Константин Маркович Поповский
Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба
11.
Кронберг. Покои Трувориуса.
За закрытыми окнами глухая ночь. Все пространство сцены слабо освещено несколькими свечами стоящего на столе высокого канделябра. Сам стол наполовину завален бумагами, так словно их сдвинули в сторону, чтобы освободить место. Вторая половина стола заставлена бутылками и остатками трапезы.
Трувориус сидит возле стола в высоком кресле. Он пьян. Ворот рубахи расстегнут, рукава засучены, спутанные пряди волос падают на лоб, почти закрывая глаза.
Трувориус (слуге, заплетающимся языком): Эй, подойди… Еще вина.
Подбежав, Слуга проворно наливает в кружку Трувориуса из одной из бутылок и сразу возвращается на свое место у двери.
(Заглянув в кружку и некоторое время молча глядя в нее). Что ты мне налил?.. Это кровь?.. Кровь?.. (Смеется). Ай, да шутник… Ты думал, я испугаюсь крови?.. (Смеется). Я?.. Испугаюсь? (Хохочет). Ох, не могу… Я испугаюсь крови!.. (Хохочет). Я? (Хохочет, затем внезапно помрачнев, смолкает). Насмешил, мерзавец… (Поднимая кружку, мрачно). На, смотри. (Пьет).
Пауза.
(С грохотом поставив кружку на стол). Еще!
Слуга быстро наливает вина.
(Отпив и поставив кружку на стол, удовлетворенно). А-а… Потекла по жилам… Кровь дураков и дур… (Икает). И негодяев… (В сторону слуги). Ты что смеешься?.. Дрянь… (С изумленьем). А-а… Ты думаешь, мне это нравится?.. Мне нравится? Вот это? А?.. Хруст костей? И этот жалкий лепет? И вопли, от которых даже у солдат белеют лица?.. Дурак!.. (Поднимаясь из кресла, бормочет). Дурак, дурак… Весь смысл не в том, чтобы делать, то, что нравится, скотина… (Икает). А в том, чтобы свой исполнить долг и там стоять, куда тебя поставил Господь… Как камень, как скала… Смотри. (Подняв кружку, с трудом удерживаясь на ногах). Я пью без удовольствия и страха, чтобы потом никто меня не упрекнул, что я чураюсь грязи… Пусть мне придется выпить море крови… Плевать! (Пьет).
Пауза.
(Поставив кружку и стоя, покачиваясь и опираясь на стол). Что, съел?.. (Глядя на слугу). Все скалишь зубы?.. Гнусное отродье!.. Исчадье тьмы!.. Все врешь!.. Исчезни! Сгинь! (Швыряет в слугу кружку).
Слуга поспешно исчезает.
(В пустоту, глядя туда, где стоял слуга). Что, не уйдешь?.. Ну, и дурак. Мечтаешь, напугать меня своим молчаньем?.. А?.. Своим укором?.. Скорбным выраженьем?.. Дурак. Дурак. Дурак. (Упав в кресло). Еще вина!.. (Кричит). Вина!
Короткая пауза.
(Заметив полную бутылку). Ага. (В пустоту, взяв бутылку). Не хочешь выпить? (Смеется). Ох, извини. А я и позабыл, что призраки не пьют… Не пьют, не женятся, не щупают подружек, а только смотрят, выпучив глаза… Вот так. (Скорчив рожу, показывает, затем грубо). Ну, что уставился?.. Не лопни от натуги. (Пьет из горлышка).
Короткая пауза.
(Оторвавшись от бутылки, ехидно). Эй, ты… Я понял. Ты мне завидуешь. (Хихикает). Завидуешь!.. (Покачав в воздухе бутылкой). Не хочешь?.. Боишься, потечет на землю? (Икает). Ну, так и черт с тобой. (Пьет).
Пауза.
