Карина де Сантис
Спящая в огне
Пролог
– Приятно вновь вернуться в дом родной. Неприятно видеть предателя.
Говорившую сложно было назвать девушкой, но визуально она таковой являлась. Высокая, с королевской осанкой и острыми, точно кинжалы, чертами бледного лица, на котором застыли лиловые трупные пятна. Нижнюю часть ее лица с тонкими невыразительно бледными губами скрывала молочная маска в виде закрытой челюсти хищного зверя. Да и вся она являла собой единый вид чудовищно мертвого человека, который невесть как стоит на ногах. Но, несмотря на мертвый внешний вид, она являла всем своим видом власть и древнее могущество. Стоять рядом с ней было также опасно, как касаться руками огня. И, тем не менее, двое людей находились почти рядом, не обжигаясь. Острое тело, буквально обтянутое бледной холодной кожей, показывало все ее кости. Точнее те, что не были скрыты за нарядом. Сшитое будто из самого ночного неба платье точно обтягивало фигуру, как вторая кожа, лишь к низу имея свободный крой, который почти что прикрывал голые ступни. Платье имело две широкие лямки на плечах, которые плавно переходили в открытый лиф, оканчивающийся у живота тонким золотым поясом, похожим на маленькие звезды, и прикрывающий грудь лишь спереди. Тканевое украшение обвивало шею, мерцая странным блеском, а тонкие золотые цепи, отходящие от него, крепились к изящным наплечникам того же цвета, под которыми были шлейфы темной полупрозрачной ткани, свободно обвивающие руки. Волосы, противоречащие любым законам природы, были вороного цвета и струились по спине водопадом, украшенные изящной костяной диадемой.
Созданная из противоречий, она выглядела как труп со своими пятнами, раскинувшимися по коже будто странные созвездия, но при этом в этой девушке ощущалась такая древняя разрушительная мощь, перекрывающая мнимую слабость тела.
– Госпожа Смерть, – он улыбается ей улыбкой давнего знакомого. Из уголка сожженных губ стекает гранатовая капля крови. Девушка, чьи руки объяты огнем, стоит позади, взирая на гостью. Она ее знает. По легендам и преданиям, по рассказам стариков и по пророчеству, которое смогла исполнить. Она, дочь огня и той, что утаила ее рождение, исполнила предназначение, вернув Смерть на континент. Но какой ценой?
Она видела ее впервые. Юная душа рядом с разрушительной силой создания. Он был причиной, по которой Смерть покинула континент. Старая душа, посмевшая изменить порядок вещей. И вот они наконец встретились лицом к лицу.
Глава 1
Шорох листьев и приглушенное пение птиц обволакивали ее, успокаивая. Ее родные земли, место, где она выросла. Она знает его как свои пять пальцев и никогда не заблудится в лабиринте почти вечнозеленых деревьев, окружающих ее дом со всех сторон. Многих могли пугать незнакомые тропы в густой чаще леса, но только не ее.
Тропа вывела Этну к ручью, протекавшему на стороне, где живут целители и, соответственно, она сама. Три теплых солнца, подобно трем правителям Форланда, прогревали землю с самого утра, но благодаря многовековым кронам деревьев здесь не было жарко и царила приятная прохлада. Опустившись на мягкую траву возле воды, молодая целительница поставила рядом с собой плетеную корзину с запасами трав, которые успела собрать утром. Часть из этих запасов останется на Севере, у самих целителей, а другая часть будет направлена на Юг – туда, где живут три правителя, а жизнь бьет ключом, не умолкая ни на миг.
Сама Этна ни разу не была на Юге. Она хоть и являлась целительницей, но пока еще не закончила стадию ученичества и поэтому не могла покидать Севера, ровно, как и другие ученики, живущие в других частях континента. Это были древние и негласные правила, которые строго блюлись. Но она знала, что Юг не похож ни на один из всех островов и имеет мосты соединения с каждым из них. На Западе, например, жил морской народец, владеющий магией времени. На Востоке жили горные воители, чьи сердца были закалены бесстрашием. На самом Севере живут целители и шаманы. А Юг является соединением всех этих островов и скоплением всех трех народов. Сердце всех разделенных островов, некогда бывших единым континентом.
