Валя Худякова
Мир – Магия
Глава 23
Оказавшись на месте, Джо повернулся и кивнул стоящему рядом с ним магу.
– Меру, Дош. Я просигнализирую, когда надо будет забрать.
Мужчина в длинном двубортном пальто с высоко поднятым воротником слегка кивнул, придерживая рукой шляпу, и молча растаял в кристально чистом воздухе.
Оставшись один, Джо внимательно огляделся. Сильные порывы ветра то и дело норовили сбить старого тренера с ног, уронить его на белоснежный снег, обманчиво пушистый и мягкий на вид, но скрывающий под собой острые выступы валунов, камней и скал. Но Джо только весело усмехнулся им в ответ, будто приветствуя этот суровый кусочек земли, до конца застегнул замок куртки, плотно надел капюшон, перчатки и, щурясь от яркого горного солнца, медленно побрел вверх по еле различимой тропе.
Он шел около получаса, несколько раз останавливаясь, чтобы перевести дыхание и проверить обстановку, пока наконец не заметил то, что искал. На противоположной скалистой вершине, примостившись на довольно большом скалистом выступе, скрытый от посторонних глаз стоял дом, обшитый темными деревянными панелями.
Сердце Джо кольнуло старой болью. Но он отмахнулся от неприятных воспоминаний, поднял руку ко лбу и, прищурившись, стал внимательно изучать строение. Казалось, здесь ничего не изменилось за прошедшие четыре десятка лет. Все те же большие, панорамные окна, из которых открывался захватывающий вид на цепи горных вершин, заваленная снегом крыша, расчищенная полукругом площадка около крыльца с парой ступенек, край которой проходил прямо по границе обрыва. И тот же хозяин этого маленького холодного рая.
Джо несколько раз моргнул, избавляясь от ярких световых пятен в глазах, потом поднялся вверх еще на сотню другую метров, нашел нужное место – небольшой пологий участок под нависшим горным выступом, и, привалившись к одной из скал, стал ждать.
Тихий шорох приближающихся шагов заставил Джо вздрогнуть. Он моментально скользнул в безопасную тень выступа и замер.
Шаги становились громче и громче, пока наконец на каменистую площадку не вступила маленькая, неожиданно хрупкая для такого сурового места фигурка. Путник остановился, огляделся и тоже застыл в ожидании.
Джо мысленно отсчитал около минуты, прежде чем медленно вышел из тени скалы, другой человек тут же резко повернулся.
– Руни? – низкий взволнованный голос старого мага эхом разнесся по площадке.
– Джо? – услышал он в ответ.
Яркий огонек легко оторвался от хрупких пальцев, освещая теплым ровным светом знакомое немного вытянутое лицо с высокими скулами и блестящими зелеными глазами, обрамленными длинными темными ресницами. Руни скинула с головы капюшон и улыбнулась магу.
– Иром рино, Джо!
Она сделала уверенный шаг в его сторону и крепко стиснула в объятиях, уткнувшись щекой в грубую ткань куртки. Джо радостно засмеялся.
– Иром, девочка моя. Глазам своим не верю, – Джо погладил рукой ее спутанные русые волосы.
– Я тоже, Джо, – откликнулась она, неохотно отстраняясь старого мага. – Как ты нашел…?
– Подожди с расспросами, – остановил ее Джо. – Сколько у нас времени?
– Не знаю, – Руни пожала плечами, на ее освещенном лишь наполовину лице проступило новое для Джо выражение – странно-пугающая смесь безразличного пренебрежения, словно даже само понятие времени потеряло для нее былую, высокую ценность.
– Он не будет интересоваться, куда ты делась?
Глаза Руни в миг удивленно расширились.
– Как ты… откуда?!
Джо аккуратно положил руку ей на плечо и, поймав растерянно-взволнованный взгляд, сказал.
– Я знаю, у кого ты прячешься, Руни. Так он будет искать тебя?
Она успокоилась.
