Карина де Сантис
Спящая в огне
Глава 18
Она не могла отвести глаз от того, что видела в отражении зеркала. Это было настолько неправильно и противоестественно. Это было ужасно. Это была не она. Кто угодно, но не она. Не любопытная девушка, любящая встречать рассвет и в одиночестве собирать лесные травы. Не одинокая девушка, сломленная правдой. Не она, но чудовище с разрушительной силой и горящими от злости глазами.
Велес позвал Зару, прося принести воды. Пламя все ближе и ближе подбиралось к Калисто, которая от ступора и шока не могла двигаться, взирая на ужасный огонь, приближающийся к ней. Старейшине пришлось торопливо подойти к целительнице, оттаскивая ее от небольшого пожара. К тому моменту подоспела наставница Виолы, неся воду и в ужасе смотря на картину, разыгравшуюся в комнате. Она смогла быстро сориентироваться, понимая, что той воды, что была принесена не хватит. Поэтому, схватив первую попавшуюся тряпку, Зара стала беспощадно тушить огонь на полу.
Этна с трудом отвела взгляд от зеркала, замечая, что шрамы, светящиеся сквозь перчатки, бледнеют. Чашка в ее ладони превратилась в скромную кучку угольков. Она сжала ладонь и послышался тихий хруст, а после разжала, опуская руку и наблюдая за тем, как темная пыль летит на пол, оседая на досках, изъеденных пламенем. Огонь отступил, оставив после себя жар в теле и ужас в голове. Она чуть не убила Калисто и устроила поджог. Собственноручно. Чудовище.
Этна не заметила, как осталась в комнате одна. Ладони покалывало от прошедшего жара, а тело била дрожь. В голове был полный сумбур и непонимание. А еще страх. Ужасное, сковывающее тело, чувство. Страх перед неизвестностью объясним. Страх перед темнотой понятен. Но страх перед собственным «Я» … Такая вещь не имеет объяснения. Она противоестественна также, как снег летним днем. Хуже такого страха не может быть ничего.
Молодая целительница медленно села на кровать, пытаясь найти хоть какое-нибудь объяснение происходящему. Она не понимала, как смогла призвать то, о чем даже не догадывалась. Это ведь была сила, да? Ее сила, спящая в ней столько лет. Бесконтрольная, уничтожающая энергия, данная ей от рождения и выпущенная на свободу посредством злости. Этна ведь до этого дня не могла припомнить, чтобы когда-нибудь злилась вот так, по-настоящему. Она могла обижаться, негодовать, ненавидеть, сожалеть, но злиться? Никогда. На непростительные и ранящие слова всегда было две реакции: молчание и острый ответ. Но она никогда не показывала свой истинный гнев, вызванный болью. Он всегда был заперт в ее груди за толстым слоем льда сожалений и острых шипов ненависти к самой себе.
Но там, во Дворе, ее лед безжалостно раскололи, а острые шипы срезали, будто сорняки. Гнев был свободен, а вместе с ним и губительная сила.
Этна обхватила голову руками, ощущая их угасающий жар. Хотелось сидеть вечность в этой комнате с обгоревшим полом и золой на полу. Ей нельзя выходить отсюда. Не тогда, когда она потеряла контроль над собой и едва не убила Калисто. Ту, кого она любила, кому доверяла и верила. Да, она была очень зла на бывшую наставницу за ее ложь, но юная целительница никогда не желала ей вреда или того, что можно назвать смертью в это время.
– Вам стоило найти способ убить меня тогда. Монстр всегда будет монстром, даже если у него добрые глаза и красивая улыбка.
– Не было способа, Этна, – дверь в комнату распахнулась и в нее друг за другом вошли Велес, Зара, Эйгон и Алиссана. На лицах целителей читалось явное беспокойство, но страх они упрямо прятали, хотя Этна знала и чувствовала его. Она сама себя напугала, так что уж говорить о них?
– Пламя попросту не позволяло нам сделать это. Мы перепробовали тысячу способов, поверь, – отозвался Эйгон, чей серьезный взгляд сейчас был очень кстати. Какой бы разговор не затеяли старшие целители он будет очень и очень непростым.