До полуденных солнц нужно было еще успеть собрать некоторые травы и ягоды, но Этна начала работу еще с рассветом и теперь решила немного передохнуть. Наклонившись к ручью, она с безразличием посмотрела на свое отражение. Многих оно пугало, другим просто было неприятно, но она сама давно привыкла к этому безобразию. Ее лицо было испещрено множеством шрамов, один из которых едва не лишил правого глаза, а другой перечеркивал полные губы. Лисья узкая форма глаз с почти черной радужкой в обрамлении прямых темных волос, оканчивающихся на середине шеи, немного сглаживали внешний вид ученицы целительницы. Но не делали ее полностью красивой в чужих глазах. Ровно, как и в своих собственных.
Всю свою сознательную жизнь она пыталась выяснить, откуда у нее эти следы, протягивающиеся сквозь все ее тело, но ответов не находила. Родителей, избавившихся от нее в младенчестве, не было, чтобы задать вопрос, а старшие целители хранили молчание. В конце концов, Этна просто сдалась, решив, что ужасные шрамы так и останутся для нее загадкой.
Сняв легкую перчатку, сшитую из полупрозрачного материала, с руки, она зачерпнула ладонью воду и выпила эту жидкую прохладу. Сколько она себя помнила, Этна всегда была любознательной. Достигнув возраста обучения, каждый северянин мог решить для себя, чему он будет обучаться. Одни решали лечить физические недуги и становились целителями, оставаясь жить в Доме. Другие выбирали таинственный путь шаманов, способных влиять на незримые раны, неподвластные рукам целителей. Этна выбрала для себя первый вариант, но ей было интересно наблюдать и за работой шаманов. Ее интересовало абсолютно все. Не было такой темы, которую она не затрагивала хоть на немного. Поэтому неудивительно, что ее расстроила загадка происхождения собственных шрамов и отсутствия родителей.
Решив, что достаточно передохнула, целительница вытерла ладонь о свою легкую оливковую накидку, надела перчатку, скрывающую шрамы и поднялась на ноги, подхватывая корзинку. Осталось собрать водяную мяту и можно будет возвращаться домой.
Направляясь вниз по ручью, молодая целительница прислушивалась к звукам леса. Тот никогда не замолкал и всегда был полон звуков: то пением птиц, то шорохом животных. Сейчас вдалеке слышалось тягучее песнопение шаманов, обрамленное глухими стуками в бубен. Для целительницы, не слышавшей другой музыки, эти звуки были необычны и по-своему красивы. Она даже остановилась, слушая их. Разобрать язык, на котором пели лесные жители было невозможно, и это придавало шаманской музыке особую загадочность.
Поняв, что отвлеклась, Этна поспешила дойти до конца ручья к тому месту, где он впадал в Единое море. С этого берега можно было бы увидеть лишь далекие очертания Юга, если бы не густой туман, клубившийся у берега, будто назло скрывающий другую сторону. Хотела бы она однажды попасть туда. Но еще лучше было бы попасть на службу к трем правителям. Правда, для этого предыдущие правительницы должны были покинуть этот мир, чтобы дать дорогу своим детям. Сейчас правили три королевы и, насколько знала Этна, у них было три дочери, которые должны были в день своего совершеннолетия взойти на престол. Души их матерей заберут древние девы Драмэйды и тогда, подобно трем светилам, взойдут на престол три правительницы. И вот тогда был бы объявлен набор на королевскую службу, привлекающий не только целителей, но и воителей с морскими магами.
Этим древним обычаям было много лет, но каждый раз задумываясь над их корнями Этна не могла перестать думать о том, как люди жили до того, как Смерть покинула Форланд. До того, как был разделен Форланд на четыре части. До того, как сестра Жизни перестала принимать людей с распростертыми ледяными объятиями.
Говорят, что раньше брат и сестра, Жизнь и Смерть, существовали на неразделенном континенте вместе, не нарушая естественный ход вещей и соблюдая четкое равновесие. Жизнь любил всех обитателей Форланда, но у Смерти в любимчиках был лишь морской народец. И не потому, что дева была высокомерна или ужасна. Просто это был единственный народ, которому Смерть не могла нечаянно своим прикосновением навредить и отнять жизнь. Но однажды морской народ решил поднять бунт, возмутившись тем, что править континентом могут лишь южане. Воители гор, которые должны были защитить своих королей приняли участие в восстании. Полегло много народу. Земли окрасились в алые цвета крови невинных. И тогда Смерть разозлилась на своих любимчиков. В качестве наказания не только им, но и другим народам, ушла в Мертвые земли, лишив людей возможности умирать естественным для них путем и разделив континент на отдельные части, чтобы не повадно было людям, и чтобы поняли они – главенство всегда будет за народом Юга.