– Нет, не думаю, – в ее голосе снова проскользнуло это пугающее, новое безразличие. – Я могу делать все, что хочу. Его это не интересует.
– Хорошо, – Джо кивнул и добавил, скорее для себя, чем для нее. – Но нам, однако, не стоит терять бдительность. Прибавишь света?
– Легко, – Руни усмехнулась, будто он попросил о чем-то слишком уж элементарно обычном, и сразу наколдовала еще десяток летающих магических огоньков. – Так пойдет?
– Да, меру, – Джо тяжело вздохнул.
Первая радость от долгожданной встречи постепенно сходила на нет, невольно обнажая перед взором старого мага все больше и больше следов глубоких изменений в когда-то такой понятной ему девочке. Она окрепла, повзрослела, стала уверенней, обаятельней и, кажется, даже немного более спокойно-счастливой, как человек, который наконец нашел свое маленькое место в мире, однако наравне с тем, он скорее чувствовал, чем видел это, ее сердце уже тронула та странная, присущая всем истинным магам, холодная тень. Скрытый след встречи с бесконечностью, вымывающей крупицы человечности. Джо с сожалением подумал, что Руни никогда уже не удасться стать прежней, как и ему когда-то. Однако это лишь облегчало его задачу.
– Хочу кое-что спросить у тебя, милая, – после невольной паузы продолжил он, внимательным, теплым взглядом смотря на собеседницу. – Знаешь, кто был прошлым магом вещей до тебя?
– Ага, – Руни даже не смутилась. – Ты, Джо. Верно? – ее умные живые глаза проскользнули по его слегка растерянному морщинистому лицу.
Джо не ожидал, что она скажет это так спокойно. Прежняя Руни бы точно постеснялась прямоты, покраснела, замялась… Прежняя Руни бы … Маг резко одернул себя: прежней Руни не существовало.
– Ну, да… – Джо неловко улыбнулся. – А я думал сделать сюрприз, – он не вытерпев горько усмехнулся.
– И поэтому тебя лишили силы? – тут же спросила она, будто и не заметив, насколько старый мужчина расстроен и потерян. – Чтобы контролировать твою магию?
– Можно сказать и так… – Джо еще раз вздохнул, ему было тяжело, душно, страшно видеть ее новой. – Хочешь послушать всю историю?
– Да, – Руни кивнула.
Джо также коротко кивнул ей в ответ, собираясь с мыслями, а потом заговорил неожиданно тихим, низким, мелодичным голосом.
– Я узнал о существовании магии вещей, когда учился в университете. Был тогда вот примерно такого же возраста, как ты сейчас. Молодой, не слишком прилежный, но очень активный и многообещающий будущий археолог.
«Археолог!»
Брови Руни стремительно взлетели вверх, мило, по-детски забавно выгнувшись в две зеркально-симметричные дуги. Джо улыбнулся, что ж ему все-таки удалось удивить ее.
– Да, представляешь, специалист по магическим артефактам, – он добродушно засмеялся. – Эх, хорошее было время… Никаких тебе тренировок, лиг, чемпионатов, графика игр… вместо этого раскопки на все каникулы, куча курсов по древним языкам и практика в закрытых архивах. Красота!
Девушка, хитро прищурившись, с сомнением покосилась на собеседника, а Джо лишь довольно и на удивление беззаботно пожал плечами.
– Ну, мне и сейчас нравится копаться во всяком старье, признаться честно… – с довольным видом сообщил он в свою защиту, прежде чем продолжить рассказ дальше. – В общем, учился я в Синмае, в самом известном историческом университете и был счастлив. А после первого года начались проблемы. Сначала я не придавал большого внимания иногда проявляющимся странностям, списывая все на невнимательность, усталость и излишки фантазии. Подумаешь, ложка вдруг сама оказалась в руках, когда я потянулся к ней, или случайно двигались другие предметы, стоило о них подумать. Ерунда, показалось, ничего такого…
Он заметил в ее глазах промелькнувшее понимание. Не удивительно, ведь она должно быть тоже испытывала подобное совсем-совсем недавно.
