Наг Стернин
Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3
– Не понял? – удивился Стратег.
– Чего тут не понимать? – в свою очередь удивился Отнюдьнет. – Ты же знаешь, что она не только с тобой ножки раздвигает. С мужем-то у нее отношения тоже отнюдь не платонические. Муж-то ее уж точно кувыркает когда хочет и как хочет?
– Ну и что? Муж… прерогатива, можно сказать… Не муж вторгается в область преимущественных прав любовника, совсем наоборот. А что это тебя вдруг заинтересовало? Подцепил какую-нибудь, а теперь ревнуешь? С тебя, гендиота, станется.
– Нет-нет, я не к тому, – у Отнюдьнета даже голос задрожал в предвкушении. – Шеф, правда, что эту новобрачную, которую ты на свадьбе разложил и невинность ейную на супружеской постельке оприходовал, правда ли, что ты ее затрахал там до полуобморока, пока кореша, что на шухере стояли, не взмолились?.. э, э… только не надо меня по стенке размазывать, шеф, я спрашиваю, что рассказывают!
– Да уж, – сказал Стратег, беря себя в руки чудовищным напряжением воли, – умный ты пацан, Отнюдьнет, умный, может, даже гениальный, но дура-а-ак! Дурак. Пошел вон, потому что за любой твой второй вопрос я тебя точно убью.
2
Отряд потихоньку двигался по тракту в направлении столицы, а в авангарде, несколько опережая прочих, как всегда, тряслись на своих гиппах Маунтин с Бимом. Так уж оно последнее время повелось, что в дорогу они отправлялись непременно и только вдвоем – парочка была настолько колоритная, что присутствие здесь любого третьего было бы даже не лишним, но – как выражался Кувалда – "просто противопоказано по чисто медицинским соображениям". Впрочем, позади, но в пределах видимости трясся вестовой – связующее звено между разведкой и отрядом.
Задача перед ними стояла простая: обеспечение безопасного движения по тракту, подбор места ночевок, отдыха и пунктов питания. Одним словом, авангард пополам с разведкой. Но… вот то-то и оно, что "но"! Разведка дороги перед основным отрядом дело, конечно, важное, однако Кувалда поставил перед ними еще одну задачу – самую главную! – искать мерзавца Изегрима. На совете отряда решено было единогласно брать стервеца живьем, а уж допросить его со всем возможным пристрастием брался сам Кувалда, и лицо его не обещало будущему пленнику ничего хорошего.
– Я его, гада, насквозь и поперек! – рычал Кувалда, для которого уже безо всякого сомнения личность пресловутого аббата ассоциировалась со старым корешем Лисом. – Я ему только кулак покажу, он тут же все, что знает, и выложит.
– А если не знает? – спрашивал скептик Скаврон, покачивая головой с унынием. – Такое, видишь ли, вполне возможно. Невелик чин аббат Ордена, что лично шмыгает по трактам и ловит. Может, он и не простая шестерка, но явно не тянет на обстоятельный чин.
– Тогда наведет на знающих, – упорствовал Кувалда. – Пусть только попробует не навести.
Маунтин с Бимом уже несколько дней старательно шарили по попутным странноприимным домам и "ямам" – заведениям, где путешествующие с государственной подорожной меняли лошадей – но Изегрим будто сквозь землю провалился. Нет-нет, о них совсем не забыли: расспрашивающие о Светлом появлялись с завидной регулярностью, как же в нормальном государстве без настырников, оч-чень любопытствующих сунуть нос в чужие дела, но обходились они по большей части без Изегримова рвения и крови.
К полудню друзья въехали в… поселок, не поселок… при тракте в трогательном соседстве расположились парочка частных странноприимных домов и большуший казенный ям.
Конкуренты стояли чуть ли не ограда в ограду. Впрочем, удивляться этому обстоятельству особо не приходилось. Большие города были далековато, но поблизости находилось множество сел, причем довольно крупных, и несколько богатых высокоблаголепных поместий, в том числе, и аж пара баронских замков. Тракт был оживленный, путешествующих хватало, с собою они привозили как деньги для хозяев странноприимных домов и яма, так и свежие новости и моды для окрестных обывателей. Так что эта троица заведений в "культурно-массовом " аспекте были в округе не только центром собраний разной степени благолепности, благопристойности и пьяности. Одновременно они служили и местом отдохновения для аборигенов особо тонкой и чувствительной душевной организации, вау-как измученных отвратно-возмутной провинциалитетностью окружающей жизни вообще, окрестных компатриотов в частности, и – ах! – волнительно тоскующих по гламурно-восхитной столичной тусовальности.
