Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Глава 10. Задача со многими неизвестными
В противоположность прошедшему вечеру, когда время тянулось, словно резиновое, всю первую половину утра следующего дня Филипп как будто куда-то опаздывал.
Проснулся он в начале десятого. Провалявшись в постели еще с полчаса, он попытался представить, как будет проходить предстоящая встреча. Кто начнет беседу? Как это произойдет? Что будет дальше? Затянется ли она хоть на пару часов, или он убежит оттуда через десять минут после начала?
Филипп наспех принял душ, после чего загрузил стиральную машину и запустил стирку. Затем он начал бриться, в результате чего дважды поранил шею. Придя на кухню, он наполнил водой электрический чайник, но забыл его включить. Из холодильника он выудил сыр с маслом и огурец с тремя помидорами и положил все это на стол, после чего извлек сковороду и принялся жарить глазунью. Два помидора поменьше направились обратно в холодильник.
Филипп вернулся в комнату и захотел проверить почту, но, вспомнив о плите, вернулся на кухню как раз вовремя – яичница хотела было начать подгорать. Выбирая между чаем с лимоном или капучино, он наконец обнаружил, что забыл включить чайник. К половине одиннадцатого до максимума наполненный чайник наконец засвистел. К тому времени желание выпить чай взяло вверх, и капучино переназначился на вечер.
Незаметно пролетело полтора часа: завтрак, новости, трейлеры новых фильмов, неожиданное интервью кинозвезды – и на часах полдень!
На встречу Филипп оделся просто: темно-синие джинсы, такого же цвета майка и легкая куртка с оттянутыми за последние несколько лет карманами. Все это он разложил на еще не убранной постели и отошел чуть назад, чтобы посмотреть на такой вот комплект со стороны. Он попытался представить, что может ему сегодня пригодиться, но так ничего и не представил.
Тут он полубоком сел на стул, закинув ногу на ногу, положив правую руку на спинку стула и опершись левым локтем в колено, и стал молча собираться с мыслями. Филипп нередко сопровождал свои действия эпитетами. Совсем недавно, например, он вслух считал яйца, содержимое которых выливалось на сковороду, порицал себя за забытый чайник, реагировал на большей частью грустные новости и ругался, когда порезал шею во второй раз. Сейчас же он сидел в полной тишине, словно слушая то, что возможно было услышать не ушами, но каким-то другим органом чувств.
Вполне вероятно, что Филипп размышлял о том пути, который ему предстояло пройти вплоть до сегодняшнего дня.
«Были ли там случайные события, или все они связаны между собой незримой нитью?»
Или же он пытался представить тот страх, который ему еще предстоит испытать.
«Будет ли мне от этого легче противостоять трудностям, или же просто будет легче распознать момент, когда нужно будет бежать с поля боя?»
Кто знает, может быть, он вообще не думал о встрече, а вспоминал какие-то определенные события из детства или юности.
«Об этом ли мне хотели сказать родители, когда читали мне эту сказку перед сном, или же та история с марками снова хочет повториться?»
Хотя быть может он просто вспоминал кого-то.
«Поддержал бы меня он в этой авантюре, или же все это приведет меня к ней?»
Если мы и можем строить догадки о том, какие вопросы могли возникнуть во время этого молчаливого сеанса, то об ответах лучше и не думать. Ведь их могло быть так много! Да и если бы на них можно было бы дать ответы, не пришлось бы ему сидеть два часа. Только сидевший на подоконнике и ожидавший половины третьего Маленький Риск знал, на что толкал в тот момент Филиппа. Роль его в этой части игры была уже сыграна, и поэтому он спокойно наблюдал за тем, как неведомо откуда рядом с ним возник Большой Страх, который молча подсел к нему, затем уже поприветствовал и устроился поудобнее, чтобы в свою очередь начать наблюдать за своим объектом.
