Наг Стернин
Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3
3
С восходной стороны небо начало понемногу светлеть. Было по-утреннему прохладно и росисто. Над песчаным обрывом нависали неподвижные разлаписто иглистые кроны сосен. Невдалеке над черной и тоже абсолютно неподвижной водой заводи вздымалась темная громада замка Монпари. Дорога к замку шла по искусственной насыпи поверх песчаной косы, намытой Луарой. Уткнувшись в Монпари, дорога круто сворачивала влево, огибала замок и прямо под нависающим над нею донжоном – основным укреплением замка, мощной башней, сложенной из огромных валунов – упиралась в подъемный мост, за которым находились въездные ворота. Строители свое дело знали. С одной стороны Луара. С остальных трех заводь – широченная и глубокая, чуть ли не озеро. А дорога идет вдоль замковых стен, и идти тебе по ней, повернувшись к стенам правым боком, так что от подарков, что будут тебе оттуда валиться, даже щитом не прикроешься. Замок казался абсолютно неприступным.
Манон, напряженная как струна, стояла на краю обрыва и молча смотрела на свой дом, путь к которому был так труден и долог. Руки ее, прижатые к груди, нервно вздрагивали. Друзья стояли рядом и озабоченно переглядывались. Дело выглядело абсолютно тухлым… да почему, собственно, выглядело? Оно и было тухлым. Тухлее некуда.
– М-да, – сказал, наконец, Кувалда и с надеждой посмотрел на Люкса. – Может, что-нибудь придумаем? Хитрость какую-нибудь?
Люкс повернулся к Скаврону.
– Там за воротами есть еще стены? Укрепления, рвы, ловушки?
– Нет-нет, – поспешно зачастил Скаврон. – Раньше там от задней стены донжона отходила еще одна стена, и образовывала как бы внутренний дворик, и в нем тоже были ворота с надвратной башенкой, как снаружи. Так что если бы кто ворвался через внешние ворота, то оказался бы в ловушке. Но еще в прошлом веке после семилетней войны, начавшейся, как потом дружно утверждали обе стороны, по недоразумению, тогдашние Гегемон с Франконом во всех прилуарных провинциях организовали объединенную администрацию. Во избежание. А все феодальные замки были из крепостей превращены в чуть ли не в простые жилища.
– Ага, – хмыкнул Нодь. – Совсем простые. Проще некуда.
– Так ведь от шаек разбойничьих обороняться надо, или как ты считаешь? Опять же, если вдруг бунт какой-нибудь? Главное, чтобы бароны и пакаторы не могли за стенами укрыться от властей. При мятеже, я имею в виду. Так что внутреннюю стену разобрали, разломали все баллисты и катапульты. Никакой тебе смолы. Никаких камней. Теперь у обороняющихся есть только луки и стрелы.
– Интересно, чем же это бунт отличается от мятежа? – ехидно осведомился Нодь.
– Ну, это-то, как раз, проще простого, – усмехнулся Джон Ячменное Зерно. – Бунт, это когда жрать нечего, а мятеж, это когда зажрались.
– Вот видишь, только луки и стрелы, – Кувалда ободряюще подмигнул Манон. – Стрелами они нас не достанут, а ворота мы с Люксом уж как-нибудь вышибем.
Скаврон с сомнением покачал головой.
– Как-нибудь не получится. Вот, разве что, если Люкс молнией шардарахнет, как тогда, в Ахероне…
Друзья переглянулись и дружно повернулись к Люксу.
– А что, – оживился Люкс. – Чертов кнут у нас есть. Зарядиться есть чем.
– …но это опасно, я думаю, – закончил свою мысль Скаврон.
– Ничего опасного, – весело заявил Люкс. – Потому что уже дважды испытано. Доспехи работают как универсальный накопитель и преобразователь энергии. Энергия аккумулируется, сосредотачивается в концентраторе напряжений – наиболее узкой и заостренной части доспеха. Если в руках палаш, как раз в нем… почему это так – долго объяснять, вы уж поверьте на слово. А разряжается в виде энергетического импульса… ну, молнии… от малейшего толчка. Так что достаточно направить палаш острием в нужное место и топнуть. Пошли, друзья. Все, кроме тех, у кого костяные доспехи, остаются на берегу у начала насыпи… Тихо, тихо, – Люкс поднял руку, прерывая поднявшийся гам. – С сувереном не спорят. И вообще, кто, по-вашему, будет держать нам тыл и охранять Манон?