Во всех трех заведениях Бим с Маунтином были люди известные с тех самых пор, когда несколько лет назад, возвращаясь с каникул с пустыми карманами, дали они в "яме" по договоренности с хозяйкой оного три небольших цирковых представления.
Шуточки Бима и особенно силовые трюки Маунтина имели среди окрестной публики такой сумасшедший успех, что уже во время второго представления оба соседние трактира были полупустыми, а при третьем у соседей не оказалось вообще ни одного посетителя.
В конце каждого представления, уже в сумерках, когда разбудораженная зрелищем и горячительными напитками публика вслед за артистами вываливалась из яма на свежий воздух, там, на берегу крохотной речушки, на общественном выгоне у заранее разожженного костра начинался кульминационный номер – Маунтин с помощью Бима принимался жонглировать раскаленными утюгами с горящими в них углями.
Зрелище было не для слабонервных – зрители в чаянии душевных потрясений и сладких ужасов притаскивали этих самых утюгов огромное количество и разжигали их самым тщательным образом. В сумеречном воздухе раскаленные, шипящие и фырчащие и рассыпающие облака искр утюги прочерчивали вокруг Маунтина замысловатые огненные траектории. Отклоняясь от уже привычного маршрута, они то и дело стремительно неслись к рассеянному Биму, увлеченно откалывающему почтенной публике сногсшибательные шуточки. Публика замирала и ахала, однако заболтавшийся Бим все так же рассеянно и даже, вроде бы, случайно и собственных действий совсем не заметив, умудрялся переправить пылающие и пыхающие огненные чудища обратно Маунтину. Публика выла от восторга, а хозяева двух других странноприимных домов стонали от бессильных сожалений – опять эта гренадерша с издевательским прозвищем Крошка провела у них указательным пальцем под носом… но кто ж мог подумать, что на двух нищих бродяжках можно обтяпать такое выгодное дельце?
Ах, как повезло дураку-соседу с женой, – говорили они друг другу, качая в сожалениях головами, – ах, как же повезло! Сидел на захудалом яме, в котором даже проезжающие с государственной подорожной только лошадей и брали. Даже спать уходили к ним в частные странноприимные, а уж жрать у него не садилась ни одна душа, кроме запредельных бедняков. Правда, гиппы в его яме всегда были высший сорт, сам разводил, и в этом деле, в отличие от гостиничного, разбирался в тонкостях от и до. Великолепные гиппы, оттого и терпели его начальствующие лица на таком месте.
Вообще хозяева яма в классические каноны супружеских отношений укладываться никак не желали. И хотели бы соседи называть хозяина подкаблучником, да ведь у каждого зубы-то свои, а не казенные. Сам характер имел вспыльчивый и даже бешеный, что, надо признаться, гостиничному бизнесу совсем не способствовало. На его счастье, жена, несмотря на кавалергардский рост и весьма даже приятные мордашку с фигурой, оказалась редкостной умницей… что супруг весьма быстро и обнаружил, пару раз – не иначе, как в помрачении ума! – последовав ее советам. Убедившись, что у супруги странноприимные дела идут не в пример лучше, он с легкой душой перевалил на нее все эти нудные ямские заботы, сам же смог, наконец-то, всецело отдаться своей всепоглощающей страсти – коневодству, и целыми днями пропадал на коневодческих фермах, которых в окрестностях имел аж целых три штуки. Так что он теперь конями снабжал чуть ли все ямы тракта и всех окрестных пакаторов. Да что там окрестные пакаторы! За его конями приезжали из самого Вупперталя. Даже прославленный дуэлянт и забияка Брандис более чем охотно покупал у него гиппов свенской кавалергардской тяжеловозной породы для своих малиновых гвардейцев.
Как всегда, отправляясь на разведку, оба циркача костяные свои доспехи оставили у Скаврона, оделись простенько, оружие при себе имели самое незамысловатое, с каким и путешествуют по дорогам Гегемоната люди весьма себе среднего достатка. Вот гиппы – это да, гиппы у обоих под седлом ходили хорошие, не было в отряде плохоньких коней, да и не выдержала бы Маунтинова веса спина никакого другого скакуна, кроме свенского кавалергардского тяжеловоза.
Однако в этот раз – кровь из носа! – любой публичности надо было избегать, отряд категорически не хотел привлекать к себе внимание. Это обстоятельство разведчиков изрядно напрягало, поскольку появление циркачей неминуемо должно было вызвать в округе немалый переполох.
Выход, как всегда, нашел хитроумный Бим.
