Дмитрий Ольшанский
Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход
Мы распрощались здесь же, и я отправился через лагерь к своему отряду. По дороге мне повстречался Джакобо. Перед боем, как всегда, итальянец был весел и бодр – он сидел у костра, забавляя солдат рассказами о своих невероятных любовных похождениях с молодыми аристократками и замужними дамами Флоренции и Милана, о менее приятных встречах с их обманутыми мужьями, разгневанными отцами и братьями, а также с нанятыми этими господами головорезами. Каждый раз истории звучали иначе, поэтому они могли свидетельствовать не столько о находчивости новоявленного дона Хуана Тенорио, о котором до сих пор слагают столько легенд72, сколько об исключительной фантазии рассказчика.
Увидев меня, Джакобо махнул рукой, предлагая разделить трапезу из жарившегося на углях оленя, недавно пойманного в окрестных лесах. Отужинав таким образом и вдоволь посмеявшись над шутливыми историями итальянца, я вернулся в свою палатку, чтобы поскорее закончить записи в дневнике. Эта работа продолжалась до глубокой ночи, когда весь лагерь давно погрузился в сон. Тишину нарушал лишь отдаленный собачий лай и негромкие голоса сменявших друг друга часовых.
Я отложил перо и внимательно перечитал написанное. Видит Бог, я старался изложить на этих страницах все, что видел и слышал в нашем походе, и, если мне не суждено пережить завтрашний день, пусть хотя бы эти строки сохранят воспоминания о моей жизни, делах и мыслях.
Глава 26
Битва при Варне
10 ноября 1444 года
In rebus bellicis maxime dominatur Fortuna.
(В военных делах наибольшую силу имеет случайность)
Публий Корнелий Тацит
Тихий голос слуги разбудил султана Мурада задолго до восхода солнца. Падишах протер заспанные глаза и умыл лицо холодной водой – это придало ему бодрости. Всю ночь он провел в молитвах и смог уснуть лишь под самое утро, но даже этот короткий сон был тяжел и беспокоен. Несколько раз Мурад в ужасе просыпался – ему казалось, что венгерская конница перешла в атаку и вот-вот ворвется в лагерь. Он начинал прислушиваться к каждому звуку, но за пределами его шатра царила безмятежная ночная тишина, и султан, немного успокоившись, вновь пытался заснуть.
Облачившись в шелковый халат, Мурад опустился на ковер. Пришло время утренней молитвы. Он обратил свой взор к Мекке, воздел руки к небу и стал повторять:
О Аллах! Ты – падишах всех падишахов на этой земле!
Ты – создатель всего сущего.
Ты – лекарство от страданий для всех несчастных и обездоленных.
Ты – защитник слабых и угнетенных,
Перед тобой склоняюсь я, ничтожнейший из людей,
И уповаю на твою милость.
О Аллах! Враги ислама пришли на мою землю,
Они – проповедники ложной веры, хотят уничтожить Коран, разрушить мечети, а твоих верных сынов сделать своими рабами.
О Аллах! Дай мне сил остановить их!
Не оставляй меня в этот решающий час священной войны!
Вложи в мои руки карающий меч твоего правосудия!
Султан молился, припадая лицом к земле и вознося ладони к голове. Затем, плотно позавтракав, он вызвал к себе великого визиря. Халиль, уже облаченный в облегающую байдану73, прибыл незамедлительно и коротко доложил о состоянии дел в лагере. По уставшему лицу главного сановника султан понял, что бессонная ночь мучила не только его одного.
– В чем дело, Халиль? – спросил Мурад, отсылая слугу прочь. – Выглядишь ты неважно.
– Простите, повелитель, – с поклоном ответил визирь. – Ночью я осматривал позиции наших войск и сделал вывод, что центр следует укрепить, перебросив туда часть сил с флангов.
Султан поднял брови.
– Зачем мне делать это? Я хочу, чтобы в бою было задействовано максимальное число войск. Нечего солдатам стоять без дела у моего шатра!
