Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Глава 17. «Садитесь поудобнее…»
– Мы сделаем это очень осторожно, – заговорил наконец Филипп, отвечая тем самым на многочисленные безмолвные вопросы, задаваемые его друзьями.
Они терпеливо ждали момент, когда он начнет знакомить их со своей историей: актеры, впервые увидевшие его четыре месяца назад – на сцене, старые друзья, знавшие его чуть ли не с детских лет – в зале. Все понимали, что сейчас они будут посвящены в ту историю, которая была распечатана в нескольких экземплярах на белых листах бумаги, хранящихся в папках. Они были сложены в аккуратную стопку на стуле, рядом с которым он стоял. Немного нервничая в течение краткого введения в особенность сегодняшней репетиции, Филипп время от времени брал одну из папок в руки, а после возвращал ее на место, снова брал, и снова аккуратно клал ее на вершину стопки.
Но не меньше их интересовала и другая история – та, что не была записана на бумаге, та, которая до самого своего конца будет существовать лишь в черновом варианте с многочисленными исправлениями, ссылками на другие источники, исправленными словами и целиком перечеркнутыми страницами, ни одна из которых не может быть вырвана из Великой Книги Жизни. Лишь после того, как будет написана последняя строчка на последней странице, книга эта приобретет свою окончательную форму, и лишь тогда исчезнут все исправления и помарки, каждая глава будет пронумерована, озаглавлена и вынесена в стройный список под названием «Содержание», будет решено, каким из графических набросков можно стать цветными иллюстрациями, украшающими повествование, а каким суждено быть забытыми, и все страницы будут упорядочены и подшиты. За исключением имени и двух наборов чисел, вписанных, соответственно, после слова «Жизнь _____________» и в трафарет из двух скобок с тире посередине, обложка этой книги ничем не будет отличаться от обложек миллиардов других таких же книг, которые либо уже заняли свои места на полках, либо бумага и чернила для создания которых еще даже не были произведены на свет.
По правде говоря, всех присутствующих, за исключением лишь Томми, который сейчас охотно помогал с установкой аудиотехники подключившемуся к работе Ласло, интересовала текущая глава этой книги. Она продолжала строиться прямо сейчас, в данный момент, на сцене этого театра, который с каждым днем все быстрее приближался к своей обновленной форме. Но каким именно содержанием хотел Филипп заполнить сейчас эту форму? Входило ли в его планы рассказать о себе и о своей внутренней борьбе, или все же он всецело посвятил себя заботе о судьбах вымышленных ими персонажей? А что, если он совместил обе цели, закодировав сеанс целительного общения с друзьями на страницах, находящихся в этой папке, которую он никак не может оставить в покое хоть на пару минут?
– Сейчас мы еще раз прогоним все, что уже знаем и что не раз прогоняли на репетициях, но сделаем мы все в формате обычной, но не стерильной читки. Я видел вас в действии и доверяю вашим актерским навыкам и инстинктам, и именно поэтому я хотел бы попросить вас помочь мне. Я сделал несколько незначительных изменений в первой части текста, с которой вы все знакомы, и так как у нас не намечается пополнений в коллективе – да и поздно уже будет, я уверен – я немного перераспределил роли между вами. В тексте вы встретите указания читать речь персонажа, ранее вами не воплощаемого, или же вы будете читать реплики сразу за нескольких. Текст рассказчика – да, не удивляйтесь, у нас появился еще и Рассказчик, что-то наподобие древнегреческого Хора – будет эдаким переходящим знаменем.
Обрисовывая нюансы новой формы своей работы, Филипп наблюдал за тем, как изменялись выражения лиц друзей. Каждый из них по-своему и в разной последовательности проходил через состояния удивления, сомнения и азарта. Наконец, он почувствовал, что все они были спокойны и готовы к началу.