– И теперь пожинаете свои плоды. Вам было лучше в таком случае попросту оставить меня умирать или позволить волкам сделать за вас всю грязную работу, – она покачала головой, усмехаясь, поднимая голову с ладоней и обводя глазами знакомые лица. Лица людей, что воспитали ее и поделились своими знаниями. Лица людей, что были добры к ней. Лица людей, что лгали ей. Лица предателей.
– Мы не могли так поступить с младенцем, Этна. Мы же не изверги какие, – Зара покачала головой, хотя наверняка она и все остальные подумали о том, что это было бы правильным – поступить так, как сказала молодая целительница.
– Разумеется, нет. Просто теперь извергом стала я. По моей вине произошло это. По моей вине могла пострадать Калисто. Как она, кстати? – Этна перестала улыбаться, чувствуя пустоту внутри. От стоящих над ней четырех целителей легче не становилось. Они будто были ее немым укором в том, что произошло по ее вине. В том, в чем она была невиновна. В том, чего можно было избежать девятнадцать лет назад.
Гнев разрушителен. Жалость ужасна. Сострадание – слабость. Но хуже всего – милосердие. Лишь оно одно, притворяясь светлым чувством, безжалостно втыкает в спину нож тогда, когда совсем не ждешь этого. Лишь оно одно – самое настоящее зло, совершаемое во благо.
– Будет в порядке, – ответил Велес и Этна покачала головой. Слова утешения ничуть не утешили ее. – Тебе больше никогда не следует применять свою силу, Этна.
– А как же пророчество? – она вскинула бровь, встретившись своим темным взглядом с выцветшими серо-голубыми глазами старейшины. Они были полны решительности и твердости. Никакой мягкости на лице, испещренного морщинами.
– Тебе не нужно исполнять его, Этна. Всем и без того хорошо живется, все привыкли к такому порядку вещей.
– И никто не осудит тебя за это, если никто не узнает, кто ты.
Этна еще раз обвела разочарованным взглядом знакомые лица, твердящие о том, как лучше было бы поступить сейчас. Но лучше для кого? Они все боялись ее и лишь потому отказывались от справедливости, которой заслуживала изгнанная Смерть. Которую заслуживала сама Этна. Они хотели, чтобы она забыла, кем является, и какая сила течет по ее венам. Она могла их понять, ведь совсем недавно хотела плюнуть на исполнение пророчества. Но ведь тогда она и понятия не имела о том, что умеет не только врачевать раны. Пугающая сила бурлила внутри нее, зовя попробовать ее. Вкусить ее разрушение. Ощутить его на языке и кончиками пальцев. Узреть, как созидаемое может превратиться в пепел. Этот зов был ужасным. Но противиться ему, противиться своей природе было противоестественно. Этна всегда была слишком любопытной. Ей всегда было сложно устоять перед чем-то неизведанным.
– Мне нужно побыть одной. Подумать об этом, – юная целительница встала с кровати, обходя целителей и подходя к сундуку. Достав оттуда запасной плащ, она быстро накинула его на плечи, застегивая застежку. Знакомые голоса деревьев приведут ее мысли в порядок и подскажут верное решение. Как обычно.
– Только возвращайся до темна. Сегодня Лунностояние, – Велес на миг преградил ей путь, взглянув в глаза, предупреждая об опасности. Самый опасный день в году. День, когда тварь с болота набирает свою силу и выползает на охоту, пытаясь поквитаться с детьми Белой Волчицы.
Этна ничего не ответила на предупреждение, просто проскользнула мимо старейшины и направилась на выход. Единственное, о чем она сейчас жалела, так это о том, что ее сапоги были все еще мокрыми после дороги. Но даже эта мелочь не остановит ее сейчас.
Дом был непривычно тих. Лишь из столовой доносились тихие голоса. Кто-то пытался кого-то успокоить, судя по всему. Прежде чем Этна успела обуться и выскочить из тепла, она заметила, как из-за угла на нее испуганно смотрела Грета. Наверняка не только она уже знала о том, что случилось. Маленький пожар вполне мог устроить небольшой переполох.
