Константин Маркович Поповский
Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба
Фортинбрас: Нет, ей-Богу, иногда мне кажется, что это именно ты сидел на яблоне и заговаривал зубы нашей прабабке Еве… Нельзя ли как-нибудь обойтись без хитростей?
Трувориус: Ах, ваше высочество, научите, как. И клянусь, на свете не будет человека более прямого, чем я… Прикажете позвать?
Фортинбрас (махнув рукой): Зови.
Взяв со стола колокольчик, Трувориус звонит
Но только, ради Бога, ненадолго.
Трувориус (вошедшему слуге): Зови.
Слуга исчезает и немедленно на пороге возникает фигура Поэта.
Входи, любезный.
Поэт (склонившись в глубоком поклоне и не трогаясь с места): Ах, мои ноги!.. Они отказываются ходить перед лицом вашего высочества!
Трувориус: Смелее, друг мой, смелее.
Поэт (немного разогнувшись и сделав несколько шагов): О, мои глаза!.. (Закрывая лицо руками). Я ослеплен сияньем славы, которое исходит от вашего высочества. (Вновь сгибается в поклоне).
Фортинбрас (Трувориусу): Мне будет совестно, если он ослепнет и охромеет по моей вине.
Трувориус: Ободрите его, мой принц.
Фортинбрас (Поэту): Как вы поживаете, любезный?.. Все пишите?
Поэт (не разгибаясь): Без сна и отдыха, для вашего удовольствия.
Фортинбрас: Тогда перестаньте мучить свою поясницу и почитайте нам что-нибудь.
Поэт (наконец разогнувшись): Язык не повинуется перед таким знатоком, как вы, принц.
Фортинбрас (Трувориусу): Боюсь, он выйдет отсюда совсем калекой. (Поэту). Я постараюсь быть снисходительным, сударь.
Трувориус (Поэту): Принц слушает.
Поэт: Ваше высочество предпочитает любовное или героическое?
Фортинбрас: Что-нибудь этакое, но только покороче.
Поэт: Тогда пусть ваше высочество послушает вот это. (Читает).
Едва открыв глаза, в ночном наряде милом,
Беседу умную веду я со светилом,
Которое, поднявшись в небеса,
Нам освещает мира чудеса.
И глядя сквозь стеклянное оконце,
«Что хмуришься? – я спрашиваю солнце. –
Зачем твой лик, прекрасно-неземной,
Туманною подернут пеленой?»
«Ах, я не хмурюсь, – солнце отвечает, –
Но свет другой мне очи застилает.
Он ярче моего, он нестерпим для глаз…»
«Но как зовут его?» –
«Принц славный, Фортинбрас»!
(Склоняется в глубоком поклоне).
Фортинбрас (подавлен): Бог мой. (Трувориусу, негромко). Если я не покраснею сейчас, то, наверное, не покраснею уже никогда. Скажи ему что-нибудь.
Трувориус (Поэту): Их высочество довольны.
Поэт: Другой награды мне не надо.
Трувориус: Другой, милый, тебе никто пока и не предлагает. Но если ты хочешь, чтобы удовольствие их высочества было еще большим, то тебе стоит поторопиться, чтобы выполнить свое обещание… Знаешь, о чем я говорю?
Поэт: О, милорд…
Трувориус: Помнишь ход событий?
Поэт: Они у меня в сердце, милорд. Как и у каждого добропорядочного подданного его высочества.
Трувориус (Фортинбрасу): Вот видите. (Поэту). Ну, в двух словах.
Поэт: Сюжет пьесы, ваше высочество, прост, но поражает своим величием, ибо он заимствован у самой правды… Узнав о готовящемся покушении на короля, принц спешит с войском, чтобы предотвратить несчастье, но в силу злых козней предателей, не успевает осуществить свое благородное намеренье, совершая, однако, по ходу действия пьесы несколько подвигов, каждый из которых мог бы покрыть его неувядаемой славой. Заговорщики уже было празднуют победу, однако преждевременно, – их ждет заслуженная кара, ибо венценосная рука не знает пощады.
Фортинбрас (перебивая, с изумлением): Как, как?.. Какая?
Поэт (с поклоном): Венценосная, ваше высочество.
Фортинбрас: Продолжай.
Поэт: Далее следует апофеоз, ваше высочество… Дания спасена, преступление наказано, народ ликует. (Кланяется).
Фортинбрас (Трувориусу, негромко): Если ты никогда не видел венценосную руку, не знающую пощады, то вот она. (Показывает правую руку). А вот еще одна. (Показывает левую руку).