– Вы уж потерпите немного. Я должен попытаться ощутить, разглядеть как можно больше аспектов своей авантюры, для чего мне нужно попросить вас сделать ее своей собственной. Одному мне это, скорее всего, будет не под силу, но, зная вас, я с нетерпением предвкушаю тот момент, когда мы все откроем первую страницу и начнем… читать. И я ощущаю свежесть от легкого прикосновения ее величества Надежды.
Наконец, он переложил многострадальную папку за стопку и перешел к раздаче остальных экземпляров, торжественно зачитывая имена участников авантюры, прописанные на обложках.
– В процессе читки вы познакомитесь с новыми персонажами, которых я сейчас не буду озвучивать. Скажу лишь, что окончательное имя старшего сына – Дариуш, а его отца – Гиваргис.
Словно ему еще чего-то не хватало, Филипп решил выступить с кратким вступительным словом.
– Сегодня у нас особый день. Сегодня мы представляем на свой собственный суд то, что мы с вами создали за эти несколько месяцев. Никоим образом я не считаю это… – Филипп бережно вынул из папки свой экземпляр, демонстрируя всем титульный лист, – своим личным достижением. Мы все это время подпитывали друг друга идеями, поддерживали делами и словами, доказывали правильность выбранного нами уникального пути и не давали усомниться в безумности нашей общей авантюры, и именно это позволило нам дожить до сегодняшнего дня и быть готовыми в этот момент и в этом месте сделать то, что мы однажды просто очень сильно захотели сделать. Именно поэтому я пригласил сегодня всех наших друзей, которые согласились помочь нам в этом. Спасибо вам большое, дорогие наши Ленни и Ласло, Максимилиан и Минервино, Марк, Лина и Аби. Без вас нам было бы не дойти до сегодняшнего дня. Именно поэтому вы сейчас и с нами. Да вы, собственно говоря, никогда нас и не покидали. Не так ли? – обратился он к актерам, с нетерпением ожидавшим начала работы.
– Так, так! Именно так! А как же?! – согласно подтвердили они слова Филиппа, не нашедшие, однако, поддержки со стороны Лины и Марка Эго.
– Вот-вот, и на любые их возражения по этому поводу я поспешу заверить: нам ли этого не знать?!
Под дружные возгласы одобрения Филипп сделал небольшой поклон, обратившись в сторону сидящих в зале дорогих гостей. Когда же эмоции сошли на нет, он понял, что вступительную речь пора уже было завершить. Сделал он это от имени всей труппы обретающего свою форму и сущность нового театра.
– Ну а теперь мы, наконец, хотим представить вашему вниманию нашу новую работу. Мы надеемся услышать от всех вас любые комментарии, указания и замечания, которые вы сочтете важными для улучшения конечного результата. Принято говорить: «Не судите нас строго». Мы же просим вас: судите нас строго, ибо мы вам верим и доверяем. Теперь же, с легким сердцем и чистой душой, мы начинаем.
Заняв свое место, Филипп сделал еще одно внеочередное дополнение.
– По ходу читки Максимилиан и Минервино будут корректировать свет прожекторов, подсветку, пробовать фильтры. Они большие мастера своего дела и знают, что и когда можно пробовать, не нарушая естественный ход репетиции. Однако им не чужды эксперименты в реальном времени, поэтому если вдруг что-то из их действий вам покажется неуместным не спешите осуждать их в непрофессиональности, ведь может статься, что это мы что-то да где-то не улавливаем. У Макса и Минни сейчас начинается репетиция особого рода, за которой, я уверен, вам будет приятно наблюдать. И не судите их строго.
В зале воцарилась тишина, которую не посмел нарушить даже Томми, который умылся, только что закончил переодеваться и был готов к выходу. По существу, у него еще оставалось немало дел на сегодня, но Ленни успел до начала читки разъяснить ему ситуацию и разрешил прогулять половину рабочего дня. После недолгой паузы Филипп сделал глубокий вдох и кивнул. Перевернув титульный лист, Я'эль, несколько озадаченная специальным указанием с ее именем, начала читать.