– Но если неверные предпримут атаку, ваша жизнь окажется под угрозой!
– Не беспокойся об этом, – вскинул руки султан. – У меня в резерве почти десять тысяч янычар. Уверен, они в состоянии защитить своего повелителя.
– Как скажете, государь. – Халиль не стал продолжать спор, а лишь почтительно склонил голову.
– Хорошо, – кивнул Мурад. – Теперь займемся более важными делами. Через полчаса собери всех командиров возле шатра. Я отдам последние распоряжения.
В назначенное время военачальники предстали передсултаном. Владыка османов был одет в стальной пластинчатый панцирь поверх кольчужной рубахи, а голову его венчал высокий тюрбанный шлем, украшенный крупным кроваво-красным рубином и плюмажем из трех павлиньих перьев. У пояса висел длинный изогнутый клинок в золотых ножнах, украшенных драгоценными камнями.
Султан вышел навстречу собравшимся командирам и оглядел их своим задумчивым взглядом:
– Слушайте меня, достопочтенные паши и беи! – обратился он к полководцам. – Наступает решающий час, когда вы должны продемонстрировать свое мужество и доблесть. В этот день не только я, но и сам Всевышний будет наблюдать за вами! Если вы покажете себя достойными защитниками ислама, то будете вознаграждены и на земле, и на небесах. Но если кто-нибудь из вас решит спасти свою жизнь ценой бесчестья и позора, опустит свой меч и склонит голову перед неприятелем, тот пусть навеки забудет дорогу обратно в пределы моей империи! Предательства я не потерплю ни от одного из вас!
Командиры не смели произнести ни звука, лишь нахмурив брови, качали головами. Тогда Мурад благосклонно обвел взглядом своих офицеров и добавил уже мягче:
– Я не требую от вас невозможного, мне нужны лишь ваши преданность и отвага. Обещаю, что за них вы получите щедрые награды. Тот, кто принесет мне голову проклятого Яноша Хуньяди или приведет его на цепи, словно дикую собаку, получит от меня все, что только пожелает! Я не пожалею ни почестей, ни золота для героев сегодняшней битвы! Поэтому сражайтесь достойно, и да поможет вам Аллах!
Все еще раз вознесли хвалу падишаху и, покинув шатер, поспешили занять свои позиции. На противоположном конце поля крестоносцы тоже готовились к бою, выстраиваясь тесными рядами вдоль склона по всем правилам военного искусства, почерпнутым еще из трудов древнеримских стратегов: Вегеция, Секста, Арриана и других. Слабые лучи солнца отражались на рыцарских доспехах и щитах, а налетевший ветер развевал немногочисленные, но разномастные знамена и хоругви христиан.
Султан сел на своего могучего, широкогрудого жеребца и поскакал к янычарам, чьи многочисленные полки незыблемым строем огибали холм перед его шатром. К ним он обратился с такими словами:
– Вы, мои товарищи по многочисленным битвам! Каждый из вас с честью сражался под священными знаменами моих предков и обагрял свои мечи кровью врага. Теперь вам вновь придется встать плечом к плечу на защиту своей веры и своего государя!
Мурад развернул коня и поскакал вдоль стройных рядов янычарского корпуса.
– Я буду сражаться рядом с вами в этой священной войне! Помните, тот, кто поразит неверного, станет святым воином Аллаха, тот же, кто сложит свою голову в битве, вознесется на небеса, где будет вкушать все прелести рая! На земле или на небесах, Всевышний вознаградит вас за ваше рвение!
Янычары ответили султану шумным хором голосов и бряцанием клинков о щиты:
– Не сомневайся, падишах! Мы твои рабы и с радостью отдадим свои жизни ради тебя!
Такой ответ несколько приободрил султана. Он вернулся на холм, где располагалась его ставка и откуда открывалась великолепная панорама на место предстоящей битвы. Мурад слез с коня и хмуро покосился на небо – свинцово-серые тучи наползали со всех сторон, скрывая слабые лучи осеннего солнца. В отдалении послышались раскаты грома.