– Никто из моих друзей не замечал этого или, по крайней мере, не подавал виду, что замечал. Но после первого года летом на практике ко мне вдруг подошли люди из Службы и очень настойчиво напросились на разговор. Помню, как я тогда перепугался, наивный парень. Думал, это из-за очередной нашей слишком веселой посиделки в общежитии, – Джо ухмыльнувшись покачал головой. – Боялся их до жути. Ноги, руки тряслись, когда пришел на встречу. Но оказалось, что дело было совсем не в студенческих пьяных выходках, а в моей вдруг ни с того ни с сего появившейся «особенности». Благо, историю я знал довольно неплохо – на археолога все-таки учился, поэтому прекрасно понимал, о чем они говорили. И осознавал, пусть и довольно туманно, что меня ждет.
Руни кивнула, как бы присоединяясь к его словам.
– Наша беседа заняла два часа, и после нее моя жизнь кардинально изменилась. В итоге несмотря на все препятствия первую ступень в университете я сумел успешно закончить, а после нее пошел работать в Службу. Нельзя сказать, что я сильно противился этому. Служба слишком известна и престижна, чтобы не желать попасть туда. Кроме того, меня и так постоянно контролировали агенты, почему же не воспользоваться положением?!
Джо вздохнул.
– Вот так я сначала стал консультантом в отделение в Синмае, занимался магическими артефактами их поиском и исследованием. Потом переквалифицировался в агенты, и вскоре после этого мне предложили перевестись в Альстендорфское отделение. Я, понятное дело, согласился. В Альстендорфе жизнь текла куда активнее и интереснее: близость столицы, театры, концертные залы, огромный университет, своя трибольная команда нулевой лиги, куда больше возможностей, куда больше свободы, которую, как тогда казалось, я с лихвой заслуживаю. И действительно первое время круговорот новых увлечений полностью захватил меня. Я разрывался в своих желаниях, не мог решить, где бы провести очередные выходные, однако затем даже такая жизнь приелась, волна энтузиазма, тяги к новому схлынула, обнажив всю ту же старую, знакомую мне тоску, утомленность, усталость, неудовлетворенность и необъяснимую гнетущую пустоту. Я стал часто наведываться в бары, в запрещенные клубы, увлекся иллюзиями, плевал на предосторожности, на здоровье, на косые взгляды коллег, плевал на все, лишь бы хоть на время заглушить терзающие меня эмоции. Теперь никто не узнает, куда прикатилась бы моя жизнь и в каком неприглядном притоне она бы внезапно закончилась, если бы однажды я случайно не встретил твоего деда.
Джо широко улыбнулся и уголки его прищуренных глаз, окруженные сетью мелких, старческих морщинок, влажно заблестели.
– Да… он тогда еще играл, был молодой, веселый, неутомимый, все норовил попасть в очередную передрягу или в сомнительную тусовку. Браза… Его бедные товарищи вечно вытаскивали этого пройдоху из баров, с вечеринок, танцев, а потом приводили в чувство, перед тем как доставить домой к Лите…
Джо покачал головой, продолжая сдавленно хихикать и поспешно вытирать подрагивающими пальцами норовящие сбежать по шершавым, небритым щекам слезинки.
– Так вот… хм… Дело было, кажется, в очередном, совершенно безликом пафосном, закрытом заведении, где тогда собиралась вся золотая молодежь города. Я коротал там один из своих многочисленных меланхолических субботних вечеров, он – пришел вместе со школьным приятелем. Они сели за соседний столик и громко обсуждали трибольный чемпионат. Я медленно потягивал коктейль и, невольно прислушиваясь к разговору, наблюдал за твоим дедом. Уж не знаю, как так вышло, но к концу вечера мы болтали втроем, а на следующей неделе снова встретились в том же баре… С тех пор и дружим. Сколько лет, страшно подумать. Но да ладно.
