Наг Стернин
Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3
5
Заглянув в карточку вин, фантом-Эни весело хмыкнула: третьим в списке значилось азерское "Лярюс". Фетмен, что ли, сибаритствует? Эни подняла на официанта смеющиеся глаза:
– К такому вину полагался бы хобот элефанта.
– Прикажете подать? – вышколенный официант и ухом не повел.
– Да, разумеется, – сказала Эни и рассеянно огляделась. Ну, вот и как было не пожалеть снова, что присутствуешь здесь не в истинном теле? Хотя, с другой стороны, вряд ли на Темной готовили хобот так же вкусно, как на Азере, так что очень уж сожалеть об отсутствии во рту псевдотела вкусовых сосочков, может быть, и не стоило.
Эни сидела в ресторан-руме при центральном фехтовальном зале, где вкушанты могли в промежутках между вкушениями от материальных благ мира сего насладиться зрелищем парных и групповых схваток на его многочисленных дорожках и рингах. Столика максимально удобного, но расположенного в отдалении от шумных вкушантов, за переполненностью зала Эни получить не удалось, но опытный мэтр ухитрился устроить ее вполне пристойно: столик оказался расположен прямо против центральной фехтовальной дорожки, охрана размещена рядом, официант содрогался от желания бежать и исполнять.
В зале, как и предсказывал Брандис, оказалось довольно вкушантов в масках, причем сама Эни, как ей казалось, могла с легкостью отличить людей с поверхности от настоящих имперцев… впрочем, она вполне отдавала себе отчет, что это могла быть сплошная кажимость.
Вкушанты пили, ели и шумно веселились. Особенно в этом смысле отличалась одна компания в масках, от Эни отделявшаяся только столиком ее охраны. Вопросами приличий компания не заморочивалась, голосов понижать не желала, так что Эни пришлось резко понизить порог восприятия псевдотелом звуковых колебаний. Конечно, можно было бы веселье шумной компании несколько и поумерить, но Эни пока не хотела обращать на себя излишнего внимания.
Голоса компании продолжали до Эни долетать, слова были вполне различимы, но штопорами в уши уже не ввинчивались… что, собственно, от них и требовалось, потому как потренировать свою наблюдательность и дедукцию Эни была совсем не прочь.
Обе шлюшки на аристократок ни в коей мере не тянули и, похоже, были имперками. Одна из них, обладательница выдающегося бюста, судя по лексикону и специфичности выражений, принадлежала к сословию яйцеголовых, вторая была типичной представительницей офисного планктона, скорее всего, секретаршей или "манагершей" из мелких. А вот с мужчинами все было совсем не так ясно. По крайней мере, один из трех на имперца был похож не слишком, скорее уж, если судить по тщательно рассмотренным ею Брандисовым голограммам, он смахивал на тутошнего чинского или бразилского аристократа. Говорили они все на космолингве, и был у этого характерный акцент, да и в фехтовании он, судя по комментариям к боям, разбирался на порядок лучше своих совкушантов, как бы они ни пыжились и ни старались соответствовать.
Сама Эни никогда не занималась фехтованием, однако соответствующая программа была в нее в свое время заложена, так что смотреть схватки она могла с полным знанием дела. Она и смотрела, поскольку на центральной дорожке правил бал и даже царил все тот же вездесущий маркграф Брандис. Она, собственно, и обосновалась здесь, в ресторане, только увидев его через стеклянную стену рума. Очень уж вдруг захотелось ей поглядеть, каков он, сэр натуральный маркиз, в естественной среде обитания?
– Опаньки! – грудастая деваха в маске, на взгляд Эни, самая нахальная из соседей – вкушантов, даже присвистнула и по-гурмански покрутила головой. – Сейчас будет нечто особенное. Зрелище для богов.
– Почему Вы так решили, Анабель? – чинец чуть ли не зарывался в грудь девахе своей носатой маской.
– Для Вас я Аба, друг мой, смотрите же, смотрите, – и она принялась тыкать вилкой в сторону центральной фехтовальной дорожки.