Над дверью Дома, раскачиваясь на слабом ветру, висела ветка ягод можжевельника – защита, которую повесили северяне. Ягоды, что по поверьям должны отпугнуть болотника от их жилища в эту ночь.
Глава 19
Этна, как и все, боялась болотной твари. А теперь, когда три луны на ночном небе выстроятся в одну линию, у болотника будет достаточно сил, чтобы покинуть свою топкую тюрьму и выбраться на охоту. Но, гонимая желанием, юная целительница упорно шла вглубь леса. Ноги давно замерзли от холодных и влажных сапог, но она надеялась, что совсем скоро сможет согреться. Ей казалось, что призвать свою силу – это так просто. Но на деле это еще предстояло выяснить.
Дождь перестал лить, а где-то вдали перестал ворчать гром, но небо все равно было затянуто темными тучами. Вряд ли дождь нагрянет в ближайшие часы, но угнетающее состояние неба передалось всему лесу. Деревья негодующе шелестели, перекликаясь друг с другом. Животные и птицы молчали, попрятавшись в свои норы, пережидая ненастье. Где-то вдалеке был слышен шум ручья.
Мокрые сапоги Этны немного скользили по влажной земле, но она продолжала идти вперед без определенного маршрута в голове. Северяне часто говорили приходящим с других сторон людям такие слова: «Если ты потерялся, то никогда не слушай деревья. Они такие же потерянные души, как ты сам». Но юная целительница не боялась заблудиться, да и «потерянные души» ее ничуть не пугали, наоборот, успокаивали. В конце концов, она выросла под их могучими ветвями.
Она думала, как вновь призвать ту силу, что была внутри нее. Разозлиться так сильно у нее вряд ли вновь выйдет, да и наверняка должны быть другие способы управлять огнем. Так она и пребывала в раздумьях, пока на глаза ей не попался лежащий под ногами сучок. Тогда Этна нагнулась, поднимая мокрую веточку с тропинки, сжимая ее в своей ладони и понимая, что ей, наверное, не обязательно вновь злиться. Она ведь может попытаться разжечь огонь привычным для всех способом. Просто насобирает хворост и попробует его поджечь. Если, конечно, ее сила сможет работать таким образом.
Этна успела насобирать достаточно влажных сучков еще до того, как ноги вывели ее на поляну, куда прежде она заглядывала лишь, чтобы собрать кое-что из лекарственных трав. Это место слишком близко находилось рядом с болотом, зато достаточно далеко от Дома, так что, если ее и попытаются найти другие целители, то в этой части леса ее будут искать в последнюю очередь. Что касается болотника, то… она искренне надеялась, что хозяин топи будет не очень сильно в ней заинтересован.
Через эту поляну протекал ручеек, впадающий прямо в болото, поэтому сырости в этом месте было больше, чем где-либо еще. Особенно теперь, после дождя. Этна сгрудила свою ношу прямо на сырую землю, по которой клубилась легкая дымка тумана, придавая веткам подобие небольшого костра. Только сейчас она подумала о том, что мокрые ветки нелегко заставить гореть при обычных обстоятельствах, а теперь это наверняка будет и подавно трудно сделать, но попытаться стоило.
Присев на корточки возле импровизированного очага, Этна сосредоточенно смотрела на кучу веток, понятия не имея, как извлечь из себя огонь и заставить древесину гореть. Когда после минуты бесполезных гляделок огонь так и не появился, юная целительница решила, что ей нужно прикоснутся к древесине, но это тоже ни к чему не привело.
Как бы сосредоточенно и умоляюще она не смотрела на веточки и с каких бы сторон не притрагивалась к ним, теплого пламени так не появилось. Даже искра не мелькнула среди хвороста. И, будто в насмешку над ее неудачей, вдалеке послышалось хриплое карканье ворона.