Трувориус (негромко): Все это от чистого сердца, мой принц. (Поэту). Так когда же, друг мой, мы сможем насладиться этим апофеозом?
Поэт: Достаточно и пяти дней, милорд. Но если вы пожелаете, то я удвою рвенье.
Трувориус: Лучше, если ты его утроишь. У актеров уже чешутся языки.
Поэт (восторженно): Я приступаю немедленно, милорд. Сейчас же.
Фортинбрас (негромко): Но только не здесь, ради Бога.
Трувориус: Его высочество на тебя надеется. Прощай и помни об этом.
Поэт (кланяясь): Прощайте, ваше высочество. (Отступая к двери, с чувством). Мой принц!.. Мой дорогой принц!.. Ах, мое бедное сердце! Оно разрывается на части от того, что увидав, по милости небес, солнце, я вновь должен оказаться во мраке!
Фортинбрас (Трувориусу): Гляди-ка, а я уже не краснею. (Поэту). Прощай, любезный.
Поэт (согнувшись в поклоне и пятясь к двери): Уношу ваш образ. (Исчезает).
Фортинбрас (вдогонку, негромко): Нет, лучше свой. (Трувориусу). Мне кажется, что ты мог бы потратить мое время с большей пользой.
Трувориус: Набравшись дерзости, готов поспорить и убедить вас в обратном.
Фортинбрас: Убеди кого-нибудь другого. Мое светило утомилось светить и хочет спать.
Трувориус: Могу ли я тогда попросить напоследок ваше высочество о небольшом одолжении?
Фортинбрас: Если под словом «небольшой» мы понимаем одно и то же, то сделай милость.
Трувориус: Сущий пустяк… Сейчас я позову сюда одну строптивую особу. Мелкая сошка, но может оказаться, что ей известно кое-что важное, потому что ей приходилось бывать в обществе заговорщиков. Так вот не могли бы вы, когда она войдет, сделать вид, что вы сердитесь, и, изобразив на лице гнев, строго посмотреть на нее, и со словами: «Я так и думал», или: «Ну, так и есть», или: «Так вот мы какие», выйти, громко хлопнув дверью?
Фортинбрас: Но для чего?
Трувориус: Для пользы дела, мой принц. Стоит ей увидеть себя в такой близости от будущего короля, да еще разгневанного, как ее решимость будет сломлена, упорство преодолено, и язык сам расскажет, все, что нас интересует.
Фортинбрас: Опять обман?
Трувориус: Скорее, маневр.
Фортинбрас: Но с примесью обмана.
Трувориус: Во всяком случае, ничуть не более того, который требуется от нас, когда мы устраиваем противнику засаду или случайной обмолвкой заставляем его поверить в наше могущество… Это называется военная хитрость, мой принц.
Фортинбрас: Военная?.. Ну, что ж, тогда зови.
Трувориус: Благодарю. (Звонит в колокольчик).
Появляется Слуга.
(Слуге). Веди-ка сюда нашу красавицу.
Слуга исчезает.
(Принцу). Держитесь строже.
Фортинбрас: Кто-кто, а актер из меня неважный.
Трувориус: Пустые страхи. За вас сыграет ваше имя.
Входит Маргрет. При виде принца она склоняется в поклоне и так замирает.
Фортинбрас (неуверенно): Ага… (Подходя и стараясь сделать строгое лицо). Так-так… Я так и думал… Ну и ну… (Трувориусу). Черт знает что! (Быстро уходит, хлопнув дверью).
Трувориус (не без печали): Что, видели?.. Я вас предупреждал. Принц разгневан.
Маргрет: Но я не знаю за собой никакой вины, ваша светлость.
Трувориус: Как?.. Даже той, которая проникла к нам в кровь и плоть, благодаря падению наших прародителей?.. Ай-яй-яй. Это опрометчивое заявление, сударыня. Оно в вас обличает гордость и упрямство. (Неторопливо обходя вокруг стоящей Маргрет и разглядывая ее). Достаточно взглянуть на человека, хоть на кого – что он такое?.. Грех, до поры до времени живущий по милости неба. А значит, наказание всегда справедливо, ибо все виновны. А вы говорите, «не знаю за собой никакой вины». Смешно, ей-Богу. Разве вызвать гнев принца – это не вина?
Маргрет: Если бы я только знала его причину.
Трувориус: Вы прекрасно ее знаете, сударыня, зачем же лгать?
Маргрет: Горацио?.. Но что он сделал?