Филипп просидел довольно долго, время от времени то лишь меняя положение ног, то зеркально меняя положение всего себя, пока в районе двух он не встал со стула и не начал готовиться к выходу. Он хорошо потянулся, неспеша перенес одежду на стул, на котором все это время сидел, и начал застилать постель. Сделав это, он открыл собранный накануне рюкзак и принялся изучать его содержимое так, будто не он сам укладывал его вчера вечером: блокнот с ручкой, полотенце, нож-веревка-спички, два томика Шекспира, жестянка пива…
«О чем я думал?!» – говорил он, вытаскивая давно уже согревшуюся банку пива и помещая ее обратно в холодильник. Филипп вытащил блокнот с ручкой и книги, а остальное положил на стул. Подумав немного, он положил блокнот с книгами на стол, и вернул все остальные предметы на свои места. Положив ключи и бумажник во внутренние карманы куртки, он прихватил блокнот и книги и вышел из дому, заперев за собой дверь.
Где-то через минуту Филипп вернулся и оставил на столе один из томов Шекспира. На часах было двадцать минут третьего.
Глава 11. Первая ступень
Все десять минут до «Кинопуса» Филипп с Аароном шли молча. Первый лишь изредка задавал дежурные вопросы типа «как дела?» и «ну как, готов?». Так обычно себя ведут не совсем знакомые люди, которым оказывается нужным совершить какой-то поход поневоле на близкое расстояние и которые только и думают о том, какую бы тему придумать для разговора, способную хоть ненадолго продлить совместное времяпровождение.
Филипп, думается, сам себе эти вопросы и задавал. Это он нервничал, это у него бился пульс, и это за ним еле поспевал Маленький Риск, наслаждаясь апрельским солнцем.
Было ровно три часа пополудни, когда Аарон свернул с улицы под арку и повел Филиппа за собой вглубь двора, в котором тот ранее никогда не бывал. «Вот интересно! Двор, можно сказать, под носом был всю мою жизнь, а я в него никогда и не заглядывал», – думал он. Они пересекли двор и вошли в помещение на цокольном этаже здания через приоткрытую дверь в небольшом тамбуре, достроенном, судя по стилю и использованному материалу, совсем недавно.
Небольшую табличку со стильной надписью «Кинопус» над входом Филипп не заметил, так как очень волновался по поводу того, где он окажется через считаные секунды. А оказался он в помещении, напоминавшем небольшой кинозал. В глубине размещался уютный бар, за стойкой которого беседовали высокого роста парень – скорее всего бармен – и какая-то девушка. Подсознательно Филиппу сразу захотелось пройти туда, но его уже начали приветствовать ставшие знакомыми студенты второй группы четвертого курса актерского факультета.
Приветливо здороваясь, Филипп начал пересчитывать присутствовавших: «Аарон с Артуром, Я'эль, Мартин, смуглая девушка Агнесса…». В итоге получилось пятнадцать, не считая пришедшего вместе с ним Аарона. «Все пришли! Ни одного отсутствующего!» – лелеял он свое тщеславие.
– Ну как, ждем еще кого-нибудь? – непредусмотрительно спросил Филипп.
– Нет, мы все в сборе, – ответил Артур. – Мы давно уже тут – фильм смотрели…
Тщеславие Филиппа в момент улетучилось, однако он, пристыженный, сразу же был взбодрен другим чувством – чувством уважения.
– …в дополнение к нашей домашней работе. Интересно было пересмотреть его с учетом тех ваших замечаний, которые вы вчера сделали.
– Понятно. Это действительно здорово! – ответил Филипп и начал проходить перед первым рядом к самой его середине. Он был очень тронут тем, что его советы и его самого восприняли всерьез и был почти готов сделать шаг по направлению к неизвестному, но его будто что-то удерживало. Что-то коробило его душу – то, что он не хотел бы назвать своим именем. Поэтому ему пришлось немного подумать, дабы придать своему вступлению нужную форму. Филипп опустил голову, затем исподлобья посмотрел на сидящую перед ним молодежь, поднял правый угол рта в кривой улыбке и спросил:
– Любите ли вы участвовать в авантюрах?
Аудитория молча продолжала его слушать. Никто не решился ответить «Даааа!», словно дети в детском саду. Филипп же терпеливо ждал ответа.
– Любим, – первой преодолев стеснение ответила Я'эль.