Молодая целительница чуть отсела от этого подобия костра. Теперь она пыталась прочувствовать огонь в самой себе. Прислушалась к своему ровно бьющемуся сердцу, наполняющимися воздухом легкими. Сняла перчатку, смотря на кисть, усеянную шрамами и попыталась ощутить тепло на ладони и покалывание в кончиках пальцев. Но внутри будто была пустота. Ничего, кроме крови, не бежало по венам. Она закрыла глаза, сосредоточенно хмуря брови. Где-то ведь внутри нее наверняка есть эта сила. Нужно только найти ее. Она вспомнила, как Драмэйда легко рассекла ей запястье своим когтем, выпуская наружу обжигающее красное свечение. Теперь Этна была не уверена в том, что это была ее душа. Это могла быть ее сила, которую Целеста ошибочно приняла за душу. Алое, яркое, обжигающее.
Кончики пальцев стало слабо покалывать. Удерживая образ свечения в своей голове, Этна сосредоточилась на этом покалывании. Она будто держалась за путеводную ниточку, следуя за слабым теплым ощущением внутрь себя. Она должна привести ее к очагу силы. Брови еще сильнее нахмурились. Она будто скользила от своих пальцев к ладони, где стало чуть больше тепла. Проследовала к запястью, ощущая слабый жар в венах. Он смешивался с кровью, разносясь по всему телу целительницы: от ладоней к груди, к животу и следуя к самым ступням вниз. Ни одна клеточка тела не осталась без тепла, усиливающегося с каждой секундой.
Этна осторожно открыла глаза. Теперь, ощущая тепло внутри себя, она вновь обратила взор на хворост, надеясь, что сможет разжечь огонь. Вот только и в этот раз ее постигла неудача. Она ощущала кончиками пальцев жар, но кисть, что не была скрыта под перчаткой, оставалась прежней. Шрамы, как во время злости, не светились. Сила внутри нее была, но теперь будто не видела выхода из тела. Тогда она вновь закрыла глаза, сосредотачиваясь на своих ощущениях, пытаясь представить внутри себя не только жар, но и огонь. Его яркие желтые языки, что ворчливо трещат. Основание огня, пожирающее корягу. Огонь в ее сознании был не просто процессом, облегчающим повседневную жизнь. Он был живым существом, ее составляющей, до которой она старалась дотянуться изо всех сил. Чувствовать тепло внутри себя было недостаточно. Ей нужно было ощутить внутри целый пожар, что мог бы заглушить само сердцебиение.
Хворост тихо зашипел. Молодая целительница поборола желание открыть глаза. Жар внутри тела ощущался сильнее и теперь она старалась представлять огонь перед собой. В ее сознании пламя упрямо и медленно начинало обволакивать влажный хворост, прогоняя из сучков остатки воды, подсушивая его изнутри и разжигая. Она улавливала тихое шипение, к которому добавился слабый треск и едва ощутимый запах загорающихся веток. Потянувшись наощупь к костру, она почувствовала жар, что медленно разгорался.
Распахнув глаза, Этна увидела, что хворост медленно загорелся. Пламя было слабым, но оно обняло своими языками осколки деревьев, баюкая их в своей колыбели. Ладони, вплотную прикасающиеся к этому маленькому чуду, не ощущали боли. Шрамы подсвечивались изнутри. Сила наконец нашла выход из тела и теперь тянулась к результату. Она едва не рассмеялась, не смея отвести горящих глаз от костра. У нее получилось. Подумать только! Она сама смогла развести огонь. Огонь, что мог навредить Калисто. Улыбка сошла с губ. Ее дар – ее проклятье.
Юная целительница убрала теплые ладони от огня, поднявшись на ноги. Слабые языки пламени лениво потянулись к ней, будто гонимые ветром. Однако, последнего в лесу не было и даже кроны деревьев затихли, будто пристально наблюдая за уничтожающей стихией, подвластной лишь ей. Она отошла на шаг назад, а огонь продолжал упрямо тянуться к своей хозяйке. Тогда она подошла ближе и пламя вернулось к веткам, однако, сильнее и ярче гореть оно пока не собиралось. Присев перед костром, Этна запустила ладонь в его огненную гриву. Жар охватывал кожу и одежду, которая и не думала загораться по всем законам этого мира. Пламя слабо целовало ее ладонь и кисть, не причиняя ни капли вреда, оставляя лишь тепло, расползающееся по всему телу. Она сжала ладонь, прикрыв глаза, заставляя огонь гореть ярче, набирая силу. Ветки захрустели сильнее, а пламя стало больше, взмывая вверх и дымом устремляясь к темным небесам.