Джо тряхнул головой, его улыбка медленно померкла, и лицо снова стало серьезным и сконцентрированным.
– Как говорил, я работал агентом и помимо собственного разлагающегося морального состояния меня преимущественно все устраивало. Конечно, ограничение силы создавало неудобства, но, если смотреть честно, это никогда не было чем-то критичным для комфортной жизни, не считая пагубного влияния на психику, конечно, но тут уж поди разбери, кто виноват: печать или бессильное подчинение любой прихоти… В общем, жил я в своем маленьком болотце из страхов, нервов, бессонных ночей, иллюзий и не стремился выбираться из него.
Однако однажды, как ты уже, наверное, догадалась, милая, все изменилось: в мою тихую, поросшую тиной заводь ворвался настоящий шторм. Первым его предвестником оказался случайно подслушанный разговор. Начальники обсуждали распределение новых должностей, намечалась какая-то реорганизация в отделах, надо было решить, кого куда отправить, и оба собеседника без всякого стеснения упоминали о том, что меня повышать им крайне не рекомендовали. Мол, я – в группе риска из-за своих «способностей», не известно каких, но в деле ведь написано, поэтому лучше оставить меня обычной «серой мышкой», засунуть разгребать очередной безобидный, бесполезный архив, чем создавать сложные ситуации, за которые потом еще, не приведи судьба, и ответственность нести придется.
Что ж тогда это взбесило меня не на шутку. Не сказать, что я серьезно надеялся построить в Службе большую карьеру, однако хоть на какие-то «плюшки», продвижения рассчитывал, потому что знал – это у меня точно получится. Да что там, я ведь был создан для магической работы. В прежние времена… – Джо мельком улыбнулся каким-то своим мыслям, – … в прежние времена за обладание мной выстраивались бы целые очереди! Я был бы легендой, звездой этого гниющего мира, а тут – архивная крыса. Браза … Ну, скажи, разве это справедливо?!
Он в шутку покосил широкие, взлохмаченные, седые брови, вопросительно взглянув на Руни, и та тут же вполне серьезно покачала головой:
«Нет».
– Мне нравилось работать, у меня хорошо выходило и я вкалывал, когда находился в ясном сознании, конечно, вынужден был. Думал, честно получить в ответ на свои старания, а самое главное на кроличью, безропотную покорность и ограничения хорошую должность, уважение коллег, достойное жалование. Хотя бы это, раз не получится вернуть назад свободу и утерянную, независимую жизнь. А тут на тебе! Сиди и перекладывай никчемные бумажки до смерти под полным контролем, ни шагу вправо, ни влево, ни в отпуск съездить, ни на выездной матч к другу сходить, никуда. Эх… Я тогда жутко разозлился, вызвал твоего деда, выложил ему все, хотел заявиться прямо к начальству, но Озмар отговорил. И был абсолютно прав. Он в ту пору еще ведать не ведал про магию вещей и всю остальную мишуру, просто, наверное, думал, что я какой-то маг-гений или вроде того, не знаю, но он сразу сообразил, что существование мое от скандалов лучше не станет. В общем, я благополучно проругался дома, глядя в стену и более-менее успокоился. Но стал работать уже совсем без особого рвения. Твой дед тогда первый раз еще скорее шутки ради предложил мне переквалифицироваться в трибольные тренера. Он к тому времени закончил карьеру и сам начинал заниматься «Альстеном». Я долго смеялся над его словами, однако, по правде говоря, идея мне понравилась. Любовь к триболу была еще с детства, а после знакомства с Озмаром мир игр стал постоянной темой не только разговоров, но и жизни: по выходным мы перебрасывались мячом, так просто, без магии; я частенько заглядывал на стадион, наблюдал, как проходят тренировки и порой отчетливо чувствовал, вот тут могу быть полезен… Возможно, стоило уходить прямо тогда, но судьба распорядилась иначе.
