Наг Стернин
Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3
– Ты, как я понимаю, при вашем владыке, извини, не знаю его благолепного имени и звания… короче, ключник ты, – шипел, между тем, старшина на ухо Скаврону. – Нам бы с тобою обсудить еще одно дельце. Обоюдовыгодное. И нам, и вам надо переправляться на тот берег Роны. Ваша лодка, как мы понимаем, накрылась медным тазом, и переправляться вам не на чем. А у нас есть плоты. Неподалеку. Но переправа место опасное, вот ведь какое дело. В этих местах степные шарашат чаще всего именно что на переправах. А нас, купцов, грабят далеко не всегда случайно набежавшие. Бывает, того же рода мальчики, что с тобою сделку заключил, тут тебя и подстерегут. Пока ты на их земле – ни-ни, это свято, а вот как только ты с их земли убрался, следи в оба. Рейсов через реку придется делать несколько, а я совсем не уверен, что степняки не выследили место, где мы припрятали плоты. Волей-неволей охранять придется оба берега. Вы нам охрану, мы вам место на плотах. А на той стороне разбежимся в разные стороны, ни мы вас, ни вы нас отродясь не видали, и знать друг друга не знаем. Все мы люди, все человеки, у кого травка, у кого кость, кто на этом свете без греха?
7
На счастье, в кордегардии санатория после разгрома была расчищена и даже как-то обустроена не только комната отдыха, но и отремонтирован ионный душ. А поскольку столь желанная Ане-Сурие встреча прошла, как это принято говорить, "на высшем уровне", все работы в помещении теперь требовалось проводить заново. Даже верхняя одежда Аны-Сурии, предусмотрительно положенная ею в сторонке, оказалась заляпана кровью.
Несмотря на то, что ионный душ основательно "обламывал кайф", Ане-Сурие, чтобы отчиститься от крови, пришлось самой дважды пройти стандартную процедуру и несколько раз на полной мощности обработать одежду. Но и после этого ей никак не удавалось обрести прежний утренний облик беспечной любопытной туристочки. Скорее уж, она походила на ночную бабочку, ставшую жертвой группового насилия.
Дело было сделано, санаторий можно было со спокойной душой покидать. И все бы ничего, да вот тут Ане-Сурие – признаться, несколько запоздало! – пришло в голову соображение, заставившее ее похолодеть. Черт побери, как говаривал незабвенный Советник от науки, где была ее голова? Ведь Жаба на чистейшей космолингве говорила ей, что не работает только внутренняя система видеонаблюдения. Внешняя-то в полном порядке! Она работает! Работает! И, следовательно, уже зафиксировала, в каком виде она, Ана-Сурия, в санаторий вошла, а теперь ей предстоит зафиксировать, в каком виде она отсюда выйдет.
Экзотическая смерть Жабы, разумеется, не оставит равнодушной местную санацию. Расследование будет самым тщательным, похоже, она нагрузила себе на шею немалые проблемы и поставила на грань срыва свою основную цель. Самое досадное, что Генрик предостерегал ее от подобных эскапад – так нет же! Вляпалась все-таки в дерьмо по самую шею.
Ана-Сурия медленно брела к отсекам в лифтовые клети, ведущие в ЦУП, и лихорадочно искала выход из положения.
Выходов просматривалось два.
Первый: замаскироваться. Замаскироваться так, чтобы оказаться на видеозаписи совершенно неузнаваемой. Идея была хороша, вот только как ее осуществить, Ана-Сурия не знала. Кроме того, раз уж она в санаторий вошла, значит, где-то должна и выйти, верно? Поиски начнутся. Сопоставления.
Второй тоже включал в себя элемент маскировки, но абсолютно не требовал от нее анонимности. Наоборот! Она должна была оставаться подчеркнуто узнаваемой, самой собой. Взбалмошная девочка с шестого, решившая на часок-другой вообразить себя подсанационной санаторкой, да заодно и прихватить для похвастать среди подруг и любовников ши-икарный сувенир – настоящую полосатую санаторную робу.
