой и огромное место там занимала обида, разделяемая с любимой женщиной. Но не признать, что девчонка умеет видеть программы, он не мог.
Горело поделиться с Викой. Дома той не оказалось. И не то, чтобы его это удивило. Так что Илья отправился туда, куда и следовало ехать с самого начала – на каток.
****
Ученики ушли. Виктория плавно отрабатывает перетяжки, вслушиваясь в движения мышц и работу суставов, чтобы после можно было доходчиво объяснить спортсменам, где они ошибаются. Из перетяжек в беговые, после беговых – вращения. И из раза в раз снова слушает, как отвечает тело на работу, находя все новые тонкости.
Она любила лед. И кататься. Даже сейчас, через двадцать с лишним лет после окончания спортивной карьеры. Может быть, и поэтому тоже она так полно “танцевала” каждую программу своих девочек на всех стартах за бортиком. Тело понимает лучше, что происходит, чем глаза, но любви к чуду движения и скольжения это не отменяет.
Рядом раздается скрип чужих коньков и это вырывает женщину из собственных мыслей.
– И все-таки, Виктория Робертовна, давайте потанцуем?!
Илья притягивает наушник, в котором звучит:
Прольются все слова как дождь
И там где ты меня не ждёшь.
Ночные ветры принесут тебе прохладу.
На наших лицах без ответа
Лишь только отблески рассвета
Того где ты меня не ждёшь
Они просто скользят вдоль бортика в килиане и у Ландау постоянное ощущение, что она от него убегает, а он ее догоняет лишь потому, что она не слишком хочет сбежать и позволяет ему поддерживать себя.
Когда дыхание заканчивается, мужчина резко поворачивает партнершу к себе и крепко прижимает:
– Куда ты все время бежишь, Эр?
И то что было на бело откроется потом
Мой рок-н-ролл это не цель и даже не средство.
Не новое, а заново один и об одном
Дорога в мой дом и для любви это не место…
– Я просто делаю то, что люблю и умею,– улыбается она ему в плечо.
Так, обнявшись, они стоят на льду, переводя дыхание и радуясь близости друг друга.
Блондинка поднимает взгляд и натыкается на пару светлых и пронзительных глаз за бортиком. Очень знакомых. Почти забытых и незабываемых..
– Здравствуй, Аля,– произносит Домбровская.
Этот круг ада начался с такой простой фразы. Привычной. Неожиданной. Да, пожалуй, именно неожиданной в том контексте, который предлагался.
-–
* Блаженны, чьи грехи покрыты!