Однажды я сидел на работе и клепал очередной отчет, мой сосед по кабинету вышел на какое-то совещание, за окном, как помню, был унылый осенний день, ноябрь или вроде того. Печатаю лист за листом и засыпаю. Но тут вдруг в кабинет входит высокий мужчина, на вид лет семидесяти, седой, с удивительно правильными, красивыми, отдаленно знакомыми чертами лица и короткими волосами, почти белыми с яркими, цвета блестящей стали редкими прядями. В каждой его морщинке проскальзывало такое отчетливое ощущение силы, мудрости, тайного знания, живой магии, каких я еще не видел ни разу, а яркие серые глаза вызывали настоящие приступы странных, трепещущих мурашек. Он был одет в немного старомодный костюм с удлиненным пиджаком, какие носили повсеместно давным-давно, а теперь они приходятся по вкусу лишь академикам и помешанным на традициях магам, а под ним темная, струящаяся матовой, плотной тканью рубашка, украшенная необычной, витиеватой вышивкой. На руках я заметил несколько браслетов, колец и перстней почти без камней, но с мудреными чеканными символами на многочисленных гладких гранях. Мои еще не позабытые окончательно университетские знания тут же безошибочно подсказали, что это не просто старинные украшения – а мощные магические артефакты. Ничего себе, подумал тогда я. Наверное, какой-то известный маг из Неймара тайно гостит в Альстендорфе и ошибся кабинетом, вот повезло, увидел легенду.
Старик вежливо улыбнулся, галантно присел на стул напротив и совершенно спокойно спросил, не скучно ли мне тут работать. Я ответил что-то очень размытое, представился, уточнил не нужна ли ему помощь. Оказалось, он не ошибся и действительно хотел поговорить именно со мной. Вот тебе на! Желал предложить стать его учеником. Не помню, что конкретно он говорил в ту нашу первую встречу, помню лишь то, что его слова удивительным образом задевали все самые больные точки: словно оголенным железом за пять минут он прошелся по только-только затянувшимся ранам, по обидам, по страхам, порокам, по тайным желаниям, мечтам. Это настолько выбило меня из привычной колеи, что я даже не догадался навести о нем справки, воспринял как само собой разумеющееся его появление в Службе, не стал сомневаться в источниках его информации. А зря. Ведь о нем никто, кроме меня не знал, и он не был ни неймарским магом, ни посланником Мары, ни агентом, ни консультантом, никем… Однако это я понял намного позже.
Он приходил несколько раз. Поначалу все время спрашивал, предлагал, разъяснял, что я теряю и что могу получить, какие условия. Я тянул с ответом. Потом он перестал вообще упоминать про ученичество, и мы просто разговаривали, пробовали новые заклинания, посещали разные места. Он легко справлялся с ограничениями печати, позволяя мне увидеть то, что я никогда и не мечтал посмотреть. Я чувствовал себя свободным, почти всемогущим рядом с ним, чувствовал свою значимость, силу, забытую радость от магии, от открытий, от жизни и мира вокруг. Это было удивительно, настолько притягательно, что однажды я сам аккуратно попросился остаться с ним. Моя работа в Службе давно ушла на второй план, но он настоял, чтобы я все-таки продолжал делать хоть что-то, создавать видимость, приходить каждый день, перепечатывать отчет за отчетом, высиживать срок словно во сне. Я перестал общаться с друзьями и коллегами, стал нелюдимым, скрытным, подозрительным, забросил тренировки с Озмаром. Моя жизнь сосредоточилась целиком на магии и на наших с ним занятиях.
Первое время прогресс был колоссальным. Я изучал все с удивительной скоростью, проглатывая знания огромными глотками, будто умирающий от жажды человек. Затем темп замедлился. Я дошел до сложных заклинаний, на которые в лоб не хватало умения, мое терпение трещало по швам, я нервничал и не мог сосредоточится на деле. Он выжидал, наблюдал, а когда я уже начинал сходить с ума, помогал, преподнося это словно подачку. И от этого я распалялся еще больше. Однажды закатил скандал, пригрозил бросить и уйти. Он только посмеялся. Я разошелся до того, что вызвал его на поединок. К тому моменту в коллекции моих умений уже было достаточно сильной магии, способной справиться с его артефактами, чтобы такая безумная мысль пришла в голову. В итоге он сначала по-обычному высмеял меня, а потом с предельно ледяной вежливостью отказался, добавив, делая очередное снисхождение, что у ситуации есть куда более рациональный и продуктивный выход. «Раз уж ты готов…». Браза! Было жутко обидно, больно и мерзко. Но зато после этого наши отношения совершенно изменились.