Людям Форланда, осознавшим, какую беду они сотворили, не оставалось ничего, кроме как объединить силы и создать тех, кто будет переселять души из одного тела в другое, заменяя подобным образом Смерть. Так и появились Драмэйды, которые до сих пор помогали одним людям покидать этот мир, а другим приходить в него. Ведь те, кто не могли покинуть этот мир должным образом теряли свою человечность, представляя угрозу для остальных.
Собирая тонкие стебли мяты и укладывая ее в корзинку аккуратной кучкой, Этна думала о том, какой мотив был у ее родителей, раз они бросили ее в младенчестве. Как можно так поступить, когда новая жизнь была на вес золота? Пары, собирающиеся завести ребенка, искали стариков, чтобы договориться о переселении душ, а зачастую это было очень нелегко. Никто в здравом уме не будет рожать ребенка, а после отказываться от него. Никто, кроме родителей целительницы-сироты.
Набрав достаточное количество мяты, Этна встала с земли и направилась обратно в чащу леса. Три солнца зависли в зените, но при этом два из них всегда висели ниже одного, не образовывая четкой прямой яркой линии. В животе заурчало от голода. Пора было возвращаться в Дом Белой Волчицы.
Целители и шаманы имели различие не только в методах и областях лечения, но и в условиях проживания. Целители предпочитали жить в небольших деревянных одноэтажных строениях, почти что переходящих друг в друга, в то время как шаманы жили в шалашах в другой части леса, считая, что это больше объединяет их с природой леса и покровительницей Белой волчицей – девушкой, которая первая даровала людям свободу от боли, изучив искусство врачевания у волков. Матери леса, как еще иначе ее звали, возносили молитвы все северяне, благодаря ее за сохранность границ и прося о мудрости во время врачевания.
Миновав все знакомые кусты с пнями, Этна наконец оказалась дома. Небольшое поселение целителей представляло собой деревянные строения, возведенные в виде круга с центральной аркой, являющейся проходом. Вокруг них не было ни забора, ни иных препятствий, чтобы пройти. Правда, без посторонней помощи и при отсутствии знания леса так просто их жилища было не найти. Посередине между строениями была чистая полянка, где можно было отдохнуть или позаниматься на открытом воздухе. Позади домов располагался небольшой огород, где выращивались овощи и некоторые целебные травы. В основном северяне сами обеспечивали свое существование, занимаясь земледелием и различным рукоделием, вроде плетения корзин. Но за некоторыми вещами, вроде одежды или улучшенных материалов для лечения, им приходилось обращаться к народам других сторон, обменивая их на лекарственные растения.
Сейчас на поляне никого не было, поэтому Этна направилась в самое крайнее строение, где хранились запасы трав. Внутри было темно и прохладно – то, что нужно для хранения лекарственных запасов. Оставив дверь открытой, чтобы не тратить время на зажигание свечи, Этна уверенными и быстрыми движениями рассортировала каждый вид трав по своим местам, довольствуясь тем светом, что проникал в помещение извне. Она довольно часто бывала в кладовой, наводя здесь порядок и перебирая травы, поэтому ей не составило никакого труда быстро справиться с опустошением корзинки.
Забрав корзинку с собой, Этна вновь оказалась на улице. Всего пара шагов отделяла ее от того, чтобы зайти в Дом и передохнуть, но на поляне внезапно появился чужак. Он буквально ввалился через арку, окрашивая зелень под короткими кожаными сапогами со шнуровкой багровым золотом. Его пшеничные волосы были испачканы в крови, будто в брусничном соке, и прилипли к твердому подбородку, а дыхание с хрипом вырывалось из сильной груди, спрятанной за нагрудным облегченным доспехом. За спиной, обвивая сильные плечи, колыхался плащ с капюшоном стального цвета на простой застежке. Удобные узкие штаны были заправлены в обувь, а на бедрах весела перевязь с ножнами, откуда выглядывала рукоять меча. Этна замерла, пытаясь понять, как воитель гор (а это, вне всякого сомнения, был именно он) нашел дорогу к жилищу целителей. Выглядел юноша, пожалуй, как ее ровесник, даже с учетом небольшой щетины на мужественном лице, разве что ростом был выше ее на две, а то и три головы.