А вот это, пожалуй, могло бы и сработать. Надо было только поскорее обзавестись этой самой полосатой робой, напялить ее поверх собственной одежды – собственную одежду ей еще предстояло потом собственноручно уничтожить – и… вперед!
Ана-Сурия решила сделать небольшой крюк до склада санаторной одежды, справедливо рассудив, что уж этот-то склад ни один самый дурной люмпен грабить не станет, так что соответствующий маскарадный костюм она там отыщет с легкостью, тем более что электронные замки порталов для нее проблемы не составляют.
Место, где был расположен этот склад, было ей хорошо известно. Склады находились в нижних уровнях санатория в туннелине, примыкающем к кордегардии отделения биопов, что охраняли шахты лифтовых клетей. Именно сюда, в третий от начала туннелина портал водили в свое время вертухайши санаторок – управленок для получения одежды.
Как ни странно, эти отсеки санатория разгромлены были менее всего. Впрочем, что ж тут странного? Расположены они были на отшибе, грабежом и погромами занимался народ пришлый, которому план санатория был, естественно, неизвестен. Что касается тутошних подсанационных, они были заняты разгромом баз данных и прочих информационных премудростей. Тутошним было не до складов – уничтожить, стереть информацию о себе, да и смыться поскорее подобру-поздорову. Впрочем, это соображение, безусловно верное в целом, могло допускать и некие частности.
Ана-Сурия, знающая санаторий как свои пять пальцев, добралась до места очень быстро. Разумеется, вероятность обнаружения останков Жабы до смены караула была невелика, но – береженого, как говаривали у них в порту ее детства, и звезды берегут.
Она даже перешла было на бег, но металлические прутья пола подняли такой грохот, что Ана-Сурия тут же свою избыточную прыть пресекла, сочтя проявлением избыточной же гласности и, вообще, вопиющим волюнтаризмом. Однако сам момент перехода на шаг совпал с еще одним событием, настолько грозным и знаковым, что событие это заставило Ану-Сурию круто изменить всю манеру ее дальнейшего поведения.
Она споткнулась.
Значение имело, разумеется, не столько само событие, сколько предмет, его вызвавший, а именно блок биопьего шоколада, застрявший между двух прутьев настила.
Приехали.
Шоколад этот – приличная дрянь по ее теперешним понятиям – был, однако же, любимым… во всяком случае, самым доступным лакомством ее босоногого детства. Собственно, это был, конечно, не шоколад, а всего лишь напоминающая его сладкая субстанция. Его выменивали и перекупали у биопов, которые пожирали эту дрянь килограммами. Наряду с уколами, она обеспечивала им быстрое наращивание мышечной массы.
Упаковка блока была основательно разодрана, сквозь прорехи проблескивала жирная коричневая ничуть не окисленная масса. Ана-Сурия вздохнула.
А с чего она, Ана-Сурия решила, что грабежи остались в прошлом? Даже и сегодня уцелевшие склады санаториев, до которых у Городских властей не доходили руки, для энергичных предпринимателей… нет, предприниматели – это не то слово, предприимщиков… нет, опять не то, в общем, для всяких энергичных человеков, для сбежавших подсанационных, да и для самих вертухаев-биопов это же, так сказать, кладезь неограниченных возможностей. И предприимщикам этим самым лишние глаза тут совсем ни к чему.
Ана осторожно заглянула в туннелин. Вроде бы пусто. Она скользнула к нужному порталу, наложила руки на замок, напряглась и… портал раскрылся. Ана проскользнула внутрь.
На ее счастье, коробки с брюками стояли с краю. Она быстро надела их на себя, пролезла вглубь, отыскала и поверх куцего своего платьишка напялила подходящего размера робу и, нацепивши на голову полосатую шапочку, почему-то носившую у санаторок смешное имя "скуфья", попыталась рассмотреть себя в прилаженный тут биопшами охранницами осколок примитивного стеклянного зеркала, правда, довольно крупный.