Джо сделал паузу и отвел взгляд от лица Руни. А та продолжала с любопытством наблюдать за старым тренером. Теперь, в свете магических огоньков и пока вокруг еще витали отзвуки его истории, дедушкин друг выглядел куда менее легкомысленным, добродушным, простым и веселым, чем она привыкла, теперь Джо скорее напоминал ей матерого, опытного мага из книг по истории. И как она раньше не замечала этих глубоких морщин на его высоком лбу, нервную остроту, болезненно-задумчивую глубину серых мутноватых глаз, отпечатки тяжелых воспоминаний и оставленных в прошлом страданий? Неужели Джо, и правда, всегда был настолько невыносимо одинок, пряча свои секреты в недоступных глубинах, или кто-то еще знает его тайну?
Тем временем Джо выдохнул и продолжил.
– И так, после «поединка» наши отношения с учителем изменились. Он допустил меня к редкой, сложной магии под собственным чутким руководством, а в ответ я согласился помогать ему в поиске новых заклинаний в магии вещей. Мой наставник оказался гениальным ловцом, самым талантливым и способным из всех, про которых я когда-либо слышал и которых встречал. Наблюдать за его работой было истинным наслаждением, настолько четко и продумано совершал он каждое свое движение. Это завораживало. Я смотрел и учился, учился, пробовал, запоминал… Одновременно закрывал глаза на его странности, старался не задумываться о том, какой ценой он сам получил свои знания, отметал все тревожные звоночки совести, мысли о собственном будущем. Существовал одним днем: от рассвета до заката, от занятия до занятия. Потому что прекрасно понимал, стоит мне перестать контролировать сознание, и я сойду с ума от того, что происходит в моей жизни. Так, постепенно шаг за шагом я все глубже и глубже скатывался в самоотчужденность: стирая, выталкивая один моральный принцип за другим, одну навязчивую, тревожную, ужасающую мысль, за другой, не осознавая, что этим копаю себе могилу.
В итоге, конечно, сломался. Просто физически не смог больше выносить такое давление, закрылся от себя, от него, перестал стараться… На этом наши попытки естественным образом медленно стали заходить в тупик. Годы трудов насмарку, жутко обидно. Правда, справедливости ради стоит отметить – мое противление было не единственной причиной неудачи. К тому времени мы оба четко понимали, что я достиг своего предела в магии. Мои природные таланты, даже усиленные колдовством, все равно оказались довольно посредственными для ланте верде, я с трудом осиливал новые заговоры, просто не способен был действовать быстрее, аккуратнее, не способен контролировать все с нужной скоростью, а магия вещей, провоцируя постоянные сдвиги, лишь добавляла сложностей. Я становился бесполезным, и он начал стремиться к тому, чтобы избавиться от меня. Ничего личного, никаких обид и угрызений совести… Единственное, что его заботило в этом моменте – собственная сохранность, и вот тут я начал паниковать. Мне не хотелось умирать, но я не знал, как дать ему гарантию того, что о нем никто не узнает, ведь я все-таки работал в Службе… Я ожидал от него удара в спину, когда сказал, что хочу уходить, ожидал, что он убьет меня ночью или что обратит против меня всех агентов (а это было совсем не сложно организовать, просто сигнал о нарушении ограничения печати или сработавшая метка, и я пропал с руками и ногами). Но он выбрал более изощренный и безопасный для себя способ. Он просто отпустил меня. Отпустил, вернув назад контроль печати. Я снова не мог колдовать, не мог перемещаться, не мог делать ничего мало-мальски магического. И он прекрасно знал, что я не выдержу, сорвусь, и тут уже Служба сделает за него всю грязную работу. И, конечно, он оказался абсолютно прав.