– Помоги, – страшно прохрипел он, опасно пошатнувшись, заставив целительницу вмиг отмереть, подскочить к воителю, закидывая его тяжелую руку на свое плечо и начиная почти что тащить его на себе в Дом Белой Волчицы.
Глава 2
Это была вполне обычная практика – принимать раненых восточных людей. Горные воители, постоянно практикующие свое священное искусство, не щадили друг друга на таких учения, а потом выходило то, что увидела Этна во дворе обитания целителей. Отсутствие Смерти не позволяло никому во всем Форланде покинуть этот мир естественным путем и только поэтому эти бедолаги с закаленными сердцами не умирали от своих ужасных ран и имели силы буквально доползти до целителей, чтобы получить помощь. Как сейчас, например.
Дом встретил Этну привычными звуками, разговорами и смехом. С кухни доносился манящий запах готовящегося обеда. Не обращая внимания на все, целительница остановилась на пороге, чем могла бы вызвать удивление у чужака, если бы тот был способен испытывать эмоции. Поддев носком сапог под пяткой, она легко стащила его, проделывая ту же махинацию и с другой ногой. Оставшись босой, заставила его прислониться к стене, садясь на корточки и начиная расшнуровывать чужую обувь, стягивая ее с ног, не без удивления замечая внутри подкладку из теплого меха, но быстро отмахиваясь от эмоций. Убрав обувь в небольшой напольный шкаф, где и без того стояли другие сапоги, целительница наконец встала на ноги.
Северяне в виду своей деятельности были очень чистоплотными людьми, поэтому не имели привычки ходить в обуви по дому, всегда оставляя ее на пороге. И этому негласному правилу должны были следовать и те, кто приходил к ним за помощью.
Вновь закинув могучую руку на свое маленькое плечо, Этна потащила воина в левое крыло, где обычно принимали раненых. Там было достаточно просторных комнат с кроватями и необходимыми травами, чтобы за ними не нужно было бежать в хранилище. Чужак не проронил ни слова с того самого момента, как увидел свою спасительницу и теперь в очень хриплом молчании телепался рядом с ней, ощущая мягкий холод под огрубевшими ступнями. Не такой, как в его стороне. Другой. Щадящий и добрый.
По пути им встретилась еще одна ученица целительницы. Незнакомка для воителя, но Августа для сироты. Она как раз возвращалась из левого крыла, видимо, занимаясь небольшой уборкой. В руках у девушки, похожей на молодую березу, был небольшой поднос, где лежали иссохшие травы. Распущенные каштановые волосы задевали сухие лепестки, собирая их на пряди, будто диковинные украшения. Изящная фигура была скрыта под коричнево-зеленой рубашкой на завязках и широкой юбкой на оттенок темнее, из-под которой виднелись голые ступни.
– Позови Калисто, прошу, – быстро проговорила Этна, натыкаясь на зеленый высокомерный взгляд, предназначающийся ей. После глаза цвета листвы переместились на незнакомца, с интересом рассматривая его, на ходу кивая и убегая за наставницей.
Оказавшись в маленькой комнате с таким же маленьким окошком, которое, впрочем, давало достаточно света и уюта, молодая целительница помогла воителю сесть на простой деревянной кровати, которая была аккуратно застелена постелью бледно-зеленых цветов. Тот, устроившись поудобней, снял перевязь с бедер, устраивая оружие под рукой. Подойдя к небольшому столу, находившемуся у стены, она налила воды из деревянного кувшина в тазик, стягивая легкие перчатки, и моя руки довольно быстро, но хорошо и лишь после этого возвращаясь к раненому.
– Где еще есть раны? – спросила она, раздвигая жесткие волосы в стороны, осматривая широкую, но не глубокую царапину на голове, только сейчас замечая, что часть волос чужака была заплетена в мелкие тугие косы, идущие по затылку и водопадом теряющиеся в распущенных, доходящих до подбородка волосах. Такую рану можно было нанести только чем-то очень острым. Неужели они не используют доспехи и шлемы, тренируясь друг с другом?
– В груди. Тоже царапина, – хрипнул горный воитель, не морщась, когда чужие руки касались раны. Ему будто не было больно. Будто ужасная боль не поглощала его тело, утягивая на дно спасительного забвения.
– Почему один? – в комнату, будто порыв летнего ветра, вошла невысокая женщина, чьи русые волосы были собраны в простую прическу на затылке, демонстрируя три родинки на щеке и два водоема глаз. На женщине было приталенное платье цвета малахита, по низу которого был нанесен красивый узор из вышивки. Ступни ее были такими же голыми, как и у всех присутствующих в комнате.