Трувориус: Достаточно, чтобы заставить содрогнуться от ужаса, даже такое мужественное сердце, как мое. (Закрыв лицо руками). О, ужас! Ужас!.. (Не без кокетства). Вы ведь знаете, что у меня мужественное сердце?
Маргрет: Надеюсь, да, милорд.
Трувориус: К тому же – доброе. Когда я вижу какое-нибудь заблудшее создание, вроде вас, мне сразу хочется открыть ему глаза на истину.
Маргрет: Значит, вы ему поможете, милорд?
Трувориус: Что? Вашему дружку? (Укоризненно). Ах, сударыня… Знаете, в чем состоит главная ошибка, которую постоянно делает неопытный человек? Она заключается в том, что время от времени он забывает о себе и начинает думать о посторонних. И пока он думает, душа его витает невесть где, вдали от самой себя, делаясь при этом легкой добычей дьявола… А уж он-то своего не упустит. (Мрачно, поднимая руки). Огромный, страшный, с черными крыльями и высунутым языком, который изрыгает проклятья и богохульства. А уж запах-то, запах… Не пожелаю никому.
Маргрет: Вы меня пугаете.
Трувориус: Неужели?.. Тогда представьте себе, каков будет ваш страх, когда отец лжи предстанет перед вами во всем своем безобразии? Когда он выпустит когти, чтобы вонзить их в вашу нежную плоть, а его смрадное дыхание смешается с вашим? Когда он поволочет вас во мрак и холод своего жилища?.. Не хотелось бы мне послушать песню, которую вы тогда запоете.
Маргрет застыла в молчании.
(Подходя к Маргрет почти вплотную, буднично). Поэтому поступим к обоюдной пользе. Вы сделаете то, что я вам скажу, а я, в свою очередь, не стану ни предавать вас в руки правосудия, ни отправлять в тюрьму, как соучастницу, каковой вас, без сомнения, признают… Согласны?
Маргрет молчит. Короткая пауза.
Ну, соглашайтесь, соглашайтесь…
Маргрет (с отчаяньем): Но в чем моя вина?
Трувориус (разочаровано): Нет, я вижу, вы определенно хотите в тюрьму. В подвал, на сырой тюфяк, к крысам и прокаженным… Желание странное. Но, если вы настаиваете, пусть будет по-вашему. (Взяв со стола колокольчик, собирается звонить).
Маргрет: Подождите!
Трувориус возвращает колокольчик на стол. Короткая пауза.
(Глухо). Что я должна делать, милорд?
Трувориус: Во-первых, быть со мной немного поласковее, это в ваших же интересах. А во-вторых, вы принесете мне его бумаги. Все, что сумеете. Письма, черновики, записки. Словом, все, что найдете и, пожалуйста, как можно скорее … Вы поняли?
Маргрет (тихо): Да, милорд.
Трувориус: Но только так, чтобы об этом не знала ни одна живая душа. Лишь вы и я.
Маргрет: Да, милорд.
Трувориус: И имейте в виду, – я вам ничего не обещаю.
Маргрет: Да, милорд.
Трувориус: Ни золотых безделушек, ни места при дворе, ни дорогих платьев, – ничего из того, на что так падки молодые девицы.
Маргрет: Да, милорд.
Трувориус: Мы, слава Богу, служим не мамоне, а Богу и нашему принцу, и это вам надо хорошенько запомнить.
Маргрет: Да, милорд.
Трувориус: Какое у вас унылое «да». Нельзя ли чуть повеселее?
Маргрет: Да, милорд.
Трувориус: Уже немного лучше… А чтобы вы как следует усвоили мои наставления, я жду вас сегодня у себя, часиков этак в девять, я думаю или даже пораньше. Придете с черного хода, вас там встретят.
Маргрет молчит.
Ну?.. Что вы молчите, как будто проглотили язык? Где ваше «да»?
Маргрет: Я приду, милорд.
Трувориус: Ну, то-то же. Слушайтесь меня во всем, и я расскажу принцу, что вы исправились.
Маргрет: Я исправилась, милорд.
Трувориус: Так скоро?.. Какая приятная новость. (Подходя к Маргрет). Но мы еще посмотрим, насколько этому можно верить. (Обходя вокруг Маргрет). Бывает, что человек легко раскаивается на словах, тогда как на деле он все такой же грешник, каким и был… Посмотрим, посмотрим… (Неожиданно, обняв Маргрет, целует ее).
Пауза.
