полная версия

Валя Худякова
Мир – Магия

Нет, ее не было здесь.

Тяжелый вздох. Словно он сдавался врагу, словно у него кончилось дыхание… Миг и тяжесть термоса, наполненного горячим чаем на двоих, стала невыносимой.

Грэм поднял руку, стянул лямку с плеча, ловко подхватив сумку за короткие ручки, затем осторожно ступил грязной от осенней непогоды подошвой кроссовка на скат крыши и маленькими шажками добрался до первого удобного места. Внутри его тела бесконтрольно разливались волны тоски, руки дрожали.

Нет, ее не было здесь. Как и не было в нескольких десятках других мест, которые прочесали агенты Службы, не было нигде… Ни следа, ни перемещений, ничего.

– Где ты, Руни? – спросил вслух Грэм, будто пустота могла дать ему ответ. – Где ты?

Он оглянулся на вечерний город.

Дерзкий порыв ветра скинул с головы капюшон, растрепав непослушные волосы, но Грэм не заметил этого. Его взгляд, апатичный и усталый, был прикован к мрачному, уныло-холодному городу, к светящейся паутине его многочисленных проспектов и улиц, к невидимым, спешащим куда-то людям.

Он медленно вспоминал Руни: ее улыбку, ее голос, ее взгляд, перебирал в памяти все те моменты, когда она была рядом, когда поддерживала его, все их разговоры и встречи, споры, их импровизированную игру на тренировочном поле колледжа, ее последнюю улыбку там в толпе около университетского стадиона, улыбку, адресованную совсем не ему. Он знал, что тогда любил ее, но теперь…

Теперь в его жизни появились другие девушки: Эм, Бри… И находясь с ними, Грэм невольно начинал задумываться над тем, что ощущает, и чем дольше они общались, тем острее и болезненнее становился вопрос.

И сейчас, сидя здесь, на скате своей когда-то любимой крыши, Грэм вдруг отчетливо понял одну важную вещь: Руни, его Руни, осталась в прошлом. Она должна была остаться в прошлом, там, за спиной, как и все его чувства к ней. Он должен попытаться забыть ее. Не ради Эммы, или Бри, или еще кого-то, но ради себя. Только ради себя.

Вот поэтому он пришел сюда сегодня. Именно это он хотел почувствовать за всей накопившейся болью, обидой, грустью и тоской. Он хотел знать, что способен отпустить Руни и перестать слепо верить, что она однажды вернется к нему. Однако хватит ли ему сил на этот шаг и сколько потребуется времени, чтобы свыкнуться с его последствиями, Грэм, увы, не знал.

***

Кажется, я всегда знала, что этот день настанет. Все те долгие, темные годы, увенчавшиеся нашим совместным триумфом, сквозь стоны и тихий, еле слышный шепот затравленных, окутанных страхом, словно посмертным саваном жителей Мирана, среди всплесков победных криков, всегда… всегда звучал этот странный, однообразный, будто звук камертона, шелест нашего будущего расставания.

Только вот я никогда не думала, что Курт решиться первым. Хотя, если подумать, а кто бы еще…

Мы встречались. Я видела его перед отправлением на Тартрилон. Осунувшийся, слабый, бледный, с лихорадочным блеском в потускневших от тяжелых мыслей серых глазах. Сидя напротив меня, непривычно согнув широкую спину, он расточал вокруг себя волны отчаяния, разочарования и… безумия? Так сказал Митар: «Курт – безумен». Но я не соглашусь с ним. Курт как никогда и как никто из нас поистине далек от безумства. И именно поэтому он сейчас там, за бушующими волнами Лотиора, в крае изгнанников и провидцев, создает собственное спасение мира.

Курта нет уже два года, и теперь пришло мое время.

Вчера я долго стояла в незримом пространстве воздушного коридора, обдумывая произнесенные когда-то сгоряча слова. Отчего-то они за столько лет так и не покинули мои мысли, и хочется думать, на это была причина.