Да, не смотри же так, как будто ты меня жалеешь… Жалей себя, бесплотная улитка… Что, видел Фортинбраса?.. Вот оно! (Икает). Мальчишка, вертопрах, но с каждым днем мужает, набирая опыт, силу, мудрость… Мой долг… (Икает). Долг… (Икает). Ты слышишь, – долг мой, вырастить его и воспитать на благо Дании, чтобы и после, через тысячу лет, он был примером… Примером, слышишь?.. Для других… Для многих… (Икает несколько раз).
Короткая пауза.
Ты думаешь, легко?.. Ага! Попробуй сам. (Смеется). Я представляю, каких ты наплодишь ублюдков… Плюгавых чистоплюев, падающих в обморок от куриной крови… Белоручек, бледнеющих от вида плахи… (Показывая пальцем в пустоту, с торжеством). Ага, задумался!.. Тогда подумай, прежде чем смотреть таким святошей, кто, кроме меня, копаться станет по уши в грязи и, разгребая мусор, не знать ни сна, ни отдыха?.. Кто будет рыться в чужой блевотине и по колено в крови, чтобы выудить крупицу правды?.. Кто, как ни я, готов таскать за камнем камень, чтоб вознеслася датская твердыня?.. (Икает). Шалишь, дурак!.. Где связь времен оборвалась, там надобен умелый мастер, а не безвольный чистоплюй… (Смолкает, приложившись к бутылке).
Короткая пауза.
Молчишь, дурак?… А это потому, что нечего сказать… (Хихикает). Твое здоровье!.. (Пьет).
Долгая пауза.
(Негромко, почти трезвым голосом). Когда Господь придет, то Он придет не на пустое место, не в грязь, не в запустенье, а туда, где царствует порядок, где свой исполнив долг, все верные готовы к этой встрече… Не просто так. Он ждет и требует… (В пустоту). Не скаль свои клыки, не испугаюсь… Когда бы не был ты вонючим испареньем, то знал бы тоже, что прежде чем зовут гостей… (Икает, заплетающимся языком). Гостей, ты понял?.. Прежде чем зовут их, то убирают дом… Выносят мусор… Подметают пол… И весь ненужный хлам сжигают на задворках… А после, вымывшись и надев чистую одежду, садятся ждать гостей, а не сидят по уши в дерьме, не ждут, когда придет Спаситель, чтоб их помыть… (Презрительно, в пустоту). Смотри, смотри… Мне пред лицом Господним не стыдно встать… (С трудом поднимается с кресла, качаясь и разведя руки, громко). Я, Господи, Твою исполнил волю… (Смолкает, склонив голову и покачиваясь).
Короткая пауза.
(Подняв голову, хрипло, в пустоту, злобно). Ну, что уставился, дурак?.. Боишься крови?.. Верно, ты забыл, что нам сказал Спаситель?.. Не мир, но меч… А значит, кровь польется… (Злорадно). Польется, да, смывая грязь и ложь, и торопя ленивых к раскаянью и делу… Вот так. Гляди, дурак… (Схватив со стола две бутылки, поливает вином стол, потом льет вино себе на голову, пытаясь, одновременно, пить текущее по лицу вино). Зальет полмира…
Короткая пауза.
Когда б скорей приблизить этот день!.. (В пустоту). Что, хмуришься, дурак!.. Не знаешь, так молчи… Я сам скорблю о каждом из погибших в заблуждении и незнании, но отдаю им долг, поскольку своею кровью они, скрепляя камни государства, торопят Господа… (Подняв бутылки). Пью в их честь… (Пьет сначала из одной бутылки, потом из другой).
Короткая пауза.