– Вот что, друг, – сказал он Маунтину, – придется тебе немного походить калекой.
– Не понял? – озадачился Маунтин.
– Чего ж тут не понимать? – Бим с тяжким вздохом пожал плечами. – Ногу ты сломал… нет, лучше руку. Да, конечно же, ты сломал именно руку, ходить-то ты как-то должен, правильно, не мне же тебя таскать? Так что представления отменяются, как бы ни хотелось нам разжиться деньжатами на дорогу. Ты весь измучился от боли, да и вообще мы оба извелись: как быть дальше? Сможешь ты зимой в представлениях участвовать, или нет?
На ямском дворе к путникам тут же подлетело великое множество самого разного народа. Конюхи ухватили гиппов под уздцы, но уводить их в конюшню не спешили. Все вокруг ахали, пялились на Маунтина, скорчившего самую жалостную рожу, на какую только оказался способен.
– А у Вас тут как дела? – интересовался Бим у старого приятеля, стольника чистого обеденного зала. – Много ли постояльцев, есть ли свободные места? Не донимает ли стража? Не допекает ли этот… ну… змея подколодная, аббат, как его там… ах, ну да, Изгреем со своими кромешниками?
– Изегрим, – поправил Бима стольник. – Давненько уже что-то не появлялся. Кромешники бывает, заглядывают. А что до постояльцев, почти пустые стоим. Принесло к нам на счастье какой-то непонятный воинский отряд… здоровенные ребята, редкостные страхолюды, но тихие, вежливые, и – самое главное – платят. А в командирах у них баба, разве что только твоему Маунтину и подстать, хозяйка отдыхает.
Успокоенный Бим подал условный знак болтавшемуся у ворот вестовому, тот тут же и весьма понятливо слинял. Помчался сообщать своим, что Изегрима с его кромешниками в яме нет.
В центральном столовом зале посетителей почти что и не было. Так, сидели по углам несколько групп здоровенных парней, но ели тихо и, что характерно, без горячительных напитков. Хозяйка, воспользовавшись отсутствием наплыва посетителей, устроила генеральную уборку, "большой шмон", за коим и наблюдала лично, стоя на опоясывающей зал галлерее.
Встретила она страдальцев сочувственно, усадила за стол и выставила выпивку за счет заведения. На удивленный вопрос Бима, отчего это у нее так пусто, отвечала, философски пожав роскошными плечами, что позавчера у Толстого Макса останавливался на ночлег свадебный поезд свенской принцессы. Так что окрестный люд второй день подряд собирается для пожрать и клюкнуть исключительно в его странноприимном доме. Все местные "гламуры", не говоря уже о "гламуршах", наизнанку готовы вывернуться за возможность посидеть на мебелях, на кои опускали свои высокопоставленные задницы столь запредельно знатные особы.
– Постояльцы, что у меня останавливались передохнуть с дороги, все перебрались к Толстяку. Даже на простую ночевку, и то все к нему лезут и от меня, и от Стива тоже. У меня хотя бы страхолюды не съехали, – рассказывала Крошка, кивая на обедающих по углам огромных парней с действительно наредкость страхолюдными рожами, – а хозяин соседнего странноприимного, Стив, уже чуть ли не кричит караул. Сплошные убытки.
Друзья сочувственно покивали головами и потихоньку перевели разговор на Изегрима. Гренадерша-трактирщица – и как это она при своих габаритах умудрилась обзавестись этим странным именем Крошка? – грустно улыбалась чему-то своему, затаенному, и отвечала в том смысле, что у нее в яме он и раньше-то лично не появлялся, слал шестерок, а теперь и вовсе куда-то запропастился.
– Может, отстранили его? – говорила Крошка раздумчиво. – Уж больно ретив, как рассказывают, а что в народе творится, вы не хуже меня знаете.
Бим с Маунтином кивали головами и соглашались.
– Это точно. Вечно человека дурить невозможно. Всякие проходимцы врут людям без зазренья совести. Где правда, где неправда? Хоть бы взять эти WWW-храмы Темного бога. Сперва народ просто умом тронулся от радости, а потом пригляделись – кто в этих храмах одаряем? Это ж с ума сойти – сволочь на сволочи!