«Кажется, надвигается буря», – подумал султан, усаживаясь под навес. Он внимательно следил за приготовлениями во вражеском лагере и ждал известий от своих командиров. Вскоре один из гонцов взобрался на холм и отрывисто произнес:
– Повелитель, войска построены и ждут лишь вашего приказа!
Мурад прошептал молитву, провел ладонями по лицу и бороде, а затем отдал короткий приказ. Через несколько минут левое крыло османского войска под руководством анатолийского бейлербея Караджи-паши перешло в наступление.
Начало битве было положено.
* * *
10 ноября 1444 года (продолжение записей из дневника)
Войска христиан спешно строились в боевые порядки. Звуки труб и барабанов смешивались с криками командиров, ржанием лошадей и грохотом повозок с пушками. В лагере турок царила точно такая же суета, лишь красно-белые ряды янычар стояли неподвижно подле шатра своего повелителя.
Остальная армия агарян растянулась на несколько миль, охватывая собой всю долину. Днем эта сила казалась еще более грозной, нежели ночью. Похоже, воевода был прав, и под утро Мурад получил свежие подкрепления. Впрочем, свежими их назвать было крайне сложно, поскольку за время долгого ночного перехода они наверняка истощили свои силы, что несомненно скажется на эффективности этих отрядов в бою.
Учитывая значительный перевес врага в живой силе, Хуньяди постарался наилучшим образом использовать холмистый рельеф окружающей местности. Он знал, что турки ударят первыми, и готовился к продолжительной обороне своих позиций.
На правом крыле своего войска Хуньяди расположил немецких и хорватских наемников, а также папских рыцарей во главе с Джулиано Чезарини. Не слишком доверяя кардиналу, воевода приставил к нему епископа Яна Доминека с отрядом сербских добровольцев.
Валашская кавалерия находилась правее центра, позади основной линии. Эти силы воевода приберег для решающего удара. Командовал этим корпусом сын Влада Дракула Мирча.
На левом фланге закрепились войска из Трансильвании под командованием шурина Хуньяди Михая Силади. Здесь же находились венгерские баны со своими дружинами, а также болгары под командованием своего храброго вождя Фружина. В этом же месте должен был располагаться и отряд Матфея Асеня.
Перед самым сражением мне удалось встретиться с ним и перекинуться парой фраз. Он жаждал битвы, как никто другой, и в его зеленовато-карих глазах я увидел себя много лет назад, когда мне пришлось покинуть родной дом.
– Постарайся выжить, Константин, – сказал он мне напоследок. В ответ я лишь улыбнулся, и мы заключили друг друга в крепкие объятия. После этого Матфей вскочил на коня и, махнув рукой, ускакал прочь. За недолгое время нашего знакомства я успел привязаться к этому горячему, но вместе с тем рассудительному юноше, который как никто другой верил в свое предназначение. После того памятного разговора мы еще не раз беседовали о нашем прошлом, о том, что ждет нас после окончания войны. Мне так и не удалось узнать, кому он служит, однако то, что мы расстаемся друзьями, – уж это я знал наверняка. Пусть же Господь будет сегодня к нему благосклонен!
В центре христианского войска располагалась ставка самого Владислава. Король в начищенных до блеска эмалевых доспехах и белом плаще с алым крестом стоял подле своего шатра. Около него толпились польские и венгерские рыцари – личная охрана повелителя. Неподалеку находился и Влад Дракул с резервным отрядом в тысячу человек.
Моя сотня легковооруженных всадников расположилась на опушке леса, справа от королевского шатра. Чуть левее находился вагенбург74, который охранял небольшой сборный отряд добровольцев из чешских и славянских земель.
Когда войска заняли свои позиции, Янош Хуньяди подъехал к Владиславу и что-то шепнул ему на ухо. Тот коротко кивнул, оседлал коня и вместе с воеводой спустился с холма. Выехав на поляну перед строем, король обнажил свой меч и воскликнул:
– Мои славные воины! Вместе с вами я прошел долгий путь и одержал множество побед! Я нисколько не сомневаюсь, что вы способны переломить хребет любому противнику!