Я смог протянуть чуть больше двух недель. Жил сначала один, а потом, когда понял, что начинаю сходить с ума, перебрался к твоему деду. Ходил за ним как хвостик: на тренировки, в магазины, гулять с Ромой… Не знаю, как твоя бабушка вытерпела тогда. Но мне было плевать, я был готов на все, только чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Однако даже это не помогло. Я сломался на какой-то ерунде, а потом будто прорвало… Помню, Озмар стоит рядом, а за ним прячется испуганная, не понимающая ничего Рома. Твой дед закрывает ее хрупкую фигурку собственным телом, одновременно пытаясь как-то помочь мне, пытаясь достучаться до моего разума, сбить меня заклинаниями, окружить сферами… Не представляю, что бы было без него. Наверное, я точно кого-нибудь убил, покалечил кучу людей и в конце концов сам бы наложил на себя руки. Но все удивительным образом обошлось. Агенты, конечно, прибыли на место, скрутили меня, обездвижили, засунули в камеру. Было следствие, суд, несколько слушаний. Твой дед активно участвовал в процессе, защищал меня как мог. В итоге, видишь, оставили в живых (тут мой учитель оплошал), но лишили доступа к магии. Не скажу, что даже сейчас смирился с таким наказанием, однако, зато жив, здоров, занимаюсь с ребятами на поле, меня уважают и любят… – Джо усмехнулся, а потом вдруг помрачнел и добавил сухим, надрывным голосом. – Но я ничего не забыл, Руни. Все эти годы я думал о нем, – Джо опять кинул острый взгляд в сторону скрытого от них домика на скалистом выступе, – мне хотелось понять, почему он стал таким. Что заставляет его переступать через все возможные моральные человеческие нормы и жить дальше спокойно? И, мне кажется, я смог осознать мотивацию этого человека.
Он не плохой или хороший. Он не убийца. Он – маг в абсолютном, истинном смысле этого слова. Его целью и единственной ценностью является магия, ради нее он делает все: живет, дышит, предает, помогает, спасает.... Он говорил, что хотел одного: не дать миру умереть. Не дать умереть магии. Остальное – не важно, цена – не важна, люди – не важны. Даже его собственная жизнь ему не так важна, как его цель. Уж не знаю, почему он стал таким, но его страсть губит все, к чему он прикасается. Столько жизней ради магии. Тысячи лет ради нее. Вот так просто и сложно одновременно.
Джо внимательно посмотрел на Руни. Ее глаза ярким, ровным, глянцевым блеском переливались в свете медленно плавающих в воздухе огоньков. Во взгляде девочки читались интерес и внимание, некоторое любопытство, может быть узнавание, но не удивление.
«Значит, она уже сама все поняла, – одновременно с сожалением и облегчением отметил про себя Джо. – Да разве пришла ли бы она сюда в противном случае?! Наверное, нет. Значит она уже…»
– Ты знаешь, сколько лет стоит тут на вершине горы этот дом? – спросил Джо, после небольшой паузы.
Руни неопределенно покачала головой.
– А ты? – сказала она осторожно.
– О, да! – бледные губы старого тренера растянулись в странной, какой-то новой, мрачно-торжествующей улыбке, и он добавил. – Я потратил достаточно много сил, чтобы выяснить ответ. Дом очень-очень старый, милая. Кажется, его построили еще во времена Первого Парламента…
Во взгляде Руни промелькнуло понимание. Так, будто он прочитал ее мысли. Так, будто они были заговорщиками.
… И у него всегда был один неизменный и, кажется, бессмертный, хозяин – Нердан Йорман, магистр, основатель Службы, ректор Альстендорфского университета и убийца последнего безумного короля.
Маг, с которым я планирую покончить раз и навсегда.