– Да и в армии, по слухам, настроения не ахти, – вздыхала Крошка. – Мы на тракте. Уж кому-кому, а нам это видно еще как. Егеря гудят, в легионах шатания, мужики умом рехнулись, можно сказать. Но что делать, опять же, никто не знает. Теперь вот покатился по земле слух о Светлом, за которым Тьма объявила жестокую охоту. Только ведь, не в обиду никому будь сказано, столько уже народ дурили, что и Светлого вслепую на веру брать уже никакого желания никто не имеет. А чего бы вы ждали? Даже если и объявится враг подонкам, так еще не факт, что сам он праведник. Однако же и то правда, что все равно против Светлого, кроме орденских кнехтов, никто идти не хочет, даже малиновые. Нет-нет, Изегрим лично уже давно в окрестностях не показывался. Теперь вместо него тут другие шастают, – рассказывала хозяйка, по-прежнему вздыхая, – а когда я на правах старой знакомой спросила, куда это он подевался, на меня так вызверились, думала, костей не соберу.
– А Вы, что же, с ним накоротке знакомы? – осторожно спросил Бим.
– Это теперь он серый аббат и так вознесся, что близко не подходи. А в старые времена мы вместе тусовались. В университете.
– И звали его тогда в вашей тусовке Лис, правильно?
Хозяйка помрачнела и даже как-то осунулась. Оглядела мужиков понимающими глазами, помолчала и сказала, тихонько покачав головой.
– Значит, правда. Говорили мне, что видели возле Светлого сердечного старого друга Кувалду, не знала я, верить, не верить…
– Как-как-как Вы говорите, хозяюшка? – растерянно забормотал Маунтин, как клещами вцепившись ей в плечо своею "сломанной" рукой. – Кого видели? Возле кого видели?
–Ты бы мне плечо-то отпустил, дорогой. Раздавишь ненароком своей всей из себя жутко переломанной лапой.
Маунтин отдернул руку и густо покраснел.
– Да нет, ты не поняла, – поспешил Бим на выручку другу, – про Светлого мы и сами все знаем… в смысле – слышали… в смысле – Молоток, это кто? Про Молотка мы ни сном, ни духом…
Хозяйка снова подняла на друзей глаза и, увидав, какими постными стали в тот же миг их физиономии, как невинно захлопали они ресничками, сказала с досадой. – Да будет вам, мужики! По рожам видно, что про меня и друга моего задушевного вы ничего не знаете, а все равно по дурной своей кобелиной солидарности боитесь проговориться. Я, между прочим, жизнью рисковала за его свободу. Все у нас в далеком прошлом, все быльем поросло. Он, небось, таким и остался, каким был в минувшие времена, а я-то далеко уже не прежняя девочка. Ладно. Пошла я, нечего с вами лясы точить, дела ждут. Передайте при встрече дубине стоеросовой, что целует его Крошка крепко и нежно, хоть и заслуживает он не поцелуя, а хорошей оплеухи, стервец. Раз уж удалось как-то смыться с полюсов, хоть бы весточку прислал самую мимолетную. Не вас бы ему сюда посылать, самому заявиться. Я, между прочим, как всегда, не о себе пекусь, а о нем, кобеле. Этими суперменистыми страхолюдами, – Крошка, не оборачиваясь, небрежно ткнула пальцем через плечо в огромных уродливых парней за соседними столиками, – такая командует особь женского пола – я, даже тогдашняя, отдыхаю. Вот уж в чье нижнее бельишко запустить бы ему евонные волосатые лапы, то-то было бы раздолье и удовольствие… а вы даже и не облизывайтесь. Угощение не про вас.
Бим с Маунтином встревожено переглянулись, запоздало сообразив, что знак "все благополучно" послали в отряд, может быть, несколько преждевременно.
– Кто такие, неизвестно? – как бы мимолетно полюбопытствовал Бим, – может, какие слухи?
– Слухи? Ну, вы, мужики, даете. Тут вся округа от любопытства чуть ли не свихнулась, как же в таком случае слухам не быть? С первого взгляда видно, что это не простой воинский отряд, а уж начальница… – хозяйка настороженно оглядела зал и продолжала чуть ли не шепотом. – Все мужики слюной изошли. Все, без исключения, даже коротышки. А вот подкатиться даже никто не пробует, и страхолюды у нее, между прочим, ходят по струнке. Разговаривает тихо, вежливо, никаких тебе размахиваний кулаками. И то сказать, если такой ручкой да в рыло, можно смело вызывать гробовщика. Пальцами ойроны серебряные в трубочку закатывает. Так, от задумчивости, между делом, ей-богу, не вру. Сама видела. Ну?.. нужны еще разъяснения?
Бим с Маунтином растерянно хлопали глазами.