Войска встретили слова любимого всеми польского короля тепло, и по рядам прокатился торжественный клич:
– Да здравствует Его Величество Владислав! Да здравствует наш король!
Владислав, улыбнувшись, покосился на воеводу, но тот сохранял невозмутимое спокойствие.
– Пусть сегодня наш противник силен как никогда, – воодушевленно продолжал король. – Пусть его доспехи крепки, а клинки остры! Но зато с нами Господь, который не оставит нас в сей грозный час!..
Владислав не успел договорить. Его речь прервал протяжный звук медных труб и бой барабанов – османы пошли в атаку.
– Вперед, мои храбрые воины! – крикнул Владислав, не обращая внимания на первые выстрелы, ознаменовавшие начало сражения. – За веру! За Господа! За славу!
Король пронесся на своем белоснежном коне мимо ликующего войска – его слова зажгли огонь в сердцах солдат и наполнили их души отвагой. Теперь пришло время действовать воеводе. В отличие от Владислава он не говорил громких слов и не обещал ни славы, ни легкой победы. Хуньяди лишь отдавал приказы. Короткие, но четкие, которые исполнились незамедлительно, ибо от этого сейчас зависел исход всего сражения.
* * *
Страшный гром разнесся по всему полю, и в ту же секунду зарядил сильный дождь. Турки уже преодолели половину расстояния, отделявшего их от крестоносцев. Под устрашающий гул литавр они медленно наступали по всему фронту, растягивая свои фланги, стараясь взять христиан в кольцо и тогда обрушиться на них всей своей мощью. Крестоносцы стояли неподвижно, подобно скале, и почти бесстрастно наблюдали за неотвратимым приближением османов. Только холодные капли дождя стучали по их щитам и доспехам, струились по сосредоточенным и напряженным лицам.
Но вот агаряне подошли на расстояние полета стрелы и, словно преодолев какую-то незримую черту, все как один взмахнули мечами, копьями, булавами и ринулись в атаку, славя имя своего Бога.
Прошло совсем немного времени, и османы стали подниматься на холм, где их уже поджидали христиане.
Первая волна атакующих состояла из азапов – иррегулярной легковооруженной пехоты. Они не строились в боевые порядки, а налетали скопом, подбадривая друг друга яростным боевым кличем. В этом беспорядочном наступлении правый фланг османского войска вырвался вперед и, первым преодолев крутой подъем, бросился на крестоносцев. В ту же секунду христиане накрыли магометан смертоносным огнем из ружей и бомбард. Две первые линии атакующих были перебиты поголовно, а те, кто следовал за ними – рассеяны по полю. Турки, наступавшие на других участках, также были встречены густым огнем артиллерии и залпами аркебузиров.
Ошеломленные внезапной контратакой христиан, погибающие в огромном числе турецкие пехотинцы замедлили свое продвижение, что приводило к новым жертвам. Некоторые, побросав оружие на землю, спасались бегством.
Азапы, приняв на себя основной удар христианских орудий, были уничтожена полностью, однако, по их трупам уже ступали регулярные части турецкого войска. Они легко преодолели оставшуюся полоску земли и с дикими криками обрушились на позиции крестоносцев. Завязался рукопашный бой. Поначалу христианам удавалось сдерживать натиск врага, но турки атаковали со всевозрастающей силой и вскоре начали одолевать.
Основной удар пришелся на фланги – левый, где командовал Михай Силади, и правый, где распоряжался Джулиано Чезарини…
* * *
Хитрый замысел Чезарини
Кардинал и папский легат Джулиано Чезарини был человеком прагматичным и для достижения своей цели не стеснялся в средствах. Благодаря своему уму, религиозному рвению, а также хитрости и интригам, он сумел быстро подняться на вершину церковной иерархии, получив тем самым огромную власть и расположение понтифика. Впрочем, этот взлет лишь укрепил Чезарини во мнении, что он избран Богом для особой миссии, которую под силу совершить лишь ему – верному и деятельному служителю церкви.