Незнакомец поднял на нее равнодушные очи. Целительница скрестила указательные и большие пальцы, сжимая остальные и прижимая такие ладони к груди, чуть склоняя голову, приветствуя таким образом и ученицу, и одинокого незнакомца. Этна, которая со стыдом поняла, что даже не поздоровалась с воителем, показала знак приветствия наставнице и юноше. Тот равнодушно взглянул на обеих, видимо, не посвященный в тонкости вежливости лесного народа.
Калисто подошла ближе к молодым людям, тоже осматривая рану, качая головой.
– Отправили одного. Я в порядке.
Она закатила глаза на это заявление, явно несогласная с тем, что можно быть в порядке в таком-то состоянии. Женщина отошла в сторону, не мешая Этне, но контролируя каждое из ее действий – на этапе ученичества она не могла сама лечить кого-либо без присмотра наставницы.
Это был не первый воитель за все время обучения Этны, поэтому ее действия были четкими – она знала, что, как и в какой последовательности следует делать.
Вооружившись нужными лекарствами, заранее приготовленными из трав, смочила чистую тряпку в небольшом тазе с водой, промывая некрасивую рану. Воин сидел спокойно и его лицо не выражало никаких эмоций. Вот к этому точно нельзя было привыкнуть даже за все время обучения. К этой ненормальной и дикой реакции на боль. Точнее, ее отсутствии. Дело в том, что горные люди, избравшие для себя путь воителя, проходили не только серьезную боевую подготовку. В конце их ждало испытание болью, во время которого кузнец наживую закалял сердце воителя, как закалял металл для оружия. Если ученик проходил испытание, то имел право называть себя воином и больше не испытывал никаких чувств, которые могли бы помешать ему в бою. До ухода Смерти те, кто не прошли испытания просто умирали, но теперь, потеряв свой человеческий облик из-за дикой боли Драмэйды вынуждены забирать их души, оставляя себе для того, чтобы отдать их новому поколению.
Именно это и было диким: знать, что сидящий перед Этной молодой человек прошел испытание болью, став безразмерно храбрым и бесчувственным и теперь он не испытывает ничего во время боя или лечения. Дико.
Руки целительницы уверенно обрабатывали чужую рану в тишине, которую изредка нарушало тяжелое дыхание воителя. Калисто молча наблюдала за процессом, не вмешиваясь, уверенная в своей ученице на все сто процентов, а раненому было просто нечего говорить. Горные люди никогда не отличались чрезмерной разговорчивостью.
– Покажи рану на груди, – спустя время попросила Этна, чуть отойдя от юноши, чтобы тот не зацепил ее своими могучими руками. Пробраться к ране казалось делом не простым из-за экипировки, но воителю, видимо, было в привычку и для него не составило никакого труда расстегнуть простую застежку на легкой накидке с капюшоном металлического цвета, снять облегченный вариант доспехов с груди и лишь после избавиться от самой простой белой рубахи. Вещи он самой “аккуратной” грудой оставил на кровати позади себя, не поморщившись, когда нужно было повернуться для этого. Наставница девушки во второй раз закатила глаза.
Если бы не "царапина", целительница бы с удовольствием позволила себе подольше рассмотреть прекрасное рельефное тело, отточенное жесткими и усердными тренировками. Лишь на долю секунду лисьи глаза задержались на длинном розовом шраме, буквально рассекающим грудную клетку. Шрам испытания болью. Она не стала ничего говорить про рану, отводя взгляд и от следа закаления сердца, просто принявшись за работу, промывая ее, действуя быстро и аккуратно.
– Царапина? Поразительно, как тебе легкое не проткнули. И с этим тебя отправили одного? Твой наставник идиот, – а вот Калисто молчать не стала, высказывая свое явное недовольство от увиденного. Видимо, все еще не могла поверить в то, что воителя отправили одного в такой дальний путь.
– Я в порядке, – будто машинально отозвался юноша, даже бровью не поведя на резкое высказывание старшей целительницы. Казалось, его вообще ничего не волновало и ничего не могло вывести на эмоции.
На эти слова старшая целительница лишь фыркнула, кажется, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза в третий раз. Можно было привыкнуть ко всему, но только не к полному бесчувствию восточного народа. И их безрассудности. Которую Калисто искренне считала тупостью. Впрочем, нельзя ее винить в этом.