– Эх, вы, а еще бывалые люди. Циркачи. Окрестные гламуры все уже разузнали от и до. Это охрана главного пришельца, сэра Наместника. Личная! А кто у нас ходит в женихах свенской принцессы?.. Понятно теперь?.. Невесту по всем нашим темницким законам и обычаям торжественно доставляют к жениху. А сам жених, как видно, не слишком-то местным "варварам" доверяет – и правильно делает, нашли дурака! – вот и послал, как утверждают, следом собственную охрану. Так, на всякий случай. Вот потому, говорят, охрана эта и держится неподалеку, что невесту пасет. В случае чего, эти страхолюды гарантированно обеспечат кузькину мать, я вам точно говорю.
– Кому обеспечат? – удивился Маунтин.
– А в ответ на такие слова говорят, что этот вопрос дурацкий, кому потребуется, тому и обеспечат, – отвечала хозяйка.
– Кто говорят? – снова удивился Маунтин.
– Все, – пожала плечами хозяйка. – Все говорят, и не только гламуры.
За входными дверями послышался шум шагов, какой-то грохот, громкие голоса, и в залу ввалились друзья.
Хозяйка побледнела и, не спуская глаз с Кувалды, начала медленно подниматься из-за стола, но в то же мгновенье с грохотом распахнулась дверь в соседний зал. Страхолюды, опрокидывая столы и стулья, вскочили на ноги, в их руках в мгновенье ока оказались иглометы.
– Назад! – взревел Маунтин, опрокидывая огромный стол, чтобы создать хотя бы какое-то препятствие между ними и страхолюдами, а Бим ловко подсек Крошку под колени и швырнул под прикрытие столешницы. Через зал во всех направлениях уже неслись стремительные облака ядовитых игл.
Влопались.
Страхолюды-то, оказывается, отнюдь не были невинной охраной благочинной свенской красавицы.
Оба отряда были уверены, что кого-кого, а уж их-то на мякине не проведешь и врасплох не застанешь. Рыцари Света в этом смысле рассчитывали на своего вождя, опасность чующего задолго до появления ее малейших признаков, а биопы Брунгильды целиком полагались на собственный – высочайший! – профессионализм и, несмотря на предупреждение своей предусмотрительной начальницы, все-таки отнеслись к своим противникам не вполне серьезно.
Люксу оказалось достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что перед ним засада. И тут же оба представителя царствующих династий вместе со всеми спутниками, не имевшими костяных доспехов, даже не успев осознать, что именно они делают и почему, помчались по лестницам вверх на опоясывающую галерею, поливая страхолюдов иглами из иглометов. Иглы с визгом отскакивали от шлемов и от "рыбьей кожи", но концентрировались они вокруг единственного места, где можно было рассчитывать зацепить незащищенное доспехами тело страхолюдов – вокруг шеи.
Страхолюды тут же построились в защитные порядки, практически исключающие такое попадание, и, не обращая внимания на засевших на галерее – потом, потом, эти могли и подождать – устремились к рыцарям Света, разворачивая на ходу тонкие, но обладавшие чудовищной прочностью жидкокристаллические сети. Однако драгоценные секунды были ими безвозвратно потеряны. Сверху, с галереи на их головы, круша и сбивая с ног, посыпались тяжеленные скамьи, столы, шкафы и даже кровати.
Рыцари Света, успевшие выстроиться клином за Люксом и Кувалдой, устремились к двухстворчатой двери, ведущей в соседний зал, откуда навстречу им вырвался точно такой же клин биопов, в острие которого неслись капитан-биопша, Проныра и лейтенант – сексот. По залу, стремительно набирая скорость, покатилась схватка, и вдруг…
Капитан-биопша, будто споткнувшись, замерла на месте, широко раскинув руки в стремлении остановить свой набравший скорость клин, и в то же мгновение это ее движение с еще большей стремительностью повторил Люкс. Предводители увидели друг друга.
Брунгильда и Люкс смотрели друг на друга широко распахнутыми глазами, и в наступившей тишине совершенно оглушительно прозвучали слова, произнесенные обоими чуть ли не одновременно.
– Рекс?.. – ошеломленно спросила Брунгильда.
– Боже, какая женщина! – чуть ли не простонал Люкс.
– Рекс Азерски?.. – неуверенно повторила Брунгильда. – Как Вы сюда…
Еще ничего не понимая в происходящем, Брунгильда, тем не менее, уже твердо знала одно: эти люди категорически не являются врагами… во всяком случае, ее врагами и врагами ее людей.
– Не стрелять! – взревела она, поворачиваясь к своим.
И в тот же миг лейтенант-сексот выпустил очередь из игломета в единственное не защищенное доспехами место на ее теле – сбоку в шею под обрез защитного шлема – и истошно завопил.
– Вперед! Беру командование на себя!