Она не знала, сколько времени прошло и как долго она просидела возле костра, иногда поднимаясь, чтобы обойти его вокруг, глядя на причудливый танец стихии, что тянулся следом за ней. Даже голод и усталость после дороги будто отступили перед ее пробудившейся силой, а Этна все была возле своего давнего друга, слушая его приятный голос и ощущая ласку на своей коже. Думая, что способна лишь уничтожать и причинять вред, целительница поняла, что ошибалась. Там, где есть сила разрушения, всегда есть и сила созидания. Там, где есть вред, всегда найдется и польза. Нужно лишь найти этот хрупкий баланс и научиться управлять им. Может, она не такое уж и чудовище?
Огонь поглотил почти весь хворост, но при этом его сила не утихала. Теперь эта стихия полностью зависела от Этны, она чувствовала это. Чувствовала, как ее сила перетекает в огонь и возвращается к ней теплом. Казалось, что если она захочет, то пламя запросто перестанет гореть, подчинившись чужой воле.
Облака наконец перестали укрывать собой почерневшее небо. Будто капли росы, на нем появились первые звезды, сияющие как драгоценные камни. Три полные луны, источающие яркий свет, показались на небе. Обычно три ночных светила располагались на разных высотах ночного полотна, но теперь выстроились в единую линию. Летнее Лунностояние. Для северян это была самая неприятная ночь в году. Зато на следующий день целители и шаманы устраивали совместный праздничный обед, благодаря свою покровительницу за то, что не позволила болотнику потревожить их. Этна могла быть сейчас в безопасных стенах Дома. Могла смотреть в окно, наблюдая, не шелохнется ли что за окном из-за пришествия болотной твари. Но сейчас она была вдали от безопасности, потеряв счет времени. И никто в здравом уме не выйдет ее искать или спасать. Целители просто будут молиться Матери леса, чтобы Этна поскорей добралась до Дома живой.
Из темной чащи послышался хруст веток. Молодая целительница встрепенулась, резко поднявшись на ноги и устремив светящиеся глаза в том направлении, откуда послышался звук. Шум продолжался, похожий на то, будто некто волочил свое тело по земле, цепляясь руками за травинки. Никто из северян никогда не видел хозяина болота – они были слишком осторожны, чтобы в опасную ночь выходить на улицу. По преданиям старейшин болотник всегда описывался по-разному: кто-то описывал его прекрасным юношей, кто-то – ужасным старцем. Но одна черта в этих рассказах никогда не искажалась: ноги хозяина болота распухли от воды, склеившись вместе, как русалий хвост и поэтому он не мог ходить, лишь ползать.
Этна наклонилась, зачерпывая огонь в ладонь, пытаясь всмотреться в темноту и понять, что она скрывает. Сердце быстрее забилось в груди. Лучше всего было потушить огонь и бежать со всех ног домой, но она не смела пошевелиться, напрягая зрение и пытаясь высмотреть между деревьев тварь. Плясавшие на земле и стволах тени не позволяли этого сделать, но оно было и ни к чему.
Сначала послышалось его хриплое и тяжелое дыхание, прежде чем Этна увидела его. Хозяин болота полз по влажной земле, подтягивая огромное тело за собой с помощью разбухших рук. Его темные волосы были покрыты тиной и закрывали лицо. Серая кожа походила на цвет поганки и была усыпана странными наростами. То, что должно было быть ногами представляло собой ужасное зрелище – две сросшиеся вместе конечности, покрытые грязью и тиной, выглядящие абсолютно безжизненно, будто ненужный балласт.
– Здравствуй, дочь леса, – хрипло пророкотал хозяин болота, поднимая свою голову и заставляя Этну судорожно отступить на два шага назад. Волосы, облепившие лицо, не могли скрыть всего ужаса, представшего перед ней. Выцветшие огромные глаза смотрели кровожадно и будто слепо, в них, словно в зеркале, отражалось яркое пламя дрожащего огня. Нос жадно втягивал воздух, а потрескавшиеся синие губы растянулись в оскале, обнажая желтые гниющие клыки. – Чего не здороваешься? Аль низко это для тебя?