В конце концов, именно он сделал все, чтобы этот поход состоялся, и во многом благодаря его стараниям до этой поры крестоносцам сопутствовала удача. Владислав и Янош Хуньяди – всего лишь инструменты в его большой игре, и далеко не от них зависит будущее христианского мира на Балканах…
Чезарини подозвал к себе адъютанта.
– Собирай всех рыцарей. Когда турки прорвут первую линию, мы контратакуем, – сказал кардинал.
– Но Янош Хуньяди приказал оставить эти силы в резерве, – попытался возразить офицер.
– Мне все равно, что говорит этот венгр! – нетерпеливо воскликнул Чезарини. – Здесь командует не он. Выполняй приказ!
Адъютант растерянно кивнул и, пришпорив коня, скрылся за пеленой дождя.
«Посмотрим, что ты скажешь, Хуньяди, когда я, расправившись с турками, буду спасать твои войска», – улыбка промелькнула на лице Чезарини. Он был уверен, что его расчеты, как всегда, окажутся верны. Иначе и быть не могло.
Тем временем передовые османские отряды, оттеснив немецких рыцарей, сумели закрепиться на холме. Их зеленое знамя взвилось к небесам, и они продолжили наступление, разя спасающихся бегством крестоносцев. Правый фланг христиан должен был вот-вот рухнуть, но Чезарини, собрав вокруг себя три тысячи рыцарей, присланных понтификом из Рима, набросился на османов и с легкостью разметал их ряды. Турки пытались дать отпор, но закованная в сталь конница христиан безжалостно поражала метавшихся по полю магометан. Очень скоро османское знамя было сорвано, и кардинал повел весь свой отряд в атаку навстречу наступающим полкам Караджи-паши…
* * *
– Что делает этот безумец?! – гневно вскричал Янош Хуньяди, не желая доверять собственным глазам. – Я же запретил кому бы то ни было покидать свои позиции без моего приказа!
– Похоже, Его Святейшество увлекся боем, – спокойно заметил Влад Дракул.
– Да их же всех передавят, как цыплят! – Хуньяди натянул узду, сдерживая горячий норов своего коня. – И зачем я только доверился этому узколобому болвану! Теперь туркам ничего не стоит опрокинуть наш правый фланг! Нужно срочно отправить туда людей. Но кого?!
– Пять тысяч валахов во главе с моим сыном ждут твоего приказа, – напомнил Дракул.
Хуньяди поджал губы, раздумывая над словами князя.
– Пожалуй, ты прав! – согласился он. – Посылай за Мирчей!
* * *
Караджа-паша был вполне доволен собой – христиане клюнули на его уловку и покинули свои позиции. Теперь уничтожить их не составит труда. По его знаку сипахи ринулись вперед и, обогнув небольшое взгорье, выскочили прямо во фланг наступающей христианской кавалерии. Западные рыцари слишком поздно осознали грозящую им опасность. На полном скаку развернув своих коней, они попытались встретить неприятеля грудью, но этот маневр потерпел неудачу – лошади, не выдержав тяжести доспехов, поскальзывались на размокшей земле и падали в грязь, ломая шеи себе и своим наездникам. Оставшиеся в седлах крестоносцы оказались слишком неповоротливы, чтобы принять бой с неожиданно налетевшими на них сипахами.
Турецкие стрелы градом сыпались на головы западных рыцарей, причиняя тем неимоверный ущерб. Бой, или, точнее сказать, избиение длилось недолго, и когда к османам подтянулись свежие подкрепления, христиане дрогнули и пустили своих коней обратно, помышляя лишь о том, чтобы любой ценой сохранить себе жизнь.
Турки следовали за ними по пятам. Караджа-паша разделил своих всадников на две колонны: одна бросилась вслед за убегающими христианами, другую он лично повел на оставшиеся без защиты позиции крестоносцев.