– Ну, чего вертис-си, сучара, – будто продолжая собой этот импровизированный "вечер воспоминаний" раздался вдруг от входа опять-таки до жути знакомый голос. Ана вскинулась… – так и есть! – загораживая корявым телом выход из рума в проеме портала торчала, подбоченясь и радостно скалясь в предвкушении, та самая ветеранша санаторных баталий и зачинщица драк, с которой она имела столкновение перед побегом.
– Ххараша ты ххаррашааа, да слишкаам адееетааа, сичас будим раздиваать сучку через еетаа! – взвыла ветеранша дурным голосом и вдруг, круто прервав свои музыкальные изыски, заорала голосом вполне уже нормальным: – Братва! Вали сюдой! Я тут такой кадр изловила! Пальчики облизывать – самое оно!
Не помня себя от страха и ярости, Ана в единый миг перемахнула через ящики, и ветеранша во второй раз в жизни испытала на своей голове знаменитый "докерский" удар – вдоль тела снизу вверх кулаком в подбородок… причем, следует признать, что на этот раз удар был нанесен, может быть и менее умелой, но зато значительно более сильной, тренированной рукой.
Тело ветеранши вначале дернулось вверх, чтобы тут же кулем смятых тряпок – мешком дерьма, как подумалось Ане – рухнуть под ноги набегавшим подельникам.
Не теряя ни одной драгоценной секунды, Ана круто развернулась и помчалась к лифтовым клетям.
Ей в полной мере удалось воспользоваться той форой во времени, что она получила, пока подельники поднимали и приводили в чувство свою товарку. Впрочем, они не затратили на этот процесс так уж много времени – череп-то у мадам был, без сомнения, не просто ударопрочный, нет, оплеухоустойчивый.
Во всяком случае, не успела занятая Аной клеть двинуться вниз, как весь вестибюль заполнился грохотом металлического пола и возмущенными воплями разъяренной братвы. Братва была вполне способна запустить соседние клети, так что считать себя спасенной было несколько рановато и, вообще, это был бы тот самый сплошной и махровый волюнтаризм, почвы под собой не имеющий.
Ана застегнула на груди робу и мысленно самым тщательным образом проиграла все свои дальнейшие действия, самым узким местом в которых было время, потребное на открывание выходного портала изнутри. Все подобные порталы открывались с некоторой задержкой во времени, так что "братва" получала реальный шанс ее догнать. Грохот клетей, наверняка забитых преследователями, и их истошные вопли доносились до нее вполне себе отчетливо. Нельзя было исключить и наличия у подонков оружия.
Ана мчалась изо всех сил, пустив на полный мах свои – свои? – длинные тренированные ноги. Преследователи отставали метров на двадцать – тридцать, и шансов догнать ее до створа портала у них не было ни малейших. Да и в спину ей из какого-нибудь игломета никто не палил.
Когда впереди замаячил створ портала, сердце Аны не дало такого для себя привычного длинного сбоя, оно просто чуть не выскочило из груди от радости. Мембрана портала была полностью раскрыта, и в створе его два юных разнополых существа запечатляли себя на фоне столь предосудительного места на цифровую галокамеру – селфи, всенепременно для сегодняшних друзей, а может быть, и будущего совместного потомства.
Ана, впрочем, пожалуй, уже и Ана-Сурия, вихрем налетела на юных "нарушантов", и, ухвативши их за руки, с воплем: "Скорей, бежим, где ваша машина? ", поволокла спотыкающихся "нарушантов" за собой.