(Отшвырнув бутылки прочь, в пустоту, в ярости). Смеешься, прах!.. Ах ты, дешевый клоун!.. Паяц!.. Прокисший студень!.. Вонючий пар!.. (Хихикая). О, вспыхнули глаза!… Мы сердимся… Гляди-ка, рассердился!.. Я рассердил тебя, хоть проще было бы зимою рассердить кусок льда… Надулся, как пузырь… (Качаясь). Ну, так давай, сразимся!.. Вызываю… (Пытаясь выйти из-за стола). Достань свое оружье, греми костями, сбрось свой саван, покажи, какой ты воин и на что способен… (Шатаясь, идет и снимает со стены шпагу, затем, повернувшись, в пустоту). Ну, нападай… (Выставив перед собой шпагу). Ага, позеленел от страха. Бьюсь об заклад, что наложил уже в штаны… (Сделав несколько нетвердых шагов по сцене). На, получи!.. (Неуклюже размахивает шпагой). Задел, задел!.. Ну, адское отродье!.. (Делает выпад и, споткнувшись, падает). Ага, подставил ножку… (Беззлобно). Ну и дурак… (Поднявшись на четвереньки, ползет к столу, бормоча). Дурак… Дурак… Дурак… (Выпрямившись и стоя у стола на коленях). Еще немного крови… (Отшвыривает одну за другой пустые бутылки и, наконец, обнаружив в одной вино, пьет из горлышка).
Пауза.
(Оторвавшись от бутылки). А мать была права… права, ей-Богу… Вся сласть на самом дне… (Без чувств сползает под стол).
12.
Маленький портовый кабачок. Почти все места за столами заняты гуляющими матросами и солдатами. Из соседнего помещения доносятся звуки музыки и топот танцующих. В некотором отдалении от остального зала, почти на авансцене, стоит небольшой стол, за которым сидят Горацио и Англичанин, капитан английского корабля. За открытым окном – теплая летняя ночь. Время от времени издалека доносятся пушечные выстрелы. В паузах между шумом, слышен рокот морского прибоя.
Далекий пушечный выстрел.
Один из посетителей: Здоровье короля!
Все: Здоровье короля!.. Здоровье Фортинбраса!..
Короткая пауза. Все присутствующие пьют.
Англичанин (говорит с небольшим акцентом): Какие у вас странные обычаи. Не припомню, чтобы я встречал что-нибудь подобное где-нибудь еще.
Горацио: Старинная традиция, сэр. Стоит королю осушить кубок, как пушки оповещают об этом весь мир.
Англичанин: Хо-хо… То-то, наверное, мир радуется, слыша как пустеют датские пороховые погреба. Судя по выстрелам, выпито немало. И потом: разве это причина, чтобы переводить порох? Какая в том доблесть, что король вольет себе в глотку еще пол-литра эля?
Горацио: В этом скрыт глубокий смысл, сэр. Король дает понять, что ничто человеческое ему не чуждо, а народ, в свою очередь, отвечает ему тем же и подтверждает свои верноподданнические чувства ответным возлиянием. Тем самым, эта традиция демонстрирует нежное единство между простым людом и теми, кто призван его пасти. Тут чувствуется нечто патриархальное, некое родство, почти братство, которое стирает все различия. Разве это не прекрасно?
Англичанин: Теперь я понял. Вы изволите шутить и, мне кажется, довольно зло.
Горацио: Если это и шутка, капитан, то соль ее в том, что ее трудно отличить от правды, как, впрочем, и все подобные шутки.
Англичанин (внимательно глядя на Горацио): А вы опасно ходите, мой друг… (Понизив голос). Послушать вас, так, пожалуй, выйдет, что всякая власть – это только повод для насмешек?
Горацио: Увы, сэр. Но только потому, что она сама насмешка.
Англичанин: Вот вы куда забрались… Эге… Погодите, я буду думать… (Думает, скрестив на груди руки). Что же это тогда получается, друг мой? Что все эти знаки различия, места за столом, торжественные приемы, благоговенье подданных, освященные временем традиции, парады, выезды, серьезный тон указов, прием послов, знамена, гербы, регалии, сословные отличья, словом, все, что выглядит так серьезно, – все это только пустая игра, достойная только смеха?.. Мир в шутовском наряде? Балаган?.. Не чересчур ли?..