– Что я в тебе больше всего ценю, дорогой… суверен, так это умение ясно выражаться. "Универсальный накопитель и преобразователь"… "концентратор напряжений"… С ума сойти! – со всей возможной язвительностью заявила Манон. – И вообще, с сувереном, естественно, никто и не спорит, однако у меня есть костяные доспехи. Так что никакая особая опасность мне под стенами не угрожает. И я бы хотела, чтобы суверен принял во внимание одно существенное обстоятельство. Кто вы все для обитателей замка без меня? Налетчики и даже, возможно, разбойники и убийцы. А со мной? Друзья и защитники интересов и прав законной владелицы замка от узурпаторов и преступников. Для замковых кнехтов сопротивляться вам, когда вы без меня – священный долг. А вот сопротивление мне – преступление. Так что, миль пардон, уважаемый суверен, я иду с вами… разумеется, все бездоспешные должны оставаться на месте, держать тыл, как ты изящно выражаешься, ну и ждать дальнейших… развития событий, одним словом.
– Это очень важное дело, – сказал Кувалда, обращаясь к новым соратникам. – Правильно, Люкс? Никто вас не отстраняет от дела, упаси боже. Чего нам сейчас не хватает для полноты удовольствия, так это оказаться зажатыми между замком и двумя – тремя десятками кромешников.
– Старшим среди остающихся я назначаю Джона Ячменное Зерно, – сказал Люкс. – Перегородите дорогу баррикадой у самой кромки воды, никого к замку не подпускайте, и оружие держите наготове.
Люкс оглядел остающихся. В основном – кроме зеленых, присоединившихся к друзьям с Джоном – это были окрестные крестьяне, которых новый хозяин уже успел совершенно замордовать. Так что теперь, узнавши Манон, в похвальном стремлении вернуть во власть старую хозяйку они схватились за топоры, вилы и – что было очень даже неплохо – охотничьи луки и арбалеты.
– Баррикаду сооруди поосновательнее, Джон, – сказал он. – Чем черт не шутит, принесет нелегкая не орден, так кромешников. И вот еще что. Запаситесь-ка вы дубинами, друзья. Против кромешников ни вилы, ни стрелы, вообще колющее оружие не работает. Их надо бить чем-нибудь потяжелее. Причем, непременно поперек тела. Опыт у тебя есть, Джон, вот и займись обучением новеньких. И озаботься защитой от игл. Тут что угодно сгодится. Помнишь, как тебя самого книжка спасла?
Диспозиция, как говорят военные, была совершенно ясная – действовать по обстановке. Впереди неторопливо шагал Люкс, Следом шла Манон, а за нею, держась как можно ближе к ее спине, шел Кувалда. Замыкали группу Скаврон и Нодь, причем Скаврон, снова завладевший своим любимым арбалетом, зарядил его луки последними разрывными болтами.
Мост оказался поднят, так что ворота от дороги отделялись довольно широкой полосой воды, а дно в этом месте – предупреждал Скаврон – было утыкано множеством кольев, и усеяно шипастыми ежами, валунами и всяческой прочей колюще – режущей и ноголомной дрянью.
Никто в замке не проявлял и признаков жизни. Кувалда поднял с земли внушительных размеров камень и, отправив его в бойницу надвратной башенки, сказал, вроде бы и особо не напрягаясь, но основательно и убедительно:
– Э-эй, засони! Хватит дрыхнуть, открывайте ворота.
Кричать он, конечно, не кричал, тем не менее, прозвучал его бас в окружающей тишине просто громообразно.
В амбразуре появилось заспанное лицо "бдительного стража".
– Кто это тут безобразит ни свет, ни заря? Вот я вас сейчас стрелой.
– Я тебе покажу стрелу, – заорала Манон срывающимся голосом. – Это так вы хозяйку встречаете? А ну, спускай мост и открывай ворота!
В башне явственно охнули, и тотчас над заводью поплыл заполошный звон колокола.
– Долго мне тебя дожидаться? – кричала Манон вне себя. – В яме сгною мерзавца!