Рана на груди была серьезней, чем на голове и из-за того, что была рядом с легким нуждалась не только в обработке, но и в том, чтобы ее зашили. Поэтому ученица целительницы на миг отошла к ящику комода, на котором стоял таз с водой, взяла аккуратную тонкую иглу, обработала ее в специальной жидкости из баночки, что стояла по соседству и лишь после ловко вдела черную нить в маленькое ушко, возвращаясь к гостю из гор. Прикусила язык, чтобы не сказать, что будет неприятно и только то, что она не обезболила участок кожи напомнило ей о том, что в предупреждении не было смысла. Развернув воителя корпусом в другую сторону, она присела на кровать, придвигаясь поближе и начиная зашивать кожу. Этот процесс всегда был болезненным и с обезболиванием, а без последнего… Но воителя этот момент ничуть не смущал и не волновал. Его грудь продолжала вздыматься и опадать в своем темпе и ни одна мышца не напряглась, когда тонкое острие проткнуло кожу, соединяя один участок с другим аккуратным стежком.
Закончив, юная целительница сделала маленький узелок, обрезая нить, что неестественно выделялась на естественном цвете кожи. Стоило Этне наложить целебную кашицу из перетертых трав на зашитую рану, накрывая ее тугим слоем повязки, как тяжелое дыхание воителя стало более размеренным и тихим. Сложно было сказать, ощутил ли он весомую разницу после полученной помощи, но теперь, по крайней мере, силы к нему будут возвращаться быстрее.
– Отличная работа, Этна. Приберись за собой и приходите есть. Не думаю, что он еще готов отправляться обратно, – раздав указание, Калисто покинула комнату, ничуть не смутившись того, что так грубо говорила о незнакомце в его присутствии. А вот Этну такие слова немного смутили.
Собрав ступку и прочие вещи, используемые для лечения, целительница отошла к столу с тазом, где принялась мыть испачканные предметы. Она не смотрела на воителя, только слышала его успокоившееся дыхание и думала о том, что это первый незнакомец, который не отшатнулся от нее, увидев шрамы. Было неясно, о чем думал незваный гость, который продолжал хранить излюбленное молчание, привычными движениями натягивая на сильное тело одежду.
– Как тебя зовут? – негромко поинтересовалась она, на миг повернувшись к юноше, прежде чем вернуться к мытью пестика. Целители, обычно, не спрашивали имен тех, кого лечили, но сейчас в комнате было слишком тихо и слишком неловко. Хотелось прервать эту тишину хотя бы таким банальным вопросом.
– Андерс, – отозвался тот, в этот момент взглянув на свою собеседницу, кажется, не слишком заинтересованный в беседе. По крайней мере, в ее имени так точно. Больше всего сейчас его интересовало надевание нагрудного доспеха. На втором месте по интересам были грязные волосы.
– Почему ты не обратился за помощью к вашему целителю? – закончив с посудой и оставив ее около таза, Этна повернулась лицом к собеседнику, вытерев руки о полотенце, которое лежало рядом с ее оставленными перчатками. Восток был второй стороной после Юга, где жили не только коренное население, но и другие люди, целители. А учитывая деятельность воителей помощь лесного народа там была очень кстати.
– Он занят постоянно. Мой наставник сказал, так будет быстрее, —глаза цвета миндаля задержались на чужом лице и на какое-то мгновение целительница подумала, что перед ней нормальный человек, способный испытывать чувства. Но спустя секунду он вернулся к надеванию плаща, разрушая это впечатление. – У тебя красивые шрамы.
Этна не знала, что поразило ее больше: внезапная разговорчивость Андерса или то, что ее уродство назвали красотой. Смутившись и не зная, что делать, она отвернулась, хватая мокрую посуду и начиная вытирать ее полотенцем, украдкой глядя на собственные обнаженные кисти, покрытые вереницей шрамов. Первый комплимент за всю ее жизнь. Неужели ему и правда нравятся эти следы?.. Или это пустые слова вместо благодарности?
– Спасибо, – спустя время произнесла молодая целительница, начиная убирать по местам чистые предметы, но при этом не смотря на воителя. Слишком нереальным казались его слова.
– Шрамы – это украшение самой Гёдземы, – вновь нарушил тишину воитель, произнеся имя своей покровительницы с трепетом и любовью. Кажется, только к той, что в древности своими руками закалила свое сердце металлом, воин мог испытывать хоть каплю забытой любви.