Горацио: Если хотите, этому есть объяснение и весьма простое…
Англичанин: Ну-ка, ну-ка…
Горацио: Вся власть от дьявола…
Англичанин (быстро): Тш-ш-ш…
Горацио (негромко): А так как дьявол – отец лжи, то, не в последнюю очередь, он – отец власти, которая при этом изо всех сил притворяется правдой… Что может быть смешнее? Но стоит только внимательно присмотреться, как легко увидеть, чего она стоит на самом деле.
Англичанин: Как верный подданный королевы, я затыкаю уши. (Заткнув уши). Вот. Можете убедиться. Ничего не слышу. (Понизив голос). Но как лицо частное и свободное, я с вами полностью согласен, хотя вы и противоречите святым отцам.
Горацио: Бог мне простит, надеюсь.
Англичанин: Но не люди. (Подняв свой стакан). За ваше здоровье.
Горацио (подняв стакан): Всех вам благ.
Пьют. Короткая пауза.
Англичанин: Теперь давайте к делу. Что вы решили? Едете?
Горацио: Я еду. Конечно, если вы не боитесь, что мои грехи так перегрузят ваш корабль, что он не сдвинется с места.
Англичанин: Я возил и не таких грешников, друг мой… Хотите, перебирайтесь на корабль прямо сегодня. Если небесная канцелярия будет к нам благосклонна, то через пять дней вы будете гулять по Лондону.
Горацио: Спасибо, капитан.
Англичанин: Ну, ну, не так уныло! Вспомните, куда вы едете. В столицу мира! (Значительно). В Лондон… Тут требуется бодрость, воля и ясность духа, но уж никак не уныние.
Горацио: Я приложу все силы.
Англичанин: Ну, то-то же. (Приветствовав Горацио поднятой кружкой, пьет).
Горацио (задумчиво): Я никогда там не был, но, странное дело, сколько я себя помню, меня всегда туда тянуло, как будто там мой дом. Не странно ли?.. Правда ли, говорят, что у вас иногда бывает такой туман, что не видно даже вытянутой руки?
Англичанин: Иногда даже кончика носа… Кстати, о тумане. Вон там сидит весьма подозрительная троица, которая время от времени очень выразительно смотрит в нашу сторону. Они не похожи ни на мастеровых, ни на матросов.
Горацио: Где?
Англичанин: Вон там, левее, рядом, за колонной… Осторожней.
Горацио (оглянувшись): Я их знаю. Во всяком случае – одного наверняка. Он служит при дворе, в охране.
Англичанин: Тогда вопрос – почему в такой день они здесь?
Горацио: Почему?.. Вы что-то очень подозрительны, сегодня.
Англичанин: Достаточно пожить здесь несколько дней, как начнешь подозревать даже собственную тень. Я вам скажу, тут даже воздух… (Не находит слов). Нет, ей-Богу, какой-то не такой.
Горацио: Чтобы им дышать, нужна привычка.
Англичанин (разливая вино): Скорее уж отвычка. (Подошедшему к столу пьяному). Что вам угодно, сударь?
Пьяный: Мне нравится твое лицо, старик. (Поднимая свой стакан). Выпьем, как датчанин с датчанином.
Англичанин: Я подданный британской короны, если вам угодно.
Пьяный: Британец? (Несколько разочарованно). А лицом прямо вылитый датчанин. (Горацио). Чудеса!
Англичанин: Надеюсь, я вас этим не огорчил?
Пьяный: Сказать по правде, мы, датчане, ничего не имеем против вас, британцев. Но все-таки никто не станет спорить, – датчане лучше.
Англичанин: Чем же?
Пьяный: Да, помилуйте, сударь, уж тем одним, что они датчане!
Англичанин: С этим, действительно, не поспоришь.
Пьяный: Так выпьем?
Англичанин: Обязательно.
Пьяный: За Данию!.. (Кричит в сторону зала, поднимая стакан). За Данию!..
Собравшиеся отвечают ему криками: «За Данию!..» «За Данию и короля!..» Все пьют.