В бойницах донжона замелькали всполохи огня, по замковой стене с шумом и криками побежали люди. "Вы что, сдурели? Госпожа мертва, Скар госпожу убил! " – надсаживаясь, орал кто-то, – Стреляйте в них, стреляйте!
– Я тебе покажу – Скар убил! – орал Скаврон, – дай мне до глотки твоей лживой добраться, падла. Спускайте мост!
Скаврон рванулся вперед, вскинул арбалет и всадил стрелу точнехонько в цепь, державшую на весу подъемный мост. Грянул оглушительный взрыв, и мост с грохотом обрушился вниз. Путь к воротам был свободен. "Эй, эй, Люкс, смотри" – вопил Нодь. Люкс оглянулся. По дороге к замку галопом летел верховой… Оле. Это был он, и это означало, что не удержался парень, все-таки, и полез в драку. Люк сунул Кувалде чертов кнут и отвел в сторону руку с зажатым в ней палашом.
– А ну-ка, быстренько, полосни меня по груди… что смотришь! Живее, черт!
– Ты с ума сошел! – ужаснулся Кувалда.
– Заряжай меня!
Кувалда ткнул кнутом в самую крупную костяную пластину на груди Люкса, зажмурился и нажал кнопку. Как и тогда, в Ахероне Люкса окутало странное мерцающее сияние, А подлетевший Оле на скаку соскочил с коня и кинулся к друзьям, размахивая палашом и вопя во все горло:
– Сопротивляются, сволочи?
И в этот момент из бойницы донжона вылетела стрела, скользнула по шлему Манон прямо над забралом – открытым! – и с визгом ушла в сторону.
Люкс подпрыгнул на месте. С его палаша сорвалась молния и с чудовищным грохотом ударила в заводь прямо впритирочку к надвратной башне. В башню из воды ударил столб огня, пара, грязи и камней. Люкс кинулся к Манон и сгреб ее в охапку.
– Ты цела?.. Ты не ранена?.. Ты цела?.. да не молчи ты, отвечай!
– Цела я, цела… вроде бы… отпусти меня, ты сам меня, скорее, сломаешь.
Люкс опустил на Манон забрало и повернулся к надвратной башне.
– Эй, вы, там. Открыть ворота и предоставить мне стрелявшего. Даю минуту. Не выполните – ворота вышибу, и всех до единого повешу на стенах замка.
И в этот миг позади него на землю повалился Оле. Скользнувшая по шлему Манон стрела торчала у него под левой ключицей.
В донжоне, в надвратной башне и на стенах слышались крики и лязг палашей, Впрочем, они тут же стихли, запорная решетка взвилась вверх, и ворота распахнулись, Путь в замок был свободен.
– Скаврон, идешь первым и смотри в оба, – скомандовал Люкс. – Потом Мадлен с Нодем. Нодь, я тебя умоляю, смотри там… Потом я понесу Оле. Парнишка очень плох, я его жизнь еле держу. А ты, Кувалда… где Кувалда?
– Поскакал к баррикаде, – отозвался Нодь. – Там какая-то дрымба летучая плюхнулась. Прямо по воздуху прилетела. Там бой идет!
– Вот… трах-тибидух и протуберанец мне в глотку! Стою, как… в раскорячку. И Кувалде надо б помочь, так тут Оле. Умрет парнишка. Ладно, надеюсь, Кувалда с Зернышком справятся. Нодь! Пошли туда кого-нибудь. Станет худо – пусть отходят к замку. Все в замок, и осторожнее там.
Однако за воротами их ожидала полная благодать и совершенное благолепие. Прямо посредине двора валялось несколько раскромсанных палашами тел, а чуть подальше корчился на земле связанный по рукам и ногам человек с белыми от ужаса глазами. Человек мычал что-то невнятное и дергал ногами, одна из которых была в ботфорте, а другая босая – видно, содрали, когда вязали.
Замковые кнехты вперемешку с челядью толпилась по обе стороны от надвратной башни. При появлении Манон все они повалились на колени – челядь с радостными воплями, кнехты с покаянным стенанием. На ногах остался один только кряжистый седоусый кнехт с шеей, наспех перевязанной окровавленной тряпкой – видно, ткнули сзади ножом. Седоусый хотел что-то сказать, но только скривился, пожал беспомощно плечами, тоже опустился на колени и положил под ноги Манон окровавленный палаш.