***
Обычно, целители редко кормили своих "гостей", но Андерс был одним из тех случаев, когда лесной народ так поступал. Возможно, виной тому то, что он с ужасными ранами один дошел до них от самых гор.
Прежде чем покинуть маленькую комнату, Андерс помыл свои волосы как мог и теперь те влажными прядями липли к очерченному подбородку. Про обувь он так и не задал ни единого вопроса, несмотря на то, что ему было непривычно чувствовать прохладные деревянные доски под ногами. Этна, в свою очередь, не попросила его оставить оружие в комнате, слишком заинтересованная им, украдкой бросая взгляд на простую, ничем не украшенную рукоять.
Всю недолгую дорогу до столовой Этна думала о том, что ее шрамы в чужих глазах являлись красотой. Нереально. Чарующе. Невозможно. Она сама никогда не считала себя красивой, иногда завидуя другим девушкам. Никто никогда не говорил ей о том, что ее глаза похожи на безлунную ночь, а кожа нежнее любого шелка. И вряд ли кто-то скажет ей об этом. Но целительница до сих пор чувствовала теплоту в своем сердце от слов воителя. И постаралась запомнить это чувство как можно лучше, чтобы, глядя на шрамы, вспоминать о нем. Разжигать этот маленький огонек и греться.
Столовая представляла собой небольшой зал с широкими окнами, сквозь которые пробивался теплый дневной свет. Легкий прозрачный тюль колыхался от слабых порывов ветра, проникавшего сквозь открытое окно. В воздухе витал аромат горячей еды, а сидящие за столами переговаривались, черпая ложками сытный обед. Стоило двум молодым людям появиться в проеме, как на один миг разговоры стихли и все взгляды устремились на них. Ученица целительницы показала всем приветственный знак, склонив голову, а ее спутник весьма неумело и с запозданием повторил приветствие. Он был бесчувственным человеком, но отнюдь не тупым, чтобы не догадаться, что это значит.
Все собравшиеся, будто по команде, показали такой же знак, пришедший из древних и забытых рун, обозначающий их покровительницу. Но уже спустя секунду все вернулись к своим тарелкам и разговорам, хотя дети, которые сидели за отдельным столом и которых еще не посвятили в ученики, с любопытством смотрели на чужака, изучая его.
Этна уверенным шагом направилась к столу, за которым обедали ученики. Августа переговаривалась с Амосом – темноволосым и серьезным юношей, не упуская лишней возможности подарить ему свой взгляд. Тот, к слову, не без удовольствия его ловил и именно в эти секунды неприветливые черты лица разглаживались, а в некрасиво-серых глазах мелькали огни. На против парочки сидели двое близнецов – девушка и парень. Их лица имели одинаково лукавое выражение, отражающееся не только в голубо-серых глазах, но и в форме полных губ. Волосы у сиблингов были темно-русые: у Валериана были короткими, непослушными прядями вихрясь на голове, а у Виолы достигали середины шеи, но не вихрились, лежа в прическе более аккуратно. У обоих близнецов были острые скулы и точеный подбородок, и когда те не улыбались, то выглядели довольно воинственно. Настолько, насколько вообще могут выглядеть люди, не державшие ни разу в руках оружия.
Все присутствующие в просторной столовой были одеты в свободную одежду всех оттенков леса. Этна и Андерс были единственными, кто немного выделялись из толпы – первая своим плащом, который в спешке забыла снять и перчатками, которые не снимала при других без необходимости; а второй тем, что его одежда в целом не была лесного оттенка, так картину еще и добавляло оружие на бедре, которое всех неизменно привлекало.
– Это Андерс. Это Августа, Амос, Валериан и Виола. Садись, – представив всех сидевших за столом воителю, целительница устроилась на лавке рядом с Августой. Все уже и без того знали, что в их Доме появился временный гость, поэтому ничуть не удивились его появлению. Ученики дружелюбно отреагировали на знакомство, а вот сам воин ограничился кивком, садясь рядом с Этной. Если ему и было неловко среди них, то он этого не показывал. Повторяя за молодой целительницей, Андерс придвинул к себе пустую миску, накладывая в нее густое овощное рагу, беря хлеб из небольшой корзинки и приступая к еде. Опять непривычно. Там, где бушует жестокий холод, растительной пищи не водилось, а посему пробовать здешнюю еду было крайне странно. Но вкусно.