Новости, ежедневно доходящие до меня из столиц благодаря сохранившимся старым связям, в последнее время тревожат все больше. Я знаю, Митар никогда не отступится от своей цели, особенно той, которую поставил перед ним учитель. Однако разумность его намерений невозможно не ставить под сомнение. Дир и Зира, как никто другой, должны понимать это, должны осознавать, куда ведет путь. Но почему-то они молчат.

Мы своими собственными жизнями позволили маятнику качнуться, а теперь, кажется, перестали понимать в каком месте необходимо его затормозить. И, боюсь, попытки Курта создать противовес не приведут ни к чему однозначно хорошему.

Магия умирает. Возвратившись назад, под серо-синюю тень холодных стен Неймара, я как никогда раньше чувствую это. И теперь ни один человек, даже самый могущественный, не сможет меня переубедить. Я буду действовать! Мы будем действовать! Пока не стало слишком поздно.

Из личных заметок Валы Керы, мага «большой пятерки», профессора Альстендорфского университета и академика Неймара (копия с рукописи высокой библиотеки Неймарской академии теоретической магии)

Урд Милтон, высокий, седовласый маг, задумавшись отстранился от белоснежного листа плотной, гладкой бумаги. Его пальцы – длинные, худые, обтянутые тонкой как пергамент светлой кожей, покрытой многочисленными мелкими морщинками и старческими пятнами, громко забарабанили по затертой поверхности массивного, широкого стола.

– Хм… – тихо произнес он, не разжимая сомкнутые губы, верхняя половина которых была скрыта за густыми, жесткими усами.

– Думаю, у нас есть повод начать серьезно волноваться, Урд, – помедлив заметила склонившаяся над ним красивая, статная женщина в элегантном темном брючном костюме с высоким воротником-стойкой. – Тебе так не кажется? Слишком уж это, – она решительно указала пальцем сначала на потертую кожаную обложку покоящейся около края стола книги, а потом на кипу записей, сделанный аккуратным, незнакомым почерком, – схоже.

– Хм… – по-прежнему совершенно без интереса отозвался собеседник.

Женщина тряхнула головой и недовольно сомкнула на груди руки, отчего ее скроенный точно по фигуре пиджак с шорохом натянулся, а потом обернувшись удрученно уставилась в открывающуюся за окном, каменную панораму квартала Фильминов, где по узким, блестящим в дневных солнечных лучах тротуарах спешили куда-то ассистенты, маги и другие посетители академии. Все вокруг выглядело буднично-размеренным, спокойным и даже сонным. Однако она, увидев однажды изнанку этого мира, больше не верила во внешний порядок.

– Полагаю, ты права, Мад, – наконец ответил Урд, покусывая кончик усов. Он повернул голову, пытаясь встретиться взглядом с ее яркими карими глазами. – Здесь нечего обсуждать.

Брови женщины внезапно нахмурились, а выражение лица изменилось, словно его вдруг тронула мрачная тень скорби. Если он так быстро согласился, значит… Грудь взмыла вверх, приготовившись к тяжелому, обреченному вздоху.

– Нет, – Урд, как всегда, с легкостью прочитал ее мысли, – но стоит сообщить остальным. Ты…

Он не закончил, зная – она и так все поняла. Мадверна развернулась на широком каблуке строгих, удобных туфель.

– Я все устрою, – поджав губы, кивнула она. И, не дождавшись ответа собеседника, решительным шагом проследовала к выходу из кабинета, а затем и мимо аккуратного, крохотного столика новой ассистентки Урда – худенькой, юркой молодой девушки, которую, кажется, звали Бри.

Зимний вечер легкой, таинственной вуалью заботливо и нежно накрывал припорошенные свежим снегом улицы Неймара.

«Бом-бом… три-бом-бом…»

Когда-то могучим, а ныне старчески скрипучим, древним голосом десятков колоколов запела Периодическая башня, осколками разбрасывая по окрестным кварталам гулкое, звенящее эхо.