– Эй, кто-нибудь! Живо, в трапезную кипяток, вино, жаровню с углями, утюги и чистое полотно, – Манон явно понаторела в медицине за время путешествия и командовала с полным знанием дела. Челядь со всех ног кинулась исполнять приказанное.
Скаврон неприязненно ожег глазами седоусого.
– Оружие подбери, что ж ему, благородному, в пыли валяться? – пробурчал он. – После расскажешь, как дошел до жизни такой. Сейчас не до тебя.
Седоусый беспомощно пожал плечами, но с колен поднялся и палаш подобрал.
Манон медленно приблизилась к пленнику и нагнулась над ним, чуть ли не ткнувшись лицом в его перекошенную от страха физиономию, и все ее чувства явственно отражались на ее лице.
– Ну, слуга мой доверенный, честный, неподкупный, как жизнь течет с молодой женой? Ты, я слышала, уже себя сейчас так и называешь – пакатор Монпари?
У бедняги от ужаса закатились глаза.
– Госпожа… госпожа… – предостерегающе зачастил Скаврон, – Ты иди, госпожа, Посмотри, как там Оле, может, Люксу надо что-нибудь? Конечно, Люкс есть Люкс, но – мало ли. А с этим, с пакатором новоиспеченным и счастливым молодоженом мы тут сами разберемся. По-свойски.
Манон опомнилась, судорожно перевела дух и оглянулась на двери трапезной, в которые Люкс с Нодем как раз вносили неподвижное обмякшее тело Оле.
– Ладно, – сказала она. – Ты, наверное, прав. Только сперва вы его допросите. Пусть все расскажет в подробностях. И прилюдно. Записывать кого-нибудь посади. И свидетели чтобы после расписались.
Манон круто развернулась и пошла к трапезной.
– Госпожа… – сказал ей в спину седоусый. Манон остановилась и, не поворачиваясь, буркнула:
– Что тебе?
– Обо мне суди, как считаешь нужным. Что присудишь, то и приму безропотно. А у парней перед тобой вины нет. Мы думали… они думали ты мертвая. Вот перед Скаром мы все виновны до единого.
– Кому Скар, а кому Скаврон, – вскинулся кузнец.
– … Скавроном, – соглашаясь, кивнул седоусый. – Перед Скавроном есть наша вина. Большая. Поверили мы, что это он тебя убил. Очень уж все было убедительно представлено. Вот и сейчас тоже. Глядим – как же так? Вроде бы ты, но ведь ты мертвая? Нежить, что ли? Да еще и Скаврон с тобой, о котором нам было сказано, что его повесили. Вот когда эта сволочь в тебя из лука стрельнула, да еще в лицо твое незащищенное целясь, тогда у нас будто пелена с глаз свалилась. Тут уж мы… ребята взяли его с приспешниками в оборот. А уж как нам перед тобой, Скаврон, свой грех замолить – ума не приложим. Прости нам наши злые про тебя мысли и слова, если сможешь.
Манон, не отвечая, пошагала к донжону, а Скаврон посмотрел на седоусого исподлобья и пробурчал, ткнувши пальцем в сторону трапезной:
– Как говорится, Он простит. Он светлый и милостивый, кому и прощать, как не ему? Если бы не он, нас с госпожой уже в живых не было бы. А я обыкновенный человек. И крики ваши у меня забыть не получается. Все, что в яму мне кричали, помню, и что вслед вопили, когда уводили меня отсюда в цепях, тоже помню. А мысли мои бессильные там, на полюсах, бессонными ночами были такие: как же это они все так? Они же меня с детства нашего общего босоногого знают? Как они могли поверить, что я предатель и душегуб?
Скаврон махнул рукой и отвернулся, пряча заблестевшие глаза.
– Подымайте гада и волоките в донжон в оружейную палату. Пусть выбирает, сволочь, какой смертью умирать. Все туда идите, чернила несите, бумагу, чтобы все было честь по чести… А ты, сволочь, подскажи-ка мне быстренько, где она, женушка моя любящая? Что ж она так скромничает, на глаза супругу не показывается? Да, мужики, кляп-то у него из пасти выньте.