Равномерный гул от разговоров в зале, между тем, быстро стихал, зато поднялся скрип от стульев – окружающие вкушанты за всеми столиками ресторана принялись устраиваться так, чтобы иметь в поле зрения именно центральную фехтовальную дорожку.
На дорожке в картинной позе с палашом в одной руке и фехтовальной маской в другой рисовался перед публикой сэр Брандис, владетельный маркграф Суомский, а рядом с дорожкой, скинувши свои малиновые камзолы и наслаждаясь всеобщим вниманием, неторопливо облачались в фехтовальные жилеты сразу два гвардейских офицера.
– Этот сэр собирается драться сразу с двумя гвардейцами? – удивился чинец.
– Он еще и не то может, – хихикнула вторая девица. – Это же капитан Брандис, офицер для особых поручений сэра Наместника, выдающаяся личность, доложу я вам, и тот еще ходок по бабам! Он тут у нас недавно заделался…
– А вот этого не надо! – неожиданно строгим голосом перебила подругу грудастая Аба. – Не надо обсуждать сэра Брандиса в таком аспекте.
– Знаешь, моя милая, – взвилась подруга, – я уж как-нибудь сама разберусь, что мне надо, а что не надо!
Но грудастая Аба не дала себя затюкать.
– Лили! – сказала она с железной несгибаемостью в голосе. – Мы, кажется, наметили ба-альшую программу совместных развлечений на после обеда? Ты же не хочешь, чтобы наша компания сократилась в числе хотя бы на одного… гхм… мужского члена? А если сэр Брандис почувствует себя оскорбленным, мы можем лишиться не одного, а разом всех трех.
Мужчины за столом растерянно переглянулись, а подруга, не вполне укрощенная, все еще пыталась возражать.
– Во-первых, мы далеко и он нас не слышит. А во-вторых, мы в масках. Откуда ему знать…
– Брандису?! – поразилась грудастая Аба. – Ну, ты, подруга, даешь! Нет-нет, друзья, смотрите, пейте, восхищайтесь боем, восхищайтесь обедом, но не суйте носы в дела сэра… маркграфа Суомского. Мне бы хотелось, чтобы в нашем времяпрепровождении все шло по намеченному сценарию, лесбийские игры меня не прельщают.
Что ж, – подумала Эни, – репутация у сэра старшего братца впечатляющая.
Гвардейцы на дорожке атаковали Брандиса с поразительной быстротой и синхронностью, причем правый нанес фронтальный укол в область сердца, а левый, дравшийся в левосторонней стойке, рубящий удар сбоку в бедро. Несмотря на стремительность и точность, оба гвардейца цели своей достичь не смогли. Рубящий удар встретил на своем пути пустоту, а укол Брандисом был парирован с захватом лезвия через скрестье гарды, так что гвардеец еле сумел удержать палаш в руках. Чинец взвизгнул от восторга. Зал зааплодировал.
В дальнейшем схватка представляла собой захватывающую и поразительную по красоте череду выпадов и пируэтов, ничуть не уступающих в изяществе самым выразительным и прекрасным "па де труа" или, там, "фуэте" каким-нибудь из придворных балетов… насколько Эни могла судить, конечно, по крупнобюджетным телетаксерным костюмным сериалам из жизни всевозможных древних Луёв и прочих султанов. Эни вполне отдавала себе отчет в том, что нынешний третьеимперский гламур, к которому она принадлежала во всех своих ипостасях, отличался от быдла разве что тем, что на светских тусовках "Задница" и "Трусики" исполнялись лабухами вживую, а для гидропонщиков они же лабались третьесортными фантомами. Музыка и танцы были одни и те же, что касается изящества пресловутых "па" лабуховых подтанцовок, то представляли собою эти самые "па" простую имитацию разных поз и фаз полового акта, исполняемую даже если и вживую, то – уж, не обессудьте! – с доступной подтанцовке степенью мастерства и выразительности. Выше головы не прыгнешь.