Синевато-фиолетово-серый снег мелкими, словно крупа, хлопьями валил с усыпанного яркими звездами, чистого ночного неба, наполняя безразличную, холодную, безжизненную, будто навсегда застывшую пустоту раскинувшихся вокруг горных долин и острых, рваных силуэтов громадных черных хребтов, странным, нехарактерным ощущением изменяющегося, текучего времени. Руни сделала пару шагов, кое-где собравшийся в небольшие, пушистые сугробики снег на узкой ветвистой тропинке неловко скрипнул под подошвами ее еще толком не разношенных ботинок, и остановилась. К горлу волнами подкатывала противная, тянущая тошнота. Она пришла сюда в надежде на облегчение, но сегодня эта умиротворенная неподвижность гор лишь раздражала и еще больше бередила тяжелые, пугающе-неприятные мысли.
Это была ее первая, самая первая зима, здесь, в известных лишь немногим живущим ныне людям труднодоступных горных долинах средь пронзающих безбрежное небо острых хребтов Ижгира. Первая зима: самая долгая и гнетуще-трудная, первая зима: время невообразимых, судьбоносных открытий.
Еле заметные следы, вереницей тянущиеся по обдуваемой ветром тропинке, медленно таяли в холодном, бледном, мертвом свете звезд. Руни невольно размышляла о том, что случилось несколько часов назад, и порой проглядывающее впереди мыслей осознание масштаба грядущих изменений заставляло желудок неприятно сжиматься, провоцируя новую волну душной паники. Она чувствовала, что мир не оставил ей выбора…
Кажется, это называлось «ситенарным сдвигом». Очередной, сухой, обезличенный научный термин, будто застывшая, прикрывающая непристойность правды театральная маска, тонкий слой мягкого снега на пушистом, еще помнящем яростное тепло жизни животном мехе… Руни, кажется, навсегда запомнила эти налитые кровью, болью, отчаянием, безумием глаза. Она не хотела такого для них, она не хотела такого ни для кого. Но такова оказалась обратная сторона ее магии, великого и редкого дара, служащего сколько жизни, столько и смерти.
«Те животные просто сошли с ума».
Именно это сказал ей учитель, когда она с растерянным, испуганным непониманием обернулась к нему. Он не скрывал, что знал заранее. Он не стал скрывать, что специально заставил ее сделать все самой. Не стал скрывать, что от этого нет избавления.
«Если ты приняла преимущества, приняла могущество и власть дарованного тебе оружия, асзентэ, то ты примешь и последствия».
И она приняла. Потому что продолжила колдовать. Не остановилась, даже зная, что последует. Возможно, последует – к тому времени на лесной полянке ведь уже не осталось живых животных.
«Твоя магия, асзентэ, магия вещей, вызывает постоянные смещения ситенарных структур магической параллели. Делает магию текучей, непостоянной, впуская чуждую ей изменчивость, от которую параллель в свою очередь тут же стремиться преобразовать. Это элементарно… И влияние такого стационарного сдвига распространяется не только на керты и ситенары аллоров, изменяя свойства известных, закрепленных заклинаний, но и на дуальную природу самих магов. Всех, кроме тебя и меня…»
Ее магия отравляет мир. Весь мир. Ее магия опасна. Она опасна. Опасна для всех.
Руни подняла голову и решительно оглядела раскинувшиеся перед ней темные горы.
Путь они станут ее недоступной, неприступной тюрьмой. Клеткой, из которой она не позволит себе выбраться. Никогда. Раз она не готова отказаться от магии, не готова отказаться от свободы, от себя, значит ей придется попрощаться с другим: придется попрощаться с миром.
Метель за окном тонула в кровавом зареве рассвета…
Да, это была всего лишь первая, самая первая зима. Наивное и светлое время, дни детских решений и пустого геройства, когда она еще верила в то, что творит добро, не замечая, как сладкое искушение магии уже проникает глубоко-глубоко в ее сердце и разум.