Раскатистый смех, пробирающий до самых костей, перешел в хриплый кашель. Чувствуя, как страх парализует тело, Этна не могла отвести глаз от болотника. От ужасной мерзости, что замерла лишь на миг, чтобы поздороваться и продолжить приближаться к ней. Шрамы на теле начали бледнеть, а огонь на ладони угас также просто, как свечка, которую задули. Спасал лишь свет трепыхающегося костра, который невесть как горел и не тух. Но молодая целительница понимала, что если не возьмет себя в руки, то и он скоро угаснет. И, оказавшись во тьме, она будет полностью бессильна перед болотником.
– Давно никто не выходил этой ночью из дому. Три ночные сестры мне свидетельницы, я давно не чуял горячей крови, – оскал твари стал шире. Его распухшая рука уже почти схватила Этну за ногу, если бы та в последний миг с вскриком не отскочила назад. Нужно было что-то предпринять, хотя бы перенести огонь на тварь, но сила, как назло, вновь спряталась где-то в глубине ее, не желая ощущаться легким покалыванием в кончиках пальцев. Она была парализована страхом и огонь, будто чувствуя это, слабел, медленно начиная затихать на влажной земле.
Цокнув, хозяин болота оперся на сильные руки, поднимаясь сначала на негнущиеся колени, а после распрямляясь во весь свой огромный рост с тяжелым хрипом. Неустойчиво стоя на том, что раньше было ногами, он протянул к ней свои руки. Этна только сейчас заметила у него между пальцев перепонки. Он поманил ее толстым пальцем, выцветшими глазами смотря прямо в ее темные очи. Хозяин болота неуклюже подпрыгнул, сокращая расстояние между собой и молодой целительницей и, если бы не нечто, сбившее его с ног, он бы добрался до Этны.
Та отшатнулась, смотря, как с визгом падает болотник на землю, а над ним возвышается огромный волк, чья белая шерсть при свете лун отливает серебром. Рыча, зверь безжалостно укусил тварь за руку, заставляя его выть и брыкаться, пытаясь уйти от острых клыков. Завывая и рыча, волк драл своими когтями раскисшее тело болотника, щедро кусая его, пока тот выл, моля о пощаде и клянясь убраться отсюда. Лишь после этого дикий зверь перестал придавливать его могучими лапами к земле, но продолжал угрожающе рычать. Болотник, скуля, неуклюже и торопливо стал уползать туда, откуда он явился, пачкая темную землю густой кровью.
Зверь развернулся к Этне и только сейчас она поняла, что это была волчица. Ярко-желтые глаза, похожие на два фонаря, смотрели осмысленно и мудро. Она вскинула окровавленную морду к небу, взвыв и ей вторили другие волки леса. И если сейчас молодая целительница была просто поражена таким чудесным спасением, то следующее заставило ее тихо ахнуть.
Завывая и громко рыча, волчица упала на землю, сворачиваясь калачиком, напрягая свое сильное тело, которое била крупная дрожь. Это странное видение продлилось около минуты, прежде чем то, что осталось от зверя, зашевелилось, поднимаясь на ноги. Это была девушка, чьи острые черты лица были перемазаны густой холодной кровью. Она была невероятно высокой. Белые волосы, похожие на серебро, колтунами обрамляли ее вытянутое лицо. Дикие желтые глаза, не мигая, смотрели на целительницу, а розовый язык облизывал губы, слизывая с них остатки крови. Ее голову, подобно капюшону, венчала голова волка с открытыми тусклыми глазами, у которой отсутствовала нижняя челюсть, зато верхняя была полна желтых острых клыков. Этот капюшон спускался к ее плечам, плавно переходя из серой волчьей шкуры в рыжую лисью и серую кроличью. Это облачение, сотканное из тысячи меховых шкур лесных зверей, волочилось позади нее по земле, подобно королевской мантии. Оно не прикрывало ни сантиметра ее сильного тела, обнажая грудь, подтянутый живот и сильные босые ноги, перепачканные в земле.