«Бом-бом… тирли-бом-бом…»

На несколько минут просторный, холодный зал общей библиотеки Первого лабораторного корпуса захлестнула волна шелеста, шорохов, бряцаний, кряхтения, шарканий и режущих особо тонкий слух звуков скоблящего по полу дерева тяжелых, резных кресел с прямыми, словно у тронов, высокими спинками, обитыми свежим, мягким бархатом. Но потом среди грубых, отдающих сыростью, стариной и мхом каменных стен вновь воцарилась привычная для этого почтенного места тишина.

Служащий библиотеки – один из местных ассистентов, которому выпала очередь целый месяц просиживать штаны, скромным, боязливым, но не дремлющим взором подглядывая за особо ловкими и охотными до редких книг коллекционерами- академиками, облегченно выдохнул и обвел усталыми глазами полупустой зал. Как и полагалось, посетителей осталось совсем немного.

– Ола стара!¹⁰²

Парень довольно улыбнулся, потом несколько раз многозначительно переглянулся со своей коллегой по несчастью – молодой, привлекательной девушкой с короткими, пепельно-серыми волосами (она разбирала какие-то книги сидя за служебным столом, слегка наклонив в сторону голову и сосредоточенно закусив нижнюю губу) и, получив от нее в ответ желанную загадочную полуулыбку, приготовился отбывать последние часы до окончания смены, изредка лениво поглядывая на разбросанные под темными полудугами сводов столы с заработавшимися учеными. Все, как всегда, очередной долгий день в библиотеке медленно катился к своему завершению.

Но это была лишь иллюзия… Ведь если бы парень пригляделся, то возможно заметил бы неподвижные головы, застывшие, словно смотрящие в пустоту, расширенные зрачки, дрожащие на весу пальцы, не коснувшиеся клавиш «Легионов» и «Виртулов» искусственные, вынужденные движения, тонкие блестящие кольца одинаковых браслетов-артефактов на запястьях академиков и невидимое присутствие магии…

Но парень не пригляделся.

Глава 20

Солнечный луч ярким, неумолимо-острым лезвием разрезал темноту погруженной в уютный полумрак комнаты и, обратившись в небольшое, слегка пульсирующее пятно, остановился на подрагивающих во сне сомкнутых веках. Копна черных кудрей, беспорядочно разметавшихся по подушке, неохотно зашевелилась. Ал открыл заспанные, припухшие, с проступившими в уголках красными прожилками на белых, глянцевых белках глаза и тут же, недовольно выдохнув, закрыл их и резким, решительным движением перевернулся, стараясь спрятаться от нежданно пробравшегося сквозь тонкую щель в плотно задернутых шторах света.

Спустя мгновение, он понял, как ошибся. Неприятная, звенящая боль вспышкой пронзила его дремавшее сознание.

– Бра-а-за!

Ал застонал и бледными пальцами крепко вцепился в подушку. Сон как рукой сняло.

– О-о-о… браза-а-а…

Он медленно, стараясь не совершать лишних движений, развернулся, спустил ноги на пол и сел. Боль, сконцентрировавшись под тонкой кожей висков, принялась отплясывать там шумный канкан.

Ал ещё раз выругался. Отросшие спиральки волос перекатываясь спали на сморщенный, высокий лоб. Ссохшиеся, потрескавшиеся губы искривились, правый глаз, прищурившись, закрылся. Сколько же он выпил?

«Столько, сколько за все эти годы не пили, вен! – пронеслись в голове беспечные слова Рима. – Ох-хо-хо…».

Вчера вечером Ал был уверен, окончание третьей ступени университета точно стоит любого утреннего похмелья. Но, кажется, так сильно он еще никогда не ошибался.

К горлу подкатил неприятный, скользкий комок рвоты. Ал схватился за живот, тихо застонал, опустив голову так, что лоб уперся об острые колени, однако сдержался. Да, возраст, кажется, начинал сказываться на его организме, несколько лет назад он бы не настолько сильно страдал. Перед ним на полу в горе помятой, скинутой впопыхах одежде валялся слегка поблескивающий в полумраке памятный значок университета – грейе. Вчера его Алу вручил сам профессор Ильгерд Альт: по своему обыкновению загадочно улыбаясь, тот крепко стиснул его липкую, влажную от волнения руку.