«Подходите ближе, если вам интересно послушать историю, которая не оставляет меня в покое вот уже несколько лет с того времени, когда я впервые ее услышал…»
Молчаливое удивление снова нарисовалось на лице Я'эль, но она не запнулась и продолжила.
«Садитесь поудобнее, ведь если она вам до времени не наскучит, то будет очень кстати не беспокоиться о поиске вакантного кресла ближе к ее концу. Дожевывайте побыстрее ваш гамбургер, иначе скоро вы будете выглядеть нелепо, вытирая ладонью свои жирные губы. А теперь выберите одну из стран Ближнего Востока и представьте себе в ее столице огороженный высокой стеной с неброскими, но мощными воротами богатый дом, возвышающийся над окружающими его домами поменьше, которые, словно в трепетном уважении, отдалились от него и с интересом наблюдали за происходящими в нем событиями.
Хозяин этого дома – знатный и глубоко всеми уважаемый человек по имени Гиваргис, отец двоих сыновей. Старшего зовут Дариуш, младшего – Омид. Вот, казалось бы, и все основные персонажи истории, за судьбами которых мы будем наблюдать. Однако в реальной жизни все может перевернуться с ног на голову, если на жизненном пути появится та или иная незначительная, на первый взгляд, фигура. Иногда об этом говорят: «Все изменилось по воле случая». Но обладает ли случай волей?»
– Как вы думаете, коллеги, чем закончится сегодняшняя репетиция? – без всякого самомнения спросил Маленький Риск у так же послушно занявших свои места Большого Страха и Здоровой Дерзости. – Сможет ли он…
– Меня больше волновало то, как она начнется, – спокойным голосом прервал его первый. – Мы ведь прекрасно понимаем, что наша заслуга в том, что произошло за эту неделю, мягко говоря, немала. Так что в этом я позволю себе – и вам порекомендую – не сомневаться: он сможет. Но вот сейчас мне кажется, что я получил ответ и на интересующий меня вопрос. Заметьте, еще позавчера у него не было этой идеи.
– Здесь и Сейчас… Не то, чтобы он стал злоупотреблять своими привилегиями, – задумчиво продолжила Здоровая Дерзость. – Пусть вмешивается, пусть дает надежду, но только пусть не создает иллюзию того, что он может делать это вечно. Мы прекрасно понимаем, что нарушать его планы нам не дано, и что, даже если мы и создаем то или иное настроение, он всегда вправе брать его за основу, за данность и действовать по своему усмотрению. Но и он должен понимать, что ему опасно становиться осязаемым, контролируемым, а там уже и рукой подать до перспективы быть пойманным и превратиться в какой-нибудь натюрморт.
– Уж как знать, – многозначительно заметил Большой Страх, приподняв левую бровь и склонив голову вправо. – В такие моменты творческие люди говорят, что их якобы посещает муза. А ведь в действительности они попросту попадают в точку, в которой сходится множество их возможных состояний, в которых они бывают способны обрести себя, нащупать свою сущность и ощутить – смешно сказать – Счастье.
– Но ведь каждый из них может достигнуть этого состояния, – справедливо заметил Маленький Риск.
– Да, – согласно кивнул Большой Страх, – просто у творческих личностей это все выражается в создании чего-то нового, в наполнении их собственного и окружающего их миров чем-то новым, ранее не существовавшим. Потом они все, конечно же, умирают, но свидетельства обретения ими Счастья будут жить.
– А после прохождения ими этой самой точки они… – вопросительно посмотрел на собеседника Маленький Риск.
– …снова опускаются, как они сами говорят, на землю. Ничего плохого, кстати, в их земле нет, но они нередко незаслуженно отождествляют ее с чем-то, что лишено вдохновения, смысла, любви. Они вообще много чего незаслуженно отвергают, а иным вещам придают слишком большое значение.
– Оттого и теряют жизненную искру, – печально добавила Здоровая Дерзость.