(Оторвавшись от Маргрет). Действительно, здесь пахнет исправленьем. Хоть и не полным… Теперь идите, сударыня.
Маргрет идет к двери.
(Вслед уходящей) И не забудьте – в девять!
Маргрет исчезает.
В девять!.. В девять!.. (Кричит). В девять! (Быстро уходит через другую дверь).
8.
Кронберг. Один из залов замка перед входом в королевские покои. Возле дверей застыли двое солдат с алебардами. Неподалеку, на скамейке, дремлет Капитан.
Появляется Горацио.
Капитан (не открывая глаз): Пароль.
Горацио (подходя): Мое почтенье, капитан.
Капитан (машинально): Мое почтенье… (Спохватившись). Пароль неправильный. (Открыв глаза). А, это вы, Горацио… Мое почтение.
Горацио: Мое почтение. Я вижу, у вас тут новые порядки. Пароль, солдаты… Вы, что – в осаде? Или готовитесь к войне?
Капитан: Похоже и на то, и на другое. Везде посты, везде проверки, так просто не ступить и шагу. Мышь не проскользнет… (Зевая). Нечто похожее я уже видел лет восемь назад, когда британский флот стоял под стенами Эльсинора.
Горацио: А в чем причина нынешних строгостей?
Капитан (зевая): Причина самая веская. (Поднявшись, громко). Желание их светлости, чтобы во всем был порядок. (Обняв за плечи Горацио, отводит его в сторону; вполголоса, покосившись на стоящих в карауле солдат). Теперь надо опасаться даже собственных солдат. Донесут, не моргнув глазом, мерзавцы… Ей-Богу, вы так спрашиваете, как будто не были здесь полгода.
Горацио: Всего неделю.
Капитан: Так и есть. Семь дней и каждый можно посчитать за месяц.
Горацио: Такая разница?
Капитан: Как день и ночь. Да, что говорить – увидите сами… Вы к принцу?
Горацио: Да.
Капитан: Посмотрим. (Достает из кармана бумагу).
Горацио: Что это?
Капитан: Еще одно нововведение. Список тех, кого велено пускать беспрепятственно. (Развернув список, быстро его просматривает; после короткой паузы, с недоумением, тихо). Вас в списке нет… Ну-ка, ну-ка… (Пробегает глазами список еще раз). Нету… Что бы это могло значить?
Горацио: Полагаю, то, что вы сказали. Я не в списке.
Капитан: А где тогда?
Горацио: Что значит этот вопрос, капитан?
Капитан (негромко): Он значит, что если человека нет в этом списке, то его имя вписано еще куда-нибудь, а, следовательно, ему лучше здесь не появляться совсем… (Косясь в сторону солдат). Вот вам в подтвержденье моих слов. Стоило имя господина Корнелия вычеркнуть из этого списка, как через день его арестовали.
Горацио: Арестовали Корнелия? За что?
Капитан: Тш-ш… Нам не докладывают. Но полагаю, за то же самое, за что и господина Вольтиманда и кое-кого еще…
Горацио: И Вольтиманда?..
Капитан: Так вы не знали?
Горацио: Да, нет же, ничего.
Капитан: Тогда примите к сведенью…
Входит Озрик.
(Шепотом). Но молча… (Громко). Господин Озрик… (Кланяется).
Озрик (не отвечая на поклон капитана): А, как вас там… Горацио… Как ваши успехи?
Горацио: Переменчивы, как и улыбка Фортуны.
Озрик: Фортуна любит, чтобы во всем был порядок, я думаю… (Смотря на пол). У вас тут не очень чисто, капитан. Много пыли.
Капитан: Где?
Озрик: Прямо у вас под ногами. И я уверен – в других местах тоже.
Капитан: Можете быть спокойны, уберем прямо сейчас.
Озрик (Капитану): Не забывайте, что все начинается с мелочей. Сначала пыль, потом грязь, потом разговоры на дежурстве, потом опоздания, карты, вино, сомнительные знакомства, а там, глядишь, недалеко и до измены. (Горацио). Вам нравятся мои рассуждения?
Горацио: Очень.
Озрик: Мне они кажутся весьма убедительными. Когда вращаешься в таких высоких сферах, следует рассуждать убедительно… Вы пришли или уже уходите?
Горацио: Скорее, второе. Меня нет в списке.
Озрик: Позвольте… (С недоумением). Нету в списке?.. Тогда, зачем же вы пришли, если вас нет в списке? Это непорядок. Я должен доложить. (Скрывается за дверью, ведущей в королевские покои).