– Это не я! – завопил тот истошным голосом, как только рот его освободили от кляпа. – Не я! Это все она! Она меня подстрекала и запутала. И договоры-переговоры со злодеями вела она. Я ни при чем, я только исполнял. Она и меня, падла, кинула, в Вупперталь усвистала, и с тамошней какой-то шишкой запредельной, говорят, теперь живет в любовницах, а я… я… я не хотел…
Во двор галопом влетел Кувалда, кубарем слетел с гиппа и заорал:
– Скаврон! Бросай это дело, потом, все потом, где Манон?
– В трапезной. Там Люкс при Оле раненом, а она на подхвате, когда надо что-нибудь организовать. Ты что заполошный такой, будто привидение увидел?
– Если бы привидение. Помнишь, мы с Манон рассказывали тебе о нашем общем пронырливом друге?
– Генрике, что ли?
– Генрик не проныра. Проныра – это Лис. Так вот, прилетели сюда десятка два-три орденских монахов и кромешников, а командовала всей этой шоблой некая личность в рясе аббата.
– Этот… Лис? – ахнул Скаврон.
– Он, паскуда.
– А он тебя узнал? Хотя тебя не узнать невозможно. Ну и что с ним?
– Ушел, поганец. На летучке и ушел.
– А что с теми, как ты говоришь, с шоблой?
– Зернышко молодец. Он там из местных крестьян засаду устроил – любо-дорого. Как ударили с тыла по сволочам. Так, где, говоришь, Манон? В трапезной? Где это?
Скаврон повернулся к седоусому.
– Начинай допрос подонка, я сейчас приду. Все записывай по его словам. – Скаврон пнул пленника в бок. – Рассказывай все, как есть. И не виляй, вонючка. Я скоро вернусь. И если мне твои слова не понравятся – пеняй на себя. Не просто убью, в мешок с голодными крысами посажу.
4
В смутном свете ночника ее тело отливало перламутром и было не красивым даже, нет, а именно что роскошным. Да. Роскошным. Иначе и не назовешь.
Она лениво играла пальцами его правой руки, а потом потянула его ладонь вниз и возложила ее – именно возложила! – на себя, на свое тело, прижала ее к себе так, что пальцы провалились внутрь, во влажную и теплую глубину.
– Тебе будет меня недоставать, – сказала она тихо.
Фетмен молчал. Разговор назревал с самого Брандисова отъезда, разговор был неизбежен, он был, в общем-то, к нему готов, хотя и старался насколько возможно оттянуть.
– Говорят, принцесса Свена очень красива. И она девственница. Так что твоему Малышу предстоит искупаться в девичьей крови. Лестно?..
Фетмен молчал.
– Конечно, лестно, – она покивала головой. – Вы, мужики, относитесь к этому слишком уж серьезно, не то, что мы, женщины. Странно… я вот своего первого практически и не помню. Знаю только, что надоела мне уже тогда моя девственность горше горькой редьки. Была ночь, была луна и был стог сена на берегу Луары. Ночь я помню. И помню луну. Даже запах сена помню. А вот его толком не помню. Было ли мне хорошо? Наверное, было. Даже наверняка. Но я не помню крови. А ведь она должна была быть. И я должна была отмывать ее потом со своих ног, правильно? Я же специально привела его тогда к стогу именно на берегу реки. Понимала, что мне после всего вода понадобится.
Фетмен молчал.
– Сэр Брандис поехал ее встречать, правильно? От твоего имени. Он привезет ее сюда, и будет свадьба, и ты станешь королем Свенланда. И ты почему-то думаешь, что в той твоей новой жизни для меня не будет места. Правильно?
Фетмен молчал.
– Так вот. Это совсем не правильно, в смысле – неверно, потому что ты не понимаешь, кто ты есть для любой здешней женщины, любой! Во дворце ничего ни от кого не скроешь, тут все обо всех все знают. И все знают, что ты всегда расплачиваешься. Щедро. Ты не жлоб, ты не шаромыжник, и у тебя так не бывает, чтобы оказанная услуга не оплачивалась. И поэтому я твоя. Ты пойми, что я – вся твоя. От и до. Если уж мне посчастливилось под тебя пристроиться, так я хочу, чтобы тебе на мне было комфортнее, чем на любой другой. Сначала ты будешь наслаждаться молодой женой, которая девственница и все такое. Но! Вот то-то и оно, что но! Она прин-цес-са! Плевать ей на плотские радости мужика. И дело не только в том, что она никогда не примет тебя вот здесь и здесь, и никогда не выдоит тебя всего, до донышка, без остатка, как я. Для нее всегда будет западло, что ты не королевской крови, хоть ты и пришелец чуть ли не с самого имперского верха. Она будет витать в благородных эмпиреях, и до тела твоего снизойдет только ради размножения наследников. А я, и когда состарюсь, когда сама тебя уже и возбуждать не буду, все равно буду служить твоему Малышу. Я сама стану подкладывать под тебя девчонок, хоть бы и невинных, появись у тебя такая блажь. Сама же их обучу, как доставлять тебе удовольствие и наивысшую радость. Не надо тебе от меня отделываться и отсылать куда подальше. Ты наградишь, секунды не сомневаюсь, хоть бы и баронессой, но… Пойми, я человек разумный, место свое знаю и никакого беспокойства не причиню. Всякие попытки распустить язык буду пресекать самым жестоким образом, кем бы этот распускант языкатый ни оказался. Тот же Брандис мне и поможет, он тоже умный…
Шум за дверями раздался так внезапно, и показался он в ночной тиши настолько заполошным и оглушительным, что Фетмена на постели будто пружиной подбросило.
Перегнувшись через свою перепуганную красивофилейную подругу, он ухватил со стоявшего у изголовья кровати стула палаш и дагу – ай, да Брандис!.. не прошла даром, как видно, вся эта его фехтовально-дворцовая муштра – и, как был нагишом, спрыгнул с постели так, чтобы кровать с подругой оказались между ним и дверью. Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулся дежурный шаркун с факелом в одной и палашом в другой руке.
– Ваша милость! – верещал шаркун насмерть перепуганным голосом. – Тут серый аббат Изегрим и с ним еще какой-то, я его не знаю, но о-очень важный, и серого аббата тыркает, как муху. Они требуют Вас будить именем Советника и кричат! Я думаю, этот из пришельцев, ваша милость, уж больно такой!
Фетмен в сердцах швырнул обратно палаш и дагу. Перепуганная красавица, ойкнув, отскочила в самый край постели и, прикрываясь, потянула на себя одеяло.
– Зови, – буркнул Фетмен, потом, покосившись на красотку, крикнул уже дернувшемуся бежать шаркуну: – Стой! Эта подруга сейчас пойдет к себе. Отправь кого-нибудь проводить ее, а то нравы у нас здесь, во дворце, простые до безыскусности. Еще завалит кто-нибудь в темном уголочке, и хорошо еще, если один… Давай, давай, милая, хватай поскорее свой пеньюар с туфлями, за дверью оденешься… Да, огня мне сюда пришлите, темень – глаз выколи!
Вошедших – это были Ответственный секретарь Советника сэр Флай и аббат Изегрим – Фетмен встретил вполне себе одетым, оказывается, и этому он как-то незаметно для себя самого уже успел обучиться. Оглядевши обоих неприязненным взглядом, он буркнул:
– Садитесь, уважаемые. Да не гремите вы тут этими своими железками, снимите вы их с себя и положите, вон, хотя бы, на стол. Ну, и что там такое стряслось? Объект объявился у вас дома и вашу бабушку изнасиловал?
– Не хамите, сэр, – ледяным голосом сказал Флай и уселся на стул, демонстративно смахнув фетменовы железяки на пол небрежным движением руки. – Объект действительно объявился, и, похоже, этот умник и сволочь научный актуализатор оказался опять кругом правым и белым до полной пушистости. Во-первых, объект чуть ли не вовсе свободен от внешнего нашего влияния, и на всякие там научные клонфильтры он диареил. Во-вторых, из бластера шмаляет направо-налево именно сам объект… сам-сам, сомнения в этом теперь нет, и вот только не надо у меня спрашивать, где и у кого он этот бластер раздобыл.
– А в-третьих, у него с собою чуть ли не целая армия сподвижников, – пронзительным визгом ввинтился в размеренную речь Секретаря серый аббат, – в которой армии, кстати сказать, и викинги есть. Поневоле вспомнишь сэра Графенбергеровы слова, что…
– Прелестно-прелестно, – перебил его Фетмен самым противным гнусавым голосом, на который только оказался способен. – Почему же его, в таком случае, до сих пор не взяли? Или, когда этот вопрос будет задан его светлостью, в ответ он тоже услышит предложение не хамить?
– Перестаньте, сэр Фетмен, – устало отмахнулся Флай. – Положение чревато для нас всех, да-да, для Вас тоже, хотя непосредственно за Трассу Вы и не отвечаете. Сотрудничать нам надо, а не конфронтовать, хотя вот эту серую сволочь бестолковую, – он ткнул через плечо большим пальцем в сторону аббата Изегрима, – я бы охотно отправил не на Трассу, где он только и может, что изображать собою бледную немочь, а к биопам в кордегардию для милых плотских биопьих развлечений. Вот уж там-то он развернулся бы во все свои способности, причем раком!
– Вас бы на эту Трассу вместо меня, – окрысился серый, – вот и поглядел бы я.
– Может быть, вы и меня, все же, просветите насчет… что произошло, раз уж ввалились посреди ночи?
Флай скривился, как от зубной боли, и дернул подбородком в сторону аббата.
– Этот умник умудрился продиареить весь свой отряд до последнего серого, да вдобавок еще и добрый десяток боевых фантомов. Так что объект не только с Трассы не изъят, но на вооружении у него теперь помимо бластера еще и прорва иглометов.
– Сэр Наместник! Да, мы попали в засаду, но на разведку нам, как всегда, времени взять откуда? Кто мог ожидать, что объект умудрится собрать такие силы? Войдите в положение, мы несколько раз засекали беглецов с беспилотников внешнего наблюдения. Но флаттерами нам пользоваться не позволяют же-ж. Пока мы доберемся до места, беглецов уже и след простыл. Смывались, сволочи, да так ловко, что всякое новое обнаружение происходило в совершенно неожиданном месте. Господин секретарь Флай о сигнале с клонфильтра все время вспоминает, но мало поймать сигнал, надо понять, что это именно нужный сигнал. Вы знаете, сколько их, этих сигналов в эфире? Несмотря на запрещение? Да если и поймешь, что с того? Я же говорю, они на месте не сидят, сволочи. Мы перекрыли все возможные дороги, но все бестолку. Скорость нужна. Скорость.
– На этот раз серая сволочь права. А сэр Графенбергер на флаттеры для группы захвата своего единоличного согласия не дает. Требует коллегиального решения. "Братская могила" ему на таком приказе требуется в виде кучи наших согласующих подписей.
– Хозяин флаттер категорически не запрещал, – вмешался Фетмен. – Он только велел быть осторожнее и не навредить.
– Я-то это понимаю, – взвыл аббат, – да надо мною начальников сколько? И все нельзякают.
– Для Хозяина это оправданием не послужит.
– Я понимаю. Но что делать-то? Отследить объект я сумел. Я посадил человека следить за эфиром… этот научный актуализатор, я его знаю, он и на самом деле умный, сволочь. Помните, он говорил, что объект обязательно окажется там, где стреляют из бластера?
– Вот заладил, придурок чертов! – в сердцах рыкнул секретарь Флай. – Ты что, не слышал, как он это говорил? Он над нами издевался.
– Я, может быть, и придурок, а может быть и все наоборот, и придурок как раз не я. Актуализатор специально говорил так и провоцировал, чтобы его послали подальше. Чтобы когда все выйдет по его словам, оправдаться нам, трассовикам, было ой-как затруднительно. Он-то снова будет белый и пушистый, орать будет, я-мол, предупреждал! Я его знаю, как облупленного, и точно вам говорю, так и будет. Этот гад умен и хитер, и контакторы как-то ухитрился себе вживить, сволочь.
– В словах аббата есть резон, – задумчиво сказал Фетмен.
– Отследить объект мало. Даже перехватить, пока он смыться не успел, и то мало, как оказалось. Я и так с флаттером насвоевольничал. Без приказа. Своих людей с боевыми фантомами набил во флаттер, сколько влезло, и велел быть наготове в любую минуту. Вот и получилось, что мы были на месте через, можно сказать, считанные минуты после бластерного выстрела. Но нас оказалось мало. Мало! Объект нас ждал, перехитрил и подстроил ловушку. Может, он и стрелял-то нарочно, нас приманивал. Смотрите сюда.
Изегрим – даром, что глазастый лемур – довольно ловко опространствил участок карты: берег Луары у самой франконской границы. Посреди обширной заводи, можно сказать, почти озера, располагался франконский феодальный замок, к которому от берега шла длинная извилистая коса.
– Это замок Монпари, бывшее владение … в общем, одной пакаторши. Орден замок у нее изъял, а саму наладил на полюса, где она с объектом, по всей видимости, и снюхалась. Эта любвеобильная сучка всегда любила крепких мужиков… только не надо у меня спрашивать, откуда я все это знаю. Знаю, и все. Так вот. Объект притворился, что штурмует замок, и саданул из бластера в воду. Да-да, то-то и оно, что не в стену, не в ворота. В воду. Что ж ему замок своей сучары корежить? Мы купились и примчались вот сюда, – Изегрим ткнул пальцем в основание косы. – Однако косу от воды до воды объект перегородил здоровенной баррикадой. То есть, из корпускулярной пушки, да даже из бластера ее разнести в щепки раз плюнуть, но флаттер у нас – транспортная платформа, бластеров, как вы понимаете, как раз и нету, а от иглометов в таком деле никакого толку. Мы пошли на баррикаду штурмом, а объект и это все предусмотрел. Вот тут и тут в зарослях расположил засады, сволочь такая. Так что, когда мы на баррикаду насели, из засады нам в спину и ударили. А чтобы лишить нас огневой мощи, первым делом навалились на фантомов – иглометы-то у них. Подготовились, сволочи, – любо-дорого, знали заранее, с кем будут иметь дело. Никаких стрел, даже и иглометов. Всякие там палаши, луки с арбалетами – только против людей. А боевые фантомы они взяли в дубины, здоровенные такие, причем свежесрезанные трубчатые хвощи, которые для утяжеления с одного конца набиты песком. Взмахнуть такой дубиной пара пустяков, а удар у нее совершенно убойный, что характерно. С полным знанием дела били – поперек тела на уровне груди, фантома иначе и не возьмешь. Мы охнуть не успели, как лишились их всех до единого. А следом пришел и наш черед.
– Ну, ты-то, положим, вполне себе уцелел, – презрительно сморщился Флай.
– А Вы бы хотели, чтобы объект еще и флаттером разжился в дополнение к бластеру и иглометам?
– Флаттер вел пилот, а не ты.
– А кто бы пилоту отдал приказ улетать? Или Вы думаете, что он сам догадался бы? Ну-ну! Из засады объектовы мальчики к флаттеру уже скакали почище кенгуров! Прежде, чем пилот понял бы, что происходит, эти кенгуры уже и кишки его по веточкам развесили бы для провяливания. В засаде у объекта сидели такие обломы, что ваши имперские биопы отдыхают.
– Простите, я чего-то, видимо, не понял, – удивился Фетмен. – Какого черта, удравши оттуда, ты не поставил на уши всю безопасность и не организовал налет на этот замок?
Изегрим посмотрел на него настолько откровенно неуважительно, что Фетмен невольно поежился.
– Скажите, сэр, Вы то сами стали бы там сидеть и нашего налета дожидаться? Нет, сударь, Вы бы смылись из замка немедленно… да еще бы так все организовали, что ни у кого постороннего и сомнений не появилось бы, что Вы сидите в замке и владелицу оного пользуете, со всем возможным тщанием с нею кувыркаясь… каковое о себе представление он и старался нам впарить. Нашел дураков верить в такую чушь, я ее даже проверять не стану. Смылся он оттуда сразу после взятия замка, естественно. Смылся, как всегда смывался, в самую неожиданную сторону. Куда? А мне откуда знать, куда? Черт его знает, куда!
Фетмен обозлился, причем не столько тем, что его ткнули носом в очевидность, сколько тем, каким тоном это было сделано.
– Значит, кроме черта, этого не знает никто? Но, как я понимаю, на совещании его светлость распорядились, что знать это именно твое дело и есть. Именно твое дело есть разведка, наблюдение, отсечение объекта от… так сказать… окружающего окружения. Всякие люди из окружения объекта и прочие посторонние остальные лица есть твое дело. Брать объект должна капитан Брунгильда Чухонь, как человек в этом деле несравненно, так сказать, искушенный и, вообще, специалист. Ты же все время норовишь не глаз с объекта не спускать, а выпендриться, коммандос хренов недоделанный.