«Ну что ж скоро увидимся Алан, – Ал помнил, как профессор легким, изящный движением провел немного согнутыми, морщинистыми пальцами по идеально гладкому лацкану пиджака, после чего на нем словно из ниоткуда появилась яркая, металлическая плашка грейе. – Арто виэ?».

Ал усмехнулся и тут же сморщился от усилившейся боли.

Да-а-а, кто бы мог подумать, что он добровольно согласится пойти работать преподавателем, к тому же еще и на факультет теормага.

«Куда катится мир, вен? Куда катится мир… – философски заметил Рим, когда Ал пару месяцев назад сообщил ему о своем решении. – Жертва системы…».

Жертва Ильгерда Альта, если быть точным. И собственных природных талантов…

Ал, аккуратно разогнувшись, поднялся на ноги. Темнота комнаты перед глазами закружилась в легком танце. Но Ал, не обращая на это никакого внимания, еле-еле перебирая ногами, направился в сторону кухни.

Десять минут, и он уже сидел за столом, рассеянно наблюдая за бегущими мимо, пушистыми облаками, ощущая на губах приятно-горький вкус крепкого, свежезаваренного кофе, с каждым глотком которого боль в голове хоть немного, но отступала.

На Нике вчера было роскошное платье… Струящееся полотно ткани, мягко обвивающее ее стройную, гибкую фигуру. Ал мягко улыбнулся. Она отлично смотрелась в окружении своих респектабельных родителей и друзей в отличие от него самого, который, как ни старался, во что бы ни одевался и что бы ни говорил, не мог вписаться в их общество, благо хоть Рим умело разряжал шутками возникающее порой острое, слишком неловкое напряжение.

Ал уже давно и довольно ясно понял – в мире знакомых Ники ему не найдется места. Он даже думал, что привык. Однако каждый раз, встречаясь с этой компанией, осознавал, насколько еще далек до полного равнодушия к их скептическим, мимолетно-презрительным взглядам. Особенно тяжело Алу давалось общение с Грегором Праттом, отцом Ники, который очевидно не слишком-то был рад видеть рядом со своей идеальной и горячо любимой дочерью кого-то вроде него: обормота и лоботряса. Но поскольку Ника была счастлива, а Ал со временем все-таки стал напоминать более-менее приличного парня и даже метил в университетские преподаватели, старший Пратт терпеливо молчал, вежливо, сухо улыбался и изредка, в основном чтобы порадовать дочь, даже хлопал Ала по плечу своей на удивление тяжелой, худощавой рукой, когда парень заезжал к ним домой.

– А где твои родители, Алан? – поинтересовался Грегор вчера, когда они вместе стояли около входа и ждали, пока Ника наговориться с подругами. Его слегка гнусавый, низкий, поставленный голос звучал утомленно.

– Да, не приехали, – пояснил Алан, добавив, – я не пригласил.

– Хм… – Грегор пристально посмотрел на него сверху вниз, и от этого взгляда Алу стало не по себе, – ясно.

Больше они не разговаривали до самой церемонии.

Ал, действительно, не пригласил родителей, хотя, конечно, мог, и мама с папой вряд ли бы отказались навестить его в Альстендорфе. Но он просто не считал окончание университета настолько уж важным событием, как и Эф, кстати, который тоже после третьей ступени слушать не хотел о том, чтобы кто-то пришел поздравить на его прощальный вечер.

Эф….

Ал с неожиданной для себя тоской вспомнил о брате. Вот кого-кого, а Эфа он бы, наверное, позвал, хотя бы ради веселья – Эф с Римом всегда начинали горячо спорить, стоило им оказаться в пределах одной комнаты. Да и вообще, они с братом так давно не виделись. Однако Эф был где-то там, далеко, аж на другом континенте…

Ал до сих пор толком не понимал причин, по которым брат несколько лет назад вдруг ни с того ни с сего бросил свою налаженную, привычную жизнь здесь, в Альстендорфе, и укатил в Мару. Сколько Ал себя помнил, Эф всегда хотел быть следователем, он добивался этого многие годы: идеальной учебой, стажировками в Неймаре, практикой в Службе; ему нравилась его работа, он быстро продвигался по карьерной лестнице, много трудился и буквально жил этим. А потом раз, и в одночасье оставил все позади.