Короткая пауза. Горацио и Капитан некоторое время смотрят на закрывшуюся за Озриком дверь.
Капитан: Что, убедились?
Горацио: Пахнет, во всяком случае, неприятно.
Капитан: Какое там. Воняет. Прямо-таки разит тухлятиной. Все сгнило, аж до самой сердцевины… Мой вам совет, – держитесь от всего этого подальше.
Горацио: Вы знаете места, где воняет меньше?
Капитан: На небесах, возможно… (Оглянувшись на дверь, которая медленно открывается). Тш-ш…
Короткая пауза, в продолжение которой из-за двери неслышно появляется сначала голова Трувориуса, а, затем, и сам он. В руке у него – несколько листов бумаги. Капитан замирает на месте.
Трувориус (мягко): А, господин итальянец… Хорошо, что вы еще не ушли. Озрик сообщил мне, что вы стоите под дверью и клянчите, чтобы вас впустили… Хотите войти?
Горацио: Хотел, точнее.
Трувориус (добродушно): Ну, ну, зачем же говорить неправду?.. Хотите. Вижу по глазам. (Подходя). Ведь вы не исключение. А из детей Адама нет ни одного, кто бы ни томился каким-нибудь пустым желанием… (Капитану). Я правильно рассуждаю, капитан?
Капитан: Не то слово, милорд.
Трувориус (Горацио): Вот видите… (Постно). Нет, нет, таков уж человеческий удел. Один желает то, другой – другое, а все вместе жаждут денег и при этом каждый вопит, не слушая других: «мое желанье!», «ах, я желаю!», как будто от этих криков что-то может измениться… (Капитану, строго). Чтобы не ходить далеко за примерами, взять вот хотя бы вас. Я вижу, что на вашем лице написано одно единственное желание, – сдать поскорей дежурство и заглянуть на дно стакана. (Внушительно). Не отпирайтесь.
Капитан: Я… (Встретившись взглядом с Трувориусом, обреченно). Так точно, милорд.
Трувориус: Да, уж куда точнее… А теперь скажите мне, – что представляет собой это желание, – ну, хотя бы вот это, на вид такое невинное и не вызывающее подозренья?.. Ну?
Капитан: Не могу знать, ваше сиятельство.
Трувориус: Ах, мы не знаем… (Мрачно). А он, между тем, представляет собой подарок дьявола! Крючок, на который он ловит человека, как рыбу, чтобы потом поджарить его на огне!.. (Капитану, сердито). Куда это вы смотрите? Следите за моей мыслью!.. Разжигая в сердце человеческом желание, дьявол увлекает его все дальше, заставляя человека питаться пустыми надеждами и нелепыми фантазиями и, тем самым, он делает человека бессильным и уязвимым, потому что небеса, в свою очередь, справедливо ставят препону его желаниям, а это, в свою очередь, делает человека раздражительным и завистливым, толкая его на проступки, которые, в конце концов, превращают его в закоренелого грешника. (Горацио, любезно). Вам нравятся мои рассуждения?
Горацио: Мне сдается, что они больше подходят для амвона.
Трувориус (довольно): Так и есть. Так и есть… Раз уж весь мир кишит грешниками, как труп червями, то, вряд ли где найдется место, где увещевание грешников было бы неуместно. А, стало быть, весь мир можно с легкостью уподобить амвону… (Показывая бумаги). Хотите угадать, что это у меня такое?
Горацио: Я, сударь, не гадалка.
Трувориус (сухо): Сударя приберегите для своих друзей. Меня следует звать «ваше сиятельство».
Горацио (с издевательским поклоном): Ваше сиятельство… (Озираясь). Не вижу, чтобы что-нибудь изменилось.
Трувориус: Для вас – очень многое, если только не все… Но раз вы не хотите угадать, то я с удовольствием почитаю вам сам. (Читает).
«Теперь свершить бы все, – он на молитве;
И я свершу; и он взойдет на небо.
И я отмщен. Здесь требуется взвесить…»
Не очень складно, мне кажется.
Горацио делает движение в сторону Трувориуса.
Нет, нет. Послушайте еще. (Читает).
«Теперь как раз тот колдовской час ночи,
Когда гробы зияют и заразой
Ад дышит в мир; сейчас я жаркой крови
Испить бы мог и совершить такое,
Что день бы дрогнул…»
Немного неблагозвучно… Зато вот это выше всяких похвал. (Читает).