– Увы, так оно и есть. Все они знают и понимают значения таких слов, как «страх», «риск», «дерзость», «лень», «зависть», и значения эти довольно четкие. Что же касается «счастья», то у каждого из них бывает множество определений, постоянно меняющихся, совершенствующихся или самими же ими отвергаемых. Взрослея, они, сначала высокопарно, с насмешками и иронией, а после уже и в недоумении и даже в отчаянии, пытаются ответить на вопрос «в чем смысл жизни?», всю свою жизнь гонятся за уходящим автобусом. Не все из них дают себе отчет в том, что обретение счастья и понимание смысла жизни связаны друг с другом определенной связью, и далеко не многие из них способны поймать тот самый момент, в котором различные их сущности ликуют и радуются, творят и создают, любят и дарят любовь. Именно в этот момент они бывают по-настоящему счастливыми – именно в Этот Момент и именно в Этом Месте.
– Не много ли привилегий было дано Здесь и Сейчас? – задал Маленький Риск еще один вопрос, который прекрасно бы смотрелся на первых страницах главы «Часто Задаваемые Вопросы» в СЭКДе – «Справочнике для Эмоций, Качеств и Действий».
– Вполне достаточно для того, чтобы выполнить свою функцию. Нас, коллеги, люди ощущают постоянно. Именно рискуя, дерзая или страшась чего-то они в основном и заканчивают свои жизни. А вот если им посчастливится покинуть их бренный мир в тот коротенький, ускользающий момент, когда они светятся от обретения своего Счастья… – Большой Страх сделал многозначительную паузу и посмотрел сверху вниз на Маленького Риска, который, открыв рот, вслушивался в каждое сказанное им слово. – Ну, отвечай, что тогда может быть?
– Тогда… они… то есть, я должен понять, что бывает, когда они умирают счастливыми, да?
– Да ничего ты не должен понимать, дружок. Это они должны научиться много чего понимать. Вот случалось ведь, что ты нашептывал кому-нибудь на ухо рискнуть сделать какой-то ненормальный поступок, а ведомый тобой объект срывался на полпути. Ведь бывало?
– Бывало, – понуро ответил Маленький Риск, прогнав в памяти несколько подобных сюжетов.
– Что они чувствовали в тот момент?
– Страх, иногда сожаление, отчаяние, желание вернуться в исходную точку, а в некоторых случаях – желание, чтобы все это было сном, и чтобы было возможно пробудиться от него.
– А ты, – обратился Большой Страх к Здоровой Дерзости, – что ты видела в глазах тех, кто погибал, дерзнув на смелый поступок, тех, кто не побоялся защитить слабого, ответить обидчику, не промолчать, видя несправедливость?
– Я видела и обиду, и боль, опять же страх, кто-то гордился своими поступками, и у всех было осознание своей жертвенности.
– Я уже не говорю о тех, кто умирал в страхе – вы сами можете предположить, что было в их сердцах, душах и глазах… – Большой Страх сам замолчал ненадолго, но после продолжил. – А когда человек, завершающий свой жизненный путь, ощущает себя Счастливым, он не перестает им быть. В этот момент он становится одновременно приемником и источником великой Любви, и он наконец-таки обретает понимание своего Здесь и Сейчас, который и уводит его с собой туда, куда нам с вами дороги нет. Видимо, они вспоминают все те моменты из его жизни, в которые они встречались. Многие из них он просто не заметил, но это уже не страшно; какие-то из возможностей он упустил, но это уже не важно; те же, которые он использовал, они будут пересматривать снова и снова… Хотя, о чем это я? Откуда мне, Большому Страху, знать о том, что происходит там? И вообще, вон сколько они уже текста прочитали! Давайте-ка сейчас лучше помолчим и спокойно понаблюдаем за происходящим. Развязка не за горами.