Хотя теперь, когда прошло некоторое время, Ал не мог не думать о том, что Эфи, нарочно или нет, сделал все на удивление правильно.

В последние пять лет дела в Службе явно шли не самым лучшим образом. Газеты постоянно писали о том, что в Парламенте вот-вот примут очередные, кажется, уже третьи, ограничительные поправки в нерды,¹⁰³ и это были явно не последние изменения – судя по всему, большинство партов выражали свое искреннее желание продолжить пересматривать права агентов. Мнение же обычных граждан раскололось – одни считали такие действия недопустимыми и подрывающими устои современного порядка, а другие, наоборот, ратовали за куда более радикальные изменения. В прогрессивных университетских кругах все более отчетливо стали звучать призывы к пересмотру кодексов, пару раз местные газеты даже напечатали несколько весьма смелых интервью на эту тему, но дальше студенческих обществ идеи пока что не разошлись.

И все это на фоне сначала регулярных, до сих пор нераскрытых убийств (о которые усилиями прессы становилось известно всем и каждому), а потом многочисленных инцидентов, стычек агентов с… (Ал тут был почти уверен в своих выводах, поскольку встретил пару-тройку знакомых по клубу имен)… с членами Ордена, судебных разбирательств, горячих дебатов в Парламенте.

Теперь все вокруг интересовались политикой, следили за новостями и с видом экспертов вели долгие, философские беседы о прошлом и будущем.

– Браза, куда катится мир….

На месте Эфа он, учуяв такую заварушку, тоже бы все бросил и свалил куда-нибудь подальше. Однако, и Ал прекрасно понимал, Эф скорее всего ринулся бы на передовую, чем вот так просто сдался.

– Надо все-таки поговорить с ним об этом, – в очередной раз мысленно напомнил себе Ал.

Он аккуратно стукнул кулаком по торцу столешницы, словно демонстрируя решительность собственных намерений.

– Надо бы поговорить…

Но Ал знал, что не станет этого делать. Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц… Они вообще ни разу толком не разговаривали с тех самых пор, как Эф уехал, и в этом не было его вины. Ведь, несмотря на любопытство и тоску по брату, это Ал сам с упрямой настойчивостью избегал любых серьезных, обстоятельных бесед, не без оснований полагая, что любая из них обязательно возродит моменты прошлого, от которых он так старательно пытался избавиться все эти годы.

Неуютное, негласно установившееся, холодное молчание тяготило не только Ала, где-то там за древними, мощными стенами Эф, закинув ногу на ногу и вполоборота развернувшись к небольшому арочному окну, за которым незримо шумели беспокойные волны океана, тоже с грустью подумал о брате. Его застывшая, высокая, худая фигура, облаченная в прямые, черные брюки из приятной, мягкой ткани, удлиненный, свободный пиджак-китель с закругленным воротником-стойкой и подобранными, стянутыми манжетами широкими рукавами, с отросшими ниже широких, угловатых плеч локонами волнистых волос, темно-серым пятном выделялась на фоне ясного, практически безоблачного утреннего неба.

Жизнь в Маре сильно изменила бывшего следователя, и хотя он формально все еще оставался агентом Службы, спустя пять лет здесь, в академии, к нему относились скорее как к обычному сотруднику, и Эф был очень рад этому. Он вообще теперь мало походил на себя прежнего.

Стопки дел на столе сменились разноцветными переплетами книг, черный браслет агента уступил место туго обхватывающей запястье кожаной накладке – обычной для всех магов Мары, а поиск правонарушителей превратился в бесконечное, куда более захватывающее путешествие по вселенной магических знаний, хранящихся от посторонних глаз среди бесчисленных рядов манускриптов и книг библиотеки академии.