– Ну а как же их не любить! – незамедлительно подхватил ее Филипп. – Ведь авантюра есть не что иное, как приключение. Первое слово подсознательно воспринимается с определенной долей недоверия, а второе всегда предвосхищает интересные и увлекательные события. Первое – настораживает, второе – радует. Однако если приключение не предполагает неудачный исход – хотя, несомненно, никто не может его отрицать, – то авантюра готовит нас к этому с первого своего упоминания. Случайная неудача в одном случае против провала по доброй воле в другом.
То, что мы с вами задумали совершить – чистой воды авантюра. – С этими словами он начал медленно прохаживаться перед недлинным первым рядом, и почти дойдя до стены разворачивался и двигался в противоположном направлении. – Сам театр с определенной точки зрения есть авантюра, ведь мы, режиссеры и актеры, начинаем играть с воображением зрителей, будучи совершено с ними незнакомыми и тем не менее пытаясь воздействовать на их чувства. А вдруг неудача? А вдруг они просто встанут и выйдут из зала, тем самым перечеркнув месяцы и годы кропотливого труда и обрезав им крылья? Но мы будем говорить: «Пусть выходят! Мы – профессионалы, и мы знаем, как себя держать в подобных ситуациях, потому что мы всегда готовы к неудачному исходу и сознательно идем на авантюры…».
На мгновение Филипп осекся, после чего повернулся к залу и спросил:
– Давайте-ка сейчас переберите в уме авантюры, на которые вы когда-либо решались, и расскажите нам о них. Ну, скорее всего только мне, потому что вы вполне могли уже все это друг другу перерассказать за четыре года, – улыбаясь и потирая слегка вспотевшие ладони пригласил их Филипп.
– Так, – начал Аарон, – пока все вспоминают, давайте я расскажу о своей авантюре. О ней я прежде не рассказывал и, надеюсь, вас это повеселит. Когда я был еще на подготовительном курсе, я посмотрел фильм о человеке-невидимке. Это был старый-старый фильм, еще черно-белый. Новый римейк к тому времени еще не вышел, а то меня сразу бы раскусили и вышвырнули из центрального зала нашего вокзала, в котором я начал вести разговор непонятно с кем. Знаете ту огромную пальму в центре, вокруг которой стоят кресла, нет? – Ребята кивнули. – Я стоял к ней лицом, с достаточно озадаченным лицом, я бы сказал, и сначала отвечал на воображаемые вопросы, а после начал задавать свои. Человеку, смотревшему на меня спереди из-за пальмы, вполне могло показаться, что я веду разговор с кем-то, сидящим в кресле к ней спиной. Но те, кто были рядом со мной или проходили мимо меня сзади, все как один замечали неординарность ситуации. Кто-то даже попытался привлечь мое внимание, окликнул пару раз, прежде чем ему посоветовали отстать от очередного спятившего подростка.
– Да ты просто напугал их, – констатировал Филипп. – А что ты говорил невидимке?
– Он мне сообщал что-то очень тревожное, а я спрашивал, что мне делать. Не помню уже точно.
Аарон схитрил. На эту авантюру он шел дважды, и каждый раз с ним был Артур. Они поспорили о том, кто из них дольше умудрится играть на чувствах людей, находившихся в зале, причем если один играл, другой записывал это на камеру втайне от окружающих. Просидели они там часа три, и потом ухохатывались, просматривая видео. Аарон продержался намного дольше, чем Артур, но вот видео с участием Артура вышло каким-то кривым и косым.
Артур правильно оценил ситуацию и хотел было начать рассказывать о своей авантюре, но его ловко обогнала Зои.