(Поставив стакан на стол): Мы великая нация, сударь. И даже еще больше. Да, что там… Достаточно сказать, что мы ведем свое происхождение прямиком от самих этрусков, если вы еще этого не знаете.
Англичанин: Очень может быть, сударь. Один мой знакомый вел свое происхождение прямиком от Юлия Цезаря, но при этом оставался весьма порядочной скотиной… А чем они прославились, эти, как вы изволили выразиться, этруски?
Пьяный: Вы меня обижаете, черт возьми. Своею древностью!
Англичанин: Я хотел спросить, чем они прославились при жизни?
Пьяный: Сказать по правде, то есть, положа руку на сердце и со всей прямотой, этого я не знаю. Мы люди не ученые, сударь. Но думаю, что в первую очередь тем, что они этруски. Разве этого мало?
Англичанин: Вот теперь вы меня убедили.
Пьяный: Так выпьем?
Англичанин: Обязательно.
Пьяный: За этрусков!.. (Горацио). Почему бы вам тоже не взять в руки свой стакан и не выпить вместе с нами?
Горацио: Мне кажется, пить за столь прославленный предмет из такого маленького стакана, значило бы проявить к нему неуваженье.
Пьяный: Ага. (Подумав). Он прав. (Рассматривая свой стакан). Посуда и вправду маловата. (Подумав). А что, господа британцы, если за этот предмет выпить много маленьких стаканов?.. (С довольным смехом). Вот видите! Мы, этруски, найдем выход из любого положенья!
Англичанин: Будь по-вашему.
Пьяный (кричит, подняв бокал): За этрусков!..
Влетевшая из соседнего зала цепь танцующих, увлекает Пьяного за собой. Короткая пауза, в продолжение которой танцующие, сделав круг, со смехом и криками, исчезают.
Англичанин: Святой Христофор!.. Где бы я ни плавал, везде одно и то же. Кого ни возьми, – итальянцев, шведов, московитов, галлов, немцев или испанцев, – все, как один твердят, надувшись, о преимуществе своей крови, так словно их национальность – это что-то вроде хорошей породы, как у лошадей. Да, и мы, британцы, признаться, ничуть не лучше.
Горацио: Вы обижаете лошадей, капитан. У них, по крайней мере, нет привычки резать себе подобных, только за то, что они другой породы.
Англичанин: Нет, это, в самом деле, любопытно. Как будто все изо всех сил стремятся не отстать от иудеев. Но у тех есть хоть крепкий козырь. Их выбрал Бог, как сказано в Писанье. А этих кто?.. Ну, в самом деле, что за помешательство?
Горацио: Обыкновенное. Замешанное на страхе и на лени… Когда у человека не остается ничего, кроме бездны под ногами и пустого неба над головой, и когда ему не на что опереться внутри себя, потому что он находит в своем сердце ту же пустоту, что и снаружи, то он жаждет в страхе уцепиться хотя бы за что-нибудь, чтоб удержаться и не упасть. За что же, как не за то, что всегда под рукой?
Англичанин: Ага. За кровь.
Горацио: Как зверь бежит в свою нору, заслышав лай собак, так и человек скрывает свое ничтожество, прикрываясь своим происхождением. Чему здесь удивляться? Он не понимает ни себя, ни того, что с ним происходит и что его окружает. Кто он? Зачем он здесь? Откуда? Почему? Его ничтожность – безмерна, бессилие – ужасающе, надежды – смутны. Но вот он говорит – «я – испанец», или «я – галл», и все меняется. Теперь он знает, что ему ответить на вопрос: кто ты такой? Теперь ему не надо опасаться ответственности и принимать решения на свой страх и риск. Среди себе подобных он чувствует себя на месте, словно вырвавшаяся из сетей рыба. Знаете, в чем прелесть рыбьей жизни? В простоте и ясности происходящего. Плыви себе, куда плывут другие, – без мысли, без сомненья, без труда. И вот, расправив плавники, он мало-помалу начинает бредить о своем величии, распевает гимны, смотрит свысока на соседей, похваляется военной мощью, вспоминает о том, что его предки разрушили Трою или основали Париж, и при этом исполняется таким чувством собственного достоинства, что, наконец, серьезно начинает думать, что Бог создал его народ для того, чтобы он был примером для всех остальных… Но кто он сам? По-прежнему – никто. Пустое место. Создание страха и безмыслия по имени «Испанец», «Шваб», «Фламандец»…
Англичанин (грозит Горацио пальцем): Злой язык!