Жизнь в Маре текла иначе, и первое время Эф никак не мог приспособиться к местным порядкам. Здесь везде незримо, но неотступно присутствовала магия. Словно горячее дыхание невидимого существа, щекочущее холодную кожу, она следовала за тобой, куда бы ты ни направлялся. Она текла по многочисленным, разветвленным проулкам между зданиям, и когда Эф, еще не привыкший к постоянным перемещениям, пешком ходил от корпуса к корпусу, прилетела на крыльях свежего, океанского бриза во время его ежедневных вечерних прогулок после работы, без спроса врывалась в мысли, путала чувства, не давала заснуть темными, холодными южными ночами, навевая странные, а порой и пугающие сны, от который каждый раз становилось не по себе… Первые месяцы Эф не мог заставить себя не сопротивляться этому назойливому, слишком агрессивному и нарочитому воздействию, помня то, о чем предупреждали их на факультете права, упорно отказываясь активно применять магию для элементарных по меркам магов Мары действий, отчего порой очень страдал.

Подняться пешком на какую-нибудь высокую башню? Да, дора.

И в очередной раз уткнуться носом в каменную стену, потому что, конечно, тут нет двери? О-о-о, с радостью.

Наблюдать, как на спокойном, невозмутимом лице Астана Гарлана проступают неожиданные, гневные, разраженные складки, когда ты в десятый, а может уже и в двадцатый раз потревожил его в течение одного дня и попросил перенести внутрь собственного кабинета? Бывает…

Заблудиться в секциях библиотеки, нарваться на хитроумную магическую защиту, которая чуть ли не выбросит тебя в прорыв? Буквально каждый день!

Браза!

Сейчас Эф всегда снисходительно улыбался, стоило ему вспомнить то далекое время. Иногда он даже удивлялся, как вообще умудрился остаться здесь, не разругаться со всеми и… выжить. Ведь несмотря на все сложности Мара все-таки стала для него и Агни самым настоящим домом.

Теперь Эф относился к магии совсем по-другому. Теперь Эф осознавал, каким прямолинейным, неглубоким, недалекими, незрелыми были его старые принципы и суждения, то, во что он так искренне верил и за что боролся. Теперь Эф видел куда шире, он знал куда больше и понимал, что мир по-прежнему хранит от него великое множество тайн. Он шел по вновь намеченному пути маленькими осторожными шажками. Он больше не был агентом, он не был прежним, он был собой и медленно становился тем, кто был готов повести магический мир к возможно более светлому, свободному, более человечному (Эф искренне верил в это) будущему.

***

Ирди Эрглокер, молодой, атлетически сложенный парень лет двадцати восьми – тридцати, открыл глаза и быстро, с любопытством и одновременно с привычной настороженностью огляделся по сторонам. Кончики его длинных пальцев еще слегка покалывало от перемещения, кровь слишком громко стучала в висках, не давая до конца сосредоточиться, а левое запястье, туго обтянутое широкой полосой ткани, под которой скрывался браслет, крепко сжимала чужая, мокрая ладонь.

– Иром, – позади вдруг раздался знакомый, немного гнусавый женский голос, и Ирди моментально расслабился.

– Иром рино, Лис, – он повернулся, приветствуя собеседницу широкой, довольной улыбкой.

Пальцы, сомкнутые на его запястье, торопливо разжались.

– Иром, – коротко поздоровался попутчик.

– Как добрались? – Лиса кивнула и медленно двинулась куда-то вглубь трибольного стадиона, поманив прибывших рукой.

Высокие ряды разноцветных трибун, взмывающие вверх словно гребни огромных волн, затянутое обрывками густого тумана темно-синее, ночное небо, теплый воздух, приятно согревающий кожу, зеленый ковер аккуратно подстриженной травы, прогибающийся, приминающийся под каждым шагом и абсолютная пустота.

“Идеальное место для подготовки, – одобрительно подумал про себя Ирди. – Лис – молодец!”

Он еще раз окинул взглядом стройную, немного сутулую, но неизменно неторопливую, сдержанно-элегантную фигуру шагающей перед ним женщины и вдруг подумал, что хотя она и старше его лет, наверное, на десять, он был бы совсем не против пригласить ее на ужин. Не сейчас, конечно…. Но однажды, когда они закончат с этим… Правда, вряд ли она согласится. И вообще ему не стоит надеяться, что после завершения собраний они еще хоть раз встретятся.