– Я была тогда совсем маленькой, лет мне было эдак шесть. Лето мы тогда провели в деревне. У меня было два теннисных мяча. Один желтый, другой красный. Помню еще у папы среди пластинок была одна с черной обложкой, на которых было только два шара – красный и желтый, правда они выглядели, как биллиардные2. В тот день что-то дернуло меня взять эти два мяча, пойти вдоль дороги и начать бросать их в деревянный забор одного из дачных домов, обитатели которого отсутствовали. Один из бросков желтым мячом пришелся в самый верх забора. Мяч отпрыгнул от него и полетел в сторону противоположного дома. Забор там был невысокий, и мяч благополучно опустился на чужую землю. Вернуться домой я побоялась – меня бы начали отчитывать за такой дальний маршрут, – но и жизни своей без желтой пары я тогда не могла представить. И вот эта шестилетняя девчонка перелезает через забор, опускается на чужую территорию и приближается к желтому мячу, аккуратно лежащему в лунке под деревом. Когда же я наконец подобрала свой мяч, я подняла голову и увидела зелено-красные яблоки, зревшие прямо над моей головой. Будто под гипнозом я начала рвать яблоки – а рвались они красиво, иногда аж с листьями! Я протолкнула их через ограду, а мячи – не буду же я с ними расставаться! – положила в карманы. Перелезла обратно, подобрала яблоки и спокойно пошла домой. Но мне этого показалось мало, и через полчаса я вернулась с полиэтиленовым мешком в кармане. Подойдя к ограде, я увидела хозяйку, заходившую в дом. Все вокруг мне говорило: «Нельзя! Вернись домой!», но вот вбилась мне в голову идея полного мешка дармовых яблок, и я снова полезла туда. Когда же я отпустила ветку, на которой хоть еще и оставалось несколько яблок, но которые бы просто не поместились в мой мешок, меня тихонько, так, чтобы не испугать, окликнул хозяин: «Зои, Зои, не бойся». Я же вскрикнула, словно ужаленная, и от страха присела, выронив из рук свой мешок. «Не бойся, Зои, все в порядке», – продолжал тихим голосом успокаивать меня хозяин яблок. Скоро я пришла в себя. Оказалось, что хозяин был свидетелем моего первого визита. Улыбаясь, он наблюдал за мной из-за занавешенного окна. Во второй же раз он решил объяснить мне суть происходившего.
Филипп с ребятами с наслаждением слушали историю Зои. Каждый из них рисовал себе описываемую картину, у каждого в воображении рождались свои хозяева яблок, деревня и шестилетняя Зои.
– Мы посидели еще минут с десять. Сначала он собрал рассыпавшиеся яблоки в мешок, потом добавил еще два с ветки повыше, приговаривая, что эти ветки и так нужно было облегчить. В конце он сказал мне, что вообще-то этим яблокам еще недели две нужно дозревать, и что как раз перед нашим отъездом в город он приглашает меня зайти к нему на сбор урожая, но с мешком побольше и уже как положено – через ворота в заборе. Это только годами позже я соотнесла слова «ветки надо бы облегчить» с «им еще недели две зреть». Добрый был человек. Он меня этими яблоками человеком сделал. А те мячи до сих пор у меня хранятся.
– Как чудесно закончилась твоя авантюра! – сказал Филипп. – Самое настоящее приключение, авантюра в котором предстает самостоятельным эпизодом. Кто следующий?
Ребята смотрели друг на друга, не рискуя случайно перебежать перед кем-либо дорогу, пока кто-то не созревал и не вступал в беседу.
– А я за Пана экзамен сдавал, хотя это все знают, – нисколько не смущаясь краткостью своей истории, заключил Роберт. – И удачно сдал!
– Тут у нас общая авантюра получается, – улыбнулся Пан.
– А мы в армии в новогоднюю ночь залезли к полковнику в баню, – вступил в разговор Мартин. – Баня примыкала к его кабинету, а ключи от всех дверей были у его адъютанта. До самого утра парились. Потом уже с умом собрались и покинули помещение, хотя могли бы еще сидеть и сидеть. Не-а, в тот момент на бóльшую авантюру мы бы не пошли.
– «Кинопус» – наша с Симоном любимая авантюра, – ошарашил Филиппа Алекс. – Все здесь об этом знают, но я не упущу момента похвастаться этим.
– Как?! Это ваш зал? – удивленно спросил Филипп.
– Нет, зал не наш. Идея! Вот она – наша, – зычным голосом уточнил Симон. – Это помещение сдавалось в аренду, и два года назад мы подкинули эту идею родственнику Алекса, который как раз подумывал о каком-нибудь выгодном вложении, – объяснил он, закатав губу и поведя бровями.