«Тупой разгул на запад и восток
Позорит нас среди других народов;
Нас называют пьяницами, клички
Дают нам свинские; да ведь и вправду –
Он наши высочайшие дела
Лишает самой сердцевины славы…»
Что скажете?.. Всего несколько страниц, но зато каких! Слог, правда, напыщенный, но зато грязь сочится из-под каждого слова. А, главное, подпадает сразу под несколько статей Уголовного уложения… Клевета. Богохульство. Оскорбление короны… Вам это обойдется недешево, друг мой.
Горацио: Это всего лишь мои черновики, сударь. А так как я вам их не давал, то значит, вы их у меня украли. Из чего следует…
Трувориус (мягко): Следует…
Горацио: …что ваше сиятельство…
Трувориус: …мое сиятельство…
Горацио: …обыкновенный вор.
Трувориус: Ах, друг мой, не я. Ей-Богу, не я… Мне принесла их одна девица, этакая резвая и шаловливая пери… А, да, вы ее знаете. Ее зовут Маргрет. (Почти по слогам). Маргрет… Чудесное имя, не правда ли. (Внимательно глядя на Горацио). Маргрет.
Горацио: Мне это имя ни о чем не говорит. Как бы мои бумаги к вам ни попали – отдайте их.
Трувориус (капитану): Но каков обманщик!.. Впрочем, как и все итальянцы… (Горацио). Вы, верно, забыли. У нее вот здесь большая родинка. (Показывает). Да, да, прямо здесь. И еще одна под левой грудью… (Дружески толкнув капитана в бок). Какое это, надо сказать, захватывающее времяпровождение, считать родинки на женском теле. (Строго). Но, разумеется, в свободное от службы время. (Горацио). Но раз вы об этом первый раз слышите, то вам, конечно, это не интересно.
Горацио: Ни в малейшей степени, сударь. (Протягивая руку). Отдайте.
Трувориус (делая шаг назад): Такую улику?
Горацио (делая шаг вперед): Отдайте, сударь
Трувориус (отступая за капитана): На. Попробуй взять.
Горацио пытается выхватить бумаги из рук Трувориуса, но тот быстро прячется за Капитаном.
Э, нет, не так-то просто вырвать то, что попало в эти руки…
Горацио вновь безуспешно пытается вырвать бумаги.
(Из-за спины капитана). Смотри, какой проворный… Ну-ка, ну-ка…
Горацио делает еще одну попытку.
(Капитану). Мне кажется, этот господин немного не в себе. Потрудитесь-ка выставить его за дверь, капитан.
Капитан: Так точно, ваша светлость… (Горацио, негромко). Вам следует уйти.
Трувориус: Да, и побыстрее!
Капитан (шепотом, Горацио): Да, идите же, идите… (Громко). Поторопитесь, сударь.
Трувориус (выглядывая из-за спины капитана): И можете быть совершенно уверены – принц будет счастлив, когда познакомится с этим шедевром!
Горацио: Жаль, он сейчас не видит вас… Вор, прячущийся за чужую спину. (Капитану). Мои искренние сочувствия, капитан. (Повернувшись, уходит).
Трувориус (вслед Горацио): Дешевый клоун! (Выходя из-за спины капитана, подозрительно). Что это ему вдруг взбрело в голову вам сочувствовать?
Капитан: Сам не приложу ума, ваше сиятельство.
Трувориус: Смотрите у меня. (Осматриваясь по сторонам). Мне доложили, что вы не следите надлежащим образом за чистотой. (Негромко). Благодарите Бога, что у меня сегодня хорошее настроение. (Достав из кармана монетку). Сыграем? (Подбросив монетку в воздух). Золотой.
Капитан (растерян): Я на посту, ваше сиятельство.
Трувориус (подбросив монету, многозначительно): Золотой.
Капитан: К тому же, ваше сиятельство, у меня при себе только фартинг.
Трувориус: Так не тяните время, ставьте его поскорее.
Капитан кладет фартинг на пол. Прищурившись, Трувориус швыряет золотой.
Ага… Я выиграл. Сделайте одолжение, подайте мне мой выигрыш.
Капитан поднимает с пола фартинг и золотой, протягивает их Трувориусу.
(Забирая деньги). И не забудьте передать вашему начальству, что я назначил вам сутки на гауптвахте, за то, что во время дежурства вы играете в азартные игры… Это недопустимо, друг мой. Если не противиться искушениям, то дьявол в два счета оседлает нас и погонит прямиком в пекло. (Идет к дверям, обернувшись). Нет. Трое суток. Трое. (Уходит, оставив капитана в глубокой задумчивости).