Лис в Ордене знали практически все. За последние несколько лет, в течение которых противостояние Ордена и Службы накалилось до предела и подобно вышедшему из берегов самовольному, полноводному, шумному потоку разлилось далеко за привычные границы закрытых кабинетов агентов и партов, такие энтузиасты как Лиз стали собирать вокруг себя активных, умелых единомышленников – орденцев недовольных бездействием Службы, и устраивать своеобразные полуподпольные магические курсы самообороны, куда частенько заявлялись оперативные группы агентов. Некоторые такие кружки, достаточно сплотившись и окрепнув, постепенно перерастали в целые отряды, открыто вступающие в стычки с агентами в знак протеста или с требованиями более существенных политических изменений. Кружок Лис был одним из самых крупных и успешных в Ордене. Ирд попал в него три года назад и с тех пор уже успел поучаствовать в десятках громких акций, обзавестись негласной репутацией мастера по перемещениям, а также пусть и не очень широкой, но все-таки известностью. Теперь Лис почти всегда приглашала его на обсуждение планов будущих дел. И именно этим они и собирались заниматься сегодня, на пустующем во время чемпионатных каникул безызвестном трибольном стадионе, где-то недалеко от окутанного вечным туманом Крондорфа.

– Откуда информация? – требовательный баритон Гротера Ломака низким гулом разнесся по залитому холодным, выбеленным светом коридору.

Курт, который словно провинившийся мальчишка семенил рядом с боевым магом, искусно увернулся от очередного широкого взмаха его сильной руки – им двоим, широкоплечим и коренастым, определенно было тесно в этой узкой, картонной коробке, после чего ответил.

– Из надежного источника.

Гротер Ломак, не скрывая сарказма, ухмыльнулся. Тонкие губы на его широком, угловатом лице с выразительными скулами, массивной нижней челюстью и немного грубоватым, прямым носом с узкими ноздрями, выгнулись в извилистую, ломаную линию.

– Сынок, ты за дурака меня держишь, а? – он стрельнул в Курта острым как лезвие взглядом. – Я просто так в драку не полезу и людей своих не пущу.

Курт вздохнул. Он на это и не рассчитывал, только вот времени на обстоятельные разъяснения у него тоже не было.

– Если я скажу, что от агента Борина, вас устроит?

– Ха-х, – Ломак усмехнулся снова. – А почему агент Борин тогда не послал мне официальный запрос? Я в отличие от вас, оперативников, к следователям отношения никакого не имею.

Курт ожидал такой ответ. Ровно десять минут назад он практически слово в слово процитировал его Антону, но тот нарочно пропустил этот сбивчивый монолог мимо ушей и все равно велел пойти уладить вопрос лично. Курт понимал, шанс, что Ломак согласиться без официального задания был крайне мал, однако тот факт, что боевой маг еще бодро шагал в сторону тренировочного зала подогревал в агенте надежду на успех.

– Он отправит, но позже, – своим самым честным голосом заявил Курт. – Времени в обрез, Гротер. Мы не успеем иначе. Кто знает, насколько долго эта посиделка у них продлится…

Ломак с секунду помолчал, видимо, обдумывая окончательный ответ в голове, а потом, вдруг быстро оглянувшись на Курта, спросил.

– И что, эта Сенград точно там? – его тон стал мягче.

Курт чуть ли не подпрыгнул на месте от счастья, но вовремя сдержался.

– Да, мои ребята подтвердили, – откликнулся он, всеми силами стараясь скрыть ликующие нотки, норовящие прорваться сквозь поставленный, четкий голос, – она и еще парочка известных личностей.

Агенты остановились прямо перед закрытыми дверями тренировочного зала.

– Хм… Ну, ладно, – Гротер коротко кивнул. – Беру Дому и Лика. Отправишь кого-нибудь из своих за ними.

Курт не стерпел и широко улыбнулся.