Горацио: Нет, в самом деле. Что может быть проще, чем быть испанцем? В конце концов, на это способен любой испанец. Быть человеком – много труднее. Испанцев – море. А человек – всегда один, – вот этот.
Англичанин: Я понял вашу мысль, сударь. Но вот какой вопрос. Испанца создал страх, но кто же тогда создал человека?
Горацио: Боюсь показаться вам весьма пресным, сэр. Бесстрашие.
Англичанин (поднимаясь): Не обижайтесь, друг мой, но если вас когда-нибудь повесят, то будет за что… Мне надо торопиться в гавань. Вы со мной?
Горацио: С вашего позволения, я еще останусь. Мне кажется, у меня здесь есть еще одно небольшое дело.
Англичанин: Будьте осторожны. (Выходя из-за стола). А если что не так, то не стесняйтесь доверить свою судьбу своим ногам. Мне бы не хотелось лишиться такого прекрасного собеседника… (Негромко). Те трое так и едят нас глазами… До встречи. (Уходит).
Пауза. Горацио остается сидеть, откинувшись на спинку стула.
В зале появляются три Офицера из дворцовой охраны. Один из них – Капитан. Подойдя к столу, за которым сидит Горацио, они останавливаются у него за спиной.
Горацио (не оборачиваясь): Смелее, господа.
Первый офицер: Господин Горацио?
Горацио (не оборачиваясь): Он самый.
Капитан (помедлив): У меня для вас плохие новости.
Горацио (не оборачиваясь): Это вы, капитан?
Капитан: К несчастью, мой друг, к несчастью.
Горацио (не оборачиваясь): Знаете, к какому?.. Полно вам. Когда бы мы знали последствия наших действий, мир назывался бы Раем.
Капитан: Мы знаем их причины.
Горацио: Или думаем, что знаем… Так что у вас за новости?
Капитан: Приказ о вашем аресте.
Горацио: Не знаю, плохая это новость или хорошая, но вот то, что от нее попахивает скукой, в этом я не сомневаюсь… Вы мне позволите выпить напоследок стакан вина?
Капитан: Сделайте одолжение. Хоть всю бутылку.
Горацио (высыпая в свой стакан яд из перстня Маргрет): Достаточно и одного.
Обойдя стол, Офицеры остановятся напротив сидящего Горацио. Капитан остается стоять за его спиной.
Выпьете со мной, господа?
Первый офицер: Мы на службе.
Горацио: А вы, капитан?
Капитан (не подходя): Почту за честь.
Горацио разливает вино и, не оборачиваясь, протягивает стакан Капитану.
Второй офицер (Капитану, негромко): Мне кажется, его сиятельство этого бы не одобрил.
Капитан: Плевать. (Держа в руке стакан, Горацио). Будем надеяться, что все это только ошибка.
Горацио (подняв стакан, негромко): Точнее, ее исправление… Капитан…
Капитан: Я здесь.
Горацио: Я на вас не в обиде. Слышите?
Капитан: И с благодарностью.
Горацио: Тогда… (Негромко). Спаси и сохрани… О, Господи… (Глухо). Ваше здоровье, капитан. (Пьет).
Капитан пьет, стоя за спиной Горацио. Пауза.
(Поставив стакан на стол, Первому и Второму офицерам). А теперь, господа, сделайте милость, отойдите в сторону. Мне будет чрезвычайно досадно, если ваши лица будут последнее, что я увижу в этой жизни.
Первый офицер: Он что-то задумал.
Горацио: Безделицу. Бежать как можно дальше.
Второй офицер: От нас, сударь, далеко не убежишь.
Горацио: Вы так уверены?.. Ну, это потому, что вы еще находитесь по эту сторону.
Первый офицер: Что это значит, по эту сторону? (Капитану, негромко). Мне кажется, он что-то затевает.
Горацио: Игру с переодеванием, если вы не возражаете. Знаете такую? Одни меняются одеждой, а другие должны отгадать, кто есть кто. Бьюсь об заклад на тысячу золотых, что я сейчас переоденусь так, что меня не узнает даже ангел-хранитель.
Второй офицер: Э, да он пьян, как сапожник. (Горацио). Вам бы следовало поменьше прикладываться к бутылке, сударь.
Горацио: Клянусь, больше ни одной капли… Нет, в самом деле. Увидите, как я сдержу свое слово… Капитан! (Не оборачиваясь, подзывает капитана к себе).
Капитан: Я здесь.
Горацио (негромко): Наверное, мне следовало бы просить вас, чтобы вы поведали миру мою историю или что-то в этом роде. Но, во-первых, вы ее не знаете, а, во-вторых, мир – это только слово, которое уже давно ничего не значит. Пустое сотрясенье воздуха, не больше. Поэтому, прошу вас, – ни слова, даже если вам вдруг покажется, что вы что-то знаете.
Капитан: О чем вы?
Горацио (с трудом): О молчанье, если вы понимаете. Еще о том, что мир – это только заблужденье. Выдумка, которую создали для того, чтобы переложить на ее плечи свою ответственность. Пустая говорильня, где все наперебой болтают, потому что стоит им остановиться, как станет ясно, что предмет этой болтовни – пустота, как и сами болтающие… Не попадитесь на этот крючок, капитан. (Смолкает, тяжело дыша).
Капитан: Обещаю, что я подумаю над вашими словами.
Горацио: Подумайте, пожалуйста. Они вас или развеселят или заставят побледнеть.
Капитан: Мне что-то и так не по себе. Вы готовы?
Горацио: Уже идем. Еще одну минуту и отправимся. Каждый по своим делам. (Тревожно, глядя перед собой). Вы видите?
Капитан: Что?
Горацио: Такое золотистое мерцанье… Как будто солнечные лучи пробиваются сквозь дождь. Мне кажется, я где-то уже видел это… (Помолчав, с изумлением, неожиданно громко). Но каков мой друг?… Ушел и оставил меня одного среди мертвецов… (В пустоту). Так поступать не годится, принц.
Второй офицер: Он что-то там бормочет.
Первый офицер: И кажется, о нашем принце.
Капитан: Вы о ком?
Горацио: О принце Гамлете. Вы его еще помните?
Капитан: Что за вопрос?
Горацио: Неужели?… А я-то думал, что все о нем уже забыли… Помните, как он хорошо бегал?
Капитан: Бегал? Разве?
Горацио: Спросите у него сами. Как ветер. Раз – и его уже нету… (Тяжело дыша, в пустоту). Эй, принц, постойте… Да, постойте же, черт возьми! Как бы далеко вы не убежали, я вас догоню…
Второй офицер: Однако же, как его и развезло с одной бутылки.
Горацио (тяжело дыша): Эй, принц… Чему вы там улыбаетесь, да еще так хитро, как будто видите меня насквозь?.. Я сделал все, что мог. Как обещал… Рассказал все, до последнего слова и остался пустым, словно рассохшийся бочонок. Потому что, все что у меня было, так это ваша история, принц… Надеюсь, вы не очень огорчитесь, если узнаете, что она никому не нужна?.. (Помедлив, прислушивается; капитану). Смотри-ка, улыбается… Ах, хитрый лис! Я как чувствовал, что он не оставит свои хитрости и по другую сторону… (Громко, в пустоту). Что, в путь, приятель?
Капитан: Да, мой друг, пойдемте.
Горацио молчит.
Горацио?..