Окончание схватки сопровождалось бурными аплодисментами, какие-то восторженные почитательницы из числа вкушанток, не видные Эни за дальностью расположения их столика, даже кричали "браво! " и – с ума сойти! – порывались кидать в "сражантов" собственное наферамоненное нижнее бельишко… впрочем, порывы эти немедленно и непреклонно пресекались здешней обслугой. И вдруг все вопли прекратились как по мановению жезла верховного мага Осирсета из "Планеты пирамид", а головы всех присутствующих повернулись к дверям. В дверях стоял высокий блондин, оглядывавший зал горделивым и даже каким-то орлиным взором. Все сражавшиеся на фехтовальных дорожках прекратили бои и оружием отсалютовали вошедшему. Что касается Брандиса, то он отбросил в сторону свой палаш, который, впрочем, был тут же подхвачен секундантами, обслуживающими центральную дорожку, и, раскрыв объятия, устремился навстречу вошедшему с воплем: "Генрик, дорогой друг, я уж и не чаял увидеть Вас сегодня в зале! "
Генрик?! Но ведь так звали этого, который "юное дарование"? Эни похлопала глазами и даже потрясла в изумлении головой. Впрочем, когда она дала себе труд вглядеться – для чего пришлось задействовать встроенную в псевдотело систему трансфокации зрения и перевести глазную оптику в режим телеобъектива – она увидела, что это был именно тот самый хитрозадый жук, автор знаменитого хита "Ваше Величие". Однако сейчас это был совсем другой человек. И дело отнюдь не в том, что из брюнета он превратился в блондина. Сильный, жесткий, о-очень уверенный в себе человек с точными, выверенными движениями фехтовальщика, на своей суровой роже он нес такое выражение, что – ах, ты, сволочь!.. Впрочем, – одернула себя Эни, – что это ты завелась, подруга? Не о том бы тебе сейчас думать, как других гнобить, а вовсе даже наоборот, союзников тебе, суровая, надо бы поискать. И тут Эни невольно обратила внимание на некую возню и энергичное злое перешептывание за столом вкушантов в масках. Грудастая Аба, съеживаясь и пригибаясь, пыталась спрятать свои роскошные телеса за собутыльниками.
– Прикройте меня, ежей вам в задницы! Если он меня узнает – кердык, не быть мне начальницей отдела, и стажировка в Старых Мирах плакала, и вообще кранты карьере.
– Да что же он у вас монстр, что ли, какой? – удивлялся чинец.
– Там разбирайся, монстр или кто. Он на меня и без того последнее время поглядывает подозрительно, что уж ему привиделось, не знаю.
– Так-таки и не знаешь? – плутовато скривилась подруга.
– Хоть убей, – отвечала Аба. – Конечно, есть за мной грешки. А то за тобой нету, безгрешных людей не бывает. Но что за компромат конкретно ему на меня подсунули и кто, не знаю. Может, Карлуша Виддер расстарался, я тут как-то попробовала его в постель затащить? Как бы нам смыться отсюда, мужики? Придумайте что-нибудь. Если он меня здесь увидит, да еще в маске, да еще с аристократами – иностранцами, тушите свет!
– Сидите тихо, чувырлы, – зашипел вдруг чинец с неожиданной злостью, куда только подевались его знаменитый акцент вместе с чопорной вежливостью. – Осторожнее надо быть, если уж намыливаешься устроиться под начальника. Сейчас они с Брандисом сойдутся на дорожке, и не с палашами, с рапирами. И им, и всем вокруг будет не до нас, тогда и уйдем потихоньку.
– А тебе, приятель, я вот что скажу, – окрысилась грудастая красуля. – Я уже дважды видела, как ты с Жанеткой, Генриковой подстилкой-порученкой, по углам зажимался и ворковал. Смотри-и! По лезвию ходишь. Если он что узнает, мало не покажется ни ей, ни тебе.
Слушать дальше этот разговор не было никакого резона. Тем более что там, внизу, экипируясь для боя на рапирах, о чем-то шептались Брандис с высоколобым актуализатором, и лица у них были… Эни мгновенно перестроила звуковые рецепторы на остронаправленные микрофоны – и расстояние, и шепот сэров дуэлянтов препятствием для нее, разумеется, тут же быть перестали.