– А разве это выгодное вложение? – поинтересовался Филипп.
– Ну разве это не авантюра! – раскрыл карты Симон, заразительно посмеиваясь. Веселое настроение передалось всем присутствующим. Каждый хотел что-то дополнить, как-то сострить, каким-либо образом вписаться в тему.
– А моя авантюра не удалась, – игриво поделилась печалью Агнесса. – Я задумала улететь куда-нибудь без билета. Часов пять ходила по всему аэропорту, пыталась найти лазейки. И находила ведь, но решала, что, если это получается так легко, значит этот путь неверный. В конце концов меня сопроводили в комнату, где работники безопасности принялись устанавливать мою личность. Паспорт благо у меня уже был, поэтому все прошло быстро. Мне как Зои повезло: человек поверил, что я просто дурака валяла и отпустил, сказав, что в следующий раз его может там не оказаться.
Некоторые из присутствующих что-то обсуждали между собой. Я'эль и Лаура что-то показывали Сааду, грациозно жестикулируя руками, Пан с Дэйвидом и Робертом как обычно нашли общую тему для разговора, а миниатюрная Сюзанна что-то спрашивала у Артура. И все они, хоть и говорили невпопад, но не отходили далеко от темы. Один только скупой на слова Фред сидел, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за всеми через стекла своих очков. Филипп решил обратиться к нему лично.
– А ты что скажешь?
– Ну-у, – пожав плечами, потянул Фред, – то, что мы задумываем, в принципе и есть авантюра. Чистой воды. Мы вроде как спокойно шли к сдаче нашей постановки, как вдруг все решили что-то менять.
Все притихли, ведь говорил Фред. Причем не просто говорил, а высказывал свою точку зрения.
– Нет, я, конечно же, понимаю, что мы хотим сделать. Не принимайте ничего плохого в свой адрес. Просто ситуация за последние двое суток как-то изменилась. Стала шаткой, что ли.
– Так и есть, – парировал Филипп. – Ваш курс шел на гарантированную сдачу своей дипломной постановки, и вот я… и вот мы вдруг решаем перевернуть все с ног на голову. Зачем вам это нужно?
Аарон все еще не отпускал мысль о том, что главным интересом в этой авантюре для Филиппа являлась Агнесса, хотя эта тема давно уже отошла на задний план. Филипп совершенно не выделял ее среди других, и Аарону действительно было интересно зачем же это Филиппу было нужно. Но тот завел речь о них самих. Оказывается, это им что-то в данный момент должно быть нужно. Он не упустил момент и вставил фразу, когда Филипп задал свой вопрос.
– Чтобы серьезно пошалить.
Все хотели было засмеяться, но выдержали паузу всего в пару мгновений, за которые Филипп вытянул руку по направлению к Аарону и, тыча в него указательным пальцем, тихо, но уверенно сказал:
– Вот!
Филипп твердо стоял на первой ступени лестницы, которую он сам для себя нашел и прислонил к стене, уходящей высоко в небо, прячущей свои верхние пределы где-то там, в облаках. А вокруг него собрались те, кто согласился поверить в то, что это хорошо.
Глава 12. Спасти ситуацию
– Какими вы видите свои персонажи и что вы о них думаете? – спросил Филипп. К его удивлению, первым заговорил Саад.
– Трудно сказать сразу… Лично я много думал о Меркуцио и Кормилице. Под впечатлением от услышанного был, перечитал всю пьесу вечером. Я, если не ошибаюсь, даже в одном месте нашел имя кормилицы. Мы все кормилица да кормилица, а у нее ведь, скорее всего, и имя есть… – Говоря это, он вытащил из кармана маленький томик в мягкой обложке и начал его быстро листать, пробегая глазами по страницам. – Вот, нашел: Анжелика. Скорее всего к ней по имени обратился отец Джульетты, когда они утром начинали готовиться к свадьбе. Причем так игриво, как будто он летает от счастья. Или может быть даже он с ней заигрывал? Правда, может быть, это было обращением к матери Джульетты – леди Капулетти, ведь они обе…
– Хорошо рассуждаешь. Смело, – подбодрил его Филипп. – Это вполне возможно. А свою роль пересмотрел? Ты у нас кто?