* * *
Чезарини, показывая весьма неожиданную для своего возраста и сана прыть, изо всех сил гнал коня вперед. Каким-то чудом ему удалось выжить в той ужасной бойне, которую устроили внезапно налетевшие на его отряд турки. Теперь эти поганые нечестивцы с дикими криками гонятся за ним! Ну ничего, Господь не допустит, чтобы его верный слуга попал в руки к этим дикарям! Пусть сегодня удача и отвернулась от него, но война еще не проиграна, и он обязательно вернется. Лишь бы скрыться от погони…
Конь кардинала хрипел, но не сбавлял хода. Из-под копыт летели комья грязи, а холодный дождь бил в лицо, однако Чезарини упрямо вглядывался вперед, изо всех сил стараясь разглядеть дорогу и не угодить в жуткие болота, которые терялись в густом, непроглядном тумане. А ликующие голоса преследователей все приближались.
Наконец вдалеке показались черные укрепления Варны, и кардинал снова обрел надежду. Вот где он найдет спасение, лишь бы успеть до того, как…
Но в чем же дело? Туман рассеялся, но вместо ожидаемого спасительного моста через ров он обнаружил наглухо закрытые ворота!
– Проклятые предатели! – воскликнул кардинал, грозя кулаком собравшимся на стенах горожанам. – Вас всех постигнет Божья кара!
Однако никто ему не ответил.
«Их следовало предать мечу точно так же, как и жителей других непокорных городов!» – скрежетнул зубами Чезарини, оборачиваясь на стук копыт за своей спиной.
Турки были уже совсем близко. Несколько сипахов разматывали арканы, чтобы стаскивать отступавших крестоносцев с лошадей. Участь христианского священника в плену у магометан вряд ли будет сладка, поэтому кардинал, припав к конской гриве, стал озираться по сторонам в поисках спасения.
Впереди начинался Варненский залив, а за ним возвышалась еще одна крепость, занятая крестоносцами, Галата. Возможно, получится укрыться там, но сначала нужно преодолеть труднопроходимую болотистую местность, раскинувшуюся на много лиг окрест.
Позади раздались крики – это турки налетели на отставших рыцарей, и сейчас там происходила отчаянная схватка. Чезарини вновь погнал своего коня вперед. Агаряне не полезут за ним в болота, а значит, там он точно будет в безопасности…
* * *
Правый фланг христианского войска трещал по швам. Немногочисленные папские рыцари, выжившие в бою с сипахами, еще пытались оказывать сопротивление, но вскоре, не выдержав напора османской конницы, вновь стали беспорядочно отступать. Лишь несколько отрядов сербских добровольцев под командованием Яна Доминека продолжали стойко обороняться от напиравших на них со всех сторон турок.
Османский полководец Караджа-паша лично принимал участие в сражении, возглавляя атаку за атакой на ослабленные позиции крестоносцев. Успех был уже близок – от пятитысячной группировки христиан на правом фланге осталось лишь несколько сотен израненных рыцарей, которые едва могли стоять на ногах от усталости. Еще один последний натиск, и оборона европейцев рассыплется, как и все их надежды добраться до столицы Османского государства!
Но вдруг среди грохота битвы послышался раскатистый звук боевого рога – с холма к месту сражения спешили всадники в причудливой одежде с саблями и кончарами75 в руках. Некоторые были вооружены композитными луками, а также короткими метательными копьями. Они не были похожи на привычных противников османов – закованных в сталь с головы до пят западных рыцарей, а скорее смахивали на сипахов: атаки их были столь же стремительны, сколь и смертоносны. Битва разгорелась с прежней жестокостью, и так как силы противников теперь были равны, никто не мог предсказать, каким будет ее исход.
Караджа-паша бесстрашно рубил врагов своим изогнутым клинком, стараясь добраться до молодого рыцаря в серебряной кирасе, который столь же мужественно набрасывался на турецких сипахов, поражая одного за другим.
Османский полководец был совсем рядом и успел разглядеть черного орла на груди юноши, когда еще с десяток боевых горнов прозвучали вдали.