– …нет-нет, дорогой друг, данные таковы, что совсем не требуют подгонки и, тем более, фальсификации, – с благоговейной дрожью в голосе излагал актуализатор. – Да я бы никогда и не решился на что-то подобное, имея дело со столь значительной личностью, как Леди Боди. Это замечательная женщина. С моего бугорка мне судить, конечно, очень трудно, но по масштабам личности она… Во всяком случае, подобный трепет я до сих пор испытывал только перед одним человеком, перед Кулакоффом. Поймите меня правильно, дорогой друг, не испуг, нет. Именно трепет, который испытываешь… ну, я даже не знаю! Я напрягаю все свои возможности, чтобы быть готовым к следующей задаче, которую Леди Боди мне, возможно, поставит. Думаю, что и канцелярии сэра Наместника надо быть к этой задаче готовой.
– Что за задачу Вы имеете в виду, друг мой? – насторожился Брандис.
– Операцию на клонбоди, сэр, что же еще? Я не знаю, как далеко зашло в объекте образование новой личности, но готовым надо быть к худшему варианту. Возможно, леди Боди и приехала, чтобы посмотреть на нашу готовность. Я подготовил список всего, что мне для этого может понадобиться и немедленно передал его Наместнику. Включайтесь в работу, дорогой друг, включайтесь немедленно. Мы с Вами хоть и не являемся адептами первых дней, но задачи, стоящие перед нами головокружительно сложны, и мы должны оказаться на высоте этих задач. Кстати, уверен, что курировать нашу с Вами работу в решительный момент будет именно Леди Боди… ах, какая женщина, какая женщина, мечта идиота! Голова идет кругом! Красива, умна. Значительна. Что бы она ни говорила, поневоле хочется кивать головой и сразу же соглашаться. А уж за право хотя бы раз в жизни целовать ее ноги я, кажется, жизнь готов отдать.
– Да, дорогой друг, Вы правы. Ах, как Вы правы! Когда вчера я увидел ее на экране, то невольно титуловал ее "светлостью" И я вовсе не льстил, уверяю. Называть ее иначе не поворачивается язык. Кстати, дорогой друг, какой титул дали бы ей Вы? Попробуйте, у Вас это прекрасно получается. Ведь это Вам принадлежит авторство как титула "Ваше Величие", так и его новейшей разновидности "Ваше Божественное Величие"?
– Как я титуловал бы леди Боди? – Генрик на секунду задумался и тут же выпалил: – Ваша Блистательность!
– Гениально! – возопил Брандис во весь голос. Эни хмыкнула, покрутила головой, поднялась и решительно направилась к выходу. Чего уж там, если быть честной с самой собой, то следовало признать, что она примеряла к себе при Координаторе ту же самую роль – пусть вначале и не вполне осознано, согласна… – да, именно ту же самую, что играет при Рексе Кулакофф. И, судя по услышанному, не одна она этим занималась. Но подобное отношение к ее телу, чего уж там, если откровенно, захватанной бесчисленным множеством мужских рук разменной монете, потрясло Эни настолько, что у нее подозрительно задергался нос, а к глазам – тушите свет! – подступили слезы… расчувствовалась, куррррва.
Эни нетерпеливо тряхнула головой, вышвыривая из себя все и всяческие эмоции. За неполные два дня, что ей довелось сейчас провести на орбите и на самой планете, она узнала так много наиважнейших новостей, так много передумала и сделала столь важные выводы и умозаключения, что их надо было как можно скорее передать себе в истинное тело. И еще надо было продумать, каким образом можно с максимальной эффективностью использовать восторженное к себе отношение этих двух незаурядных… да что там, выдающихся, именно выдающихся представителей противоположного пола. Она была полностью уверена, что все проявления почтения, восторга и даже обожания с их стороны вполне искренни. Конечно, они могли предполагать и даже знать, что она сидит здесь, в зале, но уж остроту ее органов чувств нормальному человеку даже и вообразить себе было невозможно… Откуда Эни было знать, что псевдотела той серии, к которой принадлежали фантомы Координатора и ее собственный, были разработаны Генриком? Его собственный фантом, кстати сказать, был даже чуточку более продвинутым.