– Сеньор Монтекки, отец Ромео.
– Отец, значит, Ромео? – интригующе заговорил Филипп, скрестив пальцы рук. – И сколько же лет твоему сыну? И как зовут тебя, Сеньор Монтекки, отец Ромео?
– Лет ему шестнадцать-семнадцать, еще тинейджер, а как меня зовут… – говоривший все медленнее Саад вконец замолк.
– Свою роль значит не пересмотрел, – произнес Филипп с деланой печалью в голосе. – Никто по ходу не пересмотрел роль Монтекки?
Все молчали. Ох как хотелось Филиппу, чтобы они увидели то, что он обнаружил, читая тексты Шекспира, чтобы разделили его восхищение и изумление новым миром, открывателем которого он когда-то явился. Но он сам провел годы в поисках, а детям, только и думающим о том, как бы сдать свой спектакль, нужно было помочь все это разглядеть, заражая их одновременно любовью к театру как таковому.
– Давайте для начала разберемся в том, сколько действующих лиц в пьесе. Я не спрашиваю точной цифры, потому как там есть слуги, музыканты и просто горожане, но главных, ключевых действующих лиц все равно несколько больше, чем вы думаете. Их два десятка с небольшим, из которых у нас в распоряжении всего шестнадцать. И число это мы увеличить не можем… Сцены со слугами есть?
– Их нам предложили убрать, мол, таким будет наш новаторский подход, – сказал Артур.
– Убрать слуг, убрать музыкантов, убрать того, этого – так в конце концов можно и Шекспира убрать! Но ведь у него каждый персонаж что-то делает, что-то доводит до нас. Слуги со своими грязными языками – это наш холст, наш быт, на который мы должны были бы посадить всю пьесу. Без них результат получится скорее всего стерильным. Но давайте все-таки попробуем спасти ситуацию. Мы перенесем основную массу на наших новых персонажей, которых мы с вами и создадим.
Он достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой и тот самый томик, который решил взять с собой. Блокнот он отложил, а книжку раскрыл. То была немного потрепанная книжка с щетиной из разноцветных закладок, с помощью которых он быстро нашел искомую страницу.
– Кто такой Кузен Капулетти? – спросил Филипп, глубоко вздохнув.
Пренебрежительно поморщившись от услышанного им неуверенного «какой-то родственник», он добавил:
– В некоторых редакциях его называют Второй Капулетти.
Больше версий не поступало. Все притихли и ждали разъяснения.
– Нет, это честно неудивительно, вы упустили этот и, явно, многие другие моменты, и, мне кажется, Шекспир этого и добивался. Будучи читаемы как самые обычные книги, его пьесы могут показаться нам необычайно унылыми и плоскими. Однако, как я уже отмечал, Шекспир был искусным практиком. Он верил в то, что писал, и нам нужно хорошо поработать, если мы хотим почувствовать его значимость. Это нам поможет переосмыслить всю нашу работу. Это должно нас заразить желанием. Кто знает, может быть, это кому-то и откроет дорогу в жизнь.
Так вот, Кузен Капулетти, или второй Капулетти, это некий родственник отца семейства, который появляется всего один раз за всю пьесу. Он появляется лишь однажды, чтобы сообщить какие-то цифры, произнести какое-то имя и напомнить о каких-то событиях. Запомните на всю жизнь: если у Шекспира появляется некий персонаж, который дает нам такую информацию – хватайтесь за него, потому что он наш ключ к загадкам, которые мы, к сожалению, даже и не замечаем.
Увы, у нас очень мало времени, поэтому я не буду просить вас дома самостоятельно разбирать ту или иную сцену, а просто быстро открою вам глаза на суть вещей. Спойлеров здесь быть не может – трагедии уже несколько сотен лет, – но вот открытия будут литься на вас одно за другим.