Глава 18. Притча о бледном сыне
«Самолет совершил посадку в аэропорту, расположенном недалеко от живописного берега. Красивая атмосфера первого знакомства с этой далекой страной была, однако, обусловлена не преднамеренным желанием с первых же секунд очаровать туристов, самолет с которыми еще даже не коснулся асфальта взлетно-посадочной полосы, а ее сравнительно небольшой территорией. Омид прочитал о ней все, что было доступно в Википедии, и в течение целого часа, сидя в аэропорту перед взлетом, он просмотрел все фотографии, относящиеся к ней, которые предлагал поисковик. Многие из них повторялись, а к иным были добавлены шуточные тексты, благодаря которым они даже стали общепризнанными мемами.
– Так вот откуда это! – усмехнулся Омид, во второй раз узнавший об истории возникновения одной из часто используемых крылатых фраз. Она, так же, как и первая, имела социальный контекст и касалась общих политико-экономических проблем, которые в этой стране поднялись до крайне высокого уровня. Оказалось, что слово «плотье» во фразе «Новое плотье короля» нужно читать с ударением не на «о», акцентируя на неграмотном написании, а на «е», намекая на его «французскость» и давая понять, что речь идет о плоти.»
«Да уж, их руководство действительно не знает меры в своих бесчинствах», – подумал он.
Омид немного переживал по поводу перспективы долгого пребывания в обществе сильных контрастов, а тут еще эти статьи, обличающие некоторых руководящих работников. Они, конечно же, отрицали все обвинения и нападки, что в свою очередь подстегивало оппозиционные силы к новым действиям. Вряд ли кто-нибудь из обоих лагерей смог бы с уверенностью сказать, что из всего этого было правдой, а что – ложью. Всех интересовал сам процесс, участие в котором, несомненно, приносило хорошие доходы. Но всегда, как это ни печально, платят за все это самые обычные люди.
В зале прилета Омида встретил местный представитель фирмы, о котором Хаким сказал лишь: «Он – славный парень», когда описывал план действий. Действительно, он был очень приветливым и любезно предоставил свою помощь с тележкой с чемоданами, которую Омид катил перед собой. Говорил он очень быстро и успел живописно описать ту часть побережья, по которой ему сейчас предстояло провезти высокого гостя на своем автомобиле. Вдобавок он еще очень артистично жестикулировал, и это очень забавляло Омида, пока вдруг ему буквально под ноги не попался юноша, замешкавшийся с вещами, выпавшими из бумажного пакета, у которого вдруг одна за другой оторвались обе ручки.
Славного Парня словно подменили! Он накинулся на юнца, словно тигр, выпрыгнувший на лань из засады, начал орать на него и бить ладонью по голове. Несчастный съежился, закрыл голову руками, и лишь безостановочно просил прощения за свое появление у них на пути.
Омид застыл в ужасе. В первые секунды он все еще думал, что наказание происходит понарошку, но ощущая силу ударов и ненависть, вкладываемую Славным Парнем в каждое слово, он скоро пришел в себя и бросился оттаскивать атакующего от своей жертвы. Думая, что его останавливает кто-то из зевак, Славный Парень нанес удар локтем и попал Омиду в ребро. Внезапная боль мгновенно отключила контроль над соблюдением общих правил поведения и Омид автоматически наградил беснующегося пинком под зад.
Резко обернувшись и увидев, кому именно достался его удар, Славный Парень продемонстрировал очередное молниеносное превращение из кровожадного тигра в собачку, пойманную на месте преступления с разгрызенными тапочками хозяина в зубах. Его ноги подкосились, на лице написалась боль не только от уже начавшихся, но и от всех последующих душевных мучений, а взгляд, не способный обратиться ни на что другое, кроме гневных глаз Омида и его руки, которой он прижимал ноющее ребро, молил о пощаде. И никто – никто из находящихся здесь людей не нарушал этой сцены.
Придя в себя, Омид поспешил завершить этот театр и первым делом он приказал молча наблюдавшему за ним юноше быстро собрать свои вещи и идти своей дорогой. После он вернул себе тележку и покатил ее к выходу из зала ожидания, кивком головы скомандовав далеко не славному парню вести его к машине, что тот незамедлительно бросился исполнять. Вцепившись в тележку, Омид хотел было пробежать сквозь толпу, но расходиться люди особо не торопились. Оглядывая их, он вдруг заметил вдалеке знакомое лицо: то была женщина, которая странным образом появлялась в разные моменты на его жизненном пути и всегда смотрела на него в упор, и хотя она всегда находилась от него на приличном расстоянии, ее лицо всегда имело отчетливые формы и было узнаваемо им на раз. Иногда она улыбалась, иногда сжимала губы и слегка покачивала головой, словно порицая его за небольшой проступок, а бывало, что кивала, словно одобряя его выбор. Сейчас же из ее глаз ручьями текли слезы.
Передние колеса тележки вдруг начали катиться по чему-то мягкому и Омид невольно повернул голову вперед.
«Ковровая дорожка, будь она неладна!» – только и успел подумать он и принялся снова искать ту женщину с заплаканными глазами. Но, как это и случалось раньше, лицо ее затерялось в толпе, плотность которой у выхода из зала возросла в несколько раз.
Ехали они молча аж до самой гостиницы. Славный Парень пообещал заехать за Омидом в половине одиннадцатого утра, на что тот ответил удивлением.
– Почему так поздно? Разве не в девять начинается рабочий день?
– Нет-нет, не переживайте. Это ведь ваш первый день в офисе, вам незачем торопиться. Лучше хорошо отдохните после перелета. Я сейчас распоряжусь, чтобы вам устроили тур по отелю и показали…
– Я буду признателен, если вы не будете беспокоиться и дадите мне возможность самому разузнать обо всем, что мне покажется интересным, – сухо ответил Омид, не видящий резона менять официальную форму речи на свободную. – Благодарю вас за помощь с транспортировкой. До завтра.
«Видимо они все здесь собираются к одиннадцати», – подумал Омид, проанализировав поведение своих коллег, которых он созвал в конференц-зал на свою первую официальную встречу. Один с вожделением попивал по всем признакам первую за сегодняшний день кружку кофе, другой пытался незаметно подтолкнуть под стол свой рюкзак, который не было времени оставить на рабочем месте, о способе времяпровождения иного красноречиво рассказывали тяжелые мешки под его заспанными глазами. Некоторым из них он уже был представлен тремя супервайзерами, с которыми он успел пообщаться еще перед поездкой. Один из них отвечал за техническую сторону работы, другой представлял отдел кадров. Третий же был без пяти минут менеджер основного отдела фирмы. С ним Омиду предстояло общаться больше, чем с другими двумя, и тот, понимая степень ответственности, взял на себя ведущую роль в митинге, невольно либо осознанно демонстрируя свои организаторские способности и профессиональные навыки. Омид не знал, какой из этих двух вариантов был для него предпочтительнее, однако скоро он перестал об этом думать и целиком погрузился в беседу.
К своему нескрываемому удивлению, Омид к середине встречи начал чувствовать какое-то сопротивление со стороны некоторых из своих коллег – ключевых фигур, как назло. Он уже успел выслушать отчеты всех супервайзеров и познакомиться с остальными работниками и начал презентацию своей блиц-программы быстрой организации труда и внедрения предлагаемой им агрессивной стратегии работы на первый квартал. В течение первых двадцати минут никто не проронил ни единого слова.
«Слушают так внимательно… Интересно, что из всего этого в действительности доходит до них?» – подумал Омид и задал своей аудитории контрольный вопрос. Двое из четырнадцати присутствовавших отреагировали и дали правильные ответы. Омид продолжил презентацию, но пролистав еще пять слайдов он задал новый контрольный вопрос. И снова он получил верный ответ от тех же самых лиц, что отвечали десятью минутами ранее.
«Как это понимать? – снова подумал он про себя. – Остальные либо понимают и знают все, о чем я здесь говорю, либо не понимают ни единого слова. Иначе как объяснить это гробовое молчание?»
Он оглядел присутствующих и, решив во что бы то ни стало завершить свою миссию, продолжил листать слайды, поясняя представленные на них графики, схемы и формулы.
Но самое неприятное ждало его после того, как проектор высветил последний слайд с короткой строчкой: «Спасибо за внимание!». Сначала это был смешок работника, имя которого Омид забыл сразу после того, как тот был ему представлен. После этого все ожили и зашевелились, как по команде. Потягиваясь и потирая глаза, они выглядели так, словно только что очнулись ото сна. Они начали задавать вопросы, но интересовали их отнюдь не аспекты организации труда, обучения и повышения квалификации персонала или продвижения маркетинга.
– Как вы планируете распределять доходы и какие у нас будут бонусы?
– Так ли необходимо еженедельно посылать отчеты о выполненной работе?
– У нас ведь будет свободный график работы, не так ли?
– А что, люди сами уже не могут находить себе работу, что ли?
– Где будем отмечать Новый год?
Одно предложение от супервайзера по отделу кадров все же имело непосредственное отношение к работе, однако контекст был не из тех, которые способствовали бы командной работе.
– Думаю, не стоит нам вкладывать столько лишних усилий и перестраивать схему. Ну, усилия может и не лишние, но в наших условиях они вряд ли дадут результаты. Мы лучше сработаемся, если будет все, как обычно.
Весь опыт и накопленный багаж знаний Омида разбивался о нежелание команды работать по предлагаемой схеме.
«Может все же это я чего-то не понимаю и действительно будет неверным перестраивать здесь все лишь потому, что я считаю свое предложение, основанное на статистике и мировой практике, верным?» – думал Омид над создавшейся ситуацией. Желая не входить в открытый конфликт с сотрудниками с первых же часов работы, он решил уменьшить трение, пойдя на некоторые уступки.
– Ну что ж, давайте тогда не будем рубить с плеча и внесем в ход работы лишь небольшие изменения, которые не повлияют на сам процесс, но значительно улучшат обратную связь. Я говорю о недельных отчетах, которые, несомненно, нужны для координации работы отделов и определения степени загрузки каждого из вас. Работники будут посылать их в конце недели супервайзерам и менеджерам, а они уже в свою очередь будут пересылать их мне, предварительно проанализировав и отформатировав в соответствии с предложенным стандартом.
На том они в тот день и порешили, хотя Омид не взялся бы утверждать о добродушности взглядов, которыми они одарили его, выходя из зала совещаний.
Удалившись в свой кабинет, Омид налил себе кофе и решил бегло пройтись по лежавшей на столе пачке резюме своих работников. Оказалось, что двое из них были выходцами из его родного города. Они приехали сюда неделей раньше, и его несколько обескуражило то, что он как менеджер компании ничего об этом не знал. Этот факт побудил его сделать звонок Хакиму и выяснить детали.
– Да-да, не беспокойся. Наши люди, отличные ребята.
На этих словах Омид вспомнил инцидент в аэропорту и напрягся.
– Я послал их вперед, чтобы они подготовили для тебя почву. Тебя же встретили, познакомили с работниками, организовали встречу с коллективом, нет?
– Да, но все это можно было сделать по телефону, а не посылать кого-то через мою голову. Потом, мы же договаривались, что я буду рассматривать резюме кандидатов и решать, кто из них подходит для работы, а сегодня мне представили с десяток вполне уверенных в своем будущем работников.
Омид начал было говорить раздраженным голосом, и Хаким почувствовал это.
– Они у нас все на испытательном сроке. И говорят же: доверяй, но проверяй. Поэтому там есть наши люди. Надо было их послать, чтобы не было никаких сюрпризов: нужен строгий контроль за расходом средств, нужен инструктаж, нужны тренинги, апартаменты тебе они подбирали…
– Апартаменты? Меня поселили в гостинице, Хаким. В шикарной гостинице, если честно, но это все же не то, что предполагается для кого-то, кто приезжает куда-то на длительное время. Потом о каких тренингах ты говоришь? О каком инструктаже? По-моему, ничего этого не было сделано.
– Хм, ты так думаешь? Ладно, я проверю. Хорошо, что ты сказал…
– Хаким, не беспокойся, я и сам могу все проверить. Чем сейчас занята Жасмин?
– Эм… она… тут она занята… статьи читает, мониторинг прессы проводит. Скоро она представит нам отчет о социальном положении в стране. Уверен, тебе очень будет полезно ознакомиться с ним.
В голосе Хакима чувствовалась какая-то фальшь, такая очевидная и такая неуловимая. Омид решил больше не продолжать и, поблагодарив за информацию, пожелал хорошего вечера. Отложив телефон, он глубоко задумался о чем-то и начал обгрызать кожу, в которую начал впиваться острый уголок ногтя. Прошло несколько минут, прежде чем он вернулся в реальность.
«Итак, понедельник… После перерыва я посижу еще часа два-три, а после смоюсь к себе в гостиницу. Приму душ, съем чего-нибудь и пойду посижу где-нибудь. Бары у них здесь явно найдутся. Дотяну до пятницы, почитаю их отчеты… Мониторинг прессы? Хм…»
В таком настроении Омид провел всю вторую половину дня. Вечером он еле заставил себя вылезти из-под одеяла, одеться и выйти из номера. Осведомившись у девушки в приемной, в какой из двух ближайших к гостинице баров стоило бы ему пойти, Омид решил сделать все наоборот.
– Ага, бар «Лагуна»? Тот, который по улице налево? Спасибо большое! – сказал он и, пройдя через пендельтюр, резко повернул направо.
«Подумает, что я плохо понимаю по-английски или плохо соображаю вообще… Ну и пусть!»
Как выяснилось двумя днями позже, он сделал правильный выбор. Бар «Гризли» оказался довольно забавным местом, с хорошим ассортиментом прохладительных и горячительных напитков. Осенняя погода уже не мучила жарой и первые сейчас были не так популярны, а вот большую коллекцию стоящих на полках бутылок всевозможных форм с алкоголем на все вкусы Омид изучил основательно и заказал себе шотландский виски.
Довольно скоро он расслабился и стал с любопытством изучать помещение, пытаясь найти хоть какую-то связь с его названием. В своих поисках он обошел весь бар, слегка притаптывая ногой в такт ненавязчиво звучащей музыки. Он поинтересовался, можно ли ему было пересесть за столик в углублении, после чего тяжело опустился на деревянную скамью. На противоположной стене были закреплены две полки, на которых стояли различные предметы, все как один покрытые ровным слоем пыли.
В памяти у Омида всплыл разговор с отцом: «У всех этих предметов было предназначение и в каждом из них заключена частичка души их создателей». Омид почему-то был уверен, что создатель у всех этих предметов был один и тот же, и что единственным их предназначением было стоять на этих самых двух полках. Не захотев предаваться воспоминаниям, он сменил место и до конца вечера больше не вспоминал о доме.
Следующий день работы Омид решил посвятить более подробному изучению личных бумаг всех сотрудников. Факт того, что вместе с ним в одной и той же молодой компании в далекой заморской стране работало двое его соотечественников и что он не был поставлен об этом в известность, не давал ему покоя. Простое прочтение резюме и сопроводительных писем его не удовлетворило, и он не поленился задать поиск по каждому из них в сети. Не найдя ничего особенного, Омид с удивлением обнаружил, что половина рабочего дня была уже за плечами. Наспех спустившись в кафетерий, он взял себе кофе с круассаном и пару фруктов и сел за столик, принявшись пролистывать в своем телефоне ленту новостей, в которой местные новости чередовались с мировыми и отличались друг от друга лишь масштабами описываемых событий: десять катастроф в мире на две в стране, пять тысяч погибших на Ближнем Востоке на две сотни в соседнем городе, угроза военных конфликтов в Восточной Европе на несколько стычек у северной границы, которая была не так уж далеко от столицы.