6
Сэр Юрген Макрослип был дерганным, суетливым, то и дело потирал руки и не смотрел в глаза. Конечно, Эни должна была бы обратить самое пристальное внимание на эти странности в его поведении, и – как довольно быстро выяснилось – не сделала она этого напрасно.
Не произошло этого только потому, что сведения, полученные от фантома с Темной, всецело захватили ее внимание. Уж очень плотно они сопрягались с размышлениями в истинном теле. Да! Похоже, она совершенно излечилась от своей слепой, нерассуждающей и даже безрассудной любви к Всегда Правому за несуществованием самого предмета обожания. Сэр Координато-ор! Дорогой и до мокрых трусиков обожаемый, ау-у! Где ты? Нет тебя, а следовательно, по твоей собственной логике, и проблемы тоже нет. Она, Эни, делала все возможное и невозможное по высказанным и невысказанным приказам… чьим?.. Даже убила собственноручно. Убила просто исходя из интересов… чьих?.. На что мерзкой личностью была она в бытность свою мамой Лайзой, но тогда она потворствовала, по крайней мере, пусть и вздорным, но собственным желаниям, а не капризам свихнувшегося фантома. Ужас, если задуматься.
Ночами она спала по-прежнему плохо. К уже привычному кошмару с насильником-кенгуром добавилась откусываемая голова, а потом и еще нечто, "свеженькое". Из мутной, грязной, желеобразной черноты выплывало перепуганное лицо с жалкой, растерянной улыбкой. Впрочем, собственно, лицо, как таковое, она видела смутно. Одни глаза, полные надежды на спасение, и медленно приближающуюся к этому лицу хищную ядовитую иглу. Игла втыкалась в глаз, глаз лопался как воздушный шарик и… все ее кошмары кончались одинаково, но этот был особенно мерзким, потому что застывший взрыв этого глаза продолжал торчать перед нею и после пробуждения. Но что ее окончательно добивало, так это бессмысленное, дикое, абсолютно иррациональное чувство обиды, сопровождавшее пробуждение – ну, как же, тогда, в кошмарной яви, она стреляла не в глаз, а в синяк под глазом.
Ты убила, говорила она себе с отвращением, ты убила ради кого… этого?.. даже труп его давно сгнил! От него вообще ничего не осталось, кроме суматошного мельтешения электронов. И теперь гнусная эфемерная электронность не желает рассматривать ее, Эни, даже в качестве сколько-нибудь постоянной сексподстилки и спермоплевательницы для своих, пока еще всего лишь планируемых, материальных воплощений… какая мерзость! Какая мерзость вся наша жизнь! Да нет, это даже не мерзость, не ужас, нет в человеческом языке такого слова, такого ругательства, каким можно было бы подобную жизнь хоть как-то называть. Когда-то Труп сказал ей, что секс есть смысл, цель и способ существования белковых тел, чему она – вот дура! – много и с удовольствием смеялась. И теперь ей предстояло на собственной шкуре испытать, что это значит для всесильного бога… Темного бога, уточнила она себе, подумав, почему-то, о Рексе. Да уж, тому же Кулакоффу перед подобными проблемами вставать не приходится. Что они там понимают в жизни на своей провинциальной домашней ласковой Азере?
Сейчас она удивлялась себе самой: Труп, помнится, ничего от нее не скрывал. Еще при первой встрече по возвращении ее с Азеры он прямым текстом говорил о намерении заняться анализом качества секса – вот сволочь! – пребывая в самых различных белковых телах. Он рассуждал о "чистоте эксперимента". Он даже и не думал скрывать, что для поддержания этой самой чистоты объектом сексуальных экспериментов предстоит стать именно ей, Эни Боди. Ну, как же! Мерзавец трахал ее с незапамятных времен. Когда он впервые овладел ею, ее и девушкой-то назвать было бы чудовищным преувеличением. Так что в двух телах – девчачьем и девичьем он ее имел. Сейчас у нее третье. Так что у сволочного естествоиспытателя богатейшая база для сравнения уже имеется, а что-то еще будет! Это ей будут откусывать голову кенгуры, это она будет умирать под гамадрилами, элефантами, пауками. Это ей предстоит воскресать снова и снова для новых мучений… вот она та вечность, которой он намерен одарить свою верную "суку". Этой вечности он предлагает ей радоваться, этой вечности умиляться. Да и с чего она взяла, что будет умирать для его наслаждений только в собственном, человеческом теле? Конечно, он – исходя все из той же чистоты эксперимента – прикажет ее инсталлировать во всяких и всяческих самок, которых и будет вдумчиво трахать с откусыванием голов, раздиранием животов и обрыванием лап вместе с хвостами. Какое высокое, какое божественное предназначение! Плачь от умиления и ликуй… дура!
Эни хотела пройти в отсек "Звезды", давно уже ею облюбованный, а потому давно весьма решительно приватизированный в личное пользование. Однако все палубы шипа оказались вдруг как-то странно перемешаны между собой и сочетаться привычным образом никак не желали. Там, где полагалось быть проходам, находились сплошные стены… и, наоборот, в сплошных ранее стенах перед нею торчали какие-то лесенки или порталы, к тому же наглухо задраенные. Эни нахмурилась и повернулась к Макрослипу.
– Мы находимся в транс-форме для боевого энергетического контакта, – поспешно ответил капитан-санатор на ее невысказанный вопрос. – Распоряжение сэра гроссадмирала Хилтибранта. Позвольте мне показать Вам дорогу. А где Ваши коммандос?.. Я в том смысле – надо ли мне готовить для них помещение, – и капитан санатор оглядел ее весьма немногочисленную охрану цепким неприятным взглядом.
– Помещения для меня и моих людей должны быть у Вас готовы всегда, – сказала Эни сварливо, – зарубите это на своем носу.
Она посмотрела в постную рожу сэра Юргена. Малоуважаемая рожа сэра санатора ей смутно не нравилась.
– Подготовьте немедленно, – сказала она сухо и, неожиданно для самой себя, добавила: – Они вот-вот будут.
Эни вдруг почувствовала себя неуютно. Вся вселенная за яичной скорлупой обшивки корвета неожиданно показалась ей холодной, враждебной, колючей и даже хищной, а она уже не ощущала за своей спиной несокрушимой мощи Всегда Правого. Да и здесь, у нее внутри, тоже не было ни прежнего восхитительного спокойствия, ни прежней же восхитительной уверенности. Вокруг суетились и жужжали какие-то мошки, тоже явные хищники, пусть и насекомьего мира, которые – только отвлекись! – тут же и ухватят капельку-другую твоей крови. Вот уж совсем не вовремя затеял Брандис учения своих ребят, а тут она еще и самого его отправила… надо, надо мальчика поторопить, не то сейчас время, чтобы манкировать собственной безопасностью.
Макрослип, забегая вперед и суетливо раскрывая перед нею порталы, проводил Эни к ее отсеку. Прежде чем пройти к себе, Эни сухо сказала капитан-санатору.
– Все приказы, полученные Вами от кого бы то ни было, отменяются. Немедленно направьте шип в какую-нибудь максимально пустынную точку пространства, для выбора координат воспользуйтесь генератором случайных чисел. Любые контакты шипа с кем бы то ни было запрещаю. Связь с внешним миром только по моим каналам. Впрочем, нет, – спохватилась она, подумав о своем Брандисе, которого надо было заполучить сюда как можно скорее. – Вот, держите, в этой флешке адрес, по которому Вы будете сообщать местонахождение шипа в пространстве в режиме реального времени. Начните немедленно. Как только вернетесь в рубку, сразу свяжитесь с адресатом.
Тело настоятельно требовало секса. Эни оглядела капитан-санатора и поморщилась. Ну, уж нет. Только не с этим слизняком. Может быть, воспользоваться кем-нибудь из охранников? Но их и так при ней всего лишь трое. Эни окончательно обозлилась.
– Ну, и что Вы тут торчите, как собственная голограмма нелепая, любезный мой? – вызверилась она на бедного капитан-санатора. – Вы получили приказ? Что-нибудь не понятно?
Макрослип опрометью помчался прочь, грохоча магнитными подошвами ботфортов. Ччерт! – на этот раз Эни вызверилась уже на себя саму. – Чистоплюйствуешь, гамадрильша безмозглая! Опять полезешь одна в холодную пустую постель из-за собственного кретинского чистоплюйства? Чем тебе этот-то не хорош? Все, что необходимо для постельных изысков, наличествует. Не с душой же его неблаговонной ты собираешься кувыркаться? Эни круто повернулась с твердым намерением вернуть мужичонку назад и… ее вдруг окатила жаркая волна стыда, ошеломительного и беспощадного. Заставляли, значит, тебя подличать, всю такую белую и пушистую, – сказала она себе с отвращением, – себе-то какого черта врешь, сволочь? Мир дохлой гниды был бы тебе вполне приемлем и мил, занимай ты в нем то самое свое, как раньше считала, особое место.
Макрослип остановился перед порталом рубки и сказал толокшимся перед мембраной доверенным зондерам:
– Как только позову, вы знаете, что делать.
Он глубоко вздохнул и ворвался в рубку корвета, где его уже дожидался перепуганный до умопомрачительной решительности командный состав шипа в полном, так сказать, составе. Макрослип плюхнулся в капитанское кресло и продемонстрировал своим флешку, зажатую между большим и указательным пальцами своей начальственной длани.
– Инструкции от леди Боди, – сказал он язвительно, сунул ее в порт компьютера, потыкал пальцами в клавиатуру, набирая только одному ему видные координаты пространства, ткнул в клавишу запуска конвертирования и развернулся лицом к присутствующим.
– Господа! Наше время истекло. Мы больше не имеем ни секунды для всяких взаимных прощупываний, увязывания позиций и согласования мнений. Для особо бестолковых, если таковые наличествуют среди присутствующих, поясняю. Не знаю, все ли из вас обратили внимание, что мы уже давно, с самой всем нам памятной экспедиции на Азеру, получаем распоряжения только от колониалистов, а непосредственно нами командует леди Боди…
– …помыкает, – хмуро буркнул суперкарго.
– …которая даже в их властной вертикали не имеет никакого официального чина, – продолжал Макрослип, будто бы и не услышав предерзостного замечания.
– Но перед которой трепещут все Советники сэра Колониалиста без исключения, – не желал успокаиваться суперкарго. Макрослип с великолепным пренебрежением пожал плечами.
– Для нас это не имеет никакого значения. По крайней мере, в обсуждаемом аспекте.
– А что имеет? – суперкарго явно нарывался, и капитан-санатору, человеку во всякого рода подковерности весьма искушенному, это о многом говорило.
– А что имеет, я уже сказал. Мы находимся в прямом подчинении ведомства внутренней безопасности, чье ответственное поручение на Азере самым благополучным образом провалили. Пусть и не по своей вине, но припомните-ка хотя бы один случай, когда начальство входило бы в рассуждения о степени истинной вины облажавшегося? Но, как говорится в любой уважающей себя рекламе, и это еще не все. Любой шаг любого корвета из Звездного отряда находится под постоянным контролем Ответственного секретаря Верховного санатора. А мы с той самой азерской эпопеи не только не имели ни одной внеплановой инспекции по его линии, но даже ни одного самого пустяшного запроса.
– И что тут странного? – снова встрял суперкарго. – Нас временно подчинили колониалистовой сучке. Такое, пусть не с нами, но и раньше бывало.
– Бывало, – подтвердил Макрослип с энергичным кивком, – вот только контроль с исполнителей не снимался ни по одной из властных инстанций. А что это означает для нашего случая, как, по-вашему?
Присутствующие озадаченно молчали, и только рука суперкарго невольно дернулась к поясу, где должна была бы висеть – вот только, увы, на сей раз не висела – кобура игломета.
– Разумеется, это не означает, что контроля за нами не ведется. Нас обязательно контролируют, только по специфическим каналам.