– Меру, Гро…

– Истан, – Ломак, перебив коллегу, скривился, после чего по-хозяйски взмахнул рукой, и двери тренировочного зала, за которыми в полной готовности собралась практически вся оперативная группа, с грохотом распахнулись. – Ну, что ребята… – Гротер медленно обвел агентов немигающим взглядом. Курт предусмотрительно смолчал и замер, – за дело! Мирдан соан, пора прижучить этих орденцев!

Ирд почувствовал неладное слишком поздно, чтобы суметь хоть как-то среагировать. Он сидел, слегка склонившись на бок, подперев рукой левую щеку, и слушал объяснения Лис, когда вдруг легкий, будто от сквозящего ветра, странно-пугающий холодок пробежал сверху-вниз по его спине. Очевидно, другие вокруг тоже ощутили это движение – Лис замолчала на полуслове и вмиг вся напряглась, словно готовясь к яростному броску, а парень рядом с Ирдом даже тихо вскрикнул.

– Браза…

Мгновение. И вокруг них, сомкнувшись плотным кольцом, появились агенты.

Ирд рефлекторно вскочил на ноги. Мимо него, ярко вспыхнув, пролетели две молнии: одна из них с щелчком погасла стокнувшись со щитом, а вторая – угодила прямо в соседа, и тот повалившись мягко сполз на зеленую траву.

– Урлан дэл!

Ирд, даже не целясь, выпустил в ответ пару заклинаний. После чего, продолжая отбиваться, стал искать глазами Лису.

Им не впервые приходилось сталкиваться с агентами. Ирд уже несколько раз попадал в такие вот переделки. Главное тут – выбраться из оцепления – отбиваться и выжидать, пока кто-нибудь не найдет во внешних заградительных сферах агентов слабое, уязвимое место, а потом выскользнуть и, прихватив с собой пару коллег, переместиться.

Но сегодня, кажется, все было совсем по-другому. Ирд понял это сразу, как только его полный решимости взгляд встретился с яростно блестящими, зеленовато-голубые глазами Лисы. Она стояла, окутанная слабым, золотистым сиянием невесомой, обвившей ее магической сети, стояла, бессильно опустив дрожащие руки. Стояла, сгорая от гнева, лишенная возможности сопротивляться.

– Как быстро… – пронеслось в мыслях Ирда…

Очередная вспышка врезалась в его щиты, и парень автоматически отправил точно такую-же в ответ. Но его взгляд все никак не мог оторваться от Лис, словно не верил в то, что она уже попалась. А потом он вдруг увидел за ее спиной знакомое угловатое лицо и все понял. Здесь был Гротер Ломак – тот самый боевой маг, одного из ребят которого Лис однажды в пылу драки очень сильно покалечила. Видимо, он пришел сюда исключительно ради нее.

«Ирд, каждый сам за себя. Уноси ноги!» – тихий голос Лисы, зазвучавший в голове, вывел парня из оцепенения. – «Уноси но…»

Золотое свечение вокруг нее ярко вспыхнуло, и связь прервалась. Но Ирду не надо было повторять дважды, он и так знал, что должен делать.

– Ну, что, уходим? – поинтересовался Гротер, медленно оглядывая замерших около агентов, обезоруженных и обездвиженных магией бунтарей-орданцев. Парочка из них, конечно, успела смыться, но самые главные все как один дырявили его своими гневными, острыми взглядами. – Хм, большой улов, – он довольно усмехнулся и нарочно кивнул Лис, но та лишь фыркнула в ответ.

– Ола, – отозвался Курт.

Гротер хлопнул в ладоши.

– Принято. Парни, – он махнул рукой Лику и Максу, – убирайте поля. Пора нам оставить сие бренное место и показать нашим дорогим друзьям их новый, – Ломак осекся, его голос и без того низкий, стал совсем басистым и хриплым, – до-о…– он не договорил.

Что-то было не так.

Ирд, который, ссутулившись от разливающейся по телу ноющей боли, стоял прямо около высокого, худого, рыжеволосого агента, второй раз ощутил это пугающее, непонятное, еле уловимое движение магии, заставляющее тонкие волоски на спине вставать дыбом. Он сам не понял почему, но тут же поднял глаза на агента, и тот тоже смотрел на него.