Константин Маркович Поповский
Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба
13.
Продолжающаяся пауза. На сцене появляются Первый актер и рабочие. Не обращая внимания на толпу, рабочие начинают выносить со сцены скамейки и столы. Первый актер молча наблюдает за их работой.
Один из рабочих (толпе): В сторону, в сторону.
Кто-то из толпы: Поаккуратней, сударь.
Закончив с мебелью, рабочие уносят за кулисы декорации. Толпа отступает, занимая освободившееся пространство.
Кто-то из толпы: Гляди, гляди!..
Один из рабочих: Поберегись!
С колосников, сопровождаемые довольным гулом толпы, опускается сначала подмостки, а затем задник в виде занавешенной арки, изображающий вход во внутреннее помещение театра.
Первый актер (рабочим): Покрыть помост… Да, смотрите у меня, чтобы не скрипела ни одна доска.
В то время, когда рабочие устанавливают задник и занимаются подмостками, на сцене появляется Фортинбрас и Трувориус. Следом за ними выходят Озрик, Маргрет, Корнелий, Вольтиманд и другие вельможи.
Трувориус: Дорогу королю!
Кто-то из свиты: Пропустите короля!
Вошедшие пытаются потеснить толпу.
Голос из толпы (ехидно): Сейчас!
Второй голос: Еще чего.
Третий голос: Стой, где стоишь!
Четвертый голос: Тут все мы короли.
Толпа смеется. Вновь прибывшие смешиваются с толпой. Теперь перед зрителями – почти пустая сцена, в центре которой возвышается помост, вокруг которого теснится толпа. На помост ведет небольшая деревянная лестница.
На сцене вновь появляется Слуга со звонком.
Слуга (звеня, огибает помост): Третий звонок… Третий звонок… Третий звонок. (К толпе). Если у кого есть носовые платки, то достаньте их, потому что если у вас еще осталось что-нибудь в голове и сердце, то через пять минут они вам понадобятся. (Проходя мимо Горацио). Просыпайтесь, сударь. А то так можно проспать свой выход.
Горацио не отвечает.
(Звеня над головой Горацио колокольчиком). Эй, просыпайтесь, просыпайтесь… Время. (Первому актеру). Вот ведь соня.
Горацио поднимает голову.
Первый актер (Горацио): Вы крепко спите, милорд.
Горацио (не сразу): Я уснул?
Первый актер: Простите за банальность, – как младенец.
Горацио (озираясь): И, кажется, пропустил, что-то важное.
Слуга: Как раз успели. (Уходит).
Первый актер, чуть улыбаясь, смотрит на Горацио. Короткая пауза.
Горацио (Первому актеру, поднимаясь из-за стола): Где я мог видеть ваше лицо, сударь? Мне оно знакомо.
Первый актер: Во сне, быть может?
Горацио (озираясь, негромко): Но не в том, надеюсь, который мне снился только что.
Первый актер: Что за печаль, даже если и в этом?.. Вы его забудете и, поверьте, очень скоро.
Горацио (осторожно): Надеюсь, это так.
Первый актер: Не сомневайтесь, милорд… Нет материала крепче наших снов, но только лишь тогда, когда они рождают явь. Все прочее, в лучшем случае, черновики, милорд.
Горацио: Надеюсь, вы говорите правду. (Внимательно глядя на Первого актера) Что это за толпа?
Первый актер (охотно): Тень подмостков, милорд… Жующая, свистящая, галдящая, и при всем том, как вы можете видеть, всего только тень и ничего больше.
Короткая пауза. Первый актер и Горацио молча смотрят друг на друга.
Горацио (не отрывая глаз от Первого актера): Я вас узнал.
Первый актер (с поклоном): Вы даже не представляете, милорд, до какой степени мне приятно быть узнанным вами.
Горацио (глухо): Принц здесь?
Первый актер (укоризненно): Милорд…
Короткая пауза.
Горацио (глядя в сторону подмостков): Значит, мне туда?
Первый актер: А вы думали, сразу на небо?.. Всему свой черед, милорд, всему свой черед… Все помните?
Горацио: Все, до последней строчки.
Первый актер: Тогда начнем? (Не дождавшись ответа, подает знак куда-то вглубь сцены).
Горацио (быстро): Постойте!
За сценой – звук труб.
Первый актер (с улыбкой): Поздно. (Негромко, глядя на подмостки).