Мне нравится, что режиссер доверил роль Ромео Мартину. Мне нравится то, что он выглядит взрослым, мне нравится, что он о чем-то думает, но мне не нравится, о чем именно он думает. Из милого спора двух родственников – Кузена Капулетти и самого Капулетти – мы узнаем, что двадцать с лишним лет назад глава семьи принимал участие в некоем действе в масках, – Филипп своим тоном и взглядом дал понять, что он имел в виду, – произошедшем в дни свадьбы некоего Люченцо. Во время этого действия случилось нечто неприятное, о чем оба семейства не хотят говорить и из-за чего не скрывают ненависти по отношению друг к другу. И возраст ребенка, родившегося в том семействе, Капулетти оспаривает у своего старшего родственника со словами: «Это ты мне будешь говорить сколько лет его сыну?!». У нас был персонаж без имени, теперь у нас есть имя. Щелк!
Филипп щелкнул пальцами и игриво взглянул Сааду в глаза.
В зале стояла гробовая тишина. Шестнадцать пар глаз и ушей внимательно следили за происходящим. Даже те двое за барной стойкой, с удовольствием слушали речь Филиппа, благо были свободны. А он, довольный, созерцал момент раскрытия этих коконов, в которых ожидали своего рождения прекрасные души, которым предназначено было летать и делать мир прекраснее.
– Маленький персонажик с цифрами, именами, событиями. Если находите такого у Шекспира – цепляйтесь за него. Что это нам дает?
– Если все так, о чем мы думаем, – начала Я'эль, – то выходит, что Ромео – сын…
– Давай-давай, смелее, договаривай!
– Сын Капулетти?!
– И не поэтому ли он вхож в дом Капулетти, всячески опекаем, и даже на возражения Тибальта последний был пристыжен, а?
– Но тогда их свадьба…
– Умница… Яэль тебя зовут, верно?
– Правильнее говорить Я'эль, с двумя ударениями, – уточнила она и закончила: – тогда их свадьба будет означать кровосмешение? Вы это имели в виду?
– Как же нам не хочется, чтобы все было именно так, верно? Я думаю, что Шекспиру тоже этого не хотелось, и он дал нам еще один набор из имени, цифр и событий.
Он пролистал страницы книжки ближе к началу, еще немного, и стал читать третью сцену первого акта, в которой появляются Джульетта, ее мать и ее кормилица, которая, вспоминая возраст Джульетты, упоминает о землетрясении, произошедшим одиннадцать лед назад, во время которого ее дочь Сюзанна, ровесница Джульетты, погибла под обломками. Родители же ее были на тот момент в отлучке. Филипп читал, будто пытаясь прожить за каждого героя. Вот наивная Джульетта что-то лопочет, пытаясь не перечить матушке, которая, в свою очередь, держится сдержанно, даже как-то холодно. Кормилица же словно курица кудахчет – говорит, говорит, смеется, спорит сама с собой…
Филипп дочитал сцену до конца и закрыл книгу. Двое за барной стойкой задвигались и тихо начали о чем-то друг с другом говорить. Они никоим образом не мешали работе группы. Все происходило в головах юных актеров, и уже начинало отдаваться в их сердца.
Филипп ждал. Они тоже. И когда их взгляды встретились, улыбки озарили их лица. Улыбались их сущности, и Филипп видел это.
– Шекспир никоим образом не утверждает, что Джульетта не является дочерью Капулетти. Нет. Но он все же дает нам маленькую надежду на то, что та любовь, которая появится на краю могилы, будет чистой любовью, любовью законной и оправданной. С этой надеждой мы и сделаем ваш спектакль.
– Вот это авантюра! – авторитетно заявил Фред. – Я «за»!
– Аплодисменты! – помпезно возгласил Филипп, и актеры не заставили себя долго ждать. Все улыбались и восторженно говорили друг с другом. Задачей же Филиппа было справиться с волной эйфории и не упустить первых достигнутых результатов.
– Давайте я все же дам вам небольшое задание на… когда мы встретимся?
– Завтра, давайте завтра, – попросили сразу несколько человек. – Завтра в час.
– Завтра в час – всех устраивает? – обратился к сокурсникам Аарон.
– Всех!