Турки оторопели – сразу с трех сторон на них неслись всадники с темно-синими знаменами. Один из них, выкрикивая что-то на своем варварском языке, кинулся на Караджу, и лишь Аллах уберег османского полководца от верной гибели. Остальным туркам повезло куда меньше…
* * *
Мирча идет в атаку
Мирча летел вперед на своем пегом рысаке. Сабля его то и дело взмывала вверх, для того чтобы, очертив дугу, обрушиться на голову врага. На своем пути Мирча не щадил никого – он желал расквитаться с османами за гибель своих товарищей, за родных братьев, которые ныне томились в султанском плену, за страну, которая десятилетиями изнывала под гнетом иноземных хозяев.
Яростная атака валахов произвела на турок ужасающее впечатление. При виде бесстрашного княжича и его закованных в сталь телохранителей магометане бросались врассыпную, но тут же падали, пронзенные стрелой или копьем. Вскоре турки стали отступать, но о победе христиан говорить было еще рано – в бой вступали сипахи – хорошо обученные османские всадники, костяк армии султана. Размахивая булавами и стреляя из луков, они сумели сдержать натиск валашкой конницы.
Воины сшибались и падали, продолжая схватку по колено в грязи, среди трупов людей и лошадей, захлебываясь от потоков дождя, что обрушивался с небес, словно в дни Великого потопа. Боевое безумие достигло апогея. Крики боли погибающих, ржание обезумевших лошадей и лязг железа соединились в единый звук. Звук смерти.
Многие, получив смертельные раны, выкрикивали проклятья и бросались на врага, другие рубили всех без разбору, а третьи, потеряв остатки мужества, напрасно молили о пощаде.
На холме показался могучий черный жеребец, из ноздрей его шел пар, а глаза налились кровью. Всадник внушал не меньше ужаса. Шлем этого воина был сделан в форме драконьей головы, и точно такой же символ был изображен на его черно-алых доспехах. Эти отличительные знаки были прерогативой рыцарей тайного христианского Ордена Дракона, и все знали, что в войске Владислава есть лишь один человек, имеющий право облачаться в подобные доспехи. Им был валашский господарь Влад Дракул76, который, опасаясь за жизнь своего сына, решил вмешаться в ход битвы.
– Отец! – Мирча радостно вскинул окровавленный клинок, приветствуя князя. – Решил разделить со мной лавры победителя турок?
Дракул не обратил никакого внимания на горделивые слова княжича и, лишь кивнув скакавшим рядом с ним гайдукам, помчался вперед, со всего размаху врезавшись в сипахов и смешав их строй. Этот удар окончательно подорвал решимость османов продолжать сражение, и они обратились в беспорядочное бегство, подобное тому, какое совсем недавно продемонстрировали солдаты Чезарини.
«Не уйдете!» – решил про себя Мирча. Скомандовав общий сбор, он первым бросился догонять отступающего врага, уводя за собой весь свой отряд. Турки уже не сопротивлялись, а лишь пытались спасти свои жизни, но христиане не брали пленных и не щадили никого, поэтому в скором времени вся дорога была усеяна трупами врагов, пораженных меткими ударами валашских копий и стрел.
Княжич, поддавшись азарту боя, мчался вперед, не замечая ничего вокруг себя. Его волосы выбились из-под шлема, налипли на лицо, а глаза засверкали фанатичным огнем. Словно охотник, преследующий свою добычу, Мирча перестал замечать происходящее вокруг себя.
– Мирча, стой! Поворачивай обратно! – кричал ему вслед Влад Дракул, но напрасно – княжич уже не слышал ни голоса отца, ни звука горна, призывающего его вернуться.
Лишь достигнув укреплений турецкого лагеря, юноша понял, что слишком увлекся погоней. Он развернул коня, пытаясь остановить преследование и вернуть свои войска в бой, но валахи уже преодолевали насыпь и врывались в никем не охраняемые османские шатры, убивая всех, кто попадался под руку.