Этна, чувствуя смущение, отвела глаза от обнаженной кожи, торопливо складывая ладони в приветствии, понимая, что перед ней никто иная, как Белая Волчица. Мать леса. Первая целительница, не побоявшаяся ступить на неизведанную лесную землю и жить в стае по волчьим правилам. Никто и никогда в глаза не видел свою покровительницу, предполагая, что она давно ушла в Мертвые земли, оставив в густых лесах лишь свой дух. Но вот она, стоит прямо перед юной целительницей, живая. Спасшая ей жизнь.
– Спасибо… что спасли меня, – проговорила Этна, чувствуя на себе дикий взгляд Матери леса и не смея поднять глаз от земли. Страх все еще не желал покидать ее тела, но по крайней мере огонь в костре не затухал и перестал трепыхаться, продолжая гореть.
– Как ты развела этот огонь? Я следила за тобой, – нетвердой походкой Волчица обогнула целительницу и приблизилась к костру, который тянулся к Этне своими языками, садясь перед ним на колени. Ее меховая мантия с шорохом волочилась за ней. Она протянула грязные ладони к источнику тепла, но не рискнула прикоснуться к жару.
– Я… Это моя сила, Мать леса. Я только сегодня о ней узнала, – неловко проговорила Этна, наблюдая за Белой Волчицей, прежде чем сесть рядом с ней, спокойно касаясь горячего пламени, которое стало гореть чуть ярче от прикосновения. Мать леса издала удивленный звук, склонив голову и во все глаза глядя на то, как огонь обволакивает чужую руку, не причиняя ей никакого вреда.
– И зачем она тебе? – ее голос звучал приглушенно, со слабыми вибрациями в горле, хотя речь была вполне разборчивой.
– Чтобы вернуть Смерть домой. Было пророчество, в котором говорилось, что дочери огня и той, что утаила ее рождение, суждено вернуть сестру Жизни на континент.
Волчица задумчиво молчала, взирая на пламя, отражающееся в ее желтых глазах. Иногда она переводила свои дикие очи на Этну и наблюдала за тем, как живой огонь целовал ее руки, а шрамы подсвечивались будто изнутри, вторя свету пламени. Наконец она нарушила ночную тишину:
– Я слышала об этом. Смерть ушла, но рассердилась она лишь на людей. Звери умирают также, как и в те времена, когда мои ноги твердо ходили по земле.
– Целители говорят, что я не обязана исполнять пророчество, что можно оставить все, как есть.
Мать леса перевела на нее мудрый взгляд, хрипло и с подвываниями смеясь, качая головой, а волчья морда, венчающая ее макушку, качалась в такт ей.
– Но ведь для чего-то это пламя было дано тебе. Нельзя закрывать глаза на несправедливость лишь потому, что боишься менять прежний уклад жизни. Они глупы, твои целители, – она все еще хрипло посмеивалась, скаля губы в волчьем оскале. – Если бы Жизнь не наслал ту лихорадку, у меня не было бы повода идти за помощью к волкам. Не было бы тех, кто оказывает помощь нуждающимся, понимаешь? Тебе дана сила не для того, чтобы баловаться пламенем в ночном лесу. Верни Смерть домой, Спящая в огне.
Обращение резануло слух Этны, что та даже чуть вздрогнула, посмотрев в лицо Матери, на котором до сих пор остались капли засохшей крови.
– Но я не знаю, как это сделать, – целительница покачала головой, всматриваясь в дикие глаза Белой Волчицы, будто в них могли найтись ответы на все ее вопросы.
– Придет время, и ты узнаешь. Обуздай свою силу и найди ей применение, ради которого тебя ею и наделили, Спящая.
Мать леса поднялась на ноги и, не прощаясь, двинулась в сторону мрачного леса, волоча свой плащ по земле. Вдалеке завыли волки, а Этна, произнеся молитву и соединив указательные и большие пальцы вместе, прижала их к груди, благодаря за свое спасение. Огонь, потрескивая и тихо ворча, тянулся к своей хозяйке, будто кот. Спящая в огне еще какое-то время прислушивалась к звукам леса, но они затихли, будто все спали в умиротворении.