Теперь не остановит даже небо…
И даже если рухнет небосвод,
Осыпав звезды, расколов Луну,
Равняя горы, высушив моря
И выдавив на сушу океан,
И все, смешавшись, сгинет в преисподней, -
Мы доиграем.
Свет меркнет. Освещенными остаются только подмостки.
Звук труб повторяется.
Последний раз – и с Богом.
Трубы звучат в третий раз.
(Появившемуся на подмостках Прологу). Ну, где тебя носит!
Пролог (с тихой яростью): Носит? Скажите лучше вашему любимчику, чтобы меньше воровал. В гримерной нет ни капли пудры. Едва сумели наскрести со дна коробки. (В сторону собравшихся, лица которых едва видны в темноте, громко и весело). Ага, зрители уже здесь. Это очень кстати, потому что актеры ждать не любят.
Толпа гудит.
(В сторону Фортинбраса). Ваше величество… (Кланяется, нелепо взмахнув длинными рукавами). Пришли, чтобы посмеяться над неудачником? Умоляю вас только, смеяться потише, чтобы, чего доброго, не разбудить самого себя… (Маргрет). А ты, красотка? Хочешь научиться искусству добродетели за четверть фартинга? Смотри, как бы тебе не пришлось потом отрабатывать это на целый золотой.
Толпа смеется.
(Озрику). А, господин Озрик… Надеюсь, вы не забыли напихать в свои карманы побольше камней, чтобы вас не унесло ветром, когда начнется представление? Потом ищи вас… (Трувориусу). А вы, ваше сиятельство?.. Вот уж не думал, что вы станете заглядываться на подмостки, в особенности на такие, где ваше имя не произносят ни одного раза… Смотрите, как бы вас не обвели вокруг пальца, потому что мы вам покажем таких проходимцев, которым вы не годитесь даже в подметки.
Толпа гудит.
Бог мой… Господа Корнелий и Вольтиманд!.. Никак вы сбежали с того света, чтобы посмотреть, как вам удается управляться на этом?.. Ничего утешительного, ничего утешительного, доложу я вам.
Первый актер: Нельзя ли покороче?
Пролог: Уложусь в полслова. (Обращаясь к толпе). Ну, дорогие мои… Вижу, что вы все уже оттопырили уши и протерли глаза, и я вас хорошо понимаю, потому что кому же не хочется узнать, отчего принцу Гамлету понадобилось четыре месяца на то, с чем каждый из вас, я уверен, легко справился бы и за пять минут.
Толпа одобрительно гудит.
Вот только боюсь, на это вам не хватит всей вашей жизни, даже если вы проведете ее возле этих подмостков, да, вдобавок еще, оттопчете себе все ноги.
Толпа недовольна. Раздаются свистки.
Смотрите-ка, какие мы обидчивые… Ладно, ладно, беру свои слова назад. А вот вам взамен другие. Если хотите, чтобы Всемогущий вас помиловал, молчите и, при этом, изо всех сил, потому что молчание – это первейшая добродетель, без которой все прочие – только белила на лице шлюхи. Берите в этом пример с покойников, которые столь же молчаливы, сколь и добродетельны, потому что их добродетель столь же непоколебима, сколь и их молчание, и все это, заметьте, в силу того, что их добродетель молчалива, а молчанье добродетельно, или же, говоря по-простому, их молчание беременно добродетелью, не меньше, чем их добродетель молчанием!
Первый актер: Ты кончишь когда-нибудь!
Пролог: Уже. (Громко, в толпу)
Пред нашим представлением
Мы просим со смирением
Нас подарить терпением.
Толпа весело гудит и хлопает в ладоши.
А теперь – тишина. Тш-ш… Тш-ш… (Прижав к губам палец, Пролог убегает с подмостков).
Тьма окончательно заволакивает сцену, скрыв толпу и оставив освещенными лишь подмостки, которые медленно заливает лунный свет. Едва угадываются лишь силуэты Горацио и Первого Актера. Начинается действие.
На подмостках появляется Франциско, который изображает стоящего на страже солдата. Медленно дойдя до конца подмостков, он останавливается, всматриваясь в темноту. Входит Бернардо.
Бернардо
Кто здесь?
Франциско
Нет, сам ответь мне; стой и объявись.
Бернардо
Король да здравствует!
Франциско
Бернардо?
Бернардо
Он.
Франциско
Вы в самое пожаловали время.
Бернардо
Двенадцать бьет. Иди, ложись, Франциско.
Франциско
Спасибо, что сменили; холод резкий
И мне не по себе.
Бернардо
Все было тихо?
Франциско
Мышь не шевельнулась.
Бернардо
Ну, доброй ночи.
И если встретишь остальных – Марцелла
Или Горацио – поторопи их.
Франциско
Я их как будто слышу. – Стой! Кто тут?
Вынырнувший из тьмы Марцелл, подхватив под руку Горацио, поднимается с ним по лесенке на подмостки. Короткая пауза.
Первый актер (из тьмы, шепотом, Горацио): Да говорите же!
Горацио
Друзья стране.
Марцелл
И люди датской службы.
Франциско
Покойной ночи.
Марцелл
С Богом, честный воин;
А кто сменил тебя?
Франциско
Пришел Бернардо.
Покойной ночи. (Уходит).
Марцелл
Эй! Бернардо!
Бернардо
Что,
Горацио с тобой?
Горацио
Отчасти, да.
Бернардо
Привет, Горацио; Марцелл, привет.
Марцелл
Ну, что, опять сегодня появлялось?
Бернардо
Я ничего не видел.
Марцелл
Горацио считает это нашей
Фантазией, и в жуткое виденье,
Представшее нам дважды, он не верит;
Поэтому его я пригласил
Посторожить мгновенья этой ночи,
И если призрак явится опять,
Пусть взглянет сам и пусть его окликнет.
Горацио
Чушь, чушь, не явится.
Бернардо
Давайте сядем
И двинем вновь на штурм твоих ушей,
Для нашего рассказа неприступных,
Все, что мы видели.
Горацио
Ну, хорошо.
Присядем и послушаем Бернардо.
Бернардо
Минувшей ночью,
Когда вон та звезда, левей Полярной,
Пришла светить той области небес,
Где блещет и теперь, Марцелл и я,
Едва пробило час…
В то время, когда Бернардо говорит, занавес медленно опускается, скрыв сцену и действующие лица. Еще какое-то время слышен голос Бернардо.
Занавес
Лютер
Пьеса в двух частях и шестнадцати эпизодах
Действующие лица:
Мартин Лютер
Дьявол
Штаупиц
Истина
Режиссер
Старый Ганс, отец Лютера
Актеры, монахи, слуги, экскурсанты
Часть первая
1.
Одна из комнат графского замка в Мансфельде. Низкий сводчатый потолок. Высокое окно, забранное частым переплетом. Крепкая дубовая дверь с массивным железным кольцом. Центральную часть комнаты занимает огромная высокая постель, застеленная богато вышитым покрывалом, над которым громоздится гора белоснежных подушек. Перед постелью – старинный шахматный столик с расставленными на нем большими костяными фигурами. Справа от постели – деревянная резная конторка; на ней лежит раскрытое Евангелие. Рядом – высокий многосвечник. Дальше, у окна, – небольшой, заваленный бумагами, стол и кресло с высокой спинкой. Возле левой кулисы – отгороженный ширмой от остальной комнаты – медный рукомойник.
Вечер. Комната погружена в полумрак. За двойными рамами окна – кончается короткий зимний день.
Внезапно в комнате вспыхивает яркий свет и на пороге появляется Экскурсовод. Вслед за ним в комнату входят экскурсанты.
Экскурсовод: Пожалуйста, проходите, господа.
Экскурсанты один за другим входят в комнату. Среди них – Мальчик и его Мама, Седой господин и влюбленная парочка.
Мальчик (показывая на шахматы, громким шепотом): Мама, смотри… (Хочет потрогать одну из шахматных фигур)
Мама (быстро): Ничего не трогай.
Влюбленный (своей подруге, показывая на постель, негромко, с изумлением): Ты только посмотри, какой аэродром… (Незаметно подталкивает подругу к постели.)
Подруга смущенно хихикает. Улучив момент, Мальчик протягивает руку и дотрагивается до одной из шахматных фигур.
Мама (быстро): Я ведь сказала, ничего не трогай!
Влюбленный, обняв свою Подругу за плечи, что-то шепчет ей на ухо. Та хихикает. Седой господин неодобрительно смотрит на обнявшуюся парочку и качает головой. Пауза.
Экскурсовод (дождавшись, пока вся группа войдет в комнату, громким, хорошо поставленным голосом): Итак, господа, как я уже вам говорил, 23 января 1546 года Мартин Лютер выехал из Виттенберга по приглашению графов Мансфельдов, которые попросили его быть посредником в их семейном споре. Из-за плохой погоды дорога заняла почти неделю, так что Лютер въехал в свой родной город Эйслебен только 28 января. Следующие затем две с половиной недели были до отказа заполнены трудными переговорами с графами Менсфельдскими. Неудачи и разочарования следовали друг за другом, но благодаря стараниям Лютера семейный конфликт был, наконец, благополучно разрешен и 16 февраля в семействе графов было достигнуто окончательное примирение. Однако к несчастью, и без того слабое здоровье Лютера было окончательно подорвано. На следующий день с ним случился приступ удушья. Он настолько ослаб, что уже не мог подняться с постели. Вызванный к нему врачи делали все возможное, чтобы облегчить его страдания, но с каждым часом больному становилось все хуже и хуже. Лежа в окружении друзей и понимая, что его час пробил, он мужественно молился, готовясь предстать перед Верховным Судьей. Не раз и не два он шептал, обращаясь к Господу: «In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum».
Влюбленный: Что это значит?
Экскурсовод (не без торжественности): «In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum». В руки твои, Господи, передаю дух свой… Ни на одну минуту в эти страшные часы Лютера не оставляли ни мужество, ни горячая вера в Спасителя. Когда наступило раннее утро следующего дня, и смертельная бледность залила его лицо, один из его друзей и сподвижников громко спросил, готов ли он принять смерть с верой в Иисуса Христа и в то учение, которое он проповедовал. Громким и ясным голосом Лютер ответил: «Да». В его голосе не было ни тени сомнения или сожаления. Спустя несколько минут он навсегда закрыл глаза. (Помедлив.) Великий реформатор скончался в этой самой комнате, на этой самой постели, в три часа ночи 18 февраля 1546 года. Ему было тогда 62 года.
Короткая пауза. Экскурсанты молча рассматривают постель.
Седой господин: Однако я слышал, что существует еще одна версия смерти доктора Лютера. Это правда?
Экскурсанты с интересом смотрят на Седого господина, затем на Экскурсовода.
Влюбленный: Еще одна версия?.. Вы это о чем?
Экскурсовод (не слишком охотно): Да, действительно, господа. К сожалению, враги Лютера не оставили его в покое даже после его смерти. Почти сразу же они принялись усиленно распространять всевозможные лживые слухи, порочащие имя великого реформатора. Но что могут сделать недобросовестные люди перед лицом Высшего Судии?.. Конечно, ничего.
Седой господин: Я где-то читал, что вечером, накануне своей смерти, доктор Лютер плотно поужинал и немало выпил, вследствие чего ночью с ним случился апоплексический удар.
Кто-то из присутствующих: Это правда?
Экскурсовод (холодно): Разумеется, нет. Свидетели, которые были вместе с Лютером в этот последний день его жизни и находились у постели умирающего до самой его кончины и чьи показания ни у кого не вызывают сомнений, говорят другое.
Седой господин: Впрочем, я слышал об этом вещи и похуже.
Экскурсовод (настойчиво): Все это только сплетни и досужие вымыслы. В конце концов, подлинную историю смерти Мартина Лютера вы можете прочесть в памятной записке, которую составили его близкие друзья сразу же после его смерти.
Влюбленный: О каких вещах похуже вы говорите?
Седой господин: А вот каких. В 1592 году в Риме вышла одна книжечка, в которой говорилось, что Мартин Лютер, преследуемый страхом загробного возмездия, повесился на своей кровати. Автор книжки опросил свидетелей и собрал много материала.
Кто-то из присутствующих: Какой кошмар! (Экскурсоводу). Это правда?
Экскурсовод: Господи, ну, конечно же, нет!.. Все это только слухи, отвратительные слухи, которые начали распускать враги Лютера сразу после его смерти.
Седой господин: Слухи или нет, но все мы знаем, что дыма без огня не бывает.
Дама (холодно): Простите меня, но если вы помните, то после воскресения Христова иудеи тоже распускали слухи, что его тело украли ученики.
Влюбленный: А может, и правда.
Кто-то из присутствующих: Господа, если мы не поторопимся, то опоздаем на автобус. Уже пятый час.
Кто-то: Ого!.. Надо поторопиться!..
Экскурсовод: Прошу вас, господа.
Экскурсанты покидают комнату. Последним уходит Экскурсовод, выключив в комнате свет. Комната погружается в полумрак, только из-за приоткрытой двери падает полоска мягкого света, да за окном догорают последние отблески зимнего заката. Издалека доносится невнятный гул голосов. Долгая пауза.
2.
Внезапно шум становится громче, дверь распахивается и в комнату вваливается толпа актеров. Посмеиваясь и переговариваясь, они разбредаются по комнате.
Один из актеров: Смотрите-ка, а здесь довольно уютно.
Один из актеров: Еще бы… Графский замок…
Один из актеров: Включите, пожалуйста, свет!
Один из актеров: Ой, только не надо никакого света!
Один из актеров: Лучше посмотрите, какой закат!
Один из актеров: Потрясающе!
Один из актеров: Тут тоже должны быть расписные потолки.
Один из актеров: Где? (Задирая голову.) Ничего не видно.
Один из актеров: Да включите же кто-нибудь свет!
Один из актеров: Господин Режиссер просил ничего не трогать.
Один из актеров: Вот пусть он и играет в темноте.
Один из актеров: Тогда не жалуйтесь, если кто-нибудь отдавит вам ноги.
Кто-то из актеров включает свет.
Кто-то: Ура!
Один из актеров (задрав голову): Потолок не расписной.
Один из актеров: Вы только посмотрите, какая кровать!
Один из актеров: А подушек-то, Господи!.. (Стоящему рядом с ним актеру, негромко.) Только, пожалуйста, Иохансен, без комментариев…
Иохансен: Я только хотел сказать, что такая кровать, пожалуй, легко отобьет всякую охоту…
Актеры негромко хихикают.
(Стоящей рядом актрисе.) Нет, в самом деле. Разве не отобьет?
Актриса (холодно): Вы что-то сказали?
Иохансен: Я говорю, что этакая кровать отобьет, пожалуй, всякую охоту. Вам так не кажется?
Актриса: Вы это о чем?
Иохансен: О том, что на такой кровати можно думать только о том, что ты сподобился лежать на такой вот кровати и больше ни о чем другом.
Актриса: Опять вы с вашими глупостями…
Актер: Неужели? (Наклонившись к актрисе, мурлыкающим голосом.) А ведь мы могли бы это легко проверить.
Один из актеров (укоризненно): Иохансен!..
Актеры смеются.
Актриса (вспыхнув): Дурак! (Смеющимся актерам.) Дураки!
Один из актеров: (громким шепотом, подняв руку): Тш-шш-шш… Тихо!
Все смолкают.
(Негромко.) Кажется, идет.
Актеры несколько отступают от двери.
Режиссер (появляясь в дверях, торопливо): Господа, начинаем. (Проходя в середину комнаты.) Здравствуйте, кого еще не видел… Надеюсь, все здесь?
Один из актеров: Все, господин режиссер.
Режиссер: Тогда попрошу минуточку внимания… Тишина, господа, тишина…
Один из актеров: (перебивая, громко): Господин Режиссер!
Режиссер (недовольно): Что?
Один из актеров: Господин Режиссер, не хотелось бы ябедничать, но нам опять задерживают зарплату.
Один из актеров: Да, господин Режиссер, и уже не в первый раз, заметьте.
Один из актеров: Как хотите, но это просто форменное издевательство!
Актеры начинают говорить все вместе, не слушая и перебивая друг друга.
Режиссер: Господа, господа… (Повышая голос и стараясь перекричать шум.) Господа актеры…
Шум стихает.
Я ведь, кажется, уже не раз просил вас – со всеми вопросами, касающимися зарплаты, пожалуйста, обращайтесь в бухгалтерию. (Сердито.) Мне тоже задерживают и тоже уже не впервые. Но это не значит, что всякий раз, когда это происходит, я должен кидаться на вас и выплескивать вам на голову свое неудовольствие прямо во время спектакля.
Один из актеров: Но отчего же вы не пожалуетесь, господин Режиссер?
Режиссер (быстро повернувшись к спросившему): Оттого, что не вижу никакой причинной связи между жалобами и выплатой денег. Из одного ни в коем случае не проистекает другое, как бы вам не хотелось думать обратное.
Один из актеров: Вы рассуждаете, как фаталист, господин Режиссер.
Режиссер: Я рассуждаю, как человек, который не желает тратить время на пустяки. Поэтому, пожалуйста, давайте, наконец, займемся делом. (К одной из актрис.) Надеюсь, вы приготовили что-нибудь похожее на то, что я вас просил?
Актриса: Да, господин Режиссер. (Подходя.) Это подойдет? (Протягивает Режиссеру большую серую шляпу с полями.)
Режиссер (с сомнением): Эта?.. (Повертев шляпу в руках.) Во всяком случае, ей не откажешь в некоторой традиционности… (Ко всем.) Итак, господа, кто скажет мне, зачем нам понадобится сегодня эта шляпа?
Актеры молча переглядываются. Короткая пауза.
Смелее, смелее, господа.
Один из актеров: Может быть, для того, чтобы тянуть жребий? Обыкновенно шляпы нужны, чтобы их носить или тянуть из них жребий.
Режиссер: Вот именно, господа, жребий. (Высоко подняв над головой шляпу, декламирует, слегка подвывая.)
Слово опять обратил к ним Нестор, конник геренский:
«Жребий бросим, друзья, и которого жребий назначит,
Тот, несомненно, я верю, возрадует души ахеян…»
Так произнес он, – и каждый, наметивши собственный жребий,
Бросил в медный шелом… (Смолкает.)
Несколько мгновений Актеры молча смотрят на Режиссера. Короткая пауза.
Один из актеров (сдержано): Браво, господин Режиссер.
Один из актеров: Сдается мне, что это был Вергилий.
Режиссер (укоризненно): Ей богу, мне стыдно за вас, господа. Это Гомер и ничего кроме Гомера.
Актер: Да?
Режиссер: Сцена жеребьевки перед единоборством Гектора и Аякса. Песнь седьмая.
Один из актеров (театрально аплодируя): Браво, господин Режиссер.
Актеры вяло аплодируют.
Актер (упрямо): А мне почему-то показалось, что это все-таки был Вергилий.
Один из актеров (негромко): Это потому, что ты плохо учился в школе.
Актеры смеются.
Режиссер: Довольно, господа, тишина. (Достав из кармана небольшие свернутые бумажные листки, показывает их окружающим и затем, один за другим, не спеша опускает их в шляпу.)
Актеры в молчании наблюдают за его действиями. Пауза.
(Опустив последний листок, тихо.) Ну, вот и все. (Громко обращаясь ко всем.) Все происходит на ваших глазах, никакого обмана. Вы все видели, что я сделал, господа… В шляпе, которую я держу перед вами, находятся несколько свернутых бумажных листков. На некоторых из них стоит имя того, кого придется сыграть тому, кто его вытащит. Все остальное, господа, зависит только от вашего умения, мастерства и понимания того, что, собственно говоря, вы собираетесь сыграть… (Помедлив, негромко.) Что ж, прошу вас. Одно движение руки и вы, возможно, узнаете о себе кое-что, чего вы не знали еще мгновенье назад… Прошу.
Актеры мнутся.
Ну? В чем дело, мои дорогие?.. Боитесь узнать свою судьбу?.. Понимаю, понимаю… Эта плутовка любит преподносить сюрпризы, обещая перевернуть весь мир, тогда как на самом деле все что она умеет – это тащиться за обстоятельствами и вешать душещипательные ярлыки.
Один из актеров неуверенно протягивает руку, но тут же отдергивает ее назад.
Смелее, господа, смелее… В конце концов, это всего только жребий. Маленькая бумажка, на которой нацарапаны одно или два слова.
Один из актеров (запуская, наконец, руку в шляпу, ворчливо): Скажите тоже, только жребий…
Режиссер: Разумеется, всего только жребий, который мы тянем здесь, как и в жизни, пребывая, надеюсь, в здравом уме и доброй памяти, и не пеняя ни на кого, кроме как на самих себя… Пожалуйста, пожалуйста, господа…
Окружив Режиссера, Актеры один за другим вытаскивают из шляпы свернутые листочки и отходят, разворачивая их на ходу.
Один из актеров (доставая из шляпы бумажку): Хорошенькое дело. А что если я возьму, да вытащу какую-нибудь ерунду? Что тогда?
Режиссер: Поверьте мне, любезный, вы вытащите отсюда только то, что вы вытащите. И это, поверьте мне, тоже не мало.
Актер: Хотите сказать, что я же еще окажусь и виноватым? Верно?
Режиссер: Совершенно не верно, господин актер. Поэтому если вы родились в семье, где вас не любят или же вам повезло жениться на потаскухе, то это значит только то, что когда-то вы просто неудачно вытащили свой жребий и в следующий раз вам надо быть только чуточку внимательней и ничего более.
Один из актеров: Я же сказал, что вы фаталист, господин Режиссер.
Режиссер: Глупости! Разве я говорил вам, что кто-то мешает вам вытащить другой жребий? Да, на здоровье. Тащите любой, какой вам по душе! (Почти сердито, актеру, медлящему развернуть вытащенный жребий.) Ну, что вы ждете? Или думаете, что вас сразу поведут на плаху?
Без особой охоты, Актер разворачивает жребий. На лице его появляется смешанное выражение изумления и растерянности. Короткая пауза.
(Глядя на Актера) О… Похоже рыба, которую вы заглотнули, расправила свои плавники прямо поперек вашего горла…
Актер молча протягивает Режиссеру бумажку.
(Взглянув на жребий.) Ах, вот оно что… (Актерам) Нашему другу досталась роль самого доктора Мартина Лютера. (С поклоном, серьезно.) Примите мои поздравления, господин доктор.
Собравшиеся негромко аплодируют.
(С удивлением.) Или вы все еще чем-то недовольны, господин актер?
Актер: А вы, наверное, думали, что я буду скакать от радости по сцене, господин Режиссер? Еще бы мне быть довольным! У всех актеров роли расписаны до последнего вздоха, и только один я должен выдумывать свои реплики по ходу дела.
Режиссер: Как в жизни, милейший, как в жизни… Вам надо радоваться, а вы печалитесь, словно мальчишка-первокурсник. Или вы не знаете, что большинство повторяет до самой смерти заученные фразы, и только немногим выпадает редкая возможность говорить от собственного имени. Вы выбрали хорошую роль, господин актер. Все остальное теперь зависит только от вас.
Актер: Видит Бог, я бы лучше предпочел провести это время в суфлерской будке.
Режиссер: Вот видите. Вы уже заговорили, как Мартин Лютер. Он тоже частенько ворчал, но в душе всегда был рад тому, что ему выпало.
Актер: Да, я-то тут причем?
Режиссер: Действительно. (Смеется.) Ладно. Идите и не путайтесь у меня под ногами. (Собравшимся.) Кто у нас следующий, господа?
Одна из актрис протягивает Режиссеру свой жребий.
Режиссер (прочитав жребий): Так, так… (К собравшимся.) Прошу любить и жаловать… Госпожа Катарина фон Бора, монахиня цистерцианского монастыря в Нимбшене, верная и преданная жена доктора Лютера на протяжении, страшно сказать, двадцати лет, если я не ошибаюсь.
Присутствующие сдержано аплодируют.
Родила ему шестерых детей и даже правила его проповеди… Впрочем, все это, я полагаю, не так уж и важно. (Катарине, с легким поклоном.) Прекрасно выглядите, сударыня.
Катарина приседает, затем отступает в сторону и останавливается рядом с актером, играющим Лютера.
Лютер (негромко): Здравствуй, Кетхен.
Катарина: Здравствуйте, господин доктор. (Приседает.)
Лютер: Как ты?
Катарина: Милостью Божьей и вашими молитвами, господин доктор.
Один из актеров (негромко): Какая чудесная парочка. Монах-расстрига и его подруга с сомнительной репутацией, о которой знает весь свет.
Режиссер: Надеюсь, вы здесь не для того чтобы читать нам морали… Что вам досталось?
Актер протягивает ему свой жребий.
Я так и думал… Господин Дьявол. Очень приятно. И как вам ваша роль, господин Дьявол? Не вызывает, случайно, желания покаяться?
Актер, играющий Дьявола: Напротив.
Режиссер: И все же мне кажется, что для Дьявола вы что-то уж слишком добродушны. Где ваши ухмылки, блеск в глазах, оглушительный хохот?
Актер, играющий Дьявола (косясь на Лютера, негромко): Всему свое время, господин Режиссер, всему свое время.
Режиссер: Ну, что ж, посмотрим, посмотрим. Будем надеяться, что вы нас не подведете.
Дьявол (продолжая смотреть на Лютера.) Я вас не подведу, господин Режиссер.
Режиссер (кажется, с удивлением переведя взгляд с Дьявола на Лютера и обратно) Посмотрим, посмотрим….
Какое-то время Дьявол и Лютер молча продолжают смотреть друг на друга.
Лютер (с плохо скрытым раздражением): Что это вы, любезнейший, смотрите на меня так, словно я украл у вас возможность покаянья?
Дьявол: У меня к вам будет большая просьба, господин Реформатор. Когда вам вздумается швырнуть в меня чернильницей или запустить тапком, предупреждайте меня, пожалуйста, об этом заранее.
Лютер: А уж это как получится, герр Сатана, как получится.
Режиссер (хихикая): Да, уж – это как получится, господин Дьявол… К счастью, подмостки, это такое место, где ничего нельзя предвидеть заранее.
Дьявол: Кое-что все же можно, я думаю.
Лютер: Например, то, что вы все равно останетесь в дураках, герр Сатана.
Актеры хихикают.
Режиссер (Дьяволу, с комическим ужасом): Мне кажется, он наступил вам на больную мозоль, господин Вельзевул.
Дьявол: У нас еще будет время посмотреть у кого мозоли крепче, господин Режиссер.
Актеры смеются.
Режиссер: Конечно, конечно, господин Дьявол. (К собравшимся.) Так, кто у нас еще?.. (Актеру, поднявшему руку.) Вы?
Актер (протягивая жребий): Филипп Меланхтон, с вашего позволения.
Режиссер: С вашего, милостивый государь, с вашего, не с моего… (К остальным.) Господин Филипп Меланхтон, сподвижник и усердный продолжатель дела доктора Лютера, его правая рука, знаток греческого и еврейского.
Меланхтон раскланивается с присутствующими.
(Не скрывая неприязни.) Человек, который обладал такой способностью объяснять мысли своего учителя, что вскоре они стали, как две капли воды, походить на его собственные…
Шум вокруг стихает. Короткая пауза.
Меланхтон (спокойно): Я протестую, господин Режиссер.
Режиссер: Я всего лишь высказал свое мнение, господин Меланхтон.
Меланхтон: Мнение неосновательное, невежественное и противоречащее исторической правде, так, как она известна всем здравомыслящим немцам. (В сторону Лютера.) Доктор Лютер мог бы собственнолично засвидетельствовать…
Лютер (почти грубо): Нет уж, увольте, пожалуйста…
Меланхтон (Лютеру): Господин доктор…
Режиссер (перебивая): Если вы позволите, господин Меланхтон, то мы продолжим этот разговор как-нибудь в следующий раз… (К присутствующим.) Господа…
Один из Актеров протягивает Режиссеру свой жребий.
(Читает.) Господин Иоганн фон Штаупиц… (Актеру.) Рад вас приветствовать господин Штаупиц… (Присутствующим.) Доктор Иоганн фон Штаупиц генеральный викарий немецкой конгрегации августинского ордена. Непосредственный начальник и наставник доктора Лютера в начальный период его монашества. Но главное – человек в точном смысле этого слова.
Актеры сдержано аплодируют.
Может быть, это и будет лишнее, но я бы хотел напомнить присутствующим, что на склоне своих лет доктор Лютер однажды заметил: «Не будь доктора Штаупица, я бы горел в аду».
Штаупиц: Ну, ну, будет вам, господин Режиссер. В конце концов, я только выполнял то, что должен был выполнять.
Лютер (Штаупицу, немного смущенно): Рад вас видеть, доктор…
Штаупиц: Здравствуй, Мартин. Давненько не виделись.
Лютер: Целую вечность.
Штаупиц: Как семья?
Лютер: Вашими молитвами, господин викарий
Режиссер: Тишина, тишина!.. Еще успеете наговориться, господа…Кто-нибудь еще?
Сразу несколько рук протягивают ему свои жребии.
(Принимая жребии.) Не все сразу, не все сразу, господа… (Читает.) Так, рыцарь Ульрих фон Гуттен, рыцарь фон Зиккинген, господин Томас Мюнцер … Фома Каэтан… Нет, нет, господа. Боюсь, что вы только что достали из шляпы последний жребий.
Разочарованный гул.
Но не будем огорчаться. В конце концов, у нас нет задачи поставить историческую пьесу и придерживаться исторической достоверности. Задача нашей пьесы, мне кажется, совсем в другом. Может, кто-нибудь из вас знает какая у нас задача?