– Отлично. Значит, на завтра попытайтесь обнаружить ту выгоду, ради которой и Ромео, и Джульетта пойдут на свою авантюру. Что их побудило пойти на это? Чего им не хотелось делать? Думаю, этого пока что достаточно. Ой, и еще – чуть не забыл: давайте-ка я по-быстрому запишу у себя у кого какая роль – мне нужно это знать. Называйтесь и говорите, кого вам предстоит играть.
Он сел в кресло первого ряда, закинул ногу на ногу и приготовился слушать первого в очереди.
– Симон, я – Герцог.
– Агнесса, мать Джульетты.
Филипп улыбнулся ей в ответ и сделал запись в блокноте.
– Мартин, Ромео Монтекки.
– Хороший выбор, я тебе скажу, – озвучил Филипп непопулярную здесь мысль.
– Аарон, Тибальт.
– …и принц Датский, – тихо и с улыбкой добавил Филипп, добавляя новую строчку.
– Ариадна. Я – Джульетта.
Филипп посмотрел на нее, она – на него. Выдержав короткую паузу, он вымолвил дерзкое «Сделаем!» и подмигнул ей.
– Зои, кормилица.
– И зовут тебя…? – решил уточнить результат сегодняшней встречи Филипп.
– Анжелика, – утвердительно сказала Зои после того, как поняла, что он имел в виду.
– Есть такая версия. Верно, молодец! Так, Я'эль, – на этот раз произнес он ее имя, строго следуя указанию, – а ты кем у нас будешь?
– Я – аптекарь, – сконфужено заявила она.
Немного подумав, Филипп сказал:
– Вполне можешь им быть.
– Алекс, брат Лоренцо, францисканский монах.
– И кто ты у нас – добряк или подлец?
– Добряк… – задумчиво сказал тучный Алекс, и сразу после этого широко улыбнулся. – Хорошо, сегодня же еще раз все перечитаю.
– Дэйвид, Меркуцио, друг Ромео и родственник принца.
– Именно – родственник принца, – одобрил его уточнение Филипп.
– Меня зовут Роберт, я играю Бенволио.
– Скользкий ты тип, – подмигнул ему в ответ на это Филипп. Так же, как и Зои, Роберту потребовалось совсем немного времени, чтобы переадресовать этот эпитет с себя на своего персонажа.
– Артур, Капулетти, отец Джульетты.
– Я Саад, играю роль отца Ромео Монтекки, – сказал он и тут же добавил: – Вы его еще знаете как Люченцо.
Филипп довольно улыбнулся и обратился к следующему.
– Я Фред, играю Париса. Тоже родственник принца, и сам по себе довольно гнусный тип. В принципе, во всей пьесе нет ни одного чистого персонажа. Все в большей или меньшей степени в чем-то виноваты.
Филипп внимательно его выслушал, и сказал:
– Я практически со всеми твоими положениями согласен. Мы отлично поработаем!
– Я Сюзанна, играю мать Ромео, Монтекки, – приятным голосом представилась Сюзанна.
– Это мы еще посмотрим, – интригующе ответил ей Филипп, смотря почему-то не на нее, а на Фреда. После он перевел взгляд на Сюзанну и кивнул ей.
– Я играю Балтазара, друга Ромео. Зовут меня Пан.
– А я Лаура. Тоже мужчину играю – Джиованни, монаха, который с письмом.
– Ладно, – выговорил наконец Филипп после того, как вписал Лауру и сделал еще пару заметок на только что исписанных страницах. – Ладно, со всем разберемся.
Он закрыл блокнот, улыбнулся и встал. Еще раз окинув взглядом всех присутствующих, он поблагодарил всех за активное участие и направился к выходу.
– Вам спасибо! – отвечали они вперемешку. К нему успели подбежать Саад и Я'эль, чтобы еще раз выразить свою благодарность за то, что Филипп «дал на пальцах почувствовать, как должен работать актер».
– Актер… актер будет работать хорошо, если режиссер ему правильно поставит задачу. А вот актерские умения – это уже ваша работа, – только и ответил Филипп. К нему подошел Аарон и сказал, что они еще побудут здесь с час, и пригласил на вечер посидеть где-нибудь в городе.