Горацио (издалека): Не сомневайтесь, я бы рассказал… (Тревожно). Когда б не этот свет… (Закрывая глаза ладонью). Боже мой, что за сияние… Слепит, как расплавленное золото… Вот только почему-то он меня не радует…
Капитан (дотрагиваясь до плеча Горацио): Позвольте, я вам помогу.
Горацио: Что там за шум? (Умирает).
Первый офицер: Эй, эй, глядите-ка…
Капитан: Что?
Первый офицер: Он побледнел, как смерть. (Подходя ближе и наклоняясь над Горацио). Он мертв… Нет, в самом деле!
Капитан: Что? Нет. (Склонившись над Горацио). Горацио?.. Горацио!
Первый офицер: Он вас не слышит.
Капитан: Да, очнитесь же! (Трясет Горацио за плечи).
Первый офицер: Дыханья нет.
Капитан: Ах, я дурак! Я думал, что он всего лишь немного перебрал и все эти слова, не больше, чем пьяная болтовня… Господи Боже! Так вот, что значили все эти намеки!
Первый офицер (поднеся к носу стакан Горацио): Яд.
Капитан: А, черт!..
Второй офицер: Послушайте-ка, а ведь он легко мог отравить и всех нас заодно.
Первый офицер: И очень просто.
Капитан: Расскажите это своей подружке! Если бы вы его знали, вам стало бы стыдно за свои слова… (Кричит в сторону гуляющих). Эй, вы, заткните музыку и заткнитесь сами! Да, поживее!.. Ну?.. Вы слышали, что я сказал?.. Заткнитесь!
Музыка обрывается. Сидящие выходят из-за столов и подходят ближе. Одновременно, появляются люди из соседнего зала.
Один из толпы: А, собственно, в чем дело, уважаемый?
Второй из толпы: Да, в чем дело?
Третий из толпы: Пусть скажет.
Капитан (обнажив шпагу): Вот в этом.
Толпа с глухим ропотом пятится назад.
Первый офицер (чуть помедлив): И в этом. (Обнажает шпагу).
Второй офицер (обнажая шпагу): И, в придачу, в этом.
Все пятятся назад, освобождая центр сцены. Издалека доносится пушечный выстрел.
Один из толпы (неуверенно): Здоровье короля!..
Второй из толпы (неуверенно): Здоровье Фортинбраса!
Толпа молчит. Свет в кабачке тускнеет.
Первый офицер (обернувшись, тревожно): Что там за шум?
Второй офицер (оборачиваясь, неуверенно): Похоже на грозу. (Капитану). Вы слышите?
Капитан (повернувшись к толпе спиной): Если я что и слышу, так это тишину… (Озирается).
Короткая пауза.
Но разрази меня гром, если она не такая, что у меня сейчас лопнут барабанные перепонки.
Первый офицер (озираясь): Мне это не нравится.
Капитан (глухо): Проклятье!..
Второй офицер: Как будто нас живьем зарыли в землю!..
Первый офицер (приглушенно): Тревога!..
Свет тускнеет. Медленно пятясь, Капитан и Офицеры смешиваются с толпой. Одновременно, на сцене появляется Слуга с колокольчиком в руке.
Слуга (звеня в колокольчик): Второй звонок… Второй звонок… Второй звонок. (Проходя мимо собравшихся). Поторопитесь, господа, второй звонок. (Звенит). Приведите в порядок свои мысли, если они у вас есть, и ваши чувства, если они еще не совсем притупились, а если у вас нет ни того и ни другого, то, по крайней мере, хотя бы стойте смирно. (Уходит).
Один из толпы (соседу, негромко): Слыхал?
Второй из толпы: Какой-то звон.
Один из толпы: Да, так отчетливо, как будто где-то рядом… Чего мы ждем?
Второй из толпы: И сам не знаю.
Свет тускнеет, и толпа погружается в полумрак. Освещенным остается только центр сцены. Пауза, в продолжение которой двенадцатая картина сменяется тринадцатой.