Когда "нарушанты" сообразили, что им грозит, они включились в процесс "дера" с весьма похвальными энергией и энтузиазмом. Время, однако, было упущено и фора значительно потеряна. Преследователи значительно сократили отставание, по каковому случаю азартно орали и улюлюкали. Машина – моденстар кабриолет – по счастью, оказалась рядом, за углом, Все трое ввалились в нее, причем Ана-Сурия умудрилась оказаться на водительском месте, Машина рванула прямо на набегающих преследователей, заставив их всех брызнуть в разные стороны, и, набирая скорость, исчезла в ближайшем магистральном тоннеле.
– Смотри-ка, Ван, а девушка сделала это! А ты – невозможно, невозможно! Вот тебе и невозможно.
– Ты, дорогая, забываешь, что с девушкой случилось бы, не окажись портал открытым, и не будь в портале нас, – возразил рассудительный Ван. – Спроси-ка у нее, захотела бы она повторить это приключение?
– Ни за что на свете, – содрогнулась, все еще находящаяся "под впечатлением" Ана-Сурия.
– Вот видишь, – укоризненно сказал рассудительный Ван.
– Во всяком случае, я-то смогу теперь сголографироваться в санаторной робе, ведь Вы мне потом позволите, правда?.. А ты – фиг тебе. Вот так вот, рассудительный мой!
Глава третья
1
Как оказалось, купцы не зря боялись переправы. Засада была, и избежать ее удалось исключительно благодаря юному викингу. Когда их "караван" пришел в бухточку, в которой были припрятаны купеческие "плавсредства", Оле нахмурился, покрутился вокруг, разглядывая нечто, абсолютно неразличимое остальными, пробормотал "я сейчас", и исчез.
В скором времени он появился снова, но уже не один, а в сопровождении нескольких степняков, старший из которых по варварской роскоши одеяния ничуть не уступал сгоревшему ярлу, и, увидев которого, купцы пришли в неописуемое волнение.
Разряженный оценивающе оглядел Люкса с друзьями и, не обращая никакого внимания на купцов, обратился к Оле.
– Значит, полагаешь, не договоримся?
Оле отрицательно покачал головой.
– У Господина одно слово, и он его уже дал.
– Как у тебя, олимпионикона, появился господин?
– Светлый спас мне жизнь и честь, и теперь они мне не принадлежат.
– Но он уже приходил сюда с полюсов?.. Нет-нет, я ни о чем не расспрашиваю. Просто степь полна слухами, и о твоем господине мне, конечно, известно. Люди достойные доверия видели его смерть.
– Как видишь, он жив, и он тут.
– Он и вправду так хорош в бою?
– У тебя нет даже полшанса. С ярлом Кнутом кроме дружины были еще орденские монахи с чертовыми кнутами. Твой дядя при осаде Сегалы пришел на выручку брату моего деда. В нашем роду помнят добро. А у меня свой интерес в этом деле. Ты не захочешь потерять честь перед своими воинами и не отступишься. А я должен сражаться на его стороне. Мой род проклянет меня за твою смерть, и пути назад в Степь у меня уже не будет.
Разряженный в задумчивости покрутил головой.
– Что ж, Оле сын Карла внук славного Баядра, так распорядилась судьба. Похоже, нет у нас другого достойного выхода, кроме как скрестить оружие.
– Есть. Подожди минутку.
Оле подошел к Люксу и, не глядя на купцов, сбившихся в кучку возле стремени Люкса, показал рукой на степняков и громко, так чтобы всем наверняка было хорошо слышно, сказал:
– Господин, я знаю этих людей и дорожу дружбой с ними. Позволь мне все уладить, не прибегая к оружию?
Люкс, подыгрывая, оглядел степняков, повернул голову к Кувалде и поднял бровь. Кувалда с важным видом кивнул. Люкс повернулся к Скаврону, тот тоже утвердительно покивал головой, правда, слегка помедлив. Люкс повернулся к Оле.
– Прошу как о милости, – торопливо добавил тот.
– Хорошо, – отрывисто сказал Люкс и тотчас рявкнул на купцовых работников, – что стоите? Кто за вас будет готовить переправу?
Прислужников как ветром сдуло, под приказами хозяев так-то не бегали.
Оле отвел купцов в сторонку.
– Вам решать, – сказал он с явственной угрозой в голосе. – У викингов нет ни одного шанса, но им проще погибнуть, чем потерять лицо. Они и погибнут, но тогда вся Степь станет вашими кровниками. Все будут знать, что вы загнали их в западню, и выйти из нее с честью не дали.
– Они сами загнали себя в западню! – запальчиво прошипел купеческий старшина. – Сами товар продали, а сами пришли грабить.
– Это обычаев не нарушает, – холодно сказал Оле. – Вы сейчас можете откупиться, как это у вас говорят, за символическую плату. И все будут довольны – и они, и вы, и мы. Вам решать. Только я бы согласился на вашем месте. Ярла с его дружиной мы, конечно, покрошим в лапшу, но вам дорога в степь будет заказана навсегда.
– А то тебе не будет заказана.
Оле оскалился в очень неприятной улыбке.
– Вот именно. Так что, я думаю, вы лишитесь не только степных доходов, но и жизни. Степные кровники, знаете ли, и во Франконате достанут, можете быть уверены.
Купчики сникли и заскучали.
Разговоры велись громкие, никто ни от кого не таился, всем все было прекрасно слышно. У ярла явно полегчало на душе, он шумно отдувался и крутил ус, а Скаврон пихнул Кувалду в бок локтем и, восхищенно цокая, высказался в том смысле, что мальчишка – талант, пойдет далеко, и покойный ярл во всех смыслах прогадал, променявши Оле на того бездельника конунгова блюдолиза.
– Да разве мы что? – выдавил из себя купеческий старшина. – Мы всегда и со всей возможной радостью…
На той стороне реки пути Люкса с друзьями и купцов должны были разделиться. Друзья собирались двигаться в сторону Арля, то есть вдоль Роны. Купцы же по поводу своих дальнейших намерений напустили такого тумана, что даже видавший виды Нодь только головой крутил в изумлении.
После переправы купцы, не утруждая себя церемониями и даже не попрощавшись, наладились восвояси. Друзья остались одни, правда, уже не только при верховых конях, но и при вьючных рабочих гиппах. Надо было двигаться дальше, и тут молодой Оле снова показал, насколько ценным приобретением он является для их сообщества. Всю местность вдоль Роны до самого Шенбурна на Юге и Лиона на западе он знал, как свои пять пальцев, о выборе пути можно было не беспокоиться и отсутствием проводника не озабочиваться.
Вначале дорога была ничуть не лучше, чем на правом берегу. Местами переплетения хвощей были настолько плотными, что каравану проходилось буквально прорубаться сквозь них, что делало дорогу не только запредельно трудной, но и очень опасной: обрубки молодых побегов торчали сущими пиками и грозили как самим путешественникам, так и – что было, пожалуй, поважнее и пострашнее – гиппам.
Юный викинг нашел выход и из этого положения. Руководствуясь одному ему понятными признаками, он несколько раз заставлял отряд сворачивать в стороны, причем, казалось бы, бессистемно и бессмысленно, но вывел его, в конце концов, в сосновый бор. Сосны были расположены довольно далеко друг от друга и уходили голыми смолистыми стволами на немыслимую высоту. Там, на самых их верхушках, покачивались кроны, состоящие их пучка гигантских ветвей с их расположенными в одной плоскости огромными иглами. Бурелом в таком бору практически отсутствовал. Передвигаться здесь было не в пример легче. Однако путники за этот тяжелый день вымотались настолько, что двигаться дальше они все – за исключением Люкса, ну и, может быть, Кувалды – были просто не в состоянии.
Люкс, который весьма старательно изолировал себя от внутреннего мира своих друзей, не замечал этого и пер вперед сущим багамутом.
– Люкс! – негромко окликнул его Кувалда и показал глазами на друзей.
– Привал! – немедленно отреагировал Люкс, и на лице его тут же отразилась целая буря душевных мук и терзаний по поводу собственной невнимательности и черствости.
Расположились на открытом пространстве на поляне между высоченными старыми деревьями, высоко в небе раскинувшими в стороны свои веерообразные ветви. Хотя шишки с деревьев уже отпадали, и за целостность голов и прочих костей можно было быть спокойным, однако же, стояла осень, и сосны уже начали сбрасывать с себя старые иглы. А если посреди ночи в тебя воткнется свалившаяся черт знает с какой высоты полуметровая иголка, то пробуждение твое, естественно, будет лишено особой приятности.
Стоянка была оборудована в мгновенье ока: зажжен костер, оборудованы спальные места, причем Оле соорудил свое как можно дальше от Люкса и Манон, на которую он не мог посмотреть, не вспыхнув до корней волос. От ужина все дружно отказались и тут же завалились спать.
На дежурство первым заступил Кувалда.
Ночь была светлой и тихой. Бревно хвоща, которое было заложено в костер для всенощного поддержания огня, горело слишком быстро, вероятно, его трубчатая форма создавала дополнительную тягу. Кувалде приходилось то и дело вдвигать его прогорающий конец в костер, на всю ночь его, пожалуй, могло и не хватить.
Кувалда, зажав арбалет подмышкой, отошел в сторонку приискать еще одно подходящее бревнышко, а когда вернулся, на его месте уже устроился Нодь, хотя до его смены было еще довольно далеко.
– Не спится? – добродушно хмыкнул Кувалда.
Нодь швырнул в костер палку, которой ковырялся в углях и в свою очередь спросил:
– Ну, как, ты и после сегодняшнего не уверовал?
Кувалда пожал плечами.
– Слышь, Кувалда, я вот чего не могу понять, – задумчиво продолжал Нодь. – Почему ты с нами весь?
– Не понял?..
– Ну, как же, – пояснил Нодь. – Не веришь ты ни в бога, ни в черта, ни в сон, ни в чох. Ни во что ты не веришь и, если по правде, ты вообще верить не умеешь. Я понимаю так: ты умеешь знать, ты умеешь не знать, ты умеешь быть между этими крайностями в любой точке… не знаю, как сказать…
– Убежденности? – подсказал Кувалда.
– Вот-вот, – обрадовался Нодь. – Именно, что убежденности. Но не веры. Вера смысла не ищет, иначе какая же она вера? Ну и почему ты, в таком случае, принимал клятву верности, как рыцарь света? Ты же не веришь ни в светлого бога, ни в темного. Получается вообще какая-то ерунда! – вдруг взорвался он. – Ты, неверующий человек, объясняешь нам, верующим, про нашу собственную веру, потому что мы сами разобраться в ней не в состоянии. Да ты и Люксу все вынужден объяснять, потому что он и сам в себя не верит. Как так может быть, чтобы бог не верил в то, что он бог? Я понимаю, спасибо тебе, что дух в телесном мире может действовать только через тело. Но уж раз он создал себе тело и в него вселился, как он может чего-то не знать или забыть?
Кувалда вздохнул.
– Ты думаешь, что дух влез в тело, как лис в нору, расположился там со всеми удобствами, да и велит теперь этому телу делать то и это, крушить зло направо и налево, прямо и наискось и в мелкие дребезги? Но если он в это тело вселился и в нем обосновался, значит, в других местах его теперь больше нет? А ведь он должен быть вездесущий?
Нодь озадаченно молчал.
– Все это не так просто, дорогой, и не все мыслители и отцы церкви тут согласны между собой. Если очень грубо и примитивно, то выходит так: есть мир идей, идеальный мир, который есть вместилище бога, а некоторые говорят, что сам этот мир и есть бог. И есть мир материальный, который есть несовершенное, искаженное отражение идеального мира в грубой плоти материи. Мир идей существует по идеальным божественным законам высшей гармонии, а мир материальный по законам поневоле искаженным да, к тому же, еще и нестабильным.
– Не понял…
– Если законы существования искажены, в мире происходят и накапливаются изменения. И все зависит от того, в какую сторону эти изменения направлены – в сторону божественной гармонии совершенства, которая есть свет и добро, или в сторону дисгармонии к хаосу, который есть тьма и зло.
– Ну, да, конечно, – Нодь даже руками всплеснул от восхищения. – Потому-то в материальном мире и идет постоянная борьба между добром и злом. Я понял. Ты мне теперь про Люкса расскажи, почему он, земное воплощение бога, про себя ничего не знает и не помнит?
– Представь себе, что изменения идут в сторону зла. Если зло в материальном мире заходит слишком далеко, и накопившиеся изменения уже готовы ввергнуть мир в хаос, светлое божество создает в мире свое отражение для того, чтобы возглавить людей и подвигнуть на борьбу со злом. Но чем дальше зашли изменения в материальном мире, чем сильнее исказились законы, этим миром управляющее, тем несовершеннее будет отражение божества. Почему? Да потому, что создаваться это отражение в материальном мире будет по управляющим этим миром законам. А в чем будет проявляться такое искажение и несовершенство? Нарушены-то законы духовные, физические законы остались в неизменности, так что тело будет великолепное…
– Я понял! – в полный голос заорал Нодь в восхищении и тут же, спохватившись, продолжал уже чуть ли не шепотом. – Так вот как оно это все! И мы все должны Люксу помочь… но, постой… ты сам-то в Люксову божественность не веришь. Вот и опять я тебя спрашиваю, почему же ты с нами как рыцарь света?
– Почему-почему, – рассердился Кувалда. – Достали вы меня с этим вашим "почему". Сейчас все имеющиеся у нас факты непротиворечиво укладываются лишь в эту гипотезу, гипотезу его божественности, вот почему. Даже предположение о иномирном происхождении Люкса этой гипотезе не противоречит. Во-первых, кто сказал, что наша планета единственное отражение мира идей в материальном мире? Кто сказал, что наше собственное иномирное происхождение есть всего лишь легенда? Кто сказал, что появление на Темной пришельцев есть всего лишь вздорные слухи? Я склонен этим слухам верить, это многое бы в нашей жизни объяснило. А во-вторых, почему материальное отражение божества, предназначенное для какого-нибудь мира, непременно должно появляться именно в этом самом мире, а не явиться в него из другого, как говорят наши студиозусы, более продвинутого? Совершенное тело надо еще уметь создать. Мои знания неполны и несовершенны, вот почему я с вами весь в материальном мире, а в духовном как бы и не весь. Вековой научный опыт показывает, что гипотеза о божественном вмешательстве идет в ход только тогда и только до тех пор, пока не собраны и не систематизированы вполне материальные научные факты.
– Ну, уж материальнее Люкса и придумать себе что-нибудь трудно. Он, пожалуй, и поматериальнее тебя, оглобли, будет, – нервно рассмеялся Нодь, и в ту же минуту оба собеседника дружно запрокинули головы, тревожно оглядывая небо. Налетел порыв ветра, взвихрив над костром столб искр и разбрасывая головешки. Сосны вокруг закачались, натужно загудели, с их вершин на землю дождем посыпались иглы… слава богу, чуть в стороне.
– Ты видел?.. видел?.. – нервно выкрикнул Нодь – Что это было?
– Черт его знает. Пролетела над головой какая-то хрень. И низко. Чуть верхушки сосен не посшибала. Ты ее разглядел?.. На Люксову летательную машину – планер совсем не похоже. Давай-ка наших будить. Уходить надо отсюда. Не нравится мне это все.