Макрослип внимательно оглядел подчиненных, подчеркнуто задержавшись взглядом на суперкарго.
– Господа сексоты, вы странный народ! Вы почему-то думаете, что если чисты перед одной структурой, скажем, перед внутренней безопасностью, то вторая в лице Ответственного секретаря будет глядеть на вас с поощрительной умиленностью. Нет, господа, она возьмет вас к ногтю и не подудонится. И ваша внутренняя безопасность за вас не вступится, потому что не захочет афишировать наличие своих сексотов в параллельных структурах собственной властной вертикали. Мы все здесь не слепые. Все видим, что именно в империи назревает, все видим, во что оказались втянуты, а вот что все в равной степени обречены, вот это мы видим, почему-то, не все… Охрана!
В рубку немедленно ворвались оставленные им за мембраной биопы и окружили суперкарго.
– Нашему уважаемому коллеге вдруг стало плохо. Ему требуется карантин. Немедленно. Проводите его в соответствующее помещение и проследите…
– Тебе это с рук не сойдет! – завопил суперкарго.
– Проводите, проводите, – брезгливо сказал Макрослип, и несчастный суперкарго исчез из рубки с редкой стремительностью.
– Второго я не знаю, – сознался Макрослип сокрушенно. – К тому же, этих прытких может оказаться и больше, чем два. Но предупреждаю всех, не дергайтесь. Я только что принял все возможные и необходимые меры к нашему общему спасению, – Макрослип указал пальцем на клавиатуру, – всех без исключения, как порядочных санаторов, которых в экипаже большинство, так и сволочных сексотов, сколько их тут ни есть… Да-да, милейшие мои, па-автаряю, спастись мы можем только вместе, выехать на чужом горбу в этот раз не получится ни у кого.
– О каких мерах Вы говорите, сэр, – хмуро поинтересовался Главный канонир корвета.
Макрослип тонко улыбнулся.
– Эта флешка, – сказал он. – Она действительно содержит инструкции, полученные мною от леди Боди. Но в компьютер Звезды я ввел не их. Я предпринял некие действия, которые заставят вице-короля Азеры принять ответные меры.
– Вы хотите повесить на наши шеи еще и Рекса Азерски? – в ужасе завопил Главный канонир. – Сэр! Да Вы в своем уме? Что, черт возьми, Вы о себе вообразили? Вы…
И тут голос сэра Главного канонира утонул в характерных хлопках, в рубке резко запахло озоном и совершенно ниоткуда возникли огромные парни с хищного вида устройствами в руках – явное оружие! – толстые и короткие, в отличие от иглометов, трубчатые стволы которых тут же уперлись в животы членов экипажа.
Из всего экипажа присутствие духа сохранил лишь один Макрослип.
– Спокойствие, господа, – крикнул он своим, – сохраняйте спокойствие, все идет, как надо.
Один из появившихся, здоровенный малый и явный командир, принимая на ходу по коммуникатору доклады от других групп захвата, направился к Макрослипу
– Я капитан шипа командор-санатор Макрослип, – не дожидаясь вопросов, торопливо выкрикнул тот. – Простите, сэр, с кем я разговариваю? Ваше имя Шульц?.. Ланс?..
– Капитан Дюбель, командир группы спецназа Азерских сил самообороны. Объясните-ка мне, сэр, какого черта ваш корвет делает в территориальном пространстве Азеры рядом с Селеной, да еще находясь в боевой трансформе?
– Капитан Дюбель? Правая рука сэра Стратега? Уррра, господа! – завопил Макрослип, захлебываясь от восторга. – Я и рассчитывать не рассчитывал, чтобы! Оччень, оччень рад познакомиться с Вами лично, перейти на сторону и присоединиться и влиться в ряды! От имени экипажа корвета "Лиловая Звезда" я обращаюсь в Вашем лице к правительству Азеры и лично вице-королю с просьбой о предоставлении убежища! Политического! – Макрослип повернулся к Главному канониру и ликующим голосом чуть ли не по слогам выговорил: – Вот именно это, уважаемый сэр, я и имел в виду.