В тщетной попытке остановить погромы, Мирча метался по лагерю на своем скакуне, напоминая воинам об их долге и умоляя прекратить грабежи, но никто не откликнулся на его призыв. Тогда княжич схватил свое знамя и, пришпорив коня, в одиночку помчался в самую гущу сражения.
* * *
Последний бой Караджи-паши
Бейлербей Анатолии Караджа-паша видел, что его положение становится безнадежным. Яростная атака валахов резко изменила расстановку сил, и теперь христиане повсюду одерживают верх, в то время как большая часть его собственного войска оказалась перебита или обратилась в беспорядочное бегство.
Однако сам Караджа-паша никуда бежать не собирался. Он знал, что взор повелителя устремлен сейчас в его сторону, и не желал покрыть позором свое имя. В его голове уже созрел план отчаянного маневра, который должен был спасти бедственное положение османской армии. Собрав вокруг себя командиров, полководец спешно раздавал приказы. Офицеры молча выслушивали их, кивали головами и тут же исчезали в гуще сражения. Вскоре вокруг Караджи-паши собралось около пятнадцати сотен хорошо вооруженных всадников – это были жалкие остатки его прежней многотысячной армии, но даже в таком количестве они представляли собой грозную силу.
– Слушайте! – крикнул Караджа, обращаясь к своим воинам. – Многие из тех, кто отправился со мной в этот поход и клялся мне в верности до самой смерти, подло предали меня и бежали, едва завидев пики христиан. Они не только втоптали в грязь свое имя, но и опозорили вас, тех, кто готов отдать свои жизни во славу султана и всей Османской империи! Но Аллах все видит, и суд его всегда справедлив. Одним он дарует вечное блаженство, другим – адские муки. Вы уже заслужили место в райских садах, так чего же вам бояться! Если смерть настигнет вас теперь, вы мигом окажетесь перед его светлыми очами и все ваши страдания и боль уйдут навсегда!
Солдаты отозвались единогласным боевым кличем. Тогда Караджа стеганул своего коня и, высоко подняв изогнутый клинок, ринулся в атаку. За ним устремились сипахи, силяхдары и все, кто еще мог держать в руках копье или меч.
Внезапная контратака турок остановила наступление христиан и смешала их ряды. Даже валахи оказались не готовы к такому повороту событий, и, несмотря на все попытки их вождя в драконьих доспехах удержать строй, они поспешили отступить.
Конница Караджи-паши, не замедляя хода, устремлялась все дальше. Словно раскаленный нож сквозь масло, турки прорезали одну линию обороны за другой и очень скоро вышли в тыл армии христиан.
«Все, теперь пути назад уже нет, – подумал полководец, устремляя свой соколиный взор на холм, где располагалась ставка христианского предводителя. – Вон там уже виднеется шатер короля Владислава, и если мне повезет, то очень скоро я брошу его голову к ногам повелителя».
* * *
Владислав восседал верхом на коне и нетерпеливо следил за ходом сражения. Он был готов в любой момент броситься в бой, но осторожный Янош Хуньяди не оставлял короля без присмотра и старался все время находиться поблизости.
– Посмотри туда, – обратился король к воеводе, указывая на правый фланг своего войска. – Похоже, турки решили перейти в наступление.
– Это не наступление, государь, – спокойно возразил воевода. – Это лишь отчаянная попытка османов спасти положение.
Владислав приподнялся на стременах и какое-то время оставался неподвижен, его взгляд был прикован к турецкому отряду, который с каждой минутой становился все ближе.
– Янош! Они же скачут сюда! – наконец воскликнул Владислав, и в голосе его послышались нотки волнения и радости. – Полагаю, что теперь нам не избежать сражения!
Воевода молча подъехал к королю и тоже посмотрел вдаль.
– Не беспокойтесь, я это предусмотрел, – сказал Хуньяди и кивнул головой стоявшему рядом венгру. Тот вскочил на коня и через несколько секунд уже скрылся за холмом